CC BY
1418с® ФИЛОСОФСКИЙ ДИСКУРС ^D
DOI: 10.24412/2076-1503-2022-3-311-325 ЖУКОВ Вячеслав Николаевич,
NIION: 2018-0076-3/22-561 доктор юридических наук,
MOSURED: 77/27-023-2022-3-760 доктор философских наук, профессор,
профессор кафедры теории государства и прав а и политологии Юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, главный научный сотрудник Института государства и права РАН,
эксперт РАН, e-mail: [email protected]
К.Г. ЮНГ: КОЛЛЕКТИВНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ, АРХЕТИПЫ,
КУЛЬТУРА
Аннотация. В статье рассматривается концепция К.Г. Юнга о коллективном бессознательном, показаны его взгляды на культуру. Основная мысль Юнга состоит в том, что каждый этнос, народ, нация имеют свое коллективное бессознательное, определяющее все их социальное бытие, включая власть, государство, политику и право. Проблему Юнг видит в том, что современные цивилизованные народы, оторвавшись от своего бессознательного и заменив его тотальным рационализмом, утратили контроль над архетипами, над их разрушительной силой. Революции, тоталитарные режимы и войны XX в., по Юнгу, показали всю пагубность забвения своих психологических корней. Задача перед западной цивилизацией, утверждает он, состоит в том, чтобы восстановить связь со своим коллективным бессознательным, научиться его контролировать и на этой основе попытаться избежать новых социальных катаклизмов.
Ключевые слова: Юнг, психоанализ, аналитическая психология, коллективное бессознательное, архетипы, культура, искусство, религия, государство, политика, право.
ZHUKOV Vyacheslav Nikolaevich,
Doctor of Law, Doctor of philosophical Sciences, Professor, Professor of the Department of Theory of State and Law and Political Science of the law faculty at Lomonosov Moscow state University, Chief Researcher of the Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences,
RAS expert
K.G. JUNG: THE COLLECTIVE UNCONSCIOUS, ARCHETYPES,
CULTURE
Annotation. The article examines C.G. Jung's concept of the collective unconscious, shows his views on culture. Jung's main idea is that every ethnic group, people, nation has its own collective unconscious that defines their entire social existence, including power, state, politics and law. Jung sees the problem in the fact that modern civilized peoples, having broken away from their unconscious and replaced it with total rationalism, have lost control over archetypes, over their destructive power. Revolutions, totalitarian regimes and wars of the XX century, according to Jung, showed all the perniciousness of forgetting their psychological roots. The task facing Western civilization, he argues, is to reconnect with its collective unconscious, learn to control it and on this basis try to avoid new social cataclysms.
Key words: Jung, psychoanalysis, analytical psychology, collective unconscious, archetypes, culture, art, religion, state, politics, law.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
В среде психологов и философов Карл Густав Юнг считается выдающейся фигурой, основателем самостоятельного направления - аналитической психологии, что в целом не вызывает возражений. Вместе с тем, следует помнить, что именно встреча с Фрейдом, с его учением о бессознательном круто повернула исследовательские интересы Юнга. Еще учась в университете на врача, он интенсивно изучал философию, религию, мифологию, не очень представляя, как это можно соединить с его занятиями в области медицины. И только психоанализ Фрейда открыл Юнгу широчайшую перспективу его будущих исследований, которые и привели к созданию самостоятельного направления. Работая в области психиатрии, изучая клинические проявления своих пациентов, он обнаружил сходство их сновидений и галлюцинаций с сюжетами и символами, распространенными в культуре (мифологии, религии, магии, алхимии, традициях, обычаях, культах) различных народов и исторических эпох. Через несколько лет после начала работы с Фрейдом Юнг почти полностью отказывается от краеугольного камня психоанализа - учения о сексуальной природе человека (Эдипов комплекс, комплекс кастрации, механизмы вытеснения и сублимации), что послужило разрывом в их отношениях. Поскольку Юнг продолжал использовать термин «психоанализ» применительно уже к своей концепции, Фрейд через суд обязал его отказаться от этого термина; в итоге, появилась новая категория - «аналитическая психология». Несмотря на отказ от пансексу-ализма Фрейда, Юнга продолжало связывать с психоанализом главное - учение о бессознательном. Притом, что Юнг - основатель собственного направления, последнее - лишь разновидность психоанализа, открытого Фрейдом. Сравнение их концепций оказывается не в пользу Юнга. Во-первых, Фрейд вспахивает целину, он - первый в деле постижения бессознательного, Юнг идет во многом уже проторенным путем. Во-вторых, концепция Фрейда доводит до логического конца исходные идеи, она точна, весьма определенна, конкретна, детально и системно разработана. Концепция Юнга по всем этим параметрам проигрывает: она расплывчата, многозначна, без точных и категоричных выводов, бессистемна, создает впечатление, что ее автор не вполне уверен в своей правоте. В философии культуры Фрейда есть хребет: гипотеза о первобытной орде, обеспечивающей теоретическое единство филогенеза и онтогенеза. Юнг, доказывая свою теорию бессознательного, также пытается отталкиваться от единства филогенеза и онтогенеза, но никакой внятной, подтверждающей это единство гипотезы, не предлагает.
Коллективное бессознательное. Юнг
очень неопределенен в своих рассуждениях о бессознательном. У Фрейда, напротив, здесь почти полная ясность. Психика человека, согласно его позиции, состоит из трех элементов: «Я» (сознание), «Оно» (влечения, сексуальная энергия либидо), «сверх-Я» (совесть). «Я» относится к сфере сознания (рациональное осмысление мира), «Оно» и «сверх-Я» - части бессознательного. По Фрейду, бессознательное имеет своим истоком сексуальную природу человека: влечения определяют сознание и волю индивида, стереотипы его поведения, в чем он не отдает себе отчета. «Сверх-Я» формируется как исходящие от общества запреты, нормы культуры, нацеленные на ограничение влечений. Таким образом, бессознательное имеет, по Фрейду, прежде всего индивидуальную биологическую причину, во вторую очередь - социальную, как следствие вытеснения влечений индивида из сознания в подсознание под напором требований коллектива. В своих работах по религии и философии культуры Фрейд от индивидуальной психологии переходит к социальной, где категория бессознательного приобретает по большей части коллективный характер. Вот от этих работ Юнг и отталкивается, создавая свою аналитическую психологию, где главную роль играет уже не индивидуальное, а коллективное бессознательное.
Юнг утверждает, что в своих исследованиях он стоит на платформе науки, эмпирики, опыта, но это далеко не так. Занятая им позиция расположена между наукой и метафизикой, его концепция бессознательного - не столько научная гипотеза, сколько метафизическая посылка, опирающаяся на веру. «Эмпирик» Юнг обращается к такой категории, как душа (дух), к тому времени вышедшей из оборота обществоведов и оставшейся только у философов метафизического толка и богословов. Понятие души у него отличается двойственностью. С одной стороны, душа понимается как психика человека, включающая в себя три компонента: сознание, личное бессознательное, коллективное бессознательное. В данном случае душа - феномен, обнаруживаемый эмпирическим путем. Душа есть психическая система, направленная на приспособление человека к эмпирическим условиям жизни и обусловленная ими. Душа - это совокупность образов, отражающих человеческое и природное бытие. Данная трактовка души - почти материалистическая. С другой стороны, душа, по Юнгу, представляет собой некую трансцендентную силу, берущую свое начало в мире, недоступном для науки. Сущность сознания, с его точки зрения, навсегда останется неразрешимой загадкой. Таким же непостижимым является сам феномен жизни: механизм жизненных
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
явлений, эмпирика жизни может и должна быть предметом науки, но ее существо и исток - область извечной тайны. Душе (в качестве трансцендентной силы) противостоит материя, тело. Душа и тело - это противоположности, одновременно выражающие единство «некоего существа», о природе которого нельзя сказать ничего определенного. Это «непознаваемое существо» внешне представлено в виде материального тела, душа оказывается его содержанием. Душа есть проявление жизни тела, в образах души отражается жизнь тела. Жизнь и дух, делает вывод Юнг, - это две силы, между которыми находится человек. Дух наделяет его жизнь смыслом, жизнь делает дух жизнеспособным, душа и тело - единое целое [1, с. 278-279, 292, 316]. Иными словами, если преодолеть иносказательность Юнга, основа души и тела (материи) и их единства - Бог или замещающий его трансцендентный разум. Юнг не оперирует категорией Бога, но она подразумевается в контексте его теории бессознательного. Без некоего трансцендентного универсального объединяющего начала, некоего первоисточника бытия (материального и идеального) конструкция Юнга не работает.
Человеческая психика, по Юнгу, представляет собой своеобразную пирамиду: ее вершина - сознание, основание - коллективное бессознательное, слой между ними - личное бессознательное. Меньше всего доверия у Юнга к сознанию, т.е. к традиции рационализма, которая была заложена греко-римской культурой, развита эпохой Возрождения и ставшая преобладающей в эпоху Просвещения. Сознание, утверждает психолог, - относительно недавнее приобретение природы, и оно все еще пребывает в стадии эксперимента. Сознание - эфемерное явление, это лишь часть души, нацеленная на обслуживание «сиюминутных» задач; сознание ограничено «непосредственно происходящими событиями», играет главным образом прикладную роль, помогая приспосабливаться к окружающим условиям. Коллективное бессознательное, напротив, есть проявление всей души, оно не имеет временных пределов, реагирует «на самые общие и всегда имеющиеся условия психологической, физиологической и физической природы» [1, с. 126]. Психика человека имеет четыре функции, позволяющие ему ориентироваться в пространстве: мышление, ощущение, интуиция и бессознательное. Сознанию доступны первые три, четвертую функцию (бессознательное) сознание как бы забывает, что дает человеку ложное ощущение свободы. Ложным это ощущение является потому, что оно дает индивиду иллюзорное освобождение от инстинктов, своей животной природы, от своего архаического наследия, во власти которого человек про-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
должает, тем не менее, находиться. Сознание вводит индивида в заблуждение относительно своей «эмансипации» от инстинктов и своей архаичной природы, тогда как на самом деле бессознательное все больше его захватывает. При отрицании бессознательного углубление рационализации человеческого поведения может означать только одно - еще большее поглощение бессознательным [1, с. 132; 2, с. 28; 3, с. 67 - 68]. «Люди с поразительным размахом сознания - рассуждает Юнг,
- в себе самих разбираются меньше, чем какой-нибудь бессловесный ребенок, и все потому, что "четвертый не хотел идти" — остался внизу или наверху, в царстве бессознательного» [3, с. 68]. Внешне выглядит так, продолжает он, что отрицание бессознательного предполагает уверенность в полном знании о психике, тогда как в действительности такая установка есть отражение страха перед новым и неизвестным. Отрицание бессознательного проявляется, например, в рационализации религии, что становится дополнительной преградой на пути к своему бессознательному. Рационализированная религия только запутывает связь с бессознательным, а наиболее распространенным способом восстановления этой связи становится невроз [1, с. 132; 2, с. 27-28].
Личное бессознательное, по Юнгу, - это верхний слой бессознательного, оно есть «совокупность тех психических процессов и содержаний, которые в принципе способны достичь сознания, нередко и были уже осознанными, но вследствие своей несовместимости с сознанием подлежали вытеснению и, таким образом, задерживались под его порогом» [1, с. 56 - 57]. Личное бессознательное предстает в виде психических комплексов. Здесь, как видно, Юнг опирается на механизм вытеснения, открытого Фрейдом.
Коллективное бессознательное - основополагающая категория концепции Юнга, изложенная, правда, невнятно и противоречиво. С одной стороны, утверждается, что коллективное бессознательное - «факт науки», представленный главным образом значительным воздействием коллективного бессознательного на поведение и жизнь людей (яркий пример - религия), с другой
- что коллективное бессознательное не существует, оно есть лишь врожденная возможность представлений (образов), а любое утверждение о коллективном бессознательном может быть сделано только в виде гипотезы. С одной стороны, коллективное бессознательное - явление природы, с другой - мыслительные образы, представленные в психике. Следует признать, что такая двойственность - одна из особенностей психологической науки, поскольку предмет ее - психика -расположен между сознанием и физиологией (биологией), а потому носит промежуточный
характер. Изучение психики всегда наталкивается на непреодолимое препятствие в виде непознаваемости феномена сознания, а потому психологическая наука постоянно и неизбежно переходит от эмпирики к метафизике.
Ведущие идеи в гипотезе коллективного бессознательного - сочетание филогенеза и онтогенеза, генетически наследуемая социальная память. По логике Юнга, коллективное бессознательное есть совокупность мыслей, образов и эмоций, недоступных сознанию человека и переплавленных в некую объективную природно-ду-ховную реальность. Коллективное бессознательное одновременно относится к сферам идеального и материального. В качестве идеальной реальности оно существует в форме мыслей и образов, его материальный компонент представлен в виде эмоций, заданных инстинктами (т.е. биологией и физиологией человеческого организма). Коллективное бессознательное не было ни вытеснено, ни забыто, нельзя вызвать его воспоминание путем техники психоанализа, эта при-родно-духовная реальность сформировалась в глубокой древности и с тех пор существует вполне автономно от сознания. Коллективное бессознательное, согласно Юнгу, - это «сложившийся за миллионы лет опыт предков», «осадок явлений мира», который выражается в «структуре мозга и симпатической нервной системе». Коллективное бессознательное передается с древних времен по наследству посредством «мнемических образов», т.е. с помощью наследуемой памяти и посредством мозга [1, с. 240]. «Подлинная история развития человеческого сознания хранится не в ученых книгах, она хранится в психической организации каждого из нас» [2, с. 153].
Коллективное бессознательное проявляет себя в психике каждого индивида, что особенно видно в детстве и старости, когда сознание ослаблено, а коллективное бессознательное преобладает. В индивидуальной человеческой душе есть много унаследованного от предшествующих поколений. Духовная наследственность во многом определяет индивидуальную психологию, именно поэтому фантазии душевнобольного порой почти идентичны фантазиям первобытного человека. Современный человек продолжает оставаться архаичным, его душа обнаруживает бесчисленные архаизмы. Коллективное бессознательное есть объективная реальность, которая себя постоянно проявляет и с которой необходимо считаться. Первобытный человек это хорошо понимал, что стало источником возникновения бесчисленных магических обрядов. Современный человек реальность коллективного бессознательного воспринимает слабее, но и она дает себя знать проявлением душевного беспокойства, что отража-
ется в религии и философии. Коллективное бессознательное - источник творчества в философии, литературе, музыке и науке. Идеи, которыми оперирует сознание, открывают свой подлинный смысл только в контексте бессознательного. Даже наиболее тщательно сформулированные философские или математические понятия содержат в себе больше, чем об этом думают. Понятия являются порождением психики и потому часто непознаваемы. Каждое понятие имеет в сознании человека свои психические связи, ассоциации.
Коллективное бессознательное - источник символических образов прошлого и современности, бессознательное - это не только отражение пластов прошлых эпох, оно во многом определяет будущее. Коллективное бессознательное есть «вечный образ мира», «зеркальный мир», противостоящий картине мира, существующей на каком-либо исторически ограниченном этапе конкретного общества. Данный образ мира обладает энергией, независимой от сознания, и способен оказывать сильнейшее душевное воздействие на людей. Воздействие это тем сильнее, чем менее люди осведомлены о своем коллективном бессознательном. Данная зависимость парадоксальна и предопределена исторически. По мере становления цивилизованного человека его сознание усиливалось, он стал контролировать свои инстинкты, что делало его вроде бы более независимым от них. Но одновременно действие инстинктов все более уходило из поля зрения человека, он перестал воспринимать их в качестве угрозы своему благополучию и безопасности, тогда как на самом деле индивид утрачивал свою власть над инстинктами и попадал во все большую от них зависимость [1, с. 132, 137, 159, 234-235, 240; 2, с. 40, 42].
Коллективное бессознательное, по Юнгу, тесно связано с природной и социальной средой. «Если мысленно переместить значительную часть европейской расы на чужую землю и в другой климат, то можно ожидать, что эта группа людей, даже если не произойдет смешения с чужой кровью, через несколько поколений испытает определенные изменения психического, а возможно, и физического характера. Совсем рядом - у евреев разных европейских стран - мы можем наблюдать заметные различия, которые в первую очередь объясняются только своеобразием народа-хозяина. Не составляет труда отличить испанского еврея от североафриканского, а немецкого от русского. Даже внутри разных типов русских евреев опять-таки можно найти различие между польским, северорусским и казачьим типами» [1, с. 152-153.].
Наиболее яркий и относительно недавний пример антропологической и социальной абсорб-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
ции Юнг усматривает в переселении европейцев (по большей части германцев) на североамериканский континент. Своими антропологическими чертами белые американцы, с его точки зрения, похожи на индейцев, и это не в результате биологического смешения, а под воздействием природной среды. Психология современных белых американцев, утверждает он, отражает три культурных компонента: протестантизм (ведущий), культура негров и индейцев. Швейцарский профессор находит «удивительное сходство» между белыми американцами и неграми: «Эмоциональную открытость американца, особенно его смех, лучше всего изучать в иллюстрированных приложениях американских газет; тот неподражаемый смех Рузвельта в первоначальной форме можно встретить у американского негра. Своеобразная походка со слегка расслабленными конечностями или раскачивание бедрами, которое так часто можно наблюдать у американок, тоже происходят от негра. Источником вдохновения американской музыки, равно как и танцев, является негр. Проявления религиозного чувства... во многом под влиянием негра; а знаменитая американская наивность, как в очаровательной, так и в менее привлекательной форме ее проявления, вполне сравнима с детскостью негра. Необычайно живой темперамент большинства американцев, проявляющийся не только в игре в бейсбол, но и в своеобразном языковом выражении радости, о чем красноречиво свидетельствует непрестанный и безбрежный поток болтовни в американских газетах, вряд ли можно объяснить германскими предками. Он скорее похож на "chattering" (болтовню) негритянской деревни. Чуть ли не полное отсутствие интимности и связывающая всех между собой массовая общественность напоминают первобытную жизнь в открытых хижинах с абсолютной тождественностью всех членов рода. Мне казалось, что в домах американцев всегда распахнуты настежь все двери и что в американских поселках нельзя найти садовых изгородей. Все напоминало улицу» [1, с. 153 - 154]. Юнг подчеркивает, что негритянская культура оказала по большей части внешнее влияние на белых американцев, она сказалась на их манерах, но не на их душе. Он также предостерегает, что примитивная негритянская культура может оказывать и разлагающее воздействие, и только приверженность белых американцев «строжайшему пуританству» позволяет им сохранять европейский уровень. Здесь следует вспомнить попытки Юнга заигрывать с нацистами, когда он взялся обосновывать расизм при помощи своей аналитической психологии. Позднее он будет в этом публично раскаиваться.
На формирование души (а не манер) глубинной психологии белых американцев оказали влияние, по Юнгу, индейцы и их культура. Внешне, замечает он, влияние индейцев едва заметно, но именно индейцы сформировали в коллективном бессознательном американцев архетип героя, на которого они равняются. «Герой всегда олицетворяет собой самое высокое и самое сильное стремление или, по крайней мере, то, каким это стремление должно быть, а значит, и то, что хотелось бы осуществить в первую очередь. Поэтому всегда важно, какой из фантазий наполняется мотив героя. В американской фантазии о герое главную роль играет индейский характер» [1, с. 155]. «Во всем, к чему американец стремится по-настоящему, проявляется индеец; в чрезвычайной концентрации на определенной цели, в упорном ее преследовании, в стойком перенесении огромных трудностей целиком проявляются все легендарные добродетели индейца» [1, с. 155 - 156]. Так, на некоторых монетах США изображена голова индейца, что свидетельствует об уважении к нему. Отношение американцев к спорту (беспощадные и жестокие тренировки) напоминает инициации индейцев. Christian Science (Христианская наука), весьма распространенная в США, представляет собой ритуал заклинания, колдовства в целях лечения больных, что является прямым заимствованием из религии индейцев с их опорой на шаманов, знахарей и заклинателей духов. Так же как на индейцев, словесные формулы производят очень сильное впечатление на американцев, их вера в волшебную силу слова вызывает у европейцев смех [1, с. 156 - 157].
Таким образом, у американцев, психика которых во многом определяется изначально чуждой для них культурой и природной средой, образуется колоссальный разрыв между сознанием и бессознательным, чего не наблюдается у европейцев. Данный разрыв имеет противоречивые последствия. С одной стороны, он рождает психический потенциал, делающий американцев энтузиастами во всех их начинаниях (особенно в бизнесе), с другой - бессознательное все более овладевает ими, что сдерживает их прогрессивное развитие [1, с. 157].
Архетипы. Коллективное бессознательное предстает в виде архетипов, бессознательное -это и есть совокупность архетипов. По признанию Юнга, теория архетипов не является его изобретением, он лишь дал ей эмпирическое обоснование. Термин «архетип», утверждает психолог, встречается уже у Филона Иудея, Иринея и Дионисия Ареопагита. Понятие архетипа у Юнга также расплывчато, как и коллективное бессознательное, о чем он сам говорит: архетип не поддается четкому определению, однозначной формулировке, т.к.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
сфера бессознательного во многом еще закрыта от внешнего наблюдения. Дать универсальную интерпретацию архетипа невозможно, его можно объяснить только применительно к конкретной жизненной ситуации. Архетипы многозначны, богаты предчувствиями, неисчерпаемы, принципиально парадоксальны, они тяжело поддаются описанию в силу их многогранности. Попытка формализовать архетипы, дать им однозначное определение не ведет к установлению их сущности, а скорее отклоняет от нее. Так как бесчисленное множество вещей существует за пределами человеческого понимания, люди постоянно пользуются символами (а они выражают архетипы), т.е. образами, которые можно описать, но им трудно дать логическое определение. Это одна из причин, по которой все религии пользуются символами [1, с. 131; 2, с. 25 - 26, 88, 98, 125 - 126, 165 - 166].
Архетипы есть синтез природного и духовного, инстинктов и образов. Посредством архетипов душа связана с природой, т.е. с инстинктами человека и природной средой. Архетипы отражают физические события, например, цикл смены дня и ночи; они есть «куски самой жизни», связанные с человеком посредством эмоций. Поскольку архетипы - формы проявления инстинктов (т.е. биологической энергии), сами архетипы также являются источником любой творческой энергии. В этом отношении архетипы предстают как формы (категории), организующие энергию коллективного бессознательного. Инстинкты передают свою энергию идеям и образам: в архетипах представлены «самые мощные идеи человечества», древние представления, которые благодаря сознанию принимают форму религиозных, философских, моральных и научных идей. Архетипы представляют собой непосредственную психическую данность, не прошедшие сознательной обработки, они проясняются через их соотнесение с мифом, тайным учением, сказкой. Архетипы - это древнейшие, изначальные типы, всеобщие образы, выраженные в виде мифов и сказок. Между инстинктами и архетипами есть различие: инстинкты - это физиологические побуждения, архетипы - фантазии (образы), вызванные инстинктами. Любой архетип способен к бесконечному развитию и усложнению, поэтому он может быть развит больше или меньше [1, с. 127, 131, 132 - 133; 2, с. 65, 98, 99, 241].
Архетипы - это психические стереотипы, передаваемые по наследству при помощи «структуры мозга». В архетипах концентрируется психический опыт определенного типа, пережитый миллионами людей бесконечного ряда поколений и представленный в виде мифологических образов. В каждом из образов заключена часть человече-
ской судьбы, часть страдания и наслаждения, повторявшихся бесчисленное количество раз. «Драконы обитают в реках, чаще всего возле бродов или других опасных переправ, джинны и прочая нечисть - в безводных пустынях или в опасных ущельях, духи мертвых поселяются в зловещих зарослях бамбукового леса, коварные русалки и водяные змеи - в морских глубинах и водяных пучинах. Могучие духи предков или боги живут в выдающихся людях, пагубная сила фетиша сидит в чуждом и необычайном. Болезнь и смерть не бывают естественными, а всегда вызываются духами или колдовством. Само оружие, которое убило, — это мана, то есть оно наделено необыкновенной силой» [1, с. 129 - 130]. В душе первобытного человека фиксируются не реальные физические явления (гром, молния), а фантазии, возникающие по поводу этих явлений. Типовые ситуации, вызывающие аффективные фантазии, образуют одинаковые архетипы. Самые мощные архетипы связаны с самыми простыми и вечно повторяющимися отношениями, прежде всего семейными: между мужем, женой, отцом, матерью, ребенком. Именно эти архетипы оказываются в центре политической идеологии и религий (например, христианская Троица в лице Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Духа Святого). Юнг указывает на сходство индивидуальной и социальной психологии, личных комплексов и архетипов. Личные комплексы есть компенсация, вызванная односторонними или дефектными установками сознания, архетипы также есть компенсация, но за беспокойство и страдания большого количества людей (голод, война, болезнь, старость, смерть) [1, с. 57 - 58, 129, 130, 136; 2, с. 73]. «Например, универсальный миф о герое всегда относится к человеку-богатырю или богочеловеку, который побеждает зло в виде драконов, змей, монстров, демонов и так далее и который освобождает свой народ от смерти и разрушения. Повествование или ритуальное повторение священных текстов и церемоний и почитание этого образа с помощью танцев, музыки, гимнов, молитв и жертвоприношения возбуждают и охватывают аудиторию возвышенными эмоциями (словно магическими чарами) и возвышают индивида до идентификации с героем» [2, с. 73].
Архетипы, по Юнгу, есть способ познания мира. Архетип появляется как потребность человека понять какую-то важную часть мироздания, но в условиях, когда для этого нет еще адекватной словесной, формально-логической языковой формулировки. Архетипы - лишь исходный материал, который требует своей расшифровки применительно к условиям настоящего времени. Если перевод удается, то современный человек как бы встречается в самом себе с человеком древности.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
Юнг убежден, что историю человечества, весь его опыт может объяснить только миф, выраженный в виде архетипов, но не рациональное знание. Лишь благодаря архетипам человек предстает как целостное существо, рационализм не идет дальше фрагментарного знания о нем, наука и философия - это осколки сознания, рождающие далекие от реальности фантазии. При всем своем множестве архетипы в конечном счете передают некое единство человека и мироздания. Такой эффект влияет на формирование мировоззрения, а в нем всегда есть психологическая потребность воспринимать мироздание в качестве единого целого [1, с. 244 - 245, 290-291; 3, с. 94; 4, с. 337 -339].
Роль архетипов в жизни людей, согласно Юнгу, огромна. Архетипы, поскольку они заряжены колоссальной психической энергией, оказывают глубокое эмоциональное воздействие на людей, заставляя их вести себя определенным образом. Архетипы - это жизненные силы, участвующие в формировании психики человека, а потому они не могут ни игнорироваться, ни подавляться, в противном случае бессознательное может проявить себя разрушительным для людей образом. «Архетипические идеи относятся к нерушимым основаниям человеческого духа. Сколь бы долго они ни оставались в забвении или под спудом, они всегда возвращаются, зачастую в диковинно переиначенном обличье и с какими-нибудь личностными вывертами или интеллектуальными искажениями.., они всегда воспроизводят себя в тех или иных новых формах, будучи вечной истиной, внутренне присущей человеческой природе» [3, с. 28 - 29]. Подлинный архетип лишь тот, который отражает неизменную структуру коллективного бессознательного, рождает феномен веры и потому может получить всеобщее признание. Самые действенные из архетипов те, которые легко распознать и перевести на язык понятной аллегории (например, родина - мать, что означает мистическую причастность человека к почве, на которой он обитает). Ослабление веры в архетип означает не ослабление архетипа, а отрыв сознания от коллективного бессознательного, что влечет утрату контроля над архетипом, его непредсказуемое действие вплоть до социальной катастрофы [1, с. 59; 2, с. 84-85; 3, с. 94].
Сновидения. Сны, по Юнгу, - очевидный показатель существования коллективного бессознательного, благодаря снам люди устанавливают связь с ним. Сны служат целям компенсации, т.е. поддержанию баланса между сознанием и бессознательным. В этом отношении сон - нормальное психическое явление, передающее бессознательные реакции или спонтанные импульсы сознанию. Сновидения являются звеньями в цепи
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
бессознательных событий. В снах бессознательное открывается в виде символов, требующих расшифровки. Сны - почва, из которой произрастает большинство символов [2, с. 40, 63, 152].
В повседневной жизни сны вроде бы не играют значительную роль, но в качестве представителей бессознательного являются корнями сознательных мыслей. Во сне обычные предметы и идеи способны оказывать столь мощное психическое влияние, что человек может проснуться от большой тревоги, хотя во сне он не увидел ничего пугающего - лишь запертую комнату или пропущенный поезд. И примитивные люди, и цивилизованные часто реагируют на сон негативно, боясь, что сон даст человеку какую-то новую идею, что-то новое, неизвестное, а значит потенциально опасное. Такое восприятие образов в сновидениях обусловлено тем, что с их помощью человеку открывается бессознательное. Согласно логике Юнга, с помощью снов коллективное бессознательное обращается к сознанию человека, встреча с которым может принести ему тяжелые эмоциональные переживания. Бессознательное, вскрывая перед сознанием реальность, способно шокировать индивида и радикально изменить его мировоззрение [2, с. 34, 42].
Люди, соприкасаясь с бессознательным в самих себе, испытывают страх, поскольку содержание бессознательного может резко противоречить их сознательным установкам. Чем сильнее бессознательное вытесняется, тем более вероятным становится невроз как способ ухода от реальности. Бессознательное - не просто реальность, закрытая от сознания, оно во многом предопределяет работу сознания благодаря психической энергии бессознательного. Человек, осознавая провал в памяти и стремясь его восстановить, пытается отыскать его в своем детстве, тогда как этот пробел следует искать в первобытной психике, в коллективном бессознательном. Основная задача снов заключается в восстановлении доисторической памяти, непосредственно связанной с самыми примитивными инстинктами. Функция снов состоит также в том, что они восстанавливают психический баланс. Так, люди, ставящие перед собой недостижимые цели, видят во сне полеты и падения, что является предупреждением об опасности неадекватного восприятия реальности. Если предупредительные знаки снов игнорируются, действительно может произойти несчастный случай: жертва падает с лестницы или попадает в автомобильную катастрофу [2, с. 46, 89 -90].
Сны, приближая коллективное бессознательное к сознанию, выполняют социализирующую функцию. Становление цивилизации, сделавшее людей в значительной степени независи-
мыми от природы, одновременно оторвало их от нее, а с ней - от «глубинных инстинктивных слоев психического», от «соматической основы психических явлений», от «прекрасного, благородного, божественного духа», открываемого в мифологии. Поскольку инстинкты не утрачены, а лишь ушли в глубины бессознательного, они проявляют себя в виде символических образов снов. «Для сохранения постоянства разума и, если угодно, физиологического здоровья, бессознательное и сознание должны быть связаны самым тесным образом, двигаться параллельными путями. Если же они расщеплены или "диссоциированы", наступает психологическая нестабильность. В этом отношении символы сна - важные посланники от инстинктивной к рациональной составляющей человеческого разума, и их интерпретация обогащает нищету сознания, так как она учит его снова понимать забытый язык инстинктов» [2, с. 48].
С помощью снов инстинкты влияют на сознание, его активность и степень адекватности. Если бессознательное содержит много материала, отторгаемого индивидом на уровне сознания, бессознательное искажается, а с ним искажается и реальность. Чем сильнее конфликт между сознанием и бессознательным, тем более неадекватным будет восприятие человеком реальности. В данном случае Юнг использует механизмы вытеснения и цензуры, открытые Фрейдом. Однако если у Фрейда эти механизмы опираются на Эдипов комплекс, то для Юнга источник конфликта между сознанием и бессознательным - отрыв цивилизации от первобытной культуры, много ближе стоящей к коллективному бессознательному. В условиях первобытности разум человека не был искажен цивилизацией, его восприятие мира и самого себя отличалось целостностью. По мере нарастания культуры сознание людей дифференцировалось, все более ограничивалось рамками рациональности, дистанция от коллективного бессознательного увеличивалась, что вело к утрате целостного восприятия мира и человека. Сновидения, выступая агентами бессознательного, объективно направлены на восстановление этой целостности [2, с. 61, 89].
Искусство. Коллективное бессознательное проявляет себя, по Юнгу, и в искусстве. Художественное произведение, утверждает он, имеет своим источником мифологию коллективного бессознательного, а архетипы определяют рамки и направление фантазии художника. Язык искусства пронизан мифологией, которая, отражая глубинную архаику, меняет свои формы в соответствии со стандартами современности: «Например, вместо орла Зевса, или великой птицы Рух, появляется аэроплан; битва с драконом - железнодорожная катастрофа; побеждающий дракона
герой - оперный тенор; Мать Земля - плотная дама, торгующая овощами; Плутон, увозящий Персефону - беззаботный шофер и т.д.» [5, с. 45].
Художественное воздействие, согласно Юнгу, опирается на связь с архетипом. Художник, ощущая в себе связь с архетипом, начинает говорить его первообразами. Первобытный образ (архетип) - это некие очертания демона, человека или процесса, которые постоянно возрождаются в ходе истории при возникновении свободной творческой фантазии. Энергия архетипа позволяет ему преодолеть временные рамки единичного, описываемого им случая и показать в нем «судьбу человечества». Творческий процесс заключается в бессознательном оживлении архетипа, оформлении элементарного первообраза и его перевода на язык современности. В результате произведение искусства становится способом восстановления связи с коллективным бессознательным («глубочайшим источником жизни»). Социальная значимость искусства состоит в том, что оно соединяет современность с архетипами коллективного бессознательного. Первообразы, постигаемые художником, компенсируют «несовершенство и однобокость духа времени». Произведение искусства, адаптируя первообраз архетипа под современных людей, тем самым меняет их сознание, а с ним - и современность, приближая ее к коллективному бессознательному. Характер художественного произведения позволяет сделать вывод о специфике века, когда оно было создано. Такие направления в искусстве, как, например, реализм, натурализм, романтизм, говорят не столько об искусстве, сколько о духовных запросах времени появления данных направлений. Направления в искусстве есть, по логике Юнга, результат осознанной односторонности духовной действительности и поиск пути к первообразам архетипов. Ощущение духовной ограниченности рождает стремление к компенсации, чем и становится воссоединение при помощи искусства с первообразами архетипов бессознательного [1, с. 59-60; 6, с. 26].
Художник, рассуждает Юнг, как правило, идет своим путем, отдельно от широких народных масс, но эта уединенность и позволяет ему нащупать те болевые точки современности, которые вызваны действием архетипов. Опираясь на свое индивидуальное сознание, он создает произведение искусства, где языком эстетики устанавливаются и обсуждаются активные, «проснувшиеся» архетипы, лежащие в основе влиятельных явлений и процессов современности. Художник, таким образом, способен объяснить социальные болезни современной эпохи и указать пути их лечения: «Благодаря коллективному бессознательному поэты и ясновидцы дают выражение
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
невысказанным чаяниям своего времени, и словом и делом указывают дорогу к их исполнению» [5, с. 46]. Такой эффект, согласно представлениям Юнга, возможен потому, что и художник, и массы связаны с архетипом, подвержены его влиянию, но художник чувствует это острее и способен это выразить эстетическими средствами [6, с. 27 - 29].
Искусство, представляя в виде образов архетипы бессознательного, выполняет компенсаторную функцию: оно дополняет рациональное восприятие действительности иррациональным, бессознательным, стремясь восстановить равновесие между сознанием и бессознательным. В данном случае компенсаторная функция искусства напоминает, по Юнгу, механизм лечения неврозов. Индивид уходит в невроз, когда пытается заменить своими фантазиями травмирующую его действительность. Невроз исчезает, как только пациент возвращается к реальности, хотя и с серьезными мировоззренческими и эмоциональными потерями. Искусство также выступает своеобразным терапевтическим методом: художественными средствами оно возвращает людей к реальности (к бессознательному), заставляя пересмотреть свои взгляды на действительность, свои мировоззренческие установки и выработать новые, более реалистические [5, с. 44 - 45].
Каждый художник, с точки зрения Юнга, отличается двойственностью. С одной стороны, это человек со своей личной жизнью, с другой - он являет собой безличный творческий процесс. Образы, которые создает художник, отражают не столько его индивидуальные особенности, сколько являются «безличными масками», эстетическими обобщениями социальной психологии. «Хотя художник и является противоположностью социальным маскам, тем не менее тут есть скрытое родство, поскольку специфически художническая психология носит в большей степени коллективный характер, нежели личный. Искусство является видом врожденной системы, которая овладевает индивидуумом и делает его свои инструментом. Художник не является личностью доброй воли, следующей своим целям, но личностью, позволяющей искусству реализовывать его цели посредством себя. Как у человеческого существа, у него могут быть собственные намерения, воля, и личные цели, но как художник, он "человек" в более высоком смысле - он "коллективный человек", двигатель и кузнец бессознательной психической жизни человечества. Это его социальная маска и она иногда так тяжела, что художник вынужден жертвовать своим счастьем и всем тем, что составляет смысл жизни обычных людей» [5, с. 49].
Религия. Согласно Юнгу, религия - еще один убедительный аргумент в пользу существо-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
вания коллективного бессознательного. Психология как опытная наука, утверждает он, не может и не должна решать метафизический вопрос о бытии Бога, она лишь фиксирует наличие архетипа Бога. Поскольку архетип есть отпечаток какого-то эмоционального события (в данном случае - опыт переживания Бога), можно предположить существование Бога. Однако утверждать этого достоверно нельзя, как нельзя, например, говорить о наличии героя в жизни на основании открытого архетипа героя в бессознательном. Таким образом, религию рождает архетип, боги - персонификация бессознательного. Архетипы есть трансцендентные по отношению к сознанию реальности. В отличие от мыслей, архетипы не изобретаются, они входят готовыми в представления человека. Человек наделяет свойством святости какую-либо идею или вещь потому, что его переполняет некая сила озарения, исходящая от архетипа. Здесь человек всегда выступает объектом воздействия, а не субъектом. Религии, особенно мировые религии, «содержат изначально тайное сокровенное знание и выражают тайны души с помощью величественных образов». Религиозные учения сочетают в себе чувство, созерцание и мысль. Чем грандиознее религиозный образ, тем дальше он от индивидуального опыта [2, с. 100, 244; 3, с. 50-51, 65; 7, с. 113].
Доказать бытие или небытие Бога невозможно, рассуждает Юнг, но очевиден факт, что верующий имеет дело с образами, созданными его фантазией и зависящими от природных и социальных условий, а потому постоянно меняющихся на протяжении тысячелетий. В основе этих образов лежит нечто трансцендентное по отношению к сознанию, и это нечто позволяет обнаружить связь между религиозными догмами и архетипами. Архетипы в своей основе непознаваемы, можно лишь создавать их приблизительные модели. Даже если человек не постигает религиозных символов, они все равно действуют, поскольку выражают коллективное бессознательное. Религиозный догмат, который много веков оказывал эмоциональное воздействие, не может быть пустой фантазией. Человек не может заставить себя верить в нечто, признанное им несуществующим. Рациональная трактовка религиозных символов только уводит от их понимания. Достоверное толкование религиозных символов возможно только при условии признания коллективного бессознательного. В этом случае символы будут продолжать оказывать свое воздействие на человека. Хотя религиозные представления состоят из антропоморфных образов, которые никогда не выдерживали рациональной критики, они зиждутся на архетипах, неуязвимой для критики разума. Архетипы можно игнорировать, но их
нельзя отвергнуть с помощью аргументов [3, с. 106-107; 7, с. 112].
Религиозный догмат, по Юнгу, выражает посредством образа нечто иррациональное. Иррациональный факт лучше всего передается в образной форме. Отдельные христианские догматы характерны не только для христианства, они часто встречаются в языческих религиях, снах, галлюцинациях. Догматы возникли, когда человечество еще не научилось использовать умственную деятельность. Мысли пришли к людям до того, как они научились сознательно их «производить». Образу страдающего богочеловека примерно пять тысяч лет, возраст Троицы еще больше. Религиозные образы, сформированные бессознательным, всегда служили защитой от невзгод мира и обладали целительными свойствами. Религия переводит энергию коллективного бессознательного в цивилизованное русло, тем самым делая его контролируемым. Отрицание Бога разрывает связь с коллективным бессознательным, направляя его в какое-то другое русло, уже на подконтрольное человеку. В этом случае энергия бессознательного способна перерасти в немотивированную агрессию, влекущую разрушительные последствия [2, с. 104, 161 - 162, 187].
У Юнга сложное отношение к христианству, которое он оценивает скорее негативно, чем позитивно. Он признает, что на ранних этапах христианство концентрировало в себе энергию коллективного бессознательного, ставя тем самым его под контроль. Связь с бессознательным в какой-то мере сохранило католичество, ритуалы которого наглядно отражают проявление архетипов. Вместе с тем, аналитическая психология, убежден Юнг, сумела доказать, что христианское вероучение изначально имело цель оторвать людей от коллективного бессознательного. Архетип Бога, рассуждает он, представляет собой четверицу, т.е. существование двух равноправных и уравновешивающих друг друга субстанций: добра и зла, Бога и дьявола. Крест также символизирует четверицу. В истории культуры - это один из символов порядка, в этом качестве он противостоит хаосу. Крест - один из символов самости, целостности, мандалы. Центральным символом христианства, напротив, является Троица, в которой отсутствует догматически закрепленный принцип зла, дьявола. В догматической фигуре Христа также явно недостает темного начала. Парадокс состоит в том, что логика христианской догматики указывала именно на четверицу, но она была произвольно заменена Троицей. Христианские священнослужители и богословы изначально выступали против четверицы, поскольку она уравнивала дьявола с Богом, делала Бога источником зла. «В
монотеистической религии все, идущее против Бога, может быть возведено только к самому же Богу. Это по меньшей мере предосудительно, а потому должно быть каким-то образом обойдено. Вот где сокрыта глубинная причина того, что дьявол, эта в высшей степени влиятельная инстанция, не имеет в героическом космосе подобающего пристанища» [3, с. 72]. Развитие идеи триединого Бога, по Юнгу, стало проявлением секу-лярного процесса, основанного на рационализации сознания и растянувшегося на несколько тысячелетий. Иными словами, введение догмата Троицы означало разрыв с коллективным бессознательным и утрату контроля над ним [2, с. 104; 3, с. 84, 98-99; 4, с. 333 - 334].
Христианство, продолжает Юнг, лишает человека чувства личной ответственности. С позиции христианства, величайшая ценность (Христос) и величайшая антиценность (грех) находятся вовне, что предполагает пустоту души, отсутствие в ней самого высокого и самого низкого. В восточных религиях (особенно в индийских), напротив, все самое высокое и самое низкое сосредоточено в субъекте, в результате чего значение атмана, самости индивида неизмеримо возрастает. У человека западной культуры ценность самости снижается до нуля, душа обесценивается. Христианство создает иллюзию, будто источник неприятностей находится вовне, а его собственная душа не имеет к ним никакого отношения. В этом случае значение души в борьбе человека за добро против зла заметно снижается. Болезненный парадокс христианства состоит в том, что, снижая ценность индивидуальной души, разрушается основа для подлинной веры в Бога, религиозные догмы превращаются в хлам. Это касается и одной из главных догм о бессмертии души, которая, растворяя конкретную душу индивида в безличной божественной целостности, радикально обесценивает эту душу. Бессмертие индивидуальной души оказывается возможной исключительно в виде органической части Бога [2, с. 239 - 240, 240 - 241].
В душе человека есть архетип образа Бога, который может быть развит больше или меньше. Архетип соответствует внешней форме религии и может оставаться неосознанным. Форма религии (религиозная проекция) способна подавлять бессознательное, все более отдаляя его от сознания. Вследствие такого механизма формируется внешняя религиозность, подлинная вера в Бога остается неразвитой, застывшей, более того, возможна регрессия к более низким формам религиозности. Христианство, по Юнгу, как раз характерно своим навязыванием внешних форм и подавлением бессознательного. Европейские народы, восприняв внешнюю форму христиан-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
ства, остались, по существу, язычниками. «Христианская культура в ужасающих масштабах выказала себя пустой: это пустой блеск; а внутренний человек остался незатронутым и потому не изменился. Такое состояние души не соответствует верующему только внешне. Христианин в своей душе не поспел за внешним развитием. Естественно, здесь все внешне в образе и слове, в церкви и в Библии. А внутри ничего нет. В глубинах со всей силой правят архаические божества; иными словами, внутреннее соответствие внешнему образу Бога неразвито из-за недостатка душевной культуры, а потому коснеет в варварстве. Хотя христианское воспитание и сделало все, что в человеческих силах, этого оказалось недостаточно. Слишком не многие узнали, что божественные очертания составляют интимнейшую собственность собственной души. Некий Христос встретился им только снаружи, но никогда не выходил навстречу из собственной души. Поэтому там все еще господствует мрачное варварство, которое захлестывает так называемый христианский культурный мир отчасти с больше не скрываемой недвусмысленностью, а отчасти -облачившись в слишком уж изношенные покровы. Применявшимися до сих пор средствами не удалось христианизировать душу до такой степени, чтобы хотя бы самые элементарные требования христианской этики возымели хоть сколько-нибудь решающее воздействие на главнейшие запросы европейца-христианина» [2, с. 242].
Христианство, согласно Юнгу, окончательно деградирует в эпоху Реформации, когда процесс рационализации сознания становится доминирующим, появляется протестантизм, начинает быстро развиваться наука и техника. Все это повлекло за собой ускоренный разрыв с коллективным бессознательным. Реформация пробила брешь в защитных свойствах религиозных символов, они рушатся один за другим. Если раньше сила образов обеспечивалась верой в них, то Реформация, предприняв попытку их понять с помощью разума, лишила их священного содержания. «Боги умирают время от времени потому, что люди вдруг обнаруживают, что их боги ничего не значат, сделаны человеческой рукой из дерева и камня и совершенно бесполезны» [2, с. 105]. В действительности, то, что люди называют разумом, есть только «сумма их близорукости и предрассудков». Протестантизм привел к выхолащиванию символов, что резко существенно ослабило влияние церкви. Протестанты оказались вытолкнутыми за пределы охранительных стен (символов). В настоящее время содержание христианской символики христианскими народами забыто. Протестантизм, отказавшись от ритуалов, поставил человека перед самим собой, перед своим
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
внутренним опытом, с которым он не знал, что делать. Протестантизм лишил человека психологической удовлетворенности от общения с Богом. Протестант стал воспринимать образ как банальность, лишенную парадоксальности, что объясняет появление интереса к восточным религиям [2, с. 100, 105, 106, 143, 226].
Аналитическая психология и современная эпоха. Время от времени (особенно в последние годы жизни) Юнг переходил от роли психиатра и психолога к роли социального мыслителя или даже оракула, претендующего на знание абсолютной истины и готового указывать путь «заблудшему человечеству». Действительно, время, в которое он жил, заставляло переоценивать традиционную западноевропейскую культуру, ее возможности в деле построения общества на основе гуманизма и правовой защищенности личности. Он попытался найти ответ, почему западноевропейский индивидуализм породил в XX в. тоталитарные партийные диктатуры и две мировые войны, унесшие десятки миллионов человеческих жизней. Ответ на этот вопрос, в общем и целом, был уже предопределен созданной им аналитической психологией, разделившей психику человека на сознание и коллективное бессознательное. Юнг вдохновенно критикует западноевропейский рационализм, считая его источником социального зла, но его предложения по выходу из «трагической ситуации» выглядят весьма туманно. Общий подход Юнга к анализу современности вызывает, конечно, большой интерес, но его попытка перейти от теории к практическим предложениям отличается явной беспомощностью. Противоречий здесь также хватает: с одной стороны, борьба с рационализмом, сциентизмом, с другой - апелляция к разуму, к науке (ведь аналитическая психология - это наука); с одной стороны, апологетика иррационального (коллективного бессознательного), с другой - страх перед его разрушительными возможностями.
Юнг дает развернутую характеристику современного западного человека и современной эпохи. Современный человек, утверждает он, -это ярко выраженный индивидуалист, рационалист, живущий исключительно современностью и воспринимающий прошлое формально, внешне. Современный человек одинок (их вообще мало), внеисторичен, он оторвался от бессознательного, отдален от массы, живущей в основном традициями. Современный человек всегда вызывает подозрения, начиная с Сократа и Иисуса. Быть современным означает демонстрацию духовного банкротства в смысле освобождения от святости прошлых эпох. В этом отношении современный человек считается большинством греховным, на нем лежит вина за приверженность рационализму.
Рационализм видит лишь «короткий отрезок времени между рождением и смертью. Такое ограничение создает чувство случайности и бессмысленности, а именно это как раз и мешает нам жить с той многозначительностью, которая необходима, чтобы полностью исчерпать жизнь. Жизнь становится банальной и уже не представляет человека полностью. В результате огромная часть непрожитой жизни достается бессознательному... Качество вечности, столь характерное для жизни первобытного человека, в нашей жизни полностью отсутствует. Окружив себя стеной рациональности, мы оказались изолированными от вечности природы» [1, с. 245]. У современного человека нет метафизической уверенности средневекового человека, он променял ее на материальный комфорт, на рационалистическую утопию всеобщего благоденствия. Современный человек расплачивается за рационализм «повсеместным распадением, дезориентацией и разобщенностью». Одно из проклятий современного человека состоит в том, что он страдает от расщепления собственной личности. Это не патология, а нормальный факт, вызванный действием бессознательного. Современный человек с болью осознает, что ни религия, ни философия не способны дать ему стабильность и безопасность перед лицом возникающих угроз. Он настолько удалился от своих корней, что ум его раскололся на веру и знание. Ему надо возвратиться к своей собственной природе, он должен заново открыть в себе естественного человека, продолжать идти по пути рационализма -акт самоубийства. Сознание западного европейца, оторвавшись от коллективного бессознательного, наплодило понятия, за которыми стоит пустота, а не подлинная реальность в лице архетипов. Сознание подменило вещи словами, создало картину мира, которая распадается на бесчисленные детали и лишает человека чувства единства с бессознательным. Коллективное бессознательное, став неконтролируемым, вырвалось наружу и проявляет себя в форме создания «государственного рабства и государства-тюрьмы, лишенного всякой интеллектуальной и духовной привлекательности». Вера в рациональную организацию мира, в прогресс внешних форм создает постоянно возрастающую возможность большей катастрофы [1, с. 294 - 295, 301; 2, 27, 85, 92, 163, 229-230; 4, с. 340 - 341].
Социальные катаклизмы XX в., по Юнгу, ставшие показателем «чрезвычайного умственного расстройства», заставили людей пересмотреть свое отношение к рационализму, к теориям построения земного рая. К тому же у современного западного рационалиста и индивидуалиста сохранилась еще, рассуждает он, основа для его духовного возрождения. Юнг констатирует, что
современный человек продолжает оставаться первобытным, поскольку демонстрирует приверженность суевериям. Рационализация Запада не привела к отказу от индивидуальной свободы, от идеи прав человека, что говорит о неявном признании иррационального в человеке. Хотя цивилизованное сознание прочно отделило себя от основополагающих инстинктов, они не исчезли и напоминают о себе неврозами, внезапной забывчивостью или речевыми ошибками. Современное сознание становится скептическим, оно уже не приемлет социального реформаторства. Этот скептицизм возвращает человека к самому себе, открывая в нем коллективное бессознательное. Становится понятным, что человек не может быть хозяином своей души, пока не научится контролировать свое бессознательное. Обращение к бессознательному оказывается жизненно важным вопросом. Юнг предлагает не вернуться «назад к природе» (подобно Ж.-Ж. Руссо), к стадии дикости, а реалистически взглянуть на связь с коллективным бессознательным, признать свою зависимость от него и постараться установить контроль над его архетипами. В современном мире, отмечает он, уже наблюдается стихийное проявление интереса к религиям Востока и разного рода эзотерике (спиритизму, астрологии, теософии, парапсихологии и т.д.), но в этот процесс следует внести организованность и научность. Аналитическая психология как раз и призвана решить задачу изучения коллективного бессознательного с целью овладения им и подчинения себе [1, с. 300 - 301, 303, 304, 312; 2, с. 77, 86 - 87, 114, 162; 4, с. 342 - 343].
Культура. Тема культуры звучит у Юнга глухо, она скорее предполагается, чем действительно им обсуждается. Отсутствие у Юнга более или менее внятной концепции культуры - еще одно свидетельство теоретической рыхлости всего его учения. По сути, концепция коллективного бессознательного нацелена на изучение явлений духовной культуры человечества, но определения культуры нет. Здесь опять следует вспомнить Фрейда, который перейдя от индивидуальной психологии к социальной, в полной мере опирается на концепцию культуры, специально для социальной психологии им разработанной. Следует напомнить, что культура, согласно его позиции, есть результат сублимированной сексуальной энергии, отклоненной от прямой цели (коитус) и направленный на сознание духовных и материальных ценностей. Культура, по Фрейду, есть прежде всего система запретов, нацеленных на ограничение инстинктов человека и служащих целям его социализации, навыкам жить в коллективе. У Юнга такой четкости нет, в его работах можно найти лишь фрагментарные высказывания
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
о культуре, заметно напоминающие позицию Фрейда. Юнг, отказавшись от пансексуализма Фрейда, не смог найти внятную первооснову, первоисточник возникновения культуры, хотя и попытался что-то предложить. Как утверждает В. Одай-ник, Юнг усматривает источник всей жизнедеятельности людей в инстинкте жизни (либидо, психической энергии), под которым понимается не только сексуальный инстинкт (как у Фрейда), но все человеческие влечения. Та часть психической энергии, которая остается от удовлетворения инстинктов, используется для создания культуры. Излишек психической энергии возникает в результате психического напряжения противоположностей: между материей и духом, между инстинктами индивида и нормами, переданными ему «коллективной памятью предков», между индивидом и обществом (в т.ч. родителями) [8, с. 14 - 17]. Иными словами, излишек психической энергии образуется как следствие подавления инстинктов со стороны общества (почти как у Фрейда), нет только пансексуализма и механизма сублимации.
Юнг отвергает гипотезу Фрейда об Эдиповом комплексе как первопричине возникновения культуры, пансексуализм неприемлем для швейцарского психолога. Согласно Фрейду, Юнг занимает такую позицию в силу отсутствия у него мужества, она продиктована страхом перед общественным мнением, поэтому Юнг, с точки зрения основателя психоанализа, придал всем комплексам не сексуальный, а религиозный характер. Со своей стороны Юнг усматривает в пансексуа-лизме Фрейда следствие воздействия на него инцестуального архетипа. Юнг согласен с Фрейдом, что стремление индивида к матери как источнику появления его на свет и одновременная невозможность этого достичь рождает психическую энергию, создающую сознание и культуру. Но стремление к матери, подчеркивает Юнг, не носит сексуальный характер и не имеет отношения к материнскому чреву. Сексуальность - частное следствие возникновения мироздания. Творение, рассуждает он, - это процесс, состоящий из двух стадий, часто сжимающихся до одной: жизнь начинается в Мировом яйце (метафорическая исходная точка мира), внутри него происходит разделение на части, существующие поначалу во взаимосвязанном состоянии. На второй стадии творения происходит разделение на противоположности, возникает сознание и порядок, инцесту-озный инстинкт и инцестуозный архетип. Сексуальность приобретает инцестуозный характер потому, что она подчинена стремлению к утраченному единству, вызванного актом творения. Инцестуозный инстинкт производен от стремления утраченного единства. По Юнгу, Фрейд не прав и в своей гипотезе первобытной орды. Религиозное
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
чувство возникает не в результате акта отцеубийства, а как следствие некогда состоявшегося раскола целого на противоположности. Поэтому религия - не иллюзия, как полагал Фрейд, а трансформированная реальность. Разделение первоначального целого на противоположности и возникновение их стремления к воссоединению представляет собой универсальный процесс органической и неорганической природы (например, единство души и тела), что отражается в мифологии (египетский небесный змей, кусающий свой собственный хвост, китайский Тайцзи, имеющий круглую форму и являющийся вместилищем всех противоположностей, Мировое яйцо, созданное философами, двуполые существа в индуистской религии (Пуруша), первоначальный человек у Платона, библейская Ева, сотворенная из ребра Адама и т.д.) Разделение целого на противоположности изображается в мифах как насильственный, мучительный и греховный акт [8, с. 156 - 162].
Юнг признает инстинкт смерти, но связан он у него не с агрессией (как у Фрейда), а с универсальным стремлением к воссоединению противоположностей. Существует архетип смерти, направленный на растворение индивидуальности в коллективном бессознательном и представленный в различных символах (погребение умершего, погружение в воду во время крещения), в том числе в виде мандалы - символического рисунка, изображающего квадрат внутри круга или круг внутри квадрата и означающего самость - глубинную сущность человеческой души, ее целостность. Мандала, растворяя индивид в коллективном бессознательном, подавляет и расстраивает его психику. В мировой культуре смерть и рождение всегда связаны, они соединены в одной точке, стремление к смерти одновременно означает жажду бессмертия. Инстинкт смерти уравновешивается страхом растворения и исчезновения, между ними возникает напряжение, борьба. Отказ от индивидуальности означает желание единства, бессмертия и покоя [8, с. 158 - 159].
Согласно Юнгу, переход от эндогамии к экзогамии, стремление к сексуальному партнеру из другой социальной группы также был вызван действием универсального мирового закона деления целого на противоположности. Первоначально эндогамная и экзогамная тенденции конкурировали, затем последняя возобладала, эндогамия осталась лишь в форме мифологии и табу на инцест. Эндогамия, уйдя из практической жизни в коллективное бессознательное, вернулась в виде психологической связи различных социальных групп (религиозных, этнических, политических). Действие экзогамии оказалось амбивалентным: сыграв большую роль в развитии культуры, она породила секуляризацию и интернационализа-
цию человеческой жизни, приведшую к замене природных инцестуозных связей на механические, искусственные, исходящие от государства. Постепенно государство становится главным организатором человеческих союзов, что не столько укрепляет, сколько разрушает созданный экзогамией порядок.
Со своей стороны эндогамная тенденция требует своего непосредственного, естественного удовлетворения, а не суррогата в виде идеологии, партии, нации, государства. Поскольку современная культура эндогамию отвергает, единственная форма ее легальной реализации - трансформация души индивида. Своеобразный эндогамный брак двух ранее разделенных противоположностей может совершиться в психике человека, который в этом случае обретает высшую гармонию - самость. Важно, чтобы этот процесс был сознательным, в противном случае самость проецируется на того или иного вождя, что превращает индивидов в «бездушное стадо», подчиненное не разуму, а эгоизму, инстинктам, стремлению к захватам и приобретений [8, с. 167 - 170].
Главную роль по преобразованию психической энергии в институты культуры Юнг отводит архетипам, но механизм такой трансформации весьма туманен. Архетипы, как он полагает, есть символические образы, возникшие в результате действия инстинктов и опыта многих человеческих поколений. Архетипы - это социальный опыт, приобретший свойства неразложимого кристалла и лежащий в основе культуры. Строго говоря, архетипы - это и есть сама культура, ее нижний слой. Механизм сублимации, предложенный Фрейдом, представляет собой только гипотезу, но гипотезу четкую, понятную: благодаря Эдипову комплексу сексуальный инстинкт индивида еще на стадии его младенчества ограничивается и из биологической энергии перерастает в социальную, физиология и биология человека трансформируется в творчество. Юнг механизм соединения социального опыта с инстинктами не показывает, что является очевидным пробелом в его концепции коллективного бессознательного. Согласно Фрейду, первобытная орда основывалась на силе главы семьи, и только его убийство сыновьями рождает первые нормы культуры. По Юнгу, в душе первобытного человека уже есть архетипы, которые, полагает он, заставляют его противостоять природе, чтобы не оказаться в ее власти. «Это является началом всей культуры, неизбежным следствием сознательности с ее возможностью уклоняться от бессознательного закона» [1, с. 238 - 239]. Иными словами, начало культуры Юнг связывает не с появлением архетипов, а с их влиянием на человека: культура появляется, когда архетипы начинают диктовать свои императивы
людям. Очевидно, что механизм формирования архетипов остается невыясненным. Если отталкиваться от приведенной цитаты из Юнга, культура возникает и наращивается благодаря сознательной целеполагающей деятельности человека по овладению своими архетипами. Иными словами, культура связывается с сознанием человека и в этом качестве противопоставляется природе, инстинктам, иррациональному началу в человеке. Вроде бы получается классическая оппозиция: культура есть нечто, противостоящее природе. Вместе с тем, архетипы - это отчасти природа (инстинкты), отчасти - культура (образы, сконцентрированный опыт человечества за тысячи лет). Очевидно, что Юнг смягчает оппозицию природы и культуры, т.к. архетипы содержат в себе оба компонента.
Благодаря сознанию, по Юнгу, культура развивается, дифференцируется по институтам, слой за слоем уплотняется, что делает связь с архетипами более длинной и неочевидной. Между сознанием и коллективным бессознательным вырастает стена, в людях формируется уверенность, будто они всем обязаны своему сознанию. А между тем коллективное бессознательное продолжает оказывать свое влияние на людей, но данный процесс становится уже бесконтрольным. Сознательная деятельность человека, оторванная от бессознательного, может направлять социальное развитие в направлении, противоречащем векторам, заданными архетипами. Таким образом, культура, этот результат рациональной целе-полагающей деятельности начинает противостоять коллективному бессознательному. Юнг предлагает выход из этого конфликта: познать бессознательное, признать его влияние на людей и по возможности сделать контролируемым. Фрейд, признавая острый конфликт между природой и культурой, считает необходимым смягчить нормы культуры, в противном случае агрессия будет нарастать, создавая угрозу самой культуре. У Юнга другое предложение: реформировать культуру, приведя ее в соответствие с требованием архетипов. Но в этом случае возникает проблема соотношения человеческой архаики с современными институтами культуры, с социальным, техническим и научным прогрессом. Один из важнейших постулатов Юнга звучит так: коллективное бессознательное и его архетипы неуничтожимы и почти неизменны, поэтому архаика плотно держит людей в их развитии, не давая им выйти за границы, намеченные архетипами. В этом смысле прогресс социальных форм постоянно будет выглядеть как усиление конфликта с бессознательным. Отсюда напрашивается вывод: темпы прогресса следует сбавить, надо больше прислушиваться к своему бессознательному, чтобы оно
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
не вышло из-под контроля. Если это так, то Юнг занимает позицию то ли консерватора, то ли реакционера (в зависимости от поднимаемого вопроса). Вместе с тем Юнг по своим политическим взглядам - типичный буржуазный либерал, отстаивающий ценности правового государства и прав человека. Но ведь либеральная демократия - следствие рационализма и индивидуализма, т.е. тех факторов, которые, с его точки зрения, привели к отрыву от коллективного бессознательного. Здесь есть явное противоречие, которое Юнг предпочитает не замечать, потому что это подрывает его аналитическую психологию.
Болезненный парадокс состоит в том, что Юнг в своей позиции одновременно прав и неправ. Он прав в том, что антропологические свойства человека неизменны и резко контрастируют с прогрессом его сознания и культуры. Высокая гуманистическая мораль (категорический императив Канта и т.п.) явно проигрывает в борьбе с первобытными влечениями, рациональное отношение к жизни уступает иррациональным влечениям. Гибель десятков миллионов людей в XX в. в результате войн и государственного террора -свидетельство глубокой архаики так называемого цивилизованного человека. Создание оружие массового уничтожения - веский довод в пользу той мысли, что носители высокой культуры, цивилизованное человечество способно при определенных условиях себя уничтожить. Прогресс в науке и технике не обеспечивает прогресса в сфере морали. В этом смысле социальный прогресс предстает как некий фантом, мгновенно исчезающий в условиях социального катаклизма. Забвение данной истины рождает неоправданный и опасный оптимизм. Вместе с тем требование Юнга подстраиваться под архетипы вызывает большие сомнения. Как бы ни была слаба гуманистическая мораль, в условиях относительно спокойного существования общества она блокирует архаику человека, ее деструктивную направленность. Если архаика так цепко держит современного человека, всякие попытки построения правового государства следует признать обреченными на провал. Если невозможно блокировать первобытные влечения, значит, не надо бороться за социальный прогресс, за свободу, равенство,
справедливость и законность. Признание связанности жизни общества архетипами рождает ощущение безысходности, бесплодности всяких попыток улучшить жизнь людей в материальном, политическом и моральном отношении. Все это так, но здесь следует подчеркнуть, что противоречивость учения Юнга - результат не его умозаключений, а самой действительности. Сама природа человека антиномична, что и делает многие важнейшие социальные проблемы неразрешимыми.
Список литературы:
[1] Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. - М., 1994.
[2] Юнг К.Г. Архетип и символ. - М., 1991.
[3] Юнг К. Попытка психологического истолкования догмата о Троице // Юнг К.Г. Собр. соч. Ответ Иову. - М., 1995.
[4] Юнг К.Г. Символ превращения в мессе // Юнг К.Г. Собр. соч. Ответ Иову. - М., 1995.
[5] Юнг К. Психология и литература // Юнг К., Нойманн Э. Психоанализ и искусство. - М., 1996.
[6] Юнг К. Об отношении аналитической психологии к поэзии // Юнг К., Нойманн Э. Психоанализ и искусство. - М., 1996.
[7] Юнг К. Ответ Иову // Юнг К.Г. Собр. соч. Ответ Иову. - М., 1995.
[8] Одайник В. Психология политики. Политические и социальные идеи К.Г. Юнга. - М., 1996.
Spisok literatury:
[1] Yung K.G. Problemy dushi nashego vremeni. - M., 1994.
[2] Yung K.G. Arhetip i simvol. - M., 1991.
[3] Yung K. Popytka psihologicheskogo istolk-ovaniya dogmata o Troice // Yung K.G. Sobr. soch. Otvet lovu. - M., 1995.
[4] Yung K.G. Simvol prevrashcheniya v messe // Yung K.G. Sobr. soch. Otvet lovu. - M., 1995.
[5] Yung K. Psihologiya i literatura // Yung K., Nojmann E. Psihoanaliz i iskusstvo. - M., 1996.
[6] Yung K. Ob otnoshenii analiticheskoj psi-hologii k poezii // Yung K., Nojmann E. Psihoanaliz i iskusstvo. - M., 1996.
[7] Yung K. Otvet lovu // Yung K.G. Sobr. soch. Otvet lovu. - M., 1995.
[8] Odajnik V. Psihologiya politiki. Politicheskie i social'nye idei K.G. Yunga. - M., 1996.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 3 • 2022
