CC BY
3
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
https://doi.org/10.26347/1607-2499202207-08080-084
ИЗМЕНЕНИЕ ПОДХОДОВ К СТАРЕНИЮ И ВСПЛЕСК ЭЙДЖИЗМА ВО ВРЕМЯ ПАНДЕМИИ гауго-19 И ПОСЛЕ*
Цель данной статьи - анализ изменений социологических подходов к старению, от дефи-цитарного подхода к активному старению. Еще до пандемии СОУТО-19 проблематика активного старения стала рассматриваться в контексте сопротивления эйджизму и такого его проявления, как пенсионный возраст. Период пандемии СОУТО-19 показал, что проблема-тизировались и активное старение, и обслуживание пожилых. Сейчас, когда острота медицинской проблемы спала, необходим свежий взгляд на цифровизацию социального обслуживания, повышение активности пожилых и т.п. Использованный метод - анализ научной литературы. В заключении речь идет о позитивных возможностях, которые появились в пандемию.
Ключевые слова: старение, эйджизм, пандемия COVID-19
Для цитирования: Григорьева И А. Изменение подходов к старению и всплеск эйджизма во время пандемии СОУГО-19 и после. Клиническая геронтология. 2022; 28 (7-8): 80-84. https://doi.org/10.26347/1607-2499202207-08080-084.
И.А. Григорьева
Социологический Институт РАН (фшшал ФНИСЦ РАН), Санкт-Петербург, Российская Федерация
CHANGING APPROACHES TO AGING AND SURGE OF AGEISM IN COVID-19 PANDEMIC AND AFTER**
The study analyzes changes in sociological approaches to aging, from a deficit approach to active aging. Even before the COVID-19 pandemic, problems of active aging had begun to be considered in the context of resistance to ageism and its manifestation, such as retirement age. The COVID-19 pandemic period showed that both active aging and geriatric care were problematic. Now that the severity of the medical problem has subsided, a fresh look at digital social care, the possibilities of activity of the elderly, etc. is needed. The method used is the analysis of scientific literature. In conclusion, the study sums up positive opportunities that appeared during the pandemic.
Keywords: COVID-19 pandemic, aging
For citation: Grigoryeva IA. Changing approaches to aging and surge of ageism in covid-19 pandemic and after. Clin Gerontol. 2022; 28 (7-8): 80-84. https://doi.org/10.26347/1607-2499202207-08080-084.
Prof. Irina Grigoryeva
Sociological Institute of the RAS (Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences), Sankt-Peterburg, Russia
* Статья подготовлена по проекту РНФ «Отложенное старение или поздняя взрослость в России: как цифровое развитие меняет статус пожилых в эпоху COVID-19 и неопределенности». №22-18-00461. СИ РАН - филиал ФНИСЦ РАН.
** The article has been published within Project by the Russian Science Foundation «Delayed aging or late adulthood or in Russia: how digital development change the position of elderly in the era of COVID-19 and uncertainty». No. 22-1800461. The Sociological Institute is a Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences.
В статье рассматривается социально-возрастное структурирование общества с помощью пенсионного возраста как способ выведения пожилых за границы нормального общественного устройства. Почему возможно так поставить вопрос? Потому что практически весь XX в. стирались границы между расами и этничностями, довольно быстро был переосмыслен тендер. Что же касается пожилых, то тут российское общество намертво встало на защиту сложившихся возрастных границ, хотя социально-возрастное структурирование всегда считалось сконструированным, и разные авторы предлагали разные варианты и количество возрастных групп [ 1]. Демографы утверждают, что реальное старение даже в России сдвинулось на 12-15 лет [2]. И, таким образом, необходимо переосмыслить границы старения и их символическое значение. Это необходимо потому, что, несмотря на то что мы живем в современном обществе, те. в текучем, быстро изменяющемся [3], пожилые идентифицируются с пенсионерами и довольно жестко оттесняются за границу или на границу общества.
Сложилось много подходов к интерпретации этого социального оттеснения или социального исключения [4], которые более-менее убедительно сводятся к 3 основным, которые тоже давно существуют. Конечно, именно в самой старой, в дефицитарной парадигме, в первую очередь, важна граница исключения, за которой не нужно доказывать, что есть дефициты здоровья, социальных связей и т.п. [5]. Есть также гериатрическая медицина и возрастная психология, которые эти дефициты лечат или поддерживают здоровье и качество жизни до какой-то степени. В компенсаторной парадигме старения возникла специальная педагогика. Тут можно сказать, что большее доверие к пожилым. И предполагается, что пожилые все-таки не до такой степени дефицитны в разных отношениях; и что их все-таки можно чему-то научить, чтобы компенсировать утраты и потери [6].
В современном подходе успешного и активного старения уже сами понятия говорят о том, что мы некоторым образом ставим под сомнение непреложность или обязательность старения [7]. Но институциональные закрепленные, а не индивидуально воспринимаемые границы действуют принудительно. Соответственно, возникает вопрос об отмене пенсионного возраста как такового. И практически он уже стоит в некоторых
европейских странах. Но отмена должна быть связана с переходом схемы начисления пенсии за трудовой стаж или, поскольку не у всех есть трудовой стаж и не хватает рабочих мест, должна быть введена повышающаяся возрастная выплата. Тогда, при условии правильно проведенной разъяснительной работы, отмена верхней границы не будет вызывать протест [8].
Возможно, повышение пенсионного возраста будет содействовать расширению процессов активного долголетия. Действительно, состояние здоровья трудящихся пенсионеров лучше, чем состояние здоровья неработающих. Оспорить данный тезис трудно (это подтверждается рядом исследований), однако по-^ежнему остается открытым вопрос: работающие пенсионеры больше удовлетворены своим здоровьем, потому что продолжают трудиться, или они продолжают работать, потому что изначально обладают лучшими показателями здоровья? Ответ отчасти заключается в том, что в опросах используется самооценка состояния здоровья. И если у людей есть интерес к той или иной самооценке, это трудно оспаривать. Если экономически выгодно иметь плохое здоровье, так как можно получить льготы, раньше уйти на пенсию и т.д., то самооценка и будет низкой, даже если это не соответствует измеряемым медицинским показателям.
Но при этом фиксированная линия пенсионного возраста - все-таки линия эйджизма, потому что четко фиксируется, кто старый, кто пожилой, кто - нет, поскольку пенсия «по старости». Но наказывать или какие-то санкции внедрять за эйджизм пока общество плохо умеет. В частности, историческая причина, почему такая традиция плотно держится, связана с тем, что установление пенсионного возраста и вообще пенсия наемных работников исторически рассматривались как огромная победа именно наемных работников, их гарантированное обеспечение в старости.
Но время течет, и социально-экономическая ситуация меняется. Однако в сознании части общества и очень многих людей бесконечно поднимается тема, что мы вернемся к прежним, советским, нормам, хотя они психологически, социально и экономически никак не оправданы. При этом общественное сознание мечется между идеей неизбежности увядания и желанием быть всегда молодыми. Ну и конечно, подливает масла в огонь бесконечный подсчет экономистами
убытков от того, что пенсионеров становится все больше, и они живут все дольше. То есть, на индивидуальном уровне факт, что люди стали дольше жить, отмечается как гуманитарная победа. А на социальном уровне видны только убытки от увеличения числа пожилых. Здесь явно присутствует логическая неувязка, неубедительный и односторонний взгляд на пожилых, порождающий недостаток аргументации.
Но именно тот факт, что пожилых больше и живут они дольше, в развитых странах уже за счет удлинения периода дожития, внес огромный вклад в науки о человеке, поскольку сами «Средства Макропулоса», средства от старения, от потери здоровья оказались нужны и востребованы и внесли огромный вклад в науку о человеке. И недооценить это невозможно, потому что вся индустриальная эпоха занималась изучением разных производительных сил и обусловленных ими производственных/общественных отношений. Человек, тем более пожилой человек, был на каком-то тридесятом месте. Сейчас он выдвигается вперед. И это уже очень много. Но он выдвигается вперед еще потому, что мы видим, что нет ничего более неоднозначного, чем естественное старение. Какое старение естественное, какая среда оптимальная - не очень пока понятно.
И поэтому правомерно поставить вопрос об отложенном/отсроченном старении или в более позитивном привычном ключе, о поздней взрослости. Психологи этим занимаются [9], но совершенно по-своему, не объясняя, почему для общества существенна поздняя взрослость. И что именно происходит? Обычно это сводится к тому, что люди инвестируют в свое образование, особенно в цифровое. Это все-таки очень существенный факт [10]. Особенно сейчас, когда мы говорим о периодах до пандемии и после пандемии. Как показывают наблюдения и в какой-то мере исследования, в первую очередь, поздние взрослые - это высоко квалифицированные пожилые, но это нужно исследовать дальше. В данном случае это люди, которые сопротивляются социально статусным переходам к старению, а к социальному давлению относятся критически и откладывают собственное старение.
Таким образом, практически нужно изучать позднее старение, поскольку это недавно поставленный вопрос. Российский индекс научного цитирования включает 9 социологических статей о позднем старении, психологических статей го-
раздо больше. Те. разработка темы еще пока только начинается, изучение субкультуры старения выходит на первое место. И очень важной темой является изучение следствий пандемии, поскольку, к сожалению, она, если можно так сказать, «научно» закрепила возраст 65 лет как границу старости и границу отсечения. Более того, в период пандемии изоляция пожилых «для их же блага» очень сильно обострила проблематику эйджизма, поскольку было подчеркнуто, что это отсечение пожилых полезно именно для них самих, чтобы пожилые не заразились и не заболели [11].
Хотя до сих пор врачи однозначно не подтверждают, что мера пресечения спасала, а не подвергала тех же пожилых людей другим опасностям, например последствиям гиподинамии или обострению хронических заболеваний. В этом утверждении я опираюсь на публикации журнала «Успехи геронтологии», поскольку он, в первую очередь, медико-биологический [12]. Все знают, в период ковида пациентам с хроническими заболеваниями уделялось неоправданно мало внимания, что привело к увеличению смертности именно от таких заболеваний. И, к сожалению, достоверных данных о том, каковы же были причины большей смертности в период пандемии, до сих пор нет.
В заключение отметим, что именно пандемия изменила представление о том, что доставка продуктов пожилым является социальной услугой, поскольку оказалось, что с этой услугой отлично справляются службы доставки продуктовых магазинов. Социальные работники, наконец, смогут уделять больше времени клиентам непосредственно на дому, по месту жительства, оказывая им социальные услуги ухода и т.п. Ведь долгое время в России услуги по доставке продуктов составляли 70% от всех социальных услуг.
Второй важный вывод - за время пандемии произошло или наметилось повышение доверия пожилых к цифровым технологиям. По крайней мере, была осознана их функциональность. Так, использование социальных сетей врачами и пациентами - тема, становящаяся все более актуальной в рамках социальных исследований явления, которое за прошедшие два десятилетия XXI в. получило самые разные наименования: электронная медицина или e-medicine, e-health, медицина 2.0, телемедицина, цифровая медицина, мобильное здравоохранение или m-health и т.п.
Часто эти термины фигурируют почти как синонимы, в других случаях они не перекрывают, а конкретизируют друг друга - в отношении той или иной технологии или категории акторов системы здравоохранения. Важно подчеркнуть, что все время обсуждалось то, как пожилых научить, что они плохо обучаются и т.д. А влияние пандемии заключается в том, что тот же Microsoft выдвинул вперед тему инклюзивного дизайна, поскольку обнаружилось, что все-таки во многом проблема заключается в том, что пожилых не привлекают к разработке дизайна, и юзабили-ти (от англ. Usability - удобство использования) совсем не отвечает потребностям пожилых. Юзабилити с точки зрения молодого человека, разработчика - это одно дело, а с точки зрения пожилого - совсем другое. И проблема не только в величине шрифта.
Третий позитивный момент - это не только повышение внимания к тому, как обслуживать уже пожилых, уже заболевших, уже что-то сломавших, а к тому, что есть неплохие средства прогнозирования состояния пожилых и отодвигания времени проявления эксцессов старения и продления взрослости. Отодвигание старения -это отодвигание времени, когда нужно обслуживать и лечить. То есть важно не подсчитывать, сколько человек мы будем обслуживать вот тогда-то и тогда-то. А все-таки заниматься тем, чтобы меньше пожилых нужно было обслуживать, чтобы пожилые сами относились более ответственно к своему здоровью. И соответственно управление процессом старения, индивидуальное и социальное, должно стать более осознанным.
Например, считается, что можно предотвращать переломы и обострения деменции. У нас сегодня о деменции много говорится. Но ведь это опять же ситуация, в которой у нас в России людей с деменцией запирают, изолируют. Вместо того чтобы так или иначе достаточно широко использовать средства мониторирования состояния, и проблема сопровождения пожилого человека с деменцией не считалась непрерывной, а возникала именно во время обострения [13].
И последнее, именно пандемия показала нам то, что называется в литературе «^етий сектор», «сообщество». Это тема подавалась как нужная государству. Но как относиться к этому общество было не очень понятно, поскольку подопечными большинства организаций третьего сектора, те. негосударственных и некоммерческих организа-
ций, были дети, а не пожилые. Но именно пандемия вернула, на мой взгляд, общее понимание того, как важны любые сообщества, солидарность и взаимопомощь [14,15] даже не на уровне таких больших мероприятий, как, например, организует известная активистка Татьяна Акимова из Самары, а на уровне микросообществ. Потому что стало понятно, что люди, у которых сохранились социальные связи и возможности коммуникации как с использованием цифровых технологий, так и просто с помощью живого общения, безусловно перенесли пандемию проще и легче, чем остальные пожилые.
ЛИТЕРАТУРА
1. Эшпаев С А. О критериях возрастной периодизации (мэтериалы к философии возраста). Вестник Ленинградского государственного университета им. АС. Пушкина. 2015; 2 (4): 66-76.
2. Vishnevsky A, Shkolnikov V. Russian Mortality: Past Negative Trends and Recent Improvements. Population Under Duress. 2018: 59-71.
3. Bauman Z. Liquid Modernity. 2013.
4. Парфенова OA. Вовлечение пожилых в волонтерскую и гражданскую активность как инструмент преодоления социального исключения. Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2020; 4 (158): 119-135. https://doi.org/10.14515/ monitoring.2020.4.1580
5. Havighurst RJ. Ajustment to retirement. Cross-national Study. 1969.
6. Кононыгина TM Герагогика. Пособие для тех, кто занимается образованием пожилых людей. Орел, 2006.
7. Bogdanova E, Grigoryeva I. The crisis of Neoliberal project of aging during the COVID-19 pandemic: from compulsory activity to mandatory isolation. Journal of Adult Protection. 2020; 23 (2): 76-85. https://doi.org/ 10.1108/JAP-08-2020-0038
8. Григорьева И А., Квасова О С. Недовольство населения пенсионной реформой: гендерный аспект. Журнал социологии и социальной антропологии. 2019; 22 (4): 37-56. https://doi.org/10.31119/jssa.2019.22.4.2
9. Стрижицкая О.Ю. Истоки Ленинградской (Петербургской) школы психологии старения в работах Б Т. Ананьева и М.Д. Александровой. Вестник Санкт Петербургского университета. Психология. 2022; 2 (1): 46-54. https://doi.org/10.21638/spbu16.2022.104
10. Grigoryeva I, Vidiasova L, Zhuk D. Seniors' Inclusion into e-Governance: Social Media, e-Services, e-Petitions Usage. In Proceedings of thr 9th International Conference on Theory and Practice of Electronic Governance. 2016: 173-176. https://doi.org/10.1145/2910019.2910022
11. Higgs P, Gilleard C. Fourth Ageism: Real and Imaginary Old Age. Societies. 2021; 11 (1): 12. https://doi.org/ 10.3390/soc11010012
12. Голубев AT. и др. Три пандемии сразу: неинфекционная (отологическая), инфекционная (COVID-19), и поведенческая (гипоюшезия). Вопросы онкологии. 2021; 67 (2): 163-180. https://doi.org/10.37469/0507-3758-2021-67-2-163-180
13. Мишеничев К С., Бородкина О.И. Цифровые технологии для пожилых с деменцией: проблемы и перспективы внедрения. Успехи геронтологии. 2022; 35 (1): 76-84. https://doi.org/10.34922/ae.2022.35.L008
14. ГригорьеваИ.А., Парфенова OA. Роль НКО в развитии community care (общественной заботы) в России. Журнал социологии и социальной антропологии. 2021; 24 (1): 79-104. https://doi.org/10.31119/j ssa.2021.24.1.4
15. Grigoryeva IA, Kelasyev OV. An Older Woman in the Local Community in Russia: Neighbors, Nongovernmental Organizations, and the Housung and Communal system. Advances in Gerontology. 2020; 10 (4): 317-323. https:// doi.org/10.1134/S207905 7020040074
REFERENCES
1. Lishaev SA. On the criteria of age periodization (data on philosophy of age). Pushkin Leningrad State University. 2015; 2 (4): 66-76. Russian
2. Vishnevsky A, Shkolnikov V. Russian Mortality: Past Negative Trends and Recent Improvements. Population Under Duress. 2018: 59-71.
3. Bauman Z. Liquid Modernity. 2013.
4. Parfenova OA. Engaging Older People in Volunteering and Civic Activities As a Tool to Overcome Social Exclusion. Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes Journal (Public Opinion Monitoring). 2020; 4 (158): 119-135. https://doi.org/10.14515/monitor-ing.2020.4.1580 Russian
5. Havighurst RJ. Adjustment to retirement. Cross-national Study. 1969.
6. Kononygina T.M. Geragogika. A manual for those who are engaged in the education of the elderly. Orel, 2006. Russian
7. Bogdanova E, Grigoryeva I. The crisis of Neoliberal project of aging during the COVID-19 pandemic: from compulsory activity to mandatory isolation. Journal of Adult Protection. 2020; 23 (2): 76-85. https://doi.org/ 10.1108/JAP-08-2020-0038
8. Grigoryeva I, Kvasova O. Public dissatisfaction with pension reform: a gender perspective. The Journal of Sociology and Social Anthropology. 2019; 22 (4): 37-56. https:// doi.org/10.31119/jssa.2019.22.4.2 Russian
9. Strizhitskaya OYu. Origins of Leningrad (St. Petersburg) school of psychology of aging in works of B.G. Ananiev and M.D. Alexandrova. Vestnik of Saint Petersburg University. Psychology. 2022; 12 (1): 46-54. https://doi.org/ 10.21638/spbu16.2022.104. Russian
10. Grigoryeva I, Vidiasova L, Zhuk D. Seniors' Inclusion into e-Governance: Social Media, e-Services, e-Petitions Usage. In Proceedings of the 9th International Conference on Theory and Practice of Electronic Governance. 2016: 173-176. https://doi.org/10.1145/2910019.2910022
11. Higgs P, Gilleard C. Fourth Ageism: Real and Imaginary Old Age. Societies. 2021; 11 (1): 12. https://doi.org/ 10.3390/soc11010012
12. Golubev AG, et al. Three pandemics at once: Noninfec-tious (cancer), infectious (COVID-19), and behavioral (hy-pokinesia). Problems of Oncology. 2021; 67 (2): 163-180. https://doi.org/10.37469/0507-3758-2021-67-2-163-180. Russian
13. Mishenichev KS, Borodkina OI. Digital technologies for elderly people with dementia: problems and prospects for implementation. Advances in Gerontology. 2022; 35 (1): 76-84. https://doi.org/10.34922/ae.2022.35.1.008 Russian
14. Grigoryeva IA, Parfenova OA. The role of NGOs in the development of community care in Russia. The Journal of Sociology and Social Anthropology. 2021; 24 (1): 79-104. https://doi.org/10.31119/jssa.2021.24.1.4. Russian
15. Grigoryeva IA, Kelasyev OV. An Older Woman in the Local Community in Russia: Neighbors, Nongovernmental Organizations, and the Housung and Communal system. Advances in Gerontology. 2020; 10 (4): 317-323. https:// doi.org/10.1134/S207905 7020040074
Поступила 27.04.2022 Принята к опубликованию 30.05.2022 Received 27.04.2022 Accepted 30.05.2022
Сведения об авторе
Григорьева Ирина Андреевна - ведущий научный сотрудник, д. соц. н., м. т., Социологический Институт РАН (фшгаал ФНИСЦ РАН), Санкт-Петербург, Российская Федерация, 7-я Красноармейская ул., 75. Тел.: + 7(821 )373-73-18. E-mail: soc28@yandex.ru. https://orcid.org/0000-0001-8348-2954
About the author
Prof. Irina A. Grigoryeva - Leading Researcher, Sc. D. in Medicine, Sociological Institute of the RAS (Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences), Sankt-Peterburg, Russia. E-mail: soc28@yandex.ru. https://orcid.org/0000-0001-8348-2954
Конфликт интересов: автор заявляет об отсутствии возможных конфликтов интересов.
The author declares no competing interests.
Финансирование: Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 22-18-00461 (https://rscf.ru/ project/22-18-00461/).
Funding: The study has been funded by Russian Science Foundation Grant No. 22-18-00461 (https://rscf.ru/project/22-18-00461/).
