CC BY
759
УДК 327 (470 + 571)
Е.В. Штурба ©
ИЗМЕНЕНИЕ КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ОСНОВ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Кубанский государственный университет
Рассмотрены основные пути развития внешнеполитической концепции Российской Федерации в условиях такого явления, как глобализация. Даны характеристики процесса глобализации, выявлены его основные особенности и критерии развития. Проведен анализ деятельности международных неправительственных организаций в качестве инструмента для создания условий нового мирового порядка, решения насущных мировых проблем. Показана взаимосвязь отдельных явлений в российской политике 90-х гг. с общемировыми процессами глобализации. Сделаны выводы о положительных и отрицательных факторах влияния глобализации на российское государство и общество.
Ключевые слова: глобализация, внешняя политика, международные
неправительственные организации, НАТО, оппозиция, многополярный мир, дефолт, мировая экономическая система, новый мировой порядок.
В 1990-е годы Российская Федерация была активно включена в мировое сотрудничество, вышедшее в период глобализации на качественно новый уровень. Международные организации оказывали колоссальное влияние на внешне- и внутриполитический курс российского государства, поэтому научный интерес к ним в последние годы существенно возрос. Международные организации относятся к числу наиболее развитых и разнообразных механизмов упорядочения международной жизни.
Заметное повышение активности международных организаций, равно как и значительное увеличение их общего количества, является одним из примечательных феноменов современного международного развития, согласно данным Союза международных ассоциаций.
Международные организации, как правило, разделяют на две основные группы.
1. Межгосударственные (межправительственные) организации учреждаются на основе международного договора группой государств; в рамках этих организаций осуществляется взаимодействие стран-членов, и их функционирование основано на приведении к некоторому общему знаменателю внешней политики участников по тем вопросам, которые являются предметом деятельности соответствующей организации.
2. Международные неправительственные организации возникают не на основе договора между государствами, а путем объединения физических и/или юридических лиц, деятельность которых осуществляется вне рамок официальной внешней политики государств [1].
В 1990-е гг. достаточно ощутимым было влияние неправительственных организаций на международную жизнь. Они поднимали вопросы, которые часто не затрагивались деятельностью правительств. В их функции входило собирать, обрабатывать и распространять информацию о международных проблемах, требующих
© Штурба Евгений Викторович - доктор исторических наук
общественного внимания; инициировать конкретные подходы к их решению и побуждать правительства к заключению соответствующих соглашений; осуществлять наблюдение за деятельностью правительств в тех или иных сферах международной жизни и выполнением государствами взятых на себя обязательств; мобилизовывать общественное мнение и способствовать возникновению чувства причастности «простого человека» к крупным международным проблемам. И все же значение межгосударственных организаций для регулирования международной жизни неизмеримо больше.
В этом отношении они проявляют себя как бы в двух ипостасях: с одной стороны, образуя поле кооперативного или конфликтного взаимодействия между государствами-членами, с другой - выступая в качестве специфических действующих лиц на международной арене и таким образом оказывая самостоятельное влияние на динамику развития международных отношений. Впрочем, мера такой самостоятельности - вопрос тоже достаточно спорный и традиционно являющийся предметом дебатов среди аналитиков. Сторонники «реалистической парадигмы» в подходе к международным отношениям полагают, что межгосударственные организации «производят» лишь то, что «вкладывают» в них государства-члены, и не способны генерировать никакой импульс, выходящий за пределы внешней политики последних.
Общими тенденциями в развитии межгосударственных организаций можно считать следующие: а) относительное усиление региональных аспектов в их деятельности, позволяющее сфокусироваться на более конкретных проблемах; б) значительное возрастание числа организаций специальной компетенции для регулирования специфических сфер международного взаимодействия; в) более частое и более широкое наделение межгосударственных организаций наднациональными полномочиями. Масштабы, характер и глубина воздействия межгосударственных организаций на международно-политическую жизнь варьируются в довольно широких пределах.
Для России в 1990-е гг. уровень и глубина сотрудничества с международными организациями зависели от темпов эволюции ее внутреннего развития.
В начале 90-х годов сосуществовали несколько школ внешнеполитической мысли, которые различались не только своими подходами к определению национальных интересов и международных проблем, но и идентифицировались с конкретными парадигмами международных отношений (идеализм, либерализм, глобализм, радикализм, структурализм). Изначально основное противоречие содержалось в выборе атлантического и евразийского направлений. Хотя «атлантисты» были в меньшинстве, но в основном они занимали высокие правительственные должности и по этой причине в конечном итоге была одобрена так называемая «прозападная» ориентация международной стратегии Москвы. Лидерами данного направления стали министр иностранных дел А.В. Козырев и премьер-министр Е.Т. Гайдар.
Настроившись на партнерские и даже союзнические отношения с государствами Запада и, в первую очередь, США, российская дипломатия, возглавляемая А.В. Козыревым, стала рассматривать другие направления внешней политики как направления неприоритетного и второстепенного значения, что часто имело неблагоприятные последствия.
Итоги развития международных отношений в 90-е гг. показали, что коммунистическая идеология была не единственным препятствием в «западной» внешней политике. Прежде всего именно дипломатия, а не крах коммунизма привели к объединению Германии, отказу СССР от своего превосходства в обычных вооружениях, краху Организации Варшавского договора и распаду СССР. Любопытно также, что освободившаяся от коммунистической идеологии демократическая Россия не ощутила изменения отношения, не была принята в главные западные организации. Более того, с января 1994 г. НАТО начинает приближаться к границам уже не коммунистической, а демократической России.
После очевидного для всех кризиса политики «шоковой терапии» радикальные российские реформаторы потеряли единство, что проявилось и в разработке новых направлений внешней политики. Многие демократы, перейдя в ряды оппозиции (А.В. Руцкой и председатель Верховного Совета Р.И. Хасбулатов), начали работу над внешнеполитической доктриной в представительных властных органах параллельно с исполнительными структурами. В феврале 1992 г. появилась альтернативная внешнеполитическая концепция, разработанная в Верховном Совете Российской Федерации. Содержание концепции председателя Верховного Совета Р.И. Хасбулатова, изложенной в его выступлении на научно-практической конференции в МГИМО «Преображенная Россия в новом мире», во многом совпадало с основными положениями президентской доктрины. Они исходили из отказа внешней политики России от идеологизированного биполярного деления мира на две противостоящие мировые общественные системы. Несмотря на это, признавалась необходимость формирования дееспособной экономики в России и построения системы дружественных отношений с США и ЕС [2].
Российская идея о едином культурном пространстве с Западом начала наталкиваться на многочисленные барьеры. Прежде всего, были отвергнуты попытки вступления в ЕС. Североатлантический Союз после ликвидации Варшавского Договора не пошел на самороспуск. Вместо этого с объявлением о расширении НАТО на Восток начался процесс создания системы европейской безопасности без участия России.
Вследствие весьма серьезных разочарований иллюзии российских западников начали рассеиваться, а на российской внешнеполитической арене появились новые тенденции. После 1993 г. в интеллектуальных кругах начали преобладать проевразийские тенденции в формировании внешнеполитической доктрины России. Понятие «Евразия» определяет Россию как не исключительно западную или восточную цивилизацию, но как мост между этими цивилизациями. Разделяющие эту концепцию позже разделились на две противостоящие группы: демократов и славянофилов. Демократы постарались приспособить идеи Евразийства к конкретным реалиям новой России. Принципы Евразийства отразили геополитическое положение России и требовали сохранить сбалансированные отношения и с востоком и с югом. В этом отношении СНГ стал приоритетной сферой российских национальных интересов. В поисках разновекторных отношений Россия начала определять свои внешнеполитические ориентиры по отношению к развивающимся странам «бывшего третьего мира». Но в то же время она не отвергала сохранение хороших отношений с Западом, что и определило характер нового внешнеполитического курса России.
После 1993 г. во внешней политике России стали активнее осваиваться новые направления. Международные связи охватили регионы, по целому ряду признаков близкие и сопоставимые с российскими реалиями. После 1993 г. произошел разворот в сторону развивающихся государств, но без отхода от прежних возможностей. Так, в этом направлении внешнеэкономические связи Российской Федерации с Латинской Америкой начали обеспечивать актуальную свободу маневра и выбора наиболее конкурентоспособных предложений. Латинская Америка на протяжении последних десятилетий превратилась в регион высокоприбыльных растущих операций международного бизнеса. Ряд наиболее экономически развитых стран, таких как Мексика, Бразилия, Аргентина, Чили, не без основания претендовал на новый статус в отношениях со старыми мировыми центрами, стремясь расширить свой внешнеполитический потенциал.
К концу апреля 1993 г. группа высококвалифицированных экспертов из МИДа, Минобороны, Службы внешней разведки, Аппарата Совета Безопасности и двух комитетов Верховного Совета по международными делам и внешнеполитическим связям, а также вопросам обороны и безопасности, закончила подготовку документа под названием «Основные положения концепции внешней политики Российской Федерации».
Этот документ в качестве нового механизма принятия внешнеполитических решений определил систему внешнеполитических приоритетов страны. Здесь на первый план уже были вынесены отношения России со странами СНГ и Балтии по развитию сотрудничества в военно-политической сфере в целях создания эффективной системы коллективной безопасности с учетом статуса России как единственной ядерной державы в СНГ.
Новая концепция национальных интересов проявилась в специальном (первом по счету) Послании президента Российской Федерации Федеральному Собранию от 24 февраля 1994 г. В этом документе «Об укреплении Российского государства (Основные направления внутренней и внешней политики)» учитывалось, что по действующей Конституции России внешняя политика государства стала президентской и более централизованной. Несомненным достоинством официально объявленного внешнеполитического курса с 1994 г. можно считать улучшение отношений с государствами СНГ. Уделялось внимание не только проблемам по укреплению ООН, развитию отношений со странами «Большой семерки», не расширению НАТО без участия России, по активизации и формированию новых отношений с государствами Центральной, Восточной и Западной Европы, но также сотрудничеству с государствами Азии, Индией, Японией, Южной Кореей, странами АСЕАН и Персидского Залива. Впервые после длительного молчания заговорилось о приоритетных отношениях со странами Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. В 1994 г. интенсифицировались российско-индийские обмены делегациями и встречи разного уровня [3].
После назначения Е. М. Примакова на пост министра иностранных дел России в 1996 г. во внешней политике страны произошли глубокие изменения. Система национальных интересов приобрела стабильные и сбалансированные качества, не только потому, что политика России стала более предсказуемой, но и потому, что внешняя политика стала многовекторной, стала больше учитывать национальные интересы страны в условиях новой мировой действительности.
Одной из первых задач новой российской внешней политики являлось устранение диспропорции между унаследованной крупной военной мощью и ослабленным экономическим фундаментом, поскольку мировые центры силы, как известно, определяются не столько военной мощью, сколько ее сочетанием с уровнем экономического развития, научного и духовного потенциала.
К середине 90-х гг. дискуссия о приоритетах российской внешней политики была завершена. Осуществлять разновекторную дипломатию стало для России не только жизненной необходимостью, но и самым надежным инструментом преодоления всех сложностей переходного периода и включения в мировое сообщество. Позиции России на международной арене, по мнению политолога А. К. Пушкова, могли укрепляться в зависимости от ее роли как международного «балансира» [4].
Доктрина многополярного порядка требовала проведения динамичной мновекторной политики, и хотя один из важных принципов ее проведения - соблюдение равновесия интересов при решении любых спорных ситуаций в мире, все-таки главной задачей оставалась нейтрализация проявления любых гегемонистских тенденций при построении нового международного порядка.
По мнению Е.М. Примакова, к середине 90-х гг. возникли большие поля общих интересов между Россией и другими странами-членами международного сообщества [5]. И хотя к тому времени еще не завершился процесс определения национальных интересов России в мире, но в представительных кругах начала складываться система внешнеполитических приоритетов.
Внешние обстоятельства в свою очередь стали благоприятствовать в 1996-1997 гг. формированию фундамента сбалансированного, открытого курса. Запад в ответ на положительные сдвиги в России (прекращение войны в Чечне, оживление реформенного процесса) пошел навстречу требованиям и пожеланиям Москвы. В мае 1997 г. НАТО
подписала основополагающий акт с Кремлем, вскоре Россию пригласили присоединиться в качестве равноправного члена к «большой семерке» наиболее развитых стран мира. Прогресс был достигнут в области экономического партнерства: Россия вступила в Парижский и Лондонский клубы банкиров, МВФ увеличил финансовые вливания в российскую экономику, возрос поток зарубежных инвестиций (правда, в основном портфельных).
Однако в августе 1998 г. Россию поразил глубокий финансовый и, как следствие, социально-экономический кризис, который отразился на внешней политике. Б.Н. Ельцин отправил в отставку правительство либеральных реформаторов. Зарубежные партнеры России, особенно на Западе, не ожидали отказа Москвы погашать финансовые обязательства и с возрастающим скептицизмом и подозрительностью наблюдали за внутрироссийскими катаклизмами. Вновь осложнились взаимоотношения Кремля со многими участниками СНГ, которые опасались сохранения великодержавных претензий в России.
Стремление России отстаивать свои национальные интересы по-своему оценивается западными, прежде всего, американскими стратегами и специалистами по внешней политике. Представители идеологического подхода (П. Редуэй, Р. Стаар, Р. Пайпс, Э. Лутвак, У. Лакер) трудности в решении российской проблемы видят в цивилизационных различиях. Базовой идеей этой школы является тот постулат, что «целью НАТО и Атлантического союза была не просто защита Запада от Советского Союза. НАТО была также защитницей Запада от Востока, а говоря точнее, западной цивилизации от восточной отсталости, тирании, варварства. Формирование НАТО было тесно связано и четко легитимизировано с распространением идеи западной цивилизации» [6, р. 561].
Под воздействием многочисленных внешних и внутренних проблем не только возросла активность Российского государства в сфере безопасности, но и вновь приобрели престиж вооруженные силы, которые в 1991-1992 гг. обычно подвергались ожесточенной критике. Правительство стало больше внимания уделять созданию нового поколения вооружений, формированию эффективной, профессиональной армии, способной решать самые сложные задачи. Прекратилась агитация в пользу скорейшей ликвидации ядерного оружия. Напротив, ядерный компонент вооруженных сил к концу столетия вновь стал рассматриваться в качестве «гаранта национальной безопасности Российского государства, его гордости и основы мощи»[7].
Осознание частью политической элиты национальных интересов России привело к тому, что лозунг времен перестройки об открытии границ и разрушении барьеров между людьми был заменен тезисом о необходимости укрепления погранслужбы и превращения границы в непроницаемую для нарушителей.
Такой курс оказался востребован в эпоху глобализации, которая была особенно заметна в последнее десятилетие ХХ в. По сути, в мире активизировался новый политикоэкономический фактор глобализации - слияния национальных экономик в единую, общемировую систему. Глобализация радикально изменила мировое сообщество, привела к информационной открытости мира, технологической революции, реализации телекоммуникационных технологий, интернационализации образования. В старых индустриальных регионах активизировалось движение товаров и капитала, на основе коммуникационного сближения произошло также формирование новых связей с развивающимися странами. Как считают специалисты, глобализация предполагает существование обязательств, которым должны подчиниться все страны. Уже сам этот термин - «мощный инструмент убеждения, риторический прием, которому - в отличие от различных явлений внутренней политики - не существует противодействия» [8, р. 9].
Глобализационные процессы, в которые за последние годы оказалась втянута и Россия, проявили новый характер. Международные банки, трастовые фирмы, промышленные компании практически полностью вышли из-под опеки национальных
правительств, и в результате их самостоятельной деятельности движения капитала стали своего рода самодовлеющим процессом. Транснациональные корпорации и неправительственные организации получили возможность пересекать национальные границы и распространяться в менее развитых странах. Возникла ситуация, когда «ни национальные правительства, ни локальные власти не могут собственными силами справиться с проблемами, порожденными растущей взаимозависимостью» [9, р. 115].
Продвижение мирового сообщества к многополярности и составляло суть внешнеполитической стратегии России на рубеже столетий. Российская политическая элита, особенно после прихода к власти В.В. Путина, уверовала в то, что международные отношения станут более благоприятными и удобными для всех, если вместо американской гегемонии они будут определяться целой группой силовых центров, в том числе, конечно, и Москвой.
К концу ХХ в. целый ряд стран реально претендовал на роль центров силы в мировой политике [10]. Однако попытки восстановить великодержавный статус неизбежно вызывали противодействие соседей, что уже само по себе несло угрозу дестабилизации обстановки, трениям и столкновениям. В целом в МИДе России отдавали отчет в сложности переходного периода к новой мировой системе. Для упорядочения этого процесса Кремль предложил всем участникам международных отношений соблюдать ряд условий. Эти условия в той либо иной форме неизменно высказывались российским Президентом во время встреч на высшем уровне. Кратко их содержание сводилось к следующему.
Во-первых, не допускать новых разделительных линий в мировой политике. Европу не следует делить на зону НАТО и зону, где находятся государства, не входящие в эту организацию. Опасны разговоры о противостоянии цивилизаций, особенно о «мусульманской угрозе современной Европе», только на том основании, что в исламском мире активизировались экстремистские группировки.
Во-вторых, по мнению Москвы, в переходный период необходимо было отказаться от попыток выделять победителей и проигравших в холодной войне. Российская демократия отнюдь не ощущала себя проигравшей. Напротив, она преподносилась как победитель, сломавший тоталитарную коммунистическую систему в СССР, и по этой причине не могла терпеть высокомерного к себе отношения.
В -третьих, Россия настаивала на дальнейшей демократизации международных экономических отношений. Кремль осудил использование экономических рычагов для достижения эгоистических целей политического характера, например, американские санкции против торговых партнеров Кубы, экономическую блокаду Ирана и Ливии. Осуждение, естественно, вызвало дискриминацию российского экспорта.
Особое значение российским правительством придавалось четвертому условию создания стабильного многополярного мира - тесному сотрудничеству международного сообщества в решении актуальных задач, среди которых можно выделить следующие:
- урегулирование конфликтов;
- дальнейшее сокращение вооружений и осуществление мер доверия в военной области;
- укрепление гуманитарных и юридических аспектов безопасности;
- оказание помощи и поддержки странам, испытывающим различные трудности в развитии.
Россия продолжала оставаться в рядах борцов за сокращение всех видов вооружений и мер доверия в военной области. Именно она одной из первых присоединилась к Договору о полном запрещении ядерных испытаний и настояла на том, чтобы этот документ подписали все страны, имеющие ядерный потенциал. Соответствующий нажим оказывался, в том числе, на Индию и Пакистан, осуществившие в мае 1998 г. взрывы ядерных устройств.
В качестве реакции на деятельность НАТО в Югославии Российский парламент так и не ратифицировал Договор СНВ-2. Тем не менее, российское правительство готово к продолжению переговоров по сокращению стратегических вооружений (СНВ-3) с учетом общей международной ситуации, а также того обстоятельства, что уничтожение имеющихся запасов - дорогая процедура, и поэтому необходимо соразмерять его темпы с финансовыми возможностями. Растущее беспокойство вызывает в Москве желание Вашингтона создать новую противоракетную систему, что грозит разрушить все прежние достижения в области ограничения и сокращения ядерных вооружений. Среди других приоритетов Москвы в разоруженческой сфере - модернизация Договора об обычных вооруженных силах в Европе, в частности снижение групповых и национальных потолков для армий стран континента, введение ограничений на размещение войск на иностранной территории и другие
Проблема перехода к новому международному порядку приобрела наиболее актуальный характер на Европейском континенте. Система региональной безопасности, сложившаяся в годы холодной войны, фактически распалась. Перестал существовать восточный блок во главе с СССР, на карте Европы появились многочисленные новые государства, и принцип незыблемости границ, гарантированный Хельсинкскими соглашениями, оказался размытым. Попытки НАТО играть роль гегемона в европейских делах и по собственному усмотрению применять силу внесли в мировую политику комплекс плохо скрытых противоречий.
На рубеже столетий Россия проявила готовность сосуществовать с НАТО. Подписанный в 1997 г. Основополагающий акт создал адекватную базу для нормальных и даже партнерских отношений между Россией и Североатлантическим союзом. У руководства России появилась реальная надежда на то, что НАТО начнет реформироваться, избавляясь от наследия холодной войны, поскольку в 1998-1999 гг. своевольные действия этой организации лишь усиливали международную напряженность.
Сотрудничеству двух сторон чаще всего мешали субъективные представления, мировоззренческое наследие холодной войны. По мнению большинства западных политиков, российская демократия так и не достигла западных норм, поскольку в стране нет ни одной политической партии западного типа, не сложилась система разделения трех властей. Судебная власть заняла заведомо подчиненное положение, а исполнительная по Конституции 1993 г. имеет полномочий больше, чем законодательная ветвь. Эксцессы, подобные произошедшим в октябре 1993 г., победа левых на выборах в декабре 1995 г., кризис территориального урегулирования в Чечне выдвинули противостояние, а не компромисс во главу угла нового русского политического устройства.
Таким образом, западные надежды на стремительную демократизацию России оказались не реализованными. По оценке Майкла Макфола, в 90-е гг. между Россией и Западом выявились следующие противоречия: «Договор об ограничении вооружений СНВ-2, расширение НАТО, торговля с Ираном и Ираком, новый российский драконовский закон, санкционирующий деятельность лишь определенных религий, доминируют в повестке дня взаимоотношений двух стран... Эта старая повестка дня говорит лишь о том, что контуры нового посткоммунистического стратегического партнерства между Западом и Россией еще не определились. Заново звучат аргументы, что, учитывая баланс сил на международной арене, Соединенные Штаты и Россия попросту обречены быть противниками» [11, р. 311].
Происходящее одновременно расширение НАТО и увеличение числа членов Европейского союза во всей остроте поставило вопрос о подлинном месте России в Европе. По мнение Джонатана Хэзлема, «простым фактом является вытеснение России на задворки Европы, чего не может скрыть никакая казуистика» [12, р. 122]. Однако уже в конце 90-х гг. многие специалисты на западе расценивали быстрое ослабление России как потенциальную угрозу американской безопасности [13, р. 311]. Россия все же сохранила значительную часть наследия СССР. Например, место постоянного члена Совета
Безопасности ООН, комплекс ядерных вооружений. По справедливому замечанию А.И. Уткина, «медленно, но верно Москва начала освобождаться от поразительных иллюзий. Безоговорочные западники уступили место более отчетливым радетелям национальных интересов» [14, с. 361]. Новый характер двусторонних отношений сложился к концу 90-х гг.
Именно в это время на Западе активизировалась деятельность сторонников концепции постепенного сближения России и Европейского и Североатлантического союзов. Включение России в НАТО, по их прогнозам, может способствовать ее трансформации из организации коллективной обороны в организацию коллективной безопасности. Такое развитие событий позволит предотвратить образование новых разделительных линий, предотвратить антагонизацию не включенной в НАТО России [15].
Сторонники этой идеи признают, что в настоящий момент ни ЕС, ни НАТО не готовы к включению в свои ряды кого бы то ни было за пределами Центральной Европы, опасаясь потери эффективности вследствие «размывания» сплоченности рядов. Исследователь Ч. Капчен полагает, что включение России в НАТО создаст в Европе два балансирующих друг друга центра - франко-германский и российский, то есть более стабильную геополитическую систему, ослабляющую стремление отдельных стран к превосходству. «Включение России в Европу не приведет к распаду Европейского союза, но может несколько ослабить центростремительные силы... Включение России в Европу должно стать центральным пунктом текущей повестки дня, исключенные из подобных, процессов страны всегда стремятся изменить геополитические основания». Исключение России из основных интеграционных процессов для Запада едва ли кратчайший путь к мировой стабильности. «Ревизионистские государства в развивающемся мире, особенно вооруженные средствами массового поражения и те, чьи размеры и население делают их доминирующими державами в своих регионах, могут явиться главными противниками статус-кво» [16, р. 33-51].
В отдельном рассмотрении нуждается вопрос о роли России в геополитической структуре АТР. В 90-е гг. этот регион превратился в место частых геополитических поражений России. В 90-е гг. значительно заметнее в АТР стала роль экономически усилившегося Китая, что не могли не учитывать российские политики. За 90-е гг. мирные виды экспансии Китая по геополитическим результатам вполне могут быть сравнимы с военной экспансией. Главным образом, речь идет о товарном, инвестиционном, миграционном проникновении, которое осуществляется в российском Зауралье. Однако невоенная мощь имеет пределы распространения вовне. При этом военная сила, чтобы быть действенной и эффективной в современной ситуации, должна быть основана на передовой технике («синдром войны в Персидском заливе»). Этими соображениями, видимо, и объясняется ускоренное перевооружение ядерных сил и войск общего назначения в Китае. Наращивание и модернизацию неядерного военного потенциала КНР, усиление его наступательной направленности и одновременное совершенствование китайских ядерных вооружений отмечают и отечественные, и западные наблюдатели [17]. Поэтому в МИДе не могли не сознавать, что на Востоке России находится мощный сосед, нацеленный на геополитическое расширение.
Двусторонние контакты осложнялись наличием в российско-китайских отношениях ряда существенных проблем. Прежде всего, это геополитические противоречия. В Сибири и на Дальнем Востоке находятся обширные, богатые ресурсами малоосвоенные территории с быстро сокращающимся населением. В России население составляет менее 150 млн. чел., тогда как в Китае живет 1.2 млрд. чел., и ежегодно к ним добавляется еще 13 млн. В непосредственной близости от границ с Китаем в России проживает всего 32 млн. человек (в Сибири - 24 млн. и на Дальнем Востоке - 8 млн.). При сохранении нынешних неблагоприятных демографических и экономических тенденций совокупное население Сибири может упасть до 8 млн. чел. к 2010 г. [18].
Для Китая, напротив, характерна растущая перенаселенность, острая нехватка территории, бурно развивающаяся промышленность. В последние годы проявились также быстрый прирост общего экономического потенциала, аккумуляция огромных финансовых средств, недостаток природных ресурсов (нефти, железной руды, леса, цветных металлов).
Крупные территориальные претензии к России в последний раз были выдвинуты Пекином в 1964 г. Они охватывали площадь свыше 33 тыс. кв. км. [19, с. 182]. Проходящая ныне демаркация границы вроде бы снимает данную проблему, но официальными решениями недовольно и местное российское население, и местное, особенно хабаровское, начальство. Активное противодействие россиян соглашениям по границе и участившиеся к концу 90-х гг. факты «демонстративного поведения» приграничных китайцев (неважно, санкционированные или нет свыше), способствуют возобновлению территориального спора [20, с. 54, 57].
Разумеется, российские власти не могли не учитывать нацеленность КНР на геополитическое расширение. Так, ряд противоречий породил соперничество за влияние на республики Центральной Азии и Казахстан. В большинстве из них Китай уже вошел в ведущую тройку зарубежных стран по количеству созданных совместных предприятий. Развивается и прямая торговля, чему содействует местная китайская диаспора [21]. Значительную остроту в последние годы приобрели экологические конфликты. Одна из его причин - проблема кислотных дождей, вызванных огромным потреблением промышленностью Китая угля с высоким содержанием серы. Эти дожди уже угрожают сибирским лесам, но их пагубное действие станет особенно заметным к 2010 г., когда Китай, по оценкам исследователей, превратится в главного генератора кислотных дождей на планете [22, р. 64].
В то же время экономической реальностью является и то, что Россия в 90-е гг. была заинтересована в кооперации с КНР. Китай представлял собой одну из немногих стран, готовых закупать продукцию нашей обрабатывающей промышленности (ее доля в российском экспорте составляла 35 %), а также большие объемы вооружений. КНР была экономически заинтересована в налаживании «полновесных связей» в аэрокосмической промышленности, химии, машиностроении. Руководство Китая выразило готовность предоставить России солидные контракты на модернизацию построенных ранее предприятий, на создание крупного гидроузла на реке Янцзы, ТЭС и АЭС, закупать у России избыточную электроэнергию.
Однако и в экономическом сотрудничестве есть свои противоречия, например, наметился спад в объеме двустороннего товарооборота. Известное влияние оказал и дефицит общего торгового баланса Китая: страна решила просто меньше закупать за границей [23]. Для расширения торговли с Китаем России приходится разрабатывать принципиально новую стратегию освоения китайского рынка.
В среде российских исследователей еще в середине 90-х гг. высказывались опасения утраты российского влияния в Сибири и на Дальнем Востоке [24, с. 21-22]. Преимущественно они основывались на фактах массовой незаконной скупки китайскими предпринимателями недвижимости к востоку от Урала при бездеятельности местных и центральных властей [25, с. 53]. К концу 90-х гг. ситуация лишь незначительно изменилась к лучшему.
Таким образом, в период глобализации международных экономических отношений перед российским правительством остро встала задача разработки целостной системы внешнеполитических приоритетов как на западном, так и на восточном направлениях. Эти процессы способствовали появлению в высших эшелонах власти так называемой концепции национальной безопасности РФ в качестве свода официально принятых взглядов на национальные интересы страны и средства их обеспечения. В идеале такая концепция национальной безопасности, будучи одним из основополагающих документов нарождающейся российской государственности, должна была появиться одновременно с
Конституцией Российской Федерации. Однако в действительности документ под названием «Концепция национальной безопасности Российской Федерации» был утвержден Указом Президента РФ только 17 декабря 1997 г.
Появившаяся в 1997 г. Концепция национальной безопасности разрабатывалась в условиях относительно благоприятного внутреннего и международного положения Российской Федерации. Однако события, последовавшие в 1998-1999 гг., создали необходимость внесения дальнейших корректив в представления о приоритетах национальной безопасности России [26]. Внутри страны серьезным испытанием стал финансовый кризис, проявившийся 17 августа 1998 г. внезапным решением правительства С.В. Кириенко о фактической девальвации рубля. В августе следующего 1999 г. Россия столкнулась с резким обострением проблем терроризма и сепаратизма на Северном Кавказе. Вторжение бандформирований с территории Чечни в Дагестан повлекло за собой затяжную антитеррористическую операцию сначала в Дагестане, потом в Чечне. На международной арене принципиально новая ситуация возникла весной 1999 г. вследствие агрессивных действий НАТО против СРЮ в ходе Косовского кризиса и принятия в апреле 1999 г. новой Стратегической концепции НАТО.
Именно действия НАТО на Балканах поставили под вопрос правовые основы мироустройства, возникшего после второй мировой войны и закрепленного в Уставе ООН. По сути, была предпринята попытка пересмотра ряда кардинальных принципов современного международного права: неприменение военной силы без санкции Совета Безопасности ООН, невмешательство во внутренние дела суверенных государств. Документы стамбульского саммита ОБСЕ, состоявшегося в ноябре 1999 г., не признали законными действия НАТО на Балканах. Логика стамбульских документов, Хартии европейской безопасности и Декларации, вернули ситуацию в Европе в правовое поле. Государства-участники ОБСЕ вновь подтвердили верность Уставу ООН и принципам неприменения силы и невмешательства во внутренние дела суверенных государств. Тем не менее стамбульский саммит не поставил точку в дискуссии о концепции «гуманитарной интервенции». Новый импульс этой дискуссии на Западе придала ситуация, сложившаяся к концу лета 1999 г. на Северном Кавказе.
Развитие международных событий показало, что вне зависимости от экономической глобализации противоречия в мире не только сохраняются, но и обостряются.
В конце 90-х гг. со всей остротой встал вопрос об информационной безопасности России. Тенденциозное освещение Косовского кризиса и событий на Северном Кавказе в западных средствах массовой информации, нагнетание антироссийских настроений на Западе имели неблагоприятные для России последствия. Это обстоятельство потребовало от МИДа разработки новых подходов к информационному обеспечению российской внешней политики. Новые внешние и внутренние условия, сложившиеся к середине 1999 г., создали необходимость внесения корректив в концепцию национальной безопасности России. В октябре 1999 г. Совет безопасности РФ одобрил проекты новой редакции Концепции национальной безопасности и нового варианта военной доктрины. Оба документа должны были вступить в силу после их окончательной доработки и утверждения Указами Президента РФ.
Очередной проект «Концепции национальной безопасности» России был утвержден 10 января 2000 г. Особенности военной доктрины рассматривались на расширенном заседании Совета безопасности в феврале 2000 г., а окончательный ее текст был утвержден Указом Президента 21 апреля [27]. Одновременно происходило рассмотрение документа под названием «Основы политики Российской Федерации в области военно-морской деятельности до 2010 г.». В итоге к июлю 2000 г. была обнародована целостная Концепция внешней политики РФ, которая получила высокую оценку исследователей [28, с. 68].
Особый акцент в новой «Концепции национальной безопасности» России был сделан на проблеме терроризма в ее глобальном измерении. Терроризм рассматривался как одна из главных угроз международной стабильности, что предполагало объединение международных усилий для нейтрализации этой опасности. Для России угроза терроризма имеет и внутренний, и внешний аспекты.
Однако антитеррористическая операция на Северном Кавказе, будучи сугубо внутренним делом России, получила широкий международный резонанс. Усилиями западных средств массовой информации она была поставлена в центр внимания и на саммите ОБСЕ в Стамбуле, и на саммите ЕС в Хельсинки в конце 1999 г. Россию обвиняли в неадекватном применении военной силы в ходе антитеррористической операции на Северном Кавказе и пытались склонить к политическому посредничеству Запада в переговорах с «чеченской стороной». При выборе позиции России по вопросам антитеррористических операций новым политическим руководством учитывался и мировой расклад сил.
По объективным причинам РФ уже не могла играть главную роль в мировых процессах. «Мир вовсе не вступает, - пишет редактор журнала «Нэшнл интерест» М. Линд, - в эру гармоничной глобальной взаимозависимости и подлинной либеральной демократии. Глобальная конкуренция подстегнет геоэкономическое соревнование, включающее в себя менее богатые, но значительные в военном смысле страны, такие как Россия, Китай, Индия» [29, р. 366]. Тем более что в конце 90-х гг. произошла активизация усилий ряда государств, направленная на ослабление позиций России в политической, экономической и военной областях.
Поэтому важнейшими слагаемыми российского влияния в современном мире, несмотря на затяжной кризис, «Концепция» признала сохранение научно-технического и военного потенциала; уникальное стратегическое положение на стыке Европы и Азии; реальные перспективы вхождения России в ведущие международные экономические и финансовые организации. Именно об этом шла речь и в последних выступлениях министра иностранных дел И. С. Иванова [30].
Разумеется, при разработке концепции внешней политики в эпоху глобализации российское руководство вынуждено было учитывать, главным образом, комплекс неблагоприятных для России факторов:
- стремление отдельных государств и военно-политических блоков принизить роль существующих механизмов обеспечения международной безопасности прежде всего ООН и ОБСЕ;
- опасность ослабления политического, экономического и военного влияния России в мире;
- расширение НАТО на восток и возможность появления в непосредственной близости от российских границ иностранных военных баз и военных контингентов;
- продолжающееся распространение оружия массового поражения и средств его доставки;
- ослабление интеграционных процессов в СНГ;
- появление и эскалацию конфликтов по периметру границ РФ и СНГ;
- притязания на территорию Российской Федерации.
Особую озабоченность российского руководства вызвал переход НАТО к военным действиям вне зоны ее ответственности и без санкции Совета Безопасности ООН. Не случайно министр иностранных дел И. Иванов заявил, что подобные действия могут привести к дестабилизации всей стратегической обстановки в мире [31].
Таким образом, эпоха глобализации, стала не только периодом международного сотрудничества, но и конкурентной борьбы центров мирового влияния, одним из которых в конце 90-х годов пыталась стать и Россия. Характерной чертой этого периода является все более частое и более широкое наделение межгосударственных организаций
наднациональными полномочиями, которое, как правило, осуществляется из Вашингтона. Россия в таких условиях была просто обязана подвергнуть концептуальные основы своей внешней политики определенной модернизации. Причем сделано это было не в направлении нового подъема великодержавного шовинизма, а с целью укрепления национальной безопасности. В итоге с новой остротой проявились геополитические и экономические противоречия между Россией и окружающими ее странами.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ПРИМЕЧАНИЯ
1. К международным неправительственным организациям не относятся структуры, ставящие своей целью извлечение прибыли (транснациональные корпорации).
2. Текущий архив Министерства иностранных дел.
3. Текущий архив Министерства иностранных дел.
4. Пушков А.К. Для России оптимальным было бы равновесие положения между основными центрами силы // Международная жизнь. 1998. № 3.
5. Примаков Е.М. Россия: реформы и внешняя политика // Международная Жизнь. 1998. № 7.
6. Kurth J. NATO Expansion and the Idea of the West // Orbis. Fall. 1997.
7. Известия. 1998. 21 ноября.
8. The National Interest. Spring. 1999.
9. Rosenau J. Along the Domestic-Foreign Frontier: Exploring Governance in a Turbulent World. Cambridge, 1997.
10. Среди таких стран политологи обычно выделяют Германию, Японию, Китай и Россию. См.: Сорокин К.Э. Геополитика современности и геостратегия России. М., 1996.
11. McFaul M. Russias Summer of Discontent // Current History. 1998. October.
12. Haslam J. Russia's seat at the table: a place denied or a place delayed? International Affairs. 1998. № 1.
13. McFaul M. Russia's Summer of Discontent // Current History. 1998. October.
14. Уткин А.И. Мировой порядок XXI в. М., 2000.
15. Goodby J. Europe Undivided: The New Logic of Peace in U.S.-Russian Relations. Washington, 1998.
16. Hill E., Kennedy P. Pivotal States and U.S. Grand Strategy. «Foreign Affairs». 1996. January-February.
17. Китай чем дальше, тем не безопасней. Нью-Йорк Таймс. Недельное обозрение. 19 января - 1 февраля 1994 ; Zhang I. China Heads Towards Blue Waters. International Defense Review. 1993. № 11. Р. 879-880; China Upgrading Nuclear weapons. Experts Say. Los Angeles Times. 1993. 9. XI.
18. Известия. 1994. 20 мая.
19. Тогда в беседе с представителями соцпартии Японии Мао пообещал «рассчитаться» с Москвой за отторжение от Китая области к востоку от Байкала с городами Хабаровск и Владивосток, а также Камчатки. См.: Выступления и статьи Мао Дзе-дуна разных лет, ранее не публиковавшиеся в печати. Вып. 6. М., 1976.
20. Компас. 1994. № 55.
21. Московские новости. 1994. 24 апреля - 1 мая.
22. Kristof N. The Rise of China. Foreign Affairs. 1993. Vol. 72. № 5.
23. Перемена положительного торгового сальдо на дефицит произошло на рубеже 1992-93 гг. За первые пять месяцев 1993 г. он составил 36,1 млрд. долл. См.: Financial Times. 1993. June 25.
24. Цымбурский В.Л. Остров Россия. Перспективы российской геополитики. Полис. 1993. № 5.
25. Подробнее о проблеме «тихой экспансии» Китая в Россию см.: Известия 1994. 16 и 27 апреля, 20 мая ; Красная звезда. 1993. 28 ноября. Немецкая газета даже рассказала о китайском миллионере, который сделал своим хобби «приобретение наполовину обанкротившихся русских предприятий». Цит. по: Компас. 1994. № 55.
26. Текущий архив Министерства иностранных дел.
27. Чуть раньше - в марте 2000 г. - было принято решение разработать Морскую доктрину РФ.
28. Юрьева Т.В. Проблемы национальной безопасности РФ // Внешняя политика Российской Федерации. 1992-1999 гг. М., 2000.
29. Strategic Analysis. 1999. June.
30. Иванов И. Участник создания послевоенного миропорядка // Международная жизнь. 1999. № 8.
31. Там же.
E.V. Shturba CHANGE OF CONCEPTUAL BASES OF FOREIGN POLICY OF THE RUSSIAN FEDERATION IN CONDITIONS OF GLOBALIZATION
The Kuban state university
The basic ways of development of the foreign policy concept of the Russian Federation to conditions of such phenomenon as globalization are considered. Characteristics of process of globalization are given; his basic features and criteria of development are revealed. The analysis of activity of the international nongovernmental organizations is lead as the tool for creation of conditions of the new world order, the decision of essential global problems. The interrelation of the separate phenomena in the Russian politics processes of 90-th with universal processes of globalization is shown. Conclusions about positive and negative factors of influence of globalization on the Russian state and a society are made.
Key words: globalization, foreign policy, the international nongovernmental organizations, the NATO, opposition, the multipolar world, a default, the global economic system, the new world order.
