CC BY
91
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2010. № 4
С.А. Гаранжа, аспирант кафедры истории государства и права юридического факультета МГУ, старший юрисконсульт ФБУ ИЗ-11/3 ГУФСИН
России по Республике Коми *
ИЗМЕНЕНИЕ ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВОЙ ПОЛИТИКИ СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА В КОНЦЕ 20-х гг.: ПРИЧИНЫ, СУЩНОСТЬ, ИТОГИ
В конце 20-х гг. произошло радикальное изменение советской исправительно-трудовой политики. «Прогрессивная» модель, основанная на ИТК РСФСР 1924 г. с разнообразными исправительными учреждениями, уступила место «мобилизационной» модели, в основе которой были исправительно-трудовые лагеря ОГПУ—НКВД. В статье рассматриваются причины, сущность и итоги данного процесса.
Ключевые слова: Советское государство; исправительно-трудовая политика; исправительно-трудовой кодекс; лишение свободы; концентрационные лагеря.
In the late 20-s has been a radical change in Soviet Corrective Labor policy. «Progressive» model based on the Corrective Labor Code of the RSFSR (1924) with a variety of correctional institutions has given way to «mobilization» model based on corrective labor camps of the OGPU—NKVD. The article examines the causes, nature and outcome of this process.
Keywords: Soviet state; corrective labor policy; Согге^гуе Labor Code; imprisonment; concentrations camps.
Создание Советского государства сопровождалось коренной ломкой старого государственного аппарата, что, естественно, поставило вопрос о судьбе системы исполнения уголовных наказаний. В.И. Ленин, развивая теоретические положения К. Маркса и Ф. Энгельса, «сделал важный вывод о необходимости сохранения у Советского государства функции принуждения для подавления сопротивления свергнутых эксплуататорских классов, борьбы с антиобщественными элементами, охраны социалистического правопорядка»1. Акцент при этом делался на связи уголовных наказаний с трудовым воздействием на осужденных. Как известно, еще в «Критике Готской программы» (1875) К. Маркс отмечал, что единственным средством исправления преступников является производительный труд. Вопросы исполнения данных наказаний охватывались понятием «исправительно-трудовая политика».
1 Цит. по: Сперанский И.А. В.И. Ленин о принципах советской исправительно-трудовой политики // Правоведение. 1967. № 2. С. 35.
«Советская исправительно-трудовая политика есть участие в делах государства по исполнению наказаний, она дает направление деятельности органов государства и общественных организаций в области исполнения наказаний, а также определяет формы, задачи и содержание этой деятельности», — писал Н.А. Стручков2.
При этом принципиально важно замечание о том, что «исправительно-трудовая политика не является какой-то особой политикой... Она представляет собой неотъемлемую часть единой политики, проводимой во всех сферах государственной и общественной жизни нашей страны»3.
Таким образом, изменение исправительно-трудовой политики Советского государства в конце 20-х гг. осуществлялось в русле смены общей парадигмы политического развития страны.
Здесь отчетливо проявилось основное противоречие — между потребностями развития государства и возможностями их удовлетворения. «Способом разрешения этого противоречия стала мобилизационная схема использования ресурсов посредством их максимальной сверхконцентрации, сверхэксплуатации человеческих ресурсов и сверхнапряжения всех звеньев общества в целом», — отмечает О.В. Гаман-Голутвина4.
В эту схему модель исправительно-трудовой системы в рассматриваемый период никак не укладывалась. Напомним, что ее фундаментом служил Исправительно-трудовой кодекс (ИТК) РСФСР (утв. постановлением ВЦИК РСФСР 16 октября 1924 г.5), который устанавливал правила отбывания лишения свободы, а также принудительных работ без содержания под стражей. На его основе были приняты ИТК других союзных республик. В Кодексе были закреплены прогрессивные принципы исполнения наказаний в соответствии с последними достижениями мировой пенитенциарной практики. Исправительно-трудовая система, согласно положениям кодекса, должна была стремиться организовать исполнение наказаний в соответствии со специальными и психическими особенностями личности преступника в целях индивидуализации мер социальной защиты. Кодекс устанавливал обширный дифференцированный перечень мест лишения свободы: дома заключения; исправительно-трудовые дома; сельскохозяйственные, ремесленные и фабричные колонии; изоляторы специального назначения; переходные исправительно-трудовые дома; трудовые дома для несовершеннолетних правонарушителей; трудовые дома для правонарушителей из рабоче-крестьянской молодежи. Пред-
2 Стручков Н.А. Советская исправительно-трудовая политика и ее роль в борьбе с преступностью. Саратов, 1970. С. 53.
3 Исправительно-трудовое право. Общая часть / Под ред. М.П. Мелентьева, Н.А. Стручкова, И.В. Шмарова. Рязань, 1985. С. 34.
4 Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. М., 2006.
5 СУ РСФСР. 1924. № 86. Ст. 870.
усматривалось деление всех осужденных на три категории и три разряда с целью планомерного изменения режима их содержания в течение отбывания срока лишения свободы.
Глава 4 ИТК РСФСР 1924 г. была посвящена организации принудительных работ без содержания под стражей, которые «по общему духу нашего законодательства. должны иметь превалирующее значение перед всеми другими мерами социальной защиты»6. Для «при-нудработников» (так повсеместно называли лиц, отбывающих указанную меру социальной защиты) кодекс требовал установления режима труда и отдыха, заработной платы в полном соответствии с требованиями Кодекса законов о труде. Из заработной платы устанавливался минимальный размер удержаний — 25 %. Следует заметить, что предложение о бесплатности принудительных работ было выдвинуто еще при обсуждении на сессии ВЦИК РСФСР проекта нового Уголовного кодекса в 1925 г., но не получило поддержки7.
Приведенные положения ИТК РСФСР 1924 г. позволяют признать этот документ далеко обогнавшим свое время. Прежде всего, социально-экономическое положение страны было крайне сложным. Например, принудительные работы без содержания под стражей исполнять было невозможно: в условиях большой безработицы принуд-работники оставались не у дел в городах, а крайняя скудость сельского бюджета не позволяла исполнять данную меру социальной защиты и в сельской местности. Требования ИТК приводили к парадоксальной ситуации, когда отбывать принудительные работы было зачастую выгоднее, чем свободно работать. В итоге «на огромной территории Республики, в уездных захолустьях, приговоры с принудработами остаются на бумаге»8. Так, например, по данным Московского бюро принудительных работ за период с января 1923 г. по сентябрь 1925 г. не работало 35,7 % всех осужденных9.
Нереальность приговоров к принудительным работам без содержания под стражей заставляла суды все чаще и чаще вместо них выносить приговоры к краткосрочному лишению свободы. Этому способствовало и уголовное законодательство, из года в год сокращающее минимальный срок лишения свободы (6 месяцев, 1 месяц, 7 дней и, наконец, 1 день).
При этом следует отметить значительное (почти в 2 раза) сокращение числа мест лишения свободы — с 725 в 1913 г. до 391 г. в 1926 г.10
6 Васильев А. Принудительные работы // Еженед. сов. юстиции. 1926. № 18. С. 557.
7 См.: СидоркинА.И. Формирование и развитие уголовно-исполнительной системы в Республике Марий Эл, 1917—1998 гг.: Дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2000. С. 66—67.
8 Васильев А. Указ. соч. С. 557.
9 См.: УтевскийБ.С. Советская исправительно-трудовая политика. М., 1934. С. 99.
10 См.: Желудкова Т.И. Роль ЦКК — НК РКИ в совершенствовании организации и деятельности исправительно-трудовых учреждений в 1923—1930 годах // Тр. Высш. шк. МООП СССР. Вып. 18. М., 1968. С. 132.
В сложной социально-экономической обстановке вряд ли можно было рассчитывать на создание полноценной сети мест заключения, предусмотренной ИТК РСФСР 1924 г. Так, например, не получили развития переходные исправительно-трудовые дома, которые были созданы лишь как отделения при некоторых исправительно-трудовых домах.
В итоге наблюдался неуклонный рост перегрузки мест заключения (т.е. превышения фактического числа осужденных над допустимым) — в среднем от 112 % в 1923 г. до 177 % в 1927 г.11 В отдельные же периоды и в отдельных учреждениях эти цифры достигали 300-400% и более. Т.И. Желудкова на основе архивных данных приводит следующие примеры: «В Богородском домзаке на 37 мест приходилось 180 заключенных; в Щегловском домзаке на 65 мест — 500»12. И все это на фоне стабилизации либо снижения уровня преступности в рассматриваемый период.
Постоянно увеличивающийся разрыв между уголовно-судебной и исправительно-трудовой политикой сначала пытались устранить «механически» — частыми амнистиями, самая масштабная из которых была приурочена к 10-летию Октябрьской революции (манифест ЦИК СССР от 15 октября 1927 г.13). В ходе данной амнистии было освобождено около 60 тыс. человек. Другим способом разгрузки мест заключения было удовлетворение ходатайств об условно-досрочном освобождении, зачет рабочих дней по формальным признакам, которые стали своеобразной «защитной реакцией» исправительно-трудовых учреждений на рост приговоров к реальному лишению свободы. Однако все эти меры были малоэффективными. Бюджетные ассигнования на содержание исправительно-трудовой системы непрерывно росли, достигнув 16 млн р. по РСФСР в 1928 г.14
Поворотным пунктом в исправительно-трудовой политике стало постановление ВЦИК и СНК РСФСР по докладам Народного комиссариата юстиции и Народного комиссариата внутренних дел о карательной политике и состоянии мест заключения, принятое 26 марта 1928 г.15, обобщившее итоги регулярных обследований системы исполнения наказаний. В нем констатировались «отрицательные явления и крупные недочеты в деятельности судов и в постановке карательной и исправительно-трудовой системы». Выдвигались предложения по их устранению в трех областях — непосредственно карательной политике, исправительно-трудовой политике, следственном и судебном процессах.
11 См.: ГерцензонА.А. Борьба с преступностью в РСФСР. М., 1928. С. 103.
12 Желудкова Т.И. Указ. соч. С. 129.
13 СЗ СССР. 1927. № 61. Ст. 613.
14 См.: СтучкаП.И. Переход с принудительного труда по приговору к добровольному труду // Сов. юстиция. 1931. № 10. С. 5.
15 Еженед. сов. юстиции. 1928. № 14. С. 417-419.
Таким образом, вряд ли справедливо всю вину за расстройство дел в исправительно-трудовой системе возлагать на органы внутренних дел, в структуре которых находились исправительно-трудовые учреждения, как это впоследствии неоднократно будут делать представители наркомата юстиции. В гораздо большей степени проблемы носили системный характер и не могли быть решены в рамках одного ведомства. В своем докладе на II Всероссийском съезде административных работников (первая половина 1928 г.) нарком внутренних дел В. Толмачев отмечал: «Если мы все же будем говорить о виновных в том, что практика не вполне соответствует теории, то эти виновные находятся не только внутри органов, проводящих эту политику, но в гораздо большей степени они находятся вне этих органов»16.
Однако, несмотря на это, после постановления от 26 марта 1928 г. в статьях печатного органа Наркомюста «Еженедельнике советской юстиции» появляются мысли о необходимости преодоления «организационного разрыва» между уголовно-судебной и исправительно-трудовой политикой (ввиду их осуществления различными ведомствами) и о передаче мест заключения в ведение НКЮ РСФСР17. Законченную форму эта мысль обретает в докладе «Об исправительно-трудовой политике» к VI съезду прокурорских, следственных и судебных работников РСФСР (февраль 1929 г.) заместителя прокурора Республики Ф. Трасковича18. Наконец, сам народный комиссар юстиции Н.М. Янсон в своем ежегодном докладе отметил, что «Народным Комиссариатом Юстиции возбужден перед СНК РСФСР вопрос о передаче мест заключения в ведение НКЮ, осуществление которого необходимо настойчиво и со всей решительностью добиваться (курсив мой. — С.Г.)»19.
Решительность руководства Наркомюста возымела такое действие на сотрудников органов внутренних дел, что НКВД РСФСР вынужден был разослать на места 29 марта 1929 г. циркуляр № 106 следующего содержания: «У многих работников на местах создалось впечатление, что переход мест заключения в Наркомюст предрешен. Народный Комиссариат Внутренних Дел считает нужным разъяснить, что Правительство рассматривало предложение Наркомюста о передаче мест заключения в его ведение. Это предложение было отклонено. По решению Правительства места заключения и впредь остаются в ведении Наркомвнудела. В целях же координации всех вопросов по проведению карательной политики Народному комиссариату юстиции
15 Еженед. сов. юстиции. 1928. № 14. С. 417-419.
16 Толмачев В. Очередные задачи в области работы административных органов // Еженед. сов. юстиции. 1928. № 22. С. 643.
17 См., напр.: Лаговиер Н. Наболевшие вопросы уголовно-судебной и исправительно-трудовой практики // Там же. № 40-41. С. 1077-1079.
18 Там же. № 46-47. С. 1194-1197.
19 Отчет Народного Комиссариата Юстиции РСФСР // Там же. № 44-45. С. 1136.
предложено организовать регулярные совещания в составе Народных Комиссаров Внутренних Дел и Юстиции и Уполномоченного Объединенного Государственного Политического Управления при СНК (курсив мой. — С.Г.)»20.
Итак, на сцену выходит ОГПУ, прежде находившееся в тени межведомственной борьбы. Соперничество НКЮ и НКВД теряет свою актуальность, ибо к 1929 г. они уже успели убедить советское руководство в неспособности радикально изменить ситуацию в исправительно-трудовом деле, поставить его на нужды всемерно разворачивающейся индустриализации. Сами ведомства признавали это. «Совершенно, однако, очевидно, что коренной и полный пересмотр Уголовного Кодекса, а вместе с ним и Исправительно-трудового кодекса, потребует более или менее длительной работы, и в ближайшее время, конечно, ожидать результатов пересмотра не приходится (курсив мой. — С.Г.)»21, — отмечал в конце 1928 г. член коллегии НКЮ РСФСР Я. Бранденбургский. Говоря о необходимости достижения самоокупаемости как одной из основных целей исправительно-трудовой системы, нарком внутренних дел В.Н. Толмачев в том же 1928 г. признавал следующее: «Мы должны рассчитывать, какие процессы, где и в каком объеме, с каким промышленным и финансовым результатом мы можем развивать и, исходя из этого, идти на организацию, погашать полученные средства в порядке проведения. Может быть, это займет и довольно длительный срок (курсив мой. — С.Г.)»22.
Какие же практические меры, так и не увенчавшиеся успехом, принимались двумя ведомствами для изменения исправительно-трудовой политики в конце 20-х гг.?
Народным комиссариатом юстиции были сделаны попытки свести на нет широко распространенную практику вынесения приговоров к краткосрочному лишению свободы. Официальные документы и статьи в прессе констатировали отсутствие каких-либо крупных сдвигов в данном направлении. «До сих пор решительного изменения как в практике следствия, так и в практике судебных приговоров установить еще не представляется возможным», — отмечается в директивном письме НКЮ и Верховного Суда РСФСР о карательной политике от 20 августа 1928 г.23 Согласно данным, приведенным в письме, более 40% лишенных свободы были осуждены на краткие (до 1 года) сроки. В целях пересмотра уже вынесенных приговоров 30 июля 1928 г. был издан совместный циркуляр НКВД и НКЮ, а 29 августа того же года был издан
20 Государственный архив Рязанской области (ГА РО). Ф. Р-2643. Оп. 1. Д. 676. Л. 154 (заверенная копия).
21 Бранденбургский Я. Первый шаг к пересмотру нашей карательной политики // Еженед. сов. юстиции. 1928. № 38/39. С. 1013.
22 Толмачев В. Очередные задачи в области работы административных органов // Там же. № 22. С. 645.
23 Там же. № 33. С. 920.
8 ВМУ, право, № 4
соответствующий циркуляр Верховного Суда РСФСР. Приговоры пересматривались распределительными комиссиями при местах заключения, по итогам которых лишение свободы зачастую заменялось иными мерами социальной защиты. Однако стоило освободить уже осужденных, как их место стремительно заполнялось новыми, т.е. количество «краткосрочников» оставалось неизменным и к концу октября 1928 г. «Были директивы, были распоряжения, были циркуляры, но если сравнить поступление осужденных за этот период с поступлением, например, прошлого года. то усмотреть какую бы то ни было разницу чрезвычайно трудно», — писал И. Крастин24.
Но ничего удивительного в этом не было: организация принудительных работ без содержания под стражей продолжала топтаться на месте, несмотря на последовавшие вскоре после постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 26 марта 1928 г. существенные изменения в законодательстве на основе принципов бесплатности, хозяйственной выгодности и реальности принудительных работ25. В октябре 1928 г. заместителем наркома юстиции и прокурором республики Н.В. Крыленко на места был разослан циркуляр № 136 с характерным названием «Об улучшении постановки принудительных работ». В документе констатировалась неудовлетворительная организация принудительных работ, масса «искривлений» (замена штрафом, откуп, замена другими лицами и т.п.), неудовлетворительный подбор персонала, нецелевое расходование полученных бюджетных средств26. Что касается упомянутых «искривлений», то они точь-в-точь остались такими же, как и ранее, в 1926 г.27
Данные с мест подтверждают вышесказанное. Так, в обзоре подотдела милиции административного отдела Рязанского уездного исполкома от 4 апреля 1929 г. № 43 «О применении закона от 21/^28 г. о принудительных работах» (т.е. спустя почти год с момента издания нового закона!) записано: «Несмотря на то что во всех волисполкомах организованы столы принудительных работ, тем не менее, по имеющимся сведениям, реального применения закона к осужденным на принудительные работы лицам в отношении использования их на принудительных работах до сего времени не осуществляется»28. Неважно обстояли дела и с кадрами, так как все должности в бюро принудительных работ на местах исполнялись по совместительству штатными работниками исполкомов. Естественно, что наносился «непоправимый ущерб делу осуществления принудительных работ тем обстоятельством,
23 Там же. № 33. С. 920.
24Крастин И. Директивы, цифры и выводы // Там же. № 38-39. С. 1014-1015.
25 Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 21 мая 1928 г. «Об изменении главы IV отдела первого ИТК РСФСР» // СУ РСФСР. 1928. № 57. Ст. 426.
26 Еженед. сов. юстиции. 1928. № 38-39. С. 1051-1052.
27 См., напр.: Васильев А. Указ. соч. С. 557.
28 ГА РО. Ф. Р-63. Оп. 1. Д. 92. Л. 22.
что сотрудники по совместительству очень мало уделяли времени по бюро и вели работу бюро отрывками»29. Спустя некоторое время все-таки был введен постоянный штатный технический персонал.
Однако, несмотря на все предпринимаемые органами внутренних дел меры, принудительные работы без содержания под стражей так и не были поставлены на должный уровень. Вот какая характеристика этим мерам была впоследствии дана работниками органов юстиции: «Ранее при НКВД на отделения принудработ со стороны админ. отделов обращалось внимание лишь как на возможность использовать принудработников и фонд принудработ на надобности милиции, да и сотрудники бюро выполняли зачастую милицейскую работу и менее всего работали по своей периферии»30.
Места заключения НКВД в конце 20-х гг. также не демонстрировали значительных достижений. Проблема переполненности решена не была. Это объяснялось, в частности, большим количеством подследственных, которые находились в одних и тех же учреждениях вместе с осужденными. Прокуратура не раз обращала свое внимание на необходимость упорядочения избрания меры пресечения в виде заключения под стражу, которая применялась, несмотря на тяжесть совершенного преступления и личность преступника, порою без элементарного документального оформления31. Для примера приведем данные из акта обследования Рязанского губернского исправительно-трудового дома, проведенного 29—31 января 1929 г.: при лимите в 746 человек фактически в исправительно-трудовом доме содержалось 1708 человек (655 подследственных и 1053 осужденных)32. В Ряжском доме заключения в начале 1930 г. постоянно содержалось от 300 до 500 человек, что на 150—300% превышало лимит. Важно отметить, что финансирование мест заключения шло именно исходя из лимита, а не из фактического числа подследственных и осужденных.
Ситуация усугублялась постоянной текучкой кадров мест заключения, их низкой профессиональной подготовкой, постоянными нарушениями служебной дисциплины.
Повышение окладов сотрудникам исправительно-трудовых учреждений происходило путем сокращения их штата за счет максимального использования на хозяйственно-технических, счетно-канцелярских работах и по «самоокарауливанию» заключенных33.
Таким образом, налицо была следующая картина: раздираемая межведомственной борьбой исправительно-трудовая система крайне медленно перестраивала свою работу, по-прежнему требуя значитель-
29 Там же. Ф. Р-2643. Оп. 1. Д. 667. Л. 21.
30 Шешин А. Райбюро принудработ все еще не перестроили свою работу // Сов. юстиция. 1931. № 14. С. 15.
31 ГА РО. Ф. Р-63. Оп. 1. Д. 92. Л. 82-83 (заверенные копии).
32 Там же. Ф. Р-2643. Оп. 1. Д. 676. Л. 139.
33 Там же. Ф. Р-2643. Оп. 1. Д. 667. Л. 37.
ных финансовых вливаний, при этом не обещая быстрых результатов. Для руководства страны это было неприемлемо.
Напротив, организованный Постановлением СНК СССР от 13 октября 1923 г.34 в составе ОГПУ Соловецкий лагерь принудительных работ особого назначения демонстрировал значительные успехи. С 1926 г. начинается массовое трудовое использование осужденных лагеря на заготовках древесины, строительстве грунтовых и железных дорог на материке. Наиболее крупными объектами, возводимыми силами осужденных Соловецкого лагеря, стали железнодорожная ветка Белая-Апатиты, тракты Кемь-Ухта и Парандово-Тишкозеро35. Экономические успехи лагеря позволили постоянно увеличивать количество осужденных в нем, которое по состоянию на 1 января 1930 г. составило 53 тыс. 123 человека, и расшириться на прибрежные районы Белого моря. Организация масштабных работ с минимальными затратами сделала свое дело.
В течение первой половины 1929 г. в высших эшелонах власти активно обсуждались планы по организации новых лагерей, первоначально называемых концентрационными, в целях колонизации наиболее труднодоступных и богатых природными ресурсами регионов страны. В совместной докладной записке НКВД РСФСР, НКЮ РСФСР и ОГПУ от 13 апреля 1929 г. говорилось о настоятельной необходимости создания концлагерей «по типу Соловецкого» как гарантии реального проведения карательной политики36. Постановлением Политбюро от 27 июня 1929 г. и последовавшим за ним постановлением СНК СССР от 11 июля 1929 г. предписывалось «передать и передавать впредь» осужденных к лишению свободы на 3 года и выше в исправительно-трудовые лагеря, организуемые ОГПУ37. Таким образом, «мобилизационная» модель исправительно-трудовой системы, основу которой составляли исправительно-трудовые лагеря, получила нормативное закрепление. Оперативно были предприняты и практические меры: с конца июня по октябрь 1929 г. были созданы будущие промышленные гиганты — Северные, Сибирские, Дальневосточные лагеря. Продолжили свое развитие и уже существующие Соловецкие и выделившиеся из их состава Вишерские лагеря. Законодательную форму все эти меры обрели в постановлении ЦИК и СНК СССР от 6 ноября 1929 г. «Об изменении ст.ст. 13, 18, 22 и 38 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик»38, по которому ли-
34 ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 1. Д. 2. Л. 43 // ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960: Сб. док. М., 2000. С. 29-30.
35 См.: Упадышев Н.В. От Соловков к ГУЛАГу: зарождение советской лагерной системы // Отечественная история. 2006. № 6. С. 89.
36 См.: Красильников С.А. Рождение ГУЛАГа: дискуссии в верхних эшелонах власти // Исторический архив. 1997. № 4. С. 143.
37 ГУЛАГ: Главное управление лагерей... С. 62-65.
38 СЗ СССР. 1929. № 72. Ст. 686.
шение свободы со строгой изоляцией заменялось лишением свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях на срок от 3 до 10 лет.
Необходимо сказать, что руководители НКВД РСФСР и НКЮ РСФСР отнюдь не считали, что флагманом этого процесса должно и дальше выступать Объединенное государственное политическое управление. Еще в конце 1928 г. Ф. Траскович в вышеупомянутом докладе «Об исправительно-трудовой политике» предлагал новую организационную структуру мест лишения свободы, где в числе прочих значились концентрационные лагеря, организуемые в отдаленных местностях. Естественно, что вся эта новая структура должна была находиться в системе органов НКЮ РСФСР. Впоследствии народный комиссар юстиции Н.М. Янсон, говоря о передаче в его ведомство исправительно-трудовых учреждений, с явным сожалением отмечал: «Мы можем сказать, что мы добились того, чего добивались — не целиком, конечно, потому что долгосрочники, находящиеся в исправительно-трудовых лагерях, остаются за ОГПУ» (курсив мой. — С.Г. )39.
В отличие от амбициозных планов Народного комиссариата юстиции перед НКВД РСФСР стояла гораздо более насущная задача — не утратить контроля над исправительно-трудовой системой, а с ним и своего существования. Ведь, как известно, уже с 1922 г. неоднократно ставился вопрос о ликвидации наркоматов внутренних дел, так как постепенно «все основные звенья органов внутренних дел: милиция, ИТУ, пожарная охрана — каждое по-своему — обнаружили тенденцию к децентрализации, передаче соответствующих функций в другие ве-домства»40. О препонах, чинимых Народным комиссариатом внутренних дел при передаче осужденных на сроки свыше 3 лет, неоднократно сообщали своему руководству ответственные сотрудники ОГПУ. Так, «наделать шуму» начальнику Главного управления местами заключения (ГУМЗ) НКВД РСФСР Е.Г. Ширвиндту прямо призывал особоуполномоченный при коллегии ОГПУ В.Д. Фельдман, обвиняя его в том, что «из тюрем в лагеря гонят явно непригодных к труду лиц — инвалидов, безруких, слепых и т.д.»41.
Кроме мер «практического» характера, руководство НКВД в течение 1930 г. предпринимает новые попытки на законодательном уровне повернуть вспять процесс передачи осужденных в лагеря ОГПУ, обратившись в СНК СССР и тем самым оспаривая решение Политбюро и утвержденную им «мобилизационную» модель. Межведомственная борьба выходит на совершенно иной уровень, став важным элементом
39 Янсон Н.М. Выполнение органами юстиции директив XVI съезда партии и очередные задачи на 1931 г. // Сов. юстиция. 1931. № 3. С. 13.
40 Полиция и милиция России: страницы истории. М., 1995. С. 136.
41 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 104. Л. 42-49 // История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов: Собр. док.: В 7 т. Т. 2: Карательная система: структура и кадры. М., 2004. С. 73-74.
политической борьбы в высших эшелонах власти — борьбы И.В. Сталина против лидеров «правого уклона» в партии, и прежде всего Председателя СНК СССР А.И. Рыкова42. В итоге 7 сентября 1930 г. Сталин в письме к В.М. Молотову предельно ясно и лаконично обозначил свою позицию: «Говорят, что хотят отобрать у ОГПУ уголовных (свыше трех лет) в пользу НКвнудел. Это происки прогнившего насквозь Толмачева. Есть и кое-что от Сырцова, с которым заигрывает Рыков. Я думаю, что решения П[олит]Б[юро] надо проводить, а НКвнудел — закрыть»43. 15 декабря 1930 г. было издано постановление ЦИК и СНК СССР «О ликвидации народных комиссариатов внутренних дел союзных и автономных республик»44, исправительно-трудовые учреждения НКВД перешли в ведение НКЮ. Вместе с тем уже тогда Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции, основной функцией которого было совершенствование государственного аппарата, предлагал все исправительно-трудовые учреждения передать в ведение ОГПУ.
Каждое из ведомств продолжило реализацию «мобилизационной» модели, по-прежнему не упуская из виду задачу централизации управления исправительно-трудовыми учреждениями. Не обходилось и без эксцессов. «.Сплошь и рядом в исправительно-трудовые лагеря направляются осужденные за преступления чисто бытового характера, которые по степени их социальной опасности нецелесообразно содержать в отдаленных местностях», — констатировал НКЮ РСФСР в 1931 г.45 Наркомат юстиции постепенно из всех видов мест лишения свободы стал делать ставку на развитие колоний массовых работ, наиболее приближенных по своей сущности к исправительно-трудовым лагерям46. Были попытки организации в Северном крае крупномасштабного лесозаготовительного и сельскохозяйственного комбината, но силы были явно неравны, и уже к августу 1933 г. ОГПУ добилось принятия решения Политбюро (П149/135-оп) о «немедленном» переводе в исправительно-трудовые лагеря ОГПУ всех без исключения осужденных судами на 2 года и выше47. В итоге постановлением ЦИК и СНК СССР от 27 октября 1934 г. исправительно-трудовые учреждения НКЮ союзных республик были переданы в ведение НКВД СССР.
Таким образом, в конце 20-х гг. произошел постепенный отход от модели, основанной на положениях ИТК РСФСР 1924 г. с его про-
42 Подробнее см.: Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996. С. 17-31.
43 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925-1936 гг. М., 1998. С. 214.
44 См.: Лосев П.М., Рагулин Г.И. Сборник нормативных актов по советскому исправительно-трудовому праву (1917-1959 гг.). М., 1959. С. 245-246.
45 Циркуляр НКЮ РСФСР от 23 февраля 1931 г. № 18 «О порядке отбытия лишения свободы сроком на 3 года и выше» // Еженед. сов. юстиции. 1931. № 7-8. С. 17.
46 См.: Зайцев С. Исправительно-трудовые колонии перевоспитывают осужденных // Сов. юстиция. 1934. № 15. С. 3-6.
47 АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 166. Л. 29-32 // История сталинского ГУЛАГа. С. 29.
грессивной системой исполнения наказания в виде лишения свободы, к модели исправительно-трудовых лагерей с иным правовым регулированием, максимально отвечающей потребностям мобилизационной экономики. Эта тенденция отчетливо проявилась в дискуссии, развернувшейся в печати между Б.С. Утевским и Е.Г. Ширвиндтом, с одной стороны, и С. Файнблитом — с другой. С. Файнблит обвинял своих оппонентов из НКВД («либеральных глоссаторов пенитенциарного права») в отрицании классового подхода к осужденным, утверждении о необходимости и возможности исправления любого из них48. Файнблит призывал проводить положения ИТК РСФСР 1924 г. «без демократических соусов». Этот призыв означал исключение из сферы действия ИТК классово чуждых, деклассированных элементов, профессиональных преступников, рецидивистов и т.п., которых «мы и не собирались исправлять». Эти категории осужденных должны были направляться, как было указано еще в проекте Ф. Трасковича в конце 1928 г., в концентрационные лагеря. Десятикратный (с 3-4% в 1929 г. до 35% в 1931 г.49) рост классово чуждых элементов среди осужденных к лишению свободы сделал расширение сети исправительно-трудовых лагерей ведущим направлением развития системы исполнения наказаний. И здесь буквально пророчески прозвучали слова Е.Г. Ширвиндта: «А там смотришь и вовсе не осталось никого, к кому можно было бы применять советский ИТК...»50.
Список литературы
1. Васильев А. Принудительные работы // Еженед. сов. юстиции. 1926. № 18.
2. ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960: Сб. док. М., 2000.
3. История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов: Собр. док.: В 7 т. Т. 2: Карательная система: структура и кадры. М., 2004.
4. Утевский Б.С. Советская исправительно-трудовая политика. М., 1934.
48 См.: Файнблит С. Тюремный режим и досрочное освобождение // Еженед. сов. юстиции. 1928. № 11. С. 326-328; Он же. Либеральная болтовня (ответ т. Утевскому) // Там же. № 35. С. 955-956.
49 См.: Апетер И.А. Основные принципы исправительно-трудовой политики НКЮ и типы мест лишения свободы и органов исправительно-трудовых работ без содержания под стражей // Сов. юстиция. 1931. № 18. С. 24.
50 Ширвиндт Е. Против искажений и извращений (ответ т. Файнблиту) // Еженед. сов. юстиции. 1928. № 48. С. 1225.
