CC BY
96
oJ>
<Jo-
От редакции. В номере 2 (26) «Восточного архива» за 2012 год был опубликован материал Н.Л. Крыловой «Бизертская одиссея юного матроса». Основную его часть составлял дневник 19-летнего Александра Брута, одного из тех сотен тысяч наших соотечественников, кто был выброшен Гражданской войной из России. Дневник предоставила Н.Л. Крыловой Анастасия Александровна Манштейн-Ширинская (1912-2009), последний представитель «первой волны» русской эмиграции в Тунисе, хранитель традиций Черноморской эскадры, ушедшей в конце 1920 года от Красной Армии из Севастополя в Бизерту. За долгую жизнь Анастасии Александровны в ее доме в Бизерте образовался уникальный архив, который постоянно пополнялся письмами русских эмигрантов и их потомков со всего света. Одно такое письмо мы представляем вниманию читателей.
В.Н. Горелов
ИЗ РОССИИ НА ЗАПАД - ЧЕРЕЗ ВОСТОК Из архива А.А. Манштейн-Ширинской
Письмо-воспоминание Олега Николаевича Шубакова, этот уникальный документ, передала мне А.А. Манштейн-Ши-ринская в Бизерте в октябре 2006 г. К тому времени Анастасия Александровна уже несколько лет не получала весточек от автора воспоминаний и, поскольку переписка оборвалась неожиданно, предполагала, что адресат умер. Все попытки дозвониться в Хельсинки по упомянутому в письме телефону оказались безуспешными. Найти родственников О.Н. Шубакова мне также не удалось. Выяснилось только, что в апреле 2004 г. некто Михаил Шубаков (Mihail Schubakoff), родившийся в Хельсинки в 1954 г., был назначен управляющим директором одного из подразделений Interfax Global Services, входящего в состав международной информационной группы Интерфакс. Полагая, что это мог быть сын Олега Николаевича, я связался с центральным офисом Интерфакса. Однако секретарь не смогла или не захотела дать адрес или телефон Михаила Шубакова.
Таким образом, на сегодня эта рукопись - единственный документ, рассказывающий о судьбе Олега Николаевича Шубакова.
* * *
Хельсинки, 30 сентября 1990.
Уважаемая Анастасия Александровна!
Про Вас я узнал совершенно случайно. Однажды, перелистывая атлас 1940 года, в котором меня интересовали границы тогдашней Германии, мне почему-то пришла в голову мысль посмотреть, в каком месте Туниса находится Бизерта, куда ушла эскадра. Нашел ее и пошел к телевизору посмотреть, что передает советская программа. И вот вдруг услышал упоминание о Бизерте в уже начавшейся передаче и интервью с Вами1.
О.Н. Шубаков. Фото 1977 года.
Как это совпало - необъяснимо, как и многие ошеломляющие события в моей жизни. Так что тогда я Вас увидел, а на-днях, решив отыскать Ваш адрес в телефонном каталоге Туниса на нашем главном почтамте, и услышал Вас, хотя первоначально думал только найти Ваш адрес. Но вот опять случайность - фамилию и номер телефона нашел, а адреса в каталоге не было. И вот мы теперь познакомились по телефону.
Теперь несколько слов о себе. Родился я 1.4.1912 г. в Петербурге. Революционные события в Петрограде побудили моего отца послать семью (дедушку, бабушку, меня и нашу воспитанницу) в Ярославскую губернию, в село (теперь город на берегу Рыбинского моря) Глебово Рыбинского уезда к родственникам моего отца. Там мы оставались несколько месяцев. За это время отец с моей дорогой мачехой побывали по командировкам отца в Екатеринославе и Киеве и оттесняемые фронтом гражданской войны оказались в Симферополе. Оттуда моя отважная новая мама (ей было 26 лет) решилась отправиться одной через фронты и неразбериху за нами в Глебово. Простояв в солдатских вагонах и пережив Бог весть что, она какими-то судьбами через две недели добралась до нашей деревни. Бабушка насушила в «русской печке» мешок ржаных сухарей, и мы все отправились через Москву на юг. Ехали поездом. Курск был тогда отрезан. Поехали через Воронеж. Поезд останавливался и отправлялся как придется. Ехали в переполненных теплушках. Люди сидели даже на крышах и буферах вагонов. Добрались до Александровска (теперь Запорожье). До него на какой-то небольшой станции в районе неразберихи какие-то бандиты остановили поезд и ограбили все ценное, что у нас было. После этого поезд опять тронулся. Узнав у начальника станции в Александровске, что бандиты задержаны, мама отправилась за вещами на случайном маневренном паровозе, получила вещи и возвратилась, но неожиданно на другой вокзал города. В это время город обстреливала артиллерия немцев, наступавших с юга. Ми-
лиция увезла нас с вокзала на подводе в свое отделение. Разместились в подвале. Случайно мама узнала от какой-то старушки, что нас увезла милиция, и она отыскала нас. Ночью немцы заняли город и мы оказались на белой стороне. В вагоне с лошадьми, на платформе под пушками и т.д. мы приехали к отцу в Симферополь.
Потом начались наши поездки в зависимости от папиных поисков работы. Поехали в Харьков, там опять фронт перешел через нас, и мы оказались на красной стороне. Через некоторое время корниловцы заняли Харьков и вот мы опять на белой стороне. Поехали в Бердянск на Азовское море. Там несколько дней были под властью батьки Махно. Папа ездил в командировках по Крыму для сбора у крестьян продовольствия для добровольческой армии. Подходили красные. Из Бердянска приехали в Керчь. При посадке на пароход «Черномор» (Российского Общества Пароходства и Торговли - РОПиТ2) я с мамой и дедушкой попали на борт, а перед отцом с бабушкой подняли трап, заявив, что больше мест нет, и они остались на берегу. Сказали, что это был последний пароход из Бердянска и куда он идет - неизвестно.
Нас выгрузили в Керчи. Бродили по улицам города, переполненного беженцами. Какая-то женщина спросила у мамы, есть ли место переночевать мальчику и пригласила к себе домой переспать на полу. Часа в 3-4 ночи мама будит меня и говорит: пойдем на мол, попробуем узнать, может быть, из Бердянска пришел еще какой-нибудь пароход. И вот мы стоим в 4-5 часов утра одни-одине-шеньки у причала огромного мола. Вокруг густой туман, как молоко - ничего не видно. И вдруг из тумана перед нами гудит тифон какого-то судна, и из тумана прямо к нам пришвартовывается маленькое ветхое суденышко «Панагий Валиано». На его борту, увидя нас, стоят со слезами на глазах папа и бабушка, а мы встречаем их ранним утром по воле Бежьей, как будто бы ожидая рейсовое судно. Разве не чудо? А если бы мы не пришли - кто в тогдашней неразберихе мог найти друг друга и где был бы я теперь.
После долгих перипетий снимаем квартиру в доме № 20 на Карантинной улице, недалеко от мола. Вблизи стоят пришвартовавшиеся кормами военные суда Черноморского флота. Помню окрашенные в темно-серый цвет миноносцы «Зоркий», «Забияка», «Жаркий»3 и др. Около них стоит английский авиакрейсер «Пегас»4. В Керченском проливе стоит на якоре в качестве плавучей батареи броненосец «Ростислав»5 с неработающими машинами. Его едва видно с бульвара около горы Митридат.
Наконец красные прорвались на Перекопе, на заводе в Еникале около Керчи красное восстание. Красная авиация все чаще обрушивается на нас с Тамани. Одна из бомб сносит угол нашего дома. К счастью, нас там тогда не было. Умирает бабушка от сыпного тифа, а вскоре умирает и дедушка. Воспитанница6 осталась ранее в Харькове, решила выйти замуж. Итак, перед эвакуацией мы остались втроем, папа, мама и я.
На столбах в Керчи появляются неграмотно написанные призывы к борьбе с белогвардейцами. Папа работает в редакции газеты «Русское дело». Наступают приготовления к эвакуации. У причалов Керченского мола стоят пришвартовавшиеся высоко поднявшимися кормами порожние транспортные суда. Благодаря связям через редакцию газеты папа получает разрешение погрузиться на судно.
Настал трагический момент расставания с Родиной. Я, конечно, не осознавал положения, мне еще не было и девяти лет. Была темная дождливая ноябрьская ночь. На мол стекались и грузились военные и гражданские. Допускались к посадке по пропускам. Подъехали и мы на подводе, помогал сторож редакции. Один из друзей папы по редакции не устоял и возвратился на берег. Он был расстрелян сразу же по приходу красных 16 ноября 1920 г. Обещания Фрунзе об амнистии были роковыми. Вероятно, та же участь ожидала бы и моего отца.
Нам назначили для погрузки старенький угольный транспорт «Самара». Поднимаясь в темноте по крутому скользкому трапу на высокую корму, папа поскользнулся и упал,
к счастью, не мимо трапа. На судне разместились в угольном трюме. Меня поместили под лестницей на нашем плетеном сундуке (корзине). Мне было вероятно удобнее, чем тем, кто сидел на вещах в трюме, коленями вплотную друг к другу. На утро вышли в море. Судно было без балласта, поэтому на палубу выпускали по очереди, человек по двадцать. Дежурный по палубе не позволял переходить одновременно на один борт, т.к. судно кренилось. Воды не было. Выходившие на палубу брали с собой кружки, в которые собирали стекающую дождевую воду. Военные бросали винтовки за борт.
Судов было много. В числе их пароходы «Мечта», «Екатеринодар» (с военным училищем), «Веха», небольшой колесный пароход «Поти»7. Буксировали два плавучих маяка с беженцами и яхту владельца табачной фабрики в Керчи Месаксуди8. Армада всевозможных судов шла навстречу неведомой судьбе. Я, конечно, не знал, что многие боялись нападения подводных лодок, захваченных где-то красными. Боялись ноябрьского шторма, но по Божьей воле погода благоприятствовала9.
Наконец ранним утром перед нами предстал чудесный Босфор. Видимо происходила перегруппировка судов и некоторые суда остановились. Вокруг шныряло множество турецких гребных лодок с торговцами, предлагавшими продовольствие в обмен на вещи. С борта спускали на веревках корзины с ценными вещами. Взамен турки клали хлеб, халву и т.п.
Постепенно все суда вышли на рейд в Мраморном море и бросили якоря недалеко от Кадикея10. Подняли карантинный флаг. Через некоторое время на судно поднялись представители, кажется, Красного Креста, раздавали м[ежду] пр[очим] запомнившийся мне шоколад с финиками. Для меня он был диковинкой. Через несколько дней подошла небольшая наливная баржа с открытыми палубными люками, через которые беженцев по лесенкам спускали в наливные отсеки. Это было 24 ноября 1920 года.
Нас перевезли на азиатский берег, на пристань перед железнодорожной станцией
-о£>
<$о-
Хайдар-Паша11. Там остались ждать чего-то. Наконец прибыла колонна французских военных грузовиков. Вещи велели сдать на грузовики, а нас построили в колонну и повели к огромной казарме Селимье. Было темно, дождливо и холодно. С грузовиков французы сгрузили вещи в кучу на квадратном дворе казармы, а нас разместили в большом деревянном бараке, вероятно, конюшне, с земляным полом, где-то за пределами казармы. Я получил привилегированное место на каком-то настиле. Было холодно. Вскоре люди стали отрывать доски и развели костры. Барак был высокий. В дверях стоял французский караульный, не позволявший выходить. На следующий день нас перевели в казарму и поместили сначала на несколько дней в коридор, а потом в огромную комнату в первом этаже. Окна выходили на мечеть. Расположились на полу семьями, всего около 70 человек в комнате. Кормили из французских походных кухонь в коридоре второго этажа. Громадная квадратная казарма была разделена на три части. Ее двор был разделен соответственно колючей проволокой. Примерно половина казармы была отведена для каких-то пленных (так говорили), а может быть, под тюрьму. Примерно одна четверть - под госпиталь и одна четверть - для беженцев.
До нас в казарме уже были беженцы из Новороссийска. В числе их кабардинцы и др. Груда наших вещей на дворе казармы, по заявлению начальства, охранялась французскими караульными. Однако, когда нам позволили взять вещи, то один чемодан, в котором кроме нужных вещей были единственные фотографии детства и дедушки с бабушкой, был украден. Французский комендант выписал разрешение на розыск. Искали мы дорогие нам фотографии даже на помойке. Вероятно, чемодан украл кто-то из новороссийских, т.к. мы были первыми, получившими разрешение взять вещи.
Нами командовали французы, оставившие грустные воспоминания. В женскую баню, куда водили по наряду, вторгался какой-то лейтенант, похлестывавший хлыстиком. В парилку валили для дезинфекции что
попало. Дамы, сохранившие каракулевые и котиковые пальто, получали из дезинфекции жалкие негодные комки съежившихся шкур.
В Скутари12 (теперь Usküdar), в основном на толкучку, пускали небольшими группами под конвоем. Требовалось иметь свидетельство из бани, а также от врача относительно прививок, помимо разрешения коменданта. На толкучке продавали что попало. По непонятной причине в нашем чемодане оказался папин фрак! Его мама продала на толкучке и купила, между прочим, огромный кусок халвы, которого хватило на всех знакомых. По питательности халва была самым дешевым продуктом. Вообще же вызывает недоумение и психологический интерес, почему в наших беженских чемоданах нужно было везти из России между прочим чугунный утюг, клещи и фрак? Вероятно, оценка сущности была утрачена под гнетом событий. Позднее произошли изменения. Вместо французского конвоира группа беженцев выходила из казармы под надзором турецкого конвоира. Турки относились доброжелательно и обычно не плелись на барахолку, а договаривались о встрече в условленное время в подходящем месте для возвращения в казарму. Побегов не было. Все дорожили доверием турецкого конвоя.
Кто-то из беженцев организовал нечто вроде детского сада. Выходили из казармы через задние ворота на пригорок со стороны моря, бегали и шалили. Американский Красный Крест раздавал в коридоре прекрасные новые костюмчики для детей. Устраивались богослужения. Служил, между прочим, протоиерей Леонид Колчин, духовник императорской семьи, живший впоследствии в Копенгагене при Марии Феодоровне13 (по датски Dagmar), вдове Александра III, по настоянию которой он служил только молебны по царской семье и никогда не служил панихид по ней. Приезжали архиепископ Анастасий, среди наших беженцев помню епископа Феофана небольшого роста с аскетическим лицом, носившего вериги (раскаяние за содействие Распутину) и др.
Под Рождество устроили праздник с ряжеными. В первый день Рождества какой-то
полковник оделся Дедом-Морозом. Потом был устроен концерт.
Прожили в Селимье примерно три меся-ца14. Откуда-то родители узнали, что на Принцевых островах есть общежитие для беженцев, где условия свободнее. Каким-то образом получили разрешение переехать на остров Халки (по-турецки Не1ЪеИаёа). Кто-то рассказал, что русских беженцев перевозят на Принцевы острова (Лёа1аг) бесплатно! Что-то опять продали на барахолке и решили, что денег хватит. Отправились на пароход, но уже на пристани к нам пристали галдящие носильщики с требованиями, пришлось отдать почти все, что было, т.к. вещи уже унесли на пароход. Доехали до Галат-ского моста. Сели на чемоданы, а денег на билеты на Принцевы острова уже не хватало, т.к. никаких бесплатных билетов, конечно, не было. Мама отправилась куда-то в город клянчить на проезд. Получила в русском посольстве 3 лиры. За это время к нам подошел интеллигентный турок, заговорил по-русски, сказал, что его мать из Одессы, и узнав, что мы ждем маму, т.к. нет денег на проезд, купил нам билеты и мне еще воздушный шар, накричал на толпившихся носильщиков и пожелал успеха. Часа через два появилась уставшая мама. Погрузились на пароход. Когда приехали на Халки, уже вечерело. На пристани нас встретила русская артель носильщиков. С ее помощью вещи доставили в расположенную на горе греческую духовную семинарию (теперь лицей для турецких греков и монастырь Св. Анны), где в первом этаже находилось общежитие беженцев. Поместились в комнате № 5, где нам достался уголок. Меня поместили спать на тот же плетеный сундук, на котором я спал под лестницей в трюме парохода «Самара». В комнате было пять семей, отгороженных друг от друга французскими военными одеялами, повешенными на растянутые проволоки. Впоследствии, когда французы передавали заботу о нас англичанам, они по непонятной причине пригнали сенегальских военных негров, которые содрали одеяла и сожгли их на дворе семинарии. Наш «колхоз» обнажился и всем стало
как-то неловко смотреть на все это убожество. Затем начали снова развешивать какие-то одеяла. Ссор никогда не было. Откуда-то у всех оказались швейные машинки. Американский Красный Крест раздавал швейную работу. Из полотен бязи сначала подрубали простыни, потом из простынь шили полотенца и т.д. Все работы при сдаче тщательно проверялись, что все было сделано на совесть. Сенатор Баскаков старался тщательно пришивать пуговицы и т.д. Платили всем за любую положенную работу одинаково: 2 лиры в неделю. В сторожке у ворот предприимчивый грек «Антошка» открыл лавочку. Все ловчились, как могли.
Взрослых кормили сначала французы, потом англичане. Продукты - фасоль, галеты нередко были с червями. Дети питались отдельно при начальной русской школе, организованной в поселке. Кормил Американский Красный Крест. Получали ежедневно какао и пр. Еда была хорошая.
На острове был отряд русских скаутов под руководством Александра Петровича Дехтерева15, который основал его 5 апреля 1920 года. Он был к тому же нашим соседом по комнате, т.е. нас разделяло подвешенное одеяло. Это был чудесный добрый идеалист. По профессии он был капитаном дальнего плавания. Из Турции он уже после нашего отъезда переселился в Болгарию. Устроил там интернат для русских детей под названием «Моя маленькая Россия». Потом он уехал в Ужгород, постригся там в монахи, принял имя Алексий. После войны Ужгород (Прикарпатская Русь) перешел к Советскому Союзу, монастырь был уничтожен, монахи разогнаны. О его судьбе мне неизвестно.
На Халки мы прожили до июля 1922 года. Оттуда с помощью Американского Красного Креста переехали в Гельсингфорс. Визы получили с помощью родственников и друзей родителей мамы, которая была по происхождению финляндской шведкой, жившей с раннего детства в Петербурге, где училась в Лппеп8сИи1е. У отца была фирма в Петербурге. Мать - немка из Кёнигсберга. В семье говорили с отцом по-шведски, с ма-
терью - по-немецки, и между сестрами - по-русски.
Проезд из Турции через Европу тоже был не прост. В Берлине спали в полицейской сторожке на вокзале Friedrichstrasse, из Штеттина в Гельсингфорс приехали в долг на пароходе «Ariadne» с разрешения капитана, знавшего родных мамы.
В Гельсингфорсе мои беженские переселения окончились. Поступил в основанную еще в прошлом столетии русскую Александровскую гимназию, которую окончил в 1929 году. Был в принципе принят в Лувенский университет в Бельгии, куда принимали из нашей гимназии и из Реального училища в Выборге16, но со смертью кардинала Мерсье17 стипендии сократились, а средств не было даже на пароход в Бельгию.
В гимназии моими одноклассниками были Александр Юрьевич Григорков, племянник капитана I ранга Владимира Григор-кова, которого Вы знаете, и Георгий (Жорж) Светлик, сын капитана II ранга В. Светлика.
Александр Григорков родился в Петербурге в 1911 году. С ним я работал более 20 лет в крупной судостроительной и машиностроительной фирме «Вяртсиля». Много раз бывали в СССР по делам фирмы.
Георгий Светлик тоже родился в Петербурге в 1912 году. По профессии художник.
Я рассказал о Вас племяннику В. Гри-горкова Александру Юрьевичу и он сообщил мне о судьбе своего дяди следующее.
В 1960 году В. Григорков поселился в русском доме для престарелых «Les per-reux» около Парижа по приглашению заведующей домом Лидии Ярославны Родзянко. Он приезжал в Финляндию в 1927, 1931, 1947 и 1952 году. Умер 12.11.1965 года в возрасте 79 лет. Похоронен на православной части кладбища St. Génevieve de Bois около Парижа. Некролог о нем под заголовком «Памяти друга» был напечатан 1 мая 1966 года в № 142 журнала «Вестник», издававшегося в Париже.
Сохранилась копия «Донесения» В. Григоркова начальству о продвижении и состоянии военных судов при переходе из
Константинополя в Бизерту. Если интересует, можем выслать копию.
Отец Георгия Светлика капитан II ранга В. Светлик участвовал в Японской войне 1905 г. Был с моряками переведен в Порт-Артур для защиты крепости. Был ранен, попал в плен к японцам. До революции был начальником минного и торпедного отдела Главного штаба в Петрограде. В 1918 г. добрался к семье в Николаев. Затем был на юге России командиром военного ремонтного судна «Кронштадт» (18.000 т)18 и с 1919 г. командиром дредноута «Алексеев», кажется, раньше назывался «Александр III»19.
Последние три месяца до эвакуации в Турцию был связным офицером между флотом и армией при штабе генерала Куте-пова. «Кронштадт» перевез 4 500 человек (кадетская школа, пехотный полк и женская гимназия) из Одессы в Севастополь, несмотря на временно заделанную пробоину в борту20.
В Константинополе Светлик командовал небольшим судном «Русь». Позднее в Константинополе Светлики открыли небольшую столовую, место встречи эмигрантов.
В 1932 г. семья Светликов переехала в Финляндию. Сведения о капитане Светлике, которого я довольно хорошо помню, я заимствовал из недавно вышедшей здесь на финском и шведском языках книги о судьбе художника Георгия (Жоржа) Светлика.
В заключение несколько слов о моем отце Николае Константиновиче. Он принимал деятельное участие в жизни эмигрантов в Гельсингфорсе. Сотрудничал в местной русской газете «Новые русские вести» (вместе с Ю.А. Григорковым). Состоял 15 лет секретарем эмигрантского общества «Русская колония в Финляндии». Был председателем «Фонда помощи русским детям». Устраивал рождественские елки, детские праздники и благотворительные лотереи.
Он был искренне верующим человеком, воспитанным религиозными родителями. Был одним из ревностных учредителей «Частной Православной общины», объединявшей русских эмигрантов. Состоял в ее прав-
лении. Пел в церковном хоре. Умер 13.5.1939 года и похоронен на кладбище общины в Гельсингфорсе. Община состояла в юрисдикции митрополита Евлогия в Париже и в результате его мероприятий автоматически попала в ведение московского патриархата.
Светлик живет в своем доме недалеко от города Ekenas (по-фински Tammisaari) приблизительно] в 110 км к западу от Гельсингфорса в направлении к полуострову Hango (Гангуд).
Теперь несколько слов о том, за что я был бы Вам весьма благодарен. Для меня осталась неясной обстановка вокруг организации сбора и перевода всей этой армады с тысячами беженцев через Черное море в Турцию. Может быть, Вы могли бы просветить меня в этом вопросе. Ведь были же изданы книги, в которых все это описано, но что это за книги. Возможно, что они имелись здесь в библиотеке общества «Русская колония в Финляндии», но по требованию советской Контрольной комиссии в Финляндии после заключения перемирия это общество было закрыто как «контрреволюционное» и куда девалась библиотека, не знаю. Если возможно, сообщите названия книг. Кроме того, где-то во Франции имеются архивы, о которых я тоже не знаю, так как долгое время был после смерти матери в 1952 году и [из-за] отсутствия русских эмигрантских организаций в Финляндии совсем в стороне от здешнего русского общества. Пресловутое общество «Русский демократический союз в Финляндии», иногда упоминающийся в газете «Голос Родины», - это кучка в основном серых людей, воспользовавшихся послевоенной конъюнктурой и ничего общего с культурой не имевших, а только погубивших и разогнавших всех культурных русских людей.
Буду весьма благодарен Вам за список судов, стоявших в Бизерте, за копию (годится XEROX) фотографии этой эскадры. Готов возместить Вам все расходы, связанные с моей просьбой.
У нас уже наступила осень, дожди, температура 5-8 °С, падают пожелтевшие ли-
стья с берез, красуются багряной листвой рябины, золотятся чудесные клены, а у Вас все еще жара в 30 °С. Как Вы это переносите! Я счастлив, что судьба занесла меня в Финляндию, мою вторую Родину, с ее климатом и природой, похожими на русскую. А теперь без затруднений уже через несколько часов можно побродить по Невскому. А раньше это казалось несбыточной мечтой. В 30-х годах бывал у пограничного моста через Сестру-реку, слушал доносившуюся через речку русскую гармошку, а «близок локоть, да не укусишь», и только в 1957 г. мне удалось с первыми туристами попасть в Ленинград и зайти в дом № 16 на Большом Проспекте Петроградской стороны21, из которого я уехал в 5-летнем возрасте.
Прилагаю юбилейную брошюру фирмы «Вяртсиля»22, в которой я работал, она была издана в 1977 г., и копию странички из другой брошюры фирмы, изданной в 1983 г. В ней Вы можете прочитать интервью, а также увидеть, каким я был.
С искренним уважением и «беженским
приветом», Олег Николаевич Шубаков.
P.S. Если возможно, сообщите мне адрес газеты «Русская мысль» в Париже. Я хотел ее выписать, но здесь не знают ее адреса.
Может быть, у Вас найдется план Би-зерты, на котором Вы смогли бы отметить, где находится русская церковь и место последней стоянки эскадры.
Примечания
1 Скорее всего, речь идет о передаче «Последняя стоянка», сделанной на советском телевидении Фаридом Сейфуль-Мулюковым и показанной 13 марта 1990 г. В ней было рассказано о кораблях Императорского флота России, ушедших в Бизерту, и о судьбе русской военно-морской эмиграции. При подготовке передачи обозреватель встречался с А.А. Ширинской и брал у нее интервью. Часть этой беседы вошла в программу. А.А. Ширинская вспоминала, что ей было очень легко отвечать на вопросы, поскольку они были сформулированы точно и деликатно.
2 РОПиТ — одна из первых коммерческих пароходных компаний России, была создана в 1856 г. с целью возобновления судоходства между портами Черного и Азовского морей. Некоторое время помощником директора РОПиТ был Михаил Ильич Кази, почетный гражданин Севастополя. Благодаря его деятельности часть Южной бухты была передана под коммерческий порт. Один из пароходов РОПиТ, «Великий князь Константин», доставил из Константинополя в Бизерту семьи моряков и персонал морского ведомства. В январе 1921 г. пароход был возвращен компании. Упомянут на памятной доске в храме великого князя Александра Невского в Бизерте.
3 Сомнительно, чтобы «Жаркий» в это время мог находиться в Керчи. Судя по логике изложения, «последний пароход из Бердянска» уходил накануне взятия города красными, что случилось 27 октября. Следовательно, здесь описываются события последней недели месяца. Однако известно, что в конце октября корабль стоял в севастопольском доке с разобранными машинами. При эвакуации из Севастополя в Константинополь эсминец «Жаркий» шел на буксире у транспорта-мастерской «Кронштадт».
4 Старый английский крейсер «Пегас» был потоплен немецким крейсером «Кёнигсберг» в бухте острова Занзибар 20 сентября 1914 года. Можно предположить, что позже имя «Пегас» было присвоено в британском флоте другому кораблю, который и видел О.Н. Шубаков в Керчи в 1920 г.
5 «Ростислав», эскадренный броненосец, в 1907 г. переклассифицирован в линейный корабль. Спущен на воду 20 августа 1896 г. В ноябре 1920 г. затоплен в качестве брандера в районе мыса Еникале для заграждения Керченского пролива. В 1930 г. Черноморской партией ЭПРОН был произведен частичный подъем вооружения и механизмов.
6 Судя по этой фразе, здесь и ранее автором допущена неточность: речь идет о воспитательнице, то есть о гувернантке.
7 Эти и некоторые другие суда, в том числе баржи и моторные шхуны, были предназначены в основном для кубанцев и Донского корпуса. Так, на «Екатеринодар» было погружено около 5 000 человек, а также груз зерна и интендантского имущества. На пароходы «Поти» и «Мечта» было погружено примерно по 3 500 человек, не считая беженцев из Керчи. «Самара» приняла на борт около 2 500 человек. Однако неясно, о каком военном училище упоминает О.Н. Шуба-
ков. Кроме кадетов Морского корпуса, из Крыма было эвакуировано Атаманское военное училище, но погрузка на пароход «Лазарев» выполнялась в Севастополе, отдельно от других частей Донского корпуса.
8 Знаменитая табачная фабрика в Керчи была основана в 1867 г. Константином Ивановичем Месаксуди. Продукция фабрики считалась элитной, поставлялась в Петербург к императорскому двору и за границу. Фабрика работала вплоть до 1941 г. Здание сохранилось до наших дней, в нем сейчас расположен Керченский судоремонтный завод. Потомок династии Месаксуди Владимир Васильевич проживает в Париже, во Франции. На его средства в 2005 г. на доме Ме-саксуди была установлена мемориальная табличка.
9 По другим воспоминаниям, дул сильный и порывистый норд-ост, в Черном море бушевал шторм. Сильно качало даже большие пароходы, мелкие же суда бросало как щепки, палубы заливало водой. Утверждают, что было несколько случаев, когда волной смывало людей за борт.
10 Кадыкёй, самый древний район Стамбула. Расположен в азиатской части города.
11 Как указано в путеводителе по Стамбулу, этот вокзал некогда был первой станцией Багдадской железной дороги, построенной немецкими инженерами. Существует и поныне. Сюда прибывают поезда из азиатской части Турции.
12 В римский и византийский периоды здесь размещался военный гарнизон и императорский конвойно-охранный полк под названием «Ску-тари». Отсюда и название городского района (ныне Ускюдар).
13 При погребении Марии Федоровны протоиерей Леонид Колчин (1871-1944) произнес такие слова: «Прости нам, матушка, все обиды и огорчения, нанесенные тебе волею или неволей, разумом или неразумием. А когда предстанешь пред престолом Господа Славы, <...> скажи Ему там: "Господи, Ты знаешь, как тяжко страдает народ русский, Тобою мне усыновленный, молю Тя, преложи гнев на милость, вонми моему и их молению"».
14 Известно (З.С. Бочарова, www.russkie.info), что 25 ноября 1922 г. из Константинополя в Варну был отправлен пароход с 1 200 беженцами на борту, в основном из лагеря Селимье. Скорее всего, этот день можно считать датой закрытия лагеря.
15 Дехтерёв Александр Петрович, родился в Вильно в 1889 г., окончил Виленскую гимназию
и Морское училище в Либаве со специальностью штурмана дальнего плавания. Во время гражданской войны был редактором литературно-художественного журнала и руководителем внешкольного детского воспитания на Дону. В марте 1920 г. был командирован в Англию, по пути заболел тифом и был высажен в Константинополе. До 1923 г. работал воспитателем Гал-липолийской гимназии. Позднее работал с детьми эмигрантов в Болгарии, заведовал детскими домами. Упомянутая О.Н. Шубаковым гимназия «Моя маленькая Россия» находилась в городе Шумене. Принял постриг с именем Алексий в обители преподобного Иова в Словакии. В Ужгороде жил недолго: в 1938 году он служил там настоятелем Храма-памятника русским воинам. Во время Второй мировой войны оказался в Египте, служил в православной церкви в Александрии. В 1946 г. принял советское гражданство, в 1949 г. вернулся в СССР. Умер в 1959 г., похоронен в Свято-Духовом монастыре в Вильнюсе. Оставил богатое литературное наследие.
16 Выборг (Виипури) входил тогда в состав Финляндии. Отошел в состав СССР после «зимней» войны 1939-1940 гг. по мирному договору, подписанному в Москве 12 марта 1940 г.
17 Бельгийский кардинал Мерсье, философ, профессор Лувенского университета, архиепископ Малинский. В 1925 г. провел в Бельгии съезд, посвященный вопросам сближения с православием. Был организатором комитетов помощи беженцам из России.
18 Водоизмещение транспорта-мастерской «Кронштадт» 16 400 т. Уникальное по тем временам судно позже было зачислено в ВМФ Франции под названием «Вулкан».
19 Линкор «Генерал Алексеев». По непроверенным данным, в Бизерте ему было возвращено прежнее название «Император Александр III». Военно-техническую комиссию под руководством академика А.Н. Крылова, прибывшую в Бизерту в декабре 1924 г. для осмотра боевых кораблей, линкор «Генерал Алексеев» интересовал более всего, поскольку он был способен существенно усилить возрождавшийся Черноморский флот. Однако по известным причинам линкор не был передан Советской России. Разобран в 1936 г. в Бресте во Франции. Стволы главного калибра приобрела Финляндия, но часть стволов была захвачена немцами. На заводе Круппа для них были изготовлены новые башенные лафеты.
В 1943 г. русские 305-мм орудия образовали немецкую батарею «Мирус» на острове Гернси в Ла-Манше. В начале мая 1945 г. гарнизон капитулировал, и батарея была сдана англичанам. Есть сведения, что из восьми стволов линкора, доставшихся Финляндии, три в настоящее время находятся в России. Орудийные башни линкора «Генерал Алексеев» послужили прототипом башен линкоров типа «Дюнкерк».
20 Это утверждение требует проверки. П. Варнек в своей фундаментальной работе «Белый флот на Черном море» не упоминает об участии плавучей мастерской «Кронштадт» в эвакуации Добровольческой армии из Одессы. Что же касается Одесского и Киевского кадетских корпусов, то их эвакуация проходила весьма сумбурно. Так, например, около полуроты старших кадет ушли из Одессы на легком английском крейсере «Серес». Около четырехсот кадет под руководством директора корпуса сначала направились к румынской границе, а затем - на соединение с войсками генерала Бредова (часть из них все же была пропущена румынами в Бессарабию). Еще около 130 кадет младших классов оказались в Сараево.
21 Любопытно, что бабушка А.А. Ширинской, Анастасия Александровна Манштейн (урожденная Насветевич), проживала неподалеку, в доме № 40 по Большому проспекту. В книге А.А. Ширинской «Бизерта. Последняя стоянка» приводится семейная фотография, сделанная примерно в то время, о котором сообщает О.Н. Шуба-ков, то есть в 1916 или 1917 г.
22 В этом выпуске корпоративного журнала «Вяртсиля» было опубликовано интервью с О.Н. Шубаковым, озаглавленное «Работа переводчика». В 1977 г., проработав в компании более 23 лет, О.Н. Шубаков уходил на пенсию с должности начальника секции отдела зарубежных продаж. Долгое время (в том числе в различных государственных учреждениях до поступления на «Вяртсиля») работал переводчиком. Например, техническая документация и чертежи на бумагоделательные машины, которые поставлялись фирмой «Вяртсиля» в Советский Союз на Красноярский, Кондопожский, Балахнинский и Соликамский комбинаты, были переведены О.Н. Шубаковым.
