CC BY
2DOI: 10.31249/metodquarterly/01.04.08
ИТОГИ И ВЫЗОВЫ ПЯТИЛЕТНЕГО ПРОЕКТА ЦЕНТРА ПЕРСПЕКТИВНЫХ МЕТОДОЛОГИЙ. ИТОГОВАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ПРОЕКТА «ТРАНСФЕР ЗНАНИЙ И КОНВЕРГЕНЦИЯ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ В БИОЛОГИЧЕСКИХ, ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ»
Аннотация. Публикуется сокращенная стенограмма итоговой конференции по поддержанному РНФ исследовательскому проекту, касающемуся трансфера знаний и конвергенции методологий. Ее участники обобщили полученные результаты и наметили пути дальнейших научных поисков.
Ключевые слова: трансфер знаний; конвергенции методологий; познание; трансдисциплинарные органоны, симплекс - комплекс трансформации; эволюция; эмергенция; социальная эволюция.
Для цитирования: Итоги и вызовы пятилетнего проекта Центра перспективных методологий // МЕТОД : Московский ежеквартальник трудов из обществоведческих дисциплин : ежекв. науч. изд.; ред. кол.: М.В. Ильин (гл. ред.) [и др.] / РАН. ИНИОН. Центр пер-спект. методологий социал. и гуманит. исслед. - Москва, 2021. - Т. 1, № 4. - С. 126-154. -URL: http://www.doi.org/10.31249/metodquarterly/01.04.08
20 октября 2021 г. состоялась итоговая конференция по поддержанному РНФ проекту «Трансфер знаний и конвергенция методологических традиций: опыт междисциплинарной интеграции политических, биологических и лингвистических исследований». Предлагаем вниманию читателей сокращенную и отредактированную участниками стенограмму конференции.
Михаил Ильин. Добрый день, коллеги. Начинаем. Сегодня у нас следующая схема работы. Будем выступать поочередно. Каждый расскажет, что ему дало участие в нашем проекте, что он внес в наш проект. Начнем с молодых коллег. Попрошу выступить Германа.
Герман Остапенко. Спасибо большое, Михаил Васильевич, за предоставленное мне слово. Начал я работать в проекте несколько раньше, чем в него вступил официально. Главное, что проект помог мне найти новый стиль мышления. Те исследования, с которым мне пришлось рабо-
126
тать, например Дикона, Витцани, по-новому открывают даже привычные политологические проблемы, делают их более оригинальными, дополняют их новыми красивыми идеями. Особенно мне понравилась идея отсутствия у Дикона, которая, мне кажется, недооценена в социальных науках. Еще проект дал мне возможность работать в большой группе квалифицированных специалистов, которые помогли мне взглянуть на новые стороны многих явлений. Особенно сильно я был впечатлен недавней серией семинаров. Они прояснили много интересных взаимных соединений и моментов для дальнейшего сотрудничества. Например, лично мне особенно понравились выступления, связанные с эволюционными вычислениями. Мне стало яснее, как они применимы в политологии, например по отношению к интересующей меня проблематике перформативов. Мне также очень понравился семинар Ивана Владленовича о логономических системах. Хотел бы поздравить Ивана Владленовича с этим большим достижением.
Мне очень понравился формат семинаров и группового общения. Это очень полезный формат. Он позволяет работать небольшими исследовательскими группами.
Мне будет гораздо сложнее ответить на вопрос: что же я дал проекту? Мне кажется, что я постарался максимально интегрировать политологические идеи в то, что мне пришлось рассматривать, начиная с Дикона и заканчивая границами и размежеваниями. Этим я занимаюсь сейчас, многое переписываю. Думаю, что к концу месяца будет уже более совершенный вариант разработки.
Нам очень сильно навредила пандемия. Она затруднила очное общение, которое мы начинали еще в 2019 г. Нам удалось компенсировать дефицит общения в сетевом формате. Этот формат очень-очень интересен. И дает гораздо больше возможностей для развития, как мне кажется. Понятно, что мы не вольны в этом смысле распоряжаться ситуацией так, как хотелось бы и как было бы наиболее продуктивно. Пожалуй, на этом я вводное слово закончу. Спасибо, коллеги, с вами было очень приятно работать.
Михаил Ильин. Спасибо, Герман. Мы не прощаемся, а будем работать дальше. Теперь слово Кириллу.
Кирилл Фокин. У меня основная исследовательская проблематика связана с диссертацией. Я надеюсь, что часть результатов диссертационного исследования станет или уже стала вкладом в проект. В то же самое время участие в проекте многое дало для моей работы над диссертацией. Она формально политологическая, но важно, что мы с Михаилом Васильевичем пытались придать ей также общенаучный характер. Как раз завтра будет предзащита. Посмотрим, насколько методологические и эмпирические подходы окажутся убедительными для коллег-политологов. Конечно, эволюционные подходы хорошо известны политологам. Их постоянно используют практически везде, иногда даже там, где для этого нет серьезных оснований. В этом отношении диссертация очень строго следует принци-
127
пам эволюционизма. Там используются не просто современные, а новейшие концепции эволюции. Я стремлюсь не просто идти дарвиновским путем, который в биологии и науке вообще стал классикой, но и показать, что позволяет трактовать классику по-новому. Это касается идей Дикона, эмергенции, таких моделей, как спандрелы (spandrels) или антревольты, и т.д. и т.п. Это, как мне кажется, позволило гораздо сильнее и убедительнее вписаться в биополитический дискурс, чем прежде. В этом плане важны две подготовленные для проекта статьи, написанные за прошлый год. Одна из них - это «Эволюция власти», по дополитическому поведению животных, которая выйдет в МЕТОДе за 2021 г. Вторая продолжает и развивает ее. Она и более дискуссионная, и более политологическая. Название - «Зомби биовласти». Там идет критическая переоценка концепции биовласти по Фуко и по Агамбену. Она выходит в «Политии» в самом конце 2021 г., в четвертом номере. И там и там речь идет о том, как этот самый биополитический подход можно расширить и усовершенствовать для того, чтобы искать и находить социальные основания власти, которые мы видим и у людей, и в сообществах высших социальных животных. Даже у социальных насекомых мы можем обнаружить биовласть, которая отлита в очень жесткие биологические схемы. У людей, например, разнообразие властных структур обеспечивается фактором среды, окружения, разницы социальной эволюции.
Что касается главной интенции диссертации, ее главным методологическим ядром является метод симплекс - комплекс преобразований. В диссертации исследуются авторитет и системы политического авторитета на основании самых сложных современных подходов, с учетом эволюционной логики, биологических оснований авторитета и власти. Это главное. Как мне кажется, если ученый совет согласится с этим, подтвердит научную значимость исследования, это станет одновременно и помощью проекта моему исследованию, и, соответственно, поддержкой внедрения идей нашего проекта в политологический трек социальных наук, социальных исследований. Спасибо.
Михаил Ильин. Спасибо, Кирилл. Коллеги, у нас есть еще один участник встречи, который формально не член коллектива проекта по одной простой причине - просто не было возможности сделать это. Однако фактически он уже успел практически включиться в проект. Это Тимофей Корнев. Он сумел написать замечательную статью о вертикальном и горизонтальном трансфере и опубликовать в МЕТОДе.
Тимофей Корнев. Статья, о которой сказал Михаил Васильевич, стала очень хорошим опытом для меня. Получилось прекрасное вступление в наш проект, включение в деятельность нашего центра. Оно позволило мне познакомиться с основными направлениями исследований, концептами и т. д. На этой основе я уже могу дальше выстраивать свою работу -например, над магистерской диссертацией, которую мне предстоит писать. Это оказалось очень полезно. Я благодарен за такую возможность. Жаль,
128
что я не успел в полной мере поучаствовать в проекте, но готов участвовать в новом проекте.
Михаил Ильин. Их будут десятки в Вашей жизни. Друзья, движемся дальше. Юля, Вам слово.
Юлия Захарова (Коваленко). Мне хотелось бы сказать о публикациях, которые были подготовлены мною в рамках нашего проекта. Они касаются в основном эволюционных алгоритмов. Что сделано нового? Мы стали использовать новые подходы, основанные на оптимизации каких-то подзадач. Это было в основном мотивировано трансфером областей в том числе из математического программирования, о котором я рассказывала на семинаре, который был до этого. Хочется двигаться дальше. Мы стали смотреть на более сложные структуры, когда процесс принятия решений уже не линейный, а напоминает древовидную структуру. Как же там можно выцепить оптимизацию? Рада тому, что начала лучше чувствовать трансфер между различными веточками оптимизации и в программировании. Спасибо.
Михаил Ильин. Спасибо, Юля, большое. Теперь слово Мише Су-
щину.
Михаил Сущин. Коллеги. Вообще в начале я скажу о том, что проект дал мне. Самый важный результат своих исследований я получил именно в рамках работы по проекту. Расскажу основное содержание идеи комплекса теории. Исходный мотив - это моя неудовлетворенность классическими концепциями философии науки Томаса Куна, Имре Лакатоса и Ларри Лаудана. Это три известных конкурирующих между собой концепции, в которых акцент делается не на изучении отдельных или изолированных теорий, а на рассмотрении некоторых групп теорий: парадигм у Куна, исследовательских программ у Лакатоса и исследовательских традиций у Лаудана. Эти концепции были развиты в основном на материале физики. Их применение к изучению групп теорий в когнитивных науках чревато проблемами как в дескриптивном отношении, так и в нормативном плане.
Таким образом, любая концепция совокупностей теорий в науке должна дать ответ на вопрос о структуре и функциях таких направлений, и она должна ясно очертить, что из нее следует в нормативном отношении, т.е. следование каким эпистемическим (когнитивным) нормам она устанавливает для ученых (например, непротиворечивость, простота, фальси-фицируемость и т.п.). Касательно вопроса о структуре комплексов. Комплексы теорий в когнитивных науках могут объединяться на основе одного общего сходства или ряда общих сходств (классический вычислительный когнитивизм, коннекционизм). Или они объединяются на основе семейных сходств по Витгенштейну. В первом случае комплексы имеют однородную структуру, во втором - неоднородную. И тут меня осенило, что именно на основе семейных сходств могут соотноситься между собой модели комплекса умеренного воплощенного познания. Этот комплекс по-
129
разному можно классифицировать - либо как умеренное воплощенное познание, либо как комплекс 4E. Вторая классификация идет от английских слов embodied (т.е. телесно-воплощенный), embedded (встроенный в среду), enactive (энактивирированный) и extended (расширенный). При этом основанием для объединения теорий и моделей в комплексы служат их более абстрактные компоненты, которые относятся к онтологии изучаемых процессов и явлений. Это, например, базовые абстрактные методологические допущения и онтологические допущения: «познание есть символьное вычисление на основе ментальных репрезентаций», «познание есть воплощенное действие» и т.д. Другим основанием является методология исследования.
Еще один важнейший вопрос касается функций комплексов теорий. Здесь, я полагаю, нужно также исходить из различения между центральными, более абстрактными и более конкретными компонентами теорий комплекса. Это различение позволяет говорить о «концептуальном ядре» комплекса и о более конкретных, предназначенных для непосредственной эмпирической проверки «периферийных» компонентах. По моему мнению, приоритетные функции комплексов связаны именно с абстрактными компонентами теорий, которые относятся к его ядру. Я выделяю две подобных функции. Одна из них носит безусловно конструктивный характер, другая - негативно-конструктивный.
В первом случае комплекс выступает в качестве ориентира для ученых, конструирующих новые или модифицирующих уже имеющиеся теории и модели. Соответствующая функция включает в себя несколько более частных, подчиненных функций. К ним относятся функции помощи в: (1) создании новых теорий и моделей, (2) развитии и артикуляции существующих теорий и моделей при помощи определения их (2.1) понятийного аппарата, а также, по крайней мере частично, - (2.2) методологии и (2.3) проблемного поля. Примерами здесь могут выступить прекрасно всем известный образец машины Тьюринга для сторонников классического вычислительного когнитивизма или образ нейронной сети для сторонников коннекционизма. Для современных предсказывающих моделей познания таким образом сейчас выступает теорема Байеса.
Во второй функции комплекс выступает как мишень для критики или отрицательный пример при создании теорий и моделей познавательных процессов сторонниками конкурирующих направлений. В такой роли комплекс классического вычислительного когнитивизма выступал для адептов возникших в 1980-е годы в когнитивных науках новых направлений: коннекционизма и воплощенного познания, - неся с собой, по мнению сторонников этих направлений, излишне упрощенное неадекватное понимание процессов познания, если принимать во внимание множественные нейрофизиологические, экологические и социально-культурные факторы.
Но в бочке дегтя есть и ложка меда. Потому что даже в этой функции, функции отрицательного примера, комплекс показывает сторонникам
130
конкурирующих или альтернативных направлений, куда им следовало бы направить свои усилия, что было упущено, какие проблемы нужно решить, какие методы при этом нужно использовать, на какие понятия опираться. Даже в этой роли комплекс помогает создавать новые теории и модели, но только в рамках уже другого, альтернативного комплекса.
Нужно также кратко сказать по поводу вопроса о нормативности. Ответ на него естественным образом вытекает из моего ответа на вопрос о функциях комплексов теорий. Если я подчеркиваю, что, по сути, функции комплексов в когнитивных науках сводятся к созданию новых теорий и моделей, а также модификации уже существующих, т.е. к тому, что философы науки именуют пролиферацией теорий, то и на первый план здесь выступает именно необходимость следования принципу пролиферации. О пользе пролиферации писали такие авторы, как Дж.С. Милль, К. Поп-пер, И. Лакатос и в особенности П. Фейерабенд.
Пролиферация и установка методологического плюрализма обладают огромной ценностью для развития науки. Плюрализм более адекватен исторически и имеет методологические и психологические преимущества в сравнении с монизмом, адептом которого является тот же Кун. Благодаря пролиферации становится возможным оценить подлинную глубину идей. Когда высказывается какая-нибудь интересная идея, сначала совершенно невозможно сказать, какова ее подлинная глубина, а благодаря развитию и созданию новых теорий становится возможным оценить потенциал какой-либо новой идеи, как это было, например, в случае с атомизмом, который возник в Античности, потом ушел со сцены на 1000 лет, потом снова возник в Новое время, снова ушел со сцены и вернулся триумфально уже в ХХ в. Это что касается идеи комплексов, того, что проект дал мне.
Сейчас я несколько слов скажу о том, что я постарался дать проекту. Здесь самое важное, с моей точки зрения, - это мое предложение использовать ту же самую идею семейных сходств по Витгенштейну для описания структуры проекта, для описания соотношения разных исследовательских треков друг с другом. Я об этом подробно рассказывал на семинаре 18 августа и не буду, наверное, сейчас повторяться, просто скажу вкратце основную мысль: с моей точки зрения, отдельные исследовательские треки не имеют одного общего сходства или ряда общих сходств, одной общей черты или ряда таких черт, между ними есть пересекающиеся друг с другом и накладывающиеся друг на друга подобия. И соотносятся они именно таким образом, как это было описано Витгенштейном. С моей точки зрения, такой подход позволил бы более точно и элегантно представить результаты проекта. Вот это я рассматриваю как свой основной вклад в проект в методологическом отношении.
Михаил Ильин. Большое спасибо. Давайте, сейчас послушаем Ивана Владленовича, который завершает у нас молодую квоту.
Иван Фомин. Что именно дал мне проект? Самым важным и полезным инструментом стали три органона, которые мы совместно начали
131
разрабатывать еще за рамками нынешнего проекта. Это давало мне инструменты, которые помогали прокладывать пути при построении разных междисциплинарных концептуальных интерфейсов и карт.
Кроме того, для меня очень важной находкой в этом проекте стала категория модульности. Она позволила обобщить и четче организовать некоторые предварительно существовавшие наработки в области социальной семиотики и связать с более общими тенденциями в биологической эволюции.
Пожалуй, еще одной важной категорией, с которой я познакомился в рамках этого проекта, стало диконовское ограничение (constraint). Оно тоже позволяет гораздо более четко сформулировать мысли о том, как устроены разные семиотические сущности.
Еще одна важная категория, которую я часто использую, - это понятие дискурс-конвертора. Она ценна тем, что позволяет преобразовать соссюровскую дихотомию программы (langue) и продукта (parole) в трех-частную конструкцию, включающую в себя дискурс-программу, дискурс-продукт и дискурс-конвертор, который как раз является инстанцией, в которой посредством программ производятся продукты.
Кроме того, важной для меня в этом проекте была работа с Суреном Тиграновичем Золяном. Мне представляются крайне важными полученные им результаты, связанные с выработкой лотмановской социальной семиотики. Для меня это актуальный сюжет, так как он позволяет лучше соотнести мои собственные семиотические наработки с другими существующими традициями.
Надо еще упомянуть, наверное, то, что я сейчас еще перевариваю. Это две идеи. Первая касается семиотики в духе принципа pragmatics first. Тут имеется в виду разворачивание динамичной, формирующейся семиотики, начиная с прагматики. Это немножко непривычно и идет вразрез с привычными схемами уровней или измерений семиотики.
Еще одна идея, с которой я пока не вполне разобрался, - это идея Марчелло Барбьери о кодах. Она очень провокационная, поскольку идет вразрез с моими более привычными семиотическими моделями. Но я благодарен, что я с этой моделью познакомился в рамках нашего проекта. Буду дальше думать, как с ней работать.
Теперь о том, что я сам дал проекту. В рамках этого нашего пятилетнего предприятия появились, пожалуй, некоторые из моих самых важных работ. В принципе, они все так или иначе увязываются с рамкой построения соответствий между биологическим и социальным знанием через семиотическое. Тут важен интерфейс между генетикой и меметикой, который как раз и использует семиотику для того, чтобы связать два концептуальных аппарата - меметический и генетический. И второе - это интерфейс между социальным и семиотическим. Это те работы, которые были написаны о проблемах сопряжения между семиотическим и социальным, о том, что можно назвать социально-семиотическим. В более частном плане
132
это категория логономических систем и логономических знаков, которые как раз и возникают на этом пересечении социального и семиотического. Это то, над чем сейчас я в основном работаю. Пожалуй, это главное, о чем я хотел сказать.
Михаил Ильин. Спасибо. А теперь попросим выступить Владимира Сергеевича Авдонина.
Владимир Авдонин. Проект дал много хорошего и интересного. Я занимался науковедческой частью в проекте и постарался погрузиться в эту проблематику. Сегодня Миша Сущин говорил о комплексных теориях. Но, на мой взгляд, есть еще более комплексный подход к комплексности. Это комплексный подход к самой науке - науковедение. Он охватывает все - и эпистемологические аспекты науки, и социальные аспекты, и технологические, и экономические, и т.д. И в процессе изучения в этом комплексе междисциплинарного взаимодействия в науке особенно важна комплексная трактовка дисциплинарности, которая разрабатывалась в советском науковедении еще в 70-е, 80-е годы. Дисциплины изучались как комплексы по извлечению предметных знаний. Главная часть отдельной дисциплины - это система или комплекс методов, образцов, приемов и представлений, которая позволяет добывать, сохранять и добавлять знания в определенной дисциплинарной области. Дисциплина также «стоит на страже» этого комплекса, включая социальные отношения ученых, их коммуникацию, этос науки и т.д., чтобы этот дисциплинарный комплекс мог сохраняться, развиваться, приумножаться. И поскольку в каждой дисциплине складывается и поддерживается свой комплекс по извлечению предметных знаний, то дисциплинам трудно взаимодействовать, отсюда и проблема междисциплинарности... Комплексно проблема междисципли-нарности изучается в науковедении. В ней выделяется много аспектов, присутствует много подходов к ее решению. В частности, в известной работе Репко и Шостака по результатам десятилетнего проекта изучения междисциплинарности отмечаются ее самые разные аспекты - от социально-организационных и коммуникационно-информационных до практи-ко-экономических и когнитивных. Все они так или иначе могут быть вовлечены в междисциплинарное взаимодействие. В этом последнем могут быть выделены различные фазы и этапы, и на каждом из этих этапов формируются разнообразные компоненты междисциплинарного взаимодействия, а само оно представляется целым комплексом взаимодействующих компонентов. И вот в этом комплексе мне хотелось найти какой-то важный и существенный элемент для исследования.
Таким образом, первый момент, важный, на мой взгляд, для проекта, -понять взаимодействие между дисциплинами как сложный комплексный феномен с разными аспектами, каким он и представлен в науковедении. И второе - это найти в этом комплексе, описанном в науковедческой литературе, важный и существенный элемент для исследования.
133
И здесь помогли наши идеи по поводу органонов, эволюционного подхода, очищения и насыщения. Они подвигли к тому, чтобы попытаться найти в междисциплинарности элемент упрощенного взаимодействия (упрощенного переноса знаний / смыслов). И он нашелся у авторов, с которыми мы знакомились в первой части проекта. Он связан с идеей зон обмена, упрощенной коммуникации между науками в рамках зон обмена, исследованных Питером Галисоном на материалах взаимоотношений между электротехникой цепей и теоретической физикой, а далее Полом Та-гардом на материалах когнитивной науки. В этих зонах коммуникация осуществляется на упрощенных языках, пиджинах и жаргонах, с помощью которых можно упрощенно передавать некие, так сказать, базовые знания, базовые смыслы, базовые идеи из одних предметных дисциплинарных комплексов в другие. Далее к этой идее добавляется идея модульности, то есть простейший смысл передается между дисциплинарными контекстами как некий модуль, содержащий также элементы команд по его «развертыванию».
И далее проект много дал еще и в том смысле, что в нем было рассмотрено много разных интерфейсов: эволюционной биологии и эволюционных вычислений, биологии и социальных наук, биологии и лингвосе-миотики и т.д. Эти интерфейсы позволили обнаружить то, что в них действует упрощенный перенос смыслов, и то, что он, встраиваясь в новый дисциплинарный контекст, «конструктивно развертывается» и позволяет создавать дополнительные измерения смыслов в новом контексте (его новые перспективы). И это то, что открывает возможность исследования эмерджентных творческих структур. Упрощенный перенос может активировать в сознании эмерджентную творческую структуру, ее конструктивный потенциал, который позволяет создавать новые дополнительные измерения и перспективы смысла и новые знания.
К этим исследованиям междисциплинарного трансфера знаний примыкает также сюжет, связанный с темой метафорических переносов. Его появление было вызвано разработкой проблематики эмерджентной (творческой) структуры познания в науке. Метафорический перенос был исследован с позиций философии языка, когнитивной лингвистики и семиотики и обнаружил ряд сходств с моделями упрощенной коммуникации (передачи базовых смыслов) в междисциплинарных трансферах. На основе синтеза этих идей в публикациях 2020-2021 гг. были предложены: а) концептуальная модель междисциплинарного трансфера знаний, включающая формирование коммуникационного пространства между дисциплинами, проекцию смыслов из различных смысловых доменов / дисциплин в это коммуникационное пространство, образование там бленда (смешанного смыслового пространства) и активацию эмерджентной структуры, ведущую к появлению нового знания; б) методика конкретного сравнительного исследования смысловых значений терминов во взаимодействующих дисциплинах (методика «параллельных вокабуляров»).
134
В заключение хотелось бы еще раз подчеркнуть важность вписывания исследуемой в проекте проблематики междисциплинарных трансферов знаний и всех наших концептуальных и методических разработок, в том числе и тех, о которых говорилось выше, а также тех, о которых еще скажут коллеги (например, симплекс - комплекс преобразования, логоно-мические системы и др.), в активно развивающуюся сейчас область науко-ведческого комплексного изучения науки, в сферу предлагаемых ею разнообразных концепций и моделей. Это позволило бы повысить вклад, популярность и результативность нашего проекта.
Михаил Ильин. Александр Владимирович Спиров, пожалуйста.
Александр Спиров. Скажу очень тезисно, что для меня было важно. Я с самого начала продолжил старые свои проекты о взаимосвязи, взаимодействии, переносе идей между эволюционными вычислениями и молекулярной биологией. В этом русле преимущественно и остался, может быть, это и недостаток для проекта. Но лично для меня, конечно, это было очень интересное время. То, на что обычно не хватает рук, появилась возможность сделать. Я сейчас сформулирую более общую тезисную идею, которая для меня очень важна. Если мы говорим о различных формах эволюции, не в биологическом, а в общеселекционистском или даже в более широком физическом смысле (в космофизике, в эволюции звезд и пр.), то мы понимаем, сколь велика это область, сколько открывается все более интересных моментов. С помощью эволюционных вычислений мы можем в принципе промоделировать как эволюционный почти любой процесс, если мы доверяем нашим упрощениям, нашим рабочим гипотезам, но это, опять же, не конец истории. А в биологии вот ведь что происходит. Во-первых, разделы биологии, такие как биоинформатика или же вычислительная биология, - развиваются относительно параллельно эволюционным вычислениям, где, как мы выяснили, во многом совершенно независимо, автономно решают одни и те же проблемы и даже сходными методами, что само по себе интересно для обсуждения интерфейса между науками или отсутствия такового. Это первая интересная заметка.
Вторая, самая общая идея, к которой я веду. Поскольку мы можем промоделировать, численно исследовать почти любую модель селекцио-низма и каких-то других концепций, которые напоминают эволюцию, то оказалось, что что-то из этого может быть воспроизведено и экспериментально, в пробирке (in vitro). Вся область современной синтетической биологии и биотехнологий исходит из того, что мы можем делать подобные эволюции процессы в пробирке c биологическими молекулами вообще и с биологическими макромолекулами в частности. Экспериментаторы в этих областях довольно далеко уже продвинулись. Скажем, можно делать на-ноботы («роботы» наноразмеров), то есть молекулярные наноприборы, которые способны что-то чувствовать своими сенсорными модулями, принимать решения посредством логических вентилей и в итоге выполнять какие-то функции. Такие наноприборы способны, например, выяв-
135
лять определенные химические агенты в среде или же, например, доставлять специфические молекулы к специфическим клеткам человеческого организма. Причем это только самое начало разработок, с перспективами приложений в лечении рака, ВИЧ-инфекции и прочее. Немало перспективных примеров можно привести. Эти области в самом начале своего развития, но это уже делается. Или, например, такая область, как синтез самовоспроизводящихся молекул. В зачатке это уже есть, это в принципе работает. То есть мы движемся в экспериментах в том направлении, которое прогнозируют многочисленные современные теоретические разработки по добиологической эволюции вообще и по Миру РНК в частности. Это попытки сделать в пробирке то, что предполагается в первичном бульоне, на ранних стадиях возникновения жизни. Уже удалось во вполне конкретных экспериментах на удачно подобранных молекулах при некоторых критически важных условиях получить самовоспроизведение. Это ли не фантастика? Это самое начало целой большой и перспективной области. Пока даже неясно, могут ли в этой области дойти до уровня, когда удастся сделать что-то серьезное самовоспроизводящееся и, может быть, даже опасное. Этим областям молекулярной биологии (и биохимии) можно поставить в соответствие некоторые идеи, подходы и алгоритмы из прикладной математики вообще и из эволюционных вычислений в частности. А сами алгоритмы были в свое время заимствованы компьютерными науками из селекционизма. Наблюдается и обратный процесс, когда разработки из эволюционных вычислений заимствуются для внедрения в экспериментальные подходы синтетической биологии. Так вот, резюмирую, мне очень ценно и очень интересно изучать не только ту эволюцию, которую мы можем ожидать или предполагать по опыту и достижениям эволюционной биологии, но и ту эволюцию, которую мы можем придумать так, что эти придумки работают в компьютерных науках и начинают работать в области эволюции биомолекул в пробирке. Вот это мне сейчас очень интересно.
Сурен Золян. А можно вопрос? В чем разница между «предполагать» и «придумать»? По-моему, и то и другое - результат мыслительной деятельности: предположить и придумать. Просто разная степень, скажем так, гипотетичности и достоверности.
Александр Спиров. Согласен. Когда мы говорим «предположить», то мы все-таки исходим из каких-то посылок, из каких-то наблюдений. Но если же мы исходим только из своих соображений, образно говоря - что бы такое еще предложить, а там посмотрим, вдруг эта идея заработает, - то это уже придумка. Еще один момент, который я упустил: эволюция, которую мы придумываем, работает, по крайней мере в некоторых случаях, эффективнее того, что мы знаем о молекулярной эволюции в живой природе. Это тоже интересно. Иначе говоря, природа, может быть, использует не самые эффективные эволюционные механизмы по ряду причин.
Михаил Ильин. Спасибо. Антон, пожалуйста.
136
Антон Еремеев. Спасибо. У меня будет не очень много слов, но я бы два кадра показал со своего экрана...
Вспоминаю свой самый первый у вас доклад. Еще до того, как проект был поддержан, мы уже начали работу - так не терпелось. Для меня было удивительно, что эволюционные алгоритмы, которые есть и в биологии, и в компьютерных науках, оказывается, еще и могут иметь смысл для общественных наук. С самого первого семинара это стало ясно. Это для меня было крайне важно...
Так вот, здесь теория Оно и Ратнера изображена на одной схеме.
л_ш_1_ I-1 г-1
Е> -Ш Е, .ш Ш> ь
Ь) Ф
Схема появления нового биологически значимого белка
Просто хочу напомнить. Я перед этой конференцией немножко пробежался по нашим семинарам, которые были, по слайдам. И понял, что мы здесь недоработали, похоже. Вот тот интерфейс, который мы вроде бы наладили между эволюцией и биологией, и компьютерной наукой, и в социальных науках. Вот эта область никак, по-моему, не была у нас подвержена трансферу: смотрите, здесь ген, сначала происходит дупликация гена, он сначала выполняет ту же самую функцию, вот здесь одинаковый узор, потом этот старый ген продолжает свою работу, новый ген, дублированный, перестает что-либо осмысленное выдавать. Он начинает просто какую-то «серую картинку» гнать, но потом в результате мутации появляется некий новый смысл, который уже может быть лучше, может быть и хуже, но он способен выполнять функцию не только первого гена, но и свою собственную, совершенно новую. А сразу этот исходный ген нельзя было просто изменить, потому что без этого не будет жить организм, его нельзя убрать просто так вот, ногу отпилить - и все, упадет сразу вся кон-
137
струкция. То есть, может быть, не только в живой природе, но и в общественных науках, в познании, где угодно, где мы видели вот эти трансферы, можно аналогичные дублирования, возобновления новой функции либо обнаружить, либо искусственно создать, как вот сейчас Александр Спиров говорил. Здесь мы, кажется, не доработали; может быть, это что-то еще на перспективу.
Запомнилось, как мы сидели (это уже следующий слайд) еще за столом в кафешке рядом с Вышкой с Владимиром Сергеевичем Авдониным и рисовали вот эти трансферы. Они возникали на каких-то салфетках из «Му-Му» - схемы того, как происходит трансфер между биологией и математикой, эволюционными вычислениями... Это просто одно из таких ярких воспоминаний. Эти рисунки потом, кажется, перекочевали в статью.
Вот еще одна картинка. Не оттуда, но тоже мне кажется очень ценным в этом проекте то, что Александр Спиров принес на наши семинары, -8ЕЬЕХ. Насколько он похож на те эволюционные алгоритмы, которые мы видим в компьютерах. Оказывается, что это реализовано в пробирке. И там целая масса, целый букет разных результатов, работ, включая Нобелевскую премию 2018 г., очень близких по идеологии. Для меня это было просто откровением, и какие-то статьи потом в результате появились. И вот то, что, может быть, не до конца реализовалось в проекте, но мне кажется полезным это вспомнить: повторяющиеся игры с ненулевой суммой, в частности «Дилемма заключенного». Там тоже эволюционный алгоритм, но это другой алгоритм, и стоит задуматься над этим. Мы много чего сейчас уже узнали про эволюционные алгоритмы. Захотелось вернуться туда, к истокам, к идеям политолога.
Иван Фомин. Аксельрода.
Антон Еремеев. Да, Аксельрода. Это старая книга, но если ее пересмотреть с новым багажом, то может что-то новое получиться. Но, к сожалению, все невозможно сделать, время ушло на всякие обзоры и на что-то еще. У меня студент на четвертом курсе очень интересуется этой темой. Может быть, когда-то в будущем получится вместе с ним достичь намеченной здесь цели. Ну вот, у меня все.
Михаил Ильин. Прекрасно, прекрасно. Антон, хорошо бы вашему студенту с нашими обществоведами в Вышке или еще где-то затеять общее исследование. Получится - отлично, не получится - по крайней мере, познакомятся друг с другом и какой-то полезный обмен информацией будет.
Антон Еремеев. Да. Он очень активный человек.
Михаил Ильин. Здорово, если он развивает идеи Аксельрода, связанные с институтами, кооперацией, наказанием за отказ от сотрудничества и т.п. Это то, чем Кирилл занимается в том числе.
Кирилл Фокин. Да, там тоже есть обсуждение альтруизма и на-хлебничества.
138
Михаил Ильин. Там много всего. Итак, друзья, попросим выступить Сурена Тиграновича.
Сурен Золян. Сегодняшнее наше обсуждение показывает, насколько требуется продолжение. И то, что сказал Антон, и порождение новых смыслов может быть очень интересным. Это рождение новых смыслов заставило меня задуматься. Действительно, хотя здесь, может быть, нужны некоторые уточнения, я хочу вспомнить прекрасную мысль - что нельзя придумать одно новое слово. Мы обязательно придумываем два новых слова. Потом это первое умирает, остается одно на начальный момент. У нас всегда должно быть два слова: на примере слова «мама» придумываем слово «папа». Это такая детская игра слов. И то, что говорили Кирилл и Михаил сейчас, настолько близко мне, но уже не в связи с теорией перевода, а как некая метрика пространства. У меня была другая апология этих терминов, этого семейства терминов, но вполне можно их объединить, возможно, удастся это сделать.
Сейчас я расскажу, с чем пришел, что принес, с чем ухожу. Ну, во-первых, было опубликовано уже 14 статей, плюс еще две находятся в печати. И еще две отправлены в редакции на рецензирование. Причем все будут в рейтинговых международных журналах. Как видите, достаточно хорошо наши идеи принимаются.
И пришел я не с пустыми руками. У меня были в стадии завершения идеи относительно описания генетического кода как грамматической системы. Следующий шаг - переход от теории множественности перевода Шлейермахера и неопределенности перевода Куайна к теории относительности перевода (Гаспаров, Автономова). Напомню, теория множественности перевода говорит о том, что нет идеального перевода, перевод предполагает различные в зависимости от контекста возможности передачи смысла оригинального текста. Если в случае простого текста можно различить правильный или неправильный перевод, то чем сложнее текст, тем меньше однозначности. И уже в XX в., исходя из абсолютно другой парадигмы, Куайн создает свою теорию неопределенности перевода. Она гласит следующее: переводы могут быть приемлемыми, но они оказываются взаимоисключающими, то есть между собой сами переводы конфликтны. Отсюда приходим не столько к неопределенности, сколько к относительности теории перевода. Были осуществлены критический анализ и переосмысление классических (Шлейермахер) и современных теорий (Биньямин, Якобсон, Куайн, Рикер) перевода в контексте теории метафорического переноса, трансфера языка и мышления, что позволило углубить концептуальный аппарат, предложенный ранее теорией переводческой относительности. В добавление к этому была рассмотрена и проанализирована контекстуальная зависимость перевода как семиотическая и культурологическая проблема на основе Малиновского с обсуждением ее значимости для социальной и политической семиотики. Вместо универсальной типологии, которая неизбежно распадется на ряд слабо связанных
139
других автономных теорий литературного, технического, синхронного и иных типов перевода, был предложен подход, при котором теории отличались бы не сферой описания, а аксиоматикой. Предлагалось рассматривать их как семейства лингвистических, семиотических и герменевтических теорий, которые: а) связаны между собой отношением фамильного сходства; б) ориентированы на адекватное описание некоторого типа перевода; в) взаимно дополняют друг друга. При конструировании подобной «теории теорий» было использовано витгенштейновское понятие фамильного сходства. Оно было переформулировано следующим образом: возможно, что две произвольно взятые теории окажутся несопоставимыми, но для их включения в общее пространство теорий перевода обязательно, чтобы каждая из них имела соответствия как минимум с одной из наличествующих в этом пространстве. Под «соответствием» теорий понимался зеркальный критерий Куайна - если согласно этим теориям («руководствам») одни и те же переводы признаются приемлемыми или неприемлемыми в обеих из них, то эти теории считаются соответствующими друг другу (или совместимыми друг с другом). Принцип фамильного сходства, взятый как основа для общей теории перевода, существенно дополняет принцип неопределенности перевода Куайна: несовместимыми между собой оказываются не все «руководства», а лишь некоторые из них, но при этом для каждой пары несовместимых «руководств» должны найтись такие, которые совместимы с ее членами. Исходя из этого, можно предложить некоторую топологию существующих основных теорий, распределив их на основе тяготения к таким центральным понятиям и, соответственно, осям, как словоцентричность - текстоцентричность, контекстоцентричность, ориентация на говорящего (форейнизирующие теории) - слушающего (доме-стицирующие); возможны и другие оппозиции.
Следующее, с чем пришел и что планирую развить в дальнейшем: теория неопределенности перевода и переводоведческой относительности -модель асимметрии междисциплинарных трансферов.
Критический пересмотр лингвистических теорий перевода дал основания для того, чтобы наметить общую рамку (интерпретационную схему) для описания трансфера и репрезентации знания в различных научных междисциплинарных лингвосемиотических моделях и для экспликации критериев их сопоставимости. Теория переводоведческой относительности позволила предложить принципы, которые могут стать основаниями не только для теории перевода, но и для более широкого изучения трансфера знаний и культурных образцов.
Демонстрацией и одновременно апробацией подобного подхода явился анализ существующих теорий перевода, описывающих процессы смысловых трансформаций в процессе межязыковых (собственно перевод) и внутриязыковых изменений (троп, метафоры), благодаря чему стало возможным эксплицировать семиотические характеристики меж- и внут-рисемиотических трансферов и уточнить доминирующие представления о
140
коммуникации как передаче инварианта, - это лишь частный случай трансфера, в большинстве случаев имеет место контекстуализация, приводящая к новым смысловым конфигурациям. Следующее - шаг к новой модели коммуникации. Достигнутые результаты (основанная на ре-интерпретированных идеях Шлейермахера теория переводоведческой относительности) позволяют пересмотреть сам принцип передачи знания в символической форме. Теория лингвистической коммуникации, как и теории перевода, основана на произведенной Р. Якобсоном экстраполяции теории передачи информации Шеннона, которая предполагает передачу унилатеральных единиц-сигналов. Основанная на отношении «означающее - означаемое» асимметрия семиотического знака (в том числе и в генетике) предполагает иной подход: это неизбежное преобразование как форм содержания, так и форм выражения. Это вновь приводит к внутрисистемной дифференциации, описываемой как операции. Перекодировка не может базироваться только на заданном инвариантном содержании, она является его реконструкцией. Это становится источником получения нового знания. Становится возможной новая типология трансферов, основанная на таких понятиях, как синонимия и полисемия, - начиная уже с процессов генетической экспрессии.
И здесь есть то, что можно считать основой для дальнейшего, и это было намечено в проекте и записано за мной. Но кроме этого были и не очень связанные (но потом оказалось, что очень даже связанные) темы. Я сейчас перехожу к ним непосредственно.
Лингвистические метафоры в генетике. Роли лингвистических метафор как когнитивной модели концептуализации процесса обработки генетической информации. Показан системный характер подобного трансфера: процессы обработки генетической информации осмысляются как определенные операции с текстом: запись, чтение, редактирование и их разновидности (кодирование / декодирование, сейчас добавляется интерпретация). Истоки концепта генетического чтения можно проследить, начиная с древних представлений о Жизни и Природе как о Книге. В то же время лингвистические метафоры в современной генетике также представляют гены как объекты, обладающие способностью читать. Показано, что в случае с «генетическим чтением» могут быть выявлены некоторые существенные черты, сходные с процессами чтения человеком (способность идентифицировать биохимические последовательности на основе их функции в абстрактной системе и опознавать типы и их контекстуальные варианты).
Лингвосемиотическое описание генетического кода. Генетический код описывается как регулируемая грамматическими правилами семиотическая система (язык), порождающая тексты, подлежащие интерпретации (чтению и переводу). Это в принятых в генетике терминах описывается именно как трансляция и транскрипция. Использование лингво-семиотического инструментария и разграничения формы и субстанции
141
генетической информации позволяют выявить ряд нетривиальных характеристик генетического кода, не описываемых биохимическими характеристиками (контекстная зависимость, многозначность, синонимия и т.п.). Разграничение биохимической субстанции и семиотической формы позволяет выделить отношения, характерные не столько для биологических, сколько для знаковых систем (дихотомия языка и речи, произвольность знака, контекстная зависимость, текстуальность, аналог лексико-семантических отношений, синхрония и диахрония). Разграничиваются единицы словаря (нуклеотиды) и категории грамматики (позиции), описываются правила формирования значимых единиц генетического кода (дублеты и триплеты) и их композиционная семантика (соотношение «кодон -аминокислота»). Грамматика генетического кода представляет собой оптимальную саморегулируемую рекурсивную систему, способную генерировать бесконечный набор иерархически организованных многоуровневых информационных структур из минимального набора правил и алфавитных единиц. Изоморфизм между позициями, составляющими, функциями и категориями позволяет упростить описание, поскольку дублирование различных типов правил становится ненужным, что, однако, не отменяет существенной разницы между этими характеристиками. В этой чрезвычайно экономичной грамматике минимализм достигает своего апогея: если привести аналогии из лингвистики, то морфология и синтаксис идентичны и нет различия между частями предложения (синтаксическими функциями) и частями речи (категориями), а фонологические характеристики непосредственно взаимодействуют со структурно-семантическими без морфологических инструментов.
По мере усложнения субстанции биохимические закономерности дополняются лингвосемиотическими. Кодирование перестает определяться биохимическим субстратом, возникают отношения, напоминающие те, которые характерны не столько для биологических, сколько для семиотических систем. Генетический код - не есть нечто неизменно существующее («Язык Бога, язык жизни»), а сам есть продукт эволюции, приводящей к появлению различных синхронических и диахронических вариантов генетического кода, а по мере усложнения - к изменению механизмов его организации, сближающих их с принципами организации языка. Формирование и функционирование генетического кода предстает не как результат «застывшей случайности», а как проявление общих принципов передачи информации (ее семиотизации и текстуализации).
Семиопоэзис - может рассматриваться как особая форма проявления аутопоэзиса, а именно - установления связей между двумя различными системами, одна из которых явится для другой либо планом выражения, либо планом содержания. Такая спецификация применительно к генетическому коду уже была названа кодопоэзисом (ВагЫей, 2012).
Эволюцию генетического кода можно рассматривать как процесс семиопоэзиса - семиозиса в его становлении. Возрастающая сложность
142
организации приводит к автономизации информационных и семиотических принципов. Семиопоэзис, т.е. комплекс рекурсивных автореферентных операций семиотической системы, становится формой динамической организации биомира, когда в нем появляются и становятся определяющими категории значения и цели.
Внутрисистемная дифференциация и модульность (о возможном развитии системной теории Соссюра - Лумана). Проблема внутрисистемной дифференциации в лингвистике и системной теории Лумана воспроизводит основные постулаты соссюрианской лингвистики, но наделяет их новыми характеристиками. В первую очередь это касается использования ключевого принципа соссюрианской лингвистики - дифференциации. Лу-ман дает новый взгляд на такой кардинальный вопрос лингвистической теории, как функционирование языковой системы в ее связи с коммуникацией и сознанием, а его понимание системности может существенно углубить понимание языка как системы не только знаков, а отношений и операций.
Теория Лумана вносит новое измерение, придав системности многомерный и динамический характер, преобразуя парадигматические и синтагматические отношения в операции. Экстраполяция идеи Лумана позволяет предложить более адекватное понимание такого ключевого понятия структурной лингвистики, как уровни языковой организации, преодолеть дуализм синхронного и диахронного описания языка. Тем самым создается возможность для неоструктуралистской лингвистики, которая на новом методологическом уровне продолжит традиции системно-структурного описания языка в духе Соссюра - Ельмслева. Подобное понимание внутрисистемной дифференциации может оказаться существенным и применительно к биосистемам, описывая процесс аутопоэзиса. Это, видимо, предполагалось Луманом, но не нашло отражения в его концепции, ориентированной на описание социальных структур). Очень похоже на симплекс и комплекс. Я попробовал объединить Лумана и Соссюра.
Михаил Ильин. Очень интересно.
Сурен Золян. Еще одно возможное соотнесение ключевых понятий теории Лумана и современной лингвистики - это комплексность у Лумана и понятие уровня в лингвистике. Коммуникация как многомерный процесс приводит к усложнению и автономизации форм организации системы и введению все более жестких ограничений сочетаемости элементов. Комплексность понимается как «единство множества», которое обеспечивается ограничениями (избирательностью) сочетаемости элементов и отношений. Внутренняя организация языка наглядно демонстрирует этот общий принцип системности и многоступенчатого обособления системы от окружающей среды.
Еще о комплексности. Это понятие предполагает модульность. Как понимается коммуникация в ходе усложнения и автономизации форм организации системы в условиях все более жестких ограничений на сочетае-
143
мости? И комплексность понимается как единство множеств, которое обеспечивается ограничениями сочетаемости элементов. Внутренняя организация наглядно демонстрирует этот общий принцип системности и многоступенчатой защиты системы от окружающей среды. Но это как раз предполагает и развитие многочисленных интерфейсов. Сами интерфейсы становятся вот этими системами. На этом спасибо.
Михаил Ильин. Спасибо! Особенно за последнюю фразу, что интерфейсы становятся системами. Это потрясающая формулировка.
А сейчас хочу попросить выступить Сергея Викторовича, который тоже по целому ряду чисто прагматических обстоятельств не смог формально влиться в наш проект, хотя де-факто уже где-то с середины, через года два после того, как мы начали работу, или даже раньше, он уже мощно включился. Появление Сергея Викторовича в нашей компании стало очень мощным фактором освежения и мысли, и дел, и всего прочего.
Сергей Викторович, пожалуйста, Вам слово.
Сергей Чебанов. Хорошо, спасибо. Хочу продолжить то, что говорили сейчас Михаил Васильевич и отчасти Сурен Тигранович. То, чем непосредственно занимался я, в очень большой мере - это было параллельное движение... Мне кажется, что было бы чрезвычайно интересно обсудить то, что сейчас конкретно рассказывал Сурен Тигранович, поскольку я с очень значительной частью изложенного не согласен. Но у нас не было времени согласовывать. Конечно, для меня было очень интересно соприкосновение с вашим коллективом, знакомство с ним, потому что в Петербурге за последние лет 30 случилось так, что среда, в которой можно такие проблемы обсуждать, почти полностью исчезла. Порой в каком-то мигающем, я бы сказал, режиме появляется Саша Спиров, который был в первом составе семинара, а так, в общем, все либо разъехались, либо, к сожалению, умерли. В этом отношении для меня было очень полезно и приятно то, что я оказался в нашей компании. Примечательно то, что здесь неоднократно вспоминался Дикон, а конференция в Беркли, проходившая под его руководством, была за год до нашей встречи в Москве. Получилось так, что организаторы конференции в Беркли уделили очень большое внимание всем пунктам моего доклада, который вы опубликовали в русской версии. Эта статья о семиотически осознаваемой биологии в ее английской версии, отредактированная Полом Кобли, лежит сейчас у меня, и мне, чисто технически, ее никак не удается довести до ума. Вот с этим связан и вопрос о том, что я получаю от вас. Это поддержка в таких технических вопросах - например, конечно просто фантастическая работа Владимира Сергеевича. Вы знаете, насколько сложно, оказывается, работать с моими рукописями, и вот мы с вами довели одну из них, которая писалась около 50 лет, до публикации.
Я думаю, что это и есть важнейшие звенья, которые открываются в нашем сотрудничестве. Кроме того, каким-то образом в Центре перспективных методологий вам удается собирать молодежную компанию. А вот
144
я учу, учу, обучаю, обучаю, и чем больше я людей обучаю и чем лучше они обучаются, тем они быстрей уезжают из страны. Так что спасибо вам!
Михаил Ильин. Спасибо Вам, Сергей Викторович. Коллеги, теперь я уже позволю себе взять слово. Готовясь к нашей конференции, я пытался набросать планчик. Он каждый раз разрастался до совершенно фантастических размеров. Я понимаю, что всего не скажешь, поэтому я бы попробовал по примеру Сергея Викторовича высказаться субъективно. Для меня все, чем мы занимались, вытекает из идеи нашего центра. Мне он позволил заняться проблематикой развития, чем я хотел и пытался заниматься всю жизнь. Когда мы создавали центр, Юра Пивоваров меня спросил (у меня как раз был день рождения в 2008 г. - да, очередной такой с нулем): «А вот есть у тебя какая-то идея, которой ты занимался всю жизнь?» «Нет, не знаю» - ответил я. Но на следующий день понял, что за прекрасный вопрос задал мне Пивоваров. Конечно, есть такая идея. Я всегда хотел понять, как измениться и остаться самим собой. Вот такая была у меня идея. Шекспир. как Шекспир меняется и остается самим собой. Как институты меняются и остаются самими собой. Например, Франция побывала двумя империями, пятью республиками, бурбонской и июльской монархиями, чрезвычайными режимами разных типов, а это по-прежнему все та же страна и государство. Франция. Вот как интересно. Отсюда потом возникла череда проектов, включая нынешний. Многие участники этих проектов, прежде всего Владимир Сергеевич и Иван Владленович, здесь присутствуют. Делали мы проект о междисциплинарном взаимодействии социально-гуманитарных наук и придумали те самые междисциплинарные органоны, о которых Иван Владленович вспоминал сегодня. Это оказалось настолько мощным прорывом, настолько интересным достижением, что мы решились на еще более амбициозный проект - тот самый, в котором мы сейчас с вами участвуем. У меня были иллюзии, что с помощью органонов мы быстро проложим единые треки сквозь биологию, лингвистику и политическую науку. И вот главное достижение последних пяти лет: мои иллюзии оказались развеянными.
Иллюзии, признаюсь, действительно были. Вот и перед тем как писать заявку, мы с Суреном Тиграновичем прошли от площади Ногина через Ильинку, тогда еще даже факультет был там, Никольскую на Манеж. Антон сегодня вспоминал о дискуссии в кафе. Вот и мы так с Суреном дискутировали. Долго шли. В разных местах останавливались и обсуждали проект, точнее - вопросы, которые можно поставить. И мы, распаляясь все больше и больше, писали, сначала на клочках бумаги и салфетках, а потом перебивали друг друга разными выдумками. Ближе к концу этого путешествия, например, нам Шлейермахер вспоминался с его герменевтическими и переводческими штучками. Обнаруживались все новые возможности переноса идей и моделей из дисциплины в дисциплину. Все отчетливее прорисовывалось, как использовать для этого трансдисциплинарные
145
органоны. Когда мы добрались до Манежа, было решено - все, нужно заявлять проект.
Тогда и иллюзии возникли. Казалось, что проложить общие треки настолько естественно, что сделать это совсем просто, что это вопрос техники. Ничего подобного - вся эта простота оказалось очень сложной. И с органонами все непросто. Каждый из них очень сложен. А уж о комбинациях и говорить нечего. Поэтому сейчас вместо, а скорее - помимо треков прорисовываются сложно закрученные потоки, переходящие один в другой. Как их моделировать, пока не очень понятно.
Дальше мы практиковали насыщения и очищения. Потом мы сделали еще шаг и попробовали формализовать эти практики как комплекс -симплекс преобразования. Казалось бы, комплекс - симплекс преобразования - это очень хороший инструмент. Однако практически совсем еще непонятно, как разные степени сложности и простоты в разных предметных доменах соотносятся друг с другом. В принципе - да, видно, что соотносятся, а конкретно установить соответствия непросто. В том числе и потому, что каждый специалист и его домен продолжают говорить каждый на своем языке. Казалось бы, нужно только перевести - помните наши с Суреном Тиграновичем упования на Шлейермахера? А что это практически означает в каждом случае? И с промежуточными зонами обмена убедительно не получается, Владимир Сергеевич. Видим на входе, видим на выходе, а между ними пока что все тот же черный ящик.
Далека от убедительного раскрытия и самая главная проблема методологической комплексности. Она была поставлена в центре еще до начала нашего проекта, когда мы спорили по поводу того, как органоны между собой сочетаются. Мы думали, что мы вот займемся этим проектом, все само собой прояснится, на самом деле мы толком не занялись, а в результате проблема совершенно не прояснилась. Хотя, например, вот математика и эволюционные вычисления лично мне на многое открыли глаза. Я очень благодарен коллегам за то, что меня с этим познакомили. Потрясен был некоторыми вещами. Как соединяются вычисления, конфигурации и смыслы, мы пока еще совершенно не понимаем. Мы даже не пытаемся задать эти вопросы. Наверное, не решаемся. Надеюсь, решимся когда-то.
Все эти поиски способствовали открыванию глаз и развеиванию иллюзий. Вопреки, а может быть, и благодаря развеиванию иллюзий мы все-таки немножко продвинулись. Напомню реакцию экспертов на наш первый отчет. Там были критические замечания по поводу того, что все прекрасно, но распадается на какие-то фрагменты. Каждый делает свой фрагмен-тик, а как они складываются - непонятно. Так вот с тех пор мы сильно продвинулись в складывании. Но у нас по-прежнему фрагментарность остается. Это, может быть, даже хорошо для сохранения исследовательской динамики. А главное - я постараюсь совсем коротко сказать, что для себя открыл, - чтобы нечто отчетливо понять, следует свои представления мно-
146
гократно проговорить, повторять и повторять, но на разный лад, так сказать многократно переводить.
Мое самое большое открытие, пожалуй, - это многократно проговоренная идея интерфейса. Здесь Суреном Тиграновичем была высказана прекрасная мысль насчет того, что интерфейс становится системой. Интерфейс может стать всем чем угодно. Он может стать не просто системой. Он обретает действенность и становится субъектом, agency. Вот это критически важная вещь. Попутно он может быть много чем другим. У многократно меняющегося интерфейса в разных ситуациях, на разных этапах и в разных обстоятельствах появляются разная нагрузка и разные возможности. Интерфейс, как Протей, превращается во что угодно, в том числе и в систему. Но главное - он становится действующей силой. Так я перевожу английское слово agency. Прямо в названии статьи в нашем последнем МЕТОДе. Такой перевод все-таки не вполне удовлетворяет меня. Надо искать лучший русский эквивалент этого замечательного английского термина.
Сергей Чебанов. А агентивность?
Михаил Ильин. Да, можно. Но это своего рода уловка. Транслитерация, я считаю, это последнее средство отчаявшегося человека, когда уже все возможности использованы и нигде ничего не удалось. Последнее, что я делаю, - просто транслитерирую и все. Я сдаюсь, я опускаю руки.
И еще о языке. Я очень благодарен нашему проекту, очень благодарен нашему ежегоднику за то, что мне пришлось очень сильно поработать в прошлом году над декартовским номером. Это вынудило меня читать Декарта, обложившись словарями. Я потратил несколько месяцев только на это. До того как я начал эту работу, казалось, что я достаточно ориентируюсь в работах Декарта. Оказалось, что ничего не знал и не понимал. Все, что я знал, - это меньше процента, наверное. Но самое главное, что я узнал о Декарте, - это то, о чем он нигде не пишет, что можно извлечь только из целостного восприятия. Здесь я очень ценю то, что Сурен постоянно говорит нам насчет текста, целостного восприятия всего текста. Посмотрите, как декартовы тексты устроены. Примерно таким образом. Разные тексты, конечно, в разной степени и стилистически по-разному, но в них есть общее. Во всех текстах Декарт устраивает над собой эксперимент. Он критик, критичнее даже Канта, на мой взгляд. Он настолько зациклен на критике, что постоянно ищет подвох, и прежде всего подвох в себе. В себе самом ищет подвох. Тем самым он самого себя пытается превратить в инструмент своей критики. Он критикует сам себя с помощью самого себя и делает из самого себя что-то третье. А это как раз самое главное.
Возьмите знаменитую картезианскую проблему, из-за которой его клюют. Но он сам далек от догматизации противопоставления ума и тела. Нет у него этой догматизации. Она у его плоско трактующих последователей. Проблема действительно картезианская, но не декартова. А что же у
147
Декарта? У него происходит потрясающая вещь: он, критикуя самого себя, говорит - я такой сложный, что мне невозможно себя понять, я хочу себя упростить. Вот они, симплекс - комплекс преобразования. Не мы первые. Дальше он себя упрощает. Свою мыслящую часть я очищаю от всего мешающего мыслить. Оставляю чисто мыслящую часть себя, отбрасываю от своей плоти все лишнее, что и ее тоже усложняет. И вот на пределе очищения мысль и плоть полностью разведены. Они стали полюсами. Да, Сергей Викторович, я понимаю, что я сейчас карикатуру некоторую рисую.
Сергей Чебанов. Одно слово. Это и есть субъект.
Михаил Ильин. Вот именно. А все остальное не существует. Вот именно. Это и стало моим собственным открытием Декарта. Он начинает как субъект, но собой же и заканчивает, пройдя через самоиспытание и самокритику. Он мысленно создает оппозицию духа и тела, чтобы всю действительность расположить между ними. Поэтому когда начинаются эти фантазии не дочитавших Декарта философов и когнитивистов, которые бьются в истерике по поводу неразрешимой проблемы Декарта. Нет такой проблемы. У Декарта есть полюса, абстрактные инструменты, пределы, а все остальное в середине. Я в этой в своей статье об этом пишу, потому что ясно прочитал у Декарта. Но не я это открыл. Потом нашел у декартоведов, в частности у Деборы Браун. Сам Декарт в своих экспериментах говорит о себе те (оШт, я целый, я целостный, я, в котором все это упаковано. Оказывается, что нет никакой трудной проблемы. Это только два отдельных от меня самого момента, которые я в каком-то процессе создаю специально, чтобы понять свои крайности. В моем мысленном усилии они разделены. Но одновременно они мною же целым постоянно соединены. Я целостный и субъект, и одновременно интерфейс мыслительных крайностей. То, о чем говорили Володя и Миша, да и прочие подобные трансферы очень полезно трактовать как раз через подобную логику раздвоения и очищения вкупе с соединением и насыщением.
Но одновременно в этом таится опасность наивно-натуралистических редукций. Вы можете наивно-реалистически редуцировать сложные процессы до каких-то простых и схематичных зон обмена, до некоего ящика, в который мы сложили игрушки, - одни из одной емкости, другие из другой. Дальше начали с этим игрушками играть и делать комбинации. Вот это плохо, потому что тогда исчезает субъект. Остается только некий резервуар для манипуляций - совершенно не творческий, не продуктивный. Там ничего не происходит. Все происходит не в условном ящике, а в субъекте, во мне целостном. Когда интерфейс погружается в субъекта, присваивается им, то тут он и обретает могущество и действенность. Это еще один из уроков, которые я извлек путем рекурсии. Дубликат множит всякие вещи, в том числе и то, что он получил из разных других областей. Эти умножения и являются источником эмергенции.
И тут мы пришли к тому, что делать дальше. Конечно, дальше разбираться с субъектом было бы очень соблазнительно. Но это сразу уводит
148
нас в несколько совершенно новых областей. Тут может десяток проектов возникнуть, и все разные. Я бы сконцентрировал все внимание как раз на эмергенции. Проследить на разном материале - от атома и молекулы до человека, - как порождается новое поверх уже существующего. Помните мою проблему - измениться и остаться собой. Прояснить трюки самопроизводства - автокатализа, автопоэзиса и т.п. А дальше попробовать бы посмотреть, как из этих вот эмергенций-самотворений складывается эволюция. Вот здесь я благодарен Сергею Викторовичу, с которым мы обсуждали неоднократно соотношение эмергенции и эволюции. Конечно, здесь речь идет не о словах - точнее, не только о словах. Речь идет как раз о действующем факторе развития. А слово развитие - это калька с эволюции, раскручивание из себя. Субъект присутствует всегда, как Протей. Он никогда не прекращает превращений. Мне понравилось, что Сурен здесь говорил о том, что язык - это не только результат эволюции, но одновременно и источник эволюции. Ну во всех случаях нечто такое: вот это начало и конец, альфа и омега. Вот мы приходим к потрясающему обобщению: agency, или субъект становится альфой и омегой. Я очень просил коллег сконцентрировать наши усилия на маленькой-маленькой проблемке - как вот эти шаги эмергенции соединить вместе. Тогда можно использовать все наши заделы, связанные с симплекс - комплексом и т.п. Давайте в следующем проекте попробуем сконцентрироваться на поисках оснований для нового расширенного эволюционного синтеза.
Последнее, что просто забыл сказать, хотя эта мысль мелькала у меня в голове во время нашего обсуждения. Вспомню своего любимого Тютчева. Мысль изреченная есть ложь. Почему? Потому, что происходит немыслимая редукция предельной сложности до чего-то очень простого, до нескольких слов, череды звуков. Мы только что обсуждали симплекс -комплекс преобразования. Простое речение есть ложь, но одновременно точно так же можно сказать и то, что изреченное слово - бабах! - творит весь мир. В начале было слово! Оно создает все, весь мир, все зеркальности, рекурсии творящей силы. Если бы верно было только то, что мысль изреченная есть ложь, то, наверное, не было бы смысла говорить. Но мы-то, когда говорим, одновременно творим. Да, мы мысль упрощаем и она деградирует, но одновременно возникает новая мысль, гораздо более богатая. Тут интерфейс слова служит таким интерфейсом между двумя мыслями, между двумя субъектами и т.д. Вот оно и порождает, собственно, целую систему. Поэтому спасибо, Сурен, за «интерфейс становится системой». Слово становится мыслью. Была мысль - бах! - мысль убита - бах! -родилась другая мысль. Все вместе. Смерть - рождение одновременно.
Последнее. Я много старался сделать, много суеты привнес, пытаясь стимулировать наше движение. Но очень мало написал. Большая часть того, чего я тут делал, - пока остается заделами. Буду пробовать завершить уже как-то на другой площадке, но всегда буду помнить, что я обязан этими заделами нашим проектам. Спасибо вам всем!
149
Владимир Авдонин. Миша, скажу два предложения. Первое. По-моему, еще очень хорошо Гераклит сказал, а потом Гегель подхватил -самовозрождающийся логос. Тут и рекурсия есть, и инициация. Второе. Знаешь, хорошо, если кто-нибудь услышит и скажет: вот центр, - для того чтобы можно было развеять иллюзии Михаила Васильевича.
Михаил Ильин. Я забыл еще одну вещь сказать. Есть одна мысль, которая у меня появлялась раньше, а вот сегодня я ее сформулировал, когда слушал о сигнале. Сигнал - это знак все-таки. Только знак свернутый. Является тем исходом, субъектом, который потом все порождает. Потом можно все свернуть опять в знак. Так что исходным интерфейсом во всем этом является просто элементарный кибернетический сигнал.
Владимир Авдонин. Так, а ты не дал мне ответить на вопрос.
Михаил Ильин. Хорошо, отвечай.
Владимир Авдонин. Отвечу. Я упоминал Галисона, которой говорил, что в науке многое делается на сокращенных языках, на пиджинах и жаргонах. При передаче смысла, говорит Сергей Викторович, на пиджинах нельзя передать нюансы, а часто в них суть, так как в разных дисциплинах разные трактовки категории смыслов и т.д. Здесь хотел бы ответить так. Галисон проводил исследования проекта «Радар» по созданию радаров большой мощности, который делался в Англии в 1939-1940 гг. И там возникала проблема общения и передачи знаний между физиками-теоретиками, специалистами по теории поля и инженерами-электротехниками. Он приводит протоколы бесед, разговоров, которые сохранились частично, между электротехниками и физиками-теоретиками. Он описывает язык общения двух этих категорий специалистов, которые работали в проекте. Он говорит, что это напоминает язык общения представителей разных культур, и называет его пиджин. Но задача у них была одна - создать радар большой мощности, и им это удалось, то есть общения на пиджине оказалось достаточно для того, чтобы понять, что и как делать. Радар большой мощности был создан и сыграл роль в период битвы за Англию.
Михаил Ильин. Володя, можно мне реплику.
Владимир Авдонин. Нет, сначала Сергей Викторович отреагирует, а ты уже потом. Хорошо?
Сергей Чебанов. Я замечу, что я в подобной ситуации был, - я участвовал в проекте по изготовлению зеркал для телескопа. Там была проблема варки стекла для производства оптики. Были физики-оптики, инженеры, варщики стекла, и они говорили на совершенно разных языках, взаимно непереводимых: у варщиков стекла была речь, которая не понималась инженерами-химиками, и понять ее они так и не смогли. Отливать зеркала из стекла надо тогда, когда стекло оказывается в состоянии «веселого пузыря», причем интересно, что варщики стекла из разных городов понимали друг друга, а ни инженеры, ни физики их не могли понять, не могли понять, что значит «веселый пузырь». Вот это одно замечание, а в его контексте я не совсем с вами согласен.
150
Владимир Авдонин. Сергей Викторович, так стекло получилось?
Сергей Чебанов. Сложный вопрос. Если хотите, я расскажу вам эту историю. Ситуация была такая. Американцы, в рамках программы «Звездных войн», сделали телескоп с двухметровым зеркалом, что было значительным достижением, так как такой телескоп обеспечивает достижение предела разрешающей способности этого класса инструментов. В духе эпохи в СССР возникла идея превзойти американцев. По настоянию Д.Ф. Устинова, который тогда был министром обороны, ГОИ было поручено произвести телескоп с трехметровым зеркалом. Убедить его (как специалиста в области артиллерии) в том, что это бессмысленно (раз допущен предел разрешающей способности, то увеличение размеров зеркала ничего не изменит), было невозможно. Поэтому пришлось приступить к производству такого зеркала. Однако объем тела зеркала возрастает пропорционально кубу диаметра. Таким образом, увеличение диаметра в 1,5 раза увеличивает объем в 3,375 раза. Это значительное увеличение объема, что качественно усложняет проблему однородного охлаждения зеркала после его изготовления, так как нужно добиться режима охлаждения, при котором зеркало не треснуло бы при остывании. Дело закончилось тем, что СССР развалился и решение задачи стало никому не нужным, так что работа была прекращена.
Владимир Авдонин. Все-таки не удалось создать этот телескоп? А англичанам удалось создать радар большой мощности.
Сергей Чебанов. Понятно, да. Теперь вторая вещь, на которую я хочу обратить внимание. Смотрите, какая интересная штука. Скажем, Платон довольно широко приводится и освоен в разных ситуациях, а, скажем, Плотин работает с более хитрыми вещами, с тонкими вещами, он значительно меньше переводится, значительно меньше понимается, чем Платон. Поэтому с ними разные ситуации. Тут надо разбираться в том, что к чему, для каких целей. Ваш пример характерен тем, что решается вполне конкретная практическая задача.
Владимир Авдонин. Да, практическая задача.
Сергей Чебанов. А не, скажем, задача спасения души. Если же рассматривать спасение души, то там возникают большие проблемы с переводом.
Владимир Авдонин. Да, там проблемы.
Михаил Ильин. Так, коллеги, можно реплику для Владимира Сергеевича? Володя, ты очень важную вещь сказал - что они пересказывают Галисона. Наверное, Галисон сказал, что они пользовались языком, напоминающим пиджин.
Владимир Авдонин. Галисон назвал это пиджином.
Михаил Ильин. А точнее было бы сказать: нечто, напоминающее пиджин. Напоминает нечто - не значит является им. Крик сказал, что геном - это язык. А должен был бы сказать, что он напоминает язык.
Владимир Авдонин. Да, естественно.
151
Михаил Ильин. Так в этом вся фишка. Теперь мы идем к лингвистам и спрашиваем, что такое пиджин. Оказывается, он не может ничего произвести, никакой научной новации, тем более открытия. Пиджин - устойчивая редукция, которая жестко функционально закреплена для того, чтобы решить несколько практических задач. Куда более простых, чем строительство телескопа. Обычно пиджины обслуживают несколько десятков элементарных операций, например купли-продажи. Для большего пиджин не годится. Как только вы выходите за пределы этих двух-трех дюжин операций - не о спасении души речь, а о более простых практических заботах, - вам придется пользоваться уже не пиджином, а чем-то другим, скажем, креольским языком или специолектом. А больше всего общение по поводу создания радара большой мощности напоминает распределенные транзитные практики общения. Лингвисты это называют лэнгвиджинг (languaging). Грубо говоря, это возникновение из ничего лингвистических способностей. Они изучают, как дети начинают говорить; как люди начинают говорить на иностранном языке и т.д. Так вот, подобные процессы - это оязыковление, languaging. Именно это происходило при создании этого самого радара большой мощности. А люди, которые не улавливают насыщение и усложнения, видят лишь исходную опорную точку, которая напоминает pidgin. А вообще-то у лингвистов есть еще что-то, кроме пиджина.
Владимир Авдонин. Понятно, понятно. Я здесь вот как бы ответил. Поскольку Галисон - не лингвист, а историк науки, он, естественно, всех этих лингвистических вещей не говорит, хотя о креольских языках упоминает. Тагард тоже говорит о креольских языках. Другое дело - что, может быть, термин пиджин не совсем уместен здесь, с точки зрения строгих лингвистов, которые, так сказать, цепляются к словам. Но он как-то вошел в язык историков науки и стал использоваться. А о креольских языках я хочу привести высказывание Тагарда о когнитивистике. Для нас это важно, мы собираемся ею заниматься. Он говорил, что в когнитивистике настоящего креольского языка не сложилось, что, скорее, в когнитивистике и сейчас господствует пиджин - или то, что Галисон называл pidgin. И он только мечтал, что когда-то будет создан настоящий креольский язык в когнитивной науке. С одной стороны, ты, возможно, прав. О креольских языках историки науки говорили. Но, с другой стороны, как строгие лингвисты, может быть, и мы откажемся от употребления термина «пиджин», который 30 лет назад ввел Галисон. Может быть, это действительно, как ты говоришь, не пиджин, а «лепет» (лэнгвиджинг), и они действительно «лепечут», эти разные специалисты, но это «лепетание» приводит к результату, оно останавливает люфтваффе Гитлера.
Михаил Ильин. Дело не в пиджине и не в практическом результате, а в процессе. В переходе от совсем простых пиджинов к чуть более сложным креольским языкам, затем - к испытанию серии пробных научных решений, а лишь после этого - к алгоритмам решения сложной научной
152
проблемы. Значим не отдельный момент, а переход с накоплением. Тут без наших симплекс - комплекс трансформаций не обойтись.
Иван Фомин. Два слова добавлю. Мне кажется, важно не то, что в конце получается радар, а то, что люди собираются для того, чтобы сделать радар. И эти люди, которые пиджином пользуются, приходят на рынок. Он уже существует.
Михаил Ильин. Тут можно вспомнить выражение «зона обмена».
Сергей Чебанов. Статья П. Галисона так и называется: «Зона обмена».
Иван Фомин. У нас уже есть какие-то социальные формы или социальные взаимодействия, которые обращают внимание на нехватку, формируются какие-то инструменты, восполняющие эту нехватку.
Михаил Ильин. Конечно, конечно. И начинается действие субъекта: есть нехватка - agency появляется. А уже там, в процессе, возникают хоть пиджины, хоть сложная проблема сознания. Это все мелочи, отдельные моменты.
Сергей Чебанов. Можно я сделаю несколько замечаний?
Первое. Если говорить о тютчевском тезисе, он фактически будет соссюровским (в том виде, в котором мы знаем Соссюра по «Курсу общей лингвистики», написанному не им, а его учениками Сешэ и Балли) пониманием языка. Однако если к языку отнестись так, как относится Павел Флоренский, описывая строение слова, то это будет совсем иное понимание языка.
Вторая штука, на которую хочу обратить внимание и которая уже затрагивалась в обсуждениях несколько раз. Речь шла о моделях и теориях и их кардинальных различиях. Мне кажется, что это нужно уточнять и систематизировать, - по-моему, пока это использовалось как клише. И еще такое замечание. У вас совершенно замечательная высказана вещь о школьной лингвистике, которая к научной отношения не имеет. Это чрезвычайно интересная штука. Дело в том, что очень многие вещи - математическая лингвистика, семиотика, биосемиотика - сделаны как раз на основе школьных представлений о лингвистике именно из-за того, что они очень наивные и грубые. Если бы с самого начала над этими областями работали бы лингвисты, они бы решили, что сделать это невозможно. Однако они подключались тогда, когда уже много что было сделано на уровне школьной лингвистики. Могу приводить десятки примеров подобных ситуаций.
Михаил Ильин. Это очень интересное замечание. Так, пожалуйста, кто еще хотел бы что-то сказать, обогатить нашу дискуссию? Сегодня мы здесь говорили о том, что наши семинары были очень удачными, и действительно, один семинар был лучше другого. И сегодняшняя конференция тоже много дала. Теперь нам осталось самая малость - сделать отчет. Нам есть чем отчитаться - идей больше чем достаточно, надо только все грамотно свести воедино. Самое важное - определить на будущее диконов-скую нехватку и упомянутый Ваней рынок. Это могла бы быть эмерген-
153
ция, эволюция или практическая задача, о которой говорил Володя. Типа создания сверхмощного радара или телескопа. Это могло бы быть создание некого рамочного набора идей, схем, подходов для действительно нового революционного эволюционного синтеза, который выходил бы далеко за приделы биологии, дальше, чем современный синтез. Как Саша говорил - за пределы молекулярной биологии через изучение биосферных и космических явлений. Как Антон говорил - с охватом общественные наук.
Владимир Авдонин. Создание синтеза большой мощности, как радара?
Михаил Ильин. Да, но не самого синтеза. Если мы скажем, что сейчас сделаем синтез, то очень может быть, что нас поднимут на смех и скажут: «Ну и авантюристы!» Давайте мы заявим о том, что мы создадим концептуальную основу или методологический аппарат для выработки подобного синтеза. Вот мое предложение. Остальное будет факультативно, но может быть даже еще более важным в перспективе. На этом я хотел бы закончить. Спасибо, дорогие друзья, всем вам!
Outcomes and challenges of the five-year project of the Center of advanced methodologies. Concluding conference of the project «Knowledge transfer and convergence of methodological practices: cases of interdisciplinary integration of political, biological and linguistic research»
Abstract. The text is the summary of a final conference of a research project supported by RSF and devoted to transfer of knowledge and convergence of methods. Its participants summed up their results and outlined prospects for further advancement of science
Keywords: knowledge transfer; methodological convergence; cognition; transdisciplinary organons; simplex - œmplex transformations; evolution; emergence; social evolution.
For citation: Outcomes and challenges of the 5-year research project of the Center for advances methods. METHOD: Moscow Quarterly Journal of Social Studies, 1 (4), 126-154. http://www.doi.org/10.31249/metodquarterly/Q1.Q4.Q8
154
