CC BY
80
УДК 94(47).084.6(571.66)
В. А. Ильина
ИТОГИ ХОЗЯЙСТВЕННОГО ОСВОЕНИЯ КАМЧАТКИ К КОНЦУ 1930-Х ГГ. В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ ФРОНТИРА
В статье анализируются итоги хозяйственного освоения территории Охотско-Камчатского края в 1927-1939 гг. в контексте теории фронтира. Показаны достижения и противоречия в экономическом и социальном развитии региона. Определены основные причины незавершенности в освоении Камчатки.
Ключевые слова: Камчатка, первые пятилетки, освоение, фронтир
V. A. Ilyina
KAMCHATKA’S DEVELOPMENT BY THE END OF 1930S: OUTCOMES IN THE CONTEXT OF FRONTIER THEORY
The article contains the analysis of the outcomes of the Okhotsk-Kamchatskiy Krai development in 1927-1939 made in the context of frontier theory. Here are shown the achievements and contradictions of economic and social development of the region, defined the main reasons of Kamchatka development incompleteness.
Key words: Kamchatka, first five-year plans, development, frontier
В 1920-1930-е гг. произошли значительные изменения в экономическом положении северовосточных территорий СССР. Малоизученные и слаборазвитые районы Севера в течение небольшого исторического периода стали зоной активного хозяйственного освоения. Основными задачами государственной политики выступали всемерное развитие производительных сил региона, включение их в общую систему экономических и политических отношений страны.
Определяющее значение для будущей экономической специализации Камчатки имело наличие рыбных ресурсов в омывающих ее морях, к эксплуатации которых на условиях долговременной аренды с 1928 г. была вновь допущена японская сторона. Одновременно с возвращением японских рыбопромышленников в советские воды был проработан вопрос об ограничении деятельности японской стороны путем ускоренного развития государственной рыбной промышленности.
С целью решения взаимосвязанных внешнеполитических и внутриэкономических задач в 1927 г. было создано Государственное Акционерное Камчатское Общество (далее — АКО).
За период с 1927 по конец 1930-х гг. на территории региона АКО произвело колоссальный объем работ, благодаря которым Камчатка была включена в экономическую систему СССР. В сжатые сроки были построены современные рыбоконсервные заводы (далее —
РКЗ) и ряд других вспомогательных предприятий: лесокомбинат, судоверфь, жестянобаночная фабрика, причальные сооружения. К 1939 г. АКО располагало 24-мя рыбокомбинатами, в составе которых были консервные заводы, засольные цеха, маломерный флот, сельскохозяйственные фермы. Важнейшим итогом становления и развития государственной рыбной промышленности края являлся не только уровень добычи рыбы, но и выпуск полноценной рыбной продукции, с которой государство смогло выйти на заграничный и внутренний рынки (рис. 1). Камчатская область обеспечивала 14 % в общесоюзном рыбном производстве, превратившись в важнейшую рыбодобывающую и перерабатывающую базу СССР (рис. 2).
Вторым направлением деятельности АКО стало создание системы круглогодичных морских транспортных связей. Государственные целевые ассигнования и предпринятый комплекс мер со стороны АКО позволили впервые наладить на Камчатке круглогодичные магистральные рейсы, каботажные перевозки по побережьям, а также рейсы «дальнего плавания» по вывозу рыбопродукции за границу. В результате с начала 1930-х гг. территория полуострова была прочно связана с «материком». Успешное создание этого важнейшего компонента освоенческого каркаса существенно ускоряло весь процесс хозяйственного развития и культурного подъема удаленного края.
Рис. 1. Этикетки консервов, приготовленных на предприятиях АКО для внешнего и внутреннего рынка. Из фотофонда ГАКК
Рис. 2. Размещение предприятий АКО
[Атлас рыбной промышленности СССР / под ред. Б. И. Борисова. М., 1939. С. 42]
Вместе с рыбной и транспортной отраслями в 1930-е гг. получили развитие сельское хозяйство, лесная промышленность, региональная энергетика, призванные обеспечивать создаваемые предприятия и население необходимыми продуктами, товарами и услугами.
Начавшееся хозяйственное освоение способствовало росту населения во всех районах Камчатской области. Через политику закрепления сезонников и организацию планового переселения АКО положило начало созданию постоянных рабочих кадров в крае, формированию рынка труда рабочей силы, что становилось условием его дальнейшего экономического развития. Если в 1926 г. население Камчатского округа насчитывало 34 958 человека, то по итогам Всесоюзной переписи 1939 г. в области проживало уже 132 740 человек [2, л. 36], т. е за 12 лет население выросло в 3,7 раза. При этом наиболее ускоренными темпами этот процесс шел в южных районах полуострова — местах интенсивного хозяйственного освоения. Так население Петропавловского района с 1926 по 1939 гг. увеличилось в 15,5 раз, Усть-Большерецкого — в 9,9 раза, Усть-Кам-чатского — в 6,5 раз. Благодаря деятельности АКО, на карте Камчатки появились первые рабочие поселки: Индустриальный, Микояновский, Кировский, Озерновский. Заметное развитие получили и уже существовавшие населенные пункты — Петропавловск, Усть-Кам-чатск, Большерецк. Насыщение территории трудоспособным населением имело не только экономическое, но и военно-политическое значение. Заселение региона решало проблему обороны СССР на восточных границах.
Результаты деятельности АКО за годы довоенных пятилеток впечатляют. Тем не менее, хотелось бы отметить, что не тысячи центнеров добытой и переработанной рыбы и тонны перевезенных грузов могут быть взяты как критерий эффективности форм и методов государственной политики на территории региона в предвоенный период. Речь должна идти и о качественных результатах развития социальной среды территории, характере ее включения в общее экономическое и социальное поле государства. Превращение Камчатки в «валютный, рыбный цех страны» не привело терри-
торию к положению освоенного пространства. Автор разделяет мнение магаданских исследователей А. И. Широкова, Е. М. Гоголевой, определяющих районы Северо-Востока как территорию фронтира не только в ХУШ-Х1Х вв., но и в первой половине ХХ в. [9, 17].
Задавая рыбопромышленную специализацию края, государство вложило немалые средства в создание основного производства, но несколько запаздывало, а можно сказать и неоправданно экономило на комплексе необходимых сопутствующих обслуживающих предприятий: строительстве утилизационных заводов, лабораторий, холодильников, ремонтных мастерских (рис. 3, 4, 5), что в конечном итоге обусловило экстенсивный путь развития базовой отрасли (техническая реконструкция рыбокомбинатов АКО происходила в условиях военного времени). К тому же использование рыбных богатств Северо-Востока через строительство РКЗ в устьях нерестовых рек нельзя назвать рациональным и бережным.
Совершенно отсутствовали дороги внутри полуострова. К 1939 г. было всего несколько гравийных дорог Петропавловск — Коряки, Петропавловск — Халактырка. Накануне Великой Отечественной войны областным управлением дорожного строительства в графе «состояние дороги и характеристика полотна» по районам области кратко указывалось: «тропа или дороги нет» [4]. Но и в пределах города в период весенней и осенней распутиц движение для автотранспорта было затруднительным. Строительство дороги Петропавловск — Большерецк, начавшись еще в 1931 г., так и не было завершено.
Удаленность территории, береговое, очаговое размещение предприятий рыбной промышленности при полном отсутствии коммуникационных транспортных систем внутри полуострова порождали повышенную роль морского транспорта. При этом морскому флоту приходилось наращивать объем работы быстрее, чем обновлялись и пополнялись его производственные мощности и создавалась вспомогательная инфраструктура. В результате транспортные суда работали с большим напряжением и риском. Несмотря на значительные усилия, не удалось построить современный порт (рис. 6).
Рис. 3. Упаковка соленой рыбы на промыслах АКО.
Из фотофонда ГАКК
Рис. 4. Уборка рыбы спотового посола, РЗ № 2 АКО.
Из фотофонда ГАКК
Рис. 5. Уборка и упаковка соленой рыбы на промыслах АКО.
Из фотофонда ГАКК
Рис. 6. Разгрузка судна по льду замерзшей Авачинской бухты. Из фотофонда ГАКК
Как и в прежние десятилетия XIX в., на Камчатку продолжали ввозить все основные строительные материалы, сено для лошадей, продукты питания. Совхозы и колхозы Камчатки смогли только на 9 % покрыть потребности камчатцев в продовольствии. Но зачастую полученный урожай создавал дополнительные трудности. Обратимся к стенограмме совещания при Крайкоме ВКП(б), состоявшемся в марте 1940 г. в г. Хабаровске: «Сейчас в Мильковском районе имеется 200 тонн картофеля, 60 тонн ржи, более 100 тонн овощей, а мы вывезти это не можем, и все это начинает гнить... Общесоюзная норма потребления по картофелю 165 кг на одного человека в год, а на Камчатке — 21 кг. по капусте — 71 кг, а у нас — 6 кг» [5, л. 1-4].
На всем протяжении первых пятилеток непоследовательно, с большим отставанием решались социально-бытовые вопросы для тысяч мигрантов, прибывших на Камчатку. Медленные темпы жилищного строительства на Камчатке при общем росте населения делали квартирный вопрос практически неразрешимым на всем протяжении 1930-1940-х гг. Весь жилищный фонд камчатских рыбокомбинатов состоял из бараков, землянок, утепленных палаток и домов квартирного типа. По данным Камчатской комплексной экспедиции НКПП СССР (далее — ККЭ), обследовавшей в 1936 г. все хозяйство АКО, общая жилая площадь 14-ти основных рыбокомбинатов к 1936 г. равнялась — 41,6 тыс. м2. Из них на жилое пространство в домах приходилось — 10,7 тыс. м2, в бараках — 26,7 тыс. м2, в землянках и зимних палатках — 4,2 тыс. м2. Один живущий в среднем занимал в 1929 г. 2,3 м , 1932 г. —
1,4 м2, 1934 г. — 3,2 м2, 1936 г. — 3,4-3,7 м2 [3]. Однако при более детальном рассмотрении вопроса эти цифры нельзя считать точными. Так в Олюторском рыбокомбинате, расположенном на севере области, подавляющая часть рабочих проживала в землянках и палатках. Здесь на одного живущего летом 1936 г. пришлось 2,7 м2 [8]. Участники ККЭ отмечали в своих заключениях: «Жилищный фонд на комбинатах был весьма подвижен в своем составе и метраже. Он может быть увеличен в несколько часов (но пока никогда до полного удовлетворения потребностей) выпиской холста и пр., необходимого со склада и возведением палаток. На разные временные даты, в зависи-
мости от потребности момента «жилое» помещение превращается в сетевязальную и пошивочную, сушилку, сапожную мастерскую и т. д., а после этого на более или менее длительный период — вновь в «жилое» помещение. С другой стороны, также в зависимости от сезона, степени утепления, помещение считается жилым или нежилым, переходя из одной категории в другую. Даже перемены погоды могут влиять на состояние и размеры, главным образом, палаточного фонда и землянок: шторма сносят часть из них или срывают полотнища, снега, пурги, дожди размывают нестойкие материалы. В итоге «жилплощадь» меняется в своем метраже. Поэтому формальный ответ на вопрос об общем метраже жилплощади, принадлежащей предприятию, по существу ничего не вскрывает. А частное деление жилплощади на число ее обитателей показывает всего лишь очень низкий коэффициент душевого обеспечения, но отнюдь не существо и своеобразие быта» [см. подробнее: 13, 14]. В землянках, палатках работали школы, фельдшерские пункты, пекарни, продовольственные ларьки, телеграф (рис. 7, 8). Электрическое освещение имелось там, где были рыбоконсервные заводы или находилась радиостанция. Однако эта электрификация на рыбокомбинатах была сезонной. С остановкой завода прекращалось электрическое освещение домов. Это примеры из зоны активного хозяйственного освоения. Возьмем другую территорию — Тигильский район. Председатель колхоза им.
С. М. Кирова с. Седанка-кочевая А. Ф. Соболев в своих воспоминаниях сообщает в 1942 г.: «Школа, красная юрта и сельсовет помещались в селе в одной землянке, сложенной из дерна. Землянка была тесная, неуютная» [10].
Острота жилищной проблемы еще более ощущалась в городе. Так, например, увеличение к середине 1930-х гг. грузооборота порта потребовало удвоения численности работавших в нем с 500 до 1000 человек. Но принять на работу людей не могли ввиду отсутствия жилья. К началу 1939 г. порт располагал 34 домами разных лет постройки, из которых только 22 были рубленными, а остальные — каркаснозасыпными. На одного человека приходилось по 2,2 м жилой площади, в основном в общежитиях барачного типа. Под общежития использовались Красный уголок, здание погрузочно-разгрузочного отдела и некоторые слу-
жебные помещения. Приехавший на работу в Финансовый отдел АКО в сентябре 1936 г. В. И. Румянцев сообщал родственникам в своем письме: «Первоначально я поселился в палатке специалистов под громким названием «стахановской». Но там меня заели клопы, и по предложению управляющего АКО я перенес свои вещи к нему в кабинет, где и сплю (на мягком диване) по сие время. Таким образом, пока я без собственного угла и, видимо, в таком положении проболтаюсь еще с месяц. Комната мне, говорят, намечена, но освободится она лишь после отъезда ее нынешнего владельца на материк, а это произойдет только по прибытии
из Владивостока парохода, ожидаемого здесь не ранее 1/Х [ 1 октября]. До этого времени я буду оставаться в положении углового жильца, что, конечно, не сладко. Тем более, что кабинет обычно освобождается только к 12 часам ночи, а уборщицы будят меня уже в 6:30 часов утра» [15]. Подобное положение с жильем было и в других организациях АКО. Так численность плавсостава АКО флота в конце 1938 г. достигла 580 человек. Однако лишь единицы из них имели жилье в Петропавловске. Из всего командного состава АКО флота в своей квартире проживал только один капитан Ф. И. Волч-кович [1].
Рис. 7. Индивидуальное жилье для работников Крутогоровского рыбокомбината в 1936 г.
Из фоmофондa ГАКК
Рис. 8. Пекарня Крутогоровского рыбокомбината в 1936 г. Из фоmофондa ГАКК
Акцентирование внимания на производственных приоритетах и игнорирование государством проблем социальных тылов оборачивалось низкой приживаемостью, обратниче-ством, медленными темпами формирования постоянных трудовых ресурсов. Обратимся к их краткой количественной и качественной характеристикам. Сезонные рабочие составляли 12-13 тыс. из 20 тыс. человек, работавших в системе АКО. В составе сезонников оказывались представители самых разных социальных категорий: безработные, демобилизованные красноармейцы, рабочие разных «оргнаборов», крестьяне, убегавшие от коллективизации и голодомора.
Определенной группой в общей массе были так называемые «лишенцы», для которых вербовка на Дальний Восток становилась одним из средств спасения от социально-политической дискриминации, проводимой советской властью по отношению к «бывшим» и членам их семей. Публиковавшиеся материалы о разоблачении классовых врагов подтверждают изложенное: «На рыбных промыслах особенно нужна классовая чуткость, особенно необходима большевистская зоркость. Прикрываясь званием рабочего, туда идут и кулаки, и бывшие белые офицеры, и торговцы. Кулак Макеев приехал на завод под видом печника. Засольщик Малахов и икрянщик Заха-рин — бывшие крупные торговцы» [16].
В общей массе сезонников был и криминальный элемент, не стремившийся после приезда в Петропавловск выехать на рыбокомбинаты. Публикации из областной газеты сообщали о росте числа преступлений в связи с приездом сезонников: «Милиция в этом бараке бессильна. В бараке не прекращаются ни днем, ни ночью пьянка, картежная игра, драки. Недавно дело дошло до убийства. Застрелили завхоза, который повел борьбу с дебоширами» [11]. Исследователь Н. Г. Кулинич отмечает, что основная масса дальневосточных рабочих относилась к социально-переходной категории и представляла собой весьма аморфное образование [12, с. 24]. Они, как правило, не имели квалификации, были неграмотными или малограмотными. Почти четверть дальневосточных пролетариев составляли рабочие иммигранты-«восточники» (восточники — так обобщенно называли китайских, корейских, японских рабочих, трудившихся на советских предприятиях и производствах в 1920-х — начале 1930-х гг.). Они не знали русского языка, имели заниженные требования к условиям труда и быта. В конце 1920-х гг. появляется новый социальный
тип — рабочие, завербованные в центре страны. Привлеченные в край надеждой на большие заработки и не получившие обещанного, навербованные сразу попадали в «разряд обиженных». Мало интересуясь жизнью предприятий, сезонники ревностно соблюдали свой материальный интерес и крайне враждебно встречали любые нововведения в организации труда и системы оплаты [12, с. 16].
Отсутствие необходимой квалификации, ежегодное обновление рабочего состава рыбокомбинатов отрицательно сказывалось и на производительности труда. Рабочий, приступив к своим обязанностям, «вырабатывал 1020 % нормы. Лишь к концу путины, он начинал осваиваться с производством, приобретал профессиональные навыки» [5, л. 406]. Использование сезонной рабочей силы было крайне дорогостоящим для АКО, так как в силу удаленности промыслов от места набора рабочей силы расходовались значительные средства на ее перевозку (вербовка, завоз и вывоз одного рабочего обходился АКО в 700-1000 руб.). Однако, по мере развития предприятий рыбной промышленности АКО, потребность в сезонной рабочей силе не уменьшалась, а возрастала.
Документы Государственного архива Камчатского края, мемуары, журналистские путевые очерки по советской Камчатке 1930-х гг., письма и др. источники позволяют историкам приступить к работе по созданию портретов определенных социальных категорий общества камчатского фронтира, представленного к концу 1930-х гг. старожильческим населением, коренными жителями, завербованными на 3 года вольнонаемными специалистами, сезонниками, восточниками, рабочими-закреплен-цами, промышленными и сельскохозяйственными переселенцами, небольшим контингентом заключенных, военнослужащими и демобилизованными красноармейцами, крестьянами, вынужденно переселенными на Камчатку из центральных районов СССР.
Пестрота социального состава общества границы налицо. Отмечая разнородность населения фронтира, необходимо отметить еще одну важную черту общества границы — это преобладание мужчин над женщинами. Так в г. Петропавловске в 1939 г. на 21 196 мужчин приходилось 14 177 женщин [2, л. 54-55]. На рыбокомбинатах Камчатки, на побережьях мужчины составляли от 70 до 90 %.
Еще несколько штрихов к общему портрету общества камчатского фронтира. Большинство прибыло на Камчатку по своей воле и с надеждой на обретение финансового бла-
гополучия. Немалая часть хозяйственников, советских, партийных работников рассматривала работу на Камчатке как ступеньку для дальнейшего карьерного роста. Но вскоре объединяющим для многих оказавшихся здесь, от представителей руководящего состава до рабочего, стало восприятие жизни на Камчатке в качестве временного пребывания в экстремальных условиях. Эти условия необходимо перетерпеть, и только после этого начнется «настоящая жизнь» на «материке». Так, система льгот для переселяющихся и работающих в районах Севера, Дальнего Востока, не подкрепленная важнейшими элементами жизненных благ, начала выполнять только функцию привлечения, но не закрепления кадров. Это усиливало текучесть рабочей силы, формировало у человека, оказавшегося на Камчатке, как и в других районах Севера, «сценарий отложенной жизни».
Период границы и среда американских пионеров, описанных М. Твеном, Б. Гартом оказались кратковременным эпизодом в истории Дикого Запада. Уже в конце 1850-х гг. в Калифорнии появились признаки цивилизованного общества с элементами культурной жизни: церкви, школы, газеты, театры, телеграф. Даже сами пионеры через десятилетия не узнавали прежних мест. К концу XIX в. период границы закончился, сохранившись только на страницах художественных произведений. Камчатка, как часть Советского Северо-Востока, несмотря на значительные темпы хозяйственного освоения, и концу 1930-х гг. продолжала оставаться
Библиографи
1. Гаврилов С. В. Флот Камчатки 1928-1945 гг. —
Петропавловск-Камч., 2007. — С. 42.
2. ГАКК [Государственный архив Камчатского
края]. — Ф. Р-67. — Оп. 1.—Д 4. — Л 36, 54-55.
3. ГАКК. — Ф. Р-106. — Оп.1. — Д. 562. — Л. 21.
4. ГАКК. — Ф. Р-174. — Оп. 1. — Д. 4. — Л. 13-15.
5. ГАКК. — Ф. Р-174. — Оп. 1. — Д 6. — Л. 1-4, 406.
6. ГАКК. — Ф. Р-541. — Оп. 1. — Д. 11. — Л. 145.
7. ГАКК. — Ф. Р-541. — Оп. 1. — Д. 13. — Л. 851.
8. ГАКК. — Ф. Р-541. — Оп. 1. — Д. 22. — Л. 362.
9. Гоголева Е. М. Фронтир: жизнь термина в
XXI в. // Колымский гуманитарный альманах. Вып. 4 / под ред. А. И. Широкова. —
Магадан, 2009. — С. 151.
10. Камчатская область в годы Второй Мировой
и Великой Отечественной войн: сб. док.
ГАКК / под ред. В. А. Ильиной. — Петро-
павловск-Камч., 2010. — С. 429.
11. Камчатская правда: газ. — 1933. — 14 июня.
12. Кулинич Н. Г. Социальный облик рабочих
Дальнего Востока РСФСР в 20-е гг.: 1922-
территорией фронтира со своими особыми социальными условиями. Вновь обратимся к оценкам и выводам участников Камчатской комплексной экспедиции: «Бесспорно, уже сделано чрезвычайно многое. Но подлинной «оседлости», стабилизации до конца все еще не чувствуется. Нет в достаточной мере непалаточной жилплощади, семейной жизни, не консервированных, а на месте созданных продуктов питания, нормального режима времени... После путины все заняты постольку, поскольку придумал плановик комбината, в меру заброшенных АКОснабом предметов, необходимых для превращения его замысла в действительную работу и продукцию» [6].
Основной причиной создавшейся ситуации, по мнению специалистов, проводивших обследование, стало нарушение принципа комплексности при развитии всех районов Камчатки: «Незавершенность в экономическом освоении, сложившаяся моноиндустриальность пищевого предприятия, лишенного поддержки населения, сельскохозяйственной базы, других отраслей промышленности» — источник всех экономических проблем и противоречий. Разрешение этой ситуации возможно при реализации установки на комплексное освоение районов» [7].
Таким образом, представляется возможным констатировать тот факт, что в период деятельности АКО, несмотря на немалые достижения и созданный первичный индустриальный слой, Камчатка не была устойчиво обжита, т. е. освоена, Камчатка продолжала оставаться фронтирной территорией.
еский список
1929 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Хабаровск, 1998.
13. Отчет Камчатской комплексной экспедиции
по обследованию Озерновского рыбокомбината // ГАКК. — Ф. 541. — Оп. 1. — Д. 13. — Л. 752.
14. Отчет Камчатской комплексной экспедиции
по обследованию рыбокомбината имени А. И. Микояна // ГАКК. — Ф. 541. — Оп. 1. — Д. 10. — Л. 367.
15. Письма В. И. Румянцева из Петропавловска в
Москву: 1930-е гг. // Крашенинниковские чтения: материалы XXV науч.-практ. конф. — Петропавловск-Камч., 2008. — С. 195.
16. Шабанов И. На Западном берегу Камчатки.-
Хабаровск, 1933. — С. 37.
17. Широков А. И. Северо-Восток в системе обще-
ственных отношений СССР в 30-50-е гг. ХХ столетия // Колымский гуманитарный альманах. Вып. 1 / под ред. А. И. Широкова. — Магадан, 2006. — С. 5-35.
