CC BY
20
Вестник Института экономики Российской академии наук
6/2017
АКТУАЛЬНАЯ ТЕМА
ИТОГИ 25-ЛЕТНЕЙ ТРАНСФОРМАЦИИ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ И ФОРМИРОВАНИЕ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ (по итогам конференции «Итоги рыночной трансформации российской экономики 1991-2016 гг. Что дальше?»)
Интервью Р.С. ГРИНБЕРГА, научного руководителя Института экономики РАН, член-корреспондента РАН
Заканчивается 2017 год. Он был наполнен событиями и памятными датами, знаменующими разные исторические периоды развития нашей страны: это и 100-летие революции 1917 года, положившей начало более чем 70-летнему периоду «строительства коммунизма», и подведение итогов 25-летней трансформации российской экономики и российского общества в сторону рыночной экономики.
И все это на фоне затянувшегося мирового кризиса, ужесточения экономических санкций в отношении России, при отсутствии единой стратегии развития экономики страны.
13-14 ноября 2017 г. Институт экономики РАН провел научную конференцию «Итоги рыночной трансформации российской экономики 1991-2016 гг. Что дальше?»
В этой непростой ситуации всему научному сообществу в целом и, в частности, читателям нашего журнала очень важно знать мнение ведущего ученого страны, научного руководителя Института экономики РАН Руслана Семеновича Гринберга по актуальнейшим вопросам современного социально экономического состояния России и перспектив ее дальнейшего развития.
Вестник ИЭ РАН. №6. 2017 С. 7-12
С.В.1: Руслан Семенович! Поделитесь, пожалуйста, своими представлениями о том, что в стране произошло за последние 25 лет и каковы итоги реформ?
Р.С.: Я бы оценил итоги нашего четвертьвекового рыночного пути как противоречивые. Целый ряд положительных результатов очевиден. Преодолена изолированность страны от внешнего мира, демонтированы механизмы командной экономики и внешнеторговой монополии. В результате исчезли унизительные дефициты товаров и услуг и значительно расширился их ассортимент. Прекратилась лицемерная идеологическая война с вещизмом, и было восстановлено право людей на уют, у некоторых - на роскошь. Раскрепощена ранее скованная личная инициатива россиян, которые неожиданно быстро избавлялись от исторически приобретенных иждивенческих комплексов. Более того, многие наши сограждане так же быстро усвоили предпринимательский образ мысли и действий. Однако положительные результаты трансформации не компенсируют провалы, последствия которых мы переживаем сегодня.
Проблемы обнаружились уже на первых этапах реформ. Самые, на мой взгляд, экзистенциальные среди них - примитивизация структуры экономики и громадная поляризация личных доходов. Тенденция примитивизации экономической структуры страны обозначилась сразу же после начала «шоковой терапии», когда после 2 января 1992 года были одномоментно отменены директивные планы и централизованные цены. Уже тогда было ясно, что все более или менее сложные производства, а это фабрики и заводы, производившие готовые изделия, должны умереть, а выживут только те, которые могут что-нибудь продать за рубеж. А это в основном предприятия, добывающие и продающие топливо и сырье. Так что структурные перекосы в экономике позднего Советского Союза не только не исчезли в новой России, но и стали усугубляться. Надежда на механизм рыночного саморегулирования, которое должно было привести структуру отечественной экономики к современным стандартам, оказалась тщетной. Выяснилось, что структура российской экономики стихийно не в состоянии стать диверсифицированной, то есть не может быть «облагорожена» без государственной поддержки. А она по определению считается контрпродуктивной.
К тому же важно иметь в виду, что реформы проводились тогда, когда в развитых странах начался процесс вытеснения реального сектора экономики в результате ее стремительной «финансиализации».
1 Вопросы Руслану Семеновичу были заданы главным редактором журнала «Вестник Института экономики Российской академии наук» Светланой Вячеславовной Козловой.
Вестник ИЭ РАН. №6. 2017 С. 7-12
Поэтому могло показаться, что наша деиндустриализация вполне легитимна. Это тоже оказалось ошибкой, но до поры до времени (до мирового финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг.) гипертрофия финансового сектора носила латентный характер. Как бы то ни было, общемировой тренд постиндустриализма совпал с нашей деиндустриализацией. Но это далеко не одно и то же: одно дело - стремительный рост доли в ВВП сектора услуг при сохранении или некотором абсолютном сокращении индустрии в нем, а другое - массовое закрытие предприятий обрабатывающих отраслей, мгновенно выброшенных в холодный океан мирового рынка без всякой подготовки к его суровым условиям. Здесь ощутимую негативную роль сыграла популярная в конце 80-х - начале 90-х годов очень романтическая теория так называемых естественных конкурентных преимуществ, суть которой проста - каждая страна должна производить и продавать то, что у нее «здесь и сейчас» получается качественно и дешево.
С моей точки зрения, безоговорочное следование этой теории очень сильно способствовало тому, что на протяжении всего периода реформ в России имело место снижение качества экономической динамики, независимо от того, была ли она отрицательной, как в 1990-е годы, или положительной, как в тучные «нулевые» годы. А все потому, что с внутреннего рынка последовательно вытеснялись отечественные готовые изделия под вожделенным натиском импортных аналогов.
Теперь коротко о проблеме поляризации доходов и массовой бедности. Главное, что и здесь следование утопии тотальной благотворительности «свободного рынка» сыграло свою роковую роль. Разного рода исследования показывают, что реальными плодами проведенных преобразований пользуется не более четверти населения страны. А больше половины ее жителей ведет борьбу за существование, еще более суровую, чем в советские времена. Наша склонность предаваться крайностям не может не поражать. Если в Советском Союзе общество было чрезмерно эгалитарным, что, кстати, и погубило СССР, то в постсоветской России сложилось крайне элитарное общество. Его расслоение достигло такого колоссального размера, что впору квалифицировать современный российский капитализм как плутократический и абсолютно асоциальный.
С.В.: Где вы видите конкретные просчеты в текущей экономической политике?
Р.С.: Мы говорили о мировоззренческой природе неудач системной трансформации. Что же касается улучшений в разных областях экономической политики, то меня особенно беспокоят те из них, которые поощряют закрепление сырьевой структуры экономики России. Ведь сегодня мы действительно находимся перед выбором: либо
продолжение деиндустриализации и постепенное сползание страны в зону «технологического захолустья», либо ее серьезный модерниза-ционный рывок.
Обозначу несколько ключевых вопросов, важнейших для формирования новой модели российской экономики.
Первый вопрос - макроэкономическая стабильность, что означает низкую инфляцию. Представители праволиберальной школы мышления утверждают, что уровень инфляции не должен превышать 3-4%. При таком уровне понизится стоимость кредита, появятся «длинные деньги» и возникнет инвестиционный бум. Сегодня эта цель достигнута - страна имеет беспрецедентно низкую инфляцию - 2,2%. Но никакого бума нет. Я сторонник другой школы мышления, которая считает, что небольшая инфляция - хоть и весьма значимая, но не решающая предпосылка устойчивого экономического роста. Сегодня в стране нет недостатка в финансовых ресурсах. Дело не столько в том, что деньги дорогие, а в страхе кредиторов и заемщиков относительно того, что деньги, потраченные на производство тех или иных товаров, услуг, не дадут желаемого результата, поскольку товары не найдут сбыта.
Второе - бездефицитный бюджет. Мне представляется, что добиваться бездефицитного бюджета в период вялого совокупного спроса -весьма сомнительное намерение. В такие периоды нет альтернативы государственным расходам, даже несмотря на невысокое качество государственных институтов. Поэтому применительно к застойной ситуации современной российской экономики дефицит следует расширить до 5-7% ВВП, увеличивая совокупный государственный долг до 40-50% ВВП.
Третье - специфика регулирования курса национальной валюты. Искусственное укрепление курса рубля в условиях полной свободы в движении капитала и ценовой волатильности нефтяных рынков серьезно увеличивает риски обвальных девальваций. Это собственно и произошло в декабре 2014 г., когда после решения Центробанка о переводе рубля в режим «свободного плавания» его курс рухнул с 30 руб. за доллар до 70 руб. за доллар, что парализовало инвестиционную активность из-за резкого возрастания неуверенности хозяйствующих субъектов в завтрашнем дне. Альтернатива - устранение волатильно-сти курса рубля путем сочетания валютных ограничений и валютных интервенций.
Наконец, едва ли не самая тревожная особенность текущего момента в экономической политике страны - это риторика по поводу инвестиционного климата. Вообще говоря, установка на создание благоприятных условий для потенциальных инвесторов в принципе разумна. Но она носит исключительно социокультурный характер, а стало быть неосуществима «здесь и сейчас». А оживить экономику
и начать ее диверсификацию нужно уже сегодня. И здесь нет альтернативы наращиванию государственных инвестиций в инфраструктурные мегапроекты, восстановлению технологического потенциала в машиностроении, а также формированию ядра производств на основе перспективных технологий. Традиционное возражение против этого со стороны так называемых либералов - качество госаппарата низкое, казенные деньги разворуют или/и произойдет скачок инфляции. Я же убежден в том, что у нас нет другого выбора кроме того, что необходимо проводить промышленную политику и реиндустриализацию с существующим государственным аппаратом, который может улучшаться только по мере изменения содержания его работы. Так что в вопросе «что первично: промышленная политика или улучшение госаппарата?» не может быть никакой очередности и иерархии. Ведь известно, что страны, которые действительно совершили экономический прорыв и превратились из развивающихся в развитые, сделали это исключительно с помощью последовательной промышленной политики.
С.В.: Сохраняются ли шансы на реализацию новой модели экономического развития страны и ее продвижение к гражданскому обществу с ориентацией на «благосостояние для всех»?
Р.С.: Российский переход от одной социально-экономической системы к другой оказался более трудным и мучительным, чем можно было предположить в начале реформ. Но я не устаю повторять, что шансы на продвижение страны к гражданскому обществу, к плюралистической демократии и социальному рыночному хозяйству сохраняются.
Однако пока действует экономическая модель, запущенная российскими реформаторами в 1990-х годах, никакие частные улучшения в области структурной, промышленной, транспортной, финансово-кредитной и прочих политик не дадут эффекта, ибо эта модель не только не содержит в себе инновационного потенциала, но наоборот, блокирует использование еще имеющихся модернизационных ресурсов страны.
Словом, Россия вновь находится на исторической развилке, стремясь занять достойное место среди развитых государств. Но для предстоящего модернизационного рывка ей необходима принципиально новая модель развития, в которой свобода и справедливость - равные ценности. Так что и в России, и в мире в целом нет никакой альтернативы движению в направлении конвергенции систем, что предполагает признание равными государственной активности и частной инициативы. Иначе говоря, следует всегда помнить о пагубности выбора между свободой и справедливостью. Наш Институт проводит свои исследования в духе данной мировоззренческой нормы, следуя тра-
дициям Л.И. Абалкина, который постоянно подчеркивал безальтер-нативность так называемой «смешанной экономики». При этом мы стремимся избегать двух крайностей - схоластического теоретизирования и ползучего эмпиризма. В этом смысле и созданная в Институте Концепция экономической социодинамики (КЭС), и вырабатываемые рекомендации по конкретным аспектам экономической политики органично дополняют и усиливают друг друга.
Наши исследования показывают, что в нашем веке нет пока альтернативы рыночной организации хозяйственной деятельности человека. Но так же очевидно и то, что ныне, в условиях беспрецедентной непро-гнозируемости мира и разного рода угроз его стабильности и безопасности, «невидимая рука рынка» и вовсе не в состоянии обеспечить сбалансированное социально ориентированное развитие. Исследования ИЭ РАН показали, что общество и представляющее его интересы государство должно быть равноправным активным субъектом рыночной экономики, а не просто арбитром, занятым исключительно соблюдением «правил игры» по аналогии с судьей футбольного матча. Современному государству как никогда нужны средне- и долгосрочные программы развития, индикативное планирование и активная промышленная и социальная политика, призванная перестраивать структуру экономики, а также выявлять и удовлетворять актуальные потребности общества в образовании, здравоохранении, науке и культуре. При этом мы отдаем себе отчет в том, что наряду с «провалами рынка» есть также и «провалы государства», которые занимают важное место в нашем анализе. Так что мы далеки от идеализации государственной активности, которая может причинять не меньший вред общественному благосостоянию, чем установка на ничем не регулируемую рыночную стихию.
Выход один - не предаваясь соблазнам простых решений, не абсолютизируя ни административный контроль, ни свободный рынок, искать разумные компромиссы.
