CC BY
403
С.Е. Князева, В.Е. Язькова
ИТАЛЬЯНСКИЙ ЛИБЕРАЛИЗМ В ЭПОХУ РИСОРДЖИМЕНТО
К середине XIX в. большую популярность в странах Запада стала приобретать либеральная доктрина, а в развитых европейских государствах, в первую очередь - в Великобритании, затем во Франции, а также в США, постепенно утвердились либеральные системы. В их основе лежала либеральная доктрина, представлявшая собой сложный комплекс либеральных идей. В основу ее формирования были положены идеи Джона Лильберна и Джона Локка, Шарля Луи Монтескье, других деятелей европейского Просвещения, а также видных экономистов, в первую очередь - английских, конца XVIII - начала XIX в.
I | Винченцо Джоберти
Винченцо Джоберти
На разных этапах своего существования страны, менее развитые в социально-экономическом и политическом отношениях, а также в области политической культуры, также пытались применить на практике многие либеральные постулаты. В частности, интерес к либеральным идеям возрос в середине XIX в. в Италии в ходе Рисорджименто и в Германии на отдельных этапах ее объединения. Однако в этих случаях либерализм (и как доктрина, и как модель власти) имел весьма специфические проявления или не получил особенного развития.
Это происходило в связи с отсутствием или слабо выраженным развитием традиций демократии, политического плюрализма, политической культуры народа, а главное - в связи со слабым развитием (или почти полным отсутствием) среднего класса.
Вот почему анализ либерализма в Италии эпохи Рисорджименто (эпохи борьбы за независимость и объединение страны с конца XVIII в. до 1870 г.) представляет большой интерес: ведь в данном случае либеральные идеи сумели получить развитие и утвердиться в стране с не слишком большим опытом политической демократии, стране отсталой, зависимой, на все стороны жизни которой оказывало сильное воздействие и даже давление Папское государство. В то же время итальянская либеральная доктрина и итальянское либеральное государство имели определенную специфику. Показать эту специфику - цель данной статьи.
Италия и Германия - две страны, историческое развитие которых имело некоторые общие черты.
Обе поздно пришли к национальному единству, в течение многих столетий сохраняли раздробленность и сосуществовали как простая совокупность нескольких десятков или даже сотен более или менее не зависимых друг от друга и даже враждебных друг другу государств. И в том, и в другом случае католическая (и не только католическая, но и протестантская) церковь сыграла самую негативную роль в истории обеих стран, поскольку объективно, а зачастую и намеренно препятствовала делу национального единства. В свое время обе эти страны вкусили те сладкие плоды разума, образованности и знания, которые выпали им на долю в эпоху расцвета Гуманизма, хотя особое и неповторимое воздействие эта эпоха оказала лишь на страну, которая была родиной и колыбелью Гуманизма - на Италию. В равной мере обе эти страны вкусили и горькие плоды борьбы за великую Протестантскую реформу, хотя особое воздействие эта реформа все же оказала лишь на те земли, где она началась в результате обнародования тезисов Мартина Лютера - на германские (она так и не была осуществлена ни в одном из итальянских государств). Обе не сумели развить традиции парламентаризма, уважения к закону, личности, собственности. Обе не знали длительных периодов процветания и стабильности.
Ни та, ни другая страна не получили опыта демократии, не вкусили демократии. Однако здесь уже начинаются различия, поскольку дух демократии, оставшийся в итальянском народе в результате особенно сильного развития итальянских Коммун и их расцвета, стал его уникальной, неповторимой чертой. Без учета этого обстоятельства трудно понять особенности развития итальянской истории в эпоху Рисорджименто.
Либерализм получил слабое или весьма специфическое проявление в обеих странах уже на решающей стадии их объединения. Именно благодаря тому, что либерализм как совокупность либеральных идей и воззрений получил либо слабое (в Германии), либо весьма специфическое развитие при его довольно
сильном влиянии (в Италии), либеральная система, либеральное государство обладали в обеих этих странах определенными особенностями.
В 30 - 50-е гг. XIX в. идеи создания единого суверенного итальянского государства на Апеннинском полуострове стали все чаще обсуждаться на страницах таких авторитетных журналов, как «Politécnico», «Annali universali» и «Rivista europea». Эта проблема нашла широкое отражение в научных трактатах, независимо от политической ориентации их авторов. В основе лежали процессы, связанные с оформлением и усилением как интуитивного, так и государственного национализма. Многие философы, историки и общественные деятели расчлененной после Венского конгресса 1814 - 1815 гг. страны пытались найти и обосновать пути ликвидации раздробленности, ломки старых абсолютистских режимов, объединения Италии и создания сильного жизнеспособного государства.
Однако в первой половине XIX в. папство, как и в предшествующие века, являлось серьезным препятствием на пути Италии к объединению и обретению национальной независимости. Поэтому проблема взаимоотношений церкви и государства вообще и места папства в объединительном процессе в частности приобретает именно в этот период особую остроту. В 30-е и особенно в 40-е гг. вопрос ставился так: сможет ли папство участвовать в национальном движении, какую позицию займет римский понтифик в отношении единого итальянского государства и, наконец, каким станет соотношение светской и духовной властей в будущей объединенной Италии? При этом речь шла либо о достижении полной независимости, и даже господства церкви в едином итальянском государстве и приоритете интересов религиозных над государственными, либо же, наоборот, о полном подчинении церкви государственным интересам.
Сторонников первого направления, политическим идеалом которых было осуществление объединения Италии под верховным руководством римского папы, в итальянской историографии называют неогвельфами. [ 1] И непримиримые католики, и католики-либералы использовали лозунги неогвельфизма, но делали это в различных целях и поэтому редко составляли сплоченное политическое движение. Поэтому термины «реакционный католицизм» («санфедизм») и «либеральный католицизм» гораздо более полно характеризуют два течения, на которые разделились католические силы Италии в первой половине XIX в.[2]
Пик интереса к идеям, выдвигаемым непримиримыми католиками, пришелся на 30-е - первую половину 40-х гг. Наиболее крупными представителями этого течения были уроженец Неаполя Антонио Капече Минутоло, князь Каноза и выходец из центральных областей Италии Мональдо Леопарди, отвергавшие какие бы то ни было новые веяния и ратовавшие за возрождение былых прерогатив и привилегий знати.
[3] Только единение трона и алтаря, равно как и непременное подчинение первого последнему (как во времена средневекового противостояния империи и папства) обеспечивало, по их мнению, мир и спокойствие в государстве.
Представители непримиримых полагали, что общество неизбежно должно стать в еще большей степени приверженным католицизму, а церковь - добиться абсолютной гегемонии в сфере государственной деятельности во всех без исключения католических странах и, в первую очередь, в итальянских государствах. Каноза и Леопарди ограничивались абстрактными заверениями о неотвратимости тех прекрасных времен, когда «священство» заключит союз с сильными мира сего во имя торжества веры и социального равновесия. Позднее выразителем этих идей стал маркиз Клементе Соларо делла Маргарита, извечный оппонент Камилло Бензо ди Кавура в парламенте в 50-е гг.
Крупнейшим представителем либерального католического блока, поставившего две основные проблемы - проблему реформирования церкви и проблему обретения национальной независимости, - был выдающийся миланский писатель и философ Алессандро Мандзони. Он решительно осуждал непримиримо настроенное крыло духовенства и санфедистов, считая тупиковым предлагаемый ими путь. Но если Мандзони порицал стремление духовенства подчинить себе государство и сделать его «орудием религии», то столь же сурово он осуждал и вмешательство государства в дела церкви и поползновения государства рассматривать религию исключительно как «орудие королевской власти».
По мнению Антонио Розмини, видного представителя католической мысли Италии в 30 - 40-е гг., корень «пяти зол», о которых идет речь в его книге, кроется в феодализме. Однако, по его мысли, именно теократическое государство составляет основание любого государственного организма, а поскольку церковь - характерный пример этого теократического общества, то она является идеальным
образованием, достойным всеобщего преклонения и любви.
Соглашаясь с идеей о необходимости реформирования католической церкви, Розмини имеет в виду, прежде всего, некоторые изменения обрядности, переход от латыни, чуждой простолюдину, к народному итальянскому языку, сближение прихожан с духовенством. Розмини затрагивает проблему, на которую и до него, и особенно после, обращали внимание многие итальянские историки, философы и общественно-политические деятели: на проблему несостоявшейся в Италии реформы церкви. План реформирования Розмини затрагивает святая святых католической церкви в Италии: ее огромные земельные владения. Поэтому некоторые итальянские исследователи и, в частности, Дж. Спадолини, усматривают в философской концепции Розмини ростки либерального католицизма. Однако его идея о превосходстве теократического общества над гражданским весьма далека от либеральных учений.
Политическим идеалом Розмини стала конфедерация четырех итальянских государств: Верхней Италии, Великого герцогства Тосканского, Папской области и Королевства Обеих Сицилий. Причем подобное объединение, по его мысли, могло состояться лишь в том случае, если в собрании выборных представителей - своего рода надправительственном органе - правом решающего голоса будет обладать римский первосвященник.
Размышляя о реформировании церковной организации, многие представители либерального католицизма приходили к выводу, что ошибкой духовенства было его нежелание «идти в ногу со временем» и фанатичное стремление вернуться в полюбившееся ему Средневековье. На многих из них, в числе которых оказался и Кавур, повлияли идеи швейцарских протестантов, в частности, Александра Вине - видного швейцарского либерального протестанта, стоявшего у истоков формулы кавуровского либерализма: «Свободная церковь в свободном государстве». Они полагали, что с отделением церкви от государства первая получит возможность сосредоточиться исключительно на делах божественных, занимаясь духовным воспитанием людей.
В 30 - 40-е гг. общественная деятельность итальянских либеральных католиков разворачивалась преимущественно в сфере литературы и философии. После выхода в свет в 1843 г. «Первенства» лидера неогвельфов Винченцо Джоберти итальянский либеральный католицизм становится широким политическим движением.
Джоберти решительно осуждал приверженцев таких протестантских учений, как галликанизм и янсенизм. Однако будущее государственное устройство Италии мыслилось Джоберти достаточно противоречиво, поскольку оно виделось ему как конфедерация с сильной центральной властью, возглавляемая «единственным гарантом единения, мира и права»[4] - римским папой. Философ полагал, что лишь при условии возвышения авторитета понтифика можно осуществить национальное объединение и обновление Италии, а основную роль в выработке проекта конфедерации отводил Риму и Пьемонту, где в первом сильна вера, а во втором - войско.
Не следует забывать про существование легендарного мифа о папе-либерале - Пие IX, царившем в умах итальянских либералов-интеллектуалов вплоть до 1848 г. Наиболее влиятельной и популярной доктрина либерального католицизма стала в 1846 г., когда с избранием новым папой Пия IX связывались наиболее радужные надежды широких слоев итальянской интеллигенции на возрождение нации. Непродолжительный период либеральных реформ в Папском государстве вознес Пия IX на вершины славы и всеобщего преклонения.
Грань, разделявшая в 40-е гг. итальянских либералов и либеральных католиков, была зачастую весьма расплывчатой. Ведь если первые стремились восстановить господство католической церкви в Италии путем завоевания гражданских свобод, то другие видели свою задачу в приобщении католицизма к идее либерального и национального возрождения страны.
Многие смыкавшиеся с либеральными католиками деятели и политики заявляли о необходимости для папства отказаться в пользу итальянской нации от огромной находящейся в его распоряжении территории и значительной части политической власти, сконцентрированной в Риме. В ответ на это добровольное пожалование благодарная нация передаст римским папам абсолютную власть в сфере религиозной. Таким образом, сформировалась идея, получившая широкое распространение в 1860 - 1861 гг.: упраздняя функции светской власти пап, государство признавало бы за церковью полную свободу в делах божественных.
Рассматривая концепции представителей либерализма и либерального католицизма, нельзя не заметить: выдвигая проекты создания конфедерации, они неминуемо обращались к личности папы и его роли в процессе возрождения Италии. Характерной чертой поколения умеренных было соединение рационализма и догматов религии и церкви: католическая церковь, зачастую, воспринималась как «единственный общенациональный институт, объединяющий в идеологическом плане весь полуостров». Правда, бегство папы из Рима в результате установления там республики в 1849 г. и последующий переход первосвященника на откровенно реакционные позиции мгновенно развеяли миф о возрождении Италии под идейным и духовным началом Рима.
Таким образом, идея достижения полной независимости и господства церкви в будущем едином государстве, сформулированная в произведениях Джоберти и целого ряда представителей католической мысли Италии 30 - 40-х гг., оказалась полностью дискредитированной уже к началу 50-х. Не случайно поэтому после Первой войны за независимость 1848 - 1849 гг. все чаще ставился вопрос о необходимости ликвидации светской власти пап. Эта мера, по замыслу либералов, способствовала бы возвращению потерянного доверия Риму и восстановлению престижа церкви.
Сторонники же антиклерикализма редко когда были едины в своем отношении к католицизму, провозглашенному в 1-й статье Статута (Конституции Сардинского королевства, ставшего впоследствии основой конституции Королевства Италии) государственной религией Сардинского королевства. Их антиклерикализм поэтому объяснялся целым рядом мотивов: от желания очистить от вредных примесей истинную религиозную духовность (католические идеалы при этом под сомнение не ставились) до стремления искоренить чудом сохранившийся «анахронизм» - саму религию в ее католическом, протестантском и т.п. вариантах.
Как полагал Мадзини - автор знаменитой концепции «Бог и народ», - католицизм и протестантизм в том виде, в каком они существуют в европейских странах, не несут народу ничего, кроме закрепощения, они приводят лишь к торжеству индивидуализма. Мадзини был решительным противником «анархического индивидуализма» и полагал, что господство «Я» может привести лишь к деспотизму и анархии.[5] Как только в мире родится новое справедливое общество, разделение церкви и государства, политических институтов и религиозных станет неоправданным, ведь это общество будет и политическим, и религиозным одновременно, поскольку государство станет не чем иным, как церковью, а церковь -государством. При этом государство Мадзини понимал как результат творчества воспитанного в духе высочайшей духовности народа, призванного основать Третий Рим - идеальное общество будущего на освобожденной от оккупантов итальянской земле и за ее пределами.
После Первой войны за независимость многие приверженцы демократического и радикального направлений в итальянской общественно-политической мысли были вынуждены перейти на нелегальное положение. В условиях католической Савойской монархии их идеи не встречали одобрения официальных властей. Их воззрения были малопонятны и подавляющему большинству простого населения Италии, не мыслившего своего существования без церкви в ее традиционном понимании.
Итак, идеи создания на Апеннинском полуострове единого государства нашли свое отражение в сочинениях итальянских философов, общественно-политических деятелей и теологов различных школ и направлений. Сторонники достижения полной независимости и господства церкви в государстве исходили из необходимости приоритета папства и церковных институтов. Однако развитие революционных событий 1848 - 1849 гг. выявило их историческую бесперспективность. Равным образом не получили своего воплощения и идеи радикального антиклерикализма. Наибольшее число приверженцев к концу 40-х гг. стала обретать идея компромисса светской и духовной властей в будущей единой Италии. И в этом смысле к началу 50-х гг. идеологами Рисорджименто была в основном подготовлена почва для постепенного разрешения противоречия между папством, которое становилось к этому времени основным тормозом на пути объединения итальянских государств, и Сардинским королевством, претендовавшим на роль лидера объединительного движения.
Однако основным выразителем идеи компромисса и взаимного уважения стал в 50-е гг. видный итальянский политик Камилло Бензо ди Кавур, впоследствии сформулировавший эту идею в виде лаконичной формулы «Свободная церковь в свободном государстве». Как мы видели, эта идея имела более раннее происхождение, и ее истоки следует искать в концепциях итальянских либералов 30 - 40-х гг.
Применяя искусство дипломатии, несравненным мастером которого он был, выдающийся политический деятель европейского масштаба, Кавур напрямик или посредством тайных переговоров стремился к ликвидации территориальной раздробленности страны и обретению Италией независимости.
Важной составной частью политической концепции Кавура стал его тезис о взаимоотношениях церкви и государства, что приобретало в Италии особое звучание, учитывая доминирующую роль на Апеннинском полуострове папства с его широко развитой сетью церковных институтов. Отсюда -стремление Кавура-политика определить статус церкви в Пьемонте, ставшем в 50-е гг. центром объединительного движения, а после создания Итальянского королевства - и в будущем едином государстве.
Направленность политической деятельности Кавура и его позиция в вопросе о взаимоотношениях церкви и государства определялись самой спецификой итальянского Рисорджименто, условиями сосуществования и, в ряде случаев, противостояния светской и теократической властей.
Масштабы политической власти, сконцентрированной в Риме, способствовали превращению Папского государства в одно из наиболее реакционных государств Европы, решительного противника объединения Италии. Католические иерархи далеко не без оснований опасались, что в этом случае папство лишится не только политического влияния, но и всех своих территориальных владений. Еще до 1860 г., когда проблема объединения страны вышла на первый план общественно-политической жизни Италии, вопрос о месте церкви в государстве и соотношении в нем светской и духовной властей неизбежно стал стержнем философских и политических дискуссий не только в Пьемонте, но и в целом ряде североитальянских государств, опережавших в экономическом, политическом и культурном отношении области Центральной Италии и итальянский юг (Королевство Обеих Сицилий).
Идейное формирование Кавура как политического и общественного деятеля происходило в 30 - 40-е гг. под влиянием ортодоксального католицизма, характерного для его ближайшего окружения, кальвинизма, с положениями которого Кавур познакомился во время его пребывания в Швейцарии, и, наконец, европейского либерализма, особенно в интерпретации Бенжамина Констана и Франсуа Гизо. Во многом под их влиянием Кавур пришел к выводу, что именно христианство, призванное, по его мнению, создать вечные и независимые от индивидуального сознания идеалы и нормы поведения, должно быть положено в основу принципа личной свободы вообще и свободы совести в частности. При этом переломным моментом в формировании Кавура как политика стали июльские события 1830 г., после чего он стал убежденным либералом, причем горячим поклонником английского либерализма, и впервые стал на позиции «золотой середины», понимаемой им как примирение «реакции и революции, монархии и народа». Идейный выбор, сделанный Кавуром в эти годы, определил политическую позицию будущего премьер-министра Сардинского королевства. Отсюда берут начало его политическая дальновидность, склонность к компромиссам, умение приспосабливаться к обстоятельствам и определять наиболее перспективные направления в политике.
Политическая деятельность Кавура началась в условиях конца 40-х гг., когда во всех, за исключением Сардинского королевства, итальянских государствах господствовала клерикальная реакция. Ко времени вхождения в правительство (1850 г.) Кавур имел репутацию общепризнанного лидера либералов Пьемонта. В своих выступлениях в парламенте в 50-е гг. он часто обращался к опыту Великобритании, сумевшей предотвратить революционные потрясения посредством своевременного проведения реформ. Одним из первых результатов деятельности Кавура в правительстве Пьемонта в первой половине 50-х гг. стало принятие при его активной поддержке законодательных актов, известных как закон Сиккарди и закон Кавура-Раттацци, об упразднении некоторых религиозных конгрегаций, не занимающихся конкретной благотворительной деятельностью.
Уже в августе 1850 г. Кавуром был сформулирован важнейший принцип его концепции в церковном вопросе: принцип отделения церкви от государства по американскому образцу. В дальнейшем Кавур в целом придерживался той политики, которую он осуществлял в Пьемонте, проводя в жизнь антиклерикальные законы Сиккарди и Раттацци. В то же самое время Кавур решительно выступал против экспроприации церковного имущества. Это, однако, не оградило его кабинет от самых жестких мер со стороны папства: в ход были пущены энциклики, проклятия, дипломатические интриги. Тем не менее, именно в 50-е гг. Кавур занял позицию, которую он в неизменном виде сохранил до самой смерти: чтобы быть католиком, не обязательно признавать верховенство церкви над государством, католик - это, напротив, тот, кто отстаивает право государства быть свободным от церкви.
Логическим завершением политической концепции Кавура в церковном вопросе стала провозглашенная им в марте 1861 г. формула «Свободная церковь в свободном государстве», соответствующая, на наш взгляд, глубокому убеждению этого выдающегося политика-либерала: «Я сказал, господа, и утверждаю вновь, что Рим, только Рим должен быть столицей Италии».[6] По мнению Кавура, Рим исторически всегда был центром духовного, политического и культурного единства.
Сформулированный уже после образования Королевства Италии, этот тезис был призван, по мнению Кавура, определить и урегулировать взаимоотношения церкви и государства в будущей единой Италии. После решения «римского вопроса» и упразднения светской власти пап открылись бы, по его замыслу, широкие возможности для мирного сосуществования этих двух институтов.
Одним из главных положений либерализма Кавура стал важнейший постулат либерализма: принцип свободы и независимости. «Я - раб свободы, - не уставал он повторять, - и ей я обязан всем, что имею». Такую же известность получили его высказывания по поводу того, что без парламента не может существовать ни свободы, ни демократии, а сам он чувствует себя по-настоящему свободным и находящимся в безопасности человеком лишь в те периоды, когда в Пьемонте заседает парламент. В своей почти безнадежной попытке реализовать на практике именно английскую либеральную модель он в подавляющем большинстве случаев ориентировался на либеральные методы и в своей политике, поставившей главной целью объединение страны и создание независимого государства. Но подобная цель отнюдь не исключала использования при осуществлении этой политики самой тонкой и изощренной дипломатии. Именно по этой причине в итальянской историографии Рисорджименто получило определенное распространение понятие «революции, осуществленной дипломатическим путем» (или даже «дипломатической революции»).
Уважение к свободе и независимости выражалось у Кавура в том, что эти принципы он считал необходимым применять в равной степени как в рамках светского государства, так и по отношению к церкви. Достижение этого принципа в отношении церкви мыслилось им путем ее отделения от государства. Из знаменитой формулы следует, что, юридически находясь в государстве и будучи, следовательно, субъектом этого государства, церковь обязана подчиняться его законам, тогда как в духовном плане, в том, что непосредственно касается сферы ее компетенции и, в частности, отношений с верующими в процессе отправления религиозного культа, она пользуется самым широким спектром свобод. Таким образом, государство добровольно отказывалось от вмешательства во внутренние дела церкви, рассчитывая на то, что и церковь будет в полной мере уважать его свободу. Это означало, что государство отказывало религиозным институтам в возможности осуществления светской власти, не признавало за церковными корпорациями прав юридического лица и провозглашало, что в области светских отношений духовенство подчиняется общим законам государства наравне со всеми его гражданами. Пожалуй, именно в таком «равновесии» прав светской и духовной властей и кроется суть формулы «Свободная церковь в свободном государстве» (эти слова он повторил неоднократно, уже находясь на смертном одре).
Независимость понтифика и свобода церкви могут быть обеспечены путем строгого разделения двух властей и провозглашения принципа свободы, широко и лояльно применяемого в отношениях гражданского общества с обществом религиозным. По мнению Кавура, церковь может быть истинно свободной лишь в том случае, если она занимается исключительно духовной деятельностью, поскольку всякое вмешательство ее в политику и борьба за власть неизбежно влекут за собой лицемерие и сделки с совестью, что в корне несовместимо с самим духом религии. Поэтому, упразднив светскую власть пап, Итальянское королевство «освободило бы» понтифика от необходимости участвовать в политической борьбе, что, в свою очередь, позволило бы ему сосредоточиться на «божественном», непосредственно относящемся к сфере его компетенции. Государство же, по замыслу Кавура, отказываясь от всякого вмешательства во внутренние дела церкви, предоставило бы первосвященнику невиданную прежде свободу выбора в осуществлении своей духовной функции.
Таким образом, формула «Свободная церковь в свободном государстве» явилась неотъемлемой частью концепции либерального государства, выдвинутой Кавуром. По его мнению, принцип независимости и свободы должен применяться как к религиозному, так и к гражданскому обществу. И в том, и в другом случае необходимо соблюдать экономические свободы и свободы в сфере управления, полную свободу совести и политические свободы, совместимые с поддержанием общественного порядка, и, наконец, принцип свободы в отношениях между церковью и государством.
Таким образом, знаменитая формула «Свободная церковь в свободном государстве» стала основой для создания итальянского либерального государства.
Впрочем, она не была абсолютно новой.
Как уже говорилось, эта идея в том или ином виде высказывалась многими мыслителями и политиками либеральной ориентации. Кроме того, уже в 1835 г. в знаменитом труде «Демократия в Америке» Алексис де Токвиль впервые высказал мысль, что в обществе, где церковь отделена от государства, гораздо быстрее можно прийти к социальному согласию, не ущемляя ничьих религиозных и гражданских интересов.[7] В этой связи он обратился к конституции штата Нью-Йорк, где говорилось о том, что, поскольку призванием священников является служение Богу и забота о наставлении души, их не следует отвлекать от выполнения этих важных обязанностей, а потому ни один священник не может быть назначен ни на какую государственную или военную должность. По мнению Токвиля, подобное решение религиозного вопроса в США более чем оправдано, поскольку отделение церкви от государства в том виде, в каком оно там практикуется, дает возможность церкви быть независимой в полном смысле этого слова.
По мнению швейцарского либерального протестанта А. Вине, только отделение церкви от государства сможет гарантировать первой абсолютную свободу. Ведь религия - это дело сугубо личное, и сам факт существования государственной религии компрометирует в сущности ее священный характер, а потому только «свобода может дать жизнь религии» и привести человека в лоно церкви. Видный представитель французского либерального католицизма Ш. де Монталамбер утверждал, что Кавур, в сущности, лишь использовал и осуществил на практике уже изложенную прежде формулу, которая тем не менее остается предметом надежд многих либеральных политиков.
В отличие от Вине, провозглашавшего принцип полного отделения церкви от государства во имя свободы совести и свободы личности,[8] Монталамбер занимал в этом вопросе несколько иную позицию, опасаясь, что политика Кавура может привести в Италии к ущемлению свободы церкви. Провозглашая себя защитником светской власти пап и выступая против конфискации церковного имущества, Монталамбер, как и Кавур, полагал, что в свободном государстве свобода должна быть предоставлена также и церкви, поскольку в глазах верующих церковь представляет собой не только источник и символ веры, но и является символом и одновременно носителем духовного единства народа, а также главной хранительницей нравственности в стране. Государство же, в целях охраны общественного порядка и обеспечения национальной безопасности страны, использует только ему присущее право насилия. И оно властно применить его ко всем гражданам независимо от того, к каким религиозным институтам они принадлежат и какие религиозные убеждения исповедуют, уже на том основании, что власть государства не рождается из религиозных убеждений.
Таким образом, из формулы Кавура следует, что, поскольку юридически церковь находится в государстве, то как субъект этого государства она обязана подчиняться его законам, тогда как в духовном плане, в сфере ее отношений с верующими в процессе отправления религиозного культа, она пользуется самым широким спектром свобод. Формула «свободная церковь в свободном государстве» юридически выражена в принципе гарантии свободы церкви в том, что непосредственно входит в сферу ее полномочий, и свободы государства во всем, что касается его компетенции.
Светский характер принципа разделения церкви и государства был отражен в проекте конвенции о примирении государства и церкви, составленном видным либералом, представителем «исторической правой» Марко Мингетти. В области светских отношений духовенство как юридическое лицо и индивиды, принадлежащие к нему, должны были подчиняться общим законам государства подобно всем иным гражданам. Кроме того, либеральное государство не признавало за какой-либо религиозной корпорацией прав юридического лица.[9] Тем самым за духовенством признавалась свобода проповеди, печати, ассоциаций и преподавания; государство же отменяло законы и конкордаты, разрешавшие вмешательство гражданских властей в духовные функции епископов и священников.
Обсуждая возможности объединения всех областей страны, и в первую очередь присоединения Рима (так называемый «римский вопрос»), Кавур полагал, что объединение Италии должно свершиться при согласии папства. При этом он учитывал, что в Италии либеральная партия, к которой он себя причислял, является «более католической, чем в любой другой части Европы». Как и представители итальянского либерального католицизма, прежде всего, А. Розмини и В. Джоберти, Кавур надеялся, что
обновление церкви, добровольно вставшей на путь реформ, произойдет, как только с ликвидацией ее светской власти будет устранена ее приверженность к материальным благам. Таким образом, отстаивая принцип отделения церкви от государства в его либеральной трактовке, Кавур стремился к примирению с папством, полагая, что оно возглавит движение за реформирование и духовное обновление церкви в единой Италии.
После смерти Кавура премьер-министром Королевства Италии, провозглашенного в результате принятия парламентом Конституции страны 17 марта 1861 г., стал представитель либерального блока «исторической правой» Беттино Риказоли, продолжавший линию Кавура. Что касается папства, то надеждам Кавура не суждено было сбыться: папа Пий IX и в момент провозглашения независимого государства Италии, и в дальнейшем занимал в отношении Королевства Италии откровенно враждебную позицию. В середине марта 1861 г. Пий IX официально отклонил дальнейшие переговоры с Турином (первая столица единой Италии) о ликвидации светской власти пап и вхождении в состав молодого государства. Более того, в Риме был опубликован «Sillabus» - приложение к знаменитой энциклике Пия IX «Quanta cura» от 8 декабря 1864 г., озаглавленное как «Перечень главнейших заблуждений нашего времени». В числе 80-ти «заблуждений», подлежащих решительному осуждению, были названы пантеизм, рационализм, либерализм, протестантизм, социализм, коммунизм, свобода науки и философии, взгляд на государство как на источник права, отделение церкви от государства, отрицание за первосвященником права на светскую власть. В документе осуждались свобода совести, которая расценивалась как «равнодушие к вере», подчинение церкви гражданским законам и все разновидности либеральных учений. Все эти положения были отражены также и в ходе заседаний I Ватиканского собора (1869 - 1870 гг.).
«Sillabus» вызвал огромное возмущение практически среди всех слоев итальянского общества. Это, однако, не помещало Пию IX созвать в декабре 1869 г. Вселенский собор - I Ватиканский собор, -призванный «очистить вероучение от вкравшихся в него заблуждений, восстановить строгое благочиние и дисциплину и тем спасти церковь и гражданское общество»[10] от зла, причиняемым им светской политикой итальянского государства.
По мере того, как в итальянском обществе таяли надежды на примирение с Ватиканом и мирное решение «римского вопроса», в объединенной стране активизировалась та часть либералов-прогрессистов и демократов, которая стояла на более четко выраженных светских и отчасти даже антиклерикальных позициях. После окончательного объединения страны в 1871 г. папа, провозгласив себя «узником Ватикана», не пошел на компромисс.
Ликвидация папского государства, завершение объединения Италии и утверждение в ней либерализма, как и в большинстве западных стран, - все это неминуемо приводило к обострению отношений между Ватиканом и светскими властями. Современник Кавура, видный итальянский либерал Дж. Массари писал уже после объединения страны: «Умирая, Камилло Кавур завещал единство и независимость Италии и «свободную церковь в свободном государстве». Единство и независимость Италии - сегодня уже свершившийся факт; свободная церковь в свободном государстве пока еще остается мечтой.. .»[11]
Таким образом, объединенная Италия была задумана как либеральное государство. Новое единое и независимое государство, появившееся на карте Европы, имело достаточно большие возможности для своего развития именно в этом направлении. Либеральные идеи в интерпретации политиков «исторической правой» получили после завершения Рисорджименто весьма полное развитие. Во многом это произошло потому, что уже в ходе объединения страны широкое распространение получили либеральные идеи и движения, которые отличались к тому же очень большим разнообразием. Более того, либеральные идеи получили дополнительный импульс именно благодаря Рисорджименто. К тому же, как уже отмечалось, главный вдохновитель и творец итальянского Рисорджименто и либеральной государственной модели, граф Камилло Бензо ди Кавур, был убежденным сторонником именно английской модели либерализма.
На момент своего объединения итальянское либеральное государство имело достаточно большие возможности для своего развития. Однако при анализе проблемы итальянского либерализма следует учитывать и то, что еще в предшествующий период в стране сложились некоторые политические традиции, не позволявшие и даже препятствовавшие его полной реализации в политической жизни.
После смерти Кавура, в период с 1861 по 1876 гг., у власти оказались представители широкого блока
политических сил - «исторической правой». В нее входили политические группы и движения, которых объединяла приверженность либеральным идеям, преимущественно в интерпретации Кавура, но которые, тем не менее, отличались довольно большим разнообразием. Однако самое серьезное влияние на представителей «исторической правой» оказывал король Виктор Эммануил и его ближайшее окружение. Взгляды же короля никак не назовешь либеральными: он был консерватором или, по крайней мере, консерватором-либералом. Но Кавуру часто приходилось соглашаться и проводить общую линию с королем, причем по некоторым проблемам они почти не имели серьезных разногласий.
Затем правление «исторической правой» сменилось пребыванием у власти другого блока политических сил - «исторической левой», который находился у власти до конца 80-х гг.
Таким образом, одной из особенностей политического развития Италии было отсутствие вплоть до начала 90-х гг. политических партий с достаточно четкой организационной структурой, как в Великобритании, Франции или Германии. Действительно, формирование блоков, часто аморфных, и очень слабо оформленных движений, а не партий, являлось отличительной чертой политической системы в Италии.
Чем же можно объяснить подобное положение?
В течение длительного периода политическая борьба в стране велась в условиях подполья, в результате чего сложилась довольно устойчивая традиция сектантства и заговора. Подобные методы преобладали при осуществлении политической борьбы, широко использовались многочисленными тайными обществами - масонами, карбонариями, необабувистами,[12] а затем последователями Мадзини. Опыт политического действия в легальных условиях практически отсутствовал вплоть до завершения объединения страны. Отсюда - большое распространение в Италии карбонарских вент, имевших очень сложную и разветвленную структуру, и масонских лож (не только в рассматриваемый период, но и позднее).
Свою роль сыграл и сильный политический индифферентизм, выражавшийся в очень слабом участии населения в политической жизни (за исключением лишь узкой части общества: интеллектуальной и политической элиты). В Великобритании и даже во Франции участие населения в политической жизни было большим в процентном отношении, поскольку в этих странах раньше сформировался более многочисленный, крепкий, устойчивый, относительно состоятельный и демократически ориентированный средний класс.
Итальянское же общество было гораздо менее структурированным в связи с общей экономической и политической отсталостью страны, долгим отсутствием в стране независимости, поздним началом промышленной модернизации. А также тем, что большинство населения было малообразованным, а многие - вообще неграмотными. Уровень политической культуры большинства населения, как и его образовательный уровень, был весьма низким. В 60 - 70-е гг. Италия, вместе с Испанией, занимала предпоследнее место в Европе по численности грамотного населения (последнее место занимала Россия). Численность неграмотного населения составляла в ней 75 %, а на Юге - до 90 %.
Сектантские и заговорщические традиции, зародившиеся еще в XVIII в., со времен окончательной потери страной независимости все более укреплялись. Большой популярностью пользовались такие тайные общества, как карбонарии, создавшие разветвленную структуру тайных организаций (вент) по образцу масонских лож, различные необабувистские организации, тайные общества «Адельфи», «Мир», организация «Молодая Италия», созданная Мадзини, и прочие. Особенно широко распространились масонские ложи. Нелегальные формы деятельности постепенно становились чуть ли не единственными.
После объединения едва ли не четверть населения не имела постоянных занятий, и люмпенизация населения была высокой. Поэтому в стране, особенно в ее южных областях, большое распространение получило такое явление, как «социальный (или аграрный) бандитизм».
Таким образом, социальная, а вслед за ней и политическая структура страны также оказалась плохо развитой и несбалансированной. Политическая структура страны определялась наличием двух блоков -«исторической правой» и «исторической левой», - а не политических партий, причем отношения между ними иной раз доходили до противостояния.
Такое положение имело два важных последствия.
Во-первых, сам итальянский либерализм был более аморфным, расплывчатым и слабым, нежели английский. Во-вторых, в рамках итальянской либеральной системы оформление политических партий произошло позднее, чем во многих европейских странах. Когда же партии были, наконец, созданы, они также оказались более аморфными и значительно слабее организованными, чем в других странах. Например, самая крупная партия Италии - либеральная - объединяла в себе различные, иногда мало совместимые течения (и либеральное, и консервативное). Здесь совершилась та самая политическая диффузия, которая была совершенно немыслима ни в Великобритании, ни в США, ни даже во Франции. Свою же организационную структуру партия упорядочила лишь в 1922 г., когда ее влияние в обществе уже начало сокращаться в связи с резким усилением фашистской партии Муссолини.
Примечания:
[1] Неогвельфы - безоговорочные сторонники «партии папства»; термин находится в логической и ассоциативной связи со средневековыми гвельфами.
[2] Канделоро Дж. Католическое движение в Италии. М.,1968. С.39.
[3] Spadolini G. Le due Rome. Firenze,1975. Р.16.
[4] Цит. по: Salvatorelli L. Il pensiero politico italiano dal 1700 al 1850. Torino,1949. Р.300.
[5] Либерализм Запада XVII - XX вв. М.,1995. С.105.
[6] Cavour C.B. Discorsi Parlamentari. Vol.15. Firenze,1973. P.483.
[7] Токвиль А. Демократия в Америке. М.,1992. С.225.
[8] Boiardi F. Storia delle dottrine politiche. Vol.III. L’età liberale. Da Constant a Blanqui, 1821 - 1871. Milano,1973. P.307.
[9] Цит. по: Канделоро Дж. История современной Италии. Т.5. М.,1971. С.114.
[10] Лозинский С.Г. История папства. М.,1986. С.352.
[11] Massari G. Il conte di Cavour (Ricordi biografici). Milano,1935. Р.379.
[12] То есть сторонниками Филиппо Буонаротти, который после раскрытия «Заговора равных» 1796 г. во Франции и ареста своего соратника Гракха Бабефа бежал из Франции и долгое время нелегально находился в Италии.
