CC BY
182
07.00.00 - ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 94
Ю.В. АНТЮХОВ
старший преподаватель, кафедра истории государства и права, Орловский государственный университет
E-mail: yuri2007a@yandex.ru
UDC 94 Y.V. ANTYUKHOV
Senior Lecturer, Department of History of State and Law,
Orel State University E-mail: yuri2007a@yandex.ru
ИСТОРИЯ ЗНАЧЕНИЯ ПОНЯТИЯ ЭКСТРЕМИЗМА В РОССИИ ДО ЛЕГАЛИЗАЦИИ ТЕРМИНА В ОТЕЧЕСТВЕННОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ (ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКЦИЯ)
HISTORY OF INTERPRETATION OF CONCEPT OF EXTREMISM IN RUSSIA BEFORE TERM LEGALIZATION IN THE DOMESTIC LEGISLATION (HISTORICAL RETROSPECTION)
В российское историческое пространство понятие экстремизма пришло в начале XX века. Национальный корпус русского языка позволяет отследить момент появления и периоды наибольшего использования в русском языке понятия «экстремизм», которое употреблялось в широком не только политическом историческом контексте. Частотность употребления понятия на протяжении XX века имела несколько взлетов и падений, связанных, прежде всего, с общественной потребностью маркировки наиболее исторически острых периодов отечественной истории. Однако постепенно понятие экстремизма занимает довольно значительную нишу в русском языке, а в дальнейшем она только увеличивается с момента его легализации в российском праве.
Ключевые слова: экстремизм, революционный экстремизм, политический экстремизм, русский радикализм, коммунистический экстремизм, биологический экстремизм, эволюционный экстремизм.
The concept of extremism has come to the Russian historical space in the beginning of theXX-th century. The national corpus of Russian language allows to trace the moment of occurrence and the periods of the greatest use in Russian of concept extremism which was used in a wide not only political historical context. Rate of the use of concept throughout the XX-th century had some launches and the falling connected, first of all, with public requirement of marks most historically of the sharp periods of domestic history. However gradually the concept of extremism occupies considerable enough niche in Russian, and further it only increases from the moment of its legalization in the Russian law.
Keywords: extremism, revolutionary extremism, political extremism, Russian radicalism, communistic extremism, biological extremism, evolutionary extremism.
История понятия «экстремизм» в России начинается с XX века. Следует отметить, что этот термин в нашей стране стал активно использоваться для обозначения приверженности к крайним взглядам и мерам на заре XX века.
Полезную информацию об использовании понятия экстремизма в России предоставляет Национальный корпус русского языка [14]. Опираясь на его данные, можно проследить распределение по годам или частоту (на миллион словоформ) использования слова «экстремизм» в русском языке, а также оттенки значения, которые имело понятие в определенные исторические периоды.
Впервые слово «экстремизм» зафиксировано в 1917 г. С этого времени начинается первый интенсивный период его использования, который закончился в 1931 г. Пик наибольшего употребления слова пришелся на 1924 г. (1924: 0.67232).
Второе появление слова зафиксировано национальным корпусом русского языка в 1944 г. Для данного периода характерно менее интенсивное его использования по сравнению с первым периодом. Однако с 1945 г. по
1951 г. приходится довольно широкое его применение в русском языке (1945-1951: 0.14828). Закончился данный отрезок использования слова «экстремизм» в 1952 г.
Третье появление слова в русском языке зафиксировано Национальным корпусом русского языка в 1966 г. Третий период - наиболее интенсивный, имеет несколько вершин максимально частого использования слова. Этот период еще не закончился и продолжается вплоть до настоящего времени. Выделяются два пика употребления слова в 1988 г. и 2001 г. (период самого интенсивного использования слова «экстремизм» в русском языке за всю его историю) (1988: 1.04736; 2001: 1.33123). Между 1988 и 2001 годами наблюдается наибольший спад интереса и употребления понятия, который пришелся на 1995 г. (1995: 0.36142), но затем можно наблюдать рост популярности понятия и его широкого использования носителями языка. После 2001 года употребление слова пошло на спад, который длится вплоть до настоящего времени.
Понятие экстремизма в русский язык в относительно широкий оборот было привнесено из-за рубежа, не только в прямом, но и в переносном смысле. Первые
© Ю.В. Антюхов © Y.V. Antyukhov
примеры использования слова в русском языке можно обнаружить в работах сменовеховцев Ю.В. Ключникова и Н.В. Устрялова в 1921 году, в опубликованных ими работах за пределами России. Понятие экстремизма, с позиции сменовеховцев, тесно связано с событиями революции 1917 года и гражданской войны.
В статье «Смена вех» (1921) Ю.В. Ключников написал: «Во имя преодоления экстремизма сами превращаются в экстремистов, но наизнанку, что еще хуже: белый экстремизм - это озверелое желание, чтобы от революции остались одни только разрушения, и чтобы ценою их решительно ничего не было создано» [1]. Н.В. Устрялов в статье «Patriótica» замечал: «Отсюда - ее "вихревой" облик, ее "экстремизм", типичный для всякой великой революции. Но отсюда же и неизбежность ее "неудачи" в сфере нынешнего дня» [1]. Вышеупомянутые работы были написаны и опубликованы за границей. Они имеют скорее публицистический оттенок, несмотря на то, что авторы стремятся следовать строгому научному изложению. В первой цитате идет речь о «белом экстремизме», который характеризует крайности белого движения, и отмечается одна из наиболее характерных черт явления - экстремизм легко переходит из одной крайности в другую, что автор и подчеркивает. Любые попытки преодоления экстремизма насильственными мерами приводят или превращаются в новый полярный антагонистический экстремизм. Во второй цитате экстремизм связывается с событиями революции, которые имеют продолжение в современности. В данной цитате автор делает выводы, которые выходят за рамки революционных событий. Он отмечает, что революционный экстремизм не приводит к положительным результатам, но более того, его последствия - неизбежные «неудачи» в настоящем. Таким образом, можно с большой степенью вероятности утверждать, что в русский язык термин «экстремизм» попал практически сразу же после кульминационных исторических событий начала XX века и имеет к ним непосредственное отношение. Первыми, кто обратил внимание на экстремизм, присущий событиям, связанным с русской революцией, были россияне, покинувшие страну и пытающиеся переосмыслить «переломную эпоху» и ее последствия.
Известный сменовеховец Ю.В. Ключников, упомянутый выше, в 1922 году в своей книге «На великом историческом перепутье» неоднократно использует понятие экстремизма, связывая его с революционными событиями в России. Автор развивает собственную концепцию понимания русской революции и расширяет возможности термина. Появляется экстремизм политический, противопоставляемый эволюционному пути развития общества, которое могло бы, по мнению автора, «гладко и планомерно» решить проблемы, от которых революция стремится избавить общество посредством экстремизма. В предисловии автор написал: «Избавить от нее (мировой революции) человечество может лишь быстрая, энергичная, искренняя и талантливая эволюция, которая гладко и планомерно выполнила бы все то, что жизнь стремится завоевать себе в бур-
ных и кровавых приступах политического экстремизма» [2]. В своем труде Ю.В. Ключников еще несколько раз использует понятие «экстремизм», но в различных контекстах: «Мы проследим замечательное сцепление соотношений между Моралью, Правом и Политикой, с одной стороны, и между духом консерватизма, либерализма и революционного экстремизма - с другой; между режимами монархическим, республиканским и советским и (соответственно) между империализмом, федерализмом и рабочим интернационализмом; - между социологическими принципами неравенства, равенства и единства и между идеалами аристократов, демократов и социалистов» [2]. Ю.В. Ключников связывает понятие экстремизма с определением революционный и, таким образом, придает революции безусловно негативный оттенок. Стоит помнить, что явление русской революции долго носило позитивный смысловой оттенок. Автор резко «повышает градус» публицистичности текста с помощью словосочетания «революционный экстремизм», усиливая смысловую нагрузку на весь контекст, объединяя, на первый взгляд, несопоставимые вещи.
В другом месте Ю.В. Ключников написал: «С полным основанием можно утверждать поэтому, что Вильсон одинаково близок и одинаково чужд как революционному экстремизму, так и консерватизму» [2]. Автор в этом случае соотносит революцию с одной из исторических крайностей, противопоставляя ее консерватизму. Антитеза революционного экстремизма консерватизму обнаруживает положительные коннотации экстремизма, ставит его в ряд традиционных политических понятий. В некотором роде экстремизм, с точки зрения автора, постепенно становится обыденной частью русского исторического пейзажа.
Еще дальше можно обнаружить другой текст с упоминанием экстремизма: «Почему не допустить, что именно России и только одной России выпадет на долю излечить мир от всех социальных зол капиталистического строя? Такова в своей политической основе мысль Ленина и всего русского революционного экстремизма» [2]. Понятие революционного экстремизма являлось, по мнению автора, существенной частью политической позиции Ленина, которая направлена на борьбу с язвами капитализма не только одной отдельно взятой страны, но и всего мира. В данном случае экстремизму приписывается возможное положительное качество, которое помогает преодолеть недостатки капитализма. Понятие «революционный экстремизм» получает острое противоречивое неоднозначное значение. Сочетание определения «революционный», которое имело скорее положительное значение, с понятием «экстремизм», где доминирует оттенок негативного, давало острый полемичный эффект. В тексте явно ощущаются нотки пропагандистской риторики, которая подкрепляется понятием революционного экстремизма. И еще одна ремарка со словом экстремизм: «Однако, сколько бы экстремизм русского большевизма и Ленина ни был коренным русским, его успехи не зависят исключительно
от событий в России» [2]. Ю.В. Ключников продолжает развивать значение понятие экстремизма, которое он приписывает, с одной стороны, русскому большевизму, а с другой стороны, утверждает что на успехи «коренного русского» экстремизма влияют и международные события. Экстремизм становится глобальным явлением, пустив корни в русской национальной почве.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что первые упоминания об экстремизме связаны в первую очередь с развитием российской политической мысли за рубежом, попытками осмыслить последствия революции 1917 года и ее влияние на события в мире. Словосочетание «революционный экстремизм» несет не только негативный оттенок значения, но и приобретает положительные коннотации при оценке российских событий 1917 года. Понятие революции раскрывалось наиболее полно в значении открытых новых возможностей, которые порой перехлестывали через край. Однако любая революция, по мнению её идеологов, переходит границы и получает экстремальные значения. Ближе к современности словосочетание «революционный экстремизм» приобретает исключительно негативную окраску. Следует отметить, что две выделенные разновидности революционного экстремизма: «экстремизм русского большевизма» и «белогвардейский экстремизм» имеют различную понятийную оценку -первый употребляется с большим положительным значением, второй - имеет только негативную коннотацию, что скорее коренится в позиции авторов-сменовеховцев.
В 1927 году использование слова «экстремизм» в русском языке снова зафиксировано в работе сменовеховца Н.В. Устрялова «Под знаком революции», которая первоначально была опубликована в Харбине. Понятие экстремизма, с позиции Н.В. Устрялова, имеет отношение к русской революции 1917 года. Любую революцию автор оценивает с точки зрения экстремизма: «Отсюда - ее "вихревой" облик, ее "экстремизм", типичный для всякой великой революции» [3]. Н.В. Устрялов полагает, что большевизм со временем откажется от экстремизма, с которого начинал: «"Поумневший" большевизм 22 года, распростившийся с львиной долей "глупостей" утопизма и экстремизма, очевидно, весьма мало похож на большевизм 17-го» [3]. Ученый вводит словосочетание «коммунистический экстремизм», близкое к понятию революционного экстремизма, но, по-видимому, более протяженному во времени, то есть значение слова охватывает не только первые годы русской революции. Он полагает, что коммунистический экстремизм постепенно избавится от крайней идеологической составляющей и станет более сбалансированным. А произойдут эти изменения в результате острой полемики внутри правящей группы: «Неудержимо развивающийся процесс обмирщения коммунистического экстремизма есть истинно-действенная и глубоко-плодотворная самокритика русской революции» [3]. В 1927 году Н.В. Устрялов продолжает развивать тему «революционного экстремизма» в рамках собственных политических идей и выражает уверенность в том, что он (экстремизм) со
временем будет меняться или уходить на задний план в политике большевиков.
Другой автор, неоднократно использовавший слово «экстремизм» в своих литературных работах, датированных 1926-1927 гг., был М.М. Пришвин, известный русский литератор, в тот период резко дистанцировавшийся от политики. В его работах понятие экстремизма лишено политического значения. Автор в дневниковых записях использует слово в литературном, философском, сексуальном, психологическом аспекте, и лишь в последней цитате свойство «экстремный» М. М. Пришвин относит к большевизму, связывая понятие со сверхчеловеком - с ключевой идеей философа Ф. Ницше.
М.М. Пришвин в дневниковых записях приоткрывает завесу над художественным процессом, показывает, как он создает своих литературных героев, выписывает их характеры: «Пишу Алпатова чистым, а между тем сам в это время не был чист, и это очень задевает: ведь я хочу держаться натуры. Но вот особенность моей натуры, из которой можно выделить кусок для создания Алпатова: в общем редкие «падения», притом с проститутками, совсем не затрагивали собственно эротическую сторону моей природы, напротив, очень возможно, что именно это силой отталкивания («не то!») закупоривало девственность, создавая экстремизм» [4]. Экстремизм у автора связан с сексуальными проблемами человека, с его интимным опытом или, точнее, его отсутствием. Экстремизм появляется ввиду недостатка сексуального опыта. М.М. Пришвин в этом случае отталкивается от идей З. Фрейда, который связывал экстремизм человеческой натуры с его сексуальным удовлетворением.
Во второй цитате М. М. Пришвин продолжает тему эротического и его связи с экстремизмом, который имеет отношение к романтизму человеческой натуры: «"Романтизм" я понимаю как излучение эротической силы вне себя, отсюда экстремизм» [4]. Романтизм, по мнению автора, является также источником экстремизма в процессе «излучения эротической силы». В этом случае автор выстраивает психологическую теорию личности, опираясь на представления о романтизме, свойственном отдельным проявлениям человеческого поведения.
Писатель, излагая свою позицию по поводу идеализма И. Канта, приводит эротический пример самца, преследующего самку, и награждает философские взгляды И. Канта оценкой экстремизма: «Кант с его идеализмом (мир как представление) есть явление экстремизма, героизма (самец, утратив из виду самку, продолжает лететь до тех пор, пока, наконец, движение его не становится как бы самоцелью, "представлением", "идеей", а самка, т. е. мир в себе, недоступна, не познаваема)» [4]. М.М. Пришвин критикует философскую идеалистическую концепцию И. Канта с позиции материалиста, полагая, что идеализм является неким экстремистским учением.
Еще в одной цитате из дневника М.М. Пришвина звучит негативное отношение к философии И. Канта. Разрабатывая литературный образ, он делает замеча-
ние о том, что взгляды И. Канта экстремистские и литературный герой должен продемонстрировать это: «Разоблачение Кантовского и пр. экстремизма в образах <1 нрзб.> вложить Писареву в кабаке, когда немец вызывает на дуэль Алпатова)» [4].
М.М. Пришвин не был сторонником идеи прогресса, которую приравнивал к экстремизму, о чем упомянул в дневнике: «Идея "прогресса" относится также к экстремизму» [4]. К сожалению, трудно сделать выводы о причинах такого суждения.
Писатель, размышляя о личном счастье, касается экстремизма жизни, который возникает, по его мнению, при отсутствии счастья. Экстремизм в данном случае имеет отношение к человеческой психологии, к представлениям, рождающимся у человека, который размышляет об экзистенциальных вопросах собственной жизни: «Когда я рассказывал Розанову о своих путешествиях в Ср. Азии, он сказал: "Это все от Ницше". Я думаю, это он сказал в том смысле, что мой экстремизм, как всякий, имел основу в отсутствии личного счастья, а радостное состояние было тем неустойчиво восторженным чувством, которое и у Горького в босяках и вообще за пределами человеческого: это как бы состояние свечения метеора во время полета его в иной атмосфере. Сверхчеловек и есть тот метеор, вылетающий из своей орбиты в чужую ему атмосферу и в ней сгорающий. Сверхчеловек - это неудачник, сгорающий в борьбе за сверх-счастье (наш большевизм - тоже весь экстремный)» [4]. В конце цитаты М.М. Пришвин делает широкое философское обобщение, связанное с идеями Ф. Ницше, с его сверхчеловеком, которое он продолжает по отношению большевизма, называя его «экстремным». Писатель вообще свободно обращается с понятием экстремизма, используя его для уточняющих психологических, философских, интимных характеристик, расширяет значение экстремизма до масштабов, выходящих за рамки любых научных дисциплин. М.М. Пришвин находит новые возможности для использования понятия экстремизма. По-видимому, чем дальше российское общество отходило от революционных событий, тем более широкое значение приобретало понятия экстремизма.
В 1948 году понятие «экстремизм» можно встретить в работе известного русского философа В.В. Зеньковского «История русской философии», которая была опубликована во Франции. Экстремизм в его книге скорее связан с философией и психологией, с широким научным контекстом. В одной из цитат автор анализирует русский радикализм, который отличает высокая степень экстремизма, ведущего к мечтательности, к утопическому сознанию у россиян: «Русский радикализм, не знающий никаких авторитетов, склонный к крайностям и острой постановке проблем, начинается именно в эту эпоху. Но как раз в силу этого резкого разрыва с историей, в силу экстремизма, - в русских умах начинает расцветать склонность к мечтательности, т. е. к утопиям» [5]. Философ обнаруживает связь экстремизма с утопическим сознанием, соотнося его, прежде
всего, с крайним радикализмом личности россиян. В России люди, общество, государство легко переходят от одной крайности к другой во всем, что «резко разрывает историю (страны)». Проницательное замечание остается актуальным по настоящее время. В другой цитате с помощью понятия экстремизм дается оценка личных качеств М.А. Бакунина, видного русского мыслителя, одного из идеологов народничества: «Спасаясь от "тоски и апатии", которые он испытывал, по его словам, на военной службе, Бакунин уходит в напряженную умственную работу. Уже в эти ранние годы основные черты его характера - чрезвычайное развитие фантазии, потребность экзальтации, экстремизм, "одержимость" какой-либо идеей, склонность к отвлеченному мышлению - проявлялись в полной силе» [5]. По сути, автор подтверждает выше сформулированный тезис на примере одной из ярких исторических фигур эпохи М.А. Бакунина. Экстремизм в тексте В.В. Зеньковского является свойством радикализма русского общества, государства и качеством талантливого, высокоодаренного человека, взгляды которого отличали крайние суждения. Экстремизм, с позиции философа, является суммой крайностей, результат радикализма.
В 1970 году экстремизм появляется в контексте литературной критики в массовом советском журнале «Огонек» в статье В. Чалмаева «Чувство семьи единой», в которой рассматриваются последние литературные тенденции, дается разбор наиболее ярких советских художественных произведений, написанных в духе революционных традиций социалистического реализма, которые противопоставляются экстремизму буржуазной литературы, связанному в первую очередь с модернизмом, что требует, по мнению автора, «упразднения чувства революционного первородства»: «И мне кажется, что модернизм, экстремизм, неоавангардизм, под каким бы именем он сегодня ни выступал, в этом смысле есть утверждение не нового эстетического мира, а шаг назад в художественном развитии человечества» [10]. Советский литературный критик использует слово «экстремизм» для характеристики новых тенденций западной культуры. Экстремизм, по мнению автора, является крайне негативным феноменом, который угрожает «истинной» культуре.
В 1987 году слово появляется в журнале «Знание-Сила» в номерах 9 и 12, соответственно в статьях К.Е. Литвина «"Кентавр" выходит на связь» и С. Мейена «Кто первый бросит камень?». Оба автора ученые-биологи в своих работах анализирую научные проблемы. Понятие «экстремизм» становится частью естественнонаучного текста. «Конечно, это крайняя точка зрения, родившаяся как естественная реакция на биологический экстремизм, который исходит из мысли, что никакая упрощенная модель, не учитывающая всего разнообразия живого, не может принести ни малейшей пользы ни науке, ни практике» [11]. К.Е. Литвин предлагает еще одно словосочетание «биологический экстремизм» и здесь же дает его определение. Экстремизм в биологии, по мнению автора, связан с упрощенной мо-
делью биологического знания, которое если не может учитывать «всего разнообразия живого», то не может быть полезным для науки. Понятие экстремизма подкрепляет негативное значение описываемой ученым закономерности.
С. Мейен предлагает еще одно словосочетание с понятием «экстремизм» - «эволюционный экстремизм»: «Именно среди таких людей чаще всего встречаешь эволюционный экстремизм и наиболее отчаянное сопротивление всякому сближению противоположных эволюционных взглядов» [12]. Известный биолог полагает, что сопротивление сближению противоположных эволюционных взглядов характеризует людей, склонных к экстремизму.
В 1989 году слово «экстремизм» можно обнаружить у Роя Медведева «О Сталине и сталинизме» и у А. Д. Сахарова в его воспоминаниях «Горький, Москва, далее везде», а также у Н. Ивановой, известного литературного критика, в небольшой публицистической работе «Освобождение от страха». В первых двух случаях понятие экстремизма появляется в политологическом контексте, и значение его лежит в области политического. В третьем случае экстремизм является частью полемического контекста, тяготеющего к политическому анализу. В исторических очерках Роя Медведева «О Сталине и сталинизме», опубликованных в журнале «Знамя» в № 1-4 за 1989 год, в № 2 есть характеристика деятельности Сталина: «В 1929-1931 годах политический экстремизм Сталина становится особенно опасным» [13]. В воспоминаниях А. Д. Сахарова «Горький, Москва, далее везде» член Президиума академик Коптюг, выражая личное мнение о предвыборной программе академика Сахарова, сказал: «Сахаров писал также о необходимости передать в аренду землю убыточных колхозов немедленно, еще до начала посевной кампании. Совершенно ясна нереальность этого требования (посевная кампания уже идет). Это опасный экстремизм» [6]. В данном случае понятие экстремизма используется в качестве маркера, ярлыка. И Н. Иванова приводит слова, направленные в ее адрес со стороны Ю. Идашкина, в которых фигурирует понятие экстремизма: «Из его статьи "Разные лики покаяния" ("Литературная Россия", 1988, № 2) я узнала о себе следующее (обвинение направлены в адрес моей, как ее называет Ю. Идашкин "нравственно-политической позиции"); "агрессивное стремление к моральному, а затем и организационному отлучению инакомыслящих", "ликующая агрессивность", "экстремизм", "авангардизм" который "является обратной стороной консерватизма" - даже - жажда "стать Жанной д'Арк литературного обновления", которой хочется "возжечь" "маленький, но очень жаркий" костер.. .»[7].
Академическая справочная литература указывает, что истоки понятия находятся в латинском языке, однако его семантические отзвуки можно обнаружить в виде
упоминаний в работах древнегреческих мыслителей. Именно из латинского языка понятие пришло в другие основные европейские языки. Что касается русского языка, то большинство авторов энциклопедических изданий склоняются к предположению, что слово «экстремизм» пришло из французского языка в начале XX века. Заимствование, по словам Л.П. Крысина, - это «процесс перемещения различных элементов из одного языка в другой. Под различными элементами понимаются единицы различных уровней структуры языка - фонологии, морфологии, синтаксиса, лексики, семантики» [8]. По мнению М. А. Брейтера: «Основной причиной заимствования иноязычной лексики признается отсутствие соответствующего понятия в когнитивной базе языка-рецептора» [9]. В нашем случае можно утверждать, что образовалась некая семантическая потребность для обозначения явления, которое в начале XX века в России было одним из самых распространенным. Поэтому понятие экстремизма из Западной Европы перекочевало в нашу страну. Первыми, кто активно применял понятие в своих работах, были участники движения, которое получило название «смены вех». Однако кроме политологического значения термин использовался и в других самых разных значениях: философском, психологическом, даже эротическом, но обращает на себя внимание то, что четкое определение и область применения отсутствовали.
Важность этимологической трактовки понятия «экстремизм» предопределяется междисциплинарным характером предмета исследования, который изучается в рамках различных наук: истории, политологии, философии, психологии, социологии, права и других.
В широкий научный оборот термин «экстремизм» попал относительно недавно, несмотря на то, что описывает явление довольно распространенное как в истории человеческого общества, так и в истории России. Именно поэтому так не достает исторического измерения в исследовании понятия экстремизма, которое может объяснить генезис и прояснить определение понятия, тем более что со временем его трактовка менялась, наполнялась новыми смыслами.
Подводя предварительные итоги использования слова «экстремизм» в русском языке в исторической ретроспекции, как предоставляет Национальный корпус русского языка, можно утверждать, что оно в России появилось сразу же после 1917 года и употреблялось в широком не только политическом историческом контексте. Частотность употребления понятия на протяжении XX века имела несколько взлетов и падений, связанных, прежде всего, с общественной потребностью маркировки наиболее исторически острых периодов отечественной истории. Однако постепенно понятие «экстремизм» занимает довольно значительную нишу в русском языке, а в дальнейшем она только увеличивается с момента его легализации в российском уголовном праве.
Библиографический список
1. Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 год. Документы и материалы. М.: Гуманитарный издательский центр Владос, 1999. 776 с.
2. КлючниковЮ.В. На великом историческом перепутье. М.: Вузовская книга, 2001. 200 с.
3. УстряловН.В. Под знаком революции. Харбин, 1927. 415 с.
4. ПришвинМ.М. Дневники. 1926-1927. М.: Русская книга, 2003. 592 с.
5. Зеньковский В.В. История русской философии. М.: Академический Проект, Раритет, 2001. 880 с.
6. СахаровА.Д. Горький, Москва, далее везде. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1990. 286 с.
7. Иванова Н. Освобождение от страха // Библиотека «Огонек», 1989, № 7, 46 с.
8. Крысин Л.П. Русское слово, свое и чужое: Исследования по русскому языку и социолингвистике. М.: Языки славянской культуры, 2004. 888 с.
9. Брейтер М.А. Англицизмы в русском языке: история и перспективы // Пособие для иностранных студентов-русистов. Владивосток. Диалог. МГУ, 1997. 156 с.
10. ЧалмаевВ. Чувство семьи единой // «Огонек». № 11, 1970, C. 22-25.
11. Левитин К.Е. «Кентавр» выходит на связь // Знание-сила. 1987. № 9. С. 36-42.
12. Майен С. Кто первый бросит камень? // Знание-сила. 1987. № 12. С.75-80.
13. Медведев Р. «О Сталине и сталинизме» // Знамя. 1989. № 2. С. 174-222.
14. Национальный корпус русского языка. http://www.ruscorpora.ru
References
1. Political history of Russian emigration 1920-1940. Documents and materials. М: Humanitarian publishing centre Vlados, 1999. 776 p.
2. Klyuchnikov Yu.V. On great historical crossroads. М: the High school book, 2001. 200 p.
3. Ystrjalov N.V. Under a revolution sign. Harbin, 1927. 415 p.
4. PrishvinM.M. Diaries. 1926-1927. М: the Russian book, 2003. 592 p.
5. Zenkovsky V.V. History of Russian philosophy. М: the Academic Project, the Curiosity, 2001. 880 p.
6. SaharovA.D. Gorkji, Moscow, further everywhere. New York: Publishing house of Chekhov, 1990. 286 p.
7. Ivanova N. Freedom from fear // Library "Ogonjok", 1989, № 7, 46 p.
8. Krysin L.P. Russian word, and another's: Researches on Russian and sociolinguistics. М: Languages of slavic culture, 2004. 888 p.
9. Brejter M. A. Anglicisms in Russian: history and prospects//the Grant for foreign students-specialists in Russian philology. Vladivostok. Dialogue. The Moscow State University, 1997. 156 p.
10. Chalmajev V. Feeling of a uniform family // "Ogonjok". № 11, 1970, Pp. 22-25.
11. Levitin K.E. "Centaur" contacts // A knowledge is a power. 1987. № 9. Pp. 36-42.
12. Mianen S. Who is the first will throw a stone? // A knowledge is a power. 1987. № 12. Pp.75-80.
13. MedvedevР. «About Stalin and Stalinism» // Znamja. 1989. № 2. Pp. 174-222.
14. The national corpus of Russian language. http://www.ruscorpora.ru
