CC BY
266
УДК 343
Олейников Александр Анатольевич
начальник отдела по расследованию организованной преступной деятельности в кредитно-финансовых учреждениях в сфере компьютерной информации следственной части ГСУ ГУ МВД России по Краснодарскому краю, подполковник юстиции [email protected]
Alexander A. Oleynikov
the head of department of investigation of organized criminal activity in financial institutions in the sphere of computer information of investigative part of GSU Ministry of Internal Affairs of Russia on Krasnodar Krai, lieutenant colonel of justice [email protected]
История становления
законодательства россии о конфискации имущества как уголовно-правовой меры воздействия на преступность
Story of formation of
the legislation of russia about confiscation of property as criminal and legal corrective action on crime
Аннотация. Статья посвящена вопросам становления и развития законодательства России о конфискации имущества. В ней приводится ретроспективный анализ указанного института как уголовно-правовой меры воздействия на преступность, раскрываются такие понятия как «конфискация имущества» и «специальная конфискация имущества». В завершении автор приходит к выводу, что конфискация имущества как вид уголовного наказания всегда сохраняла свое место в системе уголовных наказаний и, преследовала цели предупреждения преступности посредством изъятия из гражданского оборота орудий и средств совершения преступлений, предметов, запрещенных или ограниченных в гражданском обороте, предметов добытых преступным путем. Кроме того, конфискация служила средством пополнения бюджета в периоды, когда государство особо нуждалось в дополнительных источниках финансирования своих программ.
Ключевые слова: конфискация имущества, преступность, преступление, законодательство, уголовно-правовая мера.
Annotation. Article is devoted questions of formation and development of Russian legislation on the confiscation of property. It provides a retrospective analysis of the Institute as a criminal-legal measures of influence on criminality, reveals concepts such as «confiscation of property and special confiscation of property». In the conclusion the author comes to the conclusion that the confiscation of property as kind of criminal punishment has always maintained its place in the system of criminal punishments, and pursued the aims of preventing crime by removing from civil circulation of weapons and instrumentalities of crime, items prohibited or restricted in civil circulation, items obtained by criminal means. In addition, confiscation as a tool of replenishment of the budget in periods when the state particularly needed additional funding for their programs.
Keywords: сonfiscation of property, crime, crime, legislation, criminal law measure.
Конфискация имущества как мера государственно-правового воздействия на лицо, совершившее преступление, известна отечественному уголовному законодательству с древнейших времен. Этимологически, используемый в современном уголовном праве, термин «конфискация» происходит от латинского «сопИэсайо» - «помещение в корзину для хранения денег» и определяется как «принудительное изъятие имущества, денег и т.д. в собственность государства в соответствии с судебным решением или административным актом» [1].
Первые упоминания о наказании виновного в преступлении лица посредством применения к нему конфискации имущества встречаются в Русской
Правде. При этом, регламентация конфискации имущества в древнейшем источнике права осуществлялась посредством установления наказания в виде «потока и разграбления», заключавшегося фактически в изъятии и использовании имущества виновного членами его общины [2]. Однако, перечень деяний, за которые лицо подвергалось данному наказанию согласно Русской Правде, был существенно уже перечня деяний, влекущих конфискацию имущества в последующие периоды развития российского права и чем в настоящее время, в частности. Так, потоком и разграблением наказывались «разбой без свады» (в современном прочтении - убийство из корыстных побуждений или сопряженное с разбоем), поджог гумна или дома, а так же «коневая татьба» [3].
В последующих отечественных правовых актах, устанавливающих аналогичную конфискации имущества ответственность за совершение преступления упоминается о передаче имущества виновного царю, либо его (царя) приближенным. В Судебнике Ивана III «лишение имущества», являясь аналогом конфискации, регламентировалось в качестве дополнительного вида наказания [4]. Позднее, круг преступлений, наказуемых конфискацией имущества, постепенно расширялся. Соборное Уложение 1649 г. предусматривало конфискацию имущества, подразделяя ее на полную и частичную конфискацию. Так, например, при совершении политического преступления или продажу табака предусматривалась конфискация всего имущества, принадлежащего виновному: «животы все и поместья, и вотчины имать на Государя» [5]. Кроме того, Соборное уложение 1649 г. предусматривало некий аналог современных норм о конфискации имущества, представляющий собой частичную конфискацию, именуемую в современном праве специальной: такая частичная конфискация предусматривала изъятие у виновного в совершении «экономического» преступления средств его совершения - конфискацию орудий торговли у лиц, не имеющих права на осуществление торговой деятельности.
В эпоху правления царя Петра I применение конфискации имущества продолжало расширяться. Соборное Уложение предусматривало за неуплату налогов наказание, в виде конфискации «животов, поместьев и вотчины». Кроме того, гонения в отношении раскольников и еретиков также сопровождались конфискацией их имущества [6].
Широко применявшаяся общая конфискация, приносила определенный доход в казну государства. При этом, за счет подлежащих конфискации средств обеспечивался необходимый уровень общественного противодействия преступности: «конфискованные недвижимые имения всего чаще передавались лицам, содействовавшим розыску виновных» [7], Кроме того, в обозначенный период применялся и иной вид конфискации, так же как и общая конфискация, известным образом способствовавший экономическому развитию страны, но не посредством изъятия имущества виновного и обращения его в доход государства, а посредством стимулирования промышленников-кораблестроителей к применению ими новых технологий при строительстве кораблей: так, в 1720 г. Петром1 был издан Указ об уничтожении «построенных «старым манером» судов».
Регламентируемая законодательством рассматриваемого периода, конфискация имущества применялась и в иных подобных случаях. Так, Н.С. Таганцев отмечает, что «Указ 1714 г. (Полное собрание законов, № 2848) запрещает во всем государстве строить каменные дома, понеже в С.-Петербурге каменные строения зело медленно строятся от того, что каменщиков и прочих художников того дела достать трудно; запрещаются эти каменные постройки под угрозой жестокого наказания - разорения всего имения и ссылки, а в 1719 г. повелевается все ка-
менные дома, отстроенные после 1714 г., отбирать в казну, а хозяевам домов о том, когда они выстроены, ведено сказывать правду под угрозой смертной казни и т.п.»[8].
А.Р. Филиппов отмечает, что законодательство рассматриваемого периода предусматривало «лишение пожитков» или «изъятие части имущества» [9], т.е., соответственно, полную или частичную конфискацию за шельмование. Конфискация имущества применялась за «покушение на жизнь государя, измену» [10], т.е. государственные преступления, современными аналогами которых являются преступления против государственной власти и преступления террористического характера. При этом, становится очевидным, что конфискация в обозначенных случаях применялась в качестве дополнительного наказания к самой суровой мере государственно-правового воздействия - смертной казни. Так, в курсе лекций «Русское уголовное право» Н.С. Таганцев указывает: «Четвертование и конфискация за государственные преступления производилась и над теми, которых воля и хотение к тому были, равно как и над недоносителями: «Кто против Его Величества особы хулительными словами погрешит ...» [11]. Примечательно, что нормативно-правовые акты рассматриваемого периода предусматривали не только регламентацию преступности и наказуемости деяния, но, в отличие от действующего законодательства, мотивы и обоснование такой регламентации: «Кто против Его Величества особы хулительными словами погрешит, его действие и намерение презирать и непристойным образом о том рассуждать будет, оный имеет живота лишен быть и отсечением головы казнен, ибо Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен, но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять» (артикул XX с толкованием)» [12].
Вместе с тем, при достаточно прочно устоявшихся представлениях о справедливости и допустимости конфискации имущества как вида уголовного наказания, средства предотвращения преступлений и «недопущения саботажа начинаний Государя», а так же, несмотря на ее очевидную экономическую привлекательность для экономики государства, все больше ученых в начале XVIII века отстаивали и оппозиционную точку зрения, суть которой сводилась к доказательству криминологической необоснованности рассматриваемого вида наказания, при определенных условиях детерминирующего преступность [13]. Так, Ч.Беккариа в трактате «О преступлениях и наказаниях» высказывался против применения конфискации имущества, обосновывая свою позицию тем, что «отобрание имущества определяет цену за голову слабого, наказывает невинного за виновного и ставит самих невиновных в отчаянную необходимость совершить преступление» [14].
Обозначенные идеи необходимости отказа от конфискации имущества как вида уголовного наказания впоследствии нашли отражение и в законодательстве. Так, в эпоху правления Екатерины II, ст.
23 Жалованной грамоты дворянству 1787 г. определяла, что «благородного наследственное имение в случаях осуждения и по важнейшему преступлению да отдастся его законному наследнику, а Указом 1802 г. 6 мая это постановление распространено на состояния - купеческое, мещанское» [15]. Безусловно, обозначенные нормативы наглядно характеризуют наметившиеся направления уголовной политики России по исключению из числа уголовных наказаний конфискации имущества. Некоторые современные авторы отмечают, что в рассматриваемый период вплоть до 1826 г. «конфискация не применялась ни к каким сословиям, обладавшим собственным имуществом» [16].
Н.С. Таганцев отмечал не только теоретическую, но и практическую несостоятельность полной конфискации имущества, как вида уголовного наказания, с чем связывал принятые в 1871 году решения Министерства юстиции и Редакционной комиссии проекта Уложения 1903 года об исключении полной конфискации имущества из системы наказаний в разрабатываемом в обозначенный период уголовном праве России.
Отказ законодателя от полной конфискации имущества на рубеже Х1Х-ХХ веков никоим образом не отразился на признании необходимости и допустимости регламентации специальной конфискации имущества, как изъятия орудий, средству и предметов преступления.
При этом, сам по себе термин «специальная конфискация» включал как изъятие орудий, средств и предметов преступления с последующим их обращением в пользу государства или иных лиц (к примеру, потерпевших, лиц, содействующих розыску преступников и т.п.), так и изъятие имущества в целях его последующего уничтожения. К последнему относилось уничтожение предметов, принципиально запрещенных в гражданском обороте (запрещенные книги, поддельные деньги и т.п.). К специальной конфискации относили и конфискацию, хотя прямо и не запрещенных в гражданском обороте, но специально предусмотренных законом предметов и вещей в целях их уничтожения (например, испорченных продуктов питания («съестных припасов», построенных «старым манером» судов»).
Достаточно подробно специальная конфискация описывается Н.С. Таганцевым, приводящем ее классификацию по трем составляющим. Так, классиком выделяются:
1) Предметы, которые запрещается изготовлять, продавать, распространять, иметь при себе или хранить, как, например, поддельные денежные знаки, вредные для здоровья припасы, поддельные документы и т. п.
2) Вещи, предназначавшиеся или служившие для совершения преступных деяний, в случаях, когда отобрание их особо предусмотрено законом, понимая под виновными как физического исполнителя преступления, так и его соучастников.
3) «Иные особо в законе означенные предметы» [17].
Постреволюционная Россия, как молодое государство, находясь в состоянии Гражданской войны, не могла не регламентировать на законодательном уровне полную конфискацию имущества. Неизбежность тотального применения данного наказания определялась известным руководством к действию правящей партии большевиков - «экспроприация экспроприированного», «кто был ничем, тот станет всем» и, ставшим на сегодня анекдотичным выражением, « чтобы не было богатых».
Первым советским нормативным актом, регламентирующим полную конфискацию имущества, стал «Декрет о земле» [18]. Безусловно, нельзя в данном случае говорить о последней как о виде уголовного наказания, поскольку речь не велась об исполнении судебного решения, но, вместе с тем, в целях «осуществления великих земельных преобразований» [19], с точки зрения предмета правового регулирования данного закона, было вполне логичным, что «помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа; помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные переходят в распоряжение Волостных Земельных Комитетов и Уездных Советов Крестьянских Депутатов впредь до разрешения Учредительным Собранием вопроса о земле» [20]. Обозначенные нормативы выражали волю государственной власти, а потому (безотносительно политических симпатий) были вполне законным решением правящего класса.
Однако, анализируемый закон, с нашей точки зрения, имел существенные недостатки в части регламентаций отдельных положений, не относящихся, судя по названию закона, к его предмету правового регулирования. Так, абз. 2 преамбулы Декрета определял, что в распоряжение Волостных Земельных Комитетов и Уездных Советов Крестьянских Депутатов переходят «помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями [21] (выделено К.П.). Очевидно, что «живой и мертвый инвентарь, усадебные постройки и все принадлежности» не имели абсолютно никакого отношения к национализации земли, политически диктуемому и законодательно регламентируемому исключению земли из предметов товарно-денежных отношений и придания ей статуса народного достояния. С нашей точки зрения, мотивировкой принятия такого закона являлись, с одной стороны, корыстная заинтересованность новой власти в безвозмездном и (с принятием закона) правомерном приобретении собственности, с другой - очевидная необходимость обеспечения сохранности национализируемого имущества, обладающего несомненной ценностью и должного, по мнению власти, стать материальной основой ее функционирования. Последнее, в части стремления обеспечить сохранность конфискуемого имущества, также находит отражение в анализируемом законе: «Какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революцион-
ным судом. Уездные Советы Крестьянских Депутатов принимают все необходимые меры для соблюдения строжайшего порядка при конфискации помещичьих имений, для определения того, до какого размера участки и какие именно подлежат конфискации, для составления точной описи всего конфискуемого имущества и для строжайшей революционной охраны всего переходящего к народу хозяйства со всеми постройками, орудиями, скотом, запасами продуктов и проч» [22].
В этой связи мы полностью соглашаемся с точкой зрения А.В. Степанищева отмечающего, что «новым властителям нужны были средства производства, деньги, орудия труда для поддержания своего господства. Всего этого у них не было. Однако, указанными ценностями обладали представители отстраненных от власти слоев населения. Выход из создавшейся ситуации не мог быть иным, кроме лишения бывших хозяев их собственности и передачи ее хозяевам новым - «народу и большеви-кам»[23].
До вступления в силу УК РСФСР 1922 года, отдельные декреты, по сути, представляли собой уголовное законодательство России, которое предусматривало как общую (полную) конфискацию, так и специальную конфискацию имущества, составлявшего предметы, орудия или средства совершения преступлений. Так, например, п.11 Декрета СНК РСФСР от 28.10.1917 «О расширении прав городских самоуправлений в продовольственном деле» регламентировал следующее: «за нарушение настоящего декрета или основанных на нем предписаний городского самоуправления, а равно за противодействие мерам городского самоуправления в деле продовольствия, виновные подвергаются тюремному заключению до года и имущественному взысканию вплоть до конфискации всего имущества в пользу городов» [24]. Декрет СНК от 8 ноября 1917 г. «О введении государственной монополии на объявления» предусматривал тюремное заключение на срок до 3 лет и конфискацией всего имущества за саботаж, а также в случае сокрытия владельцами и служащими предприятий полиграфической промышленности документов или денег.[25] Декрет СНК РСФСР от 14.12.1917 «О запрещении сделок с недвижимостью», определял, что «Лица, продолжающие продажу и покупку и т.д. недвижимых имуществ и земли и не подчиняющиеся настоящему Постановлению, по решению местных судов, подлежат денежным взысканиям вплоть до конфискации имуще-ства»[26]. Принятая 19 декабря 1917 г. Инструкция «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний» наделяла революционные трибуналы правом выносить наказание в виде полной или частичной конфискации имущества виновного[27]. Так, например, в соответствии с положениями Декрета СНК РСФСР от 28.01.1918 «О Революционном Трибунале Печати» «за всякие сообщения ложных или извращенных сведений о явлениях общественной жизни, поскольку они являются посягательством на права и интересы революционного народа, а также нарушения узаконений
о печати, изданных Советской властью» в качестве меры наказания предусматривалась «конфискация в общенародную собственность типографий или имущества издания печати»[28].
Анализ положений Декрета СНК от 8 мая 1918 г. «О взяточничестве» позволяет судить о ярко выраженном классовом характере наказания в виде конфискации имущества. Так, в обозначенном документе буквально указывается, что: «Если лицо, виновное в даче или принятии взятки, принадлежит к имущему классу и пользуется взяткой для сохранения или приобретения привилегий, связанных с правом собственности, то оно приговаривается к наиболее тяжелым, неприятным и принудительным работам, и все его имущество подлежит конфискации»[29]. Примечательно, что этим же нормативно-правовым актом регламентировалась его обратная сила. Хотя, вместе с тем, справедливости ради, необходимо отметить, что он предусматривал и специальное основание освобождения от уголовной ответственности при деятельном раскаянии -если «лица, кои в течение трех месяцев со дня издания настоящего декрета заявят судебным властям о даче ими взятки»[30]. Представляется, что данное основание освобождения от уголовной ответственности в очередной раз подтверждает классовый характер анализируемого декрета: представители неимущего класса, действительно, освобождались в этом случае от уголовной ответственности, в то время как представители имущего класса, добровольно заявившие о данной или взятке, хотя и освобождались от уголовной ответственности в соответствии с положениями анализируемого закона, но, очевидно претерпевали имущественный ущерб. Поскольку достигнутые ими в результате взятки соглашения или договоры признавались, впоследствии ничтожными то лицо утрачивало право на имущество, полученное посредством взятки. Кроме того, перечень деяний, за которые могла быть, назначена конфискация имущества был достаточно широк, в связи с чем, признавшись в даче взятки, лицо обнаруживало тем самым совершение им иного деяния, также наказуемого конфискацией.
Принятый 19.11.1920 Декрет СНК РСФСР «О конфискации всего движимого имущества граждан, бежавших за пределы Республики или скрывающихся до настоящего времени» объявлял «собственностью Р.С.Ф.С.Р. все движимое имущество бежавших за пределы Республики или скрывающихся до настоящего времени граждан, в чем бы оно ни заключалось и где бы ни находилось» [31].
В дополнение и развитие декрета СНК от 16 апреля 1920 года «О реквизициях и конфискациях» был принят Декрет СНК РСФСР от 28.03.1921г. «О конфискациях и реквизициях имущества частных лиц в местностях, освобожденных от неприятеля», который устанавливал в качестве предмета безусловной конфискации «имущество лиц, проживающих в местностях Р.С.Ф.С.Р., которые были временно заняты неприятельскими или контрреволюционными войсками, и добровольно ушедших с противником при эвакуации из означенных местностей»[32].
Перечень преступлений, за которые может быть назначена конфискация имущества продолжал расширяться. С принятием Декрета СНК РСФСР от 15.07.1921 «Об ответственности за нарушение декретов о натуральных налогах и об обмене», в него вошли «несдача плательщиком причитающегося с него продовольственного или сырьевого налога, если установлено отчуждение, сокрытие или прямой отказ от сдачи сельскохозяйственных продуктов или иные злостные действия неисправного плательщика» [33], «злостное и упорное предъявление к сдаче явно недоброкачественного продукта» [34], «искусственное повышение цены на товары как путем сговора или стачки, так и путем злостного невыпуска товара на рынок» [35], «обмен, скупка и сбыт, в виде промысла, продуктов, материалов и изделий, относительно которых имеются специальные запрещения или ограничения Центральной Советской Власти» [36]. Справедливости ради отметим, что конфискация имущества в соответствии с данным декретом не предусматривалась в качестве обязательной санкции, а регламентировалась в качестве факультативного кумулятивного наказания.
Декрет СНК от 17 октября 1921 г. «О порядке реквизиции и конфискации имущества частных лиц и обществ» [37] регламентировал определение конфискации имущества, исчерпывающим образом называл органы, в чью компетенцию входило применение данного наказания, диктовал недопустимость произвола в процессе применения конфискации имущества, а также перечень имущества, не подлежащего конфискации.
В 1922 г. был принят УК РСФСР[38]. Предусматриваемая им система наказаний, содержала п. «д» ст. 32 главы IV «Роды и виды наказаний и других мер социальной защиты» полную и частичную конфискацию имущества. Ст. 38 УК РСФСР 1922 г. определяла конфискацию имущества как «принудительное безвозмездное отчуждение в пользу государства всего или точно определенного судом имущества осужденного, за исключением необходимых для осужденного и его семьи предметов домашнего обихода и служащего средством к существованию осужденного и его семьи инвентаря мелкого, кустарного или сельскохозяйственного производства, или инвентаря, необходимого для профессиональной работы осужденного, а также за исключением предметов питания, необходимых для личного потребления осужденного и его семьи, на срок не менее шести месяцев». При этом, недопустимость конфискации инвентаря, необходимого для профессиональной работы осужденного, признавалась условной и зависела от решения суда о лишении осужденного права заниматься соответствующей профессией.
Необходимо отметить, что УК РСФСР 1922 г., как и иные, действовавшие нормативы о конфискации имущества, регламентировавший, в числе прочего, общие начала имущественных наказаний, характеризовался, на наш взгляд, своего рода, корыстной направленностью. Так, УК РСФСР 1922 года, хотя и предусматривал возможность условного осуждения, вместе с тем,
определял, что «присоединенное в приговоре к лишению свободы дополнительное наказание в виде денежного или имущественного взыскания приводится в исполнение на общих основаниях, независимо от того, что основное наказание этим приговором назначено условно» [39].
Таким образом, даже если достижение целей наказания, обозначенных в ст. 8 УК РСФСР 1922 г., возможно было и без его реального применения к осужденному, имущественные меры принуждения, т.е. штраф и конфискация имущества исполнялись безусловно. кроме того, уголовному кодексу РСФСР 1922года не было известно принципа законности в современном его понимании, в связи с чем, в соответствии с положениями ст. 50 УК РСФСР 1922 г. «суд, избрав одно из наказаний, предусмотренных соответственной статьей Уголовного Кодекса, может присоединить к нему либо необходимую меру социальной защиты, либо иное менее тяжкое наказание из указанных в п. п. «д» -«к» ст. 32 Уголовного Кодекса», что позволяло назначать конфискацию имущества (п. «д» ст. 32), а также штраф (п. «е» ст. 32) фактически за любое преступление, а исходя из положений ст. 10 УК РСФСР 1922 г., буквально разрешавшей аналогию закона, преступлением могло быть признано любое деяние, похожее на таковое: «в случае отсутствия в Уголовном Кодексе прямых указаний на отдельные виды преступлений, наказания или меры социальной защиты применяются согласно статей Уголовного Кодекса, предусматривающих наиболее сходные по важности и роду преступления, с соблюдением правил общей части сего Кодекса» [40].
Подобное уголовно-правовое регулирование о бщественных отношений, с нашей точки зрения, представляется абсолютно неприемлемым, противоречащим современным принципам права. Вместе с тем, с другой стороны, сложившейся в России к 1922 году практике правоприменения, допустимости аналогии и обратной силы закона, можно, на наш взгляд, найти и объективное, вполне логичное обоснование: содержание всех российских законов рассматриваемого периода (и уголовный кодекс в этом смысле не стал исключением) соответствовало революционному, т.е. насильственному, нецивилизованному регулированию общественных отношений, безотносительно оценки истинной справедливости их положений, с точки зрения этимологического понимания справедливости.
Таким образом, с принятием УК РСФСР 1922года, регламентировавшим назначение полной или частичной конфискации имущества за любое преступление, государство на законодательном уровне обеспечило постоянный источник дохода в казну.
Очевидно, что конфискуемое имущество, будучи собственностью осужденного, могло являться предметом гражданско-правовых споров и требований со стороны третьих лиц. В таком случае государству приходилось возвращать конфискованное имущество, удовлетворяя законные требования. При этом, момент возникновения права третьих лиц на конфискованное имущество ни в
каких нормативах не определялся и таковое могло возникнуть в период, когда судебное решение о конфискации еще не принято, но следственными органами уже приняты меры по обеспечению сохранности такого имущества. Очевидно, что подобная практика не была редкостью, поскольку она оставалась единственным и на тот период вполне законным способом подозреваемого или обвиняемого компенсировать убытки, грядущие при юридически не состоявшейся, но фактически неизбежной конфискации. В качестве законодательного противодействия такой «лазейке» 10 июля 1923 г. УК РСФСР 1922 г. был дополнен [41] статьей 38-а, исключавшей ответственность государства перед третьими лицами в части удовлетворения требований по обременяющим конфискованное или подлежащее конфискации имущество долгам и обязательствам, возникшими после принятия следственными органами предварительных мер по сохранности такого имущества без их согласия. Справедливости ради отметим, что обозначенное положение касалось только обременяющих имущество долгов, возникших именно в период, когда виновному был известен факт предстоящей конфискации, т.е. после принятия следственными органами предварительных мер по сохранности имущества, подлежащего конфискации. В остальных случаях, когда имущественные обязательства возникали до производства обозначенных следственных действий, имущественные требования третьих лиц удовлетворялись по общему правилу, в соответствии с действовавшим гражданским законодательством. Представляется, что обозначенное дополнение характеризует не только стремление государства «не быть обманутым» и обеспечит сохранность конфискованного имущества, но и начало нового направления в уголовной политике молодого советского государства - отказа от повальной конфискации имущества, как средства пополнения государственного бюджета. Вместе с тем, до времен, когда такое начало проявится в законодательной регламентации, пройдет немало времени.
Следующим шагом в данном направлении стала резолюция III Съезда Советов Союза ССР [42] по докладу М.И. Калинина от 20 мая 1925 г., в соответствии с которой должны были быть выработаны меры об ограничении конфискации имущества по суду. Практическая реализация данной резолюции была поручена Президиуму ВЦИК СССР.
Идеи ограничения применения судами конфискации имущества нашли отражение в УК РСФСР 1926года. В результате принятого решения были упразднены положения ст.50 УК РСФСР 1922 г., позволявшей назначать конфискацию имущества в качестве дополнительного наказания за совершение любого преступления, даже если таковая не входила в санкцию конкретной уголовно-правовой нормы. Ст.23 УК РСФСР буквально определяла, что «... Конфискация имущества в качестве дополнительной меры социальной защиты может быть назначаема судом лишь в случаях, статьями настоящего Кодекса особо оговоренных» [43]. Кроме того, суще-
ственно сократилось число норм, предусматривавших ответственность в виде конфискации имущества. Из более чем двухсот составов, предусмотренных особенной частью УК РСФСР, только 34 предусматривали санкцию в виде конфискации имущества, при этом, последняя регламентировалась не только как полная, но и как частичная и во многих статьях не как обязательное, а как факультативное наказание, применение или неприменение которого относилось к исключительной компетенции суда. Вместе с тем, вышеупомянутые положения об условном осуждении не подверглись в данном направлении какой-либо корректировке. В примечание к ст. 53 УК РСФСР 1926 г. были практически буквально перенесены положения ст. 36 УК РСФСР 1922 г., в соответствии с чем, «присоединенное к лишению свободы или принудительным работам, в виде дополнительной меры социальной защиты, денежное или имущественное взыскание приводится в исполнение на общих основаниях, независимо от того, что основная мера социальной защиты определена условно» [44].
С внесением изменений и дополнений в УК РСФСР 1926 г [45], существенно сократился перечень имущества, не подлежащего конфискации. Так, в соответствии с нововведениями, не подлежали конфискации: «один жилой дом, топливо, необходимое для отопления жилых помещений, и носильное зимнее и летнее платье, обувь, белье и другие предметы домашнего обихода, необходимые для осужденного и лиц, состоящих на его иждивении» [46].
В военный период сколь либо существенных перемен в регламентации исследуемого вида наказания не произошло. Постановление СНК СССР № 404 от 17.04.1943 г. [47], утвердившее «Положение о порядке учета и использования национализированного, конфискованного, выморочного и бесхозяйного имущества», Инструкции НКФ СССР по его применению 31 мая 1943 г., а также Постановление СНК СССР от 30.06.1944 г. № 801 регламентировали строгий учет в процессе использования конфискованного имущества, порядок действий граждан и должностных лиц при обнаружении имущества и ценностей, подлежащих сдаче государству, субъектов, в пользу которых переходит конфискованное или сданное имущество, порядок и размер премирования лиц, добровольно сдавших бесхозяйное имущество, процедуру возврата перешедшего государству, ошибочно признанного бесхозяйным, необоснованно национализированного или конфискованного имущества, а также ответственность за нарушение регламентируемых положений.
Первыми документами, разъяснявшими на высшем уровне природу Конфискации имущества, как меры уголовно-правового характера, а также порядок и условия ее применения, стали Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 21 ноября 1947 г. N 16/8/у «О порядке применения конфискации имущества» и Постановление Пленума Верховного Суда СССР № 7 от 29 сентября 1953 г. «О судебной практике по применению конфискации имущества» [48]. Обозначенные разъяснения высшего правоприменительно-
го органа указывали на существенные недостатки в деятельности судов при разрешении вопросов о конфискации имущества. Так, среди недостатков в правоприменении Верховный суд отмечал, что «Суды часто необоснованно назначают конфискацию имущества без учета общественной опасности преступления, степени вины и личности осужденного. ... в процессе предварительного следствия в опись включается имущество, не подлежащее конфискации, а суды не реагируют на такое нарушение закона. . суды не проверяют, является ли описанное имущество действительно личной собственностью подсудимого или его долей в общей собственности, в результате чего конфискации подвергается все имущество, составляющее совместную собственность осужденного с другими лицами. . описывается имущество лиц, не привлекаемых к уголовной ответственности по данному делу и не имеющих к нему никакого отношения. ... указание на применение конфискации имущества излагается часто неточно, вследствие чего возникают сомнения о размере конфискации и предметах, подлежащих конфискации. . при исполнении приговоров в первую очередь исполняется приговор в части конфискации, хотя, кроме конфискации, приговором постановлено о возмещении причиненного материального ущерба. Суды не осуществляют повседневного контроля за деятельностью судебных исполнителей, в результате чего своевременно не устраняются отдельные ошибки и извращения в работе судебных исполнителей. ... встречаются решения об исключении из описи имущества, приобретенного преступным путем или на средства, добытые преступным путем, и лишь для сокрытия его от конфискации оформленного на имя других лиц» [49]. Представляется, что уже само принятие и опубликование Верховным судом таких постановлений говорит о прекращении государственно правового произвола в процессе конфискации имущества, стремлении власти к демократизации общества, упорядочению и единообразному применению исследуемого вида наказания. Хотя, с другой стороны, в рассматриваемый послевоенный период, в стране, победившей в страшной войне за счет колоссальных человеческих жертв, после вынужденных имущественных (в том числе, продовольственных) ограничений, народ ждал соответствующего отношения со стороны властей. При этом власти, даже при всем желании, на наш взгляд, не готовы были повторить коллективизацию 1930-х годов: в стране полной оружия и уверенных в наступлении «светлого будущего» граждан, обман надежд мог спровоцировать вторую революцию.
Принятие УК РСФСР 1960 года стало очередным этапом в развитии конфискации имущества, как вида уголовного наказания. По-прежнему, конфискация сохраняла свое место в системе наказаний, но применялась только за совершение 28 преступлений, относящихся к государственным и тяжким корыстным преступлениям.
Необходимо отметить, что одним из немаловажных с точки зрения принципа справедливости, решений, отличавших УК РСФСР 1960 г. от предшествовавших уголовных законов, явился регламентируемый ст. 44 запрет на назначение
конфискации имущества при условном осуждении. Кроме того, в отличие от иных видов дополнительных наказаний, «конфискация имущества и штраф могут быть назначены в качестве дополнительного наказания только в случаях, когда такая дополнительная мера предусмотрена санкцией статьи уголовного закона, по которой подсудимый признан виновным. Иные установленные уголовным законодательством Союза ССР и союзных республик виды наказания, которые могут применяться в качестве дополнительных, суд вправе назначить и тогда, когда такая мера не указана в санкции закона либо названа в ней как одна из основных мер наказания, но не избрана подсудимому в этом качестве» [50].
Указанное, на наш взгляд в очередной раз характеризует особое внимание и тщательность в законодательном и правоприменительном подходе к регламентации и исполнению конфискации имущества, как вида уголовного наказания.
Последующие годы не охарактеризовались какими-либо существенными, коренными переменами в регламентации или правоприменении конфискации имущества как вида уголовного наказания. В существовавшие нормативы вносились поправки, уточнялись определения, постановлениями Пленума Верховного Суда корректировалась правоприменительная практика.
На этом представляется возможным завершить анализ истории становления и развития отечественного законодательства о конфискации имущества. Учитывая изложенное можно сделать вывод, что конфискация имущества как вид уголовного наказания всегда сохраняла свое место в системе уголовных наказаний и, будучи применяемой в виде общей (полной) или специальной (частичной) конфискации, юридически, официально преследовала цели предупреждения преступности посредством изъятия из гражданского оборота орудий и средств совершения преступлений, предметов, запрещенных или ограниченных в гражданском обороте, предметов добытых преступным путем. Кроме того, применяемая полная конфискация служила средством пополнения бюджета в периоды, когда государство особо нуждалось в дополнительных источниках финансирования своих программ. Подобная практика не была редкостью и наблюдалась с заметной периодичностью, соответствующей периодам экономической нестабильности и слабости государства. Эта практика осуждалась во все времена, но, будучи, действительно эффективным источником финансирования применялась вновь и вновь, в наивысшей степени проявившись в 30-х годах XX века в период сплошной коллективизации.
Представляется, что подобная практика не может ха рактеризоваться допустимостью, поскольку, подрывая доверие и авторитет власти, способствует негативному отношению к проводимым ею реформам, препятствует развитию международного сотрудничества, ведет к экономической и политической нестабильности в стране.
Представляется, что при очевидной экономической привлекательности применения в качестве
вида уголовного наказания полной конфискации имущества, целесообразность последней не может и не должна определяться корыстными побуждениями государства, а может преследовать лишь цели, регламентируемые уголовным законодательством: восстановление социальной справедливости, исправление осужденного и
Литература:
1. Современный словарь иностранных слов. М., 1993. С. 307.
2. Сергеевич В.И. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1899. С. 311; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Изд.4. Киев, 1905. С. 338.
3. Российское законодательство Х-ХХ веков. Законодательство Древней Руси. Русская Правда. Т. 1. М., 1984. С. 84, 87, 96, 112.
4. Бернер А.Ф. Учебник уголовного права. Часть Общая. С примечаниями, приложениями и дополнениями по истории русского права и законодательству положительному. Вып. 1. СПб., 1865. С. 227.
5. Гуляев П. Российской уголовное право, составленное из государственных законов. СПб., 1833. Глава VII.
6. Колоколов Г.Е. Общая часть уголовного права. М., 1897. С. 356.
7. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. М., 1902. С. 837.
8. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. I. М., 1902. с.161.
9. Филиппов А.Р. О наказании по законодательству Петра Великого. М., 1891. С. 160, 172, 192.
10. Шворина Т. Уголовное законодательство Екатерины II. М., Ученые записки ВИЮН НКЮ СССР. Вып. I. 1940. С. 207.
11. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. I. М., 1902. 161 с.
12. Там же, стр. 161.
13. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1935. С. 292.
14. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1935. С. 292.
15. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. I. М., 1902. 161 с.
16. Степанищев А.В. Проблемы правового регулирования применения конфискации имущества. М., 2001 г., стр. 9.
17. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. I. М., 1902. С. 838.
18. Декрет о земле (принят II Всероссийским съездом Советов 27.10.1917) // СУ РСФСР, 1917,
предупреждение преступлений. Преследование же корыстных целей при регламентации конфискации имущества ведет к необоснованному расширению пределов и оснований ее применения, нарушает принцип справедливости, подрывает основные принципы и устои современного демократического общества.
Literature:
1. Modern dictionary of foreign words. M., 1993. P. 307.
2. Sergeyevich V.I. Lectures and researches on ancient history of the Russian right. SPb., 1899. P. 311; Vladimirsky-Budanov M.F. Review of history of the Russian right. Izd.4. Kiev, 1905. P. 338.
3. Russian legislation of the 10-20 th centuries. Legislation of Ancient Russia. Russian Truth. T. 1. M., 1984. P. 84, 87, 96, 112.
4. Berner A.F. Textbook of criminal law. Part the General. With notes, appendices and additions for history of the Russian right and the legislation positive. Issue 1. SPb., 1865. P. 227.
5. Gulyaev P. Russian the criminal law made of the state laws. SPb., 1833. Chapter VII.
6. Kolokolov G.E. General part of criminal law. M., 1897. P. 356.
7. Tagantsev N.S. Russian criminal law. Lectures. Part the General. M., 1902. P. 837.
8. Tagantsev N.S. Russian criminal law. Lectures. Part the General T. I. M, 1902. page 161.
9. Filippov A.R. About punishment by Peter the Great's legislation. M., 1891. P. 160, 172, 192.
10. Shvorina T. Criminal legislation of Catherine II. M., Scientific notes of VIYuN NKYu USSR. Issue I. 1940. P. 207.
11. Tagantsev N.S. Russian criminal law. Lectures. Part the General T. I. M, 1902. 161 p.
12. In the same place, p. 161.
13. Bekkaria Ch. About crimes and punishments. M., 1935. P. 292.
14. Bekkaria Ch. About crimes and punishments. M., 1935. P. 292.
15. Tagantsev N.S. Russian criminal law. Lectures. Part the General T. I. M, 1902. 161 p..
16. StepanishchevA.V. Problems of legal regulation of application of confiscation of property. M., 2001, p. 9.
17. Tagantsev N.S. Russian criminal law. Lectures. Part the General T. I. M, 1902. P. 838.
18. The decree about the earth (it is accepted by the II All-Russian congress of Councils 10 27 1917) //
N 1, ст. 3, 2-е издание. // Газета Временного Рабочего и Крестьянского Правительства, N 1, 28.10.1917.
19. Декрет о земле, абз. 4 преамбулы.
20. Декрет о земле, абз. 2 преамбулы.
21. Там же.
22. Декрет о земле, абз. 3 преамбулы.
23. Степанищев А.В. Проблемы правового регулирования применения конфискации имущества. М., 2001 г., стр. 11.
24. Декрет СНК РСФСР от 28.10.1917 «О расширении прав городских самоуправлений в продовольственном деле» // СУ РСФСР, 1917, N 1, ст. 9, 2-е издание // Газета Временного Рабочего и Крестьянского Правительства, N 1. 28.10.1917.
25. СУ РСФСР, 1917. № 2. Ст. 15.
26. СУ РСФСР, 1917, N 10, ст. 154., Газета Временного Рабочего и Крестьянского Правительства, N 36, 19.12.1917.
27. СУ РСФСР, 1917. № 12. Ст.170.
28. Декрет СНК РСФСР от 28.01.1918 «О Революционном Трибунале Печати» // СУ РСФСР, 1918, N 28, ст. 362. Газета Рабочего и Крестьянского Правительства, N 30, 22.02.1918.
29. Декрет СНК РСФСР от 08.05.1918 «О взяточничестве». СУ РСФСР, 1918, N 35, ст. 467 // Известия ВЦИК, N 93, 12.05.1918, Правда, N 92, 14.05.1918.
30. Там же, п. 5.
31. Декрет СНК РСФСР от 19.11.1920 «О конфискации всего движимого имущества граждан, бежавших за пределы Республики или скрывающихся до настоящего времени». СУ РСФСР, 1921, N 18, ст. 111.
32. Декрет СНК РСФСР от 28.03.1921г. «О конфискациях и реквизициях имущества частных лиц в местностях, освобожденных от неприятеля» // СУ РСФСР, 1921, N 21, ст. 134.
33. П.1 Декрета СНК от 15 июля 1921 г. «Об ответственности за нарушение декретов о натуральных налогах и об обмене». СУ РСФСР. 1921. № 55. Ст.346., Известия ВЦИК, N 163, 27.07.1921.
34. Там же, п. 1
35. Там же, п. 2
36. Там же, п. 3
37. СУ РСФСР. 1921. № 70. С. 564.
SU of RSFSR, 1917, N 1, Art. 3, the 2nd издание // the Newspaper of the Temporary Worker and the Country Government, N 1, 10 28 1917.
19. The decree about the earth, paragraph 4 preambles.
20. The decree about the earth, paragraph 2 preambles
21. In the same place.
22. The decree about the earth, paragraph 3 preambles.
23. StepanishchevA.V. Problems of legal regulation of application of confiscation of property. M., 2001, p. 11.
24. The decree of SNK RSFSR from 10.28.1917 «About expansion of the rights of city self-managements in food business» // SU of RSFSR, 1917, N 1, Art. 9, 2nd edition // Newspaper of the Temporary Worker and Country Government, N 1, 10.28.1917.
25. SU of RSFSR, 1917. № 2. Art. 15.
26. SU of RSFSR, 1917, N 10, Art. 154., Newspaper of the Temporary Worker and Country Government, N 36, 12.19.1917.
27. SU of RSFSR, 1917. № 12. Art. 170.
28. The decree of SNK RSFSR from 1.28.1918 «About Revolutionary Tribunal of the Press» // SU of RSFSR, 1918, N 28, Art. 362. Newspaper of the Working and Country Government, N 30, 2/22/1918.
29. The decree of SNK RSFSR from 05.08.1918 «About bribery». SU of RSFSR, 1918, N 35, Art. 467 // News of VTsIK, N 93, 5/12/1918, however, N 92, 5.14.1918.
30. Item 5.
31. The decree of SNK RSFSR from 11/19/1920 «About confiscation of all personal estate of the citizens running out of borders of the Republic or disappearing so far». SU of RSFSR, 1921, N 18, Art. 111.
32. The decree of SNK RSFSR of 28.03.1921. «About confiscations and requisitions of property of individuals in the districts freed from the enemy» //SU of RSFSR, 1921, N 21, Art. 134.
33. Item 1 of the Decree of SNK of July 15, 1921. «About responsibility for violation of decrees about natural taxes and about an exchange». SU of RSFSR. 1921. No. 55. Art. 346., News of VTsIK, N 163, 07.27.1921.
34. Item. 1.
35. Item. 2.
36. Item. 3.
37. SU of RSFSR. 1921. № 70. Art. 564.
38. СУ РСФСР", 1922, № 15. с. 153.
39. Ст.36 УК РСФСР 1922 г.
40. Ст. 10 УК РСФСР 1922 г.
38. SU of RSFSR", 1922, № 15, Art. 153.
39. Art. 36 of UK RSFSR of 1922.
40. Art. 10 of UK RSFSR of 1922.
41. Постановление II сессии ВЦИК Х созыва от 10 июля 1923 г.
42. Съезды Советов СССР в постановлениях и резолюциях. М., 1939. С. 93.
43. Ст. 23 УК РСФСР 1926 г. // СУ РСФСР, 1926, N 80, ст. 600
44. Примечание к ст. 53 УК РСФСР 1926 г.
45. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 1 декабря 1934 г. «О дополнении ст.40 Уголовного кодекса примечанием 2».
46. СУ РСФСР. 1934. № 43. Ст. 267.
41. The resolution II of session of VTsIK of the X convocation of July 10, 1923.
42. Congresses of Councils of the USSR in resolutions and resolutions. M., 1939. C. 93.
43. Art. 23 of UK RSFSR 1926 g. // SU of RSFSR, 1926, N 80, Art. 600
44. The note to Art. 53 of UK RSFSR of 1926.
45. The resolution of VTsIK and SNK RSFSR of December 1, 1934. «About addition of Art. 40 of the Criminal code with the note 2».
46. SU of RSFSR. 1934. № 43. Art. 267.
47. Сборник постановлений, приказов и инструкций по финансово-хозяйственным вопросам. 1-2. Гос-финиздат. 1943. № 9. Ст. 9-10.
48. Сборник Постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924-1973гг. М., 1974.
49. Там же.
47. Collection of resolutions, orders and instructions on financial and economic questions. 1-2. Gosfiniz-dat. 1943. № 9. Art. 9-10.
48. Collection of Resolutions of Plenum of the Supreme Court of the USSR. 1924-1973 of M., 1974.
49. Item.
50. Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29.08.1980 N 6 «О практике назначения судами дополнительных наказаний». Бюллетень Верховного Суда СССР», N 5, 1980.
50. The resolution of Plenum of the Supreme Court of the USSR from 08.29.1980 N 6 «About practice of appointment of additional punishments as courts». Bulletin of the Supreme Court of the USSR», N 5, 1980.
