CC BY
140СТАТЬИ
УДК 94(470)
ИСТОРИЯ ПОЛКА РУССКОЙ ГВАРДИИ В ИМПЕРИИ ЮАНЬ В ИССЛЕДОВАНИЯХ РУССКИХ ИСТОРИКОВ-ЭМИГРАНТОВ
В.Л. Бронников
Санкт-Петербургский государственный университет Санкт-Петербург, Российская Федерация
V-Bronnikovl2@yandex.ru
Резюме. В эмиграции история русских воинских контингентов в Китае в XIV в. исследовалась, как правило, авторами-дилетантами, людьми увлеченными историей, но не являющиеся профессиональными историками (за исключением П.В. Шкуркина и Г.В. Вернадского). Авторы имели очень ограниченный круг литературы (как правило, труды на английском или французском языках, например, сочинения Л. Вигера и Э.В. Бретшнейдера), поэтому использовали даже самые сомнительные данные, что приводило к множеству неточностей, а также к механическому пересказу одних и тех же сведений. Примечательно, что даже авторы, эмигрировавшие в Китай (например, И.И. Серебренников или В.Н. Иванов) ни разу не использовали для своих сочинений китайскую династийную хронику «Юань ши» или китайскую научную литературу. Значение исследования заключается в том, что сочинения эмигрантских авторов до сих пор мало использовались при изучении истории русского полка, а часть работ не исследовались ни разу.
Ключевые слова: Хубилай, империя Юань, Золотая Орда, русско-китайские отношения, эмиграция, П.В. Шкуркин, В.Н. Иванов, И.Я. Коростовец.
Для цитирования: Бронников В.Л. История полка русской гвардии в империи Юань в исследованиях русских историков-эмигрантов. Тюркологические исследования. 2019; 2(4): 5-22.
В 2018 г. отмечается четырехсотлетие установления российско-китайских отношений. 1 сентября 1618 г. в Пекин прибыла первая дипломатическая экспедиция во главе с Иваном Петлиным. Однако важно знать и о контактах предшествующих приезду И. Петлина. Первая бесспорная страница отношений двух цивилизаций - это служба особого русского воинского формирования в Китае в XIV в. под названием «Охранный русский полк, прославившийся верноподданностью» Сюань чжун волосы вэй циньцзюнь).
История этого подразделения хорошо известна, так как она неоднократно была описана в трудах дореволюционных, советских и современных российских ученых. Менее известно как изучалась проблема учеными, покинувшими Родину после революции и гражданской войны. Это связано как с тем, что, с одной стороны, эмигрантская наука развивалась автономно от советской: оказавшиеся за границей исследователи имели минимум контактов со своими коллегами в СССР, так и, с другой стороны, с тем, что многие из рассматриваемых материалов были опубликованы малотиражными изданиями, часто труднодоступными для ученых.
Тема привлекала внимание историков-эмигрантов, как по причине того, что они не могли не видеть в истории солдат русского полка отражение и своих собственных судеб: разлученные с родиной, живущие далеко от неё, им приходилось служить на другие страны. С другой стороны интересу к истории полка способствовало распространение идей евразийства (Э. Хара-Даван, В.Н. Иванов и Г.В. Вернадский, занимавшиеся историей русских в Китае в эпоху Юань принадлежали к данному историософскому направлению).
Скорее всего, впервые тема истории воинского формирования из пленных русских в Китае была затронута в работе Павла Васильевича Шкуркина (1868-1943) «Справочник по истории стран Дальнего Востока». В этом труде автор привел хронологические таблицы по китайской истории, в частности списки императоров с краткими характеристиками их правления. Так, касаясь правления императора Туг-Тэмура Джаяту (правил в 1328-1329 и после перерыва в 1329-1332) ученый сделал всего лишь одно замечание: в 1330 г. был организован «русский полк в Пекине». Стоит обратить внимание, что автор не пытался искусственно удревнить сведения о русском военном формировании до времен монгольских завоеваний, так как в официальной династийной истории «Юань ши» информация о русском полке прослеживается лишь с тридцатых годов XIV в.
Примечательно, что все последующие эмигрантские авторы придерживались, вслед за Э.В. Бретшнейдером ранней датировки, и, таким образом, позиция П.В. Шкуркина ближе к советской, чем эмигрантской историографии [24, с. 56].
Известный эмигрантский публицист Всеволод Никанорович Иванов (1888-1971), близко знавший П.В. Шкуркина, под влиянием последнего написал большое историософское сочинение «Мы: культурно-исторические основы русской государственности». Автор сам отмечал, что он не был профессиональным историком, а лишь журналистом. Сочинение, написанное в духе евразийства, показывало преемственность истории Московской Руси от державы Чингизидов, так как Русь после монгольских завоеваний была, по мнению автора, всего лишь одним из улусов, входивших в единую Монгольскую империю, центром которой были сначала Каракорум, а затем Ханбалык (Пекин). Власть русского царя, также
продолжал свою мысль В.С. Иванов, наследовала власти великого хана, от которого даже перешел титул русских монархов, использовавшийся азиатскими народами - цаган-хан [10, с. V].
Описывая взаимовлияние Монгольской империи и русских княжеств, автор отметил, что русские князья со своими дружинами участвовали в военных операциях монгольских ханов, например, в походе на территорию Дагестана, причем действовали они не только по принуждению, но и по своей воле (исследователь провел параллель с варяжскими дружинами в армии древней Руси). Это было связано с тем, что Русь сумела встроиться и стать частью единого имперского пространства, через которое все подвластные народы могли свободно передвигаться и исповедовать любую веру: так, например, известно, что русские люди жили в Каракоруме и в Сарае, в котором даже существовала своя епархия. В качестве примера верной службы русских воинов золотоордынским ханам свидетельствует, по мнению автора, эпизод с убийством Ногая. После победы хана Тохты над беклярбеком на Днепре, последний пытался скрыться, однако был застигнут русским воином из ханского войска, который нанес ему ранение и попытался пленить. «Русский схватил коня Ногая за поводья:
- Я Ногай, - сказал тот, - веди меня к Тогдаю (Тохте. — В.Б.)! - и тут же умер. Русский привез к Тогдаю отрубленную голову Ногая, который осведомился, откуда победителю известно, что это голова Ногая.
- Он сам сказал мне, кто он, - отвечал наш безвестный соотечественник, и был казнен за такую расторопность. Это случилось по одной версии в 1298 году, по другой - в 1303 году» [10, с. 177-179].
Автор считал, что привлечение русских воинов на службу монгольских ханов стало практиковаться сразу после похода Бату-хана. Он обратил внимание на сообщение «Сокровенного сказания монголов» о том, что «отправившись по следам Субеэтая, великий князь Бату, с другими князьями, покорил роды канли, кибча и еще третий, разбил города рода орусы и людей их всех или убил, или пленил; только народы асут и других городов, частью полонены, частью сами поддались. Поставив там дарухачин и таньмачи, для хранения, он возвратился» [18, с. 155]. В.Н. Иванов вслед за П.И. Кафаровым объяснил значение термина дарухачин, как «заведующего печатью чиновника», в обязанности которого входили перепись населения, набор войска из представителей покоренных народов, устройство почт, сбор и доставка дани [10, с. 166; 11, с. 256]. Однако в определении термина таньмачи авторы разошлись во мнении. Так, П.И. Кафаров определял, что это были появившиеся в правление Угэдэя, монгольские командиры, поставленные во главе полков таньма, собранных из представителей покоренных народов (тюрков, киданей и других). «Назначение полков таньмачи», - писал Палладий, - «было заменять в воинах и сражениях войска монгольские и держать в повиновении покоренные народы. У нас в России, таньмачи назывались баскаками» [11, с. 255]. В.Н. Иванов же считал, что не правильно отождествлять таньмачи
с баскаками - по его мнению, во главе иноземных полков монгольской армии стояли такие же иноземные командиры. Так в случае с русскими военными формированиями получается, что они возглавлялись русскими князьями служившими монголам. Именно эти князья и назывались таньмачи. Из чего дальше автор делал далеко идущее умозаключение, что «военачальник монгольский представляет из себя вообще владыку. Таким образом, пролагается прямой путь к усилению власти князя» [10, с. 166].
Касаясь именно русских воинов в Китае, автор отметил, что солдаты попадали туда двумя путями. Во-первых, это большое количество пленных, захваченных еще в период монгольских завоеваний, которые в дальнейшем передавались разными монгольскими ханами вплоть до Китая. И, во-вторых, это захват в рабство тех жителей Руси, которые не могли оплатить установленный татарами налог. История самого русского воинского формирования была изложена по труду Э.В. Бретшнейдера «Средневековые исследования восточноазиатских источников». Первое упоминание о полке «Во веки веков верной русской гвардии» автор отнес к 1329 г. Во главе стоял командир в звании темника. Исследователь неверно прочитал имена монгольских князей, присылавших группы русских пленников для пополнения контингента: так имя Яньтимура, приславшего 1,5 тыс. контингент, превращено в Гантимура, а Аргиянили, подарившего ещё тридцать пленных, - в Аргишили. Наконец, в конце автор заметил, что в 1334 г. во главе кипчакской, аланской и русской гвардий был поставлен командир Боен [10, с. 179-180, 372; 25, р. 73].
Другой автор Иван Яковлевич Коростовец (1862-1933) в работе «От Чингисхана до Советской республики», говоря об отношениях между Русью и Золотой ордой, обратил внимание, что монголы могли не вмешиваться во внутренние дела отдельных князей, например, Александра Невского, однако, на князей налагался ряд обязанностей по отношению к Орде. Так после упразднения системы откупа дани, по его словам, обязанности по её сбору ложились на плечи князей, другой такой обязанностью был «налог кровью» - необходимость поставлять монголам воинский контингент для Орды.
Ученый указал, что впервые в Китай русские попали уже при первом монгольском императоре Китая Хубилае (правил в 1260-1271, как Великий хан Монгольской империи, а в 1271-1294, как император Китая). В этот период, по его словам, русские воины были подразделением (Abteilung) лейб-гвардией императора, что якобы отразилось в неких анналах [24, S. 7]. В правление Тэмура, внука Хубилая, солдаты русской лейб-гвардии получили земли к северу от Пекина. Численность русского формирования постоянно росла за счет присылаемых от монгольских князей русских пленников [24, S. 7]. Здесь автор перепутал двух монгольских властителей Китая - в действительности, по сообщению «Юань ши», первое упоминание о полке и дарованных ему территориях относится к правлению Туг-Тэмура праправнука Хубилая. Что касается тезиса о том, что свидетельством раннего пребывания (во второй половине ХШ в.)
русских солдат в Пекине, то эта идея была, несомненно, заимствована из трудов Э.В. Бретшнейдера. Так этот дореволюционный историк отмечал: «Сверх тяжелой дани русские были обязаны монголам иною повинностью. Мы увидим, что во времена Кубилая отряд русских солдат находился даже в Китае» [2, с. 68].
Известный представитель теории евразийства Эренджен Хара-Даван (1883 или 1885-1941) также касался истории русского контингента. Ещё 8 января 1928 года Э. Хара-Даван выступил в Белградском университете с лекцией на тему «Чингисхан и нашествие монголов в Европу». На основе расширенного материала этой лекции он в 1929 г. в Белграде издал сочинение «Чингисхан как полководец и его наследие. Культурно-исторический очерк Монгольской империи ХП-Х^ вв.». Так он отмечал, что русские князья были обязаны поставлять по указанию монгольских ханов (в том числе и великого хана в Ханбалыке) воинские отряды, причем иногда князья с дружинами могли «добровольно наниматься к хану на службу подобно тому, как в более раннюю историю варяжские (норманнские) витязи служили по найму у разных европейских государей». Другим источником пополнения русских контингентов было порабощение тех, кто не мог заплатить наложенные завоевателями налоги.
Историю русских в Китае автор привел весьма путанно, так как использовал полный неточностей материал предшественников (В.Н. Иванова и А.Я. Коростовца). В результате в его изложении получилось, что при императоре Хубилае появился некий русский отряд «лейб-гвардии», который в правление Тэмура получил земли на севере от столицы. Как отдельный полк, возглавляемый темником, русские известны со времен ТугТэмура, под названием «Во веки веков верная русская гвардия» (этот неточный вариант перевода был предложен Э.В. Бретшнейдером). Из событийной истории Э. Хара-Даван отметил лишь, что в 1332 г. полк был пополнен 170 солдатами, статус которых он определил как пленных. Это был подарок принца Диангхи великому хану. И далее «в том же году была заказана одежда и заготовлено зерно на 1000 русских воинов» [19, с. 205, 229].
Неоднократно к истории русского войска в Китае обращался и Георгий Владимирович Вернадский (1887-1973). Среди других авторов-эмигрантов, обращавшихся к данной проблематике (кроме П.В. Шкуркина), он был единственным профессиональным историком, выпускником историко-филологического факультета Московского университета и затем преподавателем в Санкт-Петербургском, Пермском и Таврическом университетах. Интерес автора к данной теме был сопряжен с общим увлечением евразийством.
В статье «Монгольское иго в русской истории» ученый лишь вскользь упомянул о том, что русские солдаты в армии Хубилая во второй половине XIII в. участвовали в монгольском завоевании южного Китая. Другим примером использования русских контингентов автор упомянул участие в походе хана Менгу-Тимура на город Дедяков ростовских
и ярославских князей. Исследователь говорил об этом в контексте включения русских земель в мир Монгольской империи: русские князья участвовали в курултаях XIII в. (а вместе с ними и «грузинские и армянские цари, иконийские (сельджукские) султаны, кирманские и моссульские атабеки»), а русские купцы смогли свободно попасть в Орду, на Северный Кавказ, по этим же землям распространились и христианские храмы [4, с. 158]. Далее в обобщающем сочинении «Начертание русской истории» историк писал, что широкий поток пленных русских, алан и кипчаков в Китай во второй половине XIII в. был связан с близкими отношениями между Золотой Ордой и великим ханом. Так, по его мнению, самая первая партия русских военнопленных была отправлена Хубилаю ханом Берке, признававшим верховную власть великого хана. Однако с разрывом отношению между двумя властителями в 1260 г. прекратились и поставки русских воинов [5, с. 82].
В другом обобщающем сочинении «Опыт истории Евразии с половины VI века до настоящего времени» автор отмечал, что русские и аланские воины отправлялись в Пекин золотоордынским ханом Узбеком, который признавал верховную власть императора и сам имел в Китае земельные наделы, с которых получал доходы. Ученый также подчеркнул, что воинские формирования имели привилегированный гвардейский статус, а в 1330 г. из русских был сформирован «Охранный полк из русских, прославляющий верность» (перевод Г.В. Вернадского не очень корректный). Им были выделены земли к северу от Ханбалыка, инвентарь, и они получили статус военнопоселенцев. В Китае, как писал ученый, традиция создавать военные поселения была весьма распространенной: например, в более поздние периоды будут создаваться военные поселения уже непосредственно из китайцев при династии Мин в южной Маньчжурии и из маньчжур при династии Цин в Синьцзяне [6, с. 96].
Развернутый анализ истории русского полка был дан лишь в позднем сочинении автора «Монголы и Русь». Здесь ученый также остановился на ранней датировке - русские, аланские и кипчакские части существовали в Китае со времен Хубилая [3, с. 94-95]. Новые отряды присылались из Золотой орды в Китай после того как последующие императоры Тэмур и Буянту восстанавливали контроль над среднеазиатскими территориями. Первоначально эти сотни и тысячи воинов были распределены по разным подразделения, но в 1330 г. из них был сформирован особый русский тумен, командир которого получил чин «капитан десятитысячного соединения Охранников Жизни [с именем] Герольд Верности». Это звание соответствовало третьему рангу, и командир находился в непосредственном подчинении Тайного Государственного Совета. В 1331 г. командующий стал именоваться «командиром русских войск Охранников Жизни», сохранив при этом титул Герольда Верности и получив серебряную печать. Пытаясь объяснить причину этого переименования, автор предположил, что это могло произойти по причине сокращения личного состава подразделения, в результате которого они перестали составлять десятитысячный отряд, но
более вероятно, что имело место увеличение численности контингента, из-за чего численность превысила 10 000 человек, и это формирование стало «чем-то большим, нежели один тумен». Г.В. Вернадский склонялся ко второму объяснению, аргументируя это тем, что в 1331 г. численность русского полка увеличилась на 600 человек [3, с. 95].
Важное наблюдение сделал ученый и о существовании отдельной «колонии русских и аланских войск», созданной в этот период в провинции Ляоян (южная Маньчжурия и часть Кореи) [3, с. 95].
Про занятия и расселение основной части русских войск в Китае исследователь не сказал ничего нового. Было отмечено, что для солдат была куплена территория к северу от столицы, им были даны одежды, быки, семена и орудия сельскохозяйственного труда. Самих же солдат обязали поставлять к императорскому столу дичь и рыбу, которую они ловили в районе своего поселения [3, с. 95].
Относительно источников пополнения состава полка автор высказал предположение, что кроме традиционного увода в рабство в результате карательных походов на русские княжества имел место и элемент добровольной вербовки русских, которой занимались представители ордынской администрации на Руси. Мощный приток русских воинов в Китай в начале тридцатых годов XIV в. ученый совершенно справедливо связал с подавлением Тверского восстания в 1327-1328 гг. и очередным уводом пленников в Орду [3, с. 95-96]. Данный вывод нашел развитие и в современной историографии. Так, например, Р.Ю. Почекаев также указывает на подавление тверского восстания, как на причину мощного притока пленных, однако в отличие от Г.В. Вернадского ученый полагает, что только вследствие этого притока пленных, русские контингенты впервые были организованы в Китае [13, с. 270].
Важно также и то, что Г.В. Вернадский смог детально рассмотреть случаи дарения пленных, а также определить, кем были эти дарители. Так первый случай, зафиксированный под 1331 г., когда брат канцлера ЭльТимура прислал императору 16 русских семей, а император в ответ отблагодарил его 107 тинге (инготами) серебря и 5000 тинге бумажными деньгами, а самим русским были отведены пастбища с овцами. В следующем году шу-ваном (то есть «принцем императорской крови», как объяснял данный термин Г. Франке) Чанки, которого ученый вслед за Э.В. Бретшнейдером определил, как чагатайского принца Джинши (Джинкши) было подарено еще 170 пленников, за что он в ответ получил 72 тинге серебром и 5000 тинге бумажными деньгами. Г.В. Вернадский также выдвинул версию, что под этим именем мог подразумеваться и некий чиновник Джангки (Чан Чи), упоминаемый в монгольских источниках за 1362 г., однако сам же историк отверг это предположение, основываюсь на сличении титулатуры: данный чиновник имел титул куо-кун (герцог, «третий из восьми дворянских титулов»), а не шу-ван. Наконец, тогда же канцлер Эль-Тимур также подарил императору 2500 пленников [3, с. 96, 407-408].
В начале правления последнего императора монгольской династии Тогон-Тэмура (1333-1368), племянника Туг-Тэмура, умер канцлер Эль-Тимур, после чего выросло значение его брата Сатуна и его друга Баяна. Именно этот Баян и возглавил в 1339 г. русский полк (П.И. Кафаров и Э.В. Бретшнейдер, по мнению Г.В. Вернадского, неверно датировали это 1334 г.), однако через некоторое время командир «был послан в Южный Китай и умер по дороге туда», возможно, из-за опалы [3, с. 96, 408].
ВКитаеизучениетемыбылопродолженонеизвестнымисследователем под псевдонимом Р., написавшим статью «Бэй Гуань». Бэй Гуань в дословном переводе обозначает «северное подворье» - это территория Русской духовной миссии в северо-восточной части старого города в Пекине, то есть, скорее всего, в статье речь шла об истории православия в Китае с первых русских пленных до деятельности Русской духовной миссии. Можно предположить, что сам автор принадлежал к духовному званию. К сожалению, не удалось в точности установить, в каком издании был опубликован данный материал, но он дошел до нас благодаря тому, что интересующий нас фрагмент статьи (самое начало) был перепечатан И.И. Серебренников в своей работе 1944 г. (см. ниже). Последний указал лишь, что статья была опубликована «в одной из тяньцзинских русских газет» и была прочитана им «года три тому назад», то есть примерно в 1941 г. Р. указал, что для написания статьи им были использованы документы и научные материалы Русской духовной миссии, а также изданные сочинения начальников миссии «Историческая записка архимандрита Софрония Грибовского» и «Записки архимандрита Петра Каменского об албазинцах» (в этих двух трудах описываемые события не приведены).
Итак, по сообщению анонимного автора, монголы во время своих нашествий старались поголовно вырезать население, оставляя и уводя в плен лишь «"мастеров рукодельных", которые были искусны в выделке оружия, украшений, сбруи, мехов и прочем». Позднее для увеличения численности собственной армии завоеватели стали формировать полки из завоеванных народов. Так русские оказались в Пекине, где отличались неуживчивостью. Один из находившихся в столице полков взбунтовался против власти монгольского императора. Восставшие солдаты пытались бежать, какой-то части удалось пробиться к морю, где захватив суда, они стали плыть на север пока не вышли к устью р. Ляохэ. Далее следуя по реке, они смогли найти убежище на территории современной Маньчжурии, где, как отмечал автор: «Современные исследователи находят в самых глухих углах следы быта аборигенов, удивительно напоминающих русский уклад» [17, с. 2]. Без четкого указания на источник очень сложно прокомментировать данное сообщение. В сообщениях «Юань ши» нет никаких упоминаний о восстании «Охранного русского полка». То есть, если исключить возможность того, что автору был известен какой-то ещё источник, содержащий информацию об истории русского формирования, то, скорее всего, в основе сообщения могли лежать его собственные умоза-
ключения, сделанные на основе анализа сходства «быта аборигенов, удивительно напоминающих русский уклад».
Иван Иннокентьевич Серебренников (1882-1953) этнограф, исследователь Сибири, в эмиграции ставший писать многочисленные статьи по истории и культуре Китая. Он неоднократно в своем творчестве обращался к истории русского полка в Китае. Впервые он описал под псевдонимом И.С. историю русских войск в империи Юань в более широком по охвату тем обзоре «Русские в китайских войсках. (Историческая справка)», вышедшем в Тяньцзине в 1928 г. В дальнейшем автор обращался к сюжету в статьях «Русские в гвардии китайских императоров» (позднее переизданная под названием «Русские в Китае в XШ-XVI столетиях» в сборнике стаей автора «К истории Азии»), «Русские в Маньчжурии в Средние века». Он писал, что численность русских в Китае в XIII в. составляла несколько тысяч человек, что значительно превышает количество солдат-албазинцев. Появление иностранных солдат, в том числе и русских, было отнесено автором к периоду правления Хубилая, при котором, так же, по мнению исследователя, численность русского контингента была максимальной (как минимум 10 000 человек), и об этом якобы свидетельствуют какие-то христианские миссионеры [16, с. 1; 14, с. 4; 17, с. 2]. В первой работе автор сделал очень смелое заявление, что даже в период, когда Хубилай стал императором Китая, его власть все еще распространялась на всю территорию Монгольской империи, и в том числе была признана русскими князьями, что и обусловило появление в Пекине русских войск [16, с. 1]. Впоследствии, скорее всего, автор отказался от такого спорного вывода, во всяком случае, тезис о подвластности русских княжеств Хубилаю больше не приводился.
Ратники несли службу, по рассказу И.И. Серебренникова, непосредственно в Пекине и его окрестностях. Сведения об иностранных солдатах почерпнуты из сочинений христианских путешественников, в частности Марко Поло, и папских посланников и миссионеров (Г. Рубрук и Бенедикт Полон), которые могли беспрепятственно проповедовать в период монгольского владычества. Кроме того в Китае уже существовало к тому времени христианство несторианского толка, и если кто-то из живших в империи русских, алан, грузин, армян или венгров хотел присоединить к этому течению, то он, по сообщению Г. Рубрука, должен был вторично принять крещение. Автор со ссылкой на труд Л. Вигера указывал, что самыми многочисленными были аланы, которых только под Пекином было расселено около 30 тыс., причем 1 тыс. из них составляла личную охрану императора. Русских было как минимум 10 тыс. солдат. Также существовал корпус из крымцев, «подчиненных (здесь относящихся в религиозном отношении. - В.Б.) Антиохийскому патриарху». Давая общую оценку численности христиан, автор заметил, «что в Ханбалыке во времена Хубилая было не менее
50 000 христиан греческого вероисповедания» (для сравнения указано, что несториан по оценкам доминиканцев в 1330 г. по всей империи было около 30 000 человек) [16, с. 1; 14, с. 4; 17, с. 2; 28, р. 673].
Автор увидел противоречие в сообщении Л. Вигера о десятитысячном русском войске, которое он относил к временам правления Хубилая, и сообщениями о пополнениях русского контингента при Туг-Тэмуре, где максимальная названная численность пополнения личного состава составляла (по Э.В. Бретшнейдеру) всего 1500 человек. Из всего этого автор делал рассуждения о том, что в результате покорения южного Китая (империи Сун) численность русских значительно сократилась и к тридцатым годам XIV в. уже не составляла 10 000 человек. Размышления автора очень путаны и неверны в принципе. Не говоря о том, что нет четких свидетельств о том, что русские были в китайском войске во времена Хубилая (это лишь допущение эмигрантских историков), не могут свидетельствовать о том, что численность войска была меньше 10 000 человек сообщения о том, что разовые пополнения были меньше этих 10 000. Более того, если бы И.И. Серебренников посмотрел на начало сообщений Э.В. Бретшнейдера об истории русского полка, он бы обратил внимание, что его предшественник наоборот был убежден в том, что во времена ТугТэмура численность русского полка составляла 10 000 человек (ученый писал о том, что командир третьей ступени ван ху командовал как раз десятитысячным контингентом) [14, с. 4; 25, р. 80].
Относительно древнейшей истории русского полка во времена Хубилая автор сообщил, что не осталось практически никак свидетельств (здесь можно поправить И.И. Серебренникова, что вообще никаких). Поэтому, по его мнению, можно лишь предполагать, что русские солдаты принимали участие в завоевании империи Сун (по сообщению Марко Поло, в этих походах участвовали аланы, и исследователь экстраполировал это свидетельство и на русских) и, возможно, даже принимали участие в неудачных походах на Японию. Хотя также можно допустить, что эти гипотетические русские не участвовали в завоеваниях, занимаясь лишь охраной столицы [17, с. 2]. Примечательно, что это смелое предположение о гипотетической возможности участия русских солдат в неудачных попытках вторжения в Японию нашло сторонников среди новейших российских исследователей-востоковедов. Так, например, К.Е. Черевко указал, что в результате проповеди Джованни Монтекорвино среди алан (послан в Ханбалык в 1289 г. Папой Николаем IV) среди последних произошел религиозный раскол, что, по его мнению, может свидетельствовать о том, что под аланами в источниках второй половины XIII в. могли подразумеваться и русские воины. А если русские были в тот период в Китае, то соответственно можно предполагать и их возможное участие в походах против Японии [21, с. 11; 22, с. 28]. Б.Д. Пак развил это мнение еще больше, так признавая возможность участия русского контингента в походах 1274 и 1281 гг., он предположил, что русские в это время посетили и Корею.
Это мнение подкреплено тем, что подготовка к морскому наступлению на Японию происходила не только с территории южного Китая, но и с корейского острова Чеджудо [12, с. 29].
Дальнейшая событийная история, как и у предшествующих исследователей, приведена по Э.В. Бретшнейдеру, хотя и тут он допустил ряд серьезных неточностей. Так, например, ТугТэмур, к правлению, которого автор отнес формирования отдельного русского полка в 1330 г., был назван правнуком Хубилая (в действительности он был его праправнуком). Подчинен полк был непосредственно Военному совету. Солдаты были расселены на выкупленных властями у крестьян землях (точно локализовать место военного поселения автор затруднился), снабжены сельскохозяйственными орудиями, и должны были поставлять для императоров дичь и рыбу [14, с. 4; 17, с. 2].
Автор пытался разобраться и в происхождении тех князей, которые дарили русских ратников. Так, например, Джанги, подаривший в 1332 г. 170 пленных и получивший за это денежное вознаграждение, по мнению И.И. Серебренникова, был среднеазиатским ханом. На основании сообщения «Юань ши» о том, что в том же году тысяча русских солдат получила одежду и зерно, исследователь сделал вывод о том, что очевидно «богдыхан Вэньцзун имел пристрастие к русским воинам, и, чтобы угодить ему его среднеазиатские вассалы дарили богдыхану русских пленников». Из чего сделан вывод о пути русских пленных: они уводились из южнорусских земель в Среднюю Азию, из которой местными ханами пересылались к императору. Относительно самого большого пополнения состава полка от князя Яньтемура (были подарены 1500 солдат) автор ничего не сказал, зато о князе Аргианили (исследователь прочитал его имя как Аргиашили) было сделано предположение, что он был грузином.
Обратим внимание на очень интересное предположение И.И. Серебренникова относительно встречи русских с португальским пиратом Ф.М. Пинто в Китае в середине XVI в. Эту запутанную историю приводили многие предшествующие историки, пытаясь найти этому случаю какое-то рациональное объяснение. Исследователь указал на тот факт, что поток русских пленников шел через среднеазиатские княжества, и те московиты, которых наблюдал пират в свите среднеазиатского хана, и были потомками уведенных в Среднюю Азию русских пленников. Эта версия выглядит наиболее убедительной среди остальных объяснений историков [17, с. 2].
ПоследнийпассажоБояне, повторялсообщенныеЭ.В.Бретшнейдером сведения. Автор заметил, что формирование, которое возглавил Боян, из монголов, кипчаков и русских являлось личной охраной императора (у Э.В. Бретшнейдера речь шла о лейбгвардии) [25, р. 81; 17, с. 2].
Исследователь пытался установить, какую роль играли пленные русские в Китае. Здесь он присоединился к мнению Э.В. Бретшнейдера, который проанализировал сообщения династийной истории и пришел к
выводу о том, что ни один русский воин не смог выслужиться до высоких чинов в отличие от кипчаков, аланов, жизнеописание командиров которых были хорошо известны в Китае и приведены в хронике. И.И. Серебренников, желая указать, что в империи Юань власти не доверяли китайцам и, поэтому иноземцы из Европы, Малой Азии, Средней Азии, Персии часто могли сделать головокружительную карьеру, сослался на биографическую повесть «Марко Поло» из серии «Жизнь замечательных людей». Так, например, до губернаторской должности смог дослужиться Марко Поло, а итальянец Айсе был врачом великого хана. Как показал автор комментария к переизданию статьи Г.В. Эфендиев, И.И. Серебренников даже неверно указал автора этой повести: вместо настоящего автора книги Виктора Борисовича Шкловского (18931984) указан псевдоним его дяди этнографа и публициста Исаака Владимировича (Вульфовича) Шкловского (18641935) - Дионео. Несмотря на то, что повесть «Марко Поло» являлась произведением литературным и содержала множество авторского вымысла, И.И. Серебренников переписал из коротенького фрагмента о русских солдатах, что их командиром во времена Марко Поло был русский князь Григорий. «Интересное упоминание и о князе Григории», - писал И.И. Серебренников, - «кто бы это мог быть»? В действительности же никакого князя Григория не существовало - такой князь не упомянут ни в «Юань ши», ни в русских летописях нет данных, что князя с таким именем вызывали в Монголию или захватили в плен. В единственной ссылке, которую привел к данному пассажу В.Б. Шкловский на вышедшую в 1926 г. в Пекине книгу АнтуанаЖозефа Шариньона (1872-1930) «Жизнь Марко Поло» никаких данных о князе Григории нет [26, р. 30; 23, с. 158; 17, с. 2]. Отметим здесь же, что этот придуманный князь Григорий впоследствии неоднократно попадал в научно-популярные труды, в том числе и очень серьезных историков, обрастая при этом самыми невероятными подробностями. Так, например, А.А. Бокщанин и О.Е. Непомнин отмечают, что Григорий был суздальским князем, в гвардии Хубилая он командовал отрядом русских копейщиков, и сам император очень высоко ценил сего командира [1, с. 13]. Также вызывает недоумение и сообщение И.И. Серебренникова, опять же с указание на повесть В.Б. Шкловского, на тот факт, что русский десятитысячный гарнизон, которым командовал данный князь Григорий, стоял в городе Кайюма. «Что это за город Кайюма, мы не можем сказать», - рассуждал автор, - «Не был ли он просто предместьем Канбалыка»? Если обратиться к самому тексту повести «Марко Поло», то там не о каком городе Кайюма не говорится, а упомянут Камбалу, то есть сам Ханбалык [17, с. 2; 23, с. 158].
Что касается истории полка после тридцатых годов XIV в., то первоначально И.И. Серебренников полагал, что весь русский полк со временем был уничтожен в многочисленных воинах того времени: «Неизвестна их судьба, но, нужно думать, все они в свое время погибли в различных походах и сражениях» [16, с. 2].
Относительно дальнейшей судьбы солдат русского полка, по мнению И.И. Серебренникова, можно лишь предполагать, что воины принимали участие в подавлении антимонгольского восстания, а после свержения династии в 1368 г., отступили в Монголию вместе с остальными частями армии Юань. «Теоретически можно, однако, допустить ещё один исход - бунт русских, восстание их против монголов и уход с оружием в руках из Пекина в ту же Маньчжурию, где они могли обрести себе спокойное существование». Свидетельством, что такое выступление имело место, может служить статья Р., сообщениям которой автор полагал можно доверять, хотя и указал, что в «Записке архимандрита Петра Каменского об албазинцах», на которую ссылался Р. такой информации нет. Также исследователь совершенно справедливо отметил, что из рассказа не ясно, ни когда произошло данное восстание, ни сколько человек смогло сбежать со службы. Исследователь пытался реконструировать путь русских беглецов: мятежники должны были добраться до Печилийского залива, где захватив рыбацкие лодки, далее двигаться на север до устья Ляохэ. По этой реке они могли уже продвинуться во внутренние районы Маньчжурии и, возможно, впоследствии добраться до Амура, где со временем оманьчжурились.
Исследователь пытался найти свидетельства этого бунта также в области лингвистики, указав, что в русском и маньчжурском языках есть «большое количество общих слов или, вернее, слов, похожих и по смыслу и по содержанию». Мнение о сходстве некоторых слов в русском, и маньчжурском языках была высказана еще в дореволюционной науке профессором маньчжурской словесности Восточного института во Владивостоке А.В. Гребенщиковым. Изучая пласты заимствованной лексики в маньчжурском языке, он определил слова, взятые из китайского, уйгурского, тибетского языков, из санскрита. Тут же он отметил, что имеется около двадцати слов, сходных по значению и звучанию с русскими. Автор не смог определить, когда и каким образом заимствовались данные слова, он лишь поставил вопрос: «Какие из подобных слов-понятий пришли из маньчжурского лексикона, какие получили они от русских и какими именно путями» [7, с. 35-36].
«Чем объяснить подобное явление, имея в виду, что и русские, и маньчжуры долгое время жили, можно сказать, на противоположных концах Евразии»? - спрашивал И.И. Серебренников, - «Может быть, тем обстоятельством, что эти слова перешли в Русь через посредство тюркских и монгольских [народов] или, может быть, потому, что когда-то и маньчжуры, и русские имели тесное общение между собой и русские привнесли к ним некоторые слова». Других свидетельств того, что восстание русских солдат против монгольского командования могло произойти автор не смог привести [17, с. 2].
Итак, мы изучили сочинения эмигрантских авторов, изучавших историю русского воинского формирования в Китае в XШ-XIV вв.
Исследователи имели очень ограниченный круг литературы и, чтобы восполнить нехватку данных, им приходилось использовать даже самые сомнительные сведения (например, сообщение о князе Григории, командовавшем русскими солдатами в Китае во второй половине XIII в., заимствованное из исторической повести о Марко Поло). Все это приводило к множеству неточностей, а также к механическому пересказу одних и тех же сведений. Примечательно, что даже авторы, эмигрировавшие в Китай (например, И.И. Серебренников или В.Н. Иванов) ни разу не использовали для своих сочинений китайскую династийную хронику «Юань ши» или китайскую научную литературу. Даже сочинения Г.В. Вернадского повторяют маловероятную версию о появлении русских войск со времен Хубилая. Что же касается остальных исследований, то их уровень значительно уступал, как трудам советских ученых, так и дореволюционных авторов (П.И. Кафарова, Э.В. Бретшнейдера). Между тем, данным ученым удалось сделать несколько важных наблюдений. Отметим, например, установление личностей дарителей солдат китайскому императору, выполненное Г.В. Вернадским или попытка разрешения вопроса о русских людях в свите татарского князя, встреченного португальским пиратом Ф. М. Пинто в Китае в середине XVI в.
На работы эмигрантов практически не повлияла советская историографическая традиция, таким образом, они являются альтернативным вариантом развития концепций историй полка. Исследования эмигрантских историков по истории русского полка были мало востребованы как советскими, так и современными исследователями.
Список литературы
1. Бокщанин А.А., Непомнин О.Е. Лики Срединного царства: занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая. М.: Ломоносовъ, 2015. 425 с.
2. Бретшнейдер Э.В. Русь и Асы на военной службе в Китае // Живая старина. СПб., 1894. Вып. 1. С. 67-73.
3. Вернадский Г.В. Монголы и Русь / Пер. с англ. Е.П. Беренштейн, Б.Л. Губман, О.В. Строганова. Тверь: ЛЕАН, 1997. 476 с.
4. Вернадский Г.В. Монгольское иго в русской истории // Евразийский временник. Париж: Евразийское книгоиздательство, 1927. Кн. V С. 153-164.
5. Вернадский Г.В. Начертание русской истории. Прага: Евразийское книгоиздательство, 1927. Ч. I. 264 с.
6. Вернадский Г.В. Опыт истории Евразии с половины VI века до настоящего времени. Берлин: Издательство евразийцев, 1934. 189 с.
7. Гребенщиков А.В. Маньчжуры, их язык и письменность. Владивосток: Изд-во Восточного института, 1912. 72 с.
8. Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства (Легенда о «государстве пресвитера Иоанна»). М.: ГРВЛ, 1970. 432 с.
9. Дугин А.Г. Чингис-хан и монголосфера // Русь монгольская: Чингис-
хан и монголосфера. М.: Аграф, 2ОО2. С. 282-3ОО.
10. Иванов В.Н. Мы: культурно-исторические основы русской государственности. Харбин: Бамбуковая роща, 1926. 372 с.
11. Кафаров П.И. Примечания к «Старинному Монгольскому сказанию о Чингисхане» II Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. СПб.: Тип. Безобразова и комп., 1866. Т. IV С. 163-257.
12. Пак Б Д. Россия и Корея. М.: ИВ РАН, 2ОО4. 519 с.
13. Почекаев Р.Ю. Сведения о Золотой Орде в «Книге о великом хане» II Тюркологический сборник 2ОО6. М., 2ОО7. С. 26О-273.
14. Серебренников И.И. Русские в гвардии китайских императоров II Новая заря. 1938. 6 августа. С. 4.
15. Серебренников И.И. Русские в Китае в XIII-XVI столетиях II К истории Азии. Тяньцзин: Наше знание, 1941. Т. I. С. 251-276.
16. Серебренников И.И. Русские в китайских войсках. (Историческая справка) II Вестник русской национальной общины. 1928. № 2. С. 1-2.
17. Серебренников И.И. Русские в Маньчжурии в Средние века II Заря. 1944. 19 октября. С. 2.
18. Старинное Монгольское сказание о Чингисхане I Пер. с кит. П.И. Кафаров II Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. СПб.: Тип. Безобразова и комп., 1866. Т. IV. С. 23-16О.
19. Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие. Культурно-исторический очерк Монгольской империи XII-XIV века. Белград: Изд. автора, 1929. 232 с.
20. Хорошкевич А.Л. Изменение формы государственной эксплуатации на Руси в середине XIII века II Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. М., 1988. Ч. I. С. 152-163.
21. Черевко К.Е. Зарождение русско-японских отношений. XVII-XIX века. М.: Наука, 1999. 256 с.
22.Черевко К.Е. Россия на рубежах Японии, Китая и США (2-я половина XVII - начало XXI века). М.: Институт русской цивилизации, 2О1О. 688 с.
23. Шкловский В.Б. Марко Поло. М.: Изд-во журнально-газетного объединения, 1936. 349 с.
24. Шкуркин П.В. Справочник по истории стран Дальнего Востока. Харбин: Тип. Китайской Восточной железной дороги, 1918. Ч. I. 134 с.
25. Bretschneider E. Mediaeval researches from Eastern Asiatic Sources: Fragments towards the knowledge of the geography and history of Central and Western Asia from the 13th to the 17th century. London, 1888. Vol. II. 352 p.
26. Charignon A.J. H. Le Livre de Marco Polo. Pékin: Albert Nachbaur, 1926. Vol. II. 275 p.
27. Korostovetz I.J. Von Cinggis Khan zur Sowjetrepublik. Eine kurze Geschichte der Mongolei unter besonderer Beruumlcksichtigung der neusten Zeit. Berlin-Leipzig: W. de Gruyter & Co., 1926.
28.Wieger L. Histoire des croyances religieuses et des opinions philosophiques. Troisième et quatrième périodes : de 65 à 1912. [Б. м.], 1922. 798 p.
Сведения об авторе: Бронников Виталий Леонидович - аспирант Института истории СПбГУ E-mail: V-Bronnikov12@yandex.ru
Дата поступления материала 16.09.2019 Принят к публикации 23.10.2019
HISTORY OF THE REGIMENT OF THE RUSSIAN GUARD IN THE EMPIRE OF YUAN IN THE RESEARCH OF RUSSIAN HISTORIANS-
EMIGRANTS
V.L. Bronnikov
Saint Petersburg State University Saint Petersburg, Russian Federation
V-Bronnikovl2@yandex.ru
Abstract. It was established that in emigration the history of Russian military contingents in China in the XIV century was studied, as a rule, by amateur who were passionate about history, but were not professional historians (excluding P. V. Shkurkin and G.V. Verndsky). The authors had a very limited range of literature (as a rule, works in English or French, for example, the scientific essays of L. Weiger and E.W. Bretschneider); therefore they used even the most dubious information, which led to many inaccuracies and mechanical retelling of the same information. It is noteworthy that even the authors, who immigrated to China (for example, I.I. Serebrennikov or V.N. Ivanov), never used the Chinese dynastic chronicle "Yuanshi" or Chinese scientific literature for their scientific works. Even the works of G.V. Vernadsky repeated the unprovable version of the appearance of Russian troops from the time of Khubilai. The significance of the study lies in the fact that the works of emigrant authors have so far been little used in studying the history of the Russian regiment, and some of the works have not been studied even once.
Keywords: Kublai, Empire of Yuan, Golden Horde, Russian-Chinese relations, emigration, P.V. Shkurkin, V.N. Ivanov, I.J. Korostovetz.
For citation: Bronnikov V.L. History of the regiment of the russian guard in the empire of Yuan in the research of russian historians-emigrants. Tyurkologich-eskie issledovaniya=Turkological Studies. 2019; 2(4): 5-22. (In Russian)
References
1. Bokshchanin A.A., Nepomnin O. E. Liki Sredinnogo tsarstva: zani-matel'nye i poznavatel'nye siuzhety srednevekovoi istorii Kitaia [Faces of the Middle Kingdom: entertaining and informative plots of the medieval history of China]. Moscow: Lomonosov, 2015. 425 p. (In Russian)
2. Bretshneider E.V. Rus' i Asy na voennoi sluzhbe v Kitae [Russians and
Alans in military service in China]. Zhivaia starina=Live antiquity. Saint Petersburg, 1894, no. 1, pp. 67-73. (In Russian)
3. Vernadskii G.V. Mongoly i Rus' [Mongols and Russia]. Per. s angl. E.P. Ber-enshtein, B.L. Gubman, O.V Stroganova. Tver: LEAN, 1997. 476 p. (In Russian)
4. Vernadskii G.V. Mongol'skoe igo v russkoi istorii [Mongolian yoke in Russian history]. Evraziiskii vremennik= Eurasian vremennik. Paris: Evraziis-koe knigoizdatel'stvo, 1927, Vol. 5, pp. 153-164. (In Russian)
5. Vernadskii G.V. Nachertanie russkoi istorii [Writing Russian history]. Praga: Evraziiskoe knigoizdatel'stvo, 1927, Vol. I. 264 p. (In Russian)
6. Vernadskii G.V. Opyt istorii Evrazii s poloviny VI veka do nastoiashchego vremeni [Attempt to write the history of Eurasia from the first half of the sixth century to the present]. Berlin: Izdatel'stvo evraziitsev, 1934. 189 p. (In Russian)
7. Grebenshchikov A.V. Man'chzhury, ikh iazyk i pis'mennost' [Man-chus, their language and writing]. Vladivostok: Izd-vo Vostochnogo instituta, 1912. 72 p. (In Russian)
8. Gumilev L.N. Poiski vymyshlennogo tsarstva (Legenda o "gosudarstve presvitera Ioanna") [The quest for a fictional kingdom (the legend of the state of Prester John)]. Moscow: GRVL, 1970. 432 p. (In Russian)
9. Dugin A.G. Chingis-khan i mongolosfera [Genghis Khan and mongol-sphere]. Rus' mongol'skaia: Chingis-khan i mongolosfera=Mongolian Rus: Genghis Khan and mongolsphere. Moscow: Agraf, 2002, pp. 282-300. (In Russian)
10. Ivanov V.N. My: kul'turno-istoricheskie osnovy russkoi gosudarst-vennosti [We: the cultural and historical foundations of Russian statehood]. Harbin: Bambukovaia roshcha, 1926. 372 p. (In Russian)
11. Kafarov P.I. Primechaniia k "Starinnomu Mongol'skomu skazaniiu o Chingiskhane" [Notes to the "Old Mongolian Tale of Genghis Khan"]. Trudy chlenov Rossiiskoi dukhovnoi missii v Pekine=Works of members of the Russian spiritual mission in Beijing. Saint Petersburg: Tip. Bezobrazova i komp., 1866, vol. 4, pp. 163-257. (In Russian)
12. Pak B.D. Rossiia i Koreia [Russia and Korea]. Moscow: IV RAN, 2004. 519 p. (In Russian)
13. Pochekaev R.Iu. Svedeniia o Zolotoi Orde v "Knige o velikom khane" [Information about the Golden Horde in the "Book about the Great Khan"]. Turkologicheskii sbornik 2006=Turkological collection 2006. Moscow, 2007. pp. 260-273. (In Russian)
14. Serebrennikov I.I. Russkie v gvardii kitaiskikh imperatorov [Russians in the guard of the Chinese emperors]. Novaia zaria=New dawn. 1938, August 6, p. 4. (In Russian)
15. Serebrennikov I.I. Russkie v Kitae v XIII-XVI stoletiiakh [Russians in China in the 13 th and 16th centuries]. K istorii Azii=To the history of Asia. Tianjin: Nashe znanie, 1941. vol. 1, pp. 251-276. (In Russian)
16. Serebrennikov I.I. Russkie v kitaiskikh voiskakh. (Istoricheskaia spravka) [Russian in the Chinese troops. (History reference)]. Vestnik russkoi natsional'noi obshchiny=Bulletin of the Russian national community. 1928, no. 2, pp. 1-2. (In Russian)
17. Serebrennikov I.I. Russkie v Man'chzhurii v Srednie veka [Russians
in Manchuria in the Middle Ages]. Zaria=Dawn. 1944, October 19, p. 2. (In Russian)
18. Starinnoe Mongol'skoe skazanie o Chingiskhane [Old Mongolian Tale of Genghis Khan] / Translated into Russian by P.I. Kafarov. Trudy chlenov Rossiiskoi dukhovnoi missii v Pekine=Works of members of the Russian spiritual mission in Beijing. Saint Petersburg: Tip. Bezobrazova i komp., 1866. vol. 4, pp. 23-160. (In Russian)
19. Khara-Davan E. Chingis-khan kak polkovodets i ego nasledie. Kul'turno-istoricheskii ocherk Mongol'skoi imperii XII-XIV veka [Genghis Khan as a commander and his legacy. Cultural and historical essay of the Mongolian Empire of the XII - XIV centuries]. Belgrad: Izd. avtora, 1929. 232 s. (In Russian)
20. Khoroshkevich A.L. Izmenenie formy gosudarstvennoi ekspluatatsii na Rusi v seredine XIII veka [Changing the form of state exploitation in Russia in the middle of the XIII century]. Obshchee i osobennoe v razvitii feodalizma v Rossii i Moldavii=General and special in the development of feudalism in Russia and Moldova. Moscow, 1988. vol. I, pp. 152-163. (In Russian)
21. Cherevko K.E. Zarozhdenie russko-iaponskikh otnoshenii. XVII-XIX veka [The origin of Russian-Japanese relations. XVII - XIX century]. Moscow: Nauka, 1999. 256 p. (In Russian)
22. Cherevko K.E. Rossiia na rubezhakh Iaponii, Kitaia i SShA (2-ia polovina XVII - nachalo XXI veka) [Russia on the borders of Japan, China and the USA (2nd half of the XVII - beginning of the XXI century)]. Moscow: Institut russkoi tsivilizatsii, 2010. 688 p. (In Russian)
23. Shklovskii V.B. Marko Polo. Moscow: Izd-vo zhurnal'no-gazetnogo obedineniia, 1936. 349 p. (In Russian)
24. Shkurkin P.V. Spravochnik po istorii stran Dal'nego Vostoka [Handbook of the history of the countries of the Far East]. Harbin: Tip. Kitaiskoi Vo-stochnoi zheleznoi dorogi, 1918. vol. I. 134 p. (In Russian)
25. Bretschneider E. Mediaeval researches from Eastern Asiatic Sources: Fragments towards the knowledge of the geography and history of Central and Western Asia from the 13th to the 17th century. London, 1888. vol. 2. 352 p. (In English)
26. Charignon A.J. H. Le Livre de Marco Polo. Pékin: Albert Nachbaur, 1926. vol. 2. 275 p. (In French)
27. Korostovetz I.J. Von Cinggis Khan zur Sowjetrepublik. Eine kurze Geschichte der Mongolei unter besonderer Beruumlcksichtigung der neusten Zeit. Berlin-Leipzig: W. de Gruyter & Co., 1926. (In German)
28.Wieger L. Histoire des croyances religieuses et des opinions philosophiques. Troisième et quatrième périodes : de 65 à 1912.1922. 798 p. (In French)
About the author: Bronnikov Vitaly Leonidovich - Postgraduate Student, Institute of History, St. Petersburg State University. E-mail: VBronnikov12@yandex.ru
Received September 16, 2019 Accepted for publication October 23, 2019
