Научная статья на тему 'История одной конференции, рассказанная В. В. Давыдовым Жаку Карпею'

История одной конференции, рассказанная В. В. Давыдовым Жаку Карпею Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY-NC-ND
62
14
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «История одной конференции, рассказанная В. В. Давыдовым Жаку Карпею»

В.Т. Кудрявцев

ИСТОРИЯ ОДНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ, РАССКАЗАННАЯ В.В. ДАВЫДОВЫМ ЖАКУ КАРПЕЮ

Предисловие к публикации

Протяженно-сложенное слово И гнусливо-казенный укор Заменили тюрьму и оковы, Дыбу, сруб и кровавый топор. Но, с приятным различьем в манере, Сила та же и тот же успех, И в сугубой свершается мере Наказанье за двойственный грех.

Владимир Соловьев

Сегодня часто приходится слышать, что школа Л.С. Выготского, занимая господствующие позиции в советской психологии, представляла собой чуть ли не идеологический форпост в науке, выступала наместницей официальной линии партии, под которую советская психология была обязана прогибаться в добровольно-принудительном подобострастии. О том, как обстояло дело в действительности, позволяет судить следующая история. Ее В.В. Давыдов рассказал своему голландскому коллеге и близкому другу Жаку Карпею - профессору Свободного университета в Амстердаме. Эта история, записанная на диктофон Ж. Карпеем, была впервые опубликована в журнале «Вестник» (1998. № 5) и воспроизводится здесь по тексту этого издания. Ниже я сделал несколько примечаний - в основном пояснительного характера.

К великому сожалению, 1 марта 2010 г. Жака Карпея не стало. В память о замечательном ученом, последователе Л.С. Выготского, хочется сказать несколько слов.

© Кудрявцев В.Т., 2010

Впервые Жака в Россию занесло... море, служба на торговом флоте. Это было более 40 лет назад. Неподдельная любовь к стране, любовь фактически «с первого взгляда» открыла ему и российскую культуру, и российскую психологию. Таких понимающих и одновременно страстных почитателей нашего достояния на Западе встретишь нечасто. Чаще это люди с отстраненно-академи-ческим или вовсе прагматическим интересом. Но Жак Карпей был совсем иным.

Как-то он рассказывал мне (на чистом и почти правильном русском; тот, кто слышал, вспомнит неподражаемые интонации басовых нот его голоса): «Знаешь, каждый раз я приезжаю в Москву, иду в Парк "Сокольники" и не устаю удивляться. Там гуляют бабушки с внуками лет десяти и даже более. Они их окружают такой опекой! Завязывают шнурки на ботинках, заправляют рубашки, вытаскивают из луж. Тотальный надзор и контроль попыток делать что-то самостоятельно. Вся ответственность берется на себя. А дети воспринимают это как должное. У нас в Голландии такое было бы невозможно!»

И он удивлялся, любил и приезжал.

В последнее время приезжал, к сожалению, все реже. Занятость, возраст, а главное - уход в 1998 г. Василия Васильевича Давыдова, с которым он близко дружил. Дружил и на «поприще общего дела» - развития культурно-исторической теории Л.С. Выготского и деятельностного подхода в психологии. И просто по-человечески. Они всегда останавливались друг у друга: в Амстердаме и в Москве.

Позволю себе небольшое личное отступление. Дружбу с Жаком нашей семье подарил мой учитель В.В. Давыдов. Никогда не забуду, как, будучи у нас в гостях с В.В. и Эдвардом Боллом, Жак с моим двухлетним сыном Кирюшей «искали слонопотама». На кухне тогда был настелен линолеум с пятнистым рисунком, и Жак предложил найти неведомого зверя по следам-пятнам. Кирюша был поражен и счастлив - ведь рос он без бабушек и дедушек. Дедушку временами ему «заменял» тот же Василий Васильевич. А тут еще двое дедушек, один из которых к тому же владел тайной слонопотама!..

Я вспомнил об этом, потому что потом мне приходилось еще раз наблюдать, как Жак Карпей умеет общаться с детьми - любого возраста и любой страны. На уроке в нашей «давыдовской» школе «Лосиный остров». Высокий, красивый, благородный, с внешностью и манерами «кинематографического» аристократа, чем-то напоминающий Шона Коннери, западный гость-профессор через несколько минут стал в 3 классе своим...

& & &

В 1979-1980 гг. мы с Владимиром Петровичем Зинченко проводили в психологическом институте1 специальный семинар по перспективам концепции Выготского. К этому времени мы стали активно участвовать как члены редколлегии в подготовке трудов Выготского2. И к тому же к этому времени скончались два для нас гиганта - Лурия и Леонтьев. И мы хотели разобраться, каков потенциал Выготского. Возникла идея провести конференцию на базе нашего Института. Я согласовал возможности ее проведения с тогдашним президентом нашей Академии3 Всеволодом Николаевичем Столетовым. Он очень сочувственно отнесся к нашим намерениям. И даже поставил в известность отдел образования ЦК, где вначале не противились проведению этой конференции. Мы начали подготовку: выясняли возможности тех или иных людей из всех регионов Советского Союза участвовать в этой конференции, готовили публикации. Я тогда вместе с Радзиховским4 подготовил для сборника материалов конференции статью «Понятие идеального у Выготского», в которой мы пришли к выводу о том, что хотя и недостаточно развернуто, но у Выготского понятие об идеальном было.

Был определен срок проведения конференции - октябрь 1981 г., подготовлен список участников, составлена программа по ряду секций. Желание участвовать в конференции изъявили известный в Союзе философ и логик, историк науки Бонифатий Михайлович Кедров, специалист в области истории психологии Ярошевский, бунтарь и вместе с тем интересный логик и философ Георгий Петрович Щедровицкий (он недавно скончался). Мы подготовили хорошую конференцию. Но по ходу подготовки со мною проводилась (особенно с начала 1980 г.) особая работа со стороны сотрудника ЦК - Ломова5 и его сподвижников. К тому времени у Ломова (я думаю, не без подачи крупного чиновника ЦК и друга Ломова профессора Кузьмина) сложилась идея о том, что концепция Выготского является по сути своей сионистско-еврейской, что пропагандирование этой концепции на Западе вызвано интересами сионистских групп и поддержка теории Выготского в Советском Союзе есть не что иное, как податливость влиянию этих сионистских групп. И когда эта группа Ломова все-таки обнаружила, что руководимый мною институт получил серьезное общественное влияние и что он становится базой для разработки идей Выготского, мне было предложено отойти от поддержки теории Выготского, разорвать свою дружбу с Зинченко якобы для налаживания хороших взаимоотношений во всей советской психологической науке (к началу 1980-х годов четко размежевалась позиция ленинград-

ской группы Ломова - антивыготская позиция - и позиция московских психологов, вначале возглавляемых Лурией и Леонтьевым, а потом Зинченко и мной). Я прямо заявил Ломову и его людям, которые подосланы были ко мне с соответствующими предложениями, что этого я сделать не могу. Для меня кажется бредом суждение о том, что концепция Выготского является средством влияния сионистских групп на наше психологическое научное сознание. Я был последователем Выготского, был и останусь.

В 1979 г. на Западе появилась статья Тулмина «Моцарт в психологии»6. Она нам стала известна несколько позднее - в 1980 г., я тут же организовал ее хороший перевод, она нас воодушевила, восхитила. Мы хотели ее опубликовать в журнале «Вопросы психологии», но встретили резкую оппозицию со стороны Ломова и ему подобных. За публикацию этой статьи были только два человека из членов редколлегии - Петровский и я. Причем на этой редколлегии Бодалев7 прямо сказал: «Что это такое! Вслед за тем, что мы наблюдаем бум Выготского на Западе, у нас также активизируется линия на поддержку идей Выготского! Это одностороннее понимание источника развития советской психологии, есть другие источники - Ананьев, Рубинштейн... И почему Выготский, Выготский, Выготский?!.. И вообще пора прекратить эту поддержку влияния Выготского!» Но мы с Зинченко решили опубликовать эту статью в «Вопросах философии» с согласия самого Тулме-на. В «Вопросах философии» у нас были хорошие друзья в редколлегии редакции - Геннадий Сардионович Гургенидзе и другие. Ярошевский и Гургенидзе поддержали целесообразность публикации статьи Тулмина, и она пошла в производство8.

Итак, конференция подготовлена, изданы пространные тезисы докладов, высланы приглашения, назначен срок... Я встречаю Всеволода Николаевича Столетова, приглашаю его на конференцию, он говорит, что, конечно будет, обязательно. За день до конференции меня вызывают в ЦК. Руководитель отдела образования, некий Кожевников Евгений Михайлович (он член нашей Академии9 сейчас), в точном соответствии с цековскими установками, заявляет: «Василий Васильевич, мы, правда, с Вами согласовывали проведение конференции, но смотрите, какие здесь доклады: вот доклад Бонифатия Михайловича Кедрова "Кризис в психологии". Какой в советской психологии может быть кризис?! Я думаю, что советская психология, особенно в последнее десятилетие, и не без Вашего участия находится на подъеме...». Я говорю: «Евгений Михайлович! Это сжатая характеристика в названии "смысла кризиса" у Выготского. Бонифатий Михайлович изъявил желание выступить по существу методологических вопросов, поднимаемых

Львом Семеновичем в его знаменитой, еще неопубликованной у нас статье "Исторический смысл психологического кризиса"»10. «Нет, это мне не нужно, вот видите - неаккуратность!» И стал придираться к названиям отдельных статей. Я чувствую, что это чистые придирки. «Знаете, Василий Васильевич, у нас такое мнение, что конференция несвоевременна». Я знаю манеру работы нашего ЦК... «Евгений Михайлович, давайте отставим ваши придирки в сторону. Это мнение существенно? И мне бессмысленно сейчас обращаться к большому партийному начальству?» - «Нет, Василий Васильевич, у Вас уже времени нет». Тем самым он сказал: мы реально запретили вашу конференцию.

Я говорю: «К большому огорчению... Если такова позиция ЦК, то я как член партии вынужден подчиниться вашему решению, тем более действительно мне все равно не остается времени для апелляции». - «Да, да! Вы все поняли правильно. Так, Василий Васильевич, подождем лучших времен!»

Я приезжаю в институт, а у меня в кабинете лежит издание материалов к этой конференции. Добились красивого издания! Я думаю: «Что же это такое?! Конференция запрещена, и я не могу рассылать эти материалы... И они погибнут. Через некоторое время они не будут считаться официальными... » Я знал, что они уже появились, эти материалы, в Ленинской библиотеке. Уже есть, т. е. кое-кто мог читать их.

А в это время у Володи Зинченко на факультете психологии стажировался известный тебе Норис Минник из США. Мы обсуждаем, что делать. «Володь, меня прежде всего интересует судьба наших материалов. Вызывай Минника!» Они созвонились. Собираемся у меня в кабинете с Володей Зинченко и Минником. Я говорю: «Слушайте! Сейчас же подъезжайте в Ленинку и срочно делайте две копии на микрофильме сборника материалов Выготского. Две. Если завтра копии будут, одну копию по Вашим каналам - не советской только почтой - перешлите в США... Верчу, Майклу Коулу... Но чтобы в США материалы этой конференции были!» Для меня было важно спасти эти материалы. Если они там будут известны, мы могли бы сослаться, что кто-то (без моего наущения) сделал копию на пленку. Ведь можно там издать, пока здесь арест! «Понял!» - ответил Минник. Я ему подарил один экземпляр и говорю: «Официально сними фильм, а посылай неофициально. Чтобы не перехватили».

Наступает день конференции. Подъезжают люди. Приезжает президент! Я в растерянности был, не всех сумел предупредить... «Как так?!» Я объяснил ему суть разговора с Кожевниковым. Он человек натасканный, партийный: «Да, Василий Васильевич, у нас

выхода нет. Будем ждать». «Как ждать, - говорю, - ждать у моря погоды!..» Приехали люди из других городов, а я не могу им сказать, что конференцию запретили. Не позволительно! ЦК поступало таким образом: оно давало членам партии приказ, а ты не мог на этот приказ ссылаться. Я взвалил всю вину за отмену конференции на себя, мол, я не подготовил... Ну, разочарование появилось. И радость со стороны ломовско-ленинградского направления.

P.S. Конференцию мы в конце концов провели11. И не одну. Сначала Международную в Голицыно (1994 г.), потом Международную в Москве (1996 г.). Но самое печальное, что до этих конференций не дожили прямые ученики Л.С. Выготского - Л.И. Божо-вич, А.В. Запорожец, Д.Б. Эльконин, подготовившие для нас свои доклады...

Примечания

Институт общей и педагогической психологии АПН СССР, ныне - Психологический институт РАО.

Имеется в виду шеститомное собрание сочинений Л.С. Выготского, которое издательство «Педагогика» выпустило в 1982-1984 гг.

Академия педагогических наук СССР, ныне - Российская академия образования (РАО).

Радзиховский Леонид Александрович - бывший аспирант В.В. Давыдова, который поручил ему значительный участок работы с наследием Л.С. Выготского. О том, как выполнил это поручение Радзиховский, судить не станем. Когда В.В. Давыдова сняли с поста директора НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР и исключили из членов КПСС, Радзиховский утверждал на партсобрании Института общей и педагогической психологии, что давыдовская лаборатория за все время своего существования ничего не дала советской школе, и сокрушался, что ему, Радзиховскому, еще долго придется отмываться от порочащих связей с бывшим научным руководителем. Однако отмылся он намного быстрее, чем предполагал (видимо, запятнан был не слишком сильно), полюбил вовремя наступившую демократию, учителей-новаторов, Фрейда, Горбачева, Ельцина, Гайдара, Лебедя... озвучивая свою любовь при помощи журналистской лиры, на которой для этих целей разучил пару-тройку аккордов. В настоящее время в науке не работает, а дает в СМИ полезные наставления разного рода политическим деятелям.

Возможно, здесь в записи слова Давыдова звучат не очень разборчиво, впрочем, мог оговориться и сам Василий Васильевич. Борис Федорович Ломов был не сотрудником ЦК КПСС, а директором Института психологии АН СССР, хотя и имел влиятельные связи в этом органе (что далее и поясняет В.В. Давы-

2

3

4

5

дов). В молодые годы В.В. Давыдов и Б.Ф. Ломов даже дружили, но впоследствии разошлись.

6 Стивен Эделстон Тулмин - американский «философ науки», один из ведущих представителей историко-эволюционного направления в теории познания.

7 Бодалев Алексей Александрович, тогда - декан факультета психологии МГУ, академик-секретарь отделения психологии и возрастной физиологии АПН СССР.

8 См.: Тулмин С. Моцарт в психологии // Вопросы философии. 1981. № 10.

9 Имеется в виду РАО.

10 Оговорка В.В. «Исторический смысл психологического кризиса» - не статья, а обширная рукопись монографического объема. Издана в I томе собрания сочинений Л.С. Выготского (М., 1982).

11 Хотя конференция не была проведена тогда, материалы спасенного В.В. сборника - превосходно изданные - разошлись в психологической среде, и ссылаться на них можно было вполне официально. См.: Научное творчество Л.С. Выготского и современная психология.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.