CC BY
31
достойно в конкуренции с информационными сайтами, традиционные масс-медиа размещают в виртуальной сфере материалы, в которых детально рассматриваются программы партий, их действия в избирательной кампании.
Разнообразные функции, выполняемые предвыборной политической информацией в Интернете, быстрота ее распространения и установления обратной связи являются притягательными для политиков, побуждают их совершенствовать формы взаимодействия с избирателями. Правда, результат, на который рассчитывают субъекты электорального процесса, не всегда достижим. Сообщения, размещенные в глобальной информационной сети, способны как привлечь внимание людей к их программам, так и содействовать угасанию интереса к избирательной кампании, если пользователи убедятся, что ее организаторы нарушают законы.
Тем не менее по мере развития информационных технологий основные проявления электорального соперничества могут во все большей степени перемещаться в пространство Интернета. Во многих предвыборных материалах, имеющих хождение в глобальной сети, представлены разнообразные позиции, обновление содержания популярных сайтов происходит регулярно. В виртуальной сфере распространены дискуссии, создаются предпосылки для формирования культуры политиков и избирателей, их доверительных отношений.
Библиографический список
1. Грачев, М. Н. Политическая коммуникация: теоретические концепции, модели, векторы развития / М. Н. Грачев. —
М. : Прометей, 2004. — 328 с.
2. Соленикова, Н. В. Политический Интернет в российских избирательных кампаниях / Н. В. Соленикова // Общественные науки и современность. — 2007. — № 5. — С. 69 — 74.
3. Сопе, E. Election 2008: The Internet campaign / Е. Сопе [Электронный ресурс]. — Режим доступа : htth://www.cioinsi-ght.com/c/a/Trends/Election-2008-The-Internet-Campaign/ (дата обращения: 20.05.2012).
4. Белавин, П. Вчера в газете — сегодня в Интернете / П. Белавин, Т. Джоджуа // Коммерсант. — 2010. — № 142.
5. Интернет в России [Электронный ресурс] // Сайт Фонда «Общественное мнение». — URL: http://bd.fom.ru/pdf (дата обращения: 20.05.2012).
6. Internet World Stats. Usage and Population Statistics [Электронный ресурс]. —Режим доступа : www.internetworldstats.com (дата обращения: 20.05.2012).
7. Бороноев, А. О. Социогуманитарное наследие и социальная культура общества / А. О. Бороноев // История философии, культура и мировоззрение. — СПб. : Санкт-Петерб. филос. общ-во, 2000. — С. 37 — 39.
8. Miller, C.C. How Obama's Internet Campaign Changed Politics / С.С. Miller // New York Times. — 2008. — November 7.
ЕВДОКИМОВ Владимир Анатольевич, доктор политических наук, доцент (Россия), профессор, заведующий кафедрой филологии, журналистики и массовых коммуникаций.
Адрес для переписки: 644105, г. Омск, ул. 4-я Челюскинцев, 2 а.
Статья поступила в редакцию 01.06.2012 г.
© В. А. Евдокимов
УДК 1 В. В. НИКОЛИН
Омский государственный педагогический университет
ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ РОССИИ: ПЕРСПЕКТИВА ВРЕМЕННОГО СИНТЕЗА
Проблема генезиса и развития сопряжена в истории с проблемой новации и ее передачи. Это актуально и для древнего общества, и для современной России. Для сохранения традиции целесообразнее оказывается генетическая линия эволюции, более характерная для телесности человека, а для новаций — параллельная, характерная для развития его духовности. Первая опирается на пространственную данность и наследование, а вторая — на временную. Во временной эволюции России сосуществуют четыре вектора или слоя развития культуры, которые должны быть синтезированы, и это главный культурный ресурс развития России в цивилизационной перспективе. Ключевые слова: генетическая эволюция и пространство телесности, параллельная эволюции и временной синтез. Центр и периферия. Язычество и жизнь в природе, православная культура и вера, просвещение и поиск истины. Постчеловеческая парадигма человека и культуры.
1. Модель соединения генетической и параллельной эволюции в истории раннего общества. Древние общества представляли собой некие конгломераты разного способа организации. Общая тенденция была такова, что в эпицентре были смешанные формы, а на периферии — чистые. Смешение в центре было синтетическим, но и показывало противоре-
чивость разных типов обществ. Некоторые формы возникали только на пересечении.
Чистые прототипы, отдаленные от центра на периферию (например, общинная форма сохранялась и возвращалась с севера), были своеобразными хранителями традиции и чистоты, ибо в центре получались нечистые и смешанные, а потому неустойчивые
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012
формы синтеза. Иного типа синтез шел на периферии, тут чистая форма пыталась на собственной почве вырастить аналог новаций, особенно успешных, возникших в центре или на другой периферии. Например, освоение металла, пока не важно, почему и где возникающее, шло на разных перифериях и в разных частях центра по-разному. Об этом различии, отражающем существенную разницу преемственности и отторжения новаций, мы имеем меньше всего данных, ибо в итоге история сохраняет лишь формы победившие, которые не всегда лучшие. Сохранение, точнее восстановление, исторического многообразия позволяет не только понять процесс, но и понять способы исправления новаций победивших.
Тут уместна аналогия с воспитанием. Если мы воспитываем идеально, как пишет Л. С. Выготский, вслед за Гегелем, то мы даем ребенку высшие Формы исторических достижений, но без тех вековых тупиков, а только высшие [1, с. 116]. В итоге ребенок, попадая в очередной тупик, не в состоянии понять, что это тупик, и не умеет искать выход из своего тупика, он вообще не понимает, что есть тупики. У него прогрессистское представление о знании. Он выигрывает в скорости и усвоении материала, но проигрывает в жизни.
Особенные формы организации возникают в центре, это мегамашины, которых на периферии, а следовательно, в чистой форме нет. Мамфорд рассматривает мегамашину египетскую, которая была скорее производственная, вавилонскую, торговую и военную мегамашину, которая возникает впервые в Ассирии, потом в Персии, империи Александра и, наконец, максимальное выражение находит в Древнем Риме. Таким образом, разница мегамашины отличается уже не столько разницей основания и традиции, сколько характером самой организации. Исходно торговая мегамашина в Риме не возникает, потому что он не находится на пересечении путей, а в Египте она не возникает потому, что есть обилие хлеба, которым он торгует.
Также существенным является разный динамизм разных мегамашин. Производственная — консервативна; торговая — стремительно развивается, но крайне неустойчива, что определяется переменой путей, в том числе действиями конкурентов, а также неустойчивости своего пути торговли. Ведь она всегда конгломерат разных составляющих, и если один из них ставит повышение пошлин или нарушает охрану путей, то путь торговли становится менее предпочтителен.
Военная мегамашина расширяется медленно, что связано не только с трудностью из-за необходимости ресурсов, завоевания, но и с тем, что для ее единства требуется однородность сил и населения. Тем не менее, возникнув, военная мегамашина становится устойчивее, и чем больше она расширяется, тем сильнее ее тенденция к новым захватам. Пределом является только разложение ведущего народа, по мере обогащения при завоевании, то есть отчуждение элиты от первоначальной структуры организации военной машины. Завоевания были, значит, элита была организована эффективнее, но потом она начинает перестраиваться с завоеваний на использование положения. Это классическая схема Гегеля из «Феноменологии духа», о соотношении раба и господина.
В целом возникает несколько уровней соприкосновения разных типов и внутри разных типов организаций общества. Все эти формы учились и конку-
рировали друг с другом, перенимая у других новации, мегамашина приобретала новые качества. В то же время чистые формы исключали друг друга, но выращивали на собственной почве новации, возникающие в центре. Например, племена, населявшие границу Рима, вначале живут в военной демократии, но по мере получения выгоды от военных набегов на Рим, они организуются в королевства военного типа. Их армия из разрозненных отрядов становится единой системой, способной конкурировать с организованной в легионы римской армией.
Итак, мегамашина и община — ключевые исходные структуры, они сосуществуют в разных организациях, и способы их эволюции разные. Если община выращивает новации со стороны на собственной почве, то мегамашина их заимствует в форме конгломерата, создавая для соответствующей новации особенный слой людей, например, ремесленников — для производства, купцов — для торговли. Некоторое подобие делает Петр I, когда он воспроизводит в мастерских государственного типа производство свободных мануфактур Голландии. Социальный субстрат другой, и в России он управляется купцами, а само это производство продается государству.
Третий компонент иного типа: индивидуальность, ее все время включают как подчиненную форму, возможно, не было общества, где индивидуальность преобладала, в то же время в каждой мегамашине возникает страт самостоятельных людей, где-то это художники, где-то ученые, монахи, советники, а в Греции индивидуальность получает максимальное развитие. Греция становится своеобразным эпицентром развития индивидуальности. Римский мир заимствует это самостояние индивидуальности, точнее семьи, как первоэлемент своей военной мегамашины. Полисы — пример доминирования индивидуальности как способа организации общества, у нее учились и правители, и художники.
Итак, три типа форм, они есть в чистой форме в территории, и они, сталкиваясь, исключают друг друга, но по мере развития заимствуют функции, преобразуя функции и механизмы и преобразуясь сами. Движение идет в направлении создания все более универсальных структур в истории.
Победа одной из них может привести к деградации прочих, но сохранение прочих в периферии, где прочие доминируют — залог развития более позднего и более широкого.
Смысл такого развития в создании интегрированного универсального сообщества, насколько все цивилизации, по-своему, с этим справились.
Четвертая сфера, существенная в современном обществе — техническая — сосредотачивается не в местах, а в нишах. Она скорее явление не отдельного общества, а определенного социального института.
Отметим, что в зависимости от того, в какой институт техническая составляющая входит, зависит направленность самих технических инноваций. Если египтяне это располагали в храмах, то и наблюдения за Нилом давали им максимальное влияние, и развитие новаций касалось земледелия и предсказания разливов. Если Герон творил в рамках храма, и его паровая машина, реагируя на приближение человека или бросаемую в урну жертву, показывала обывателю чудо. В обоих случаях открытие и машины были засекречены и усиливали монополию на знания избранных. Но в случае прорыва, то есть получения глобального преимущества, например, превосходство железного меча над медным или бронзовым, техника
вклинивается в любую структуру, как-то ее преобразуя. Однако она давала преимущество обществу, где возникала, и по-разному усваивалась другими обществами, но не создавала, до технической революции, отдельного общества.
Тут интересно образование типа город. Л. Мам-форд считает, что города стали центрами развития индивидуального, антисистемного по отношению к мегамашине способа существования человека. Города — это как бы включенная зона технического и индивидуального развития в рамках мегамашины, города могут входить в мегамашину, но могут быть и самостоятельными. Мегамашина, создающая города, обычно создает их не как торговые центры, а как военные крепости, но и в этом случае города выполняют обе функции, а мегамашина выигрывает гонку в синтезе.
Между тем в каждой системе есть предпочтительные формы поведения и изобретений, и есть такие, которые они отвергают. Есть собственные механизмы развития и стагнации. Например, зависимость мегамашины от характера правителя. Мегамашина обычно создается великими людьми, но после захвата лидерства наступает усобица за престолонаследие. Мегамашины победившие достаточно быстро загнивают изнутри. Видимо, сказывается неготовность человека — лидера к объему власти, им получаемой. На первом этапе возникновения мегамашин они поглощают ближнюю периферию и создают эффективный синтез, который, благодаря загниванию, сам себя разрушает. Кстати так же сама себя разрушает Римская империя. На этой стадии периферия играет роль страховщика инноваций. Она учится у успешной мегамашины, а после ее загнивания восстанавливает ситуацию, благодаря чему развитие продолжается, но инициатива переходит от одной формы к другой.
Между тем сами мегамашины создают новую систему своего развития: конкуренцию. Существенную роль играет соперничество мегамашин, когда правителя подхлестывает внешняя конкуренция. В этом случае конкуренция не позволяет правителю расслабиться. Но, как показывает история, этот способ имеет определенные пределы. Важно, что механизм развития изменяется.
Этот способ, по-видимому, возникает в Греции. Там, если один полис достигает некой организационной революции, то и все другие вынуждены новацию заимствовать, иначе будут подчинены. Этим обусловлено массовое распространение демократии, после реформ Солона, которые резко повысили процент граждан путем отмены долгового рабства и защиты стабильности общества. После этого доминирование Афин приводит к демократическим переворотам в других полисах.
Соперничество, как основание развития, возникает в Европе, когда несколько параллельных схем организации и развития реализуются в соседних странах. Собственно период расцвета Европы и ее доминирования в мире отличается именно этой конкуренцией, которая, по большому счету, заканчивается после мировых войн, как и лидерство Европы.
Отметим, что рынок, конкуренция и борьба за выживание — это способ развития мегамашин в ситуации их конкуренции, но это вовсе не самый эффективный и экономный тип развития.
В анализе механизма развития и его изменения возможна аналогия с биологической эволюцией. В настоящее время господствует европейский взгляд Дарвина на борьбу за выживание между видами.
Также предполагается эволюция путем передачи генов с помощью наследственности.
Во-первых, Дарвин в своей эволюции отражает скорее взгляды Мальтуса и вообще английской буржуазии на рынок, которые и переносит на биологическую форму движения материи. Его схема развития очень напоминает развитие предприятий в рыночной экономике, это отношение между людьми и капиталом доминировало в тот период в Англии, но в настоящее время очевидно, что этот механизм эффективен на определенном этапе, в определенных условиях и не приводит к эффекту, если он только одно средство развития. Например, существовала альтернативная анархическая концепция эволюции, выдвинутая Бакуниным, который показывает, что существенную роль в развитии видов играет их взаимопомощь. Он описывает такие примеры, когда лиса спасает тонущего зайчонка и отпускает его, во время наводнения.
Между тем первичная эволюция, когда жизнь возникает, предполагается как параллельная эволюция. Когда разные по функциям и составу организмы находятся рядом. Один большой организм поглощает другие, но не «съедает» их, а получает как бы внутри себя работающий орган, который вырабатывает полезные для поглотившего вещества, в то же время сам поглотивший создает для поглощенного идеальные условия, чтобы тот и впредь вырабатывал полезные вещества. Это симбиоз, как одна из форм контакта организмов. Симбиоз возможен и в рамках взаимодействия разных исторических форм организации общества в истории.
В становлении человека также есть две эволюции: биологическая, или телесная предполагает передачу генов и наследственности, а культурная — заимствование, это параллельная эволюция. Отметим, что новации в генетическом типе происходят очень медленно, и путем мутаций, подавляющее число которых — фатально или вредно. Параллельная же эволюция означает заимствование полезных, уже проверенных опытом элементов культуры, технологии, поведения, которые существенно ускоряют эволюцию. Хотя во втором случае эволюции есть своя проблема: опасность утраты собственного стержня, чем опасна политика заимствования вообще. Эта опасность характерна для обществ ближней периферии, и она учит дальние периферийные общества. Таким образом, мировая история, с точки зрения параллельной эволюции, оказывается процессом системным, в котором участвуют все народы, а периферия играет важную роль в развитии центра.
Итак, главная тенденция и опасность параллельной эволюции — заимствование и утрата собственного качества, а в генетической — развитие собственного качества и минимальные заимствования, причем временные. Например, организм человека постоянно находится в симбиозе с массой микроорганизмов находящихся внутри него. Это положительные новации, которые не передаются по наследству с помощью генетической эволюции.
Культура как явление параллельной эволюции нуждается в особенной организации, которая позволяла бы сохранять традицию. Культурная традиция — искусственный, но необходимый для развития компонент генезиса, приобретаемый культурой не автоматически, а с опытом. Телесность, наоборот, должна быть компенсирована в сторону направленного развития. Между тем в истории сохраняются в основном генетические инновации, которые заимствуются в генофонд, а те явления и инновации,
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012
которые возникают в параллельной эволюции и не успевают приобрести телесный эквивалент, возможно, в силу их сложности для данного состояния эволюционирующей системы, утрачиваются, как и перспективы, погибающие с этой утратой. Итак, развитие идет со стороны параллельной эволюции и ее механизмов и средств реализации, ниш в обществе, а сохраняется лишь генетическая, передающаяся в последующем в телесной реализации форма инноваций. В настоящее время стоит вопрос управляемой эволюции, когда телесность будет нацеленно отбирать больше вариантов развития.
2. История культуры России: перспектива синтеза. Анализ истории развития России показывает, что помимо традиционных, пространственных компонентов культурного и цивилизационного синтеза и эволюции в обществе существует также временной синтез.
Синтез генетического типа складывается из пространственно данных элементов существования, а синтез эволюции параллельной — из временного многообразия, берущего свои ресурсы из истории культуры и цивилизации.
В русской культуре исторически сложились четыре слоя, которые синтезировались один последующим, на переломах синтез этот осмысливался по-новому, а в настоящее время актуальна задача реального переосмысления исторического смысла и содержания русской культуры, с использованием ее же опыта такого синтеза, для построения перспективы единой и самостоятельной русской культуры, которая не разбрасывает, а собирает собственные камни. Это создаст перспективу роста и развития, творчества и самоосмысления.
История России может стать методологическим основанием восстановления перспективы русской цивилизации. Разговоры о мультикультуральности у нас игнорируют факт, что сама русская культура многолика, в ней существует несколько слоев, которые в настоящее время, словно обломанные ветви дерева, восстанавливаются и плодоносят, но в разные стороны, порождая скорее вражду, нежели союз. Нужна толерантность не только к другим иным, но и к другим своим культурам. Схема, даваемая ниже, не претендует на полноту, она ставит задачу актуализировать поиск слоев и типов их взаимодействия. Эта проблема актуальна для так называемых переходных состояний культуры, когда последняя претерпевает фазовый переход, и тогда исторический опыт развития культуры становится главным методологическим ключом нового синтеза истории и современности.
Выделим четыре неравновесные, но разные слоя в русской культуре:
— во-первых, языческая культура, в наибольшей степени выраженная и сохраненная в народных волшебных сказках, и различных формах фольклора [2-5];
— во-вторых, православная культура, причем это не только специальные жанры религиозной стадии ее развития, но и более поздние произведения авторов, православных по своему дискурсу. Например, мы считаем «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского, по дискурсу, произведением, тяготеющим к православной культуре [6]. Так, три преступления Раскольникова четко построены в иерархию: и грабеж денег, и убийство старухи-процентщицы (обухом топора) подчинены третьему преступлению (острием топора) — жертве собой Лизаветы. Последнее только и становится путем искупления и превращения преступника в православного;
— в-третьих, просвещенческая культура, часто связанная с атеизмом, или отрицанием православия, причем не только в религиозном, но и культурном смысле, и тем самым отторгающая прежние культуры;
— в-четвертых, посткультура, порождаемая Интернетом, которая в настоящее время активно развивается под воздействием современных СМИ.
Отметим также, что в этих слоях русской культуры отражена соответствующая им мировая культура, и отражена оригинально и своеобразно. Каждый из этих слоев и в свое время имел мировое значение и до сих пор сохраняет ценности мирового калибра, что не означает призыва к самозамыканию и изоляции, но к бережному отношению к наследию предков наших.
Специфика ситуации современности состоит в том, что культурные слои, ранее лежавшие друг над другом как исторические слои, вдруг приобретают динамику становиться современными, они словно оживают, но при этом между ними возникают острые противоречия и враждебность. Проблема состоит в том, что каждый из этих слоев в настоящее время создает собственную субкультуру, то есть историческая форма становится частичной субкультурой. В этом контексте исторический же тип синтеза, уже существующий в культуре России, дает определенный опыт, который новые субкультуры не устраивает. Для примера рассмотрим синтез язычества в православие.
Так, самым главным персонажем сказки эпохи язычества являлся колдун. С приходом православия сказка лишилась этого персонажа как положительной силы. Коддун в православной сказке всегда негативный персонаж, как, впрочем, и баба-яга и прочая «нечисть». Такое предвзятое отношение к силам сдерживания и воспитания, заданным в сказке, уже предполагает определенное отношение к языческой культуре со стороны победившего православия. Между тем колдун остается в облике Ивана-дурака именно как положительный персонаж. Диалектика же сказки отчасти снимает наложенную идеологически иерархию ценностей, которую можно описать как противопоставление веры и жизни. Тем не менее параметры синтеза языческого материала в православие заданы жестко.
Интересно, что иной тип синтеза уже начинался в период увлечения фольклором в конце XIX века, и этот синтез шел под эгидой просвещения мягкого типа, вспомним сказки Афанасьева, Словарь русского языка Ожегова и другие находки русских мыслителей и художников. Здесь мы видим интересный феномен переосмысления синтеза прошлого уровня в попытке идентификации культуры новой. Она автоматически переосмысливает прошлое и связки разных уровней прошлого.
Более жесткий тип смены культурной парадигмы связан с победой атеизма. Причем, если в царское время отношение к православной культуре со стороны просвещения дает синтез гибкий и многоликий, то отношение в советское время задает очень жесткий сценарий отсева и оценки жизни и веры прошлого. Такое отношение к прошлому нетерпимо.
Буквально на глазах складывается новое поколение культуры — постчеловеческой, где сказка подменяется рекламным роликом, книга — фильмом и игрой, а вера — фантазмами фэнтези. Этот слой культуры просто разрывает преемственность с прошлым и является самым опасным для развития целостного и самостоятельного мира русской культуры.
Это не значит, что необходимо его отторжение, необходим синтез.
В настоящее время необходим иной тип синтеза, а для этого надо понять старый, восстановить структуру, разрушенную этим синтезом, и осуществить иной тип синтеза, более равноправный. Можно сказать, что пришло время не разбрасывать, а собирать камни. В этом контексте исторический опыт синтеза, а также опыт самостоятельного существования слоев в прошлом становится основанием развития нового синтеза. Этот новый синтез — перспектива существования русской культуры как самостоятельного и достойного феномена мировой глобальной цивилизации. Альтернативы такому синтезу автор не видит, но и сделать его сложно. Это перспектива выживания русской культуры в целом.
Библиографический список
1. Выготский, Л. С. Проблемы развития психики / Л. С. Выготский // Собрание сочинений. В 6 т. Т. 3. — М. : Педагогика, 1983. - 368 с.
2. Афанасьев, А. Поэтические воззрения славян на природу.
В 3 т. Т. 3. / А. Афанасьев. — М. : Индрик, 1994. — 840 с.
3. Зеленин, Д. К. Избранные труды. Очерки русской мифологии. Умершие неестественной смертью и русалки / Д. К. Зеленин. — М. : Индрик, 1995. — 432 с.
4. Ожегов, С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов. — М. : Рус. Яз., 1985. — 797 с.
5. Достоевский, Ф. М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 6. Преступление и наказание / Ф. М. Достоевский. — Л. : Наука, 1973. — 423 с.
6. Достоевский, Ф. М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 7. Преступление и наказание. Рукописные редакции / Ф. М. Достоевский. — Л. : Наука, 1973. — 416 с.
НИКОЛИН Виктор Владимирович, доктор философских наук, профессор (Россия), профессор кафедры философии.
Адрес для переписки: nyv06@mail.ru
Статья поступила в редакцию 02.05.2012 г.
© В. В. Николин
УДК 101.1:36 130.2 А. М. АГАЛЬЦЕВ
Омский государственный университет путей сообщения
ДИАЛОГ В ФИЛОСОФИИ__________________________________________
На основе междисциплинарного подхода анализируются глобализация и амбивалентность современной переходной эпохи; акцентируется приоритет социокультурных интенций, позволяющих определить рождающееся общество будущего антропогенной цивилизацией. Исследуется диалог как системообразующая структура общения и философии, обосновывается его атрибутивная роль в становлении самоопределения личности.
Ключевые слова: антропогенная цивилизация, общение, коммуникация, диалог, бы-тийственно-экзистенциальный диалог, самоопределение личности.
Современная эпоха, являясь переходным периодом от модерна к постмодерну, вызывает пристальный интерес исследователей в контекстах дефинитивном, онтологическом, аксиологическом, методологическом. Определение становящегося феномена всегда сложно ввиду его эмбриональности, нестабильности, непроясненности, нелинейности, неизвестности многих составляющих. Одни мыслители определяют современный мир как эпоху глобализации: члены Римского клуба; другие, например, З. Бауман — «разъединенным временем»: «...разъединение стало в наши дни самой привлекательной и широко практикуемой игрой» [1]. Третьи, как Д. Белл, разделяя близкую позицию, называют современность «эпохой разобщенности». Перечисляя экологические, демографические вызовы, региональный, международный терроризм и др. процессы, протекающие одновременно и амбивалентно, автор заключает: «Именно поэтому я называю наше время «эпохой разобщенности» [2]. Четвертую позицию, во многом созвучную автору, высказывает В. М. Межуев в фундированном тексте «Диалог как способ межкультурного общения в современном мире» [3]. Диалог, как одно из приоритетных оснований социокультурного общения, сыграл исторически непреходящую роль в становлении и развитии человека, социума. Столь
же значима его роль в зарождении новой — антропогенной цивилизации и становлении самоопределения личности. Об этом чуть ниже после определенной экспликации дефинитивно-методологического характера.
Разделяя позицию об исчерпании традиционных подходов в объяснении новых процессов, тенденций, вызовов, полагаем возможным обращение к эвристическому потенциалу междисциплинарного подхода. Акцентируя при этом внимание на философско-антропологическом, феноменологическом, социокультурном, коммуникативно-семиотическом анализе противоречивых (амбивалентных) процессов глобализации, с одной стороны, — эпохи разобщенности — с другой. Видимо, следует согласиться: во-первых с чрезвычайным расширением и углублением социальных, экономических, дипломатических, военно-политических, духовно-нравственных, этно-конфессиональных и других процессов, тенденций, взаимодействующих и взаимно влияющих друг на друга. Это влияние может быть явным, открытым, а нередко — латентным, отсроченным, прямым или опосредованным. Во-вторых, данная мозаичность, противоречивость, многоплановость и, вместе с тем, незавершённость, неопределённость указанных тенденций даёт основание квалифицировать современ-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
