CC BY
83
Тажидинова И.Г. Ценность вещей и повседневные практики взаимодействия с ними в условиях военного времени. - Режим доступа: http://www.teoria-practica.ru/index.php/2010-2/217-istoria/497-2010-07-09-18-49-14 Терещенко А.В. Быт русского народа - М., 1997. - 288 с.
Токарев С.А. К методике этнографического изучения материальной культуры // Сов. этнография. 1970. - № 4. - С. 3-17.
Толстая С.М. Символические заместители человека в народной магии // Судьбы традиционной культуры: Сборник статей и материалов памяти
Л.Ивлевой. - СПб., 1998. - С.72-78.
Топоров В.Н.Вещь в антропоцентрической перспективе. - Режим доступа: http://ec-deiavu.ru/v/vesh.html
Утехин И. Любимые вещи. - «Неприкосновенный запас, 2004. - № 1. -Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2004/1/uteh15-pr.html
Фефилова Т.Ю. Костюм Горнозаводского Урала как социокультурное явление. - Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологи. - Екатеринбург, 2006.
Фрэзер Дж.Дж. Золотая ветвь. - М., Политиздат, 2-е издание, 1986. - 704 с. Щепанская Т.Б. Система: тексты и традиции субкультуры. - М.: ОГИ, 2004. - 286 С.
Сведения об авторе:
Сулейманова Олеся Анатольевна -аспирант Кольского научного центра РАН Suleymanova Olesya Anatolyevna -
post-graduate of Kola Science Centre RAS
УДК 9 (=511.1) (470.21): 316.356.2 Е.В.Бусырева
ИСТОРИЯ И ПАМЯТЬ СОВРЕМЕННЫХ КОЛЬСКИХ СЕМЕЙ С ФИНСКОЙ РОДОСЛОВНОЙ24
Аннотация
Представлена история двенадцати семей с финскими корнями. Статья основана на интервью и семейных архивах респондентов, которые проживают в Мурманской области. Статья является попыткой показать жизненные траектории семей, каким образом утрачивались и восстанавливались родственные связи.
Ключевые слова:
Семейная история, память, биографическая траектория, исторические знания, финны-ингерманландцы, этничность
24 Статья написана в рамках проекта «Региональная история в письменных и устных репрезентациях: формирование традиции и взаимодействие культурных кодов», который осуществляется при поддержке Программы фундаментальных исследований ОИФН РАН «Генезис и взаимодействие социальных, культурных и языковых общностей».
E.V.Busyreva
HISTORY AND MEMORY BY CONTEMPORARY KOLA FAMILIES WITH FINNISH ROOTS
Abstract
Twelve family histories with Finnish roots are presented. The paper is based on interviews and on archives of family, which live in Murmansk region. The author makes an effort to construct the destinies of relatives, how family connection was lost and was restored.
Key words:
family history, memory, biographical destinies, historical knowledge, Ingrian Finns, ethnicity
Устная и документированная семейная биография
Семейная память - это знания и представления о семейной истории. Вслед за классиками теории культурной памяти мы разграничили понятия «история» и «память». Если «история всегда опирается на твердое» в виде документов и материальных артефактов, то «память» репрезентирует историю в субъективном изложении [Ассман, 2004: 53]. Примером субъективного
изложения истории могут служить устно-исторические семейные воспоминания. В данной статье рассматривается история семей, имеющих финские корни, чьи потомки проживают в настоящее время на территории Мурманской области. Цель работы - выявить жизненные траектории семей, и попытаться понять, как осмысливается членами семей их история, одной из траекторий которой является постепенное «размывание» этничности. В качестве дополнительных источников информации мы использовали документы семейных архивов.
Основным материалом послужили рассказы двенадцати респондентов. Трое из них связаны кровными узами. Ещё двое также происходят из одного рода. Девять являются потомками финнов-ингерманландцев, а у троих предки -выходцы из северных районов Финляндии. Во всех семьях и устно, и документально сохраняется память о прошлом. Рассказы информантов и архивные документы позволяют реконструировать судьбы конкретных семей на протяжении нескольких поколений. Интервью помогают выявить представления респондентов о предках, «судьбе рода», показать влияние драматических событий отечественной истории XX века на отдельные семьи; увидеть типическое, редкое и единичное в семейных и индивидуальных жизненных путях. Представляет исторический интерес оценочная характеристика, которую дают респонденты тем или иным событиям, личностям.
Знание о семейной родословной тесно переплетается с национальной историей. Периодизация, которую используют респонденты в своих рассказах об истории семьи, совпадает с периодизацией, принятой в отечественной истории XX в., при этом сами указания на время могут быть формальными и нейтральными, а могут - и оценочными: «В годы первой Мировой войны <...>. После войны <...>. Жизнь в период коллективизации <...>. Когда начались репрессии <...>. В Финскую войну <...>. В годы Великой Отечественной войны <...>. После войны <...> Когда сдох Сталин». Датировка в семейнобиографическом повествовании, как обычно в устной истории, или отсутствует,
или приблизительная, или - чаще всего - заменяется обозначениями исторических периодов по основным событиям или процессам (раскулачивание, эвакуация). Рассказ респондентов зачастую выстраивается не в хронологическом порядке, перескакивает с одного события на другое вследствие индивидуальной логики, отбора и систематизации информации по степени значимости, с точки зрения субъекта повествования [Разумова 2001: 302-319].
Семейный биографический рассказ представляет собой семейные воспоминания. Иногда эти воспоминания письменно фиксируются, например, в виде фактографического повествования. Так, одна из респондентов (А.А., 1958 г.р.) записала автобиографический рассказ своей бабушки и, основываясь на этих записях, привила интерес к семейной истории сыну. Такую спонтанную практику записывания семейной истории можно считать вполне типичной. В данном случае запись сделана для себя и прямых потомков (для внутрисемейного использования), но в дальнейшем сфера распространения этой семейной информации расширилась. Домашние записи были использованы сыном респондента в школьной стенгазете, посвященной репрессированным семьям. Подобные, казалось бы, незначительные факты, свидетельствуют о том, что семейное историческое знание социализируется (в частности, через систему образования), оно становится частью отечественной истории.
Семейная память, как известно, передаётся не только вербально, но и через семейные фотографии, реликвии, и т.п. У той же респондентки хранится обширный архив, включающий фотографии, архивные справки и различные документы, и она охотно делится этими сведениями. Отбор документальных и вещественных свидетельств прошлого можно, на наш взгляд, считать шагом к превращению «памяти» в «историю», так как память в таких случаях объективируется.
Следует отметить, что у респондентов различная степень знаний о своих корнях и различная степень заинтересованности в этих знаниях. Сохранение и передача знаний об истории семьи зависит как от личной заинтересованности того или иного члена семьи, так и от количества и качества документальных источников. Причины утраты памяти о предках различны. Это утрата семейных архивов и реликвий при разных обстоятельствах, физическая гибель родственников - носителей семейного знания, запреты на сообщение информации, продиктованные страхом из-за характера сведений или нежеланием вспоминать о горьких страницах истории семьи. По словам респондентов, их старшее поколение зачастую сознательно замалчивало какие-либо сведения о семье, стараясь таким образом оградить своих близких от возможных проблем. Иногда причиной незнания о своих корнях (даже таких близких, как бабушка и дедушка) является слишком ранняя смерть родителей и, следовательно, слишком молодой возраст потенциального «реципиента» семейной памяти. Как правило, детьми семейное историческое знание если и воспринимается, то усваивается и запоминается лишь отрывочно, а то и вообще не усваивается из-за отсутствия интереса, неактуальности. Особенно губительна утрата «разговорчивых» родственников, возможных передатчиков семейного знания. Иногда незнание своих корней объясняется неразговорчивостью старших:
«А про мамину родню ничего сказать не могу. Когда мы очнулись, мама уже умерла. Мама много не рассказывала» (И.П., 1948 г.р.).
Одна из респондентов (А.Х., 1932 г.р.) сказала, что ничего не знает о семье своей матери, так как та умерла совсем молодой в возрасте тридцати лет, «а папа у нас молчаливый был». Другой респондент, Р.К., 1936 г.р., осталась круглой сиротой и воспитывалась в детском доме: «Отца расстреляли в 1938, а мама умерла в 1942». Информацию о своих корнях она имеет от тёти, сестры отца. Еще одной из причин утраты информации является распад семьи:
«Перед войной дедушка расстался с семьей и переехал в Новгородскую область. Дальнейшая его судьба неизвестна» (В.Х., 1946 г.р.).
Препятствием для передачи знаний об истории семьи нередко служит то, что для старшего поколения вспоминание горестных событий прошлого нежелательно. Многие родственники остерегаются расспрашивать, существует определенный запрет на воспоминания, выполняющий «оберегающую» функцию по отношению к старшим:
«Если я маму начинала расспрашивать, то она расстраивалась сильно, а у неё сердце больное было. Сын мне говорил: «Оставь бабушку». Она и фильмы
про войну не могла смотреть» (А.Л., 1927 г.р.). Другой респондент на вопрос об истории семьи ответила:
«Что я могу сказать. Мама не любила говорить на эти темы. Сами знаете, какое отношение было. Если мама в последние годы и пыталась что-нибудь рассказывать, то сразу начинала плакать, так тяжело ей было всё это
вспоминать» (Н.К., 1947 г.р.).
Одна из респондентов запретила брать интервью у своей мамы по той же причине. По ее словам, мама до сих пор боится репрессий и запрещает дочери говорить о своих финских корнях (А.П., 1955 г.р.). Некоторые респонденты старшего поколения, пережившие репрессии, войны, сами без слёз не могут вспоминать прошлое, а когда младшая сестра (1930 г.р.) одной из наших респондентов предложила ей съездить на родину, та ей категорично ответила: «Не хочу» (А.Л., 1927 г.р.). И это вопреки тому, что, как принято считать, пожилых людей всегда «тянет на родину». Таким образом, на контакты с прошлым наложено табу.
Бытует мнение, что финны неразговорчивы. Некоторые респонденты именно так характеризовали своих родителей. Трудно сказать, в какой мере это реальная коммуникативная особенность, оцениваемая потомками, или дань стереотипу. Скорее всего, это связано с тем, что в сталинский период многие из старшего поколения пострадали из-за своей разговорчивости и по выработанной стратегии старались молчать в более поздние годы в силу привычки. По крайней мере, при сборе нами семейной информации трудностей, как правило, не возникало. Некоторые респонденты рассказывали о своих семьях увлеченно, были рады, что кому-то это интересно.
Несмотря на различные проблемы сохранения семейной памяти, все респонденты в той или иной степени интересовались своими корнями: расспрашивали близких более старшего возраста, запрашивали сведения о родственниках из архивов. Некоторые из респондентов обращались за помощью в общество «Финляндия-Ингерманландия» в Хельсинки, поскольку их предки были родом из Финляндии (Э.А., 1927 г.р., А.П., 1955 г.р.). Благодаря активной и кропотливой деятельности этого общества, респонденты получили сведения о родословии и о своих родственниках за границей. Некоторые узнали подробности о судьбах близких благодаря сведениям, указанным в «Книге
памяти жертв политических репрессий (20-50-е гг.)» [1997]. (Т.Х., 1950 г.р.). Другие, напротив, не знают, что в этой книге есть сведения об их родственниках. Например, мы нашли информацию об отце Р.К., 1936 г.р.: «К... Матвей Матвеевич, 1894, д. Б.Каркимяки Куйвозовского (Всеволожского) района Ленинградской обл., финн. Кировский жилкомхоз, ассенизатор; г.Кировск Мурманской обл., ул .Индустриальная, д.43, кв.7. Арестован 18.11.37, ст.58-6-10-11 УК. Осужден 04.01.38 Комиссией НКВД и Прокурора СССР, ВМН. Расстрелян 08.01.38. Место захоронения - г.Ленинград, Левашовское кладбище. Реабилитирован 05.09.57 Военным трибуналом Северного военного округа» [Книга памяти, 1997: 137].
Указание на место, которое является родиной предков, присутствует во всех интервью:
«Отец родился в Финляндии в местечке Лутто Уляпорского района»
(Т.Х., 1950 г.р.),
«Дед где-то в начале 20-х годов по призыву Ленина уехал из Улеаборского района Финляндии в Мурманский край» (А.П., 1955 г.р.) и т.д.
Известный исторический факт: некоторые финны мигрировали из маннергеймовской Финляндии после поражения там в 1918 г. социалистической революции на Кольский полуостров [Киселев, 2009: 68]. Кроме финнов, переселившихся из Северной Финляндии, на Мурмане были также американские и канадские финны (на рубеже XX в. миграция финнов из Финляндии в поисках работы была направлена, в основном, в Северную Америку [Такала, 2002: 7]), приехавшие в Россию сразу после Октябрьской революции [Киселев, 2009: 67]. После революции в 1920 г. была образована Карельская трудовая коммуна, в 1923 г. преобразованная в Карельскую АССР [СЭС, 1987: 547], создание автономии подтолкнуло финнов переехать из Америки в РСФСР. В связи с этой реэмиграцией очень интересна история, рассказанная Э.А., 1927 г.р.:
«Отец родился в общине Ветели область Вааса в 1888 г. на берегу Ботнического залива... Его родители были крестьяне. Вначале у семьи была фамилия П..., а позже К..., как мне объяснили в Хельсинки, часто финны меняли фамилию по месту жительства. В село К... переехали и брали эту фамилию. Они меняли несколько раз фамилию... Отец уехал в Америку в семнадцать лет 1906 г. к брату <старший брат переехал раньше - Е.Б.>. Они переехали сначала в Канаду, потом в Америку, вот, там они рыбачили в Атлантическом океане...
Ну, а потом сестры туда уехали... В 1922 г. отец прибыл из Америки в СССР легальным путём. До 1938 г. поддерживал письменную связь с родней из
Америки».
Финны из США и Канады, в числе которых оказался и отец Э.А., поселились и на Мурмане. Одни основали коммуну в Кандалакшской волости, организовали лов и переработку беломорской сельди, другие создали несколько артелей лесорубов [Киселев, 2003: 30]. Сестра отца Э.А. также с сыновьями перебралась из Америки к брату в самом начале 1930-х гг. в Княжую Губу, но вернулась обратно:
«Им не понравилось, они собрались и уехали обратно. Как тётя просила «Поехали с нами»! «Как я поеду опять к брату. Там у меня ничего нет, дома нет». А здесь он дом имеет, тут у него корова, тут лошадь была. И не захотел.
А если бы уехал, жив был бы».
Респонденты с большим сожалением говорили о том, что их родители, имея возможность уехать из России, «сдуру взяли и вернулись. Хозяйство жалко было» (Р.К., 1936 г.р.). Согласно известному стереотипу, трудолюбие и хозяйственность - отличительные черты финнов.
Естественно, что большую часть финнов Мурманской области составляют ингерманландцы.
«Отец мой из Выборга» (А.Л., 1927 г.р.), «Дедушка из Лемболовской волости Петроградского уезда» (А.Х., 1932 г.р.), «Предки родом из деревни Коркиомяки <в документах значится то
Коркомяки, то Коркиомяки, то Корки-Мяки - Е.Б.> Куйвозовского <ныне Парголовский - Е.Б.>района Ленинградской области» (Р.К., 1936 г.р.), «Папа Из Гатчинского района Ленинградской обл.» (Н.Я., 1943 г.р.), «Предки мои из деревни Сализи Гатчинского уезда» (Т.Р., 1945 г.р.),
«Дедушка из деревни Горки (ст.Вырица) Гатчинского уезда» (В.Х., 1946 г.р.), «Мой дедушка, отец отца, 1895 г.р., и мать, 1892 г.р., жили в Куйвозовском (Парголовском) районе Ленинградской области, деревня Аньялово. Там жили фактически одни финны» (И.П., 1948 г.р.), «Прадедушка и его семья из деревни Риволимяки Куйвозовского района Ленинградской области. В те годы деревню Риволимяки населяли финны» (А.А.,
1958 г.р.).
Знание о прародителях, генеалогии служит самоопределению и подтверждению идентичности. Так, переданные детям сведения о том, что все их предки родились в определённой местности, может оказать влияние на формирование их локального самосознания. Некоторые респонденты, сообщая о своих корнях, подчеркивают этническую принадлежность: «Мы -
ингерманландцы». Иногда с этих слов начинают повествование.
«Историческая ценность» рода также может составить предмет гордости и высокой самооценки потомков. В частности, она связана с участием предков в важных событиях. Прежде всего, это войны. Рассказывая о событиях, связанных с периодами Первой Мировой войны, Гражданской войны респонденты обращали внимание на воинские заслуги своих дедов и отцов. В Первую Мировую войну многих финнов призвали на военную службу. Например, дед
В.Х. был офицером Ингерманландского Егерского полка и имел награду. Не обошел стороной призыв на воинскую службу и Мурманских финнов. В 1916 г. колонистов, большинство из которых были рыбаками, приписали к военноморским силам, в то время как Кольские саамы должны были служить в сухопутных войсках [Йентофт, 2002: 51]. В постреволюционные годы в Красной Армии было 3 финских полка, 480 стрелковый полк на 80% состоял из ингерманландцев [Мусаев, 2002]. В годы Гражданской войны служил в Красной армии и дед Т.Р. Воинская служба дедов является основной биографической информацией о них, а воинские заслуги делают их «историческими личностями». Например, респондент А.Л. в своем рассказе неоднократно упоминает имена, знаковые для истории финнов и российской истории в целом: Тойво Антикайнена и Рокоссовского, - тем самым повышая авторитет своего отца.
Рассказы о заслугах - основная часть «презентативной» семейной истории. Заслуги родственников имеют разный масштаб. Они могут касаться вклада в развитие определенного места, населенного пункта и т.п.:
«Там построили через речку мост. Там построили школу, отец руководил.
И учил призывников» (А.Л., 1927 г.р.). Вспоминая свои корни, респонденты рассказывали о родительском (дедовском) доме. Иногда рассказ о родительском доме превращался в подробное описание (Т.Х., 1950 г.р.). Поскольку респонденты имели финские крестьянские корни, родительские дома были построены своими руками:
«Когда отцу дали участок на хуторе в глухом месте, сами они с матерью корчевали пни, сами они строили дом. У нас была деревенская натуральная
изба, пятистенная» (А.Л., 1927 г.р.).
«Было два дома, стадо оленей... В одном доме жила свекровь, а в другом уже мамина семья. А потом уже на моей памяти, то-то я не помню, уже мы все жили в одном доме: две бабушки <первая свекровь мамы и мама мамы -Е.Б .> и когда мои родители поженились, папа пришел туда, еще трое детей маминых от первого брака. Вот мы и жили все вместе. Но дома были маленькие... Дом подгнивал естественно. Поэтому отец сам менял венцы, сам печку перекладывал. Как бы были мастера на все руки... Сейчас этого дома уже
нет» (Т.Х., 1950 г.р.).
Такие рассказы косвенно подчёркивают хозяйственность и трудолюбие финнов. В двух интервью (респонденты имеют общие родовые корни) прозвучал рассказ о яблоневом саде на родине предков:
«Долгие годы одна сохранившаяся яблонька из этого сада была олицетворением родного дома - родины. На эту малую родину родственники ездили в период 1960-1980 годов. Старший брат бабушки приезжал из Финляндии. Сохранились фотографии у яблоньки от разных лет» (А.А., 1958 г.р.).
Яблоня служила связующим звеном с утерянной родиной предков, а также символически объединяла весь род.
Любовь к малой родине, к родительскому дому подтверждается также строительством нового дома взамен сгоревшего на том же месте: «Пожар был в старом доме. А этот дом сын построил» (Э.А., 1927 г.р.). Информант никуда не хочет уезжать из своей деревни, хотя есть квартира в поселке Зеленоборском, только иногда ездит (возят родственники на машине) к дочери в Кандалакшу. Чувствуется, что она «приросла корнями» к этой земле. У неё очень светлые и в то же время горестные воспоминания, связанные с отцом. Родительский дом был фактически центром финской общины в Княжой Губе. В их доме часто собирались гости. По рассказу информанта, ее одноклассница (тоже финка) вспоминала: «Ты помнишь, как хорошо жили, когда был отец? У вас такой большой стол стоял. И всегда пироги напеченные, рыба всякая» (Э.А., 1927 г.р.). Когда отец возвращался домой после рыбалки с побережья Баренцева моря, то родители посылали своих детей за гостями:
«Тут они свои разговоры за столом. П... играл на гармошке. Папа на скрипке. Я не помню, чтобы они когда-нибудь были выпивши. Я потом у мамы спрашивала: «они водку пили, когда сидели?» «Пили. Вот столько рюмочку выпьют одну за встречу и всё». Я никогда не видела, чтобы они были пьяными. Вообще не принято тогда было пить. Очень были общительные мама с папой.
Всегда праздники вместе с соседями отмечали» (Э.А., 1927 г.р.).
Из рассказов Э.А. видно, что их семья жила по тем временам в относительном достатке. Отец респондента был очень трудолюбивым
человеком. Занимался рыбалкой. Кроме того, он охотился, что также приносило доход семье.
В роду Х. также сохранились сведения о жизни семьи в первые годы после революции. Семья была многодетная, 13 детей, пятеро из них умерли в детском возрасте. По словам одной из представительниц этого рода: «вся семья трудилась в своем хозяйстве». Ингерманландские крестьяне даже в единоличном хозяйстве, еще до колхозов, не держали большого стада. По воспоминаниям литературоведа Э.Г. Карху, в лучшем случае в индивидуальном подворье имелось по две-три коровы, по бычку на мясо осенью и зимой, до десятка овец. Настоящим молочным хозяйством занимались эстонские крестьяне, проживавшие в западной Ингерманландии. В деревнях ближе к Петербургу-Ленинграду сказывалось, видимо, более жесткое малоземелье; для крупного молочного стада не хватало кормов [Карху,1999: 139].
Ценные сведения об истории семей были почерпнуты нами из семейных архивов. У всех респондентов есть такой архив. У кого-то его объём больше, у кого-то меньше. В состав архивов входят старые фотографии, всевозможные письменные источники: метрики, документы из различных государственных архивов, в том числе из Финляндии, справки о реабилитации, письма родственников, включая письма с родословной из Финляндии, анкеты, вырезки из газет, копии трудовых книжек. Некоторые респонденты составляют на документальной и устной основе «генеалогические деревья» своих семей (А.А., 1958 г.р.; Т.Р., 1945 г.р.; Э.А., 1927 г.р.). Деятельность по реконструкции генеалогии и семейной истории может приобретать общественный характер. Так, Э.А., 1927 г.р., принимала активное участие в создании книги «История села Княжая Губа. Сейчас она задумала «написать хотя бы небольшую книгу «Украденное детство». Не было у меня детства».
В некоторых семьях респондентов есть семейные реликвии, которые сохраняются как память о прошлом семьи и отдельных родственниках. Реликвии, со своей стороны, свидетельствует о глубине семейной памяти. Учитывая те обстоятельства, в которых оказывались семьи респондентов (раскулачивание, репрессии конца 30-х, Финская и Великая Отечественная войны, бесконечные переезды), сохранить в семье реликвии было делом весьма проблематичным. Реликвии чаще утрачивались, оставалась лишь память о них. Однако, какие-то вещи становятся «реликвиями» уже после их утраты, то есть в памяти семьи. В частности, это может произойти потому, что вещь утрачивалась при особых обстоятельствах:
«Книга была у нас дома «Они защищали Родину». Вот там фотография нашего отца была. И когда отца забрали и книгу эту забрали. Я эту книгу уже читать умела по-фински, мне восемь лет было. И что я еще запомнила, когда отец ездил в Ленинград на учебу, он привёз саблю, подаренную Тойво Антикайненом. Большая такая и на ручке было написано... У отца раньше были бутыли - четверть. У отца были сделаны в бутыли деревня, посередине - река, корабль. Как он туда сажал? Забрали при обыске. И еще у мамы были связаны шторы крючком с такими витушками. Они говорят, фашистские знаки сделаны... Эти шторы у нас сняли сразу» (А.Л., 1927 г.р.).
А.Л. очень сожалеет об утрате этих реликвий, которые ей дороги как память о трагически погибшем отце. Вещи ушли из реальной жизни вместе с хозяином дома. А вот старую прялку, которую можно отнести
к этнографическим предметам, респондент не сохранила по собственной воле, скорее всего, реликвией ее не считая:
«Сестра старшая пряла. Я недавно эту прялку, ножная такая, соседке по даче отдала. Как с глазами плохо стало, так отдала».
К семейным реликвиям относятся также фотографии, на которых запечатлены портреты давно умерших предков, коллективные семейные фотографии на фоне «родительского дома». Респонденты с особой бережностью показывали эти фотографии, делились воспоминаниями о тех, кто запечатлен на них. Иногда фотография - единственная вещь, которая осталась от предков и материализует память о них: «Есть только семейная фотография 1929 года» (Т.Р., 1945 г.р.).
Утрата и восстановление родственных связей
Отечественная история XX в. была насыщена событиями, способствовавшими разъединению семей. Многие события локального, казалось бы, масштаба для финских семей, живущих в пограничной зоне, приобретают первостепенное значение. К таким событиям относится создание демаркационной линии в 1918 г. между РСФСР и Финляндией до установления постоянной границы. В первые годы советской власти демаркационная линия охранялась крайне слабо из-за отсутствия специалистов, материальнотехнической базы. Низкая укомплектованность кадрами не позволяла осуществлять сплошную охрану демаркационной линии. Охрана осуществлялась лишь наиболее важных пунктов, таких как железные дороги, станции и т.п., поэтому она не давала должного эффекта. Демаркационная линия оставалась практически открытой. Местные жители могли достаточно свободно её переходить:
«Папа с 1900 года рождения, в революцию, в период Гражданской войны частенько переправлял революционеров, «большевиков», как он говорил, через границу, как бы был проводником. Он еще говорил, что «я всё это делал бескорыстно, а если бы я за это деньги брал, был бы наверно очень богатым
человеком» (Т.Х., 1950 г.р.).
Предки респондента в тот период жили в Финляндии, близко к границе, в районе реки Лотта. Советско-финская граница в 1920-30-е гг. была слабо оборудована, и перейти ее хоть с советской, хоть с финской стороны не представляло особой трудности. И, конечно, люди ее переходили. Иногда просто ходили к родственникам в соседнюю финскую деревню, иногда в церковь на той стороне:
«Вот еще в двадцатые годы все ходили в финскую церковь на ту сторону. Наплевали на всё и ходили. Тогда можно еще было» (Р.К., 1936 г.р.);
«Когда прадед находился в лагере <осужден в 1921 г. за шпионаж - Е.Б.>, семья переехала жить к родным в деревню в Финляндию, в те времена через границу ходили свободно. А когда прадеда освободили, то семья вернулась в свой дом, не ведая, чем это возращение обернется для них» (А.А., 1958 г.р.).
По мнению А.А.Киселева, существование шпионажа тоже отрицать нельзя [Киселев, 2009: 70]. Но главным побудительным фактором была контрабанда. В Финляндии можно было купить многие товары, которых не было на Мурмане. В России можно было довольно дешево приобрести водку.
Контрабанда процветала. Как рассказывали некоторые респонденты, их семьи использовали такую ситуацию: например, покупали в Финляндии кофе, который было не достать на советской территории. Семья Р.К. в годы Гражданской войны неоднократно переходила границу в обоих направлениях. В дальнейшем после укрепления границы отец Р.К. с двумя старшими сестрами оказались на территории России, а две младшие сестры - в Финляндии. Аналогичным образом была разъединена семья А.Х.: «Как бабушка рассказывала, провели границу по реке, та сторона - Финляндия, а другая сторона реки Ленинградская область оказалась» (А.Х., 1932 г.р.). В результате члены семьи оказались разделены на долгие годы.
Другой причиной утраты родственных связей оказались репрессии. Символическим годом «великого перелома» официально считался 1929 год, но в разных регионах огромной страны коллективизация продолжалась до 1934 года. Например, семью Н.Я. выслали в Хибины в 1934 г. В Ингерманландии колхозы возникли в основном в 1931 году, и летом того же года была осуществлена в несколько очередей принудительная высылка кулаков [Карху, 1999: 165]. Еще в самом начале 1930-х годов ингерманландская деревня сильно пострадала от политики раскулачивания и высылки тысяч крестьянских семей, в том числе и в Заполярье. Сталинские репрессии - одна из главных причин пресечения семейных связей:
«Как дедушка семью нашел, не знаю. Сначала семью сюда отправили, а он
в это время в тюрьме сидел» (А.Х., 1932 г.р.).
Затем, в конце 1930-х годов началась «очистка» приграничных с Финляндией районов вообще от финского населения. В соответствии со сложившейся в Советском Союзе идеологией и практикой органов безопасности, фронтовая контрразведка считала, что, отступая, финские власти оставили в тылу широкую сеть своей агентуры. В целях борьбы со шпионажем Ставка Главного Военного совета приказывает выселить все гражданское население с занятой нами территории и с территории СССР в 20-40-километровой полосе от границы [Двойнишникова, 2008: 28]. В конце 1930-х годов было покончено и со школьным образованием на родном языке, и с деятельностью лютеранской церкви. На Кольском полуострове в Хибиногорске для детей из ссыльных ингерманландских семей была создана в начале 1930-х годов семилетняя школа с преподаванием полного цикла предметов на финском языке, и для нее нашлись неплохие учителя [Карху, 1999: 163]. Её тоже закрыли в 1938 г. Негативную позицию советского правительства по отношению к финскому населению можно объяснить напряженной международной обстановкой в конце 1930-х годов. Нет сомнений и в том, что Финляндия вела разведывательную работу в районе Петсамо и в русской части полуострова Рыбачий, и в том, что Советский Союз занимался тем же самым, но в противоположном направлении. Однако нет никаких подтверждений, что существовала созданная финнами шпионская организация или какая-то группа. Все, кто были тогда арестованы и осуждены, на сегодняшний день оправданы, что, собственно, указывает на отсутствие доказательств по обвинениям против них [Йентофт, 2002: 96]. Финнам в 1930-е гг. все чаще предъявлялись политические обвинения в шпионаже и антисоветской деятельности. Одним из обвинений было наличие связей с заграницей, тем более, что некоторые из них, как семья Э.А., поддерживали связь с родственниками, проживающими за рубежом.
Утрата родственных связей в семье Т.Х. также произошла в результате репрессий. Из пяти братьев двое были расстреляны. С семьей старшего расстрелянного брата отношения поддерживались, а про семью второго респондент ничего не знает. Вполне вероятно, что у него была семья, поскольку на момент расстрела ему исполнилось 34 года. Еще с одним братом связь оборвалась также после ареста братьев.
Причиной потери родственных связей послужили военные события. Отношения с Финляндией носили непостоянный характер. Произошло их охлаждение после подписания советско-финляндского договора о ненападении 1932 г. [Федоров, 2009: 263]. В середине 1930-х гг. одной из причин осложнения советско-финляндских отношений и последующих войн явилось заигрывание значительной части финской интеллигенции с нацизмом. В 1935 г. было принято Постановление о мероприятиях по усилению охраны границы с Финляндией [Федоров 2009: 263]. Финляндия имела основание не доверять Сталину (теперь и в отечественной историографии признано, что зимняя война 1939-1940 годов началась по его приказу), но и Сталин был вправе не доверять Финляндии как потенциальному союзнику нацистской Германии [Карху, 2003: 36]. 26 июня 1940 г. бюро Мурманского обкома ВКП(б) приняло постановление о переселении семей «инонациональностей» с Кольского полуострова в Карелию и Алтайский край [Киселев, 2009: 74]. Выселение затронуло почти все финские семьи. Это даже отразилось на хозяйственной деятельности многих колхозов, организаций.
На разъединении семей сказывались, помимо объективных исторических факторов, также субъективные, внутрисемейные и личностные, факторы. К ним могут относиться конфликты, разводы, антисемейное поведение отдельных членов семьи и т.д. При этом разъединение одной семьи может означать создание или воссоздание другой - в зависимости от точки зрения респондента. Например, в семье Н.Я. разрыв семейных уз произошел по желанию русской матери. В 1946 г. отец-финн нашел свою семью и русская бабушка «пинком выпихнула дочь к мужу: «Разве можно детей родного отца лишать!». Таким образом, благодаря бабушке семья после непродолжительного разрыва вновь воссоединилась.
Вспоминая события, связанные с войной, респонденты рассказывали о знаменательных случайных встречах родственников вдали от родного дома, особенно в критических обстоятельствах:
«Мама много не рассказывала. Она только рассказывала, что когда потеряла братьев после войны, они нашлись в Таллинне, в тюрьме друг друга
встретили» (И.П., 1948 г.р.).
Примечателен рассказ о долгожданной встрече трех сестёр, которых разъединила война:
«Когда мы все нашлись, столько корреспондентов приехало в Пудож. Мы же не виделись столько лет после войны» (А.Л., 1927 г.р.).
Далее следует подробнейший рассказ о том, как дочь старшей сестры случайно нашла их: «Две племянницы случайно встретились, разговорились».
В результате беседы выяснилось, что их матери - родные сестры. Респондент очень эмоционально описала момент встречи со старшей сестрой. Во время войны сестра была военнообязанной, работала на железной дороге. Однажды она нашла на путях отрезанную ногу. И после этого не смогла работать дальше.
Поскольку её не отпускали, она убежала. Скрывалась у староверов всю войну. После войны стала пробираться в Карелию. Вышла замуж, поменяла фамилию: «После сорока лет мы встретились только. Разве это мыслимо!». Разъединение и воссоединение с родственниками, как правило, описывается в терминах «потерь» и «находок».
Во время войны финны, оказавшиеся на оккупированной немецкими войсками территории Ленинградской области, были в соответствии с германофинским соглашением перевезены в Финляндию. Финнов вывозили в карантинные лагеря. За отказ - расстреливали [Шлыгина, 1997: 53]. Так оказались в Финляндии младшие братья отца Т.Р.:
«Они рыли оборонительные окопы вокруг Ленинграда и в результате наступления оказались на оккупированной территории. Потом они оказались на юге Финляндии».
В 1944 г. после заключения перемирия между Советским Союзом и Финляндией, началось возвращение в Союз его граждан, оказавшихся на территории Финляндии [Шлыгина, 1997: 53]. После возвращения из Финляндии многие из них, в том числе и дяди Т.Р., оказались уже в советских лагерях. Долгое время о них ничего не было известно. Впоследствии одному из братьев удалось сообщить о себе родственникам, а с другим братом связь прервалась навсегда. Как потом стало известно, он после освобождения из лагеря в 1954 г. приехал в родную деревню, но там никого не было, поскольку в годы войны деревня была полностью разрушена. Только в 2006 г. нашлись на Украине дети пропавшего дяди. Таким образом, воссоединение произошло уже в следующем поколении, поскольку сам дядя к этому времени умер.
Одной из причин утраты или ослабления родственных связей является территориальная отдаленность членов семьи друг от друга. Такая ситуация, как правило, является последствием драматических биографических событий, вызванных внешними причинами:
«Когда брат был в армии, он попал в плен к финнам, но у финнов он не хотел оставаться, потому что родина была родина. И, когда меняли военнопленных, его поменяли. Его у нас в России отправили в концлагерь, там сильно били... Одна женщина, что работала уборщицей в концлагере, когда в 53-м году его освободили, когда Сталин умер, она пришла за братом. Там, в Новокузнецке. Она и забрала его к себе... Он один раз приезжал сюда. Я только один раз видела его, после того, как он в армию ушел. Больше не видела» (А. Л.,
1927 г.р.).
Сразу же после войны был введен строгий режим, запрещавший ингерманландцам не только селиться в родных местах, но даже временно посещать их. И хотя в конце 1950-х годов запрет формально утратил силу, но возвращаться чаще всего было уже некуда даже при большом желании, так как прежние деревни либо сгорели в войну, либо в них жили другие люди [Карху, 1999: 124]. Семью И.П. «гоняли» много лет: в мае 1945 отправили в Тверскую область, в 1946 они уехали в Эстонию, в 1947 их заставили уехать из Эстонии -отправили в Челябинскую область. Там респондент и родилась. Проработали один месяц, их не прописывают. Дали 24 часа, чтобы уехали.
«Всё гнали и гнали. Меня так в чемодане и возили по Сибири. Поехали в Новосибирскую область... Прожили там два года. Потом уехали в Карелию. Спецпереселения тогда были. Родители всегда хотели на родину, но на родину
их не пускали. А Анна Павловна, вторая жена отца, тоже финка, во время войны была эвакуирована в Вологодскую обл. Её не тронули, она вернулась. Я подразумеваю, что из-за того, что папа во время войны был в Германии, а мама в Финляндии, у них всё время были проблемы, их всегда выгоняли.
А потом, видимо, было послабление в 50-м году, разрешили вернуться поближе к Ленинградской обл. Вот они и поехали в Карелию. В Ленинградской обл., во-первых, селиться не разрешали, а, во-вторых, всё было разрушено. А в Карелии давали жильё. Вот они и поехали в Кондопожский район. Родители так всё время и хотели вернуться к себе на родину. Мама так и не успела, умерла. А отец вернулся. Он там прожил 16лет» (И.П., 1947 г.р.).
В отдельную группу можно выделить рассказы о том, как нашлись родственники за границей. Респондент Т.Х. рассказала удивительную историю о том, как её двоюродная сестра Х.Х. совершенно случайно «обрела» в Финляндии тётю:
«Сестра много ездила со всякими группами в качестве переводчика.
Однажды с какой-то группой их там повели в дом престарелых... Там была одна... женщина. И в процессе разговора выяснилось, что эта женщина была сестрой матери Х.Х. <мать Х. - норвежка - Е.Б.>. То есть, они потеряли концы.
Вот такая была случайность» (Т.Х., 1950 г.р.).
Рассказ о том, как нашлись родственники, оказавшиеся за границей, строится на детальном описании процесса и этапов поисков. Председатель общества «Финляндия-Ингерманландия» из Хельсинки помог респонденту найти родственников в США, о чем и написал: «Сообщаю, что в Америке живет ваша двоюродная сестра... Ей 92 года... Она дочь брата вашего отца» (Э.А., 1927г.р.).
Воспоминания всегда субъективны - этим они и интересны. В душе каждого человека есть свой индивидуальный образ родины. В коллективной народной памяти родина многолика, каждый вносит свою лепту в общую мозаику [Карху, 1999: 125]. Благодаря памяти о предках, происходит открытие исторического прошлого. Память поколений - это важный опыт, который сохраняется в памяти старших родственников. Надо отдать должное, что большинство респондентов (хотя и не все), несмотря на то, что все семьи опрошенных в той или иной степени пострадали в советский период, не затаили зла на Советскую власть или, по крайней мере, никак не проявили этого чувства.
Генеалогическое знание респондентов относительно невелико. Закономерно, что больше всего сведений информанты имеют о родительских поколениях. Именно на их жизнь приходится максимум драматических событий и перемен, связанных с судьбой финнов в постреволюционной России. Определяющим фактором относительно слабого знания генеалогии является отсутствие личного контакта с дедами. Никто из респондентов не знал своих дедов, лишь единицы общались с бабушками. Только двое из респондентов (А.А. и Т.Р.) имеют сведения о своих прадедах. Вторым фактором является нежелание старших рассказывать своим детям о тяжелых страницах семейной истории, как, например, в семьях И.П., А.Л., А.К., Т.Х. Третьим фактором является ранняя смерть родителей, как в семьях Р.К. и А.Х. Четвертый фактор -личная незаинтересованность респондента, как в случае с И.П. («Когда мы очнулись, мама уже умерла»). Пятый фактор - пространственное разъединение родственников, которые по воле различных обстоятельств оказались разбросаны
как по территории России, так и за ее пределами. Однако с течением времени большинство потомков семей с финскими корнями сосредоточились на этнической родине или этнически близких территориях: в Финляндии, Карелии, Эстонии и в Ленинградской области.
Лишь семьи Э.А. и А.К., связанные родственными отношениями, имеют сведения о своих предках начиная с конца XIX в., благодаря личной заинтересованности и усилиям председателя общества «Финляндия-Ингерманландия» Т.Л. У семей А.А., А.Х., Н.М., также связанных родственными отношениями, есть генеалогическое древо (корни начинаются с конца XIX в.), составленное А.А. Генеалогическое древо составила и Т.Р.
Интервью продемонстрировали, как по-разному сложились индивидуальные судьбы представителей семей и одновременно выявили общность семейных биографий: во всех семьях кто-то из родственников пострадал из-за трагических событий в истории нашей страны XX в. Во всех семьях наблюдается (в разной степени) размывание этничности. Из опрошенных более всего сохранили финскую идентичность респонденты Э.А. (1927 г.р.) и
B.Х.. (1946 г.р.). Это проявляется в хорошем знании финского языка и традиций. Их дети эти свойства уже утратили. Вместе с тем наблюдается отчетливая тенденция к восстановлению и поддержанию родственных связей, прямых и опосредованных контактов - во многом на основе сохраненной памяти и документированной истории семей.
Источники
Семейные архивы: А.А. (Апатиты), А.Х.(Апатиты), Т.Р.(Апатиты), Э.А. (Княжая Губа), А.К.(Апатиты), Т.Х.(Апатиты), И.П.(Апатиты), А.Л. (Апатиты), Р.К. (Мончегорск).
Литература
Ассман Я. Культурная память. - М.: Языки славянской культуры, 2004. -368 с. - (Studia histórica)
Двойнишникова И.Н. Участие пограничных войск СССР в переселении советских граждан и жителей Финляндии в период советско-финляндской войны: историко-правовой аспект // История государства и права. - 2008. - № 10.
C. 27-29.
Иентофт М. Оставшиеся без родины. История кольских норвежцев: Пер. с норв / Под науч. ред. А.А.Киселева. - Мурманск: Реклам. Полиграфия, 2002. -240 с.
Карху Э.Г. Малые народы в потоке истории. Исследования и воспоминания. - Петрозаводск: издательство ПетрГУ, 1999. - 255 с.
Карху Э.Г. Общение культур и народов. Исследования и материалы по истории финско-карельско-русских культурных связей XIX-XX веков. -Петрозаводск: Институт языка, литературы и истории КарНЦ РАН, 2003. - 232 с.
Киселев А.А. Финны на Мурмане, или как возникла и исчезла финская община на Кольском полуострове // Наука и бизнес на Мурмане. - Мурманское книжное издательство, 2003. - № 3 (История и право). С.28-41.
Киселев А.А. Очерки этнической истории Кольского Севера. - Мурманск: МГПУ, 2009. - 145 С.
Книга памяти жертв политических репрессий (20-50-е гг.): РФ,
Мурманская обл. - Мурманск, 1997. - 412 с.
Мусаев В.И. Ингерманландский вопрос во взаимоотношениях и внутренней политике России и Финляндии (к.Х1Х - н.ХХ в.в.). - СПб институт истории РАН. - СПб, 2002.
Разумова И.А. Потаенное знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История. - М.: Индрик, 2001. - 376 С. (Традиционная духовная культура славян / Современные исследования.)
Разумова И.А. Этнокультурные аспекты функционирования семьи на Кольском Севере (по историко-этнографическим материалам) // Кольский Север в XX-XXI вв.: культура, наука, история. - Апатиты: Изд-во КНЦ РАН, 2009. - 164 С.
Советский энциклопедический словарь. - М.: Сов. энциклопедия, 1987. -1600 с.
Такала И.Р. Финны в Карелии и в России: история возникновения и гибели диаспоры. - СПб: Издательство «Журнал «Нева», 2002. - 172 С.
Устная история в Карелии. Сборник научных статей. Выпуск II. Североамериканский финны в Советской Карелии 30-х годов. - Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 2007. - 192 С.
Федоров П.В. Центр и Северная окраина Российского государства в XVI-XX вв.: динамика стратегических связей (на материалах Кольского Заполярья). -Архангельск, 2009. - 487 С.
Шлыгина Н.В. Ингерманландия: проблемы этнографического изучения // Этнографическое обозрение. - М., 1997. - № 3. С.45-56.
Сведения об авторе
Бусырева Елена Владиславовна -
старший бухгалтер ИХТРЭМС Кольского научного центра РАН, соискатель ученой степени кандидата исторических наук в Центре гуманитарных проблем Баренц-региона КНЦ РАН
Busyreva Elena Vladislavovna -
accountant of ICTREMRM KSC RAS, degree-seeking student of Kola Science Centre RAS
