CC BY
46
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 23 2011
IZVESTIA
PENZENSKOGO GGSUDARSTVENNGGG PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES № 23 2011
УДК 821. 111 (73)
ИСТОРИКО-ВРЕМЕННОЙ АСПЕКТ В ОБЛАСТНИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ ФРЭНСИСА БРЕТА ГАРТА И ХОАКИНА МИЛЛЕРА
© Е. Ю. РОГОНОВА Московский государственный областной университет, кафедра истории иностранных литератур e-mail: elena2886@rambler.ru
Рогонова Е. Ю. - Историко-временной аспект в областнической поэзии Фрэнсиса Брета Гарта и Хоакина Миллера // Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. 2011. № 23. С. 224-229. - На материале поэтических произведений Ф. Брета Гарта и Х. Миллера рассмотрен вопрос о принципах и способах репрезентации в их творчестве различных исторических эпох, а также об идейно-смысловой нагрузке, придаваемой указанными авторами данным временным периодам. Показано следующее: 1) основное внимание указанные авторы уделяют эпохе освоения Дальнего Запада США; 2) при отображении исторической эпохи указанные авторы придерживаются принципов ее идеализации и романтизации; 3) основным способом отображения исторической эпохи является персонификация последней в лице литературного героя произведения. Сделан вывод, что отображение отдельных эпизодов истории США в произведениях Ф. Брета Гарта и Х. Миллера служит морально-дидактическим целям.
Ключевые слова: поэзия, «школа местного колорита», Дальний Запад, историко-временной аспект.
Rogonova E. Y. - Historical and temporal aspect in local color poetry by Francis Bret Harte and Joaquin Miller // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im.i V. G. Belinskogo. 2011. № 23. P. 224-229. - On the material of poetic works by F. Bret Harte and J. Miller we considered the issue of the representation principles and methods of different historical epochs in their works, as well as the ideological meaning, attached to these time period by indicated authors. The following was shown: 1) the indicated authors focus main attention to the epoch of development of the USA Far West; 2) reflecting the historical period the indicated authors adhere to the principles of its idealization; 3) the central method of historical era representation is its personification in the person of the literary hero of the work. We concluded that reflection of separate episodes of USA history in works by F. Bret Harte and J. Miller served the moral and didactic purposes.
Keywords: poetry, local color school, the Far West, historical and temporal aspect.
Видный американский писатель Фрэнсис Брет Гарт (1836-1902) и его младший современник и протеже Хоакин Миллер (1837-1913), чье поэтическое творчество мало известно в России и практически не подвергалось научному рассмотрению [5], относятся к представителям так называемой «школы местного колорита», или областнической литературы. Основным содержанием последней, согласно мнению большинства отечественных и зарубежных исследователей, является детальное описание географических особенностей конкретной территории, нравов, обычаев ее жителей, обращение к идеализированному прошлому региона, его региональному мифу [см. напр.: 1, 3, 8, 9, 10]. Зарождение «школы местного колорита» принято связывать с завершением Гражданской войны (18611865 гг.) [6] и возникшей необходимостью объединения нации, а также с открытием «второго фронтира» на Дальнем Западе, пышная природа и экзотический старательский социум которого даровал вдохновение множеству литераторов. Несмотря на то, что наибо-
лее распространенным жанром областнической литературы западных штатов стала новелла [4], Ф. Брет Гарт и его последователи Х. Миллер, Ч. У. Стоддард, И. Кулбрит, входившие в литературный кружок Сан-Франциско, оставили значительное поэтическое наследие, в котором также проявились черты, характерные для «школы местного колорита» Дальнего Запада. Репрезентация в произведении исторического прошлого конкретного региона, обращающая на себя особое внимание в поэзии Брета Гарта и Миллера, является наиболее яркой и показательной особенностью областнической литературной традиции дальнего Запада.
Поскольку феномен «школы местного колорита» неразрывно связан с явлением раннего американского романтизма посредством явления «нативизма» [2], интерес авторов-областников к прошлому своего края кажется вполне естественным. и хотя история дальнего Запада, освоенного лишь в середине XIX века, представляла собой череду открытий и конфликтов, полных героической романтики, настоящее его, то
есть реальность, описываемая авторами литературного кружка Сан-Франциско, уходило в прошлое столь стремительно, что их произведения превращались в исторические очень быстро, обретая особое очарование недолговечности. Таким образом, в стихотворениях Брета Гарта, которые в настоящее время представляется возможным отнести к «историческим», можно выделить три основных временных пласта.
Первый из них - полумифическое, окутанное романтическими легендами прошлое Калифорнии и прилегающих областей, находившихся некогда под владычеством испанской короны. Люди того времени, каждый из которых персонифицирует в себе конкретную эпоху, представляются автору созданиями во многом возвышенными, прекрасными в своей чистоте, равно как и в своей грешной страстности. Персонажам, населяющий идеализированный мир испанской Калифорнии, свойственна удивительная безудержность, порывистость характера, позволяющая им остаться в людской памяти, войти в легенды. Примечательны герои таких стихотворений, как «Консепсьон де Ар-гуэльо» (Concepcion de Arguello) [7] и «Дон Диего дель Сюд» (Don Diego of the South). Первое произведение рассказывает подлинную историю любви дочери губернатора крепости Сан-Франциско к русскому посланнику. Второе, напротив, является вариацией на тему Дона Жуана, отсылая, в том числе, к творчеству Байрона. Судьбы Кончиты и Дона Диего одинаково трагичны и одинаково легендарны, достойны воспевания, хотя первая остается образцом чистоты и верности, а второй не обрел покоя после смерти, будучи закоренелым грешником.
Стихотворение «Дон Диего дель Сюд» представляет собой романтическую балладу с довольно распространенным мистическим сюжетом - возвращение мертвеца с того света. Впрочем, в ней чувствует характерное для Дальнего Запада сказовое начало, проявляющееся в чуть комичной фигуре рассказчика -священника, нюхающего табак и так рассуждающего о местном Дон жуане, тревожащем покой горожан сто лет назад:
Женщин любил он и в женской груди Пламень ответный умел пробудить;
Тянется ниточка с Евиных дней -Манят запреты ее дочерей:
Славу дурную забыв примечать,
Каждая чает единственной стать.
Разбавляемое репликами «в сторону» повествование продолжается, рассказывая об убийстве Дона Диего ревнивыми мужьями его подруг, а потом - о явлении призрака, побеждаемого в итоге силой молитвы. Месяц искрился живым серебром,
Мирно дремал губернаторский дом.
Вдруг, разрывая объятия сна,
В тихом саду зазвенела струна.
В страхе хозяин с постели встает -Мертвого Дона гитара поет!
Видит: супруга, смертельно бледна,
Пала в беспамятстве подле окна.
Тема потустороннего вообще неразрывно связана с темой далекого прошлого, овеянного романтическим флером. Неведомые силы, способные играть людскими судьбами, видит автор в природе, в человеческой душе, открытой полному чудес миру, в искренней религиозной вере. К примеру, стихотворение «Пропавший галеон» (The Lost Galleon), в котором чувствуются отсылки к творчеству Кольриджа, описывает корабль, упустивший во время пересечения различных долгот, одни день - день святого покровителя своего судна - и вынужденный теперь вечно скитаться по морям, подобно «летучему голландцу».
В отличие от «Дона Диего», стихотворение «Консепсьон де Аргуэльо» отражает иную, отличную от мистической, сторону романтического течения в литературе - представляет читателю драматичную любовную историю с поражающим воображение финалом. Девушка, не дождавшись возвращения возлюбленного, стала монахиней и лишь спустя сорок лет после их первой встречи получила весть о гибели жениха.
«Полно! - молвил англичанин. - На покойных не грешат. Да, он умер, бедолага, сорок лет тому назад.
Говорят, спешил в Россию, отмеряя день за днем,
И погиб - нелепость, право! - сброшен бешеным конем. Здесь ждала его невеста... Верно, замужем она.
Да жива ль?» И гробовая воцарилась тишина.
Под монашеским убором темным пламенем горят Очи, что лучились счастьем сорок лет тому назад. Всколыхнулось одеянье белых праведных сестер,
Не дрожал Кончиты голос:«Умерла. Мне жаль, сеньор».
Консепсьон де Аргуэльо сделалась, наравне с Пенелопой, воплощением женской верности, проявив невероятную силу духа и всепоглощающей любви, присущую людям прошлого. Нередко любовные мотивы в «испанских» стихотворениях Гарта перекликаются с мотивами памяти, уходящего времени, что придает им меланхоличный оттенок. Прошлое видится поэту прекрасной мечтой, воплотить которую невозможно, как невозможно обратить время вспять. Нота пронзительной горечи, звучащая в подобных стихах, сливается с пением гитары, колокольным звоном, нарочитыми музыкальными аллюзиями, передающими настроение автора.
Колокола Минувшего, чьим пеньем,
Все полнится земля,
Чуть золотят прозрачный сумрак летний
Мирского бытия. <...>
Под чудный гимн, протяжно-величавый,
Я грежу о былом,
Я вижу блеск испанской грозной славы,
Растаявшей как сон.
(«Angelus»)
Стихотворения Гарта, тяготеющие к легендарному началу, заключенному в истории западного региона, сочетают такие черты, как экзотизм, мистицизм, отображение разнообразного проявления страстей выдающихся личностей, интерес к историческому прошлому и идеализация последнего. Однако автор не
отказывается от традиций творчества фронтира, положенных в основу калифорнийской областнической школы. К примеру, в стихотворении под названием «В саду миссии» (In the Mission Garden) сентиментальный пафос намеренно снижен и передан в несколько ироническом ключе, что говорит о специфическом характере романтической поэзии Дальнего Запада, а также о влиянии Роберта Бернса. Как и в творчестве Бернса, в поэзии Гарта очень сильно национальное начало, проявляющееся в высокой степени регионализма, а именно: в изображении бытовых сценок, склонности к юмору, передачи языковых особенностей местности. Сочетание романтических и региональных мотивов делает произведения Гарта оригинальным и интересным явлением американской литературы.
Ко второму временному пласту относятся важные вехи истории США, в особенности, Война за независимость (1775-1783 гг.) и Гражданская война. Несмотря на длительное время, разделяющее эти события (последнее, к тому же, является историческим лишь в проекции современного читателя), поэт воспринимает их в сходном ключе, полагая данные конфликты этапами становления единого могущественного государства. Данному восприятию способствует и тема памяти, преемственности поколений, возникающая в стихотворении «Джон Бернс из Геттисберга» (John Burns of Gettysburg), где воспоминания о временах борьбы за независимость Америки помогает герою мужественно вступить в новую схватку.
В стихотворениях, посвященных событиям Гражданской войны, присутствуют два главных мотива. Один из них - высокий патриотический пафос, четко проявляющийся, к примеру, в произведении «Второй парад Великой Армии» (A Second Review of the Grand Army). Внутреннему взору лирического героя являются призраки тысяч солдат, погибших во время Гражданской войны, и его охватывает священный трепет:
Увидел я войско скорбных теней:
Победные марши памятных дней Давно позабыты; слышатся мне Лишь стоны да горький ропот.
Герои, что пали за Малверн-Хилл,
За Геттисберг, Ричмонд, Чанселорсвилль, Явились от тысяч жадных могил,
Укрывших прах патриотов.
Вторым - и главным - мотивом патриотической лирики Брета Гарта является воспевание подвига простого человека. Священник, чья жена была жестоко убита («Колдуэлл из Спрингфилда», Caldwell of Springfield), простоватый ветеран, тихо живущий в глубинке и мимоходом вспоминающий войну и погибших товарищей («Старый майор объясняет», The Old Major Explains), врачи санитарного поезда, чья обычная каждодневная работа заключается в том, чтобы спасать жизни («„Как дела, санитарный?”», „How Are You, Sanitary?”), - все они достойны памяти не меньше прославленных военачальников и руководителей государства. «Практическому человеку», подобно-
му Джону Бернсу, заботящемуся более всего о своей скотине, бесконечно дороги свобода и величие родной страны, потому что они воплощаются для него в зримые, ясные образы отеческого дома. Если уйти в сторону, отказавшись сражаться за самое дорогое, жизнь утратит смысл, превратиться в прозябание. Такая мысль, простая и неотвратимая в своей истинности, в критический момент пронзает моряков на палубе американского корабля в разгар битвы при Скарборо («Из Скарборо», Off Scarborough). Об этом тревожными аллитерациями гремит барабан в стихотворении «Зоря» (The Reveille).
«Что как пули и снаряды Мое сердце разорвут?
Что как храбрых моих братьев До последнего убьют?»
Но гремит Дробь в груди!
«Лучше в смерти, чем в позоре, - барабан гремит. - Иди!»
Сражаться за родину - благородное дело и обязанность всякого гражданина. Однако поэт ничуть не стремиться приукрасить жестокий лик войны. Наравне с доблестью, зарождающейся в человеческих сердцах, она порождает смерть и страдания - столь же простые и безжалостные, как и необходимость убивать ради счастья своей страны. Отзвуки множества трагедий слышатся и в воспоминаниях немного комичного старика-ветерана, и в реве армейских горнов, и в шутливых перебранках солдат с санитарами, которые в любой момент готовы сменить стоны и просьбы о помощи.
Весь длинный период становления американской нации и государственности Фрэнсис Брет Гарт воспринимает как с гражданской, так и с человеческой, гуманистической точки зрения. Характер его поэзии патриотической направленности дает понять, что ужасы войны допустимы, лишь когда на кону стоит независимость и единство страны, следствием которых является благополучие ее жителей, сохранение их национального и личного достоинства.
Третий пласт составляют произведения, посвященные жизни непосредственно Дальнего Запада, в том числе диалектные стихи Брета Гарта, принесшие писателю известность у американской публики наравне с его новеллами. В этих стихотворениях отображался лишь недавно открытый широкой аудитории, вполне современный для автора, но уже стремительно исчезающий социум Дальнего Запада, экзотический и вызывающий острое любопытство у запертых в городах, связанных множеством условностей и мучающихся скукой обывателей.
Такие стихотворения, как «„Джим”» („Jim”), «Простой язык Правдивого Джеймса» (Plain Language from Truthful James), «люк» (Luke), «Призрак, которого видел Джим» (The Ghost That Jim Saw) и прочие, представляют читателю галерею забавных и порой трогательных персонажей - простых людей с западного побережья, тружеников, игроков, пьяниц и бродяг. Эти герои далеко не совершенны, не особенно добродетельны и, как правило, невежественны. Одна-
ко они честны и бесхитростны, их грехи кажутся, скорее, забавными, нежели заслуживающими порицания (к примеру, карточное мошенничество в стихотворении «Простой язык Правдивого Джеймса»), а нелепые ситуации, куда людей заводит их невежество и вспыльчивость (спор из-за окаменелых костей в стихотворении «Общество на реке Станислаус» (The Society upon the Stanislaus) не вызывают злой насмешки.
Стихотворение «люк» - монолог типичного героя Гарта, простого человека, охотника с Дальнего Запада, описывающего свое случайное знакомство с девушкой по имени Мэйбл, дочерью судьи. Люк с недоверием относится к увлечению девушки книгами, считает ее слегка блаженной, однако питает к Мэйбл добрые чувства, неловкую жалость, которую не может высказать. Мечтательная натура Мэйбл пробуждает в грубоватом охотнике нежность, раскрывает новые, положительные качества его души. Отношение же Мэйбл к Люку во многом объясняет читателю отношение автора - человека проницательного и образованного, о чем свидетельствуют и его мифологические аллюзии, и отсылки к произведениям классической литературы, и многочисленные пародии на произведения последней, - к сомнительному обществу золотоискателей и авантюристов. Мэйбл сравнивает Люка с благим воздухом лесов, пронизанным солнцем и небесной синевой. У Люка чистая душа, он абсолютно лишен если не житейской хитрости, то способности к злонамеренной лжи и коварству. Человек Дальнего Запада, человек фронтира, честен и открыт, в нем нет алчности и испорченности «цивилизованного» мира. Дикая, наивная справедливость, первобытное благородство слиты в нем со спокойным, несуетливым мужеством, которое проявляется, когда того требуют обстоятельства. Так, в стихотворении «Гнездо ястреба» (The Hawk’s Nest) проводник безмятежно, мимоходом вспоминает о страшной опасности, которой подвергся некогда в горах.
Тропа вильнула: в пропасти бездонной,
Разверзшейся у ног,
В объятьях красных скал, в тени сосновой
Бесчинствовал поток. <...>
Благоговейным трепетом объяты,
Молчали мы, пока
Молчанье не нарушил простоватый
Рассказ проводника.
именно из такого, свойственного именно Гарту, сочетания романтической героики и мягкой иронии, восходящей к реалистическому юмору приграничья, рождается персонаж, проходящий в своем развитии гораздо более короткий, чем может показаться, путь от простака до гражданина и патриота. Обычный человек, наделенный собственными мелкими страстями и недостатками, способен на подвиг, если он честен и чист душой - каковыми и представляются автору люди Дальнего Запада.
Основные временные пласты, отраженные в поэтических произведениях Фрэнсиса Брета Гарта, демонстрируют читателю исторические эпохи, наиболее ярко
выявившие лучшие стороны человеческой натуры. Легенды испанской Калифорнии призывают к величию духа, искренней вере, безудержной щедрости в чувствах; военно-патриотические стихи прославляют мужество, отвагу, любовь к отечеству; произведения же, посвященные быту западного региона, воспевают скромные достоинства простых людей - честность, трудолюбие, смелость, простодушие, свободолюбие. Житель Дальнего Запада, таким образом, становится образцом идеального американца, а регион - символом Соединенных Штатов, некогда непорочного государства-утопии, справедливого и основанного на равноправии.
В поэзии Хоакина Миллера (настоящее имя Цинциннатус Хайнер Миллер), поэта и эксцентрика, откровенно фальсифицировавшего собственную биографию в соответствии с избранным имиджем калифорнийского Пола Баньяна, «Байрона Скалистых гор», превалирующим хронотопом является легендарный Дальний Запад времен его освоения и заселения. Мировосприятие персонажей, персонифицирующих данную эпоху, чаще всего имеет два четких полюса. Добро - это мир морей, гор и прерий, где человек может и должен жить в соответствии с естественными законами, под которыми подразумевается непременная свобода, глубокая внутренняя мораль, справедливость каждого к каждому. Этот мир населяют отважные, добрые и сильные, волевые люди: охотники, следопыты, пастухи, индейцы. Они покоряют природу, подчиняют себе, но не нарушают вселенской гармонии, ибо лишены алчности. Положительные качества приобретены в результате долгого проживания и общения с суровым, но прекрасным и одухотворенным миром природы, который у Миллера предстает наделенным изначально благородной душой. Собирательный образ мил-леровских персонажей восходит к первопоселенцам нового Света и Дальнего Запада, героям фронтира, какими, по мнению поэта, должны оставаться люди. Зло же - это не слишком обстоятельно выписанный мир наступающей семимильными шагами цивилизации. В порабощенных ею городах царит жестокость, жадность, несправедливость, лицемерие и ханжество, заставляющие романтических героев Миллера бежать прочь, оставаясь в полном одиночестве, или же вступать в противостояние со Злом. Поэзия Миллера отличается яркой, броской романтикой, то есть вниманием к внешней стороне раннего романтизма: экзотике, изображению сильной личности в необычной экстремальной ситуации, четкому символизму. Внешняя атрибутика порой подавляет духовную сущность столь крупного явления в искусстве и литературе, как романтизм, однако она превращает творчество Хоакина Миллера в достаточно оригинальное явление, своего рода осязаемый слепок с художественного течения, который искренность повествования избавляет от налета искусственности. к тому же некоторые произведения Миллера (особенно те, что напрямую навеяны творчеством Байрона) проникнуты подлинным пафосом мучительного раздвоения человеческой души.
Типичными героями, воплощающими самую суть миллеровского Дальнего Запада, становятся по-
луфольклорные-полуисторические персонажи Калифорнии и сопредельных территорий. Наиболее ярким из них, впитавшим черты многих других персонажей, является легендарный мексиканский разбойник Хоакин Мурьетта, герой одноименного стихотворения. У Миллера Хоакин Мурьетта - борец за свободу Мексики, ради великого дела жертвующий личным счастьем. Он силен, отважен, обуреваем тяжким выбором между любовью и долгом, исполнен презрения и ненависти к несправедливому миру вокруг. Этот герой «полупрозрачен», от читателя скрыты его помыслы, деяния, его прошлое и будущее, но самой своей бесплотностью, чрезмерной романтичностью, Хоакин Мурьетта становится мифическим персонажем, подавляющим и ярким. Он предстает перед лирическим героем не столько воочию, сколько игрой воображения или воспоминанием, исчезающим бесследно. И вместе с ним исчезает целая славная эпоха.
Они ушли! сорвался с губ Неслышный вздох... Лишь миг белел И сгинул в полуночной мгле Прощальный парус... Без следа Исчезла павшая звезда.
Как смерть беззвучна темнота...
Они ушли. На славу скуп Наш век: не стоит ничего Той дикой скачки торжество.
(«Хоакин Мурьетта», «Joaquin Murietta») [11]
Хоакин Мурьетта у Миллера - не человек, а дух, genius loci Дальнего Запада. Благородство, свобода, гражданский долг, мистическое слияние с природой, неприятие несправедливости, милосердие к угнетаемым -вот качества истинного американца, жителя фронтира, еще не испорченного цивилизацией. В стихотворении звучит сожаление о нынешних временах и людях, которые предпочли иные идеалы, позабыв даже легенды о неподражаемом благородстве не столь далеких лет.
Однако Миллер умел создавать образы, наполненные живой кровью, гораздо более земные, жизненные. С примером такого героя мы встречаемся в стихотворении «Скачка Кита Карсона» (Kit Carson’s Ride). Исторический Кристофер «Кит» Карсон был военным разведчиком и проводником, борцом с индейцами, героем Гражданской войны и войны с Мексикой. Этот персонаж, предстающий перед нами на фоне степного пожара и преследуемый обезумевшими бизоньими стадами, отличается от Хоакина Мурьетты некой оптимистической, жизнерадостной аурой, хотя повествование достаточно напряженно и очень динамично.
Вперед! на простор, где привольней дышать!
Ни птице, ни ветру коня не догнать;
Лететь, как по морю, седлая волну,
Казаться гигантом себе самому.
Простор для свободных! здесь море шумит, Равнину-сестру поцелуем дарит,
Поля бесконечны, как сам океан,
И с тучею схож черный бык-великан...
Перед читателем предстает уже не дух, в котором чувствуется пафос обреченности, а человек, несущий-
ся по прерии на верном коне, - символ безудержной деятельности, активной жизни, отважного упорства, того самого, что неуклонно ведет к победе и первого «фронтирсмена», героя стихотворения «Колумб» (Columbus), обращенного к совершенно иной эпохе. Карсон не терзается, подобно Хоакину Мурьетте, не чувствует разобщения мира, а пребывает в «идеальной» его части, с которой, невзирая на все опасности, замечательно гармонирует, поскольку принадлежит более стихиям природы, нежели человеческому обществу.
Встречаются у Миллера и персонажи из туземной американской среды. Индейские образы лишний раз подтверждают тот факт, что, по мнению Миллера, в уходящем мире фронтира именно коренные племена, дети природы, сохраняют прежний сильный и независимый дух, уничтожаемый цивилизацией.
...Не знаю, воцарится ли покой,
Который звали золотой мечтой,
Индейцы, что в молчании ушли -Лишь вампумов блеснул узор простой;
Но солнце и надежда вновь сплели Благие письмена грядущего в пыли.
(«Долгожданный отдых», To Rest at Last)
Из собирательных образов, созданных Миллером, следует отметить первых золотоискателей-пере-селенцев, начавших осваивать Калифорнию и Орегон. Они предстают перед читателями отнюдь не как жадные до богатства люди, а как герои, ценой лишений и потерь завоевавшие для страны новые земли. Золотоискатели сравниваются с гигантами, что вполне вписывается в фольклорную традицию фронтира, наделяющую своих персонажей непомерной силой и исполинским сложением. Титанические, величественные образы первопоселенцев даются на фоне картины будущего процветания края, который они подарили народу.
.Арфист коснется струн рукой,
И гордо гимны зазвучат Героям доблестных времен.
Поэт их подвиг превознес,
Сорок девятым звался год,
О той поре молва идет:
Гиганты правили землей.
(«Хоакин Мурьетта»)
Еще одна важная социальная группа, игравшая заметную роль в романтической поэтизации быта Дальнего Запада, - это пастухи, называемые мексиканским словом «вакеро». Кочевая жизнь, тяжелые условия быта, мастерское владение оружием и обращение с конем позволило превратить пастухов в бесстрашных повелителей прерий, покоряющих ее в бешеной скачке.
Сомбреро сбито, вихря конь быстрей,
И реют кудри врановым крылом.
Никто не бороздил чужих морей С такой надменной дерзостью, как он, Беспечней ветра мчащийся верхом.
(«Вакеро», Vaquero)
Человек способен обуздать природу, если он сам является достойным соперником, способным выйти один на один против врага. Миллер прославляет мужество людей, которым суровая жизнь не позволяет развратиться и ослабеть. наградой за лишения становится неоспоримое владычество над всем в живом мире природы, которое не нарушает общей гармонии, ибо подобные герои царствуют по праву и являются, по сути, одной из стихий изображаемого мира.
В отличие от Ф. Брета Гарта, открывающего героизм в обычных людях, Миллер изображает титанов, личностей почти мифологических, чьи образы необыкновенно сгущены и насыщены. Присущая творчеству Миллера высокая степень романтизации и идеализации периода освоения Дальнего Запада превращает данную эпоху в недостижимый общечеловеческий идеал. Отображение исторического прошлого в произведениях Гарта, напротив, призвано продемонстрировать, что воспоминания о прежних славных временах по сей день живут в человеческих сердцах, пробуждая в них благородные чувства. но, так или иначе, обращение обоих авторов к истории родного края и страны свидетельствует о необходимости сохранения памяти как образца для подражания, прикосновение к которому способно изменить к лучшему человека, развращенного и ослабленного пороками современности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бейкер К. Жизнь и характеры // Литературная история Соединенных Штатов Америки. Т. 2. / Под ред. ред. Р. Спиллера, У. Торпа, Т. Н. Джонсона, Г. С. Кэн-би. М.: Прогресс, 1978. С. 403-424.
2. Ковалев Ю. В. Американский романтизм: хронология, топография, метод // Романтические традиции аме-
риканской литературы XIX века и современность. М.: Наука, 1982. С. 27-54.
3. Мысловатая К. С. Формирование реалистических тенденций в американской областнической литературе 2-ой половины XIX века (проза Новой Англии). Дис. ... канд. филол. наук. М.: МОПИ им. Н. К. Крупской, 1975. 165 с.
4. Рурк К. Американский юмор: Исследование национального характера. Краснодар: Кубанский государственный университет, 1994. 271 с.
5. Танасейчук А. Б. Культурная самоидентификация американской цивилизации (на материале национальных и региональных литературных традиций США XIX века). Автореф. дис. ... докт. культурологии. Саранск: Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева, 2008.
6. Тлостанова М. В. Литература «местного колорита» // История литературы США. Т. 4: Литература последней трети XIX века. 1865-1900 (Становление реализма) / Под ред. П. В. Балдицына. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 482-564.
7. Тексты приводятся по источнику: Bret Harte F. Complete Poetical Works by Bret Harte // «Argonaut Edition» of the Works of Bret Harte, vol. 8. P. F.: Collier & Son; New York: Houghton, Mifflin & Company, copyright 1882, 1896, and 1902. Электронная версия. Здесь и далее перевод наш - Е. Р.
8. Bottorf W. K. James Lane Allen. New York: Twayne Publishers, 1964. 176 pp.
9. Knight G. C. American Literature and Culture. N. Y.: Ray Long and Richard R. Smith, 1932. 523 pp.
10. Long W. J. Outlines of American Literature with Readings. Boston: Ginn and Company, 1925. 434 pp.
11. Тексты приводятся по источнику: Miller J. Joaquin Miller’s poems (in 6 vol.). Vol. 2: Songs of the Sierras. San Francisco: The Whitaker & Ray Co., 1915. 234 pp.
