CC BY
41
ИСТОРИКО-КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ АНДРЕЯ БЕЛОГО И ПРОБЛЕМЫ ЕЁ СОВРЕМЕННОГО ОСМЫСЛЕНИЯ
УДК 82 (47+57)
https://doi.org/10.24412/2310-1679-2021 -241 -96-112
Татьяна Александровна КОШЕМЧУК,
доктор филологических наук, профессор кафедры иностранных языков и культуры речи Санкт-Петербургского государственного аграрного университета, Санкт-Петербург, Россия, e-mail: koshemchukt@mail.ru
Алексей Владимирович БОНДАРЕВ,
кандидат культурологии, доцент кафедры теории и истории культуры Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена, Санкт-Петербург, Россия, e-mail: avbondarev@mail.ru
Аннотация: Статья посвящена историко-культурологической концепции Андрея Белого и нацелена на решение двоякой задачи. Во-первых, статья несёт в себе введение в исследование концепции историко-культурного развития человечества в труде Белого «История становления самосознающей души» (изданном впервые в 2020 году), то есть анализ ключевых понятий, используемых мыслителем: душа самосознающая, душа рассудочная, душа ощущающая. Эти базовые термины осмысляются через призму антропософской типологии трёх душевных уровней в человеческом сознании. Во-вторых, в статье анализируются различные опыты рецепции трактата Белого, рассматриваются ключевые вехи в истории его изучения, а также многообразные препятствия в его адекватном прочтении и уяснении. Показано, что трудности его восприятия связаны прежде всего с необходимостью знакомства с антропософской терминологией как мировоззренческой базой в творчестве Андрея Белого второго (после 1912 года)периода, а также с необходимостью преодоления сложившихся штампов её негативного и превратного истолкования. Анализируется ряд публикаций, посвящённых культурологическим штудиям Андрея Белого, и в исследовательских рецепциях обнаруживается тенденция к редукции историко-культурологических идей Андрея Белого, их подмена, помещение их в «прокрустово ложе» привычных и удобных понятийно-категориальных сетей. Показывается, что современные исследователи порой перемещают его систему мыслеизъяснения в рассудочные, отвлечённые и чуждые ему понятия, не отражающие подлинной сути идей этого мыслителя.
Ключевые слова: Андрей Белый, культурология, антропософия, история самосознания, самосознающая душа.
Для цитирования: Кошемчук Т. А., Бондарев А. В. Историко-культурологи-ческая концепция Андрея Белого и проблемы её современного осмысления // Культура и образование : научно-информационный журнал вузов культуры и искусств. 2021. № 2 (41). С. 96-112. https://doi.org/10.24412/2310-1679-2021-241-96-112
HISTORICAL AND CULTUROLOGICAL CONCEPTION OF ANDREY BELYI: THE PROBLEMS OF ITS MODERN UNDERSTANDING
Tatyana A. Koshemchuk, D.Sc. in Philology, Professor at the Department of the Foreign Languages and Culture of Speech, the Saint-Petersburg State Agrarian University, Saint-Petersburg, Russia, e-mail: koshemchukt@mail.ru
Alexey V. Bondarev, PhD in Culturology, Associate Professor at the Department of Theory and History of Culture, the Herzen State Pedagogical University, Saint-Petersburg, Russia, e-mail: avbondarev@mail.ru
Abstract: The article is devoted to the historical and culturological conception of Andrey Belyi (or Andrei Belyi, Boris Bugaev 1880-1934) and is aimed at solving of two problems. First, the article contains an introduction to the study of the conception of historical and cultural development of mankind in the treatise of Belyi "The History of the formation of a self-conscious soul" (published for the first time in 2020), it includes the analysis of the key concepts used by the thinker: a self-conscious soul, a rational soul, a sentient soul. These basic terms are interpreted through the prism of the anthroposophical typology of the three soul levels in human consciousness. Secondly, the article deals with the perception of Belyi's treatise, the key milestones in the history of its study are considered, as well as various obstacles to its adequate understanding. It is shown that the difficulties of its perception are connected primarily with the need to get acquainted with the anthroposophical terminology as a worldview base in the work of Andrey Belyi of the second (after 1912) period, as well as the need to overcome the typical mistakes and common clichés of its negative and perverse interpretation. A number of publications devoted to the culturology of Andrey Belyi are being analyzed, and it is shown that in research receptions there is a tendency of reducing the historical and culturological ideas of Andrey Belyi, of their substitution, placing them in the "Procrustean bed" of familiar and convenient conceptual and categorical networks. It is shown that modern researchers sometimes move his way of thinking into rational, abstract and alien concepts that do not reflect the true essence of the ideas of this thinker.
Keywords: Andrey Belyi (Boris Nikolaevich Bugaev), culturology, anthroposophy, history of self-consciousness, self-conscious soul.
For citation: Koshemchuk T. A., Bondarev A. V. Historical and culturological conception of Andrey Belyi: the problems of its modern understanding. Cultural and Education: Scientific Information Journal for Universities of Culture and Arts. 2021, no. 2 (41), pp. 96-112. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2310-1679-2021-241-96-112
1
Андрей Белый, выдающийся поэт-символист и теоретик символизма на первом этапе творчества и писатель-антропософ в послереволюционные годы, завершил свой путь трактатом «История становления самосознающей души», который писался в 1920-х годах без расчёта на публикацию. В это произведение Белый вложил все итоги своего творческого развития, весь мыслительный опыт своих поздних лет. Ключевым понятием историко-философской и историко-культурологической концепции этого вершинного творения Белого является означенная в его за-
главии «самосознающая душа». В антропософской картине мира, взятой Белым за основание и развёрнутой в одном из ракурсов, а именно в русле становления человеческого самосознания, подробно разработаны ключевые понятия трёх душевных уровней: души ощущений, рассудка и самосознания. О двух последних терминах Белого и о его понимании перехода от рассудочной картины мира к её преобразованию в период самосознающей души, то есть начиная с XV столетия, пойдёт речь в данной статье.
Исследование главного труда Андрея Белого, ставшего результатом его историко-культурологических штудий, находится в начальной стадии - все авторы статей об «Истории становления самосознающей души» неизменно начинали свои рассуждения с подобных констатаций. Действительно, к настоящему времени подробно изучена лишь история создания трактата и разработаны фрагментарно некоторые тематические линии. Да и говоря в целом, Андрей Белый второго творческого периода не был понят как его современниками, так и далее на протяжении всего XX столетия - первым эту ситуацию описал и проанализировал К. А. Свасьян, давший также пролегомены в саму сущность концепции Белого, позднее означенной в качестве истории ««как материала к биографии» [13-15]. О недостаточной изученности трактата писал и один из первых исследователей проекта культурологии Андрея Белого Ю. А. Асоян [3], отразивший в своей книге культурософские (как он их обозначил) идеи Белого, взятые из его докладов 1920-х годов, но вне учёта «Истории становления самосознающей души». То же звучало и в дальнейших публикациях, посвящённых отдельным проблемам изучения этого трактата. С этого начинаем и мы нашу статью: внимание к творению Белого отнюдь не соразмерно его значению и роли в истории русского символизма, литературного направления, завершившего свой путь в 1920-е годы (а не в 1910-е, когда прекратила своё существование «школа») - целым рядом поздних шедевров в творчестве Белого, Иванова, Волошина.
Необходимо отметить две важнейшие даты в изучении историософии и культурологии Андрея Белого. Первая - 1999 год, год первой публикации «Истории становления самосознающей души», осуществлённая Э. И. Чистяковой [7], после многих лет его распространения в «самиздате». Несмотря на все недостатки этого издания (как и прежних «самиз-датовских» версий), именно оно на двадцать лет обеспечило читателям и исследователям данного писателя и мыслителя возможность ознакомиться с его итоговым текстом. За этот период появились первые десятки статей об «Истории становления самосознающей души», причём первые подступы к ней, как мы далее покажем, часто оказывались неудачными.
Вторая чрезвычайно значимая дата для судьбы этого творения Андрея Белого - 2020 год, когда отмечался очередной его юбилей, 140-летие со дня рождения, и когда выходит второе, полное, в двух томах, издание
трактата с обширной вступительной статьёй и комментариями [9]. Теперь у исследователей появилось прочное основание для труда по прочтению, пониманию и истолкованию «Истории...». Небольшой группой исследователей, осуществивших эту публикацию, разработавших полную и детальнейшую историю создания трактата, были воплощены в этом издании и первые итоги постижения историософских идей Андрея Белого. Об этом также пойдёт речь в нашей статье.
В процессе изучения «Истории становления самосознающей души» сказываются серьёзные препятствия. Прежде всего, на первом этапе, в конце XX столетия, нужно было преодолеть инерцию сложившейся в литературе об Андрее Белом заведомо негативной оценки антропософского периода в целом и лежащего в его основе мировоззрения Белого. Согласно оценкам многих современников, как друзей Белого, так и иных критиков, антропософия оказалась вредна для его творчества как поэта и писателя. Они (Э. Метнер, Ф. Степун и другие) отреагировали на его жизнь в Дорнахе в 1912-1914 годы как на конец его творчества. Иванов-Разумник же, близко узнав Белого, воспринял его новое мировоззрение (лично для себя не приняв антропософию) иначе, он писал Белому (по поводу его повести «Котик Летаев»): «Скажу Вам то, что Вы знаете, и то, с чем никогда Вы не согласитесь: конечно, весь "Котик" - это одно, почти сплошное (особенно в начале, - но и всюду) переложение "истин антропософии", учения Штейнера в художественную форму», - и далее о том, что штейне-ровское, данное в книгах, - «... то самое художник, Вы, - заставляете переживать, как художник только и может заставить ... И вот почему убедился я, что не только не "гибнете" Вы в истине своей (мне чуждой), но новые силы находите, пока, на её почве» (письмо от 1 января 1917 года) [2, с. 90].
Этот взгляд Иванова-Разумника и в целом его критическая позиция были близки Белому и оценены как нечто уникальное. Андрей Белый в 1920-е годы много писал о факте своей неизвестности, непонятости и искажённости - вопреки сотням им написанных, но непрочитанных страниц о самом себе, о своём пути. Белый ссылается прежде всего на свою книгу «Рудольф Штейнер и Гёте в мировоззрении современности» как указывающую на важнейший результат его мировоззренческих поисков, утверждая в качестве подлинного содержания своих трудов - искания «правды жизни»: «. единственным ключом к теме всей моей биографии ("как жить" являются мои книги» [8, с. 27].
Крупнейшим творением Андрея Белого с позиций его антропософского мировоззрения стала «История становления самосознающей души», и в духе Белого можно сказать: оценка её и есть оценка продуктивности его исканий правды жизни. Тем не менее перетолковывание многих и многих высказываний Белого о себе и о решающей роли антропософии в его жизни и в создании «Истории становления самосознающей души» имело
прочную традицию в XX веке и служило препятствием для обращения исследователей к теме, как бы изначально скомпрометированной. Эта позиция была выражена в наиболее корректной и общей форме в авторитетной «Истории русской литературы», в её IV томе 1983 года: «Доктрина Штейнера, безусловно, укрепила писателя в религиозно-мистическом понимании мира и сузила спектр его восприятия реальной действительности; безусловно и то, что она ограничила процесс самовыявления его как художника» [11, с. 579]. Далее постсоветская эпоха дала исследователям русской культуры возможность непредвзятого ознакомления с текстами и Штейнера, и Белого и их объективного изучения. Отметим, что если для филологической науки XX века поздний Белый словно не существовал, то и в России, и в Европе «История становления самосознающей души» Андрея Белого была востребована и освоена в антропософских кругах, на немецкий язык отдельные произведения Белого переводились уже во втором десятилетии XX века, а одно из последних изданий, перевод «Кризисов» Белого, осуществлено в 2020 году К. А. Свасьяном.
2
Трудности изучения «Истории становления самосознающей души» значительны. Дело и в огромном, двухтысячелетнем, её размахе, и в энци-клопедичности привлечённого исторического материала, и в соединении исторического, философского, художественного, перформативного подходов к истории, но прежде всего - в сложности не только антропософской концепции, но даже самой антропософской терминологии, не понятной широкому кругу читателей. Читателю нужно было разобраться в основных понятиях, а исследователю - уловить тонкости их использования и выявить своеобразие Андрея Белого в русле антропософских концепций. Поэтому в этой статье мы останавливаемся на ключевых терминах, отражающих важнейшее событие, согласно Белому, и процесс, определяющий историю последних пяти столетий, как он её понимал, - это генезис самосознающей души, что явилось продолжением предшествующих стадий, сформировавших в человеческом развитии душу ощущающую и душу рассудочную.
Согласно антропософии Штейнера, душа человека - не хаос душевных явлений, но триединое целое, организуемое в единство благодаря его Я. Душа несёт в себе три отдельных звена, это низшее душевное звено, душа ощущения; среднее душевное звено, душа рассудка; и высшее - душа со -знания. Выделяет эти элементы Штейнер из своих исследований в сверхчувственной сфере и поясняет: если человек способен видеть в высших мирах, он видит эти душевные звенья как отдельные образования внутри целостности. Штейнер находит созерцаемому им обозначения на немецком языке, он постоянно подчёркивает, что духовные явления трудно передать на языке, который предназначен для мира чувственного. И если те же
сущности созерцали мистики иных времён и называли на своём языке (уже в Древней Индии - и далее, вплоть до Аристотеля, а в XIX столетии -основатели теософского движения), то Штейнер описывал их на новом этапе развития сознания, устанавливая терминологические соответствия с предшественниками.
Душу рассудочную, как и душу сознания (душа самосознающую, или сознательную душу), Штейнер характеризовал с различных точек зрения в ряде книг и лекций. Какой бы термин антропософии мы ни взяли, в трудах Штейнера мы найдём целый спектр его определений и рассмотрений - всякий раз с новой точки зрения и в новом контексте (это Штейнер подчёркивал многократно), так что лишь полный круг определений, их многослойное соположение в композиции целого, даст нам искомое понимание термина. При этом исследователю, подходящему к тому или иному антропософскому понятию, прежде всего стоит учитывать изложенное Штейнером в его книгах, где даётся основной ракурс, подобающий для начального понимания, далее оно обогащается всё новыми нюансами и оттенками в многочисленных циклах лекций.
Именно неучёт этой специфики антропософской терминологии рождает в современных статьях необоснованные выводы - например, о сходстве и различии терминов у Белого и в антропософских текстах, когда сопоставляются отдельные нюансы, а не вся композиция смыслов. У Белого в его «Истории.» терминологический аппарат построен аналогичным образом: он даёт целый ряд определений того или иного явления, в вариативности и подвижности его смыслов, образующих композиционное целое. И сам Белый осмыслил эту специфику как соответствующую той ступени развития сознания, когда высказывает себя душа самосознающая, - в отталкивании от однозначной рассудочной определённости каждого термина, от его жёсткой и статической закреплённости, что было характерно для эпохи души рассуждающей.
В «Очерке тайноведения» Штейнер характеризует три душевных составляющих с точки зрения действующего в них Я, проявляющегося во всех уровнях души по-разному. Когда знание, получаемое Я из внешнего мира, становится не просто преходящим потоком впечатлений, как в душе ощущений, а обретает устойчивую длительность в рассудочной душе, Я работает в ней в полученном от внешнего мира как в своём внутреннем достоянии - в мыслях о мире. Рассудочная душа обращена на внешний мир. В душе же сознательной Я находится в своей сфере -в познании себя как Я, в своей собственной духовной сущности; мысль обращена здесь на самое себя. И постепенно деятельность Я охватывает всю душу целиком. Вся культурная жизнь, отмечает Штейнер, «состоит в работе, имеющей целью это господство Я» [20, с. 36]. Причём, по Штейнеру, «каждый человек, живущий в наше время, занят этой рабо-
той, хочет ли он того или нет, сознаёт ли он этот факт или нет» [20, с. 36]. Сознательно же подобная работа осуществляется в человеке, в частности, когда он отдаётся воздействию побуждений, притекающих из религии или из искусства. Это и есть та ключевая мысль Штейнера, которую Белый берёт за основу в своём «студенческом семинарии», как он характеризует свой труд: он «... есть отпрыск из двух-трёх a priori, выведенных мной из антропософского аперсю1 на историю» [7, с. 464], «... эта книга -студенческий семинарий над несколькими мыслями Рудольфа Штейнера, взятыми в разрезе моей мысли ...» [6, с. 483]. Белый осуществляет свою проницающую мыслительную работу, выявляя названную Штейнером деятельность Я в душе человека, прослеживает её в истории культуры: то, как новорождённая в XV веке самосознающая душа крепнет и обращается к своим нижележащим слоям, просветляя душевную сферу, стремясь к более высоким ступеням человечности.
В «Теософии» Штейнер даёт и такой ракурс описанного процесса: душа ощущающая - основа чувственных ощущений, через душу рассудочную к ним добавляется мышление. На третьем уровне к ним присоединяется воля - с её помощью человек действует на внешний мир, «напечатлевает своё внутреннее существо на внешнем мире» [21, с. 20]. На уровне души рассудочной мышление становится основной жизнедеятельностью, в неё входят истинное и доброе, но когда душа связывает своё бытие с вечным бытием, то можно говорить о душе сознательной, и в этой душевной оболочке действует духовое Я человека. Если душа ощущающая и душа рассудочная устремлены во внешний мир, то душа сознательная всецело - в мир внутренний, она отделяет человека от внешнего и обращает на себя. Эти мысли Штейнера оказываются близки Белому, и особенно он акцентирует компонент воли - волевое мышление как признак души самосознающей.
Белый многократно, внутри многих линий своей «Истории становления самосознающей души» развивает и конкретизирует различные черты рассудочной души, снова и снова описывает переход к самосознанию и углубление его, давая всё новые и новые черты этим центральным терминам - в духе Штейнера разворачивая вариативные линии своих многогранных ключевых понятий. Их взаимную соотнесённость он описывает так: рассудочная душа расколота в себе «зловещей трещиной» [7, с. 123] на безличный мир ощущений, мертво-бесформенную чувственность и сухое абстрактное мышление, эту «трещину внутри души рассуждающей» [7, с. 123] необходимо преодолеть, рассудочное мышление как оперирование абстрактными понятиями должно быть преодолено через его расширение, через распадение его границ. Чувственное пережива-
1 Андрей Белый употребляет здесь французское слово aperçu - 'предварительный просмотр', 'схема', 'план', 'общий обзор'.
ние, соединяющееся с понятийным познанием, может перерастать в интеллектуальное созерцание, в интуитивное мышление. Сам же субъект рассуждающего сознания, «бессмертный и тощий», переживший ранее полосу своего становления и продуктивного развития (в эпоху Античности), но теперь, именно в период души самосознающей, иссохший, предстаёт у Белого как иссушающий Кащей, зловещий, как Кащей, и «трупно-синий» [7, с. 123]. Для выдохшегося рассудочного сознания Белый даёт и другой образ - Смердякова, в нём сам дух абстракции (он же в мысли Раскольникова), и дух этот, по Белому, смердит [7, с. 268].
В центре внимания Белого находится самосознание, восставшее с XV века в душе человека, давшее великую эпоху Возрождения с её титаническими личностями и сказавшееся в живописи и пластических искусствах; оно начинает просветляющую работу над нижними душевными слоями в XVN-XVШ веках, то есть, по Белому, самосознающая душа осуществляет путь нисхождения - прежде всего в душевную область рассудочности и перерабатывая её. И на внешнем плане рождается процесс сложения наук. Но великие достижения этой эпохи осложняются люцифе-рическими и ариманическими импульсами - два демона, противостоящие христианскому пути культуры, воздействуют на неокрепшее самосознание, - этот процесс Белый выявляет в различных культурных феноменах, показывая, что видимые достижения в росте самосознания почти незаметны в захлёстывающей его рассудочности, ярко цветут на этом пути аберрации и уклонения - в рационализм, сенсуализм, дуализм, материализм. Впрочем, не столь заметные, но явные плоды культуры самосознания формируются внутри душ и проявляют себя вдруг . пышным расцветом европейской музыки в XVN-XVNI столетиях. Так Белый начинает свою блестящую тему - музыки, которая вырывается из сухой расколовшейся души как новое откровение человеческого Я. И далее, нисходя всё глубже, самосознающая душа проникает и в душу ощущений и, наконец, приближается к астральной телесности. Все эти глубокие внутренние процессы, отражающиеся на внешнем плане истории, прослеживаются Белым в различных культурных феноменах, в судьбах индивидуальностей, творящих культуру, - Белый описывает черты их сознания, как они складываются в борениях светлых и тёмных импульсов, выявляя сложение исполненного воли мышления - мышления ритмами смыслов, их композициями, организациями идей [7, с. 417].
Итак, можно обобщить, что по Андрею Белому: в эпоху души ощущающей человек мыслил образами, в эпоху души рассудочной - абстрактными понятиями (они есть идеи, «остановившиеся - в одном моменте» [7, с. 419]), в эпоху же души самосознающей человек осваивает идеи подвижные и гибкие, конкретно-духовные целостности. Важно отметить, что, согласно антропософской концепции, принятой и развивае-
мой Белым, применённой им к конкретному историческому материалу, всё задержавшееся и застывшее, не соответствующее этапу развития, становится препятствием на пути человеческой индивидуальности и в конечном счёте - злом; это один из ракурсов рассмотрения Белым природы зла, вслед за Гёте: зло есть добро не на своём месте. И если свою эпоху Белый характеризует как зрелость самосознающей души, то рассудочность в эту эпоху есть рудимент сознания, ставший из когда-то плодотворного - злом, умерщвляющим сознание человека в целом.
Что касается собственной главной задачи, то Белый считал таковой созидание прежде всего своего мировоззрения, соответствующего этапу души самосознающей. Вся его книга - это не что иное, как биография его собственного сознания, соответствующая проживаемой им истории. История стала для него «материалом к биографии», согласно Свасьяну, и, прежде всего, нужно подчеркнуть: материалом к биографии сознания (не к биографии бытовых и душевных происшествий).
В трактате шаг за шагом Белый обнаруживает проявления самосознания в истории, характеризует их, вживаясь в них глубоко, как в свои собственные, изнутри постигая происходящее, и тем самым строит своё самосознающее сознание, и это есть не что иное, как реализация пер-формативной функции речи: анализ самосознающей души есть не просто слова, но деяние, внутреннее воссоздание того, что осмысляется в историческом материале - в пережитом великими личностями иных эпох. Трактат Белого можно прочитать как своеобразный практикум мыслителя для взращивания самосознающего сознания, и тогда читатель, вместе с автором, может пережить описываемое ключевое событие - «разрыв» центрального пункта личного «я», рассудочной личности, преодоление его ради надличного Я [7, с. 357]. То есть читатель, вместе с Белым, может испытать тот потрясающий опыт самосознания, который Белый собственно и описывает: когда из личности рождается Индивидуум, носитель Я.
В предельном выражении у Белого этот процесс есть рождение нового сознания в духе апостола Павла: ««не я, но Христос во мне», ведь именно с момента Христова воплощения, центрального события всемирной истории (которое Белый, вслед за Штейнером обозначает как «мистерию Голгофы»), можно говорить о Я земного человека. Но впрямую действовать это Я начинает лишь в самосознающей душе. Исторический момент - стояние в этой точке рождения заново (а не воз-рождения) самосознающей души, в точке разрыва личного сознания, ярко описано Белым как лично пережитый опыт: «... мы ощущаем себя в этом пункте истории - абсолютно косными и преисполненными сил смерти: силы земные скудеют в нас; силы сознания - не окрылены» [7, с. 357]. В этой точке переживается «потрясающее узнание, что реального личного самочувствия нет; а есть многие самочувствия ...», что в человеке - коллек-
тив личностей, организованных Индивидуальностью, центром этого круга личностей [7, с. 361]. И Белый на протяжении трактата ярко и многообразно, в самых разных ракурсах и подробностях представляет нам различные картины этого события. Когда совершается этот прорыв, происходит «пророст воли в сознание» [7, с. 357], - акцентирован Белым этот штей-неровский штрих в картине самосознающей души как лично для него существенный в его переживании этой решающей точки. Здесь изменяется само отношение к мышлению, рождается волевое внимание к мысли и отсюда изменяется весь рельеф её, в ней живёт отныне творческий императив ««да будет», «волевое усиление мысли», меняется и весь рельеф души, что можно уподобить, по Белому, геологическим переворотам в развитии Земли [7, с. 358]. Так родившееся Я Индивидуума начинает свой путь в культуре, слагая её новый этап, который и описывает Белый как историю последних пяти столетий. Плоды же этого становления, исполненного глубоких драм, искушений, срывов, разочарований, но также и обретений, Белый усматривает в себе, в своём самосознающем Я, в своей волевой мысли, постигающей историю как путь Я. И если всякий человек в своём развитии проходит в стремительном пробеге все стадии развития культуры, то Белый ставит этот процесс в центр своей сознательной и творческой жизни, как главное содержание своей биографии.
3
И если, в духе Андрея Белого, новое в становящемся Я отнюдь не прозрачно, достижения в развитии сознания не бросаются в глаза и нужно тонкое наблюдение, чтобы их опознать, то уходящее старое, рассудочное восприятие истории, культуры и, в частности, самого трактата Белого проявляется вполне внятно: в наше время нередко и с очевидностью обнаруживает себя схематизирующая и абстрагирующая рассудочность в интерпретации труда Белого. Приведём беглые примеры: идеи Белого тем или иным исследователем переводятся на рассудочный язык, кажущийся имманентным культурологическому или литературоведческому дискурсу. Так, например, Асоян берёт мысль Белого: духовное возможно только в углублении в жизнь нашего Я, - и делает вывод: «У Белого это "Я" есть не что иное, как актуальное культурное сознание ...» [3, с. 163], -это ложное умозаключение есть попытка переложения на абстрактный язык многократно варьируемой мысли Белого о том, что жизнь Я есть сфера духа, центральная точка сознания; Я есть не душевная составляющая человека, но само ядро Индивидуальности; именно в него надо углубиться, чтобы постичь духовное; дух и Я в человеке есть одно по сути.
Отметим и характерную попытку объяснить Я у Белого, охватывая его терминологией Бахтина, например, «вненаходимостью» - культурной вненаходимостью [3, с. 169]: казалось бы, речь идёт о том, что Я, Индивидуальность, обнаруживается ВНЕ круга личных малых «я».
Но Индивидуум у Белого по отношению к кругу личностей, то есть предшествующих воплощённостей Индивидуума, есть вечное ядро, являющее себя в той или иной преходящей личности, - это центр круга малых «я», и он не ВНЕ круга, но обретается ВНУТРИ человеческого самосознания как его центральная точка, явленная в каждой личности, и именно взрыв этой точки малого «я» позволяет вылупиться, проявиться большому Я, которое есть сокровенная сущность каждого малого «я». Термин «внена-ходимость» говорит совсем не о том, у Белого нет всех сопутствующих ему оттенков: ни объективно-отстранённого, ни беспристрастного, ни любящего восприятия самоценного и доминантного другого. Белый говорил иное, и перенос на его мысль чуждого объясняющего понятия ничего не даёт для понимания.
Отметим и такую адаптацию идей Белого в русле бахтинских терминов: самосознание у Белого «... выведено за социально-исторические и пространственно-временные рамки, - читаем мы в донецком издании «Культура в фокусе научных парадигм» (2017), - оно заряжено внутренней диалогической напряжённостью взаимообращённых эпох и культур» [10, с. 15]. Здесь понятие диалогичности применительно к культурам примыслено Белому и чужеродно его концепции развития, в ходе которого культуры не ведут диалог друг с другом. Они сменяют друг друга как этапы становления человеческого сознания - и культуры есть отложения этого процесса, в котором действуют и надчеловеческие, светлые (ангельские иерархии), и тёмные (люциферические и ариманические) силы, посылая человеку свои разнонаправленные импульсы. История есть не диалогическое взаимодействие, а драматическая борьба сил, так что нет ничего в этом процессе, чего не коснулись бы тёмные искажающие влияния, ими окрашен и искажён почти каждый прорыв человеческого духа, - в эпицентре этой напряжённейшей борьбы Я человека; борьба сознаний ведётся именно за Я человека; этот исполненный драматизма процесс чреват конечной катастрофой. И отвлечённый «диалог» культур здесь просто ни при чём.
Вот ещё пример терминологического несоответствия: слово «импульс» употребляется Белым в значении воздействия на человеческую историю высших сил, существ духовных иерархий, у Белого история вся пронизана их деяниями. В статье же Н. Александровой, говорится, например, о кризисе культуры: у Белого - «. кризис воспринимается как импульс последующего развития культуры» [1, с. 11], и в этом автору видится оптимизм - возможность самовосстановления культуры после кризиса. Но . кризис, конечно, не может быть импульсом. Импульс в понимании Белого есть духовное воздействие, и, прежде всего, говоря «импульс», - Белый имеет в виду импульс, данный истории Христом, таково его привычное, вслед за Штейнером, словоупотребление. Абсолютный центр истории,
по Белому, именно Импульс Христа, и Ему противостоят тёмные импульсы низших сил, подчиняющие себе человека. В этой борьбе Белый видит как возможность трагический исход истории - в срыве миссии человека как ЧЕЛА ВЕКА.
В целом для понимания Белого недостаточно поверхностного ознакомления с его идеями - а именно этим страдают в особенности статьи молодых исследователей, взявшихся за похвальный, но нелёгкий труд проникновения в историософию и культурософию Андрея Белого. И прежде всего в систему его основных понятий, которые подобает понимать так, как понимает их сам этот мыслитель, столь много говоривший о недостаточности рассудочного схематизирующего подхода.
4
Подробнее остановимся на ключевых терминах Белого - душа самосознающая и душа рассудочная - как они используются теми исследователями, которые осуществили огромный труд публикации трактата Белого в двухтомном издании: Х. Шталь, которой принадлежит статья, специально посвящённая генезису центрального понятия трактата [18], а также М. Л. Спивак и М. П. Одесским [12]. Характерно, что вступительная статья этого коллектива авторов соединила в себе всё то, что было уже сказано в опубликованных ранее статьях этих исследователей и других, близких к их кругу (пять десятков статей названы ими в списке публикаций в сноске [12, с. 82-83]). В общей концепции вступления в особую главку под номером 4 выделена тема «Самосознающая душа. Генезис понятия». В ней в первом же абзаце даётся в качестве самоочевидности вывод: «Белый выработал особую концепцию самосознающей души, которая, с одной стороны, восходит к антропософскому учению, но, с другой стороны, обладает особенностями, резко отклоняющимися от трактовки Штейнера» [12, с. 48]. Это утверждение повторено в точности, как оно прозвучало в статье 2011 года [18, с. 22], и за годы работы над трактатом автором не было подвергнуто корректировке.
Характерен здесь сам подход: Штейнер считает самосознающую душу тем-то, а Белый - тем-то. Автор не учитывает, что как таковая, как феномен самосознающая душа была выявлена и описана именно Штейнером в его самобытной концепции, и надо бы говорить о том, что именно из этого многогранного явления, Штейнером исследованного, оказалось близко Белому применительно к его историософской теме, что именно удалось Белому развить, конкретизировать, возможно, акцентировать по-своему. Вспомним: Белый описывал свой труд как «студенческий семинарий», по-свящённый нескольким мыслям Штейнера. Соответственно, называния «душа сознания», «душа самосознания», «самосознающая душа», «душа сознательная» указывают на одну и ту же реальность с весьма близких точек зрения, это практически синонимы, а из предпочтения Белым рус-
ского перевода «самосознающая душа» нужно сделать вывод не об отличии в «понимании», а о попытке Белого найти точный русский эквивалент: известно, что и Волошин, и Белый говорили о важности - при освоении антропософии в русском контексте - обрести органичные в русском языке понятия, передающие суть концепции. Говорить о каком бы то ни было отходе от Штейнера в своей интерпретации Белый не давал ни малейшего основания - мы не найдём ни слова об этом на многих сотнях страниц у Белого, относящихся к теме.
Вот ещё один пример чисто рассудочного восприятия идей: «У Белого "душа самосознающая" - "новый душевный орган, неведомый людям до христианства" ... У Штейнера, наоборот, есть указания на то, что душа сознательная была ещё до Христа у отдельных, духовно развитых людей (например, у Сократа, Платона Аристотеля ...)» [12, с. 49]. В приведённых высказываниях Белого и Штейнера авторами видятся различия («наоборот»), но в действительности здесь одно дополняет другое: согласно данному в антропософии закону опережающего развития, в процессе становления сознания то, что явится только в следующую эпоху, в предыдущую эпоху постепенно готовится, и душа самосознающая впервые проявляет себя в отдельных исключительных личностях, опережающих своё время. Таковыми были именно Платон и Аристотель.
Ту же жёсткую рассудочную логику мы видим и в иной ситуации. Из того, что Белый говорил о возможности синтеза Гёте и Гегеля, выводится положение: основой метода в «Истории.» стал синтез Гёте и Гегеля [12, с. 51]. Конечно, принимая во внимание мысль самого Белого, невозможно не признать, что в основе его трактата лежит именно антропософия, а не возвратное движение к Гёте или к Гегелю - ни в самой концепции, ни в методологии. На этапе самосознания, к которому причисляет себя Белый, в зрелом его периоде, реставрации гётевского или гегелевского, даже синтетические, менее всего продуктивны, ибо даже то лучшее, что дал Гёте в предшествующий этап, по Белому, далеко превзойдено в антропософии, так что Гёте остался лишь первым намёком на возможное будущее развитие данных им идей. Метод «Истории.» всецело вырабатывается на антропософских путях: Белый берёт за основу взятое им у Штейнера и применяет к историческому материалу, тщательно прорабатывая в мыслительных углублениях то, что не развивал сам Штейнер, а именно выраженные в культурных феноменах конкретные периоды погружения самосознающей души в нижние душевные пласты. Белый здесь отнюдь не духовидец и не визионер, и он не основывает свой трактат на своём, собственном медитативном опыте, вопреки утверждениям современных исследователей [17; 19]. Хоть Белый и имел опыт сверхчувственного познания под руководством Штейнера (это не раз описывали современные исследователи, ведь интерес ко всему оккультному - это
одна из тенденций современной филологии), но в исторических штудиях путь Белого - путь мыслительных постижений, освещённый указаниями Штейнера и углублённый в личном опыте самопознания. И ключевое слово здесь - познание, а не медитация. Медитативные же упражнения есть лишь тренировка сознания, но не источник знания об истории, и эти весьма тонкие различения вряд ли стоит делать темой филологических статей.
Ещё одно соображение касается понимания авторами вступительной статьи к «Истории.». Авторы констатируют как противопоставление два следующих утверждения: Штейнер «считал» [12, с. 48] душу сознательную тесно связанной с Я, с Духом, а Белый понимает её как «орган» самопознания Я, в ней «осознание "Я", как точки Духа» [12, с. 49]. И мы ещё раз отмечаем здесь ложное противопоставление, основанное на неполноте освоения материала и на рассудочном восприятии слов, кажущихся противоречивыми, вообще, поиск «противоречий» или «двойственности» - это чисто рассудочный подход к тексту. Здесь Андрей Белый высказывает именно то, что и Штейнер, и никакого противопоставления здесь нет - в этих выявленных гранях единой, многоаспектно обозначенной сущности. О «двойственности»: в тексте статьи авторы обнаруживают «двойственность» в самосознающей душе. Аргумент? - пересказывается мысль Штейнера: душа самосознающая может направить свою деятельность на чувственный мир и на себя самое. Даётся и ссылка на 4 лекцию 127 тома Штейнера «Кое-что о внутреннем человеческой души и о её отношении к миру». Но в лекции нет ни слова о двойственности, говорится же о сложных процессах, происходящих на границах душевных слоёв тройственной и одновременно цельной души человека, о вмешательстве демонических, люциферических и ариманических, сил в эти процессы. Сложность и многонаправленность мысли Штейнера сводится в статье к простоте схемы - к двойственности и даже амбивалентности (двойственной оценочности). Так рационализирующие объяснения искажают исходную многогранную мысль, передают её в статичных и однозначных словесных конструкциях.
Подобное схематизирующее упрощение сказывается даже в верных наблюдениях, например, в описании отличия концепции Штейнера от теософской теории. Авторы, низводя сложное к рационально-простому, говорят о «преображении» [12, с. 53] теософской концепции, которое Штейнер совершает, или о «приписывании» [12, с. 52] Штейнером чего-то (а именно двойственности) душе самосознающей, как будто Штейнер берёт готовое и совершает с этим готовым рассудочные манипуляции: взял, переделал, приписал что-то чему-то. - так выстраивается авторами картина происходящего в сознании Штейнера. Надо ли говорить, что это всего лишь автопортрет рассудочной души. Но антропософия есть творение Я, Штейнер
не «преображает» теософские мысли, он видит мироздание иначе и выражает увиденное на современном языке для современного сознания. Если же воспринимать антропософию как продукт заимствований и переделок (эта тенденция «растаскивания» Штейнера на цитаты и заимствования налицо в западной науке), то понять её невозможно, равно как и Белого, который себя считал перед «гигантским» творением Штейнера -«пигмеем», а если у него, «пигмея», и были схожие мысли, то Штейнер дал, согласно Белому, в миллион раз больше [6, с. 457].
И последнее соображение о вступительной коллективной статье (в действительности их можно высказать гораздо больше) - в разъяснение того, в чём же концепция Белого радикально отличается от штейнеров-ской, как было заявлено авторами. Они выводят это основное отличие: оно - в модели плюро-дуо-монизма. Это положение взято опять же из статьи 2011 года [18]. Мы же скажем иначе: плюро-дуо-монизм - это шедевр Андрея Белого, если философский термин может быть шедевром! Так Белый охарактеризовал антропософию Штейнера, её суть. Это не «модель» и не «отличие». Это такой же термин, как «дуализм», «плюрализм» или «монизм», только выражающий суть именно этой, конкретной концепции, характеристика, имеющая высокую степень мыслительной чистоты и точности, отвечающая композиционной сложности, со-положенно-сти глубинных свойств самого характеризуемого феномена, в стилистике самосознающей души. Плюро-дуо-монизм Белый считал и характеристикой собственного мировоззрения: «Самое моё мировоззрение - проблема контрапункта, диалектики энного рода методических оправ в круге целого . мировоззрение моё для вас весьма туманная штука: оно ни монизм, ни дуализм, ни плюрализм, а плюро-дуо-монизм, то есть пространственная фигура, имеющая одну вершину, многие основания и явно совмещающая в проблеме имманентности антиномию дуализма, но - пре-одолённого в конкретный монизм» [5, с. 197].
Итак, в ряде примеров мы проиллюстрировали отмеченную нами характерную тенденцию рассудочных, иссушающих объяснений, то есть, в сущности, профанации мысли Андрея Белого. Вместо созвучного понимания живой сложности мысли, к которой взывал Белый, которую взращивал в себе, созерцая становление европейского самосознания, в исследовательских отражениях его труда происходит именно резонирование, создание неких сухих абстракций, однозначных схем на основе текста Белого - путём перекладывания его мыслей в рассудочные, отвлечённые, чуждые ему понятия. Почти в каждой статье, и не только у молодых авторов, но и у серьёзных исследователей, знатоков темы, легко обнаружить подобное: при встрече с мыслью Белого рассудочный критический цензор в восприятии исследователя сигнализирует о необходимости корректировки - перекладывании в привычные рассудочные понятия,
хотя бы - в «модель», «схему», «противоречие», «двойственность», «амбивалентность» и прочие уплотнённо однозначные термины.
Отвлечённая мысль эпохи рассудочной, прикрепляющая к восприятию понятие, когда «помыслить что-либо в стиле души рассуждающей значит всего лишь порассуждать, порезонировать, пофилософствовать» [7, с. 358], согласно Андрею Белому, осталась позади в эпоху самосознающей души. Себя самого Белый считал едва ли не первым, кто мыслил в Я - то есть в стиле новой эпохи: «Я, может быть, первый в нашей эпохе действительно подошёл к ... жизни в "Я"» [4, с. 31]. В этом смысле его вершинное творение, его opus magnum [15] есть не только пособие, «студенческий семинарий» для его автора в постижении нескольких мыслей Штейнера и развёртывания их на материале всемирной истории, но и для читателей - в приобщении к процессу преодоления прежнего и взращивания нового мышления, отвечающего эпохе самосознающей души.
Список литературы
1. Александрова Н. В. Андрей Белый о философии и феноменологии культуры
// Грамота. 2011. № 7 (13). Часть II. C. 10-12.
2. Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка / публ., вступ. ст. и коммент.
А. В. Лаврова и Джона Мальмстада ; подгот. текста Т. В. Павловой и др. Санкт-Петербург : Atheneum : Феникс, 1998. 733 с. : ил.
3. Асоян Ю., Малафеев А. Открытие идеи культуры. Опыт русской культуроло-
гии середины XIX - начала XX века. Москва : ОГИ, 2000. 342 с.
4. Белый А. Возвращение на Родину. Москва : Книгоиздательство писателей
в Москве, 1922. 88 с.
5. Белый А. На рубеже двух столетий. Москва : Художественная литература,
1989. 543 с.
6. Белый А. Символизм как миропонимание. Москва : Республика, 1994. 528 с.
7. Белый А. Душа самосознающая / сост. и статья Э. И. Чистяковой. Москва :
Канон ; РОИ «Реабилитация», 1999. 560 с.
8. Белый А. Автобиографические своды: Материал к биографии. Ракурс к днев-
нику. Москва : Наука, 2016. 1116 с.
9. Белый А. История становления самосознающей души : в 2 книгах / составле-
ние, подготовка издания, вступительная статья М. Л. Одесского, М. Л. Спи-вак, Х. Шталь. Москва : ИМЛИ РАН, 2020. 640 + 800 с.
10. Кравченко О. Осмысление кризиса культуры в трактате Андрея Белого «История становления самосознающей души» // Культура в фокусе научных парадигм. 2017. № 5. С. 12-15.
11. Лавров А. В. Андрей Белый // Литература конца XIX - начала ХХ века (18811917). Том 4. Ленинград : Наука, 1983. 782 с.
12. Одесский М., Спивак М., Шталь Х. «Она - должна быть»: «История становления самосознающей души» Андрея Белого // Андрей Белый. История становления самосознающей души : В 2 книгах. Москва : ИМЛИ РАН, 2020. Книга 1. С. 5-83.
13. Свасьян К. А. Философия символических форм Э. Кассирера: Критический анализ. Ереван : Издательство АН Армянской ССР, 1989. 243 с.
14. Свасьян К. А. Послесловие // Белый Андрей Глоссолалия: Поэма о звуке. Москва : Evidentis, 2002. С. 122-143.
15. Свасьян К. А. История как материал к биографии. Андрей Белый и его opus magnum // Russian Literature. 2011, Volume 70, Issue 1-2: Andrej Belyj's «Istorija stanovlenija samosoznajuscej dusi». 1 July - 15 August, Pp. 61-88.
16. Свасьян К. А. ... Но ещё ночь. Москва : Evidentis ; АВТ Центр, 2013. С. 170-203.
17. Шмитт А. Б. Медитативный опыт Андрея Белого как ключ к его историософской концепции «Самосознающей души» // Литературный факт. 2018. № 10. С.267-292.
18. Шталь Х. Генезис понятия самосознающей души и «История становления самосознающей души» Андрея Белого // Russian Literature. 2011, Volume 70, Issue 1-2: Andrej Belyj's «Istorija stanovlenija samosoznajuscej dusi». 1 July -15 August, Pp. 21-37.
19. Шталь Х. Медитативный опыт Андрея Белого и «История становления самосознающей души» // Андрей Белый: автобиографизм и автобиографические практики. Санкт-Петербург : Нестор-История, 2015. С. 80-101.
20. Штейнер Р. Очерк тайноведения. Ленинград : ЭГО, 1991. 270 с.
21. Штейнер Р. Теософия. Москва : Амрита-Русь, 2014. 155 с.
