CC BY
189
ФИЛОСОФИЯ
УДК 1(091)
О. С. Исаева, В. П. Кошарный
ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ЕВРАЗИЙСКОГО УЧЕНИЯ
Аннотация. Статья посвящена евразийству как одному из наиболее оригинальных течений русской философской мысли. Анализируются факторы, повлиявшие на формирование и возникновение евразийского течения. Характеризуются и раскрываются истоки евразийской концепции.
Ключевые слова: евразийство, причины формирования евразийства, истоки евразийства, соборность, мультилинейность развития, византизм, философия действия, философия хозяйства, географический фактор.
O. S. Isaeva, V. P. Kosharnyy
HISTORICAL AND PHILOSOPHICAL PREMISES OF THE EURASIAN DOCTRINE
Abstract. The article is devoted to the eurasism, as to one of the most original currents of Russian philosophical thought. The factors which have affected formation and emergence of a current of eurasism are analyzed. Sources of the concept of Eurasians are characterized and revealed.
Key words: eurasism, reasons of eurasism formation, eurasism sources, unity, multilinearity of development, vizantizm, action philosophy, economy philosophy, geographical factor.
Евразийское учение, очень разнородное по составу своих участников и вместе с тем очень богатое своими оригинальными идеями, сформировалось в начале ХХ столетия, взбудоражив своим появлением сотни лучших ученых того времени. Отзвуки тех, поистине великих, мыслей и замыслов не затихают до сих пор. Это было «новое мировоззрение, сформировавшееся... под воздействием войны и революции» [1, с. 44]. Возникнув в кругах русской эмиграции, евразийство «раскинулось» и объяло собой многие европейские города, среди которых Париж, София, Прага, Берлин и многие другие. Для России оно стало олицетворением «третьего» пути, глотком воздуха, которого так долго ждали, своеобразным воплощением «русской» идеи.
Движение, с такой быстротой и силой «нахлынувшее» и ворвавшееся в мировую научную мысль, претендовавшее быть «новым мировоззрением», не появилось из «ниоткуда» и уж тем более не возникло спонтанно. На формирование евразийского течения повлияли многие факторы, среди которых выделим первостепенные и второстепенные. Такая классификация носит условный характер, но тем не менее позволяет посмотреть на формирование течения несколько в другом ракурсе, выделив главное и отбросив лишнее. Первые - это те события и явления, что непосредственно обусловили и спо-
собствовали появлению евразийства, те, что лежат «в корне» порожденного явления. Их мы назовем причинами. Вторые - это события, лишь ускорившие возникновение евразийства, появление которого было подготовлено закономерным, необходимым ходом исторического развития. Такие события являются, с нашей точки зрения, поводами.
Для того чтобы выявить идейные истоки евразийства, необходимо обратиться к культурно-исторической ситуации второй половины XIX - начала ХХ в. Среди причин, породивших евразийское движение, выделим две. Во-первых, это духовный кризис европейской культуры, получивший яркое отображение в книге О. Шпенглера «Закат Европы», обострившей критическое отношение российской интеллигенции к ценностям буржуазного запада, «мещанству» и в целом европоцентризму. Евразийские мыслители изначально стояли на позиции отрицания взглядов на европейскую культуру как культуру общечеловеческую. С этой точки зрения исходили они при построении своего учения. «Евразийство заключает в себе зерно стремления к истине общефилософской», - писал П. Н. Савицкий, но стремление это, по мнению евразийцев, должно совершаться в контексте выхода из рамок современной им европейской культуры [2, с. 113]. Во-вторых, это особенности российской гражданской и интеллектуальной истории. Знаменитая полемика славянофилов и западников получила в евразийстве свое продолжение и оригинальную интерпретацию. «Всякое современное размышление о грядущих судьбах России должно определенным образом ориентироваться относительно уже сложившихся в прошлом способов решения, или, точнее, самой постановки русской проблемы: «славянофильского» или «народнического», с одной стороны, «западнического» - с другой», - утверждали евразийцы [3, с. 24].
Непосредственными условиями формирования евразийского движения стали исторические события, произошедшие в начале столетия. Первая мировая война, потрясшая мир своими масштабами, революция 1917 г., свергнувшая существовавший в России царский режим, и, как следствие, духовный кризис, безусловно, сыграли свою не последнюю роль. Это был «толчок» к началу активных действий. Мыслям о переустройстве и трансформации российского общества, назревавшим в умах интеллигенции, была дана «свобода действий», и они стали стремительно оформляться в различные направления. Одним из таких течений и стало евразийство. Евразийцы восприняли революционные события как своеобразное окно «из Европы», открывающее для России ее собственный, самобытный путь развития, с которого она «сошла» в эпоху Петра I.
И последним, что сподвигло молодых ученых к объединению в рамках евразийства именно в исторической обстановке начала ХХ в., явился, безусловно, факт эмиграции. Сильный эмоциональный порыв обездоленных, чужих за границей ученых дал столь мощный импульс, что формировавшееся и «вызревавшее» годами семя мгновенно проросло и принесло невиданные плоды, отзвуки которых до настоящего времени будоражат умы человечества.
Евразийское течение 20-30-х гг. ХХ в. объединило в своих кругах множество ярких и талантливых ученых того времени. Деятельностное разнообразие его участников затрагивало многие области науки. Взять хотя бы, к примеру, имена основоположников евразийства. П. Н. Савицкий - экономист-географ, Н. С. Трубецкой - лингвист и этнограф, Г. В. Флоровский -философ, П. П. Сувчинский - искусствовед. Позже к движению присоедини-
лись правовед Н. Н. Алексеев, философ и историк Л. П. Карсавин, историк Г. В. Вернадский и многие другие выдающиеся ученые. Научные интересы евразийцев объяли философию, географию, экономику, историю, этнографию и другие направления научной мысли. Но, несмотря на такую пестроту, созданная евразийскими мыслителями концепция очень органична, произошедший в ее рамках синтез наук образовал в конечном итоге единую мировоззренческую систему.
Многогранность научной доктрины евразийцев обусловила и многогранность вопроса об идейных истоках их концепции. Существует множество предшественников, на взгляды которых евразийцы опирались, мысля себя в русле развития мирового научного знания. Истоки евразийских идей можно условно разделить на историко-философские, геософские и социально-правовые. Но лишь условно, поскольку каждый из участников евразийского течения имел свои собственные источники вдохновения и в силу своих определенных научных ориентаций опирался на взгляды тех или иных мыслителей прошлого. Отметим также, что зачастую евразийские предшественники высказывали мысли, близкие евразийским, в рамках не одной проблемы, а по целому ряду вопросов. В целом, обращаясь к истокам евразийства, отметим, что они представляют собой сложный комплекс идей, объединяющий в себе различные направления историософской, культурологической, теософской, геополитичекой мысли прошлого.
Как уже было отмечено выше, вопрос об истоках евразийства неоднозначен и представляет определенную сложность для исследователя. Обозначить всех мыслителей, которые были близки евразийцам в своих воззрениях и на взгляды которых они так или иначе опирались, в рамках одной статьи не представляется возможным. Поэтому, характеризуя воззрения предшественников евразийцев, остановимся на взглядах преимущественно русских мыслителей и попытаемся выделить и раскрыть наиболее значимые, с нашей точки зрения, источники, оказавшие наиболее существенное влияние на формирование евразийской концепции. В той или иной мере коснемся всех выше обозначенных групп истоков евразийского творчества, охватив, таким образом, все грани евразийского учения.
Одним из хронологически первых источников евразийских идей являются, по признанию самих евразийцев, «Послания старца Филофея», датируемые первой третью XVI в. и имевшие целью своего изложения концепцию «Москва - третий Рим». Евразийцы разделяли мнение о том, что Россия -страна с огромными возможностями, имеющая особое предназначение, им особо импонировала мысль о ведущей роли православия в жизни нашей страны. Поэтому евразийцы легко восприняли идею о том, что Москва вслед за Римом и Константинополем является центром православия, последним церковным «Римом».
Приоритетное значение православия в развитии нашей страны признавали и славянофильские мыслители. Славянофилы активно отстаивали тезис о том, что именно православное христианство является истинно верным учением и именно оно впоследствии должно распространиться по всей земле и стать единственной религией, объединяющей людей под эгидой единой церкви. Л. П. Карсавин в предисловии к переизданию сочинения А. С. Хомякова «О Церкви» выражал глубокое признание его идеям. В частности, он, так же как и его предшественник, развивал мысль о том, что Православное
Вселенское Предание, которое и пытался выразить А. С. Хомяков, «должно быть основой всех наших индивидуальных исканий и рассуждений» [4, с. 367]. Евразийцы считали славянофилов самыми близкими себе по духу и вслед за ними связывали православие с русской культурой, с церковью, хотя и отмечали у последних наличие лишь «смутного культурного самосознания».
У славянофилов евразийцы заимствовали понятие «соборность», занявшее в их учении место одного из основополагающих принципов. Сам
А. С. Хомяков, с чьим именем непосредственно связано появление этого термина, использует его для характеристики церковного общежития людей. Соборный, или, что синонимично, «кафолический», обозначает некое сплочение, единение людей безо всякой ориентации на местность и время. А. С. Хомяков пишет: «Собор» выражает идею собрания, не обязательно соединенного в каком-либо месте, но существующего потенциально без внешнего соединения. Это единство во множестве» [5, с. 242]. Такой смысл вкладывали в понятие соборности еще славянские первоучителя Кирилл и Мефодий, подразумевая под ним принцип великого единения людей, принцип всецелостности.
Определение «соборная», каковой обязательно должна быть церковь, согласно А. С. Хомякову, может быть присуще, с точки зрения автора, лишь православной церкви, поскольку лишь она обладает истинным единством, в отличие от протестантской и католической церквей западного мира. Только православная христианская церковь может быть единой и свободной. «Она (церковь) пребывает единою, не имея нужды в официальном представителе ее единства, и свободною, хотя свобода не обнаруживается разъединением ее членов», - утверждает А. С. Хомяков [6, с. 88]. Соборная церковь являет собой органическое единство, «живое начало которого есть Божественная благодать взаимной любви» [6, с. 88].
Подобно славянофилам, евразийцы трактовали соборность как некую целостность, единство «в целом и во всех частях». Соборный - значит «единый по всему и во всем» [7, с. 32]. Соборность, согласно евразийцам, является «существеннейшим понятием православия». Подобно Хомякову, они также полагают, что географически-этнографическая характеристика церкви является чисто внешней, «соборность» же и «соборный» определяют внутреннюю природу церкви, а не ареол распространенности ее на земле.
Для участников евразийского течения в рамках рассмотрения содержания понятия «соборная церковь» как высшей всеединой личности особое значение приобретает понятие соборной, или симфонической, личности. Социальная группа, народ, субъект культуры, государство, человечество - все это, согласно евразийцам, личности, но, в отличие от индивидуумов, личности соборные, или симфонические. Евразийские теоретики определяют соборную личность не просто как сумму индивидов, но «их согласование (симфонию), согласованное множество и единство и - в идеале и пределе - всеединство» [8].
Родство своих взглядов с воззрениями славянофильских мыслителей евразийцы подчеркивали не раз, признавая «величину» исторических фигур славянофилов. Одновременно они указывали, что евразийские формулировки одинаковых со славянофилами мыслей «в некоторых отношениях» более точны. Вслед за славянофилами евразийцы обосновывали самобытность России, ее собственный, а главное незападный путь развития. Эта мысль на протяжении относительно длительного периода времени была определяющей в эволюции евразийских идей.
Вместе с тем вопрос об отношении евразийцев к славянофильству не является однозначным. Славянофилы, как подчеркивал П. Н. Савицкий, делали упор на «славянство» - начало, которым определяется культурноисторическое своеобразие России. Евразийцы же считали «славянство» в большей степени языковой связью. Реальная история славянских народов, по их мнению, свидетельствует об отсутствии у них единой культуры, о тяготении одних народов к Западу, других к Востоку, третьих к Югу. Для евразийцев источник своеобразия русской культуры - сочетание в ней европейских и азиатских («азийских») элементов. Именно связи русской культуры с «широким и творческим в своей исторической роли миром культур «азиат-ско-азийских» являлись, по мнению П. Н. Савицкого, «одной из сильных сторон русской культуры» [9, с. 81].
Еще одним неоспоримым источником евразийских воззрений являются взгляды позднего славянофила Н. Я. Данилевского (1822-1885), автора вышедшей в 1869 г. книги «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому», во многом предвосхитившей основные положения евразийского учения. Данилевский негативно относился к явлению европоцентризма в целом и, в частности, к тому, что только европейские страны способны развиваться прогрессивно. Европа вовсе не является общечеловеческой цивилизацией, соответственно, не существует и единой линии исторического развития. Вместо этого ученый выделяет типы локальных цивилизаций или культурно-исторические типы как самостоятельные, самодостаточные культурные образования, имеющие свои собственные, не передающиеся другой цивилизации, начала. Стоя на позиции органицизма, Данилевский выделяет три стадии развития каждой цивилизации: этнографическую, государственную и цивилизационную, или культурную. Но ни один из культурно-исторических типов, достигший периода цивилизации, не является вершиной прогресса, не может обогнать либо отстать в своем развитии от другого, потому как единого пути развития, по мнению
Н. Я. Данилевского, не существует. Следуя такой постановке вопроса, русский мыслитель утверждает, что «прогресс состоит... в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, исходить в разных направлениях» [10, с. 90].
Среди всех культурно-исторических типов Н. Я. Данилевский особо выделяет славянский. Он, по мнению мыслителя, впервые в истории сможет представить все виды культурной деятельности: религиозную, промышленную, общественно-экономическую и собственно культурную и впервые стать «четырехосновным» культурно-историческим типом. Тогда как, например, германо-романская цивилизация является лишь «дву-основным» политикокультурным типом, с преимущественно научным и промышленным характерами культуры, в тесном смысле этого слова» [10, с. 525].
Евразийцы заимствуют у Данилевского основную идею его историософской концепции - мысль о мультилинейности исторического развития человечества, выделяя в мире множество равноценных и равнозначных культур. Им импонирует и органицистский подход ученого. С точки зрения евразийцев, развитие каждой отдельной культуры можно разделить на периоды зарождения, расцвета и упадка. Стараясь подчеркнуть преемственность своих взглядов, евразийцы кладут учение Н. Я. Данилевского о культурно-истори-
ческих типах в основу своего учения о месторазвитии, соотнося каждый тип цивилизации с определенным месторазвитием.
В числе своих предшественников евразийские мыслители также называли К. Н. Леонтьева (1831-1891), чье творчество является прямым продолжением учения Н. Я. Данилевского. К. Н. Леонтьев, также придерживавшийся органицистского подхода, полагал, что всякая культура, подобно физиологическому организму, пройдя все стадии развития, не исчезает бесследно. Ее элементы перенимаются и продолжают существовать в других национальных культурах. Так произошло с культурой Византии. Российское общество оказалось благодатной почвой для переселения на нее основных принципов византизма - самодержавия в государстве и православного христианства в сфере религиозной. Согласно Леонтьеву, влияние византизма на Россию имело для нашей страны определяющий характер, придавая ей силу и мощь. «Византизм организовал нас, система византийских идей создала величие наше», - писал философ, искренне веря, что, изменив византийскому христианству и византийской церкви, Россия погибнет [11, с. 104]. Вслед за К. Н. Леонтьевым и евразийские мыслители признавали определенное значение византизма для развития российского государства, характеризуя влияние византийской культуры на Россию как «длительное» и «основоположное».
Еще один момент в учении К. Н. Леонтьева, явно заслуживающий внимания со стороны евразийских ученых, - это критика панславизма. Славяне, с точки зрения философа, не представили миру ничего собственного и своеобразного, и поэтому будущее России, хотя и являющейся страной преимущественно славянской, определяет ее восточные корни. Ведущую роль в этом будет играть азиатско-туранская нация. «Только из более восточной, из наиболее, так сказать, азиатской - Туранской, нации в среде славянских наций может выйти нечто от Европы духовно независимое; без этого азиатизма влияющей на них России все остальные Славяне очень скоро стали бы самыми плохими из континентальных европейцев, и больше ничего», - утверждает К. Н. Леонтьев, делая акцент, таким образом, на определяющее влияние на судьбу России туранского фактора [12, с. 285]. Впоследствии евразийцы отмечали, что только К. Леонтьев решился «выступить против растворения русской культуры в отвлеченном и романтическом панславизме» [7, с. 38].
Читая тексты евразийцев, стоит отметить их частое обращение к «Философии Общего Дела» Н. Ф. Федорова (1829-1903). Учение русского мыслителя о супраморализме, о долге воскрешения перед нашими предками, как
о всеобщем человеческом деле, носит характер идеалистической утопии. Философ призывает людей к объединению ради общего дела, ради действия, чтобы достичь, по его глубокому убеждению, высоконравственную цель. Его философия - это философия непосредственного действия. Мысль, по мнению Федорова, не должна преобладать над делом. «Философия, понимаемая лишь как мышление, есть произведение еще младенчествующего человечества», -пишет философ [13]. И продолжает: «Но философия, понимаемая не как чистое только мышление, а как проект дела, есть уже переход к совершеннолетию» [13]. Мысль о «философии действия и дела» очень импонировала евразийским мыслителям, что четко просматривается в развитии самого евразийского движения. «Евразийство есть не только система историософских или иных теоретических учений. Оно стремится сочетать мысль с действием», -
утверждали евразийцы [9, с. 91]. Заметим, что именно порыв к действию у евразийцев выражен гораздо более остро. Их трактовка «общего дела» не является прямым следованием учению Н. Ф. Федорова. Евразийцы переняли лишь саму идею нравственного объединения, определяя «общее дело» как служение всех и каждого во благо государственного целого. Усовершенствовать государственное устройство, сделать его идеальным - вот конечная цель евразийцев. Высшим призванием личности в таком государстве евразийские мыслители считали служение общему делу, посредством чего она (личность) сможет приобрести высшую свободу, понимаемую в материальном смысле слова как возможность осуществлений.
Обращение к философским предпосылкам евразийства не позволяет нам оставить без внимания взгляды С. Н. Булгакова (1871-1944). Философия «подчиненной экономики», в рамках которой евразийские мыслители строили свою концепцию, основывалась на особом определении понятия «хозяйство». Категория «хозяйство» мыслится евразийцами не только как чисто экономическая категория, но соотносится в евразийской доктрине с областью философского знания. В этом отношении евразийцы являются прямыми последователями философии хозяйства С. Н. Булгакова, где автор последовательно разграничивает понятия «хозяйство» и «экономика». Он полагал, что совершенно естественно, конечно, было бы при изучении проблемы хозяйства обратиться сначала к науке о хозяйстве (т.е. к политической экономии). Но знания о хозяйстве, которые дает эта наука, определяя хозяйство лишь как деятельность человека, направленную на удовлетворение его материальных потребностей, представляются Булгакову неполными, поскольку субъект хозяйствования, человек, заключает в себе и духовную ценность. Толкование проблемы хозяйства в таком ракурсе, согласно мыслителю, выходит за рамки компетенции политической экономии и должно быть перенесено в область метафизики и натурфилософии.
По Булгакову, хозяйство софийно, соответственно, софийна и всякая творческая деятельность человека в хозяйстве. Бог здесь выступает творцом, и все в мире создано им. Человек же, как существо тварное, принадлежа и к миру Софии, и к миру эмпирии, способен лишь воссоздавать, воспроизводить уже заданное Творцом. Он может лишь припоминать то, что метафизически уже дано.
Рассматривая хозяйство как процесс, С. Н. Булгаков акцентирует внимание на личности как самостоятельном факторе хозяйства, утверждая, что хозяйственная жизнь немыслима вне личной инициативы. «Хозяйство есть взаимодействие свободы, творческой инициативы личности и механизма, железной необходимости, есть борьба личности с механизмом природы. Одним словом, хозяйство ведет хозяин», - заключает Булгаков [14, с. 183].
Евразийские мыслители, подобно С. Н. Булгакову, строят свою концепцию «хозяйнодержавия», четко различая в сфере хозяйства экономический аспект и внеэкономический. Их теория носит личностный характер, одновременно обосновывая и религиозное начало в хозяйственной деятельности, и ведущую роль хозяина-личности. При этом евразийцы аргументируют необходимость и государственного участия в хозяйстве. Вслед за своим предшественником они утверждают связь хозяйствующей личности с Богом. Евразийцы акцентируют внимание на философско-нравственных аспектах
хозяйствования, проводя в жизнь попытку обоснования ведущей роли этического и морального компонентов в хозяйстве как сфере особого рода деятельности.
Рассматривая предпосылки социально-правовых идей евразийцев, необходимо упомянуть воззрения Л. И. Петражицкого (1867-1931), чье имя часто называется в трудах известного евразийского правоведа Н. Н. Алексеева как непосредственного предшественника его взглядов. В частности, в вопросе
о взаимоотношениях права и нормы как двух различных процессов социального регулирования Н. Н. Алексеев апеллирует ко взглядам Л. И. Петражицкого как одного из немногих, кто отстаивал данную точку зрения. Петражиц-кий выделяет тип государства, в котором нормоустановление и правоустанов-ление будут находиться в органическом равновесии. Человек в таком государстве будет обладать не только правами, но и некоторыми положительными обязанностями. Таким образом, Л. И. Петражицким устанавливалось органическое сочетание свободы и принуждения. Впоследствии эта мысль была воспринята евразийскими мыслителями и легла в основу их концепции правообя-занностей.
Еще один непосредственный источник воззрений евразийцев, их концепции «государства правды», культивирующей принцип социальной справедливости, как основного закона, регулирующего все общественные взаимоотношения, является учение заволжских старцев. Устав заволжцев, во главе с Нилом Сорским, оглашает приемы и способы духовного подвижничества и представляет собой религиозно-философский трактат, обучающий правилам духовного и мистического опыта. Их верховной религиозной нормой является Новый завет, в котором Бог выступает как Бог любви и милосердия. И царь, уподобляясь милосердному Богу, предстает как царь любви и милости. Его главную задачу заволжцы видят в построении истинного, праведного государства. Государь должен проявлять милость и кротость как во внутренней, так и во внешней политике. В его царстве все должно быть основано на началах справедливости, в нем должна править правда. В личном, нравственном смысле такая правда требовала внутренней работы над собой, а с позиции целого государства она требовала его преобразования в государство правовое, в котором власть царя была бы подчинена началам законности. Эта мысль очень импонировала евразийцам и легла в последующем в основу их идеального государства.
Евразийские мыслители построили свою философско-историческую концепцию как учение о континенте Евразия, основной особенностью которого является рассмотрение в качестве основополагающего элемента географического фактора [15, с. 9]. Громко заявив о себе выпущенным в 1921 г. сборником статей под символичным названием «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения», евразийцы четко обозначили тот путь, по которому должна двигаться Россия - не на запад, не за Европой, а в Азию, на восток.
Дилемма выбора «восток ли, запад ли», часто вставала перед русскими мыслителями. Так, Ф. М. Достоевский (1821-1881), чье имя евразийцы называли в числе своих предшественников, на страницах «Дневника писателя» не раз высказывал мысли, очень напоминающие будущие евразийские суждения. Достоевский уверенно утверждает, что русские люди - не только и не столько европейцы, сколько азиаты, а Россия - страна не только европейская,
но и азиатская, и даже более азиатская. «. Может быть, Азия-то и есть наш главный исход!» - восклицает писатель [16, с. 504]. Русские вовсе не должны стыдиться называть себя азиатами, ведь Россия, со времен Петра I подражавшая Европе, способна на создание собственной идеи. И идея эта, согласно Ф. М. Достоевскому, произрастает в Азии.
Евразийское течение представляет собой попытку осмысления истории России с точки зрения ее особенного месторазвития - срединного положения между Европой и Азией - материк Евразия. По глубочайшему убеждению евразийцев, особенность и уникальность евразийской цивилизации заключается в особом географическом положении России. Но уже до появления евразийской доктрины существование континента Евразия как срединного, третьего мира, отличного и от Европы, и от Азии, обозначил русский славист-историк и географ В. И. Ламанский (1833-1914). В работе «Три мира Азийско-Европейского материка» (1892) ученый говорил о возможности такого выделения. Ламанский разделил континент Евразию не на две, как принято, а на три части, «три великих отдела или мира, каждый со своими, исключительно ему свойственными, географическими, этнологическими и историко-культурными особенностями» [17, с. 185], а именно - собственно Европу, собственно Азию и Средний мир, не являющийся, согласно Ламан-скому, ни настоящей Европой, ни настоящей Азией. Основную территорию Среднего мира занимает Российская империя, являющаяся, несомненно, его главной представительницей. Выделенный материк ученый так и называет «Средним». Впоследствии евразийские мыслители, продолжив линию, заданную В. Ламанским, нарекут его Евразией.
В трудах русского ученого-естествоиспытателя Д. И. Менделеева (1834-1907) мы находим определение России как «срединного царства», являющегося своеобразным мостом между Европой и Азией. Ученый придерживается мнения, что «отделение Европы от Азии во всех положениях искусственно и с течением времени непременно сгладится и, вероятно, даже совершенно пропадет» [18, с. 143]. России как стране, находящейся «отчаст и в Европе», а «отчасти в Азии», отведена совершенно особая роль. Она «назначена историей именно для того, чтобы так или иначе Европу с Азией примирить, связать и слить» [18, с. 143]. Д. И. Менделеев стремился показать, что Россия является целым, единым государством и в пространственном, и в континентальном, и в народном отношении. Через десятилетия мы прочтем в текстах евразийцев: «Сама же Россия есть ни Азия, ни Европа - таков основной геополитический тезис евразийцев. И потому нет «Европейской» и «Азиатской» России, а есть части ее, лежащие к западу и к востоку от Урала» [19, с. 297].
Вообще «фактор гео» играл в евразийском учении значительную, если не сказать ведущую роль. Географическое направление в социально-философской мысли России второй половины XIX - начала XX в. было представлено выдающимися русскими учеными - С. М. Соловьевым, А. П. Щаповым,
В. О. Ключевским, Л. И. Мечниковым и другими.
Источник будущих евразийских идей можно найти в воззрениях А. П. Щапова (1830-1876). Исследуя взаимосвязь развития умственных способностей и задатков русского народа и тех «естественных условий», в которых они проживают, ученый пришел к выводу, что суровые природные усло-
вия сыграли ведущую роль в становлении и процветании монархической власти на Руси. Выделив и проследив взаимозависимость форм государственного устройства и географических характеристик места проживания русского народа, Щапов тем самым, по сути, предвосхитил будущую евразийскую концепцию месторазвития. В его учении геополитический компонент тесно увязан с формированием ментальных особенностей русских людей [20].
Влияние географических факторов на развитие социума исследовал и другой русский ученый - географ и социолог Л. И. Мечников (1838-1888). Он полагал, что историческая ценность географической среды обитания заключается в способности проживающих на ней людей к добровольному солидарно-кооперативному труду. Среда поощряет или затрудняет развитие солидарности и взаимопомощи между людьми, оказывая тем самым влияние на их социальную жизнь. В качестве наиболее значимого фактора влияния окружающей среды Л. И. Мечников выделял гидрологический. Он полагал, что именно вода способствовала появлению цивилизации и явилась той самой «благоприятной средой» для ее возникновения [21].
Элементы методологии географического детерминизма в исследовании и объяснении исторических явлений использовались С. М. Соловьевым (1820-1879), который в своей «Истории России с древнейших времен» выявил объективную связь между естественными условиями географической среды и характером экономической жизни славянских племен на территории русской равнины. «Однообразие природных форм, - писал он, - исключает областные привязанности, ведет народонаселение к однообразным занятиям; однообразность занятий производит однообразие в обычаях, нравах, верованиях; одинаковость нравов, обычаев и верований исключает враждебные столкновения; одинаковые потребности указывают одинаковые средства к их удовлетворению; и равнина, как бы ни была обширна, как бы ни было в начале разноплеменно ее население, рано или поздно станет областью одного государства; отсюда понятны обширность Русской Государственной области, однообразие частей и крепкая связь между ними» [22].
Значение географического фактора при исследовании влияния природы на историю России отмечал также историк В. О. Ключевский (1841-1911). «Речными бассейнами направлялось географическое размещение населения, а этим размещением определялось политическое деление страны», - писал мыслитель [23, с. 50]. Взаимная близость главных речных бассейнов занимаемой русским народом равнины способствовала, по мнению автора, объединению населения, поддерживала общение между его частями, расположившимися в разных точках рек, вела к народному единству и содействовала государственному объединению страны.
При констатации существенного значения «фактора гео» в работах представителей классического евразийства, на наш взгляд, следует учитывать и выводы, которые сделал П. Серио, анализировавший важнейшее для евразийцев понятие «месторазвитие» в аспекте евразийской идеи связи динамики социокультурных процессов и географических условий. П. Серио указывал на неправомерность обвинений евразийцев в географическом детерминизме, как его применял, например, Ф. Ратцель. В отличие от последнего, швейцарский исследователь подчеркивает, что у евразийцев речь идет о взаимодействии человека и естественной среды, но не о детерминации жизнедеятельности
общества природной средой. «Оригинальность, или, точнее, лейтмотив, евразийцев заключается в настойчивом проведении идеи существования связи между социально-исторической средой и географической обстановкой; они при этом не вводят причинно-следственные связи, но настаивают на понятии симбиоза, органической тотальности» [24]. Нужно отметить, что такая трактовка учения евразийцев о месторазвитии, о роли географических обстоятельств в российской истории вполне вписывается в общий замысел евразийского теоретического синтеза как высшего этапа познания, синтеза, в значительной степени определявшегося целостным характером самого объекта исследования [15].
На евразийские воззрения повлияли и другие идейные течения и мыслители XIX в. Так, негативное отношение евразийцев к Петру I и его времени предопределило отрицательные оценки петровской эпохи Н. М. Карамзиным, хотя в другие периоды своей жизни он был не столь категоричен в своих суждениях [25]. У И. В. Кириевского они восприняли критику европейской философии, которая представлялась русскому мыслителю бесплодной спекуляцией [26].
Итак, все выше озвученные воззрения, безусловно, как и было показано, в той или иной степени повлияли на становление и развитие евразийского учения. Мы обратили внимание на ряд основных историко-философских, правовых, геополитических истоков евразийских идей, представленных во взглядах отечественных мыслителей, способствовавших формированию евразийской концепции в целом, оформлению их социально-философских взглядов и становлению их социального проекта в частности. Причисляя себя к общему потоку мировой философской мысли, евразийцы считали себя идейными наследниками и продолжателями традиций русской философии. Евразийское течение предстало перед общественностью как яркий феномен, являющийся одновременно и чем-то абсолютно новым и оригинальным, имеющим свою собственную точку зрения в ответе на вопрос о месте и роли России в мировом сообществе и в то же время продолжившим и обогатившим ранее существовавшие направления русской философской и научной мысли.
Список литературы
1. Исаева, О. С. Нравственно-философские основания социального проекта евразийцев / О. С. Исаева, В. П. Кошарный // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2011. - № 1. - С. 43-52.
2. Савицкий, П. Н. Два мира / П. Н. Савицкий // Континент Евразия. - М. : Аграф, 1997. - 464 с.
3. Предисловие к сборнику «Исход к Востоку» // Мир России - Евразия. Антология / сост.: Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. - М. : Высш. шк., 1995. - 399 с.
4. Карсавин, Л. П. А. С. Хомяков / Л. П. Карсавин // Малые сочинения. Памятники религиозно-философской мысли. - СПб. : Алетейя, 1994. - 536 с.
5. Хомяков, А. С. Письмо к редактору «L' Union chretienne» о значении слов «кафолический» и «соборный». По поводу речи отца Гагарина, иезуита / А. С. Хомяков // Сочинения : в 2 т. - М. : Медиум, 1994. - Т. 2.
6. Хомяков, А. С. Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях. По поводу одного окружного послания Парижского архиепископа /
А. С. Хомяков // Сочинения : в 2 т. - М. : Медиум, 1994. - Т. 2.
7. Савицкий, П. Н. Евразийство (опыт систематического изложения) / П. Н. Савицкий // Континент Евразия. - М. : Аграф, 1997. - 464 с.
8. Карсавин, Л. П. Основы политики / Л. П. Карсавин // Евразийский временник. - Париж, 1927. - Кн. 5. - С. 185-239.
9. Савицкий, П. Н. Евразийство / П. Н. Савицкий // Русский узел евразийства. Восток в русской мысли. - М. : Беловодье, 1997.
10. Данилевский, Н. Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому / Н. Я. Данилевский. - СПб., 1895.
11. Леонтьев, К. Н. Византизм и славянство / К. Н. Леонтьев // Восток, Россия и славянство. - М., 1885. - Т. 1.
12. Леонтьев, К. Н. Письма о восточных делах / К. Н. Леонтьев // Восток, Россия и славянство. - М., 1885. - Т. 1.
13. Федоров, Н. Ф. О философии В. Соловьева (наброски) - URL: http://www. magister.msk.ru/library/philos/fedorov/fedor097.htm.
14. Булгаков, С. Н. Народное хозяйство и религиозная личность / С. Н. Булгаков // Два града. Исследования о природе общественных идеалов. - М., 1911. - Т. 1.
15. Кошарный, В. П. Евразийство как объект междисциплинарного синтеза /
В. П. Кошарный // Вестник Московского университета. Серия 7, Философия. -1994. - № 4. - С. 9-11.
16. Достоевский, Ф. М. Дневники писателя / Ф. М. Достоевский // Собрание сочинений : в 15 т. - СПб. : Наука, 1995. - Т. 14.
17. Ламанский, В. И. Три мира Азийско-Европейского материка / В. И. Ламан-ский // Геополитика панславизма. - М. : Институт русской цивилизации, 2010. -928 с.
18. Менделеев, Д. И. К познанию России / Д. И. Менделеев. - СПб. : Издание А. С. Суворина, 1906.
19. Савицкий, П. Н. Географические и геополитические основы евразийства / П. Н. Савицкий // Континент Евразия. - М. : Аграф, 1997. - 464 с.
20. Щапов, А. П. Естественно-психологические условия умственного и социального развития русского народа / А. П. Щапов // Сочинения : в 3 т. - СПб., 1908. -Т. 3.
21. Мечников, Л. И. Цивилизация и великие исторические реки / Л. И. Мечников. -М. : Директ-Медиа, 2011. - 455 с.
22. Соловьев, С. М. История России с древнейших времен. Кн. I / С. М. Соловьев. - М. : Издательство социально-экономической литературы, 1959. - С. 60-61.
23. Ключевский, В. О. Лекция IV / В. О. Ключевский // Русская история. Полный курс лекций : в 2 кн. - М. : ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - Кн. 1.
24. Seriot, P. Strure et totalite / P. Seriot. - Paris : Press Universitaires de Franse, 1999. (Цит. по: Кириченко, М. М. Структурализм Пражского кружка и евразийство: обзор книги Патрика Серио «Структура и тотальность» / М. М. Кириченко // Социологический журнал. - 2001. - № 2. - C. 168-169.
25. Карамзин, Н. М. Записка о древней и новой России / Н. М. Карамзин. - М. : Лит. учеба, 1988. - С. 97-142.
26. Boess, O. Die Lehre der Eurasier. Ein Beitrag zur Russischen Ideengeschichte / O. Boess. - Wiesbaden, 1961. - S. 122.
References
1. Isaeva, O. S. Nravstvenno-filosofskie osnovaniya sotsial'nogo proekta evraziytsev / O. S. Isaeva, V. P. Kosharnyy // Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Povolzhskiy region. Gumanitarnye nauki. - 2011. - № 1. - S. 43-52.
2. Savitskiy, P. N. Dva mira / P. N. Savitskiy // Kontinent Evraziya. - M. : Agraf, 1997. - 464 s.
3. Predislovie k sborniku «Iskhod k Vostoku» // Mir Rossii - Evraziya. Antologiya / sost.: L. I. Novikova, I. N. Sizemskaya. - M. : Vyssh. shk., 1995. - 399 s.
4. Karsavin, L. P. A. S. Khomyakov / L. P. Karsavin // Malye sochineniya. Pamyatni-ki religiozno-filosofskoy mysli. - SPb. : Aleteyya, 1994. - 536 s.
5. Khomyakov, A. S. Pis'mo k redaktoru «L' Union chretienne» o znachenii slov «kafolicheskiy» i «sobornyy». Po povodu rechi ottsa Gagarina, iezuita / A. S. Khomyakov // Sochineniya : v 2 t. - M. : Medium, 1994. - T. 2.
6. Khomyakov, A. S. Neskol'ko slov pravoslavnogo khristianina o zapadnykh verois-povedaniyakh. Po povodu odnogo okruzhnogo poslaniya Parizhskogo arkhiepiskopa / A. S. Khomyakov // Sochineniya : v 2 t. - M. : Medium, 1994. - T. 2.
7. Savitskiy, P. N. Evraziystvo (opyt sistematicheskogo izlozheniya) / P. N. Savitskiy // Kontinent Evraziya. - M. : Agraf, 1997. - 464 s.
8. Karsavin, L. P. Osnovy politiki / L. P. Karsavin // Evraziyskiy vremennik. -Parizh, 1927. - Kn. 5. - S. 185-239.
9. Savitskiy, P. N. Evraziystvo / P. N. Savitskiy // Russkiy uzel evraziystva. Vostok v russkoy mysli. - M. : Belovod'e, 1997.
10. Danilevskiy, N. Ya. Rossiya i Evropa. Vzglyad na kul'turnye i politicheskie otno-sheniya Slavyanskogo mira k Germano-Romanskomu / N. Ya. Danilevskiy. - SPb., 1895.
11. Leont’ev, K. N. Vizantizm i snavyanstvo / K. N. Leont'ev // Vostok, Rossiya
i slavyanstvo. - M., 1885. - T. 1.
12. Leont’ev, K. N. Pis'ma o vostochnykh delakh / K. N. Leont'ev // Vostok, Rossiya
i slavyanstvo. - M., 1885. - T. 1.
13. Fedorov, N. F. O filosofii V. Solov'eva (nabroski) - URL: http://www.magister. msk.ru/library/philos/fedorov/fedor097.htm.
14. Bulgakov, S. N. Narodnoe khozyaystvo i religioznaya lichnost' / S. N. Bulgakov // Dva grada. Issledovaniya o prirode obshchestvennykh idealov. - M., 1911. - T. 1.
15. Kosharnyy, V. P. Evraziystvo kak ob"ekt mezhdistsiplinarnogo sinteza / V. P. Kosharnyy // Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 7, Filosofiya. - 1994. -№ 4. - S. 9-11.
16. Dostoevskiy, F. M. Dnevniki pisatelya / F. M. Dostoevskiy // Sobranie sochineniy : v 15 t. - SPb. : Nauka, 1995. - T. 14.
17. Lamanskiy, V. I. Tri mira Aziysko-Evropeyskogo materika / V. I. Lamanskiy // Geopolitika panslavizma. - M. : Institut russkoy tsivilizatsii, 2010. - 928 s.
18. Mendeleev, D. I. K poznaniyu Rossii / D. I. Mendeleev. - SPb. : Izdanie A. S. Suvorina, 1906.
19. Savitskiy, P. N. Geograficheskie i geopoliticheskie osnovy evraziystva / P. N. Savitskiy // Kontinent Evraziya. - M. : Agraf, 1997. - 464 s.
20. Shchapov, A. P. Estestvenno-psikhologicheskie usloviya umstvennogo i sotsial'nogo razvitiya russkogo naroda / A. P. Shchapov // Sochineniya : v 3 t. - SPb., 1908. - T. 3.
21. Mechnikov, L. I. Tsivilizatsiya i velikie istoricheskie reki / L. I. Mechnikov. - M. : Direkt-Media, 2011. - 455 s.
22. Solov’ev, S. M. Istoriya Rossii s drevneyshikh vremen. Kn. I / S. M. Solov'ev. -M. : Izdatel'stvo sotsial'no-ekonomicheskoy literatury, 1959. - S. 60-61.
23. Klyuchevskiy, V. O. Lektsiya IV / V. O. Klyuchevskiy // Russkaya istoriya. Pol-nyy kurs lektsiy : v 2 kn. - M. : OLMA-PRESS, 2002. - Kn. 1.
24. Seriot, P. Strure et totalite / P. Seriot. - Paris : Press Universitaires de Franse, 1999. (Tsit. po: Kirichenko, M. M. Strukturalizm Prazhskogo kruzhka i evraziystvo: obzor knigi Patrika Serio «Struktura i total'nost'» / M. M. Kirichenko // Sotsiologicheskiy zhurnal. - 2001. - № 2. - C. 168-169.
25. Karamzin, N. M. Zapiska o drevney i novoy Rossii / N. M. Karamzin. - M. : Lit. ucheba, 1988. - S. 97-142.
26. Boess, O. Die Lehre der Eurasier. Ein Beitrag zur Russischen Ideengeschichte / O. Boess. - Wiesbaden, 1961. - S. 122.
Исаева Оксана Сергеевна аспирант, Пензенский государственный университет (г. Пенза, ул. Красная, 40)
E-mail: [email protected]
Кошарный Валерий Павлович доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии, Пензенский государственный университет
(г. Пенза, ул. Красная, 40)
E-mail: [email protected]
Isaeva Oksana Sergeevna Postgraduate student, Penza State University (Penza, 40 Kransaya str.)
Kosharnyy Valeriy Pavlovich Doctor of philosophy, professor, head of sub-department of philosophy, Penza State University (Penza, 40 Kransaya str.)
УДК 1(091)
Исаева, О. С.
Историко-философские предпосылки евразийского учения /
О. С. Исаева, В. П. Кошарный // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2013. - № 1 (25). - С. 59-72.
