CC BY
37
Литература
1. Ajnenkiel A. Polska po przewrocie majowym. Warszawa: Wiedza Powszechna, 1980. 724 s.
2. Archiwum Akt Nowych.
3. Archiwum Panstwowe miasta stolecznego Warszawy. Zesp. 72\1\0. Sygn. 349.
4. Czubinski A. Centrolew: ksztaltowanie siç i rozwyj demokratycznej antysanacyjnej w Polsce w latach 1926-1930. Warszawa: Wydawnictwo Poznanskie, 1963. 340 s.
5. Garlicki A. Piçkne lata trzydzieste. Warszawa: Pryszynski i S-ka, 2008. 285 s.
6. Gazeta Polska. 1930.
7. Lieberman H. Pamiçtniki. Warszawa: Wydaw. Sejmowe: Kancelaria Sejmu, 1996. 446 s.
8. Maly Rocznik Statystyczny. Warszawa: Glywny Urz^d Statystyczny.
9. Sprawa Brzeska. Dokumenty i materially. Warszawa: Ksi^zka i Wiedza, 1987. 409 s.
10. Switalski K. Diariusz. 1919-1935. Warszawa: Czytelnik, 1992. 836 s.
11. WIP. Wszystkie stronnictwa.1930.
УДК 94 (470+571) «18»
Ю. Ю. Клычников
ИСТОРИКО-АРХЕОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО КАВКАЗА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в. (ПО МАТЕРИАЛАМ ГОСУДАРСТВЕННОГО АРХИВА КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ)
В статье идет речь об особенностях изучения археологических древностей, проводившегося на Северо-Западном Кавказе в первой половине XIX века. Показаны шаги имперской администрации, направленные на поиск, изучение и сохранение артефактов. Раскры-
ваются трудности, с которыми пришлось столкнуться в процессе исследования. Дана оценка полученным в итоге результатам.
Ключевые слова: археология, раскопки, артефакты, античность, курганы, музей, древности.
U. U. Klychnikov
THE HISTORICAL AND ARCHEOLOGICAL EXPLORATION OF THE NORTH-WESTERN CAUCASUS IN THE FIRST HALF OF THE XIX CENTURY (ACCORDING TO THE MATERIALS OF KRASNODAR STATE ARCHIVES)
The article studies the features of archeological antiquities exploration carried out in the North-Western Caucasus in the first half of the XIX century. The article shows actions of the imperial administration directed to search, exploration and preservation of artifacts. It
Интерес к историческому наследию Северного Кавказа являлся одной из сторон многогранного процесса его вхождения в культурное пространство империи, и даже перипетии вооруженного противостояния не могли помешать этому процессу [15; 20; 21; 14; 16]. Изучение и демонстрация обнаруженных здесь античных древностей должны
discovers the difficulties which took place in the process of work. The final results have been estimated.
Key words: archeology, excavations, artifacts, antiquity, burial-mounds, museum, antiquities.
были доказать сопричастность Российского государства к истокам европейской культуры, свидетельствовать о нынешней мощи страны, которая таким образом позиционировала себя наследницей славы некогда великих цивилизаций. Многочисленные артефакты, связанные с жизнью существовавших на Черноморском побережье Кавказа и в Приазовье
греческих полисов, принесли в копилку знаний о прошлом региона множество ярких и ценных свидетельств, сбор и анализ которых государство попыталось упорядочить и монополизировать [1; 2].
С целью сохранения и научного изучения обнаруженных античных древностей предполагалось их размещение в музеях, о чем доводилось до сведения местного начальства в соответствующих распоряжениях. Так, осенью 1830 г. комендант Фанагорийской крепости инженер-полковник Мокиевский получил предписание от Общего управления Кавказской области передать в Керченский музей находки, которые хранились в Таманской церкви. Но выполнить это распоряжение комендант не мог, т. к. оказалось, что у них уже имеется хозяин. Артефакты «есть древние остатки от храмов, обитавших на сем острове в прошедшие столетия народов, и по отыскании их здесь, отданы в ползу церкви» [3, л. 1-1 об.]. Даже строгие приказы начальства не позволили Мокиевскому пойти на конфликт с духовенством. А оно не горело желанием отдавать ценный дар, который еще 21 августа 1803 г. получило от жертвователя Льва Никольского. Судя по описи, церкви достались четырнадцать различных находок, среди которых были коринфские колонны, надгробные камни с надписями, мраморные кубки и даже «мраморный лев, снятый с ворот древней Фа-нагории в 1793 году» [3, л. 2-2 об.].
Для решения возникшего затруднения решено было сделать запрос к вышестоящему начальству. Мокиевский обратился к начальнику Кавказской области генералу от кавалерии Г. А. Емануелю и получил от него новое предписание поторопиться с выполнением его распоряжения с добавлением, что «ежели и за сим будет делать отказы, то виновные подвергнуться строгому взысканию по законам ибо о сем состоялась Высочайшая воля» [3, л. 1 об.].
Развернувшаяся вокруг этого, на первый взгляд, рядового события переписка представляется весьма наглядной. Она демонстрирует то отношение, которое существовало в обществе к памятникам истории и культуры. Обладание ими было как минимум символом престижа, что ценилось как светской, так и духовной властью. Апелляция к мнению и воле государя требовалась далеко не по всякому поводу, но данный случай, видимо, был
из разряда таковых. Даже властного ресурса Г. А. Емануеля оказалось недостаточно, чтобы передать исторические находки во владение музея. Не без раздражения он требовал 10 апреля 1831 г. от исправляющего должность Войска Черноморского наказного атамана генерал-майора Н. С. Завадовского обязать Фа-нагорийского коменданта выполнить приказ «безотговорочно» [3, л. 7-7 об.].
Но судя по тому, что этот вопрос был вновь поднят Новороссийским и Бессарабским генерал-губернатором графом М. С. Воронцовым, известным своим покровительством науке и искусству [18, с. 62-63], на совещании 6 сентября 1833 г., власти Черномории отнюдь не торопились расстаться с хранящимися у них ценностями и под разными предлогами тормозили выполнение приказа. Тогда же М. С. Воронцов распорядился направить чиновников «для разыскания в пределах войска Черноморского, к открытию древних памятников погребенных в курганах» [3, л. 15 об.]. И в дальнейшем он уделял этому вопросу немало времени, стараясь чтобы ценные свидетельства прошлого стали достоянием науки. С этой целью им выделялись средства, в том числе для выкупа ценных артефактов у частных лиц.
В свою очередь для стимулирования интереса местного начальства оказывать всестороннюю помощь археологам Николай I дал распоряжение «в случае открытия ... каких-либо драгоценных вещей, сделано будет Черноморскому казачьему войску приличное по оценке вознаграждение» [4, л. 2].
В дальнейшем и Одесский музей стал добиваться передачи в свое хранилище античных предметов, находящихся в собственности Таманской церкви. В частности, «Одесское общество истории и древностей» обратилось 21 сентября 1847 г. к наказному атаману Черноморского казачьего войска генерал-майору Г. А. Рашпилю со следующей просьбой: «Состоящее под покровительством Его Императорского высочества Государя наследника Цесаревича Великого Князя Александра Николаевича Одесское общество истории и древностей собирая в свой музеум все остатки древностей, попадающиеся в Южной России, находит полезным хранить у себя и те куски мраморных колонн, с крестами и надписями, капителей и карнизов, которые находятся в ограде Таманской церкви». Расходы на
транспортировку этих артефактов Общество готово было взять на себя и рассчитывало на «сочувствие» атамана «ко всему полезному» [7, л. 1-1 об.].
После назначения М. С. Воронцова наместником на Кавказ он получил дополнительную возможность уделять внимание местным древностям. Столкнувшись с фактом разграбления и уничтожения каменных изваяний, он подключил к их охране Министерство внутренних дел, которое в мае 1847 г. распорядилось собрать «сведения, находятся ли еще в земле Черноморского казачьего войска на могилах или курганах каменные изваяния, называемые в простонародии «бабами», с присовокуплением названий этих могил, если существуют, и по именованием урочищ, где они находятся, а также какие князю Михаилу Семеновичу угодно будет принять меры против дальнейшего расхищения этих изваяний» [6, л. 1-1 об.].
Об этом просила и Императорская академия наук, обеспокоенная тем, что эти статуи, «которые в недавнем еще времени стояли на степных могилах или курганах, особенно в полуденной России, ныне время от времени исчезают» [6, л. 2].
Интерес к древностям мы видим и у других российских начальствующих лиц, осознававших всю важность изучения прошлого, которое можно было поставить на благо воспитания юношества. Так, по распоряжению одного из кордонных начальников полковника Калери весной 1847 г. «для осмотра найденного в ведомстве татарской станицы Ады (северный берег Таманского полуострова. - Ю. К.) древнего камня с надписью, командирован был . 5-го конного полка сотник Лебедев. Офицер этот скопировал с того камня надпись в таком виде как оная есть.» [5, л. 3]. К сожалению, надпись сохранилась фрагментарно, и ее полная дешифровка невозможна. Видимо, речь должна идти о надгробной стеле с эпитафией по усопшему1.
Наглядным примером служит и переписка между начальником Георге-Афипского укрепления полковником Касалапом и наказным атаманом Войска Черноморского генерал-лейтенантом Г. А. Рашпилем по поводу
1 Автор выражает искреннюю признательность доктору исторических наук Саркису Суреновичу Казарову за помощь в переводе текста, скопированного сотником Лебедевым.
раскопанного вблизи укрепления кургана и найденной «в недрах онаго древней гробницы с разными вещами» [8, л. 4]. Курган располагался на левобережье Афипса и был срыт воинскою командой, т. к. нередко служил «неприятелю наблюдением за действиями нашими» [8, л. 5].
В результате были обнаружены ценные свидетельства прошлого, перечень которых был представлен вышестоящему командованию: «Опись древним вещам, найденным в кургане, разрытом близ Георгие-Афипского полевого укрепления, возведенного в земле шапсугов, при р. Афипсе, в 15 верстах выше его устьев 5 апреля 1850 года.
1) Остатки железной кольчуги, в четырнадцати различной величины кусках. От сильного окисла металлическая сеть кольчуги слилась в сплошную и твердую кору.
2) Остатки металлического шлема в двух кусках.
3) Стрелы: а) копьевидных десять, б) раздвоенных в виде вил пять, в) долотовидных две.
4) Блях медных круглых, разной величины восемь.
5) Колец медных, разной величины пять.
6) Колец чистого золота разной величины три.
7) Пряжек медных, в обломках две.
8) Пуговиц медных, небольших, круглых две.
9) Шариков хрустальных, по-видимому, имевших значение пуговиц, или привесок, два - из коих один расколот пополам.
10) Сосуд хрустальный, граненый, имеющий длинное узкое горло с шести угольным разводом наверху - один» [8, л. 8-8 об.].
Такой разнообразный и дорогой погребальный инвентарь позволяет сделать вывод о высоком статусе погребенного в кургане человека. К сожалению, непрофессиональный характер произведенных раскопок не позволил реконструировать особенность самой курганной насыпи, да и сообщений о костных останках в материалах дела не было. Тем не менее, вещи были незаурядными, и возник замысел «эту археологическую находку посвятить будущему музеуму войсковой гимназии», открытие которой планировали в мае 1851 г. Как отмечалось в докладе на имя наказного атамана: «Это будет первое благородное приношение храму науки, а наука есть семя всего благородного и доброго» [8, л. 6-6 об.].
В 1852 г. стал вопрос о проведении регулярных археологических раскопок на Таманском полуострове. Этому предшествовала поездка министра Внутренних дел в 1851 г. по землям Черноморского войска, когда по распоряжению наместника были произведено «разрытие нескольких курганов около Тамани». Хотя эти некрополи оказались разграбленными еще в глубокой древности, присутствующие высокие руководители признали, что «Таманский полуостров представляет вообще весьма любопытную для науки местность, и есть надежда, что при дальнейших разысканиях может быть определено настоящее положение древнего города Фанагории» [9, л. 1-1 об.]. Как видно, интерес вызывали не столько отдельные вещи, пусть и имеющие высокую художественную ценность и привлекательные для коллекционеров, сколько решение крупной научной задачи. А она со времен «Греческого проекта» Екатерины Великой вполне соответствовала политическим интересам России [17, с. 62-68; 19, с. 116-117].
Примечательно, что данное предложение нашло поддержку у самого императора. Николай I не только дал разрешение, но еще и пожертвовал тысячу рублей серебром для финансирования предполагаемых работ. Их проведение поручили «возложить... на скульптора и рисовальщика Керченского музеума штабс-капитана Бегичева» [9, л. 1 об.].
Были наняты рабочие с опытом «ка-менноломли», кроме того штабс-капитан просил о «назначении к нему 5 человек казаков конных и 20 пеших с оружием; первые для посылок и извещения его в случае если бы что ни будь из древностей было отыскано, а последние для караула» [9, л. 5 об.]. Без охраны обойтись было невозможно, т. к. слухи о «несметных сокровищах» магнитом притягивали к раскопкам любопытных, которые не прочь были поживиться найденными артефактами. Черноморское начальство с пониманием отнеслось к просьбе Бегичева и выделило ему необходимую охрану «на время производства работ» [9, л. 31 об.].
Более того, в 1854 г. было разрешено «построить помещение на войсковой земле Черноморского казачьего войска близ станции Сенной для чиновников и рабочих,
производящих археологические раскопки на Таманском полуострове» [13, л. 12]. Предполагалось, что эта постройка будет иметь временный характер, и после завершения работ ее демонтируют. Но судя по тому, что о наличии «помещения в двух зданиях» говорится в переписке, датируемой 1865 г., потребность в стационарной археологической базе сохранялась все эти годы [10, л. 18-18 об.].
Преодолеть тягу местного населения к самостоятельным поискам древностей было невозможно. Никакая охрана не могла уберечь памятники старины от разрушения, а находки от разграбления. Тогда возникла идея привлекать частных энтузиастов для археологических изысканий, но уже на службе государству.
Весьма любопытная информация сохранилась о неком закубанском поселянине Размашкине, который обратился с таким предложением к войсковому начальству: «Личная сказка. 1854 года июня 17 дня закубанский поселянин Николаевской станицы Ефим Петров Размашкин объяснил, что он, находясь на заработках в станице Таманской по письменным видам, получаемым из Анапского правления Закубанских поселян, желает искать собственными способами в юрте сей станицы и таковой Темрюкской древностей, не требуя при этом ни от казны, ни от Войска никаких пособий. Почему о дозволении ему раскапывать курганы беспрепятственно, просит у г. Исправляющего должность наказного атамана Черноморского казачьего войска и кавалера установленного документа. При этом он обязывается из имеющих отыскиваться им древностей ничего не скрывать, а по отыскании в то же время объявлять о том ближайшему присутсвенному месту» [13, л. 2-2 об.].
С такого рода искренним, зачастую бескорыстным интересом кавказское начальство сталкивалось неоднократно и в дальнейшем [11, л. 1]. Передавая находки, люди хотели узнать, «может быть, можно будет исследовать, какие народы обитали в округе» [12, л. 1] той земли, которая ныне стала их малой Родиной. И это, пожалуй, главная заслуга всех тех, кто тщательно собирал и сохранял «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой».
Литература
1. Гёрц К. К. Археологическая топография Таманского полуострова. СПб.: Тип. Императорской АН, 1898. 163 с.
2. Гёрц К. К. Исторический обзор археологических исследований и открытий на Таманском полуострове с конца XVIII столетия до 1859 г. СПб.; Типография Императорской АН, 1898. 152 с.
3. Государственный архив Краснодарского края (далее - ГАКК). Ф.249. Оп.1. Д.1156.
4. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.1554.
5. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.1829.
6. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.1830.
7. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.1836.
8. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.1918.
9. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.1992.
10. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.2357.
11. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.2518.
12. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.2633.
13. ГАКК. Ф.252. Оп.1. Д.1646.
14. Дударев С. Л., Дударев Д. С. Вклад декабристов в формирование толерантного отношения российского общества к народам Северного Кавказа: книга очерков. Армавир: Графа, 2012. 120 с.
15. Клычникова М. В., Клычников Ю. Ю. Вхождение Северного Кавказа в культурное поле России (1777-1864 гг.). Пятигорск: ИП Филиппов, 2006. 158 с.
16. Колосовская Т. А. Российские военные в социокультурном пространстве Северного Кавказа XVIII-XIX вв. М.: Изд-во Каллиграф, 2015. 240 с.
17. Коршунова Н. В. Восточный вектор геополитики Екатерины II: «Греческий проект» // Вестник Челябинского университета. 2003. Сер. 10. №1. С. 62-68.
18. Лазарян С. С. Князь М. С. Воронцов и Кавказ: аспекты социально-культурной деятельности и разноречия вокруг кавказского наследия. Пятигорск: ПГЛУ, 2014. 217 с.
19. Приймак Ю. В. Северо-Восточное Причерноморье во внутри- и внешнеполитических процессах формирования южных границ России (конец XVII - первая треть XIX в.). Армавир: Полипринт, 2011. 359 с.
20. Пылков О. С. Российская армия в трансформационных процессах на северном Кавказе (конец XVIII - первая половина XIX вв.). Армавир: ИП Шурыгин В. Е., 2011. 248 с.
21. Ткаченко Д. С., Колосовская Т. А. «Мы на Кавказе воевали не для того, чтобы разбить неприятеля и уйти.». Социокультурная деятельность Кавказской армии (по воспоминаниям и исследованиям современников). Ставрополь: Изд-во СГУ, 2011. 304 с.
