CC BY
67
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 23 2011
IZVESTIA
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES
№ 23 2011
УДК 37(09)
ИСТОРИК И ИСТОРИЯ: КУЛЬТУРНЫЙ ДИАЛОГ С ЭПОХОЙ ПРОСВЕЩЕНИЯ В ТРУДАХ В. О. КЛЮЧЕВСКОГО
© Н. П. БЕРЛЯКОВА Пензенский институт развития образования, кафедра истории и социальных наук e-mail: [email protected]
Берлякова Н. П. - Историк и история: культурный диалог с эпохой Просвещения в трудах В. О. Ключевского// Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. 2011. № 23. С. 316-320. - Наследие В. О. Ключевского стало своего рода творческой лабораторией для российской научной мысли. В статье обращается внимание на подходы к истории, которые удивляли современников и над которыми продолжает работать современная историческая наука. В их числе - научный синтез, существенно расширяющий горизонты исследования, обращение к культуре как диагносту исторического процесса, универсальность культурного диалога в мировой исторической практике. Анализируются подходы В. О. Ключевского к эпохе Просвещения, позволяющие выявить влияние культуры на ход истории. Систематизированы культурные типы людей дворянской среды, последствия их влияния на национальное самосознание, представленные в работах В. О Ключевского. Сделан вывод, что подходы В. О. Ключевского позволяют выявить, как и какой ценой век Просвещения изменил направление российской истории нового времени.
Ключевые слова: научный синтез, культурный диалог, ценностные ориентации, культурный тип, национальное самосознание.
Berliakova N. P. - The Historian and History: the Cultural Dialogue with the Age of the Enlightenment in V. O. Klyu-chevsky’s Works // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im.i V. G. Belinskogo. 2011. № 23. P. 316-320. - V. O. Klyu-chevsky’s legacy has become a kind of constructive laboratory for the Russian scientific idea. The article pays attention to the approaches to history that impressed the contemporaries and on which modern science of history carries on with its work. Among the approaches there is the scientific synthesis essentially broadening the horizons of research, the address to culture as the diagnostician of the historical process, and the universality of the cultural dialogue in the world historical practice. V. O. Klyuchevsky’s approaches to the Age of the Enlightenment are being analysed in the article. The approaches make it possible to elicit the impact of culture on the course of history. The author of the article has classified the cultural types of the people from the noble community and the consequences of their impact on the national self-consciousness introduced in V. O. Klyuchevsky’s works. It has been concluded that V. O. Klyuchevsky’s approaches make it possible to elicit in what way and at what cost the century of the Enlightenment changed the course of Russian modern history.
Keywords: scientific synthesis, cultural dialogue, value system, cultural type, national self-consciousness.
Наследие В. О. Ключевского богато неожиданными открытиями. В чём же состоит секрет значимости историка для современной российской науки и не только для неё? Скорее всего, в его подходах к истории, на которые обратили внимание, но не сумели до конца осмыслить его современники, над которыми продолжает работать современная российская наука.
В отзывах современников о научных трудах В.О.Ключевскогочастоупоминалосьегосвоеобразие, «синтетическом мастерстве», «синтетическомобобще-нии», однако под синтезом понимался лишь «яркий художественный талант историка» [1; 11]. Однако сам учёный мыслил гораздо глубже.
В статье «Задачи научной популяризации» (1903) В. О. Ключевский впервые обратил внимание
на вызванную состоянием самосознания российского общества и развитием научной мысли «потребность в известном сближении отдельных наук, в установлении возможной связи между ними, в том, что, кажется, можно было бы назвать научным синтезом». Он полагал, что настало время «соединение научных сил», что «научная мысль не может долго выдерживать спорадическое, центробежное направление и в себе самой найдёт искомый синтез, свой центр тяготения» [9, с. 9, 12].
Ученик В. О. Ключевского П. Н. Милюков полагал, что новизна подхода его учителя к истории заключается в мастерском синтезе при анализе исторического процесса. «Ключевский вычитывал смысл русской истории так сказать внутренним глазом, сам переживая психологию прошлого». Он оживлял «мёртвый
материал» своим прожектором и сам говорил, что материал надо спрашивать, чтобы он давал ответы, и эти ответы надо уметь предрешить, чтобы иметь возможность их проверить исследованием» [13, с. 61]. К сожалению, автор «Очерков по истории русской культуры» признавал, что ему, и не только ему, было сложно пойти по следам своего учителя [12, с. 77]. Что же позволяло В. О. Ключевскому стать «самым своеобразным из русских историков», которому удавался «мастерский синтез» в аналитической работе над проблемами российской истории?
Обращение к наследию историка позволяет сказать, что он впервые обратил внимание на универсальность культурного диалога в мировой исторической практике. Он полагал, что «приобретения культуры, которыми пользуются в большей или меньшей степени отдельные народы, не суть плоды только их деятельно -сти», они «созданы совместными или преемственными усилиями всех культурных народов» [2, с. 16]. Эта позиция учёного чётко прослеживается в его работах, что позволяет утверждать, что культура в методологии В. О. Ключевского выступала как живой организм, источник творчества человека и общества, порождающий идеи, которые придают динамику историческому процессу. Онполагал,что «всеобщаяисториясосредо-тачивается главным образом на культурных завоеваниях, которых удалось достигнуть тому или другому народу». Человеческое общежитие развивается как «участие отдельного народа в общей культурной работе человечества или, по крайней мере, в плодах этой работы» [2, с. 16]. Знакомство с трудами В. О. Ключевского позволяет чётко проследить подходы к исторической эпохе с позиции выявления сущностных черт и результатов «культурной работы» народа.
На рубеже Х1Х-ХХ вв., когда создавались главные труды В. О. Ключевского, возрос интерес к национальной истории, особенно к прежде «пропущенным» её страницам.Этообъяснялосьактивизацией культур -ного диалога с Европой. Национальное самосознание требовало ответа на вызов времени. Изучение русской старины сопровождалось бурным интересом к веку Просвещения. Он привлекал внимание литераторов, художников, публицистов. Не оставили без внимания век Просвещения и историки. Знакомство с наследием, которое оставил XVIII век, давало возможность прогнозировать возможные результаты взаимовлияния культурных потоков разного уровня: Россия -Европа, столица-провинция, традиция-новация, человек - общество.
Одним из первых к веку Просвещения, как объекту научного исследования, обратился С. М. Соловьёв. В. О. Ключевский считал, что «никто ближе Соловьёва не стоял к источникам истории этого века, никто глубже не проникал в наиболее скрытые его течения», в своих трудах он «восстановил историческую связь между старой и новой Россией», однако смерть помешала завершить эту работу. В результате «судьба петровских преобразований после преобразователя - осталась недосказанной» и «русский XVIII век, столь важный в судьбах нашего отечества, исполнен-
ный столь громких дел, вызвавший столько шумных и разноречивых толков своими грехами и успехами», надолго остался «в научной полутьме» [4, с. 358, 367].
В наследии В. О. Ключевского XVIII век занимает особенное место, как постановкой вопросов, так и поиском ответов на вызов исторического времени. Почему идеи европейского Просвещения не стали общим достоянием российского общества? При каких условиях возможен плодотворный диалог разных культурных потоков и культурных миров? Ответы на эти вопросы содержатся в «Курсе русской истории», в котором XVIII веку отводится значительное место. Однако В. О. Ключевский не ограничился только лекциями. Этому времени посвящен целый ряд его статей и выступлений.
В своих трудах учёный создал целостный, живой и многоликий образ Века Просвещения. Однако Г. П. Федотов, оценивая подходы В. О. Ключевского, заметил, что портрет века Просвещения, созданный им, был карикатурным. Почему? Философ объяснял это провинциальностью происхождения историка: «В карикатурном изображении XVIII века нельзя не видеть мстящего пера, водимого рукою сына бедного сельского священника, который, конечно, чувствовал себя ближе к мужицким избам, чем к дворянским усадьбам», - писал он в своей статье «Россия Ключевского» [14, с. 332]. Однако можно ли согласиться с философом? Ответ на этот вопрос давал сам В. О. Ключевский. Исследователь, по мнению историка, не ставит перед собой задачи быть судьей времени: «Историк - наблюдатель, а не следователь» [5, с. 30].
Главным предметом «наблюдения» для ученого стало то, каким образом российский человек XVIII века, в том числе и «отсталого» провинциального мира вступал в диалог с идеями европейского просвещения, как и насколько они стали понятны обществу и востребованы временем. Почему даже самые деятельные люди века Просвещения отличались желанием игры? Почему жизнь для них стала сценой? Ведь были среди них и такие, которые, по мнению В. О. Ключевского отличались желанием изменить мир внесением в него новых идей. Однако готово ли было общество XVIII века принять плоды просветительской деятельности? Нет. Почему? Ответ ученого поражает своей ясностью: «Тогдашний класс «просвещенных людей» составлял очень тонкий слой, который случайно взбитою пеной вертелся на поверхности общества, едва касаясь его». Этот класс, отделенный от народной массы привилегиями, нравами, понятиями, убеждениями, не освежаемый новыми силами снизу, из других слоев «замирал в своих призрачных интересах и никому не нужных суетах» [10, с. 375]. Таким образом, по мнению В. О. Ключевского, питательная почва для диалога традиции и новации фактически отсутствовала даже в среде русского дворянства, которое определяло настроение российского общества.
Историк показывает специфику действия механизмов культуры, которые оказали влияние на состояние общества, могли способствовать успеху просветительской деятельности.Однакоучтеныобществомони
не были, и последствия оказались парадоксальными для российской истории. В первую очередь это относится к книге и знанию.
Начинал рассуждать историк с анализа отношения российского общества печатному слову. Десакрализация книги и книжного знания стала фактом российской истории еще в XVII веке. Однако книга и новые книжные люди в то время только приступали к поиску пути для того, чтобы начался процесс становления нового самосознания человека в изменившихся исторических условиях. Для того чтобы он завершился, потребовался культурный переворот петровского времени, жесткая рука государства. В статье «Воспоминания о Н. И. Новикове и его времени» В. О. Ключевский заметил, насколько изменяло мотивацию деятельности и менталитет российского человека XVIII в. государственная мотивация иного отношения к печатному слову. Для этого он проследил те изменения, которые происходили в отношениях российского человека с книгой в течение всего XVIII века. При Петре I она стала орудием государственного просветительства. В дворянском обществе «читали для ученья, а учились по долгу службы», что создало ситуацию «внешней принудительности» в отношениях с книгой и книжным знанием. Последствия, заметил историк, оказались двойственными. После смерти Петра истощилось «питание научного огня», книги стали застаиваться в пыли. Другими словами внутренняя потребность в книге не была привита. Поэтому на одном полюсе находился слой общества, который имел немного прочных знаний, на другом оказались не обязанные службой люди, которые книг вовсе читать не хотели.
Главный же результат, по мнению историка, состоял в том, что произошло окончательное осво-бождениеобщества«отдревнерусскогостраха»перед книгой. В чем же состоял парадокс произошедшего освобождения, который не сумели понять просветители XVIII в.? В том, что «при всей скудности извлекаемого из нее научного содержания» с книгой стали мириться «как с неизбежным злом на службе и в общежитии» [6, с. 225, 226].
Обратив внимание на изменение места книги в российском обществе, В. О. Ключевский сделал важное замечание по поводу новой специфической черты, появившейся в дворянской среде. В правление Елизаветы Петровны дворянство охотно рассталось с «колючей литературой научного знания» петровской эпохи и охотно заменило ее «произведениями сердца и воображения, щекотавшими элементарные инстинкты, которые не нуждаются ни в подготовке, ни в поощрении» [6, с. 226]. Таким образом, исследуя динамику отношения к печатному слову, историк пришёл к выводу, что престиж образованности в обществе не сформировался. Это привело к тому, что человек не желал становиться на путь напряженной интеллектуальной работы над собой. «Наших читателей и читательниц роман отлучал от понимания действительности, заменяя им житейские опыты и наблюдения призраками, как детям куклы заменяют живых людей»; подобно пушкинской Татьяне, они «влюблялися в
обманы и Ричардсона и Руссо» [6 с. 227]. Именно в таком варианте открытия литературы французского просвещения стали входить в сознание дворянского сословия, на которое так рассчитывало государство. Неизбежным последствием сложившейся ситуации стало специфическое отношение к знанию. Из него изымалось все, что заставляло напряженно трудиться: «наука и беллетристика, долженствующие идти об руку одна с другой к одной цели - к познанию жизни, в сознании этих людей стали непримиримыми врагами, и эти люди решили, что можно и должно вкушать сладкие плоды учения, отбрасывая его горький корень» [6, с. 226]. Так на примере эпохи Просвещения В. О. Ключевский выявил главный критерий, по которому можно определить причины катастрофического развития российской истории: поверхностное отношение к знанию и идеям, на основе его полученным.
Поверхностность в век Просвещения стала сопровождать процесс знакомства с просветительской философией, породив парадоксальную модель «просвещенного» человека. Историк обратил внимание на то, что в екатерининское время общество уже располагало умными и образованными людьми, которые понимали, что можно применить из этой философии в российской практике. Однако гораздо большее распространение получили критика и насмешка. Критическое направление просветительской философии могло оказать пользу обществу лишь тогда, заметил историк, когда «модно образованная публика» не уподобляется ночным мотылькам, летящим на огонь, но ничего не видящим при дневном свете. Такое знакомство с западной философской мыслью сжигало «последние остатки здравого смысла, уцелевшие от романов и идиллий», - замечает историк. Причина состояла в том, что «вольные мысли черпались не прямо из источников, - это все-таки задавало бы некоторую работу уму, - а хватались ими с ветра, доходили до них сплетнями из вторых-третьих рук». Ключевский подошёл к самой сути парадоксальности ситуации, в которой оказалась значительная часть российского общества: «Открывалось неожиданное и печальное зрелище: новые идеи просветительной философии являлись оправданием и укреплением старого доморощенного невежества и нравственной косности. Обличительный вольтеровский смех помогал прикрывать застарелые русские язвы, не исцеляя их» [6, с. 229, 230]. Эту ситуацию историк назвал «болезненным расстройством национального смысла», т. е. национального самосознания.
Правительственные круги с подачи императрицы и людей ее круга во главе с И. И. Бецким искали выход в создании системы новых образовательных учреждений. Однако для того чтобы проекты стали реальностью, следовало добиться их поддержки у тех, к кому они были обращены. Однако просветительские усилия государства наталкивались на непонимание. Как в столице, так и в провинции отказывались принимать «культурные элементы», воплощенные в новом образовании, которые противоречили сложной конструкции души, «поврежденной» своеобразием
усвоения западного культурного опыта: «Новые идеи нравились, какскандалы,подобнорисункамсоблазни-тельного романа» [6, с. 230].
Историк пришёл к выводу, что ценностные ориентации человека века Просвещения оказались достаточно противоречивыми. С одной стороны «при Екатерине показались первые искры национального самолюбия, просвещенного патриотизма», при ней «родилось общественное мнение, формировались первые понятия о личной свободе, власти законов», т. е. желание видеть себя равными европейским народам [3, с. 368] .
Однако у этих достижений была и обратная сторона, которая состояла в том, что общество оказалось не готовым реализовать высокие идеи, с которыми знакомилось и охотно обсуждало. В результате люди демонстрировали собой противоречивость времени, ко-торуюисторик видел в следующем: «во-первых, утрата привычки, охоты к размышлению и, во-вторых, потеря понимания окружающейдействительности» [3, с. 176].
В. О. Ключевский вывел типы людей, появившихся в дворянской среде, благодаря своеобразному усвоению идей просветительской европейской литературы. Этих людей Ключевский назвал с присущей ему ясностью и язвительностью: «галерея культурных уродов» [3, с. 433].
Среди них выделялся человек, парадоксально соединивший в своей деятельности идеи просвещения с древнерусским варварством.
Второй тип - это человек, всю жизнь мечтавший о «европейском обычае», о просвещенном обществе, по мнению историка, старался стать своим между чужими, и в результате становился чужим между своими. В результате сформировался по выражению историка тип «межеумка», находившегося в положении «исторической ненужности» или, иначе говоря, исторический казус. Как раз об этом В. О. Ключевский размышлял в статье «Евгений Онегин и его предки». Он обратил внимание, насколько опасно для общества и отдельного человека неразумное распоряжение полученными знаниями. Рассуждая о последователях европейского просвещения в России, историк подчеркивал: «Русский мыслитель не только не достигал понимания родной действительности, но и терял саму способность понимать ее» [8, с. 415, 416].
Третий тип, который получило российское общество в эпоху Просвещения, по мнению В. О. Ключевского, представляли люди, удобно устроившиеся на центральной полосе между двумя мирами, пользуясь благами обоих, получая крепостные доходы, с одной стороны, умственные и эстетические подаяния -с другой [8, с. 416]. Таких людей, по мнению историка, оказалось большинство. Главной чертой, отличавшей этих людей, историк назвал равнодушие, указал он и причину появления людей такого типа, сформированную эпохой - потребительское отношение к «роднойдействительности». Наконец, четвертыйтип, на взгляд В. О. Ключевского, - это по-настоящему образованный русский человек. Деятельное просветительство стало культурным феноменом века Про-
свещения. Эпоха породила плеяду людей, которые способствовали диалогу с европейским обществом, и выработке самосознания с помощью книги, образования и науки. «Но ведь были люди мыслящие, - замечал В. О. Ключевский, - князь Щербатов, Новиков, Болтин, тот же Болотов, благородный Порошин, р[усские]профессораМосковскогоуниверситета»,да и «сама Екатерина» [3, с. 433].
Ярчайшие и самобытные личности эпохи Просвещения поставили вопросы, над которыми до настоящего времени не перестаёт работать российская мысль: отношение России к Западной Европе, иному культурному опыту, отношениек своему историческому прошлому, специфика национального характера, самобытность и общечеловеческий опыт.
В. О. Ключевский, исследуя мотивацию по-ступковпо-настоящемуобразованныхрусскихлюдей, пришёл к выводу, что ключевым словом для них стало деятельность. Это сыграло решающую роль в становлении феномена общественного мнения в российской истории. В то же время, довольно частым явлением столичного просвещенного общества стало пренебрежительное отношение к духовному опыту, накопленному веками. Поэтому историк вновь задался вопросом: насколько предпринятые этими людьми усилия и средства «были в состоянии удобрить малокультур-нуюобщественнуюпочву,какоюбылгосподствующий душевладельческий класс?» [3, с. 433].
Благодаря подходам В. О. Ключевского можно проследить, как век Просвещения изменил направление российской жизни. Но какой ценой? Историк пришёл к выводу, что затруднения, вызванные непониманием дворянства сути изменявшихся условий жизни и своего положения в обществе, оказали «решительное влияние на дальнейшую судьбу этого сословия, а через него и на все русское общество» [10, с. 357].
Рассуждая о последствиях эпохи Просвещения для российской истории, Ключевский заметил, что любая модернизация общества, во-первых, требует серьёзной и осторожной подготовки, а так же наличия источников. Этими источниками, производящими переворот в обществе, наравне с экономическими предпосылками являются образование и наука. Престиж знания, умение разумноим распоряжаться, переосмысление имеющегося культурного опыта создают (или не создают) условия для изменения самосознания человека. Эта напряженная работа не предполагает отказа и от духовного наследия своей культуры: «Нравы не должны срезаться хирургически, как мозоли, а перерождаться физиологически, как обновляется вещество в живом организме» [7, с. 160-161]. Понимание всего этого способствует самоопределению в новыхисторических условиях.Отсутствие понимания порождает парадоксы в человеке и обществе.
Диалог В. О. Ключевского с эпохой Просвещения в российской истории - яркое подтверждение того, что культура выступает для него прекрасным диагностом истории, поскольку она создает ее смысловые доминанты и ценности. Историк обращал внимание современников на то, что «в духовной жизни
совокупность взаимно переплетающихся влияний так сложна, что весьма редко оказывается возможным определенно и ясно указывать на их законы. К последним нас привлекает человек, изучаемый в различных направлениях его деятельности. Всякий сдвиг, о котором повествует нам история, всякая сильнаястрасть, которуюизображаетискусство,вся-кое описание обычаев государственного устройства, культуры отдаленных от нас или древних народов захватывает и интересует нас, мы находим в них связь и аналогию с нашими собственными представлениями и чувствами» [5, с. 369]. Эти замечания историка актуальны, хотя и недостаточно осмыслены российской исторической практикой.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Богословский М. М. Историография, мемуаристика, эпистолярия.(Научноенаследие).М.:Наука,1987.216с.
2. Ключевский В. О. Сочинения в восьми томах. Т.І. М.: Гос. изд-во полит. л-ры, 1956. 428 с.
3. Ключевский В. О. Сочинения в восьми томах. Т^. М.: Гос. изд-во полит. л-ры, 1958. 504 с.
4. Ключевский В. О. Сочинения в восьми томах. Т. VIII. М.: Гос. изд-во полит. л-ры, 1959. 492 с.
5. Ключевский В. О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М: Мысль, 1993. 415 с.
6. Ключевский В. О. Воспоминания о Н. И. Новикове и его времени. // Сочинения в восьми томах. T.VIII. М.: Гос. изд-во полит. л-ры, 1959. С. 223-252.
7. Ключевский В. О. И. Н. Болтин // Сочинения в восьми томах. T.VIII. М.: Гос. изд-во полит. л-ры, 1959.
С. 133-163.
8. Ключевский В. О. Евгений Онегин и его предки // Сочинения в восьми томах. Т. VII. М.: Гос. изд-во полит. л-ры, 1959. С. 403-422.
9. Ключевский В. О. Задачи научной популяризации // Научное слово.1903. №1. С. 7-12.
10. Ключевский В. О. Исторические портреты. М.: Правда, 1990. 624 с.
11. Ледницкий А. Р. В. О. Ключевский как историк и славянин. М., 1912. 8 с.
12. Милюков П. Н. Воспоминания. М.: Политиздат, 1991. 528 с.
13. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. В 3-х т. Т.1. 4.1. М.: Прогресс, 1993. 528 с.
14. Федотов Г. П. Россия Ключевского // Федотов Г. П. Судьба и грехи России (избранные статьи по русской истории и культуре). В 2-х т. T.I. СПб.: София, 1991.
С. 329-348.
