CC BY
48
ФИЛОСОФИЯ и социология
УДК 316.1:93
Иржи Шубрт*
ИСТОРИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ КАК ПРЕДМЕТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
В статье рассматриваются различные социологические подходы к анализу исторического сознания. Выделяются компоненты, формирующие историческое сознание. Автор анализирует историческое сознание и коллективную память с позиций системной теории Т. Парсонса.
In the article different sociological approaches to the problem of historical consciousness are considered. The components of historical consciousness are singled out. The author analyses historical consciousness and collective memory from the perspective of systems theory worked out by Talcott Parsons.
Ключевые слова: коллективная память, историческое сознание, социальная система, Т. Парсонс.
Keywords: collective memory, historical consciousness, systems theory, Talkott Parsons.
Вопросы, связанные с историческим сознанием, важны не только с профессиональной, но и с этической, политической, а также общественной точки зрения. Они формулируются как историками и социологами, так и представителями средств массовой информации, сфер культуры, образования и политики. Эти вопросы связаны с проблематикой национальной и групповой идентичности и фигурируют в дискуссиях по внутриполитическим проблемам и международным отношениям.
Исходным пунктом нашего рассуждения может послужить характеристика, предложенная Ю. Штраубом [1], который связывает историческое сознание с историко-нарративной конструкцией и репрезентацией исторических значений в области человеческого мышления. П. Сейксас [2] определяет историческое сознание как индивидуальное и вместе с тем коллективное понимание прошлого, которое находится под воздействием когнитивных и культурных факторов. Важно то, что составной частью ис-
Автор благодарит Штепанку Пфайферову за идеи и замечания.
© Шубрт Иржи, 2010
торического сознания также является историческое понимание настоящего и будущего. На это указывает Й. Рюзен [3], который характеризует историческое сознание как специфический модус ориентации, который в настоящем служит для решения актуальных жизненных ситуаций. Таким образом, можно указать на то, что историческое сознание необходимо понимать не только как совокупность знаний, впечатлений и представлений о прошлом, но, прежде всего, как сознание определенной взаимосвязи (т. е. непрерывности, периодичности и изменения) между прошлым (откладываемым в коллективной памяти), настоящим и будущим, как сознание, которое формирует отношение людей к настоящему и будущему.
Специфичность проблемы исторического сознания становится явной тогда, когда мы начинаем рассуждать о данном феномене в сравнительной перспективе. На протяжении XIX, а также в начале XX в. было в значительной мере распространено представление о том, что у истории есть какой-то смысл и направление. Это был период, когда доминировало то, что часто обозначают понятием «историзм». В мышлении тогдашних людей горизонты прошлого и будущего имели иную форму и глубину, чем сегодня. В прошлом находили тенденции, направленные к определенной цели, в которой должно было состояться исполнение исторического плана. В то время была еще достаточно жива вера в прогресс, в большие эмансипационные «повествования», которые оповещали о приходе счастливого завтрашнего дня. Разумеется, отчетливо звучали и декадентские настроения fin de siècle, в которых судьба человечества была связана с представлением о гибели и исчезновении. Сегодняшней эпохе, умудренной событиями и катастрофами XX в., как замечают современные мыслители [4], как правило, уже не присуща такая вера в смысл истории и «великих повествований». Веком позже для сознания позднего модернизма, напротив, характерен акцент на настоящее, что определенным образом «упрощает» историческое сознание. Для людей, живущих в начале XXI в., прошлое является чем-то иным, их историческое сознание имеет иной характер.
Для современной культуры, умудренной историческими травмами XX в., характерно прин-
ципиальное недоверие и скепсис по отношению к «великим повествованиям» о прошлом (теория истории, теория прогресса), а также о будущем (эмансипационные проекты, идеология). Таким образом, совершенно обоснованно напрашивается гипотеза, что современные люди по сравнению со своими предшественниками уже не видят слишком много причин ни для того, чтобы оглядываться на прошлое, ни для того, чтобы всматриваться в будущее с надеждами и ожиданиями. Тем не менее и сегодня многим людям не чужд интерес к истории, что, кроме всего прочего, проявляется в популярности исторической литературы и фильмов. Прошлое является важным прежде всего с точки зрения нашей коллективной идентичности, а также двух основных вопросов, которые с ней связаны, т. е. кто мы и куда мы движемся. Прошлое усиливает данную идентичность сознанием общей судьбы, предлагает аргументы для оценки настоящего состояния и создает предпосылки для поиска и формирования общего будущего.
Термин «историческое сознание» частично схож с концепцией коллективной памяти, тем не менее данные понятия нельзя полностью отождествлять. У истоков теории коллективной памяти стоит французский социолог Морис Хальбвакс (1877-1945), который предполагает, что память формируется и работает в определенных социальных рамках, в которых запечатлены наши воспоминания и которые определяют, какую релевантность они для нас имеют [5]. Концепция коллективной памяти в последних десятилетиях разрабатывалась, прежде всего, французскими авторами, к которым относятся Жак Ле Гофф [6], Жерар Намэ [7], Даниэль Эрвью-Лежер [8]. Историк Пьер Нора [9] приобрел известность благодаря проекту Les lieux de mémoire, ориентированному на «места памяти» (в топографическом, а также в символическом смысле), в которых «материализуется» коллективная память. Важные импульсы вносит также философ Поль Рикер [10], который соотносит исследования в области исторической памяти с проблематикой ответственности, вины и прощения. Из теоретиков, работающих за пределами Франции, большое внимание на себя обратил, прежде всего, немецкий египтолог Ян Ассман [11], который разработал концепцию культурной памяти.
В рамках концепции исторического сознания, которое является предметом данной статьи, внимание направлено на изучение понятия коллективной памяти, впрочем, в то же время для нее характерно стремление расширить теоретические рамки, которые обычно связывают с этим понятием, и открыть новые области и вопросы для социологического исследования.
Компоненты, формирующие историческое сознание
Историческое сознание - это феномен, который встречается в контексте или, иначе говоря, находится по соседству с целым рядом других важных феноменов, которые ему в той или иной мере близки и которые взаимодействуют или даже переплетаются друг с другом. Речь идет, прежде всего, о религии, мировоззрении, морали, системе ценностей или о коллективной мен-тальности. Хотя в действительности данные феномены совпадают друг с другом, границы между ними в значительной мере размыты. С точки зрения социологического познания уместно аналитически различать данные явления и изучать их как относительно самостоятельные области исследования. Историческое сознание можно определить как «сущность», которая формируется благодаря содействию определенных компонентов. Одним из этих компонентов является пережитый исторический опыт (пережитый лично или переданный в интерперсональном контакте). Следующим компонентом является идеология, в особенности идеология государственная, так как государства и их режимы используют идеологическую интерпретацию истории и историческую аргументацию для своей легитимации; определенную роль здесь, безусловно, играет и идеология политических партий. Третьим компонентом (но ни в коем случае не в смысле значения) является знание, продуцируемое историографией и исторической наукой. Четвертая - это то, для чего в социологическом исследовании принято употреблять термин «коллективная память».
Кроме перечисленных здесь компонентов можно также рассуждать о других влияниях. Например, можно упомянуть о культуре, т. е. о том, какое воздействие имеют семья, школа, религия, искусство или средства массовой информации. Тем не менее их воздействие можно отнести к вышеупомянутым четырем компонентам, так как посредством их распространяется знание, которое имеет характер пережитого исторического опыта, идеологии, специальных или научных знаний и коллективной памяти. Добавим, что четыре названных основных компонента (пережитый исторический опыт, идеологическая интерпретация истории, сведения историографии и исторической науки и коллективная память) не представляют собой непересекающиеся явления. Границы между ними не очерчены достаточно четко, но с аналитической точки зрения их тем не менее полезно различать.
Опыт имеет характер такого знания, которое отличается от знаний, приобретенных в процессе образования или учебы, и порой даже может
быть по отношению к ним в достаточно сильном противоречии. Исторический опыт, в отличие от других типов опыта (подчас частичного или специфического характера), представляет собой достаточно обширную категорию, которая близится к тому, что обычно обозначают понятием «жизненный опыт»; оба данные типы опыта пересекаются, тем не менее их нельзя отождествлять. Разные типы индивидуального опыта зачастую бывают сложно передаваемы и выражаемы. Исторический опыт, напротив, является понятием, которое имеет смысл относить скорее к содержанию коллективного (группового, общественного, национального или касающегося различия поколений) характера, а именно, в двояком смысле: во-первых, потому, что переживаниям определенных исторических событий были подвержены большие группы людей, а также по той причине, что данные пережитые события становятся предметом коллективной рефлексии и межчеловеческой коммуникации, в которой переживания и уроки из них передаются другим людям, включая представителей последующих поколений (прежде всего языковыми средствами).
Идеология представляет собой относительно цельную систему взглядов, идей и ценностей и основывается на формулировке интересов определенной группы, класса или сообщества людей. Идеология связана прежде всего с политической сферой, тем не менее она также касается и других областей жизни общества. В социальных науках идеологии часто воспринимаются противоречиво. В позитивном смысле они выступают для общества в качестве некоего связующего материала, интегрирующего данную коллективность; в негативном смысле они становятся предметом критики и называются «ложным сознанием» (Маркс), которое иногда навязывается людям, чтобы оправдать или утвердить определенные формы общественной организации, силовую манипуляцию или притеснение. Идеологическое мышление в сравнении с философией или наукой в целом имеет более простой и понятный характер, так как хочет и должно воздействовать на широкие массы людей. В то же время элементы идеологического мышления проникают не только в мораль или правовые нормы, но и в науку или философию.
Идеологии обычно приписывают четыре основные функции:
- объясняет разные события, происходящие в обществе (включая кризисы, конфликты и войны);
- устанавливает критерии для оценки данных событий (в смысле «хорошие» и «плохие»);
- позволяет своим сторонникам идентифицироваться с определенной группой, обрести со-
знание принадлежности к конкретному коллективному субъекту;
- создает основные предпосылки и принципы для формулировки определенной политической программы.
Если мы занимаемся изучением исторического сознания, то, прежде всего, необходимо обратить внимание на государственную идеологию. Пьер Бурдье рассуждает о «символической власти» и «символическом насилии», инструментом которых становится школьная система и обязательное государственное образование. Государство, по словам данного автора, внушает своим гражданам общие формы и категории восприятия и мышления, социальные рамки понимания, структуры познания и «государственные формы классификации», чем создает условия для определенной слаженности их обычаев (ментальных структур), что в свою очередь является условием достижения общественного консенсуса [12]. Тем самым государство помогает сформировать то, что обычно называют идентичностью, или национальным характером.
Историография как систематическая запись событий и процессов, которые произошли в прошлом, является предшественницей современной исторической науки, которая при помощи использования специальной методологии пытается добывать, критически анализировать, систематизировать и объяснять сведения, относящиеся к истории. В рамках современной исторической науки существует ряд отдельных дисциплин, которые ориентируются на изучение мировой истории, национальных историй, региональной истории, истории человеческой культуры, политики, хозяйства, повседневности и т. д.
Коллективная память формируется при помощи содержания, которым могут быть мифические представления, легенды, воспоминания об исторических событиях и личностях, традиции и обычаи. Концепция коллективной памяти Хальб-вакса предполагает, что коллективная жизнь является источником как самих воспоминаний, так и понятий, в которых воплощаются данные воспоминания. Разные сообщества людей как субъекты коллективной памяти создают социальные рамки, в которых локализируется содержание этой памяти. Индивидуальная память является местом специфической взаимосвязи коллективной памяти разных социальных групп. Напротив, с точки зрения группы, данная проблема предстает как вопрос распределения знаний между ее отдельными членами. Тот, кто имеет отношение к коллективной памяти, тем самым подтверждает свою принадлежность к группе.
В современных гуманитарных науках большая доля внимания уделяется, главным образом, отношению между исторической наукой и коллек-
тивной памятью [13]. По мнению Хальбвакса, коллективная память подчеркивает схожесть и непрерывность в существовании группы, в то время как история воспринимает периодичность и отличия. Следующее отличие заключается в том, что у групповой памяти прослеживается тенденция делать акцент на собственном отличии от окружающего мира, т. е. на том, чем данная группа в своей собственной истории отличается от других групп и в чем она уникальна. История, напротив, уравнивает все подобные тенденции и реорганизует свои факты в гомогенном историческом пространстве [14].
Пьер Нора утверждает, что в западных странах произошло расхождение между коллективной памятью и историей в тот момент, когда спонтанная национальная память, представляющая передачу воспоминаний от поколения к поколению, начала замещаться преднамеренно конструируемой национальной историей. Сегодня в результате этого расхождения память и история оказываются во взаимном противоречии [15]. Коллективная память, по мнению Нора, является живой связью, объединяющей определенное сообщество с его прошлым. История, напротив, представляет собой интеллектуальную реконструкцию прошлого, тяготеющую к универсализму. Сообщества памяти, которые обеспечивали сохранение и передачу ценностей, вытесняются в процессе глобализации, демократизации и роста влияния средств массовой информации на массы населения, а память уступает императиву актуальности и исторического способа восприятия прошлого. Нора говорит о том, что современная память захвачена историей.
Поль Рикер [16] считает, что, в то время как в истории речь идет, прежде всего, о нахождении истины, главной амбицией памяти, которая участвует в конструкции идентичности индивидов и групп людей, является сохранение верности корням. По мнению Рикера, обе данные цели легитимны, однако необходимо найти между ними равновесие, которое бы не подавляло ни память, ни историю. Память и история неизбежно существуют во взаимной связи, которая, кроме всего прочего, истекает из того, что история воспринимается как один из параметров памяти, т. е. как материальные следы прошлого. Однако то, что исторический дискурс выделяет из памяти, является фактом, поскольку он опирается на письменные документы. Задача этих документов - сохранить элементы прошлого и тем самым сберечь их от забывания. Их опасность, с другой стороны, составляет то, что иногда они становятся заменителями памяти как таковой, так как воспринимаются как неоспоримые свидетельства прошлого, каким оно было на самом деле. С другой стороны, история, которая подходит к
прошлому сдержанно, без предвзятости и которая стремится к объективному взгляду на прошедшие события, позволяет лишить память отдельных сообществ их исключительности, чем открывает путь к взаимному диалогу.
Историческое сознание и коллективная память как социальные системы
Итак, пережитый исторический опыт, (государственная) идеология, сведения историков и коллективная память представляют собой влияющие друг на друга компоненты исторического сознания. Для того чтобы мы могли продвинуться дальше в наших рассуждениях, обратимся к подходу, который прослеживается у американского социолога Толкотта Парсонса, а именно в его схеме AGIL, которую мы используем как определенную эвристическую модель. Условием применения подхода Парсонса является принятие мнения, что историческое сознание можно воспринимать как социальную систему. Каждая социальная система, по мнению Парсонса, может воспроизводиться только при условии, что она обеспечит реализацию четырех основных функций: адаптация (А), достижение целей (G), интеграция (I) и сохранение латентных культурных образцов (L) [17]. В системных моделях Пер-сонса каждую из данных четырех основных функций обычно связывают с определенной функционально специализированной отдельной системой (подсистемой). В нашем случае можно связать функцию (A) с пережитым историческим опытом, (G) - с идеологической интерпретацией истории, (I) - с научным историческим познанием, (L) - с коллективной памятью. Адаптацию (A) можно понимать как «повторное определение» актуальной ситуации, возникшей в результате определенного исторического события. Цели (G) можно связать с выбором (селекцией) исторических тем, которые должны служить в качестве их опоры в рамках механизмов легитимации. Интеграцию (I) приносят отдельные концепции исторической науки, которые предоставляют интерпретацию, имеющую характер интегрированного и логически упорядоченного целого. Сохранение латентных культурных образцов (L) - это вопрос коллективной памяти, задачей которой является перенос наиболее важных информаций из прошлого в будущее.
Важно то, что рассуждения Парсонса не заканчиваются на простом разделении четырех основных функций и подсистем. Кроме того, он указывает на следующие два важных системных аспекта. Первым из них является то, что системная дифференциация происходит также внутри отдельных подсистем в соответствии со схемой AGIL. Во-вторых, речь идет о том, что между
функционально отличными подсистемами происходит взаимная коммуникация и взаимное проникновение. Данные идеи наводят на следующие рассуждения:
1) какие отношения существуют между историческим сознанием и коллективной памятью,
2) каким образом коллективная память внутренне системно дифференцирована,
3) каким образом происходит взаимная коммуникация и взаимное влияние отдельных систем друг на друга на уровне исторического сознания и на уровне коллективной памяти.
Добавим, что модель исторического сознания и коллективной памяти, основанная на схеме AGIL, представляет собой некое теоретическое упрощение. Это упрощение, однако, необходимо, так как речь идет о настолько сложных явлениях, что зафиксировать их во всей их комплексности просто невозможно. Впрочем, каждая теория (а исключение не представляет и наш случай) должна каким-либо образом редуцировать комплексность исследуемой действительности на такие аспекты, которые наиболее важны для ее объяснения.
Как уже было упомянуто во введении, историческое сознание соединяет прошлое с настоящим и будущим. Операции, которые происходят в системе исторического сознания, ориентированы именно в этом направлении, т. е. на соединение трех данных измерений времени. Способ, которым данные измерения времени соединены в человеческом сознании, исторически изменяется, а тем самым изменяется и характер исторического сознания.
Историческое сознание и коллективная память представляют собой системы, в которых происходят определенные операции по логике функций, которые осуществляют и обеспечивают работу этих систем (или их отдельных частей, т. е. подсистем). Отношение между историческим сознанием и коллективной памятью можно представить при помощи аналогии с миром компью-
теров. Историческое сознание и коллективная память находятся в таком отношении, которое можно назвать взаимно зависимым. Данная зависимость аналогична той, которая существует между компьютерными программами, с одной стороны, и компьютерной памятью и базой данных, с другой стороны. Компьютерные программы зависимы от компьютерной памяти, которая является базой, в которой они сохранены. Хотя эти программы могут существовать и без данных, если они хотят приобрести какое-то содержание, данные, сохраненные в базе данных, для них просто необходимы. Наоборот, данные, сохраненные в базе данных компьютерной памяти, также могут существовать сами по себе, но работать с ними можно только при помощи определенной программы.
В случае коллективной памяти также можно выделить четыре вида операций, которые соответствуют основным системным функциям, выявленным в схеме AGIL. Адаптацию системы коллективной памяти (A) можно рассматривать как реконструкцию и актуализацию памяти, т. е. ее способность постоянной обработки репрезентаций воспоминаний на основе потребностей настоящего. Образ настоящего постоянно изменяется в соответствии с событиями, приоритетами и интересами современного общества. Для достижения целей (G) служит определение доминант памяти. Коллективная память работает селективно. В данный момент она опирается только на такие воспоминания, которые могут служить интерпретации прошлого, и, таким образом, вносит вклад в укрепление идентичности. Функции интеграции (I) соответствуют конструкции того, что Морис Хальбвакс называет «социальными рамками памяти». Данные рамки представляют собой организацию воспоминаний или некую структуру репрезентаций, которая предоставляет индивидам ориентиры во времени и пространстве, чем позволяет вспомнить и локализировать
Историческое сознание
J
Пережитый исторический опыт Идеологическая интерпретация истории
Коллективная память Историография, научное историческое познание
Коллективная память i
Актуализация и реконструкция Установление доминант памяти
Передача традиций Конструкция рамок памяти
вызванные воспоминания. Поддержание латентных культурных образцов (Ь) основано на передаче традиций, правил и обычаев, которые существуют, так сказать, с незапамятных времен, а также на их передаче от поколения к поколению.
Морис Хальбвакс наделяет коллективную память свойством постоянной реконструкции, т. е. непрерывной реактуализации исходных рамок в соответствии с наличной ситуацией [18]. Дело в том, что в памяти не сохраняется прошлое как таковое, а только в том виде, в котором данное общество зафиксировало его в каком-то конкретном мгновении и в конкретных социальных рамках. Чтобы память осталась жива, она должны отвечать актуальным потребностям данного общества. Именно поэтому образ прошлого должен составляться заново в соответствии с приоритетами, интересами и запросами современности.
Определение доминант памяти связано с проблемой, на которую когда-то указал Анри Бергсон [19]. Человеческая жизнь, по мнению данного автора, связана с непрерывным формированием воспоминаний. Однако в наших мыслях эти воспоминания фигурируют селективно, т. е. в рамках определенного отбора. Французский философ обосновывает данную селективность практическим аспектом и полезностью; воспоминание актуализируется тогда, когда оно, так сказать, в данной ситуации подходит нам. Рассуждения о доминантных воспоминаниях можно найти и у Хальбвакса [20], по мнению которого, коллективная память выбирает из прошлого те элементы, вокруг которых формируется идентичность данного общества, с одной стороны, благодаря тому, что они делают акцент на неповторимости группы, с другой стороны, благодаря тому, что они вызывают чувство продолжительности во времени. Мотив селективности также является одной из центральных проблем концепции «работы памяти» Поля Рикера. С его точки зрения, память является способом селекции того, что не должно забываться, а также интеллектуальной конструкцией прошлого.
По мнению Хальбвакса, память формируется, функционирует и репродуцируется в определенных социальных рамках, которые создаются людьми, живущими в обществе; в них фиксируются и из них вызываются наши воспоминания, при помощи их определяется важность того, о чем мы вспоминаем. Данные рамки не являются неизменными, а скорее представляют собой динамические структуры, которые формируются при помощи элементов, которые представляют и организуют наши воспоминания. Речь идет о неких ориентирах во времени и пространстве, об исторических, географических, биологических, политических понятиях, каждодневном опыте и знакомых способах восприятия [21].
Под традицией обычно понимают культурное наследие, передаваемое от поколения к поколению. Содержание этого наследия очень разнообразно, его формируют культурные образцы и религия, мифы, легенды и сказания, правила и наставления, обычаи, нравы и ритуалы. Социальные группы, которые формируются на основе определенных общих воспоминаний, хранят и берегут свои традиции. В этом отношении важным является, с одной стороны, сознание неповторимости, исходящее из дифференциации по отношению к окружающей среде, с другой стороны, продолжительность во времени, которая обеспечивается заботой о запоминаемых фактах и об их выборе. Энтони Гидденс указывает на то, что «многое из того, что мы считаем традиционным и погруженным в туман времени, в лучшем случае представляет собой плод нескольких последних столетий, а зачастую и недавнего времени» [22]. Некоторые традиции, как констатирует автор, были «выдуманы» или «искусственно созданы». С незапамятных времен существует тенденция дополнительно изменять или дополнять прошлое, о чем свидетельствует, кроме всего прочего, ряд исторических подмен.
Схема AGIL позволяет теоретически описать то, как функционируют историческое сознание и коллективная память как системы, которые обрабатывают определенный тип человеческого знания (данная обработка происходит так, как это свойственно отдельным подсистемам и их взаимной кооперации). Тем не менее данная схема не является единственной структурой, которую надо принимать во внимание; через историческое сознание и культурную память можно проводить и другие структуральные сечения. Одной из важных характеристик обеих сущностей является то, что у них есть свои носители, т. е. индивиды, группы, классы, слои, поколения и, наконец, общество в целом. Обе системы создают определенные институциональные опоры и информационные средства. Их важной характеристикой также является то, что они обрабатывают определенную информацию с учетом их пространственно-временной позиции и объективного содержания. Из этого следует, что в историческом сознании и культурной памяти можно выделить как минимум шесть структур, которые пересекаются друг с другом и оказывают друг на друга влияние:
- системная структура (описанная при помощи схемы AGIL);
- институциональная структура (система образования, архивы, институты, музеи, памятники, праздники, церемонии);
- структура информационных средств (литература, обучение, средства массовой информации);
- структура стратификации (дифференциация, создающаяся классами, слоями населения и социальными группами);
- структура поколений;
- структура содержания (дифференцирующая информацию с временной, пространственной и предметной точки зрения).
Формирующие принципы данных структур продуцируют различные типы дискурсов, которые в своем действии оказываются во взаимной конфронтации. Речь идет прежде всего о том, что отдельные системы обрабатывают прошлое по-своему, из-за чего возникает определенная поликонтекстуальность: одно историческое событие (например, освобождение 1945 г.) рассматривается с различных точек зрения и выглядит иначе на уровне пережитого опыта, идеологической интерпретации, исторической науки и коллективной памяти. Кроме того, подход к нему может быть дифференцирован с точки зрения социальных слоев, групп и поколений и может быть отнесен к разным предметным рамкам (пространственным и смысловым). В результате этого могут возникнуть противоречия или же попытки занять доминантную позицию по отношению к другим системам и дискурсам, что может стать целью, например, идеологии или исторической науки. Страстная полемика, которая велась в этой области в прошлом и которая наблюдается и сегодня, показывает, что вопрос исторического сознания и памяти не является лишь академической проблемой, но и крайне важен политически.
Примечания
1. Straub J. Telling Stories, Making History: Toward a Narative Psychology of the Historical Construction of Meaning // Straub J. (ed.) Narration, Identity, and Historical Consciousness. N. Y.: Berghahn Books, 2005. P. 48-49.
2. Seixas P. (ed.) Theorizing Historical Consciousness. Toronto: University of Toronto Press, 2004. P. 10.
3. Riisen J. Historical Consciousness: Narrative Structure, Moral Funciton, and Ontogenetic Development // Seixas P. (ed.) Theorizing Historical Consciousness. Toronto: University of Toronto Press, 2004. P. 66.
4. Lyotard J.-F. O postmodernismus. Praha: Filosofia, 1993.
5. Halbwachs M. La mémoire collective. Paris: PUF, 1950.
6. Le Goff J. Pam t a dëjiny. Praha: Argo, 2007.
7. Namer G. Mémoire et Société. Paris: Méridiens Klincksieck, 1987.
8. Hervieu-Léger D. La Religion pour Mémoire. Paris: Le Cerf, 1993.
9. Nora P. (ed.) Les lieux de mémoire. I - La République. Vol. I-III. Paris: Gallimard, 1984, 1986, 1992.
10. Ricœur P. La mémoire, l'histoire, l'oubli. Paris: Seuil, 2000.
11. Assmann J. Kultura a pam t: Pismo, vzpominky a politicka identita v rozvinutych kulturach starov ku. Praha: Prostor, 2001.
12. Bourdieu P. Teorie jednani. Praha: Karolinum, 1998. P. 88-89.
13. Subrt ]., Pfeiferova S. Kolektivn/ pam t jako piedm t historicko-sociologického badani // Historicka sociologie. 2010. Vol. 2. № 1. S. 17-25.
14. Halbwachs M. La mémoire collective. P. 74-75.
15. Nora P. (ed.) Op. cit.
16. Ricœur P. Op. cit.
17. Parsons T. Spolecnosti: Vyvojové a srovnavaci hodnoceni. Praha: Svoboda, 1971. P. 55.
18. Halbwachs M. Les cadres sociaux de la mémoire. Paris: Albin Michel, 1994. P. 279.
19. Bergson H. Hmota a pam t. Praha: OIKOYMENH, 2003.
20. Halbwachs M. Les cadres sociaux de la mémoire. P. 290.
21. Kvasnickova A. Nabozenstvo jako kolektivna pam t: pripad Slovenska a Ciech. Bratislava: Univerzita Komenského, 2005. S. 35.
22. Giddens A. Unikajici svgt: Jak globalizace mgni nas zivot. Praha: Sociologické nakladatelstvi, 2000. S. 52.
УДК 316.4.06
А. Г. Санина
КОНСТРУИРОВАНИЕ ГРАЖДАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ: ПОДХОД С ПОЗИЦИЙ АКТОРНО-СЕТЕВОЙ ТЕОРИИ
Статья посвящена анализу социальных оснований феномена гражданской идентичности сквозь призму акторно-сетевой теории. Определена специфика гражданской идентичности как субъект-объектного взаимодействия индивида и государства, рассмотрены тенденции развития сетевых интеракций в «реальном» и «виртуальном» пространствах, выявлены основы формирования разделяемого социального контекста гражданской идентичности: социальная память, социокультурный опыт, социально значимое знание.
ТЬе following article is devoted to analysis of civil identity's social foundations through the actor-network theory framework. Three aspects are considered: the specific character of civic identity as a subject-object interaction between the actor and the state, the network interactions in the «real» and «virtual» spaces, social memory, social and cultural experience, socially-relevant knowledge as a basis for forming a shared social context of civic identity.
Ключевые слова: гражданская идентичность, социальные процессы, социальное пространство, социальные сети, акторно-сетевая теория.
Keywords: civic identity, social processes, social space, social networks, actor-network theory.
Акторно-сетевая теория (Actor-Network Theory, ANT) - относительно новое направление научного анализа, разрабатываемое в работах Б. Латура, С. Вулгара, С. Шаффлера, С. Шей-пина, М. Каллона, Дж. Ло и др. В западной на-
© Санина А. Г., 2010
