Историческое исследование и историческая антропология (к характеристике нового метода изучения истории средневековой России) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 572 БОТ

М. Б. Свердлов

Историческое исследование и историческая антропология (к характеристике нового метода изучения истории средневековой России)

В процессе становления и развития исторической науке было свойственно в XVIII — начале XXI в. накопление фактов в их политическом, социальном и экономическом содержании. В литературе XVIII в. исторический процесс характеризовался деятельностью правителей и героев. В истории народов и государств уделялось внимание также географическому фактору. В первой половине XIX в. содержание исследовательского процесса определялось гегелевской концепцией органического развития общества. Высшей формой этого развития яв- ® лялось государство. Впрочем, в стиле романтических теорий первой трети этого столетия Г. В. Ф. Гегель признавал существование народ- ^ ного духа, который выражался в единстве законов, государственных учреждений, религии, искусства и философии. В историографии пер- 53 вой половины XIX в. романтическое направление противопоставило ^ истории правителей и героев историю обобщенно понимаемого наро- -У

ггл О

да. Таким характеристикам исторического процесса позитивизм противопоставил поиски законов, неизменных для природы и общества, ^ абсолютизацию факта. Но уже основатель позитивистского направ- 53 ления в философии О. Конт внес в «познание действительных зако- £ нов явлений» субъективное начало — «правильное» комбинирование «рассуждения и наблюдения», установление законов «по неизменным -д

отношениям последовательности и подобия», по «установлению связей между различными отдельными явлениями и несколькими общими фактами, число которых уменьшается всё более и более по мере прогресса науки»1.

При определении объективных факторов исторического процесса К. Маркс рассматривал историю общества в диалектическом единстве ее экономической, социальной, политической и духовной составляющих при определяющем воздействии экономического фактора. Впрочем, у его адептов эта концепция трансформировалась в экономический детерминизм.

1910-1920-е гг. стали временем серьезных испытаний ранее существовавших исторических концепций. Позитивистское ограничение изучаемого исторического факта самим фактом, вероятная множественность его интерпретаций, значительные трудности, а то и невозможность проследить в сумме фактов тенденции или сущность исторического процесса, широко распространенный пессимизм в интеллектуальных кругах в условиях варварства Первой мировой войны, которая, казалось, разрушила широко распространенные в XIX в. идеи общественного прогресса, создавали условия для сомнений в будущих возможностях исторической науки. Современник и участник этих явлений в интеллектуальной жизни Западной Европы К. Ясперс писал: «После Первой мировой войны речь шла уже не только о закате Европы, но о закате всех культур. Появилось ощущение конца человеческого существования вообще, преобразования, охватывающего все народы и всех людей без исключения, которое ведет то ли к уничтожению, то ли к рождению нового. Это еще не было самим концом, но знание о том, что конец возможен, стал всеобщим. Одни воспринимали это с трепетом и ужасом, другие — с полным спокойствием, то с натуралистически-биологических или социологических позиций, то с метафизически-^ субстанциональных»2.

О

После Первой мировой войны широко распространенный позитивизм ^ устоял против такого натиска общественных настроений и нового поколеси ния теорий. Но тогда же преимущественно в странах, потерпевших в этой

Л

войне поражение, — в Германии и Австрии, стали распространяться теории

^ культурно-исторических типов и ницшеанство. Они отрицали единство исто-

5§ рического процесса, преувеличивали роль личности в истории, способствовали

у появлению идей кризиса историзма.

в Во Франции, в которой неизменно высокий уровень конкретных истори-

£ ческих исследований соединялся с творческим и критическим отношением

® к обобщающим историко-философским концепциям, Л. Февр и М. Блок нача-

§ ли последовательную борьбу за сохранение в исторической науке принципов

^ конкретного исторического анализа и новых теоретических обобщений. Они раскрывали эти научные возможности в комплексных методах историческо-

£ го изучения, в расширении объекта исторического анализа от исторического С

факта к обобщающим наблюдениям над многообразными формами материальной и духовной жизни в их взаимодействии. Но основными в теоретических обобщениях Л. Февра становились менталитет как единство сознательного и подсознательного в социальном поведении, а также цивилизация, у М. Блока — новый взгляд на социальную историю3. Поэтому Л. Февр стал издавать в 1920-е гг. журнал под принципиальным названием, указывавшим новейшее направление исторических разысканий, — «Журнал исторического синтеза». В 1929 г. совместно с М. Блоком он основал журнал «Анналы». Свой опыт борьбы за историю как науку он обобщил позднее в книге под выразительным названием — «Бои за историю»4.

Победа над фашизмом во Второй мировой войне способствовала распространению идей исторического развития как выражения исторического оптимизма. Ф. Бродель, обобщив свои исследования по истории материальной культуры, посвятил первый том своего труда «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв.» изучению истории повседневности5. Ее содержанием стали категории времени, происходившие тогда болезни и голод, зерновые и другие сельскохозяйственные культуры, пища и напитки, жилище и мода в одежде, техническое производство, деньги и денежное обращение. Это был не перечень давних исследовательских сюжетов истории повседневности, но анализ объективно обусловленных усложнения и системного развития соответствующих видов человеческой деятельности. Такое исследование конкретизировало содержание материальной культуры в процессе исторической эволюции стран от средневековья к капитализму. Ее традиционность стала одним из оснований теории «большой длительности» (longue durée), сформулированной Ф. Броделем. Журнал «Анналы», редакцией которого в 1956-1970 гг. он руководил, публиковал тогда существенные в научном содержании статьи, посвященные экономической и социальной истории. В изучении материального содержания исторического процесса «Анналы» времени Л. Февра, М. Блока и Ф. Броделя в значительной мере совпадали с исследованиями К. Маркса, что являлось отражением широкого распространения марксизма во Франции до конца 1960-х гг. Эти научные направления осмысляли себя как критические G по отношению к предшествующим разысканиям и новые в методике анализа ^ исторических материалов. Глобальная история осмыслялась в ее социальной "g целостности как тотальная и проблемная история, а сама историческая наука — g как проблемная, находящаяся в становлении, но в то же время комплексная, ^ многомерная (мультидетерминированная)6. Тогда перестало удовлетворять -с преобладающее значение событийной истории.

В 1970-1780-е гг. кризис в марксистском направлении общественно-политической мысли сказался в западноевропейских странах, в частности во Фран- J3 ции, на отношении к социально-экономической истории. Приоритетным ста- § ло изучение человека как основного объекта исторического процесса и такого вида его активности, как ментальность, которая определяла его деятельность. я

По мнению А. Я. Гуревича, интерес к этнологическим и культурно-антропологическим методам в истории определялся в это время переориентацией исторической мысли с динамики на статику, с развития на функционирование социально-экономических систем. Выявлению целостности и противоречивого единства исторического процесса должны были способствовать культурно-антропологические методы. Новое поколение «анналистов» стало искать в человеческом сознании, на всех его уровнях, от неосознанных ментальностей до утонченных теологических и философских систем, в поведении людей, которое определялось картиной мира, сформировавшейся в их сознании под влиянием культуры, тот «узел», где соединяются все движения социальной жизни7. Здесь и далее приводятся только те содержащиеся в научных исследованиях наблюдения, которые позволяют конкретизировать как метод изучение проблемы «Антропологический фактор в истории средневековой России».

Особое значение темы «история и антропология» стало причиной того, что она стала включаться в историографические разыскания. А. Я. Гуревич рассматривал ее в контексте истории школы «Анналов». Группа сотрудников руководимого им исследовательского центра «Человек в истории» Института всеобщей истории РАН и участников его семинара по исторической антропологии подготовили сборник переводов западноевропейских исследований, посвященных истории ментальностей и исторической антропологии. Обобщая результаты исследований в этих отраслях исторической науки к середине 1990-х гг., предисловие к этому сборнику признаёт, что до сих пор неясно, одно это научное направление или два, хотя их теснейшая связь очевидна. В качестве главного объекта изучения исторической антропологии предисловие (его автор в публикации не указан) называет «народную культуру» — область исторической действительности, где мышление практически сливается с поведением, условия материальной жизни представляют собой единство материальной ^ жизни, быта и мироощущения, устной культуры. Как написано в предисловии, такой метод «при всех оговорках относительно многофакторности, предпола-^ гает убеждение, что поведение людей в значительной мере определяется теми « нормами, образцами и ценностями, которые признаны в данном обществе как

Л

сами собой разумеющиеся»8.

^ В предисловии отмечено расширение исследовательских проблем, подле-

5§ жащих изучению исторической антропологией: политическая история («по-

& литическая антропология», символика власти, представления людей, которые

в позволяют ей быть властью), история права (изучение юридического обычая,

£ правосознания, правовых норм и представлений), экономика (анализ «жиз-

® ненных обстоятельств людей и способов истолкования ими мира»). Но все они

§ должны исследоваться как человеческие представления о них9.

^ Открывающиеся новые исследовательские возможности антропологического метода имели следствием их обсуждение на российско-французском на-

£ учном семинаре, который работал на базе Центра исторической антропологии С

имени Марка Блока. Увлечение участников новым методом было столь значительным, что они говорили об «антропологическом повороте в общественных науках»10.

В своем учебном пособии к курсу лекций М. М. Кром изложил основное содержание исторической антропологии в разных исследовательских направлениях английской, немецкой, американской, итальянской и российской исторической науки. Обобщая накопленный исследовательский опыт, он характеризовал «антропологически ориентированную историю» как «определенный подход», которому свойственны междисциплинарность, «активный диалог» с антропологией, социологией, между разными отраслями исторического знания, в котором социальная, экономическая, политическая история объединены понятием «культура». Этому подходу свойственны преимущественное внимание к межличностному и межгрупповому взаимодействию, а также мнения их участников о происходящих процессах, изучение всех видов социальных практик, история повседневности во всех проявлениях, от поведенческой культуры до культуры политической. Наряду с этими обоснованными обобщениями М. М. Кром изложил суждения дискуссионные. По его мнению, свойственное «историко-антро-пологическим исследованиям» изучение отдельных случаев соотносится с проблемой их репрезентативности, с анализом перехода от микро- к макроуровню. Он сомневается в перспективности применения «историко-антропологического подхода» к изучению эволюции общества на большом временном отрезке, а также в возможности исторической антропологии Киевской Руси, поскольку нет документов личного характера (переписки, дневников и т. п.) и мы не слышим голосов конкретных людей «из народа»11.

В России 1980 — первой половины 1990-х гг. особый интерес к исторической антропологии выражал стремление не только расширить проблематику исторических исследований, но также найти возможности заменить схематичные построения, теоретической основой которых являлся экономический детерминизм, изучением многообразных форм исторической действительности. В критической направленности исследовательских интересов российские ^ историки совпадали с западными сторонниками «новой истории», которые С! обвиняли своих коллег в том, что в их разысканиях об экономической, поли- ^ тической и повествовательной истории нет участия человека, отсутствует исто- ^ рия повседневности. Но уже скоро выяснилось, что и эти исследовательские | направления «новой истории» уязвимы для критики, а их исследовательский ^ потенциал ограничен. Поэтому очерк, посвященный исторической антропо- -с логии в монографии Н. В. Трубниковой «Французская историческая школа "Анналов"», невелик по объему. Она отметила дополнительные аналитиче- ^ ские возможности исторической антропологии в изучении мифов как базовых ^ рефлексов общества, в семантической дешифровке ритуалов. Н. В. Трубнико- § ва написала о вытеснении из новейших исследований человека-производителя человеком — потребителем материальных благ. Поэтому она обоснованно я

раскрыла значительные возможности изучения человека — производителя материальных благ на примере замечательной монографии «Монтайю» Э. Ле Руа Лядюри (см. далее). Впрочем, странным является выделение ею в качестве особого достоинства сторонников исторической антропологии анализ ими текстов, поскольку их критический анализ является обязательной составной частью ремесла историка всех научных направлений12.

В приведенных ранее российских историографических исследованиях иногда называлась происходившая в 1989 г. московская конференция, посвященная 60-летию издания «Анналов», но ее научное содержание не было в них учтено. Между тем, в этой конференции участвовали члены редколлегии «Анналов», а также ведущие специалисты по истории ментальностей и исторической антропологии из России, Франции, Италии, Польши, Германии, Австрии, США, Мексики. Содержание их выступлений было тем более значительно, что они могли при личной встрече кратко, но емко изложить свои основные наблюдения по данным проблемам, исходя из принципов разных научных направлений.

Как отметил в своем выступлении Ж. Ревель, в 1970-1980-е гг. «Анналы» придавали особое значение изучению индивида в истории, критикуя его простое отождествление с группой и коллективом. По его словам, новыми стали тогда «взгляд на ментальности или факты культуры как на компоненты некоей системы взаимосвязей», а также изучение общества, которое «конституируется, создавая себя в процессе своей собственной ментальной или культурной практики»13. В отличие от прежних методов изучения истории общества Р. Шартье обозначил новую задачу исследования: «...выявить коллективные детерминанты, не осознаваемые индивидами, которые тем не менее повелевают и управляют ментальными представлениями и социальным опытом»14. Такое направление научного анализа позволяло соединить традиционное изучение объективных факторов и антропологический анализ деятельности человека ^ в их диалектической связи: объективные факторы влияют на индивида, индивид осуществляет объективные возможности этих факторов. Отсюда принци-^ пиальное название доклада Р. Шартье, возвращавшее историков к изучению « объективных реалий исторической действительности: «Одна четверть свобо-

Л

ды, три четверти детерминизма». ^ Прежде всего, французские историки видели тогда в изучении ментально-5§ сти дополнительные возможности системного исследования исторического у процесса, преодоления господствовавшего ранее детерминизма социально-8 экономических факторов. Впрочем, сторонники этого направления присвоили £ себе название «новая историческая наука», что неправомерно придавало пред® шествующим и одновременно сосуществующим научным школам пейоратив-§ ные характеристики.

^ Во время обсуждения на конференции научных достижений в изучении истории средневековых ментальностей И. С. Филиппов обратил внимание

£ на необходимость системных исследований15. М. А. Барг и Ю. Л. Бессмертный С

подчеркивали особое значение междисциплинарных подходов при анализе «тотальной истории»16. Обобщая опыт немецкой исторической науки, Г.-В. Гетц отметил существование в ней идей, близких к работам новейших французских историков. Но определяющим для нее являлось критическое отношение к их суждениям, а также традиционные разыскания об истории повседневности. Немецкие ученые отметили, что подход «Анналов» к изучению истории не является совершенно новым, поскольку они основываются на работах историков и социологов конца XIX — начала XX в., таких как Э. Дюркгейм, Я. Буркхард, К. Лампрехт. Они критиковали неточность понятия «ментальность» и отсутствие его конкретного обоснованного определения. Немецкие историки отметили также отсутствие теоретического и методологического осмысления предлагавшихся категорий истории ментальностей17.

Наряду с такими критическими замечаниями и предложениями других научных методов особое внимание на конференции обращалось на значительные исследовательские возможности исторической антропологии18. По словам Ж. Ле Гоффа, «если великих историков "Анналов" стремление установить диалог с другими общественными науками и найти связи с ними побуждало обращаться в особенности к экономике и социологии, то "новая историческая наука" по тем же причинам ищет контакты прежде всего с этнологией, или, выражаясь по-современному, антропологией»19. Эти наблюдения свидетельствовали о необходимости изменения определяющего объекта изучения, а также исследовательского направления от истории ментальности к исторической антропологии и истории повседневности. Но изучение ментальности как составной части антропологического метода в практике исторических исследований сохранялось. Поэтому А. Бюргьер характеризовал историческую антропологию как науку, «изучающую различия, вариабельность (но также и инварианты) типов связей социальных явлений и явлений ментального характера, встречающихся во всем мире и проходящих через всю историю»20. Он призывал также использовать информацию исторических источников, «чтобы за пределами видимой реальности обнаружить скрытые механизмы и логику»21. ^

В начале 1990-х гг. А. Я. Гуревич не только писал о «сближении истории с эт- С! нологией», но также об изменении предмета социальной истории вследствие ^ антропологического подхода: «Это не история торговли, а история купцов и го- ^ рожан; не аграрная история, а история крестьянства, не история капитализма, | а история банкиров и ростовщиков»22. Впрочем, абсолютизация истории людей ^ создавала опасность утраты ее изучения в контексте общих закономерностей -с исторического развития. Поэтому Ж. Ле Гофф, смолоду усвоивший основы системного анализа на трудах К. Маркса, М. Блока, Ф. Броделя, а также новейшие ^ методы тогда структурного анализа К. Леви-Стросса, широко использовавше- ^ го в своих исследованиях методы социологии, подчеркивал необходимость § сохранения многомерных системных исследований: «Действительно, термин "историческая антропология", в котором чувствуется влияние Леви-Стросса, я

может рассматриваться почти как синоним термина "историческая наука". Ибо для последней характерно в частности стремление не только сохранить при исследовании места человека в обществе (антропология) столь характерное для "Анналов" основополагающее видение истории как всеобщей, или глобальной, но даже распространить его на сферу материальной культуры, включив также экономическую, культурную и политическую антропологию»23.

Ж. Ле Гофф и А. Я. Гуревич создали библиотеку монографических исследований, в которых наряду с разысканиями о социальной истории анализировались ментальность и историческая антропология европейских средневековых обществ. В частности, Ле Гофф возродил просветительскую концепцию Европы как единого по цивилизации континента. Соотносилась им эта концепция и с современной теорией и практикой Европейского союза. По мнению А. Я. Гуревича, в средние века индивидуальные качества являются проявлением общих свойств своей эпохи24. Впрочем, в «новой исторической науке» отмечаются и другие исследовательские подходы. Сначала Ж. Дюби изучил процесс становления феодальных отношений в Западной Европе УП-ХП вв., учитывая экономическое, демографическое, технологическое содержание этого процесса, изменение социальных структур, а также почвенно-климатиче-ский фактор. Состояние ментальности стало объектом его особых характеристик в разные периоды этого исторического процесса25. Но позднее он также стал исследовать социальную историю как историю повседневности, сложную в своем антропологическом содержании систему отношений в бракосочетании в сословии феодалов26.

Тенденцию утверждения антропологического метода в изучении средневековой социальной истории поддержала монография Э. Ле Руа Ладюри «Мон-тайю, окситанская деревня (1294-1324)». В этом сочинении традиционные методы исследования экономической и социальной истории органично соединены с антропологическим методом, а также с изучением ментальности по архивным материалам, относящимся к населению горной пиренейской деревни. Как обобщил Э. Ле Руа Ладюри результаты и методы своего исследования, «Монтайю — это хроника простонародья; это биение жизни <...>. Монтайю — это любовь Пьера и Беатрисы, это стадо Пьера Мори. Монтайю — это плотский жар осталя21 и извечное крестьянское упование на Царствие Небесное. Одно '§ в другом, Одно через другое»28.

у Значительные возможности антропологического метода наряду с традици-Ци онными методами исторического исследования и опытом анализа ментальности £ способствовали созданию Ю. Л. Бессмертным обобщающего труда, в котором ® анализировались по французским историческим источникам средневековые § представления о жизни и смерти, браке и сексе29. Особое внимание он стал уде-

о ^

^ \о

и

св К

лять уникальному в исторических событиях, индивидуальному в конкретных людях. Для изучения таких редких исследовательских тем Ю. Л. Бессмертный в 1996 г. основал сериальный сборник статей «Казус». Такое научное направ-

ление оппонировало характеристикам разных видов ментальности в трудах А. Я. Гуревича.

Таким образом, накопленный в исторической антропологии исследовательский опыт позволяет расширить в изучении истории средневековой России возможности системного анализа исторического процесса от экономического, социального, политического факторов, фактора культуры до включения в историческое исследование человека со свойственными ему реакциями на окружающую сложную в своем содержании многообразную действительность материального и ментального содержания. Такой междисциплинарный исследовательский метод позволяет раскрыть причины, объективные и субъективные, определявшие поведение человека — участника исторических событий. При этом анализ деятельности индивида конкретизируется его социальным статусом, светским или духовным, отношениями межличностными, с конкретными социальными группами и с природой.

Историческая антропология, анализируя представления людей о фактах экономической и политической действительности, о праве и правовых отношениях, имеет возможность расширить сферу изучения соответствующих отраслей исторической науки. Большое значение имеет выявление неосознаваемых детерминантов, которые управляют ментальными представлениями и социальным опытом. Столь же существенны близкие по содержанию призывы обнаруживать за пределами видимой реальности скрытые механизмы и логику, а в индивидуальных качествах средневековых людей выявлять общие свойства своей эпохи.

Изучение антропологического фактора в средневековой России должно быть традиционным для исторических исследований: 1) выявление всего комплекса исторических источников по конкретным изучаемым проблемам; 2) их использование с учетом источниковедческого изучения; 3) структурный анализ устанавливаемых методом исторической антропологии исторических фактов; 4) определение места и значения этих фактов в системном анализе истории средневековой России Х-ХУ11 вв.

Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1899. Т. 1. С. 4. Ясперс К. Смысл и назначение истории. 2-е изд. М., 1994. С. 241. Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993. С. 30-111. Fevre L. Combats pour l'Histoire. Paris, 1953. Braudel F. Civilisftion matérielle, économie et capitalism, XVe-XVIIIe siècle. Paris, 1979. ^ T. 1: Les structures du quotidien: le possible et l'impossible. -3

Агирре Рохас К. А. «Анналы» и марксизм (Десять тезисов о методологических парадигмах) // Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». М.: Наука, 1993. С. 101-107. Гуревич А. Я. Исторический синтез... С. 282-283. я

•з

к

Oi

со

6

9

10

13

14

От составителя // История ментальностей. Историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С. 7-8. Там же. С. 11.

Антропологическая история: Подходы и проблемы: Материалы российско-французского научного семинара / Сост. Ю.В. Ткаченко. М.: РГГУ. 2000. С. 3.

Кром М. М. Историческая антропология: Пособие к лекционному курсу. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. С. 68-69.

Трубникова Н. В. Французская историческая школа «Анналов». М.: Квадрига, 2016. С. 182-187.

Ревель Ж. Новые аспекты истории ментальностей // Споры о главном... С. 43. Шартье Р. Одна четверть свободы, три четверти детерминизма // Споры о главном... С. 42.

Филиппов И. С. Перекосы в структуре исторического познания // Споры о главном... С. 46-48.

Барг М. А. «Анналы» и междисциплинарные методы исторического познания // Споры о главном... С. 65-70; Бессмертный Ю. Л. Пути междисциплинарных подходов и опыт «Анналов» // Там же. С. 80-84.

Гетц Г.-В. Изучение ментальности: взгляд из Германии // Споры о главном... С. 58-64. Гутнова Е. В. К новому синтезу: ошибки опасные и неопасные // Споры о главном... С. 88-89; Эмар М. Аграрная история: от изучения экономики к исторической антропологии // Там же. С. 130-137.

Ле Гофф Ж. «Анналы» и «Новая историческая наука» // Споры о главном... С. 92. Бюргьер А. Историческая антропология и школа «Анналов» // Антропологическая история: Подходы и проблемы: Материалы российско-французского семинара. М.: РГГУ, 2000. Ч. 2. С. 12.

Бюргьер А. Историческая антропология // История ментальностей. С. 32. Гуревич А. Я. Исторический синтез... С. 282, 288. Ле Гофф Ж. «Анналы» и «Новая историческая наука». С. 91.

Гуревич А. Я. 1) Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972; 2) Проблемы средневековой народной культуры. М.: Искусство, 1981 и многие другие. Duby G. Guerriers et paysans. VII-XII siècle. Premier essor de l'économie européenne. Gallimard, 1973.

Duby G. Le chevalier, la femme et le prêtre: Le marriage dans la France féodale. Hachette, 1981. По словам Э. Ле Руа Ладюри, осталь — крестьянская семья, воплощенная, насколько ^ возможно, в непрерывном существовании дома и в повседневной жизни группы людей, «домашних, совместно проживающих под одной крышей» (Ле Руа Ладюри Э. Монтайю, -si окситанская деревня (1294-1324) / Пер. В. А. Бабинцева и Я. Ю. Старцева. Екатерин-% бург: Изд-во Уральского ун-та, 2001. С. 37). 53 28 Там же. С. 497-498.

Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в средние века: Очерки демографической истории Франции. М.: Наука, 1991.

19

20

22

23

24

26 27

Я 29

_

§ AGIRRE ROKHAS K. A. "Annaly" i marksizm (Desyat' tezisov o metodologicheskikh paradigmakh) //

Spory o glavnom. Diskussii o nastoyashchem i budushchem istoricheskoi nauki vokrug frantsuzskoi shkoly ^ "Annalov". Moscow: Nauka, 1993.

Antropologicheskaya istoriya: Podkhody iproblemy: Materialy rossiisko-frantsuzskogo nauchnogo seminara / h Sost. Y. V. Tkachenko. Moscow: RGGU, 2000.

BARG M. A. "Annaly" i mezhdistsiplinarnye metody istoricheskogo poznaniya // Spory o glavnom. Diskussii o nastoyashchem i budushchem istoricheskoi nauki vokrug frantsuzskoi shkoly "Annalov". Moscow: Nauka, 1993.

BESSMERTNYI Y. L. Puti mezhdistsiplinarnykh podkhodov i opyt "Annalov" // Spory o glavnom. Diskussii

0 nastoyashchem i budushchem istoricheskoi nauki vokrug frantsuzskoi shkoly "Annalov". Moscow: Nauka, 1993.

BESSMERTNYI Y. L. Zhizn' i smert' v srednie veka: Ocherki demograficheskoi istorii Frantsii. Moscow: Nauka, 1991.

BRAUDEL F. Civilisation matérielle, économie et capitalism, XVe-XVIIIe siècle. Paris, 1979. T. 1: Les structures du quotidien: le possible et l'impossible.

BYURGER A. Istoricheskaya antropologiya // Istoriya mental'nostei. Istoricheskaya antropologiya: Zarubezhnye issledovaniya v obzorakh i referatakh. Moscow, 1996.

BYURGER A. Istoricheskaya antropologiya i shkola "Annalov" // Antropologicheskaya istoriya: Podkhody

1 problemy: Materialy rossiisko-frantsuzskogo seminara. Moscow: RGGU, 2000. Ch. 2.

DUBY G. Guerriers et paysans. VII-XII siècle. Premier essor de l'économie européenne. Gallimard, 1973. DUBY G. Le chevalier, la femme et le prêtre: Le marriage dans la France féodale. Hachette, 1981. FEVRE L. Combats pour l'Histoire. Paris, 1953.

FILIPPOV I. S. Perekosy v strukture istoricheskogo poznaniya // Spory o glavnom. Diskussii o nastoyashchem i budushchem istoricheskoi nauki vokrug frantsuzskoi shkoly "Annalov". Moscow: Nauka, 1993. GUREVICH A. Y. Istoricheskii sintez i Shkola "Annalov". Moscow: Indrik, 1993. GUREVICH A. Y. Kategorii srednevekovoi kul'tury. Moscow: Iskusstvo, 1972. GUREVICH A. Y. Problemy srednevekovoi narodnoi kul'tury. Moscow: Iskusstvo, 1981. GUTNOVA E. V. K novomu sintezu: oshibki opasnye i neopasnye // Spory o glavnom. Diskussii

0 nastoyashchem i budushchem istoricheskoi nauki vokrug frantsuzskoi shkoly "Annalov". Moscow: Nauka, 1993.

KONT O. Kurspolozhitel'noifilosofii. St. Petersburg, 1899. T. 1.

KROM M. M. Istoricheskaya antropologiya: Posobie k lektsionnomu kursu. St. Petersburg: Dmitrii Bulanin, 2000.

LE GOFF Z. "Annaly" i "Novaya istoricheskaya nauka" // Spory o glavnom. Diskussii o nastoyashchem

1 budushchem istoricheskoi nauki vokrug frantsuzskoi shkoly "Annalov". Moscow: Nauka, 1993.

LE RUA LADYURI E. Montaiyu, oksitanskaya derevnya (1294-1324). Ekaterinburg: Izd-vo Ural'skogo un-ta, 2001.

MARTIN B., RINGKHEM F. Slovar'semiotiki. Moscow: Librokom, 2009.

OBOLEVICH T. Ot imyaslaviya k estetike: Kompozitsiya smysla Alekseya Loseva: Istoriko-filosofskoe issledovanie. Moscow, 2014.

Ot sostavitelya // Istoriya mental'nostei. Istoricheskaya antropologiya: Zarubezhnye issledovaniya v obzorakh i referatakh. Moscow, 1996.

PASTURO M. Simvolicheskaya istoriya evropeiskogo srednevekov'ya. St. Petersburg: Aleksandriya, 2012. REVEL' Z. Novye aspekty istorii mental'nostei // Spory o glavnom. Diskussii o nastoyashchem i budushchem istoricheskoi nauki vokrug frantsuzskoi shkoly "Annalov". Moscow: Nauka, 1993.

TRUBNIKOVA N. V. Frantsuzskaya istoricheskaya shkola "Annalov". Moscow: Kvadriga, 2016. SHART'E R. Odna chetvert' svobody, tri chetverti determinizma // Spory o glavnom. Diskussii o nastoyashchem i budushchem istoricheskoi nauki vokrug frantsuzskoi shkoly "Annalov". Moscow: Nauka, 1993. YASPERS K. Smysl i naznachenie istorii. 2-e izd. Moscow, 1994.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ

М. Б. Свердлов. Историческое исследование и историческая антропология (к характеристике нового метода изучения истории средневековой России) // Петербургский исторический журнал. 2020. № 2 (26). С. 177-188

Аннотация: В статье анализируются концепции европейской историографии XVIII-XXI вв. В отличие от распространенных в XIX-XXI вв. негативных характеристик предшествовавших теорий как «устаревших», автор статьи отмечает их конструктивный вклад в накопление конкретных наблюдений

а

к &й

d -Q

над историческим прошлым. В таком контексте раскрывается содержание коллективного опыта историков в формировании антропологического метода. Он углубляет понимание исторического процесса как многофакторного при активном участии в нем человека. Этот коллективный опыт должен быть использован при изучении истории средневековой России.

Ключевые слова: романтизм, позитивизм, марксизм, системно-структурный анализ, школа «Анналов», антропологический метод, мышление, поведение.

FOR CITATION

M. B. Sverdlov. Historical research and historical anthropology

(to the characteristic of a new method of studying the history of medieval Russia) //

Petersburg historical journal, no. 2, 2020, pp. 177-188

Abstract: The article contains the shirt study in history of conceptions in European historiography of 18th to 21th centuries. In contradistinction to wide-spread in 19th to 21th centuries negative definitions of previous theories as "obsoletes" the article's author remarks their positive contribution in studies of history. In this context the collective experience in formation of the anthropological method is shown up. It contributes to understanding of the historical process as multi factors one with active participation of human factor. This collective experience have to be used in studies of medieval history of Russia.

Key words: Romanticism, positivism, Marxism, systems and structural analysis, the school of "Annales", anthropological method, mentality, behavior.

Автор: Свердлов, Михаил Борисович — д-р ист. наук, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена.

Author: Sverdlov, Michail Borisovitch — Dr. of Sciences (History), chief researcher, St. Petersburg Institute of History, Professor, Russian State Pedagogical University. E-mail: sverdlovmb@mail.ru

и rt К CP

«

s «

о V

s

CP

о

H о

s «

S «

о p

P ^

\o

P