CC BY
25
УДК 94 (47+57:5-011) + 29-9 С. М. Небренчин
профессор, доктор исторических наук, профессор кафедры военного регионоведения Военного университета Министерства обороны РФ; e-mail: nebrenchin@tpprf.ru
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ РАБОТЫ РУССКОЙ АРМИИ С НАСЕЛЕНИЕМ МУСУЛЬМАНСКОГО ВОСТОКА В XIX-XX СТОЛЕТИЯХ
Глобальные изменения в современной международной обстановке требуют дальнейшего укрепления безопасности и обороноспособности Российской Федерации, в том числе на южных стратегических направлениях. В этой связи особый интерес представляет исторический опыт командиров и штабов Русской армии среди населения мусульманского Востока в XIX-XX столетиях. В статье анализируется исторический опыт специальной работы русского командования и штабов в мусульманских регионах Центральной Азии и Кавказа. Автор исследует вопросы организации политической работы среди мусульман этих регионов. В статье также обобщен опыт подготовки военных востоковедов. Особый интерес вызывает опыт военно-политического изучения мусульманских регионов. В статье рассматриваются формы и методы специальной работы среди мусульман. Как показывает отечественная практика военно-политической работы, игнорирование этой деятельности нередко отрицательно сказывалось на ходе боевых действий, вело к дополнительным потерям и материальным затратам. Вместе с тем история зарождения и становления отечественной службы психологических операций наглядно подтверждает значимость этой деятельности как в военное, так и мирное время, возрастание потребности в ней в современных условиях.
Ключевые слова: мусульманский Восток; русская армия; командиры; штабы; изучение противника; военно-политическая активность; подготовка востоковедов; дезинформация; психологическое воздействие; мусульманское население; военно-народные управления.
Nebrenchin S. M.
Advanced Doctor (History), Professor, Professor Lecturer, Department of Military Regional Geografic, Military University of the Ministry of Defence of the RF; e-mail: nebrenchin@tpprf.ru
THE MUSLIM EAST AND THE RUSSIAN ARMY
Fundamental changes in the modern international political environment require further strengthening of the Russian Federation's national security system and defense capabilities, including those on the Russia's Southern strategic flank. In this connection the historical experience of commanders and staff of the Russian
Army in dealing with the population of Muslim Asian countries in XIX-XX centuries is of particular interest. This article analyzes the historical experience of special activities of Russian military commanders and staff in Islamic Central and South Asia and the Caucasus. The author examines the organization of political activities among the Muslims of these regions. The article also summarizes the experience of training the cadre of military orientalists. Of special interest is the analysis of the experience of military-political studies of some Muslim regions. The article presents the forms and methods of special activities among Muslims. As evidenced by the faulty practice of some military and political functionaries, to ignore these activities often had a negative impact on combat operations and led to failures and unnecessary losses of personnel and materiel. However, the history of emergence and development of the Russian Army's psychological operations service clearly demonstrates the importance of such activities during war and in peacetime, and the increasing demand for it under present conditions. So, the creative use of the Russian experience in the field of military and political activities among the Muslim population is of undeniable importance.
Key words, the Muslim East; Russian Army; commanders and staff; studying the enemy; military and political activities; training of orientalists; disinformation; psychological impact; Muslim population; military / civilian administrations.
Введение
События последних лет убедительно свидетельствуют о том, что в различных уголках земного шара продолжает сохраняться напряженность, обусловленная геополитическими, экономическими, демографическими, экологическими факторами и целым рядом других причин. Высокий уровень военно-политического и информационно-психологического противоборства по «исламской дуге нестабильности» объективно ставит мусульманский Восток в эпицентр мировых противоречий. Значение региона определяют не только обширность территорий, значительные людские ресурсы, огромные природные богатства, но и его стратегическое положение, мощный духовно-исторический потенциал мусульманской общины.
Принципиально изменившаяся международная обстановка, выход на авансцену новых силовых величин требуют дальнейшего укрепления безопасности и обороноспособности Российской Федерации, в том числе на южных стратегических направлениях. В этой связи особый интерес представляет исторический опыт деятельности командиров и штабов русской армии среди населения мусульманского Востока в XIX-XX столетиях.
В XVII в. Россия вместе с другими государствами включилась в борьбу за сферы влияния в Азии. Затянувшийся процесс становления
русской государственности, непосильность борьбы сразу на три фронта - за Балтийское побережье со шведами, юго-западные земли с Польшей, на юге за естественные границы с Крымским ханством и Византийское наследство с Турцией - затрудняли широкомасштабное проникновение России на Восток.
Успех продвижения России на Восток в XVШ-XIX вв. предопределила не столько сила русского оружия, сколько гибкая восточная дипломатия, целенаправленная военно-политическая работа штабов русской армии и генерал-губернаторов среди населения мусульманского Востока. В ходе постоянного соперничества в регионе с европейскими державами, прежде всего с Англией, Францией, Германией, а также мусульманскими государствами - Ираном, Турцией, Египтом, -русская армия ставила целью не только разгром неприятельских армий, но и стабилизацию обстановки на местах, создание благоприятных условий для пребывания войск, формирование лояльного отношения к ним населения. В результате военно-политической работы среди мусульман Россия в течение длительного времени сохраняла контроль над обширной территорией своих среднеазиатских владений и над западными местностями Кавказа.
Организация работы среди мусульман Востока
В русской армии вплоть до Первой мировой войны проведение военно-политической работы среди населения зарубежных стран было возложено на командиров и штабы. Эта деятельность организовывалась Главным управлением Генерального (Главного) штаба (ГУГШ), которое наряду с ведением военной разведки занималось вопросами военно-политического сотрудничества, работой среди населения, военнопленных, информированием войск.
Приоритетное положение Востока во внешней политике российского самодержавия предопределило создание в структурах ГУГШ Азиатской части, которую по штатной должности возглавлял генерал-лейтенант, что само по себе уже говорило о ее значимости в общей штабной иерархии [1, ф. 400, оп. 1, д. 1610, лл. 3, 9, 2333]. Подразделения Азиатской части - отделения - в основном были сориентированы на военно-политическое изучение стран и населения, вероятного противника, аналитико-прогностическую деятельность и выработку практических рекомендаций для войск. Кроме того, II отделение непосредственно занималось проблематикой военных действий
русской армии на Востоке, в том числе вопросами информационно-психологической деятельности войск.
Примерно с 1884 г. одной из наиболее важных функций Азиатской части становится работа среди населения стран мусульманского Востока, в связи с чем в штабных структурах появляются самостоятельные подразделения. О военном присутствии русской армии за рубежом и в пределах имперских владений регулярно писалось в специальном журнале Азиатской части. В 411-м номере за 1877 г., в частности, рассказывалось о взаимоотношениях войск и местного населения на Кавказе [1, ф. 400, оп. 1, д. 483, л. 12]. В решении вопросов военно-политического изучения Азиатская часть координировала свои усилия с канцеляриями Военно-ученого совета и Военного министерства, Азиатским департаментом Министерства иностранных дел, Собственной канцелярией шефа жандармов Министерства внутренних дел России. Через Азиатскую часть ГУ Генерального штаба поддерживались военно-государственные связи с мусульманскими правительствами, региональными правителями, старейшинами, регулировался выезд за рубеж, в том числе паломничество в Саудовскую Аравию, Персию, Турцию. Отбор паломников, их финансирование и последующее использование в интересах государства также рассматривались как важное направление работы Азиатской части.
В Туркестанском и Кавказском военных округах работа среди населения была возложена на штабы и генерал-губернаторства. На занятых русскими войсками территориях генерал-губернаторы ведали военными, гражданскими и духовными делами, хотя вмешательства в религиозную жизнь мусульман практически не допускали. Так, в соответствии с «Временным положением об управлении областями Турции, занятыми по праву войны» от 5 июня 1916 г., царскому наместнику предписывалось не только управление территориями, использование ресурсов края в интересах армии, но и военно-политическое изучение региональных, национальных и бытовых особенностей местного населения, а также принятие мер по обеспечению лояльности со стороны мусульман к русским войскам [1, ф. 2005, оп. 1, д. 17, лл. 3, 4.]. Военный губернатор, будучи высшим административным лицом, во время военной кампании подчинялся главнокомандующему Кавказским фронтом.
Работой с населением в пределах военных округов также занимались помощники генерал-губернатора, переводчики. Не случайно
третий по величине оклад после генерал-губернатора имели офицеры, владеющие иностранными языками. Причем в их функции входила не столько переводческая работа, сколько информационно-коммуникативная деятельность среди различных слоев местного населения. Переводчики активно привлекались к подготовке аналитических материалов. В 1911 г. в соответствии с секретным указом царя ГУГШ, штабы Кавказского и Туркестанского округов получили право привлекать к сбору в сопредельных странах и обработке сведений офицеров, владеющих восточными языками, из войск, а также гражданских лиц [1, ф. 400, оп. 1, д. 3963, л. 2]. На местах военно-политическую работу с мусульманами традиционно вели военно-санитарное и военно-ветеринарное управления штабов округов, помимо своих прямых обязанностей «попечения о народном здравии и санитарном состоянии населения» [там же, л. 6].
В ходе боев функции психологического воздействия на неприятеля, военнопленных и население возлагались на командиров и штабы русских войск. Прообразом современных частей специального назначения, которые уже в те времена наряду с разведовательно-боевыми задачами оказывали психологическое воздействие на неприятеля, были летучие эскадроны. Командир одного из них, полковник М. Д. Скобелев, лично проводил информационно-психологическую работу среди военнопленных и местного населения. На конец столетия, когда в военных округах были сформированы военно-народные управления (ВНУ) штабов, приходится создание структур, занимающихся организацией и ведением информационно-психологической работы в войсках противника, а также с местными жителями. Окружные ВНУ решали проблемы взаимоотношений мусульман с войсками русской армии и администрацией, организовывали строительство школ, религиозных центров, заботились о священнослужителях и старейшинах. При военно-народных управлениях издавались газеты, освещавшие вопросы среднеазиатской жизни и сопредельных стран (Индии, Персии, Афганистана), а также специальная литература, плакаты [там же, л. 251]. Одной из таких газет были «Туркестанские ведомости».
Размах военно-политической работы в мусульманской среде потребовал реорганизации Азиатской части. В 1903 г. в ее составе помимо II отделения, занимавшегося Ближним Востоком и Персией, и подразделений, ведавших Китаем, Японией и Индией, было создано IV отделение по Кавказу и Туркестану [там же, д. 1610, л. 9].
Дальнейшее совершенствование организационных структур психологического воздействия на неприятельские войска происходило в годы Первой мировой войны и после нее вплоть до 1917 г. В 1914 г. по распоряжению царя создается Военно-политическое управление (ВПУ) при Верховном главнокомандующем с канцелярией по гражданскому управлению [1, ф. 2005, оп. 1, д. 170, лл. 2-3]. Перед ВПУ были поставлены следующие задачи: военно-политическое изучение противника; регулирование вопросов гражданского управления на занятых территориях; проведение мероприятий, выходящих за рамки компетенции войскового начальства; работа среди военнопленных; материальное стимулирование населения с целью привлечения его к сотрудничеству в интересах русской армии. Канцелярия Военно-политического управления при Верховном главнокомандующем, которая объединяла гражданские управления в пределах театра военных действий, непосредственно решала все вопросы администрирования на оккупированных землях. В своей работе с населением аппарат канцелярии и управлений особое внимание уделял религиозно-национальному аспекту взаимоотношений русских войск и местных жителей. Департамент духовных дел канцелярии Гражданского управления при штабе Верховного главнокомандующего координировал свои усилия с деятельностью армяно-григорианского, римско-католического синодов и мусульманских центров.
Подготовка востоковедов
Примерно с середины прошлого столетия вопросы психологического воздействия на население, методы работы на мусульманском Востоке начинают изучаться в высшей военной школе, обобщаться и анализироваться на теоретическом уровне. Центром научно-исследовательской и военно-педагогической деятельности, в том числе и по этим проблемам, традиционно считалась Николаевская императорская академия Генерального штаба.
Подготовка военных кадров велась по двум основным направлениям: теоретическому и практическому [1, ф. 544, оп. 1, д. 2255, л. 1]. В рамках факультативов офицеры-востоковеды, в частности практики, могли не только дополнительно изучать иностранные языки, но и углублять свои знания по вопросам военной географии, политической истории, этнографии, психологии, а также учиться готовить аналитические материалы.
На теоретическом факультете академии предметом научных исследований главным образом была боевая деятельность русских войск в ходе войны и военных кампаний. В связи с этим изучались и вопросы организации и ведения военно-политической работы среди населения, психологического воздействия на неприятеля, однако они освещались в общем контексте, в прямой постановке вопроса научных исследований на эти темы не было. В большей или меньшей степени проблемы психологического противоборства на мусульманском Востоке рассмотрены в научных исследованиях «Война с Турцией в 1771 г.» поручика Штубендорфа, «Действия Отдельного Кавказского корпуса со времени прекращения осадных работ в июне месяце 1877 г.» штабс-капитана Стучина [1, ф. 544, оп. 1, д. 1768, лл. 197-200], а также в отдельных работах офицеров Генерального штаба Энегольма, Кауфмана, Снесарева, Паскевича, Алексеева, Бламрамберга, Пивцова и др.
В стенах академии серьезно относились к изучению исследований зарубежных востоковедов. Известно, что на основе трудов французского ученого Г. Цвейга, проведшего глубокий анализ русской политики в Средней Азии, были подготовлены предложения и рекомендации по военно-политическому изучению мусульманских регионов, совершенствованию подготовки офицеров-востоковедов и повышению готовности русской армии к ведению боевой деятельности на мусульманском Востоке [1, ф. 400, оп. 1, д. 697, лл. 2-6]. Через канцелярию Военно-ученого комитета Военного министерства большая библиотека и секретная часть академии регулярно пополнялись историческими обзорами и очерками, донесениями военных агентов, штабов войск, путешественников. Эти материалы касались военно-политической обстановки в Азии, в них давался анализ политических настроений мусульманского населения, психологической борьбы в ходе боевых действий.
Подготовка офицеров-востоковедов, кроме академии, велась на различных курсах и факультетах при гражданских учебных заведениях, в частности, в Восточном институте во Владивостоке, на учебном отделении восточных языков при Министерстве иностранных дел, на курсах восточных языков в Ташкенте. Выпускники назначались переводчиками в Главное управление Генерального штаба, штабы округов, в том числе в военно-народные управления, окружные газеты. При этом штатные должности офицеров-востоковедов были
строго расписаны и занимались только по прямому предназначению, особенно, если это касалось заграничных учреждений, к примеру, консульств Ирана, Турции, Афганистана, где специалисты по странам Востока традиционно были военными агентами [1, ф. 400, оп. 1, д. 3963, лл. 1-7]. Постоянно находясь под опекой Военного министерства, офицеры-востоковеды были объектом особой заботы кадровых органов. Подбор их осуществлялся заблаговременно, на строго индивидуальной основе из числа войсковых офицеров, выпускников гражданских вузов, воспитанников Пажеского корпуса - выходцев из мусульманских регионов Российской империи. Офицеры, наиболее отличившиеся в боях, в процессе практической работы среди мусульманского населения успешно продвигались по службе, регулярно представлялись к высшим государственным наградам. Так, во время кампании по покорению Кокандского ханства (1875-1876) деятельность офицеров-востоковедов рассматривалась в специальном разделе доклада в Санкт-Петербург, данные о потерях среди этой категории военнослужащих отдельным списком представлялись в Генеральный штаб [там же, д. 433, лл. 37, 256].
Важным направлением кадровой политики считалось привлечение к государственной службе в интересах русских войск местных жителей мусульманского происхождения. Работали они переводчиками. За особые заслуги перед Россией получали крупные премии, пожизненные пенсии, награждались медалями, их дети на льготных условиях зачислялись в Пажеский корпус, гражданские учебные заведения. Примером тому может служить награждение в 1893 г. малой серебряной медалью, денежным пособием в размере 100 руб. Абде-ля Берниязова, который длительное время был переводчиком в различных среднеазиатских посольствах России, а впоследствии состоял при сыне эмира бухарского, обучавшегося в Пажеском корпусе [там же, д. 506, л. 1].
Военно-политическое изучение
Утверждению России на мусульманском Востоке во многом способствовала глубоко продуманная работа по военно-политическому изучению стран региона и особенностей быта и нравов местного населения. Именно это направление деятельности Азиатской части ТУ ГШ, штабов Туркестанского и Кавказского округов рассматривалось как приоритетное.
Главными объектами военно-политического изучения были Япония, Китай, Индия, Афганистан, Персия, Османская империя, государства Ближнего Востока, среднеазиатские, поволжские, сибирские и кавказские владения России. Разведка велась не только для получения полной этногеографической характеристики неприятельской страны, но и с целью оценки и анализа отдельных событий и явлений, состояния вооруженных сил и боевого духа вражеской армии. Глубокое знание регионов мусульманского Востока позволяло русской армии с наименьшими потерями, людскими и материальными, достигать военно-политических целей в ходе боевых действий.
Наиболее эффективно разведка велась по каналам агентурной сети, войсковой разведки и военно-народных управлений. Постоянный контакт последних с местными жителями позволял аккумулировать массу самой разнообразной информации от различных слоев населения. Сведения, заслуживающие особого внимания, также добывались путем перехвата вражеской переписки, добычи трофейных документов, допроса военнопленных и анализа слухов.
Однако самая ценная информация, содержащая оценки и прогнозы, исходила от агентов за границей, офицеров-востоковедов штабов военных округов, переводчиков при военачальниках. Глубоко анали-тичными были донесения в Генеральный штаб военного агента в Турции подполковника Алексеева в конце 1870-х - начале 1880-х гг. Его оценки и выводы, касающиеся развития событий в Саудовской Аравии в период восстания против турецкого владычества, сыграли важную роль в корректировке российской военной политики на Ближнем Востоке [1, ф. 444, оп. 1, д. 23, лл. 1-3]. Тщательный анализ историко-политических предпосылок обострения обстановки в Центральной Азии в начале XIX столетия содержится в «Сочинении свиты его императорского величества по квартирмейстерской части» полковника Энегольма, который под различными предлогами регулярно бывал в сопредельных странах [1, ф. 446, оп. 1, д. 11, лл. 1-35]. В целом более половины донесений агентов, штабов округов и войск посвящалось вопросам анализа военно-политической обстановки в регионе, а также оценке политических настроений населения, описанию слабых и сильных сторон противника. Так, в информационном обзоре военного агента из Турции были выделены два раздела: «Дух народа» и «Дух армии» [1, ф. 450, оп. 1, д. 20, лл. 1-36].
В донесениях штабов Туркестанского и Кавказского военных округов особое внимание уделялось оценкам и прогнозам развития военно-политической обстановки. При этом использовались материалы, готовившиеся командирами войск, офицерами-востоковедами, а также результаты разного рода экспедиций, путешествий, геологических поисков, в которых традиционно принимали участие русские офицеры. Военное руководство округов получало необходимую информацию в ходе инспекционных поездок в войска. Так, по итогам инспекции начальника штаба Туркестанского военного округа в 1896 г. войск Сыр-Дарьинской области, посещения Бухарского ханства и некоторых областей Афганистана удалось подготовить детальный отчет, представленный в Генеральный штаб [1, ф. 445, оп. 1, д. 16, лл. 1-65]. В нем была дана характеристика политического настроения населения, отдельных мусульманских правительств и вождей племен, показаны причины этнических и территориальных конфликтов и антирусских выступлений в Туркестанском крае.
Одно из требований Генерального штаба, предъявляемое к информации агентуры из-за границы, от генерал-губернаторов и штабов войск, касалось сбора материалов о роли ислама в странах региона. Задача «проникнуться духом покоренных народов» рассматривалась как главное условие успешной деятельности командиров и штабов русской армии [3]. Наиболее интересные аналитические обзоры на эту тему приходили из штаба Туркестанского военного округа, от русских агентов и полномочных представителей России за границей, в частности статского советника Вайнберга, полковника барона Меллера, подполковника Бламрамберга из Персии, индолога Снесарева. В конце XIX столетия с именами этих людей во многом был связан процесс разработки долгосрочной политики в Центральной Азии. Еще одним примером глубоких изысканий в области ислама, традиций и обычаев мусульманских народов Востока можно считать материалы путешествия через Кашгарию в Северо-Западный Тибет, которые собрал и обобщил М. В. Пивцов [1, ф. 445, оп. 1, д. 19, лл.19-21].
Сотрудники Азиатской части ГУ Генерального штаба глубоко вникали в проблемы исламской религии. В этом отношении показательна «Записка о паломничестве жителей Кавказа в священные места шиитов, находящихся в Турецкой Аравии», которую по заказу Азиатской части в 1884 г. подготовил штаб Кавказского военного округа [1, ф. 400, оп. 1, д. 15552, лл. 5-8]. В документе раскрывается значение
для мусульман святых мест, приведены цифры ежегодного паломничества (13 500 чел.), дана характеристика паломников с Кавказа по этнорегиональному и социальному составу, показаны маршруты движения, предложены конкретные варианты использования в интересах русской армии на Востоке лиц, совершивших хадж (паломничество). В дальнейшем на основе записки и других аналитических материалов в Азиатской части были подготовлены и разосланы в войска специальные циркуляры по ведению религиозных дел на местах, в частности регулированию процессов паломничества, деятельности исламских центров поклонения в пределах российских владений.
Важным направлением разведывательной деятельности в русской армии считалась подготовка политических характеристик на местных правителей, религиозные и национальные авторитеты, вождей племен, военачальников. В донесении от 19 февраля 1896 г. из штаба Туркестанского военного округа в Военно-ученый комитет, наряду с оценкой политических настроений в Афганистане, дается подробная характеристика лидера мусульманского движения страны эмира Абдул Рахмана [1, ф. 445, оп.1, д. 34, лл. 92-152]. В начале XIX столетия русские агенты регулярно посылали в Азиатскую часть ГУ Генерального штаба донесения из Персии. В них они не только давали политические портреты министров персидского двора, биографические данные приближенных шаха, но и характеризовали их с точки зрения политической роли в делах государства. Так, например, в политической характеристике Маама-Амир-Дала, в частности, отмечалось: «Человек умный, правдивый, ищет пользы своего государя, имеет влияние на дела с иностранными державами» [1, ф. 444, оп. 1, д. 3, л. 15]. Такая всесторонняя оценка зарубежных политиков позволяла российской дипломатии иметь правильное представление о тех, с кем предстояло устанавливать контакты, что давало возможность оказывать эффективное влияние на обстановку в регионах.
Азиатская часть ГУ Генерального штаба использовала и такой источник информации, как слухи. Их сбор и анализ позволяли глубже понимать политические настроения людей, предсказывать развитие событий в отдельных странах. В 1875 г. на основании ходивших в Бухаре слухов, своевременно обобщенных статским советником Вайн-бергом, был спрогнозирован союз Якуб-Хана и эмира против России. В рапорте майора Герца о волнениях в Кокандском ханстве значительное место отведено настроениям улемов, проанализированы слухи,
распространяемые ими среди воюющих в ходе коллективных пятничных намазов [1, ф. 400, оп. 1, д. 433, л. 1]. В специфических условиях мусульманского Востока особенно ценилась в штабах русских войск информация, полученная от местных авторитетов, правителей, священнослужителей и старейшин. В кратком отчете о настроении мусульманского населения в Туркестанском крае к октябрю 1914 г. деятельность местных имамов после анализа их проповедей в мечетях оценивалась положительно, поскольку была направлена на поддержание лояльности к русскому порядку [2, ф. 102, ДП.00, оп. 1914, д. 74, ч. 84, л. 17-40].
Со второй половины XIX столетия в качестве источников информации в Азиатской части стали все чаще использовать зарубежную печать, государственную переписку, отдельные научные труды, исследования иностранных дипломатов, ученых и военачальников. Высокая степень достоверности, аналитичность, грамотность такой информации и более легкий доступ к ней позволяли оперативно делать оценки, выводы и прогнозы развития обстановки, вырабатывать практические рекомендации по боевой деятельности войск. Азиатская часть ГУ Генерального штаба координировала свои усилия с МВД, где регулярно составлялись обзоры иностранной прессы, делался анализ сообщений западных информационных служб. Что касается государственной переписки, то эти материалы поступали главным образом по линии военного атташата, загранслужбы которого находились в ведении МИД. Так, например, в донесении российского консула в Иране № 116 от 27 декабря 1863 г. сообщались секретные сведения об указаниях шахского двора относительно борьбы с национально-освободительным движением на Кавказе и Балканах [2, ф. 450, оп. 1, ед. хр. № 67, д. 314, л. 56].
Целенаправленно изучалась европейская практика работы среди мусульман. Английский опыт совмещения в одном лице обязанностей врача и миссионера, строительство бесплатных лечебниц, раздача лекарств, денег и подарков впоследствии использовались в деятельности военно-народных управлений Туркестанского и Кавказского военных округов. Примерно с конца XIX столетия в Азиатской части ГУ Генерального штаба стали систематически анализировать материалы подрывной пропаганды, содержание исламских проповедей, обращенных к населению. В донесении штаба Туркестанского военного округа от 19 февраля 1896 г. целый раздел был посвящен анализу антирусских
слухов и листовок в Бухаре, подрывной деятельности англичан среди племен на Памире [1, ф. 445, оп. 1, д. 34, лл. 145-150].
Приоритет в пропагандистской работе среди жителей Туркестана отдавался разъяснению восточной политики самодержавия, показу положительных сторон военно-культурной экспансии России на Восток для политического и экономического развития ранее отсталых народов. В газете «Туркестанские новости», которая издавалась при штабе Туркестанского военного округа с 1875 г., около половины объема отводилось данной проблематике. Наряду с материалами о жизни мусульман в Российской империи, печатались статьи об успехах «европейской цивилизации» на Востоке, всячески прославлялась роль русской армии в спасении населения от набегов извне, предотвращении междоусобиц, этнических конфликтов [1, ф. 400, оп. 1, д. 433, л. 251].
Особое место в газете занимала пропаганда всесторонней деятельности штаба округа и генерал-губернаторства среди мусульман. В рубрике официального отдела регулярно публиковались списки награжденных подданных края, помещались выступления местных правителей в поддержку русской власти. В период нахождения наших войск в Турции в 1916 г. до жителей населенных пунктов в течение нескольких дней доводились основные положения об управлении областями страны, «занятыми по праву войны». В специальном обращении к народу, кроме того, были опубликованы требования военного генерал-губернатора к местному населению [1, ф. 2005, оп. 1, д. 1, лл. 1-6].
Несмотря на то, что газета выходила главным образом на русском языке, она пользовалась немалым спросом у местной интеллигенции, религиозных и национальных авторитетов, а также среди этнических и религиозных меньшинств, которые традиционно являлись опорой самодержавия на мусульманских окраинах. Евреи, татары, армяне, азербайджанцы и представители других национальностей видели в «Туркестанских новостях» защитницу своих экономических интересов и гражданских прав.
Офицеры военно-народного управления старались на примере широкой хозяйственной деятельности русской администрации -строительстве дорог, школ, культурных центров и больниц - убедить население в благородных намерениях самодержавия на Востоке. Наибольший эффект имели мероприятия, направленные на разрешение
спорных проблем как во взаимоотношениях туземцев между собой, так и с русской армией. Всеобщее одобрение мусульман вызывало лояльное отношение царских наместников к функционированию мечетей, мактабов. Штабы Туркестанского и Кавказского военных округов оказывали материальную помощь муллам, имамам и дервишам, проявляли повышенное внимание ко всему, что касалось паломничества к «мусульманским святыням», о чем информировали местное население.
В ходе военных действий акцент в психологическом влиянии делался на показ силы и мощи армии, непобедимости русского духа, неизбежности поражения неприятеля. Так, например, в годы русско-турецкой войны (1828-1829) в специальном обращении Николая I к народам мира, которое распространялось на Востоке в печатном виде и устно, был раздел, посвященный характеристике войны, оценке противоборствующих сил, показу неизбежности разгрома вражеской армии [1, ф. 447, оп. 1, д. 4, л. 1].
Еще одним направлением психологического воздействия являлось вскрытие причин и разоблачение виновников войны, народных страданий и бедствий. В период военной кампании по покорению Ко-кандского ханства в послании в Кара-Удент к киргизским старейшинам полковник М. Д. Скобелев утверждал: «...сим объявлено, что мне стало известно, что Абдурахман Автобачи - причина всех народных несчастий» [1, ф. 400, оп. 1, д. 433, лл. 22-23].
Кроме того, командиры и штабы русской армии в ходе боевых действий активно прибегали к разжиганию противоречий, разногласий в стане врага, сеяли панику и пораженческие слухи. В частности, успешная дезинформация М. Д. Скобелева о намерениях летучего эскадрона ввела противника в заблуждение и предопределила окончательную победу русских в боях за среднеазиатский г. Уш 10 сентября 1878 г. [1, л. 26].
Не менее сильное психологическое воздействие на мусульманское население оказывали сообщения об успехах русской армии в военных кампаниях и отдельных боевых действиях. Так, весть о том, что царские войска наголову разбили отряды Автобачи и его сподвижников, обошедшая близлежащие кишлаки, способствовала прекращению всякого сопротивления. М. Д. Скобелева встречали как настоящего избавителя, говорилось в рапорте «О действиях летучего
отряда флигель-адъютанта полковника Скобелева» от 15 сентября 1875 г. [1, ф. 400, оп. 1, д. 433, л. 27]. Существенным недостатком явилось отсутствие в пропаганде лозунгов-призывов к конкретным действиям, что, вероятно, можно объяснить недостаточностью пропагандистского опыта.
Понимая невозможность и неэффективность охвата военно-политической работой всех слоев мусульман, штабы войск, генерал-губернаторства вели ее дифференцированно. Особое место отводилось взаимоотношениям с местными правителями, интеллигенцией, служителями культа, торговцами. В 1875 г. взять Андижан русским удалось не столько силой оружия, сколько благодаря умелой работе с национальными религиозными авторитетами, которые, будучи недовольны местным правителем Автобачи, не поддержали его [1, ф. 400, оп 1, д. 433, л. 115].
В работе командиров и штабов Туркестанского и Кавказского военных округов объектами повышенного внимания были национальные меньшинства, секты, сторонники различных религиозных школ, прежде всего джафаритского и ханифитского толка. В Закавказье российское влияние эффективно помогали оказывать армянская община, грузинское население, некоторые другие кавказские народности [1, ф. 2005, оп. 1, д. 17, л. 2]. В Средней Азии традиционными союзниками русских войск и властей выступали евреи Бухары и Самарканда, татарские общины, численность которых резко возросла к началу XX столетия. Работа среди национальных меньшинств в целом была достаточно результативна. Так, в ходе военной кампании 1875 г. штабс-капитан Церицкий, вступив в контакт с лидерами лояльных к самодержавию «татарских и еврейских семейств», обеспечил привлечение на сторону своей части 800 человек, которые активно помогали русским солдатам [1, ф. 400, оп. 1, д. 433, л. 222].
Не меньшее значение в работе штабов придавалось поддержанию добрых отношений с лидерами национально-освободительных движений в сопредельных странах, вождями независимых племен и главарями местных банд. В ходе боевых действий в Турции, Персии, Египте командование русской армии стремилось установить прямые связи с командирами вражеских войск, ханами и шахами, их ближайшим окружением. В период русско-турецкой войны 1877-1878 гг. штаб Отдельного кавказского корпуса при осаде неприятельских крепостей
через лазутчиков, официальных парламентеров и письма искал пути для налаживания контактов с командованием вражеских сил.
Объектом воздействия также считались военнопленные и временно задержанные лица. Они представляли интерес в плане получения оперативной информации, а также могли использоваться как канал дезинформации и политического влияния при засылке лазутчиков в стан врага. Работа среди военнопленных велась в тесном взаимодействии штабов русской армии с представителями на местах Министерства внутренних дел, Департамента полиции.
Дифференцированный подход позволял достигать не только разового эффекта в ходе отдельных боев, но и в целом обеспечивать стабильную обстановку и лояльность населения на занятых территориях. К наиболее эффективным формам психологического воздействия на мусульманское население в XIX столетии относили, прежде всего устную пропаганду и демонстрацию силы оружия. При этом акцент в первой делался на доведение приказов и обращений к населению, беседы, встречи, переговоры и совместные заседания с местными правителями, торговцами и служителями культа. В ходе такого рода контактов удавалось достичь взаимопонимания, договоренностей по спорным проблемам.
Возможность дать образование своим детям в столице Российской империи имели местные правители, а иной раз и сироты, родители которых погибли в боевых действиях против самодержавия. Примером является решение Его Императорского Величества определить в учебные заведения Санкт-Петербурга малолетних горцев - мальчика Нур-Магом-Умар-Алиева и девочки Фатх, которые остались сиротами после разгрома одного из местных отрядов на Кавказе [2, ф. 109, оп. 70, д. 47702, лл. 1-12].
За содействие русским войскам в победах над врагами иностранцы получали российское подданство, возводились в потомственное почетное гражданство. В 1890 г. генерал-губернаторство Туркестанского края, способствуя избавлению от дискриминации персидской секты ба-бидов, пошло на принятие большого числа их сторонников в российское подданство.
Эффективность пропагандистского воздействия на мусульман в значительной мере повышало оказание медицинской и материальной помощи. Преимущественным правом при медицинском обслуживании пользовались те, кто лояльно относился к русским властям,
активно сотрудничал с ними, а также женщины, дети, служители культа, старейшины. Кавказское военно-народное управление вело список лиц, которым медпомощь оказывалась бесплатно. По данным штаба округа, в 1882-1883 гг. 2068 чел. посетили окружной госпиталь только по направлению властей, причем на безвозмездной основе [1, ф. 400, оп. 1, д. 1816, лл. 5-29].
В рамках военно-политической работы среди населения со второй половины XIX столетия активизируются контакты на государственном уровне между двором Его Императорского Величества и местными правителями в пределах российских владений, шахами и эмирами сопредельных стран, прежде всего Афганистана, Персии и Турции.
В 1883 г. силами Азиатской части ГУ Генерального штаба и штаба Туркестанского военного округа был организован приезд в Санкт-Петербург эмира Бухарского. Программа визита предусматривала посещение столицы, встречу с царем, экскурсию по городам России, Закавказья и Средней Азии. В ходе поездки для эмира и его многочисленной свиты организовывали встречи, пышные приемы, посещение достопримечательностей. Общие расходы на делегацию составили 5737 рублей. Только на возмещение расходов по персидской части, связанных с проездом делегации от Бухары до Москвы, штабу ТуркВО было выделено 4000 рублей, по тем временам сумма внушительная [1, д. 1610, л. 9].
Придавая особое значение контактам с восточными правителями, самодержавие не жалело средств на служебную деятельность офицеров-востоковедов, которые прежде всего были призваны обеспечить успех всего комплекса мероприятий по приему гостей. На содержание одного «словесного переводчика» Военное министерство выделило 224 рубля, не считая месячного оклада офицера [1, лл. 233-236]. Кроме того, обращает на себя внимание сумма денег, затраченная в Санкт-Петербурге на подарки, 12 тыс. 380 рублей. Надо отметить, что они были выбраны с учетом восточных вкусов, и это свидетельствует о значимости таких визитов в большой политике России. Эмиру были подарены халат, серебряный чайный сервиз, серебряная ваза, кубок серебряный с позолотой, кубок, украшенный эмалью, 10 кусков парчи, 28 кусков бархата и шелка. Сын уважаемого гостя получил халат, золотые часы, золотой письменный прибор, шкатулку из оникса [1, л.232-235]. Памятных сувениров и подарков искусной поделки удостоилась также вся свита.
На местах военно-политическое сотрудничество с местными правителями во многом строилось на личной инициативе командиров. Небезынтересно, что на Кавказе особой любовью среди населения пользовался поручик Ф. Ф. Тютчев, который в 1894 г. проходил службу в Ереванской пограничной бригаде [1, ф. 409, оп. 1, д. 173974 (послужной список Ф Ф. Тютчева)].
Примерно со второй половины XIX столетия, что связано прежде всего с появлением окружных газет, более активно начинает вестись печатная пропаганда среди мусульманского населения. Листовки были еще в то время редкостью, но небольшие тиражи приказов, обращений и объявлений русских властей издавались и расклеивались на заборах, столбах, распространялись на базарах, караванных путях и заставах. Наибольший эффект достигался при использовании плакатов и лозунгов, красочно оформленных, в понятных символах и образах. Однако такого рода наглядная агитация велась ограниченно, преимущественно в крупных городах - Ташкенте, Верном (Алма-Ате), Тифлисе, Баку.
В целях пропаганды в ходе боевых действий достаточно широко использовались знамена, штандарты, другая армейская и государственная символика, как олицетворение мощи и непобедимости русского оружия. Еще более сильное впечатление они оказывали на население во время парадных шествий царских войск в покоренных городах, строевых смотров и войсковых учений в мирной обстановке. В донесении статского советника Вайнберга за сентябрь 1878 г., в частности, подчеркивалось, что парады, проведенные в крупных городах 1 сентября, с одной стороны, продемонстрировали мощь армии, с другой - обнаружили лояльность населения, которое радостно восприняло веселый праздник с оркестровой музыкой. «Трудно переоценить значение парада, - писал Вайнберг, - для истории владычества русской силы и русской интеллигенции в Средней Азии» [1, ф. 400, оп. 1, д. 433, л. 161]. Аналогичное воздействие на местное население имело проведение русскими войсками торжеств по случаю победы над турецкой, персидской армиями во время военных кампаний на Кавказе и в Средней Азии в начале XIX столетия.
В ходе боевых действий командиры и штабы русских войск для достижения военных целей широко использовали дезинформацию, стараясь устрашить врага потерями, посеять панику. Именно такие задачи решали в ходе военной кампании 1875 г. Средней Азии летучий
эскадрон Скобелева, разведподразделения 4-й Сибирской и 5-й Оренбургской дивизий. В русско-иранской войне 1804 г. в Закавказье во многом благодаря умелой дезинформационной работе царская армия сумела разбить персов при взятии городов Гянджа и Эмидзияна. Одновременное введение противника в заблуждение по дипломатическим и агентурным каналам позволило нейтрализовать на время боевых действий военные усилия Англии в регионе.
В ходе войн командиры и штабы русской армии в дезинфор-мационно-пропагандистских целях активно использовали лазутчиков, отпускали военнопленных во вражеский стан. Эффективным методом влияния на командиров противника признавались письменные ультиматумы, тайные предложения пойти на заключение мира, гарантирование жизни, прав и привилегий при сдаче в плен. В качестве примера можно привести послание командира Отдельного кавказского корпуса турецким падишахам, находящимся в осажденных крепостях во время войны 1877-1878 гг. К подобным приемам влияния на вождей племен штабы русских войск прибегали во время похода на Хиву (1873), Ахал-Текинской экспедиции (1879-1881), Кавказской войны (1817-1864).
В целом отечественная практика военно-политической работы имеет как положительный опыт, так и примеры игнорирования этой деятельности, что нередко отрицательно сказывалось на ходе боевых действий, вело к дополнительным потерям и материальным затратам. Так, пренебрежительное отношение к вопросам пропаганды и агитации среди населения, ставка только на силу затянули Кавказскую войну. Даже под командованием такого видного полководца, как А. П. Ермолов, русские войска по истечении более десяти лет войны с горцами продолжали стоять на границе Чечни.
Недооценка возможностей психологического воздействия на неприятельские силы, отсутствие самостоятельного аппарата в структуре Главного управления Генерального штаба и его Азиатской части, специальных формирований в войсках существенно ослабляли потенциал русской армии, осложняли достижение целей войн и вооруженных конфликтов.
Вместе с тем история зарождения и становления отечественной службы психологических операций наглядно подтверждает значимость этой деятельности как в военное, так и в мирное время, возрастание
потребности в ней в современных условиях. Поэтому творческое использование отечественного опыта военно-политической работы среди населения мусульманского Востока представляет собой неоспоримую ценность.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Материалы Российского государственного военно-исторического архива. - URL: www.rusarchives.ru/federal/rgviaf
2. Материалы Государственного архива Российской Федерации. -URL: statearchive.ru/
3. Россия и Великобритания в Центральной Азии / пер. с англ. А. Рихтер. - Ташкент : Изд-во штаба Туркестанского военного округа, 1908. - б/с.
