CC BY
5УДК 343.1(019)
doi: 10.25724/VAMVD.A165
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ XV—XVII ВЕКОВ, ПОВЛИЯВШИЕ НА РАЗВИТИЕ МЕТОДИКИ УСТАНОВЛЕНИЯ ИСТИНЫ
ПО СОВЕРШЕННЫМ ПРОТИВОПРАВНЫМ ДЕЯНИЯМ Денис Александрович Васильченко
Омская академия МВД России, Омск, Россия, VDA.com@mail.ru
Аннотация. В результате настойчивого стремления христианского духовенства, всецело поддерживаемого руководством государства, к изменению имевшегося повседневного привычного уклада жизни и приведению его в соответствие с христианско-византийскими началами общинно-родовой быт нашего государства рано или поздно должен был быть подвергнут разрушению, а вместе с тем и методика установления истины по совершенным противоправным деяниям должна была претерпеть значительные изменения в соответствии с новыми требованиями. Однако эти изменения, проводимые в том числе насильственными способами, встречали сильное сопротивление, поскольку были чужды укоренившимся народным обычаям. Поэтому развитие методики установления истины по делу в этот период представляется нам довольно болезненным процессом. В то же время большая часть принимаемых нормативных правовых актов, регламентирующих указанную деятельность, исключали отдельные способы установления истины по делу ввиду недоверия к ее результатам и принятому новому религиозному мировоззрению. Отличительной чертой методики установления истины по делу была пытка, служившая средством получения признательных показаний от лица, заподозренного в совершении преступления, в том случае если оно не давало его добровольно, и имевшая вместе с тем неоспоримое судебное доказательство.
Ключевые слова: установление истины по совершенному противоправному деянию, правители, христианское духовенство, Древнерусское государство, пытка, народные обычаи
Для цитирования: Васильченко Д. А. Исторические явления XV—XVII веков, повлиявшие на развитие методики установления истины по совершенным противоправным деяниям // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2023. № 3 (66). С. 123—131. doi: 10.25724/VAMVD.A165
HISTORICAL PHENOMENA OF THE XV—XVII CENTURIES, WHICH INFLUENCED THE DEVELOPMENT OF THE METHODOLOGY OF ESTABLISHING THE TRUTH ON COMMITTED ILLEGAL ACTS
Denis Alexandrovich Vasilchenko
Omsk Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Omsk, Russia, VDA.com@mail.ru
Abstract. As a result of the persistent desire of the Christian clergy, fully supported by the leadership of the state, to change the existing daily habitual way of life and to bring it into line with the Christian-Byzantine principles, the communal and tribal life of unbaptized Russia sooner or later had to be destroyed, and at the same time the method of establishing the truth on the committed illegal acts had to undergo significant changes in accordance with the new requirements. However, these changes, carried out including by violent means, met with strong resistance, since they were alien to entrenched folk customs. Therefore, the very direct development of the methodology for establishing the truth in the case during the period under consideration seems to us to be a rather painful process. At the same time, most of the adopted normative legal acts regulating this activity excluded certain ways of establishing the truth in the case due to distrust of its results and the adopted new religious worldview. A distinctive feature of the method of establishing the truth in the case during the period under review was torture,
© Васильченко Д. А., 2023
which served as a means of obtaining confessions from a person suspected of committing a crime, if he did not give it voluntarily, and at the same time had indisputable judicial evidence.
Keywords: establishing the truth in the case, rulers, Christian clergy, Ancient Russian state, torture, folk customs For citation: Vasilchenko D. A. Historical phenomena of the XV—XVII centuries, which influenced the development of the methodology of establishing the truth on committed illegal acts. Journal of the Volgograd Academy of the Ministry of the Interior of Russia, 123—131, 2023. (In Russ.). doi: 10.25724/VAMVD.A165
Выявление и раскрытие противоправных деяний, а также установление лиц, их совершивших, является древнейшей профессиональной деятельностью человека разумного (лат. Homo sapiens). При получении новых знаний о природе, обществе, личности, по мере научного, социального, политического и религиозного развития, сложившиеся на определенный исторический период способы установления истины по указанным деяниям уходили в прошлое, постепенно заменяясь новыми, более гуманными, более нормативно-урегулированными и менее зависимыми от субъективного мнения лица, устанавливающего истину по делу. Вместе с тем анализ исторических явлений, повлиявших на развитие методики установления истины по совершенным противоправным деяниям, имеет довольно большое значение и позволяет не только получать новые знания о происходивших исторических событиях на территории нашего государства, но и сформировать объективное восприятие современных методик их раскрытия.
Согласно проведенному нами исследованию, начало XV в. стало одним из главных этапов развития системы установления истины по делу и открыло новую страницу в истории становления методики раскрытия преступлений. Этому способствовали следующие основные явления.
1. Установление истины по совершенным противоправным деяниям получает статус государственной (административной) деятельности. Так, по обычаю варягов, наши князья с древних времен раздавали отдельные территории в управление своим наместникам, волостелям, тиунам (далее — правители). Их назначение в большинстве случаев преследовало лишь военные цели. При военном конфликте (войне) правители были обязаны осуществлять набор людей в войско, вооружать их и ставить «под стяг» князя. В непосредственное управление своей территорией князья практически не вмешивались. Поэтому и главное внимание правителей было обращено на получение прибыли и собственного дохода, оттого и служба их носила название «кормление»1. Такая система
1 Отметим, что, согласно проведенному нами исследованию, в первой половине XV в. в кормление отдава-
создавала широкие возможности для совершения правителями проступков, связанных с незаконными, преступными действиями, что вызывало крайнее недовольство местного населения. Примеры угнетений жителей Древнерусского государства правителями мы находим уже в древних текстах летописи Нестора: «...Людемъ не доходити княже правды, начаша ^уни грабити, людш прода-вати...» [1, с. 93]. В связи с этим требовалось незамедлительно ограничить власть правителей и оградить народ от произвола. Для этого князья и стали издавать уставные грамоты, которые, составляя вид жалованных грамот вообще2, заключали в себе правила (в виде наставления или инструкции), которыми должны были руководствоваться правители в установлении истины по совершенным противоправным деяниям и в управлении данной им территорией. В нормативных правовых актах довольно подробно обозначались доходы, которые должны были получать правители за эту деятельность, и устанавливались надзирающие лица — «староста», «цЪловальникъ» и «лучшие люди», без которых запрещалось «чинить судъ и расправу».
О том, что данные грамоты издавались в целях ограничения произвола правителей, становится ясно при изучении содержания древнейшей из дошедших до нас уставных грамот — уставной
лись более 100 городов, около 30 из которых делились на половины или другие доли в качестве самостоятельного кормления (в том числе Москва, Новгород, Псков, Великие Луки, Вологда, Нижний Новгород, Руса (с начала XVI в. Старая Руса и др.), более 20 городов управлялись обычно представителями высшей знати, преимущественно членами Боярской думы (Владимир, Москва, Новгород, Псков, Смоленск, Вязьма, Кострома и др.). Административно-судебная подведомственность сельских местностей правителям была различной в зависимости от их удаленности от города, происхождения и статуса жалуемых кормлению лиц и других факторов. Подавляющее большинство территорий представляли собой отдельные кормления, причем крупные делились на половины, а небольшие соединялись в одно кормление.
2 Так, уставные грамоты начинаются словами: «...Се язь Князь Великш... <...> ...пожаловалъ есмъ бояръ...». Более подробно см.: Российское законодательство Х—ХХ веков. В 9 т. Т. 2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства / под общ. ред. О. И. Чистякова; отв. ред. тома А. Д. Горский. Москва, 1985. С. 179—205.
Двинской грамоты, подписанной Московским и Владимирским великим князям Василием Дмитриевичем в 1397 г. Можно заметить, что ст. 8 определила, какую сумму должен был получать правитель за деятельность по установлению истины по делу: «...А езды и позовы от Орлеца до Матигор две белки езду; до Колмогор две белки... <...> ...до Нонаксы двадцать бел...», а ст. 5 установила категорию дел, с которых он не должен был получать ничего: «...А от того наместником... <...> .не взяти ничего...»1. Статья 11 закрепила случаи, при которых правители вообще не приминали никакого участия в разбирательстве: «...А случится смерть, в том наместници не судят...». Статья 13 давала местному населению право обращаться к великому князю в Москву с жалобой на действия правителей: «А над кем учинят продажу силно, а ударят ми на них челом, и мне, князю великому, велети наместнику стати перед собою на срок...» и т. д. [2, с. 180—186].
С появлением при Иване III поместной системы, начало которой обнаруживается, согласно нашему исследованию, гораздо раньше2, правители теряют военный характер своей деятельности: территории начинают вручаться лицам, неспособным к военной службе, в виде так называемой пенсии, для отдыха, для кормления. Этот исключительно частный характер деятельности правителей имел пагубные последствия для всего Древнерусского государства: «Правители были не что иное, какъ грабители областей; злоупотреблешямъ и произволу не было границъ; жители толпами бежали изъ селъ, оставляя за собою пустыни» [3, с. 242—243]. От произвола правителей в указанное время наиболее всего страдали жители Пскова, от которых «не разъ доходили жалобы къ Князьямъ на намест-никовъ» (Псковская первая летопись [4, с. 227]).
1 Обозначим, что Двинская уставная грамота в ст. 5 впервые в истории русского права законодательно закрепила применение смертной казни в качестве меры наказания, предписываемой непосредственно приговором суда. Статья 5 данной грамоты также впервые устанавливает повышенную уголовную ответственность за повторное и многоэпизодное преступления.
2 К примеру, в договорах русских князей между собой упоминается о тех слугах, «которые потягли къ дворь-скому». Так назывались слуги, которые жили на княжеской земле, пользовались ею, и за это должны были служить князю, но не могли переходить на службу к другому князю, «подъ страхомъ лишешя земли». В отличие от слуг вольных: «...Слугамъ, кто будетъ не подъ дворь-скимъ, вольнымъ воля...». Более подробно см.: Соловьев С. М. Истсря отношенм между русскими князьями
Рюрикова дома. Москва, 1847. С. 321.
В целях дальнейшего противодействия произволу правителей князья начали издавать так называемые жалованные грамоты, предоставляющие отдельным населенным пунктам, монастырям и частным лицам право освобождаться в полном и частичном объеме от общей подсудности [5]. К мерам противодействия, по нашему мнению, может быть отнесено и издание Судебника 1497 г., в котором были прописаны отдельные правила установления истины по делу. Например, Судебник предусмотрел два вида методики установления истины: состязательную и инквизиционную. При состязательном установлении истины дело начинало рассматриваться по жалобе («челобитной») истца; при инквизиционной инициатором установления истины выступало государство (в лице его чиновников) для раскрытия особо важных совершенных противоправных деяний, и оно не могло быть прекращено по соглашению сторон. В качестве одного из доказательств по данному виду методики была предусмотрена пытка [6, с. 127—128]. Судебник закреплял два случая применения пытки. Первый случай — когда лицо, задержанное за совершение преступления, не предоставляло информации об обстоятельствах противоправного деяния (время, место, способ, соучастники, пособники и др.): «А на кого тать возмолвит, ино того опытати: будет прирочный человек з доводом, ино его пытати в татбе...» (Судебник 1497 г. Ст. 14 «О татиных речах» [2, с. 56]). Второй — когда имелась информация о том, что лицо, совершившее преступление и содержащееся под арестом, обладает значимой информацией об иных подготавливающихся, совершающихся или совершившихся противоправных деяниях. При этом указывалось, что если кто-либо из недельщиков3 при непосредственном осуществлении меры пресечения — содержания под стражей подозреваемого лица — получит указание на его пытку, то недельщику надлежало пытать
3 Отметим, что, согласно нашему исследованию, недельщиком называли должностное лицо, в обязанности которого входили вызов в суд сторон, арест и пытка обвиняемых и передача в суд дел о воровстве, организация судебного поединка и исполнение решения суда. По определению С. Герберштейна, «недЪльщик у нихъ общественная должность; недЪльщики призываютъ въ судъ людей, схватываютъ злодЪевъ и держатъ ихъ въ темницЪ; они принадлежатъ къ числу благородныхъ. Наименований свое недЪльщики получили потому, что они сменялись по недЪлямъ». Более подробно см.: Герберштейн С. Записки о Московм = ^ешт Moscovitica-гит сотте^агП) / съ латинскаго базельскаго издаыя 1556 г. перевелъ И. Анонимовъ, преподаватель исторш въ VII С.-Петербургской гимназм. Санкт-Петербург, 1866. С. 83—85.
преступника без всякого предвзятого отношения к нему. В том случае если при совершении пыток лицо предоставит значимую информацию, то недельщик был обязан незамедлительно передать эти сведения великому князю или судье, который и заключил под стражу указанного пытуе-мого. Недельщику категорически запрещалось превышать свои служебные полномочия в отношении пытуемого (указывать, какие сведения и в отношении кого необходимо предоставлять; заставлять сообщать факты, неизвестные пытуемому; принуждать пытуемого к даче заведомо ложных сведений и др.): «А которому дадут татя, а велят его пытати, и ему пытать татя безхитростно, а на кого тать что взговорит, и ему то сказати великому князю или судии, который ему татя дасть, а клепати ему татю не велети никого. А пошлют которого неделщика по татей, и ему татей имати безхитростно, а не норо-вити ему никому. А изымав ему татя, не отпустити, ни посула не взяти; а опришних ему людей не имати» (Судебник 1497 г. Ст. 34 [2, с. 58]).
Кроме того, ст. 3 Судебника строго регламентировала судебные пошлины, которые стали взыскиваться только со стороны, проигравшей дело. Теперь, согласно данной статье, размер пошлины зависел от суммы иска и лица, ее получающего. За основу бралась цена иска в один рубль. Боярин при этом получал два алтына (12 денег), а дьяк — восемь денег. С увеличением или уменьшением суммы иска пропорционально изменялся и размер пошлины: «А имати боярину и диаку в суде от руб-леваго дела на виноватом, кто будет виноват, ищеа или ответчик, и боярину на виноватом два алтына, а диаку осмь денег. А будеть дело выше рубля или ниже, и боярину имати по тому росчету» (Судебник 1497 г. Ст. 3 [2, с. 55]). Для этого же Иваном III были «заведены окладныя книги, въ коихъ съ точнослю обозначались доходы правителей съ областей» [7, с. 50—51].
В свою очередь в Пскове для защиты местных жителей от произвола правителей «велЪно было избрать 12 старостъ, которые должны были въ судЪ сидЪти и съ Наместики и съ ^уны правды стеречи» [8, с. 18 (примеч. 77)]. А впоследствии «выбраши изъ улицы лучшихъ людей 48 человЪкъ, и къ цЪло-вашю привести, и оттолЪ по Государеву слову В. К. 1анна Васильевича... <...> ...должны были производить судЪ и расправу вмЪстЪ съ Гунами [8, с. 85 (примеч. 362)].
Однако, несмотря на принимаемые меры, произвол правителей достиг своего наивысшего развития при царствовании Ивана IV Васильевича. По мнению К. Д. Кавелина, правители не были
преданы Ивану IV Васильевичу, «служили неохотно, роптали и изменяли или уезжали, когда могли. Остальные думали только о себЪ и не радели о государств^. Области находились въ бЪдствен-номъ положенш: цЪлыя села пустЪли отъ грабительства и ихъ слугъ» [7, с. 51].
В виде решительной меры для обуздания произвола Иваном IV Васильевичем был издан Судебник 1550 г.1, в ст. 62 которого было определено, что запрещалось осуществлять установление истины по делу без лиц простых («худородных»), но грамотных, знающих порядок управления и выбранных народом: «...А без дворского и без старосты и без целовалников наместником и их Тиуном не судити...». Вскоре после этого Иваном IV Васильевичем в Важской уставной грамоте 1552 г. было указано, что установлением истины по делу начинают заниматься исключительно лица, выбранные местным населением, и на безвозмездной основе (далее — выборные лица). Поиск и привлечение к ответственности преступников выборные лица были обязаны осуществлять в максимально короткие сроки: «...ПовелЪно было жителямъ городовъ, становъ и волостей выбрать изъ своей среды старостъ излюбленныхъ и другихъ лицъ, которое бы чинили судъ и расправу въ правду и безволокитно, пошлинъ съ дЪлъ судныхъ не брали бы ни каких...» [9].
Таким образом, с появлением института выборных лиц Иваном IV Васильевичем была предпринята, по нашему мнению, небезуспешная попытка восстановления действовавшего ранее на территории нашего государства древнего общинного начала, в котором установление истины по совершенному противоправному деянию на всех ее этапах шло при непосредственном участии всей общины, с помощью многочисленных помощников и в общем интересе. Существенная разница заключалась лишь в том, что ранее вся данная деятельность имела полностью народный (общественный) характер, теперь же установление истины по совершенному противоправному деянию получало статус государственной деятельности.
2. Не рассматривая дальнейшее ограничение полномочий правителей, продолжавшееся до конца
1 Отметим, что существует точка зрения П. М. Строева и К. Ф. Калайдовича, согласно которой между Судебниками 1497 и 1550 гг. был еще Судебник Василия III, не дошедший до наших дней. Более подробно см.: Законы Великаго князя !оанна Василювича и Судебникъ Царя Великаго князя !оанна Василювича съ дополнительными Указами, изданные К. Калайдовичемъ и П. Строевыми Москва, 1819. С. XVI—XVII.
царствования Петра I, обозначим, что на развитие методики установления истины по делу в указанный период значительное влияние оказало изменение морально-нравственного состояния населения.
По мнению С. Пахмана, в результате притеснений, заставляющих жителей уходить с мест своего постоянного проживания, а также отчасти по причине возможности свободного перехода крестьян с места на место, мораль и нравственность населения претерпели существенные изменения, причем не в лучшую сторону: значительно возросло количество грабежей, разбоев, поджогов и ряда других противоправных деяний [10, с. 143]. Подтверждение данной сложившейся обстановки мы находим и в Псковских летописях, где указывалось, что «...поклепцы, посылаемые изъ Москвы для поимки разбойниковъ, сами грабили, отпуская вЪдомыхъ преступниковъ, а невинныхъ притягивая къ суду...» [11, с. 188—189].
Непростая ситуация, с одной стороны, вызвала «издаше губныхъ грамотъ и учреждеше губныхъ старостъ и цЪловальниковъ, избиравшихся самимъ народомъ для поимки и суждеыя воровъ, разбойниковъ» [12, с. 368], а с другой — «обширное примкнете пытки» [13, с. 80].
Отметим, что отличительной чертой методики установления истины по делу в период с начала XV до XVII в. была пытка, служившая средством получения признательных показаний от лица, заподозренного в совершении преступления, в том случае, если оно не давало его добровольно, и имевшая вместе с тем неоспоримое судебное доказательство. К сожалению, в наших древних нормативных правовых актах мы не нашли четко определенных правил, как производилась пытка в рассматриваемый период. Однако из дошедших до нас исторических описаний способов производства пытки и по отдельным воспоминаниям современников Ивана IV Васильевича можно установить, что признательные показания добывались следующим образом: «...Вбивали под ногти длинные иглы, обливали холодной водой, мучили железными клещами, сковородами, разрЪзывали людей по соста-вамъ, перетирали тонкими веревками на-двое, сдирали кожу, выкраивали ремни изъ спины...» [14, с. 165]. Из записок немецкого путешественника А. Олеария видно, что пытка в нашем государстве состояла в том, что «...на заблаговременно бритую голову обвиняемого капали холодную воду, или завернув руки пытуемым заспину, поднимали их вверх, а к ногам привязывали колодки, на которые становился палач и растягивал суставы. <...> Иногда чтобы увеличить мучения, обвиняемых
секли и били кнутом, а раны прижигали раскаленным железом...» [15, S. 272].
Вместе с тем при установлении истины по гражданским делам пытка категорически отвергалась, а довольно широко использовались присяга и поединок. Однако применение той или иной методики установления истины зависело не от различия рассматриваемых дел, а от народной молвы, относившейся к подсудимому, которая, как результат особенного метода установления истины, ведущего свое начало с древнейших времен — повального обыска, была важнейшим условием для определения тяжести преступления. Например, если в соответствии с народной молвой подсудимый оказывался «лихимъ человЪкомъ», то противоправное деяние подвергалось рассмотрению по уголовному делу. Если же он, согласно все той же народной молве, являлся «добрымъ», то имело место гражданское дело. Иными словами, в первом случае применялась пытка, во втором случае имели силу присяга и поединок.
Основания применения той или иной методики установления истины по делу довольно четко были регламентированы в ст. 52 Судебника 1550 г.: «А приведут кого с поличным впервые, ино его судити да послати про него обыскати. И назовут его в обыску лихим человеком, ино его пытати. <...> А скажут в обыску, что он добрый человек, ино дело врьшити по суду» [2, с. 106—107]. Кроме того, довольно ясно было указано, что при доброй молве о лице, совершившем преступление, пытка не применялась, а в соответствии со ст. 25 Судебника 1550 г. присуждалась присяга: «...Обвинити... <...> .кто в чем скажется виноват, то на нем и взятии... <...> .а в достали суд и правда, крестное целование» [2, с. 101].
Отметим, что значение пытки как методики установления истины по делу видно также из Уставной книги Разбойного приказа, в которой указывалось, что «...на которыхъ людей въ обыску скажутъ, что они лих1е люди, тати или розбойники. <...> .и тЪхъ лихованныхъ людей, по обыскомъ, в разбояхъ и въ татбахъ, пытати...» [16, с. 16]. Согласно все той же Уставной книге Разбойного приказа пытка могла быть применима и к лицу, которое уже призналось в совершенном противоправном деянии. В данном случае цель пытки состояла в раскрытии ранее совершенных преступлений, в которых, по мнению лиц, осуществлявших установление истины по делу, мог принимать участие пытаемый1:
1 Отметим, что, согласно Указу Ея императорскаго величества самодержицы всероссийской «О порядке
«А котораго человека приведутъ съ поличнымъ, или по язычной молк", или по лихованнымъ обы-скамъ, въ разбо" или въ татб", и онъ на себя въ роспрость, а не пытань скажеть, и того человека пытать въ иныхъ розбояхъ и татбахъ» [16, с. 17].
Можно заключить, что методика установления истины по уголовным и гражданским делам зависела непосредственно не от самого совершенного противоправного деяния, а от результатов проведения повального обыска. Так, одни и те же совершенные противоправные деяния получали характер то гражданских, то уголовных дел1. Поэтому, с одной стороны, методика установления истины по гражданскому делу применялась, в сущности, по уголовному делу: при воровстве, грабеже, разбое и др. использовались присяга или поединок. С другой стороны, методика установления истины по уголовному делу использовалась, по своему существу, по гражданскому делу: при исках по договору поклажи (отдачи на сохранение), в исках о личных обидах и т. д. использовалась пытка. По нашему мнению, ясно прослеживается, что в указанный период применение методики установления истины по делу не основывалось на различии предметов и методов правового регулирования и не имело ни научного, ни теоретического обоснования. В свою очередь использование данной методики опиралось лишь на административные меры, которые руководство нашего государства принимало в целях защиты жизни, здоровья, собственности, обеспечения безопасности общества и государства от преступных посягательств. Без сомнения, для этих целей и была введена новая методика установления истины по делу, под которую подводились все без ограничения нарушения прав, где лицо, совершившее противоправное деяние, по повальному обыску признавалось человеком подозрительным или опасным — словом, «лихимъ человЪкомъ».
3. Ослабление общинно-родового быта имело сильнейшее влияние на изменения методики установления истины по совершенным противоправ-
производства уголовных дел по воровству, разбою и при-станодержательству» от 10 февраля 1763 г., «...в"лено было признававшагося освобождать отъ пытки...». Более подробно см.: Законодательство Екатерины II. В 2 т. Т. 2 / В. М. Клеандров, Г. А. Кутьина, Т. Е. Новицкая, С. Л. Ноя-тов [и др.]. Москва, 2001. С. 884—888.
1 В связи с чем точка зрения М. М. Михайлова о том, что «д"ла уголовныя, въ начал" перюда, не различеп-ныя еще строго отъ д"л гражданскихъ, къ этому времени совершенно отделяются», по нашему мнению, кажется нам совершенно неверной. Более подробно см.: Михайлов М. М. Истор1я образоваыя и развит1я системы рус-скаго гражданского судопроизводства до Уложешя 1649 года. Санкт-Петербург, 1848. С. 52.
ным деяниям, поскольку с разрушением основ быта, заложенного наши предками еще в древности, вместо полного взаимного доверия между лицами, проживавшими на одной территории, появились в отношениях ложь, враждебность, недоверие, лицемерие и эгоизм. Кроме того, сделки, в которых государство не участвовало в качестве третьего лица, гарантирующего выполнение каких-либо обязательств, в подавляющем большинстве случаев заканчивались обманом и злоупотреблением2. В связи со сложившейся ситуацией в стране Иван III предпринимает первую в истории Российского государства попытку взять под контроль и надзор совершение всех действий граждан, направленных на установление, изменение или прекращение прав и обязанностей в нашей стране, и облечь их в письменную форму. Таким образом, возникает государственная система укрепления гражданских прав и обязанностей письменными официальными документами. Указанные документы, изначально составлявшиеся исключительно для фиксации какого-либо процесса, т. е. для «памяти»3, впоследствии получили процессуальное значение и стали составляться для документирования как своих действий, так и действий иных лиц. Затем как закономерный результат приняли значение нового вида доказательств в методике установления истины по совершенным противоправным деяниям, которые достаточно быстро получают большую юридическую силу, чем иные доказательства. Полагаем, что на появление и распространение данного доказательства в методике установления истины по совершенным противоправным деяниям имело сильнейшее влияние христианское духовенство, которому мы обязаны возникновением в нашем
2 Так, Святой Преподобный Серапюн в одной из своих проповедях следующим образом изложил складывавшиеся взаимоотношения между лицами, проживавшими в нашем государстве, в указанный период: «Господь еще ожидаетъ нашего покаяшя, ожидаетъ нашего обращешя. Ежели не будемъ бол"е производить безсов"стныхъ и немилосердых судовъ, ежели отста-немъ отъ кровожаднаго лихоимства и всякаго грабительства, воровства, разбоя и сквернаго прелюбо-д"йствия... <...> ...отстанемъ отъ сквернослов1я, лжи, клеветы, клятвы, напрасныхъ обвиненш и другихъ д"лъ сатанинских, — ежели, говорю, отъ сего отстанемъ; то в"рно должны знать, что мы сподобимся благъ не только въ семъ в"к", но и въ будущемъ...». Более подробно см.: Гумилевский Д. Г. (Филарет Черниговский). Изыскаше о русскомъ проповедник" XIII в"ка, Вла-дим1рскомъ епископ" Серапюн", и слова его. Москва, 1843. С. 10.
3 Отметим, что, согласно результатам нашего исследования, первоначально все акты, составлявшиеся в нашем государстве, носили название «памятей».
1
государстве письменности . Под его покровительством образовалась и письменная форма наших актов, по образцу используемых в Византийской империи [17, с. 32—77]. Более того, христианское духовенство стремилось к усовершенствованию методики установления истины по делу. В первую очередь это прослеживается из мер, которые оно предпринимало для искоренения судебных поединков в нашем государстве, однако, ввиду глубочайшего сплетения с народными обычаями, данная методика установления истины по делу существовала еще довольно продолжительное время. К подобным мерам, по нашему мнению, можно отнести и вытеснение из методики установления истины по делу старославянской присяги и полную, безоговорочную поддержку христианской присяги и т. д.
Говоря об ослаблении общинно-родового быта, которое, по нашему мнению, началось со времени призвания варяжских князей к власти на Руси, необходимо отметить, что разрушение данного быта шло неравномерно по всей территории нашего государства. Так, в отличие от Киева и его окрестностей, общинно-родовой быт еще долго господствовал в северной части России, а именно в Новгородской республике. Полагаем, что причиной является то, что варяжские дружины, принесшие столь значительные изменения в жизнь населения нашего государства, довольно быстро оставили Новгород и в 882 г. отправились в южном направлении для завоевания Киева: «Призванные князья не долго оставались въ Новгороде; преемникъ Рюрика уходит на Югъ и основывается въ К1еве; последующе князья стремятся далее къ заветной цели своей — Византш; области нынешней России остаются для них по прежнему только путемъ къ этой цели...» [18, с. 19]. В связи с этим в Новгородской республике общинно-родовой быт наших предков не только остался практически без существенных изменений, но и, по мнению К. Д. Кавелина, продолжал развиваться и усиливаться «в следств1е различныхъ
1 Обозначим, что, определяя роль духовенства в развитии письменных нормативных правовых актов в Древней Руси, Н. Л. Дювернуа писал: «Кто могъ лучше другихъ сохранить всю законодательную традицю древнейшей Росаи, кто былъ свободенъ отъ исключительно — мЪст-наго взгляда на судъ и законъ, кто могъ отвечать на весь кругъ вопросовъ юридическихъ, включая сюда и свободу и рабство, дела торговыя, наследоваые во всехъ клас-сахъ, опеку? Мы думаемъ, всего скорее лица духовныя, которыя знали не одинъ кругъ интересовъ, которымъ ихъ греческое образоваше давало возможность стать на точку зреыя организованнаго и исторически разви-вающагося юридическаго быта, которыя могли быть въ настоящемъ смысле юристами» (Дювернуа Н. Л. Источники права и судъ въ древней Россш. Опыты по истори русскаго гражданскаго права. Москва, 1869. С. 153).
другихъ причинъ, к которымъ можно отнести: торговыя сношешя съ иностранцами, поддерживавш1я духъ свободы и независимости; споры о Великокня-жескомъ достоинстве и безпрерывныя смены Князей какъ въ К1еве, так и въ в Новгороде, не позволявш1я власти княжеской утвердиться въ Новгороде и усилиться; нашеств1е Монголовъ, ослабившее власть Князей и т. п.» [7, с. 24—25].
В связи с этим особый интерес для нас представляет Новгородская Судная грамота от 11 августа 1471 г. (далее — Новгородская Судная грамота), в которой изложена отдельная методика установления истины по делу, применявшаяся в Новгородской республике. Так, согласно проведенному анализу Новгородской Судной грамоты, методика установления истины по делу включала в себя: послушество (показания свидетелей), управы (письменные документы) и поле (судебный поединок). Одной из основных особенностей Новгородской методики установления истины по делу является то, что в ней отсутствует присяга, именно в значении методики, т. е. та, к которой прибегали при недостаточности или отсутствии доказательств виновности (либо невиновности) лиц, совершивших противоправное деяние. Вместе с тем в Новгородской республике довольно часто использовалась так называемая обещательная присяга, которую, в соответствии со ст. 14 Новгородской Судной грамоты, перед началом судебного процесса давали судьи, обвиняемые и обвинители. Присяга приносилась путем целования православного креста на Новгородской Судной грамоте. Поэтому это было не обычное крестоцелование, а присяга (обязательство) выполнять требования Новгородской Судной грамоты. Если же одна из сторон отказывалась совершить указанную процедуру, то она автоматически признавалась проигравшей: «...Ино крестъ поцеловавъ одинова да искать: а кому будетъ отвечивать, а креста не целовавъ на сей грамоте, ино ему крестъ поцеловавъ да отвечать, а не по-целуетъ креста, темъ его и обвинить» [19, с. 69].
Таким образом, проанализировав исторические явления XV—XVIII вв., повлиявшие на развитие методики установления истины по совершенным противоправным деяниям, можно сделать следующие выводы.
1. Начало XV в. — этап зарождения системы установления истины по совершенным противоправным деяниям и новая страница в истории современной методики раскрытия преступлений. Развитию данной методики способствовали три явления: 1) произошло разрушение общинно-родового быта на территории нашего государства; 2) духовно-нравственное состояние предков претерпело существенные негативные изменения; 3) установление
истины по совершенным противоправным деяниям получает статус государственной (административной) деятельности.
2. В XV—XVII вв. государство стало активно осуществлять системную деятельность, направленную на противодействие преступности на своей территории.
3. Методика установления истины по совершенным противоправным деяниям в рассматриваемый период начинает приобретать обрядовость, назначение которой заключалось в том, чтобы дове-
1. Полное собраые русскихъ л"тописей, изданное по высочайшему повелЪнш Археографическою коммисаею. В 43 т. Т. 1. I. II. Лавренпевская и Троицкая л"тописи. Санкт-Петербург, 1846. XX, 267 с.
2. Российское законодательство Х—ХХ веков. В 9 т. Т. 2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства / под общ. ред. О. И. Чистякова; отв. ред. тома А. Д. Горский. Москва: Юрид. лит., 1985. 519 с.
3. Акты историчеше, собранные изданные Археографическою коммисаею. В 5 т. Т. 1. 1334—1598. Санкт-Петербург: В Тип. Экспедиции заготовления гос. бумаг, 1841. VIII, 551 с.
4. Полное собраые Русскихъ л"тописей, изданное по высочайшему повелЪнш Археографическою комисаею. В 10 т. Т. 4. IV. V. Новгородсш и Псковсш л"тописи. Санкт-Петербург, 1848. VIII, 360 с.
5. Лукомский В. К. Жалованные грамоты XVII и XVIII // Старые годы: периодический журнал. 1913. Июль — Сент. С. 55—63.
6. Кутафин О. Е., Лебедев В. М., Семигин Г. Ю. Судебная власть в России: история, документы. В 6 т. Т. 1. Москва: Мысль, 2003. 701 с.
7. Кавелин К. Д. Взглядъ на юридическш бытъ древней Россш // Русская исторiя. Разсуждеыя, критичесмя статьи и зам"тки. Съ портретомъ автора, бюграфическим очеркомъ и прим"ча-ыями проф. Д. А. Корсакова: монографш по русской исторш. В 4 т. Т. 1. Санкт-Петербург, 1897. С. 50—51.
8. Карамзинъ Н. М. Исторiя государства Россшскаго. В 12 т. Т. VII. Изд. 2-е, испр. Санкт-Петербург: В тип. Н. Греча: иждивением братьев Слениных, 1819. 235, 109 с.
9. Уставная важская грамота 1555 г. // Влади-мiрскiй-Будановъ М. Ф. Христомаля по исторш русскаго права. Выпускъ второй. Юев, 1887. С. 189—212.
10. Пахман С. О судебныхъ доказатель-ствахъ по древнему русскому праву, преимуще-
рие наших предков к результатам установления истины по делу превращалось в устойчивую веру: во-первых, в компетентность и справедливость субъектов, ведущих установление истины; во-вторых, в то, что конечный результат, к которому пришли в ходе установления истины, и есть абсолютная истина по делу.
4. Зарождение и становление методики установления истины по совершенным противоправным деяниям проходило на фоне развития публичного права на территории нашего государства.
1. The Complete Collection of Russian Chronicles, published by the supreme command of the Archeographic Commission. In 43 vols. Vol. 1. I. II. The Laurentian and Trinity Chronicles. St. Petersburg; 1846: XX, 267. (In Russ.).
2. Russian legislation of the X—XX centuries. In 9 vols. Vol. 2. Legislation of the period of formation and strengthening of the Russian centralized state. General ed. by O. I. Chistyakov; ed. of volume A. D. Gorsky. Moscow: Juridical literature; 1985: 519. (In Russ.).
3. Historical acts collected and published by the Archeographic Commission. In 5 vols. Vol. 1. 1334—1598. Saint Petersburg: At the Printing House Government Paper Expeditions; 1841: VIII, 551. (In Russ.).
4. The complete Collection of Russian Chronicles, published by the supreme command of the Archeographic Commission. In 10 vols. Vol. 4. IV. V. Novgorod and Pskov Chronicles. Saint Petersburg; 1848: VIII, 360. (In Russ.).
5. Lukomsky V. K. Granted Charters of the XVII and XVIII. Old Years: a periodical magazine, 55—63, 1913. July — September. (In Russ.).
6. Kutafin O. E., Lebedev V. M., Semigin G. Y. Judicial power in Russia: history, documents. In 6 vols. Vol. 1. Moscow: Mysl; 2003: 701. (In Russ.).
7. Kavelin K. D. A look at the legal life of ancient Russia. In: Russian History. Arguments, critical articles and notes. With a portrait of the author, a biographical sketch and notes by prof. D. A. Kor-sakov: monographs on Russian history. In 4 vols. Vol. 1. Saint Petersburg; 1897: 50—51. (In Russ.).
8. Karamzin N. M. History of the Russian state. In 12 vols. Vol. VII. 2nd ed., rev. Saint Petersburg: At N. Gretch Printing House: dependent on the Slenin brothers; 1819: 235, 109. (In Russ.).
9. Vazhsky charter of 1555. In: Vladimirsky-Budanov M. F. Anthology on the history of Russian Law. Issue 2. Kiev; 1887: 189—212. (In Russ.).
10. Pakhman S. About judicial evidence on ancient Russian law, mainly civil law, in their historical development. Moscow: University Printing House; 1851: VI, 212. (In Russ.).
ственно гражданскому, въ историческомъ их раз-витш. Москва: Унив. тип., 1851. VI, 212 с.
11. Псковская летопись, изданная на иждивении Общества Исторш и Древностей Россш-скихъ, при Московскомъ Университет^, М. Пого-динымъ. Москва: Унив. тип., 1837. XXX, 281 с.
12. Калачов Н. В. О Судебнике царя Иоанна Васильевича // Юридичесш записки, издавае-мыя П. Редкинымъ, докторомъ и ординарнымъ профессоромъ Императорского Московскаго университета. В 5 т. Т. 2. Москва: В унив. тип., 1842. С. 368.
13. Дегай П. Взглядъ на современное поло-жеше уголовнаго судопроизводства. Санкт-Петербург: Тип. М-ва гос. имуществ, 1847. 326 с.
14. Карамзинъ Н. М. Исторiя государства Россшскаго. В 12 т. Т. IX. Санкт-Петербург: В тип. Н. Греча: иждивением братьев Слениных, 1821. 472, 296 с.
15. О1еаг^ A. Vermehte Newe Beschreibund Der Muscowitische und Persischen Reyse SO durch gelegenheit einer Holsteinischen Gesandschaft an den Russischen Zaar und König in Persien geschehen, Schleßwig: gedruckt in der Fürstl Druck-erey, durch Johan Holwein, 1656. 766 S.
16. Шалфеев Н. Об установной книге Раз-бойнаго приказа. Санкт-Петербург: Тип. Мор. м-ва, 1868. 76 с.
17. Улуханов И. С. О языке Древней Руси. Москва: Наука, 1972. 135 с.
18. Соловьев С. М. Объ отношешяхъ Новгорода къ Великим Князьямъ. Историческое изсле-доваше. Москва, 1845. 202 с.
19. Акты, собранные въ библютекахъ и архи-вахъ Россшской Имперш Археографическою экс-педи^ею Императорской академш наукъ. Дополнены и изданы Высочайше учрежденною Коммисаею. В 4 т. Т. 1. 1294—1598. Санкт-Петербург: Тип. II отд-ния собств. е. и. в. канцелярии, 1836. 541 с.
11. The Pskov Chronicle, published on the dependency of the Society of History and Antiquities of Russia, at Moscow University by M. Pogodin. Moscow: University Printing House; 1837: XXX, 281. (In Russ.).
12. Kalachov N. V. About the Court Book of Tsar Ivan Vasilyevich. In: Legal notes published by P. Redkin, doctor and ordinary professor of the Imperial Moscow University. In 5 vols. Vol. 2. Moscow: University Printing House; 1842: 368. (In Russ.).
13. Degai P. A look at the current situation of criminal proceedings. Saint Petersburg: Printing house of the Ministry of State Property; 1847: 326. (In Russ.).
14. Karamzin N.M. History of the Russian state. In 12 vol. Vol. IX. Saint Petersburg: At N. Gretch Printing House: dependent on the Slenin brothers; 1821: 472, 296. (In Russ.).
15. Olearius A. Added a new description, and the Muscovite and Persian Reyse SO happened by occasion of a Holstein Embassy to the Russian Tsar and King in Persia. Schlesswig: Printed in the Furstl Druckerey, by Johan Holwein; 1656: 766. (In German).
16. Shalfeev N. On the installation book of the Robbery Order. Saint Petersburg: 1868; Ministry of the Navy: 76. (In Russ.).
17. Ulukhanov I. S. About the language of Ancient Russia. Moscow: Nauka; 1972: 135. (In Russ.).
18. Soloviev S. M. About the relations of Novgorod to the Grand Dukes. Historical research. Moscow; 1845: 202. (In Russ.).
19. Acts collected in libraries and archives of the Russian Empire by the Archeographic expedition of the Imperial Academy of Sciences. Supplemented and published by the Most Highly established Commission. In 4 vols. Vol. 1. 1294—1598. Saint Petersburg: Printing House II of Her Imperial Majesty's Office; 1836: 541. (In Russ.).
Васильченко Денис Александрович,
начальник кафедры оперативно-разыскной деятельности органов внутренних дел Омской академии МВД России, кандидат юридических наук, доцент; VDA.com@mail.ru
Vasilchenko Denis Alexandrovich,
head of the department
of operational investigative activities
of the Internal Affairs Bodies
of the Omsk Academy
of the Ministry of Internal Affairs of Russia,
candidate of juridical sciences, docent;
VDA.com@mail.ru
Статья поступила в редакцию 04.07.2023; одобрена после рецензирования 14.07.2023; принята к публикации 11.09.2023.
The article was submitted 04.07.2023; approved after reviewing 14.07.2023; accepted for publication 11.09.2023.
* * *
