CC BY
48
Научная статья УДК 1(091)
doi: 10.18522/2687-0770-2021-4-23-30
ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ КАК СПОСОБ ПРЕОДОЛЕНИЯ ДИСКРЕТНОСТИ ИСТОРИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ
Ирина Леонидовна Мерзляковаш, Мария Валерьевна Кошман2, Ирина Александровна Каирова3
1 Ростовский государственный экономический университет (РИНХ), Ростов-на-Дону, Россия
2 3 Донской государственный технический университет, Ростов-на-Дону, Россия
1 merzlyakovail@mail.ru н
2 kmv1301@rambler.ru
3 irkairova@yandex.ru
Аннотация. Рассматривается актуальная проблема преодоления дискретности исторического сознания, возникшей в результате приобретения травмирующего опыта переживания негативных исторических феноменов. Отмечается, что исторические условия, в которых происходит приобретение и переживание травмирующего опыта, когда формируется и проявляется дискретность исторического сознания, складываются в периоды серьезных социокультурных трансформаций и потрясений на индивидуальном и коллективном уровне. Такими потрясениями являются события, связанные с различными социальными катастрофами, военными конфликтами, природными и техногенными катаклизмами. Коллективная травма, приобретенная в этих условиях, влияет на процесс формирования дискретного исторического сознания, качественной и количественной трансформации социальной структуры, оказывая влияние и на сферу идеологии.
Исследуется специфика исторических репрезентаций, связанная с уровнем развития исторического сознания социума; историческим и социокультурным контекстом, в котором они формируются; уровнем развития исторической науки и научных коммуникаций, направленных на формирование исторического сознания. Используются разные способы исторических репрезентаций, с помощью которых можно понять, какой опыт переживает социум или отдельный индивид. Подчеркивается, что исторические репрезентации отличаются своей недостаточностью и рискогенностью.
Ключевые слова: историческое сознание, исторические репрезентации, дискретность, коллективная травма, социокультурные условия, социум, социокультурные трансформации
Для цитирования: Мерзлякова И. Л., Кошман М.В., Каирова И.А. Исторические репрезентации как способ преодоления дискретности исторического сознания // Известия вузов. СевероКавказский регион. Общественные науки. 2021. № 4. С. 23-30.
Статья опубликована на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC-BY 4.0).
Original article
HISTORICAL REPRESENTATIONS AS A WAY TO OVERCOME THE DISCRETENESS OF HISTORICAL CONSCIOUSNESS
Irina L. Merzlyakova1H, Mariya V. Koshman2, Irina A. Kairova3
1 Rostov State University of Economics, Rostov-on-Don, Russia
2 Don State Technical University, Rostov-on-Don, Russia
© Мерзлякова И. Л., Кошман М.В., Каирова И. А., 2021
1 merzlyakovail@mail.ru H
2 kmv1301@rambler.ru
3 irkairova@yandex.ru
Abstract. The article deals with the actual problem of overcoming the discreteness of historical consciousness, which arose as a result of the acquisition of traumatic experience of experiencing negative historical phenomena. The author notes that the historical conditions in which the acquisition and experience of traumatic experience occurs, as a result of which the discreteness of historical consciousness is formed and manifested, are carried out during periods of serious socio-cultural transformations and shocks at the individual and collective level. The author notes that such shocks are events associated with various social disasters, military conflicts, natural and man-made disasters, etc.). The collective trauma acquired in these conditions affects the process of formation of discrete historical consciousness, qualitative and quantitative transformation of the social structure, influencing the sphere of ideology.
As a result of the research, the author came to the conclusion that the specificity of historical representations is associated with the level of development of historical consciousness of society; with the historical and socio-cultural context in which they are formed; with the level of development of historical science and scientific communications aimed at the formation of historical consciousness. At the conceptual and everyday level, different ways of historical representations are used, with the help of which it is possible to understand what kind of experience a society or an individual is experiencing. The author states that historical representations differ in their insufficiency and riskiness.
Keywords: historical consciousness, historical representations, discreteness, collective trauma, socio-cultural conditions, society, socio-cultural transformations
For citation: Merzlyakova I. L., Koshman M.V., Kairova I.A. Historical Representations as a Way to Overcome the Discreteness of Historical Consciousness. Bulletin of Higher Educational Institutions. North Caucasus Region. Social Science. 2021;(4):23-30. (In Russ.).
This is an open access article distributed under the terms of Creative Commons Attribution 4.0 International License (CC-BY 4.0).
Актуальность изучения исторических репрезентаций обусловлена тем, что они являются эффективными способами преодоления дискретности исторического сознания как результата коллективной травмы, пережитой в прошлом или переживаемой в настоящем. В условиях социокультурных кризисов происходит конституирование исторического сознания, «которое, в свою очередь, становится ментальным ответом на вызов случайности» [1, p. 38-39]. Это означает, что в условиях стабильности и нормального течения хода событий историческое сознание лишено актуальности и приобретает жизненность только в ситуациях разрыва, перелома, разрушения сложившихся форм бытия. Актуализация проблем преодоления дискретности исторического сознания происходит в периоды исторических катастроф и переломов, когда утвердившиеся социально-политические структуры расшатываются в своих основах, когда социум приобретает травмирующий социальный опыт в определенных социокультурных условиях или исторических обстоятельствах, начинается «раздвоение» или «расщепление» сознания, начинается «историческое движение» [2, с. 5].
Цель представленной работы - рассмотрение особенностей исторических репрезентаций как эффективных способов преодоления дискретности исторического сознания, сформировавшейся в результате переживания травмирующих исторических феноменов. В соответствии с целью нами сформулированы следующие задачи: определить условия, в рамках которых происходит формирование дискретности исторического сознания, виды исторических репрезентаций и их специфику; выявить риски, связанные с использованием исторических репрезентаций в процессе преодоления дискретности исторического сознания социума.
Теоретической основой работы являются исследования П. Нора, Дж. Келли, Й. Рюзена, З. Фрейда, Д. ЛаКапра, Э. Сантнера, Х. Вельцера, У. Матурана, Ф. Варела, Н.А. Бердяева, С.С. Магазова, А.В. Свиридовой, В.Н. Телии, З.Д. Поповой, И.А. Стернина.
В рамках когнитивного подхода историческое сознание может рассматриваться как концепт, представляющий собой дискретное ментальное образование, «являющееся базовой единицей
ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2021. No. 4
мыслительного кода человека, обладающее относительно упорядоченной внутренней структурой, представляющее собой результат познавательной (когнитивной) деятельности личности и общества и несущее комплексную, энциклопедическую информацию об отражаемом предмете или явлении, об интерпретации данной информации общественным сознанием и отношении общественного сознания к данному явлению или предмету» [3, с. 4].
Исторические условия, в которых возможно приобретение коллективной травмы и формирование дискретного исторического сознания, возникают в периоды кардинального слома привычного жизненного уклада не только на индивидуальном, но и на коллективном уровне (социальные катастрофы, войны, революции, природные катаклизмы и т.д.). Социокультурные травмы представляют собой исторические события, процессы или явления, «которые вызывают чувство ужаса, страха, стыда, душевной боли» [4, p. 20], способствуют формированию качественной и количественной трансформации социальной структуры и развитию дискретности исторического сознания общества. Й. Рюзен «травму» рассматривает как кризис, «который разрушает структуру порождения смысла и препятствует ее восстановлению...» [1, p. 41] и ставит вопрос о том, «как преобразовать травму в историю» [4, p. 60].
В работе П. Штомпки к признакам травмирующих исторических событий относятся негативный, всеобщий и кардинальный характер события [5]. Такими событиями могут быть не только войны, но и религиозные, идеологические, территориально-государственные, национальные размежевания и конфликты, политические перевороты и т.д. Запечатленный в историческом сознании «экстремальный исторический опыт», полученный социумом в период Второй мировой войны, оказывает «глубинное формирующее воздействие, . на общество пережитыми им в прошлом экстремальными проявлениями насилия, отражается на чувствах, восприятиях, ориентациях и действиях не только военных поколений, но и последующих» [6, с. 63].
В 90-е гг. ХХ в. в разной степени постсоциалистические общества в результате развала СССР подверглись «насилию» и сегодня еще одержимы этим прошлым, которое болит и не проходит, присутствует в настоящем и определяет его, усиливает дискретность исторического сознания социума.
Историческое сознание, являясь дискретным концептом, включает в себя образы исторических событий и явлений, сформированных в результате личного переживания травмирующего события или приобретенного в процессе коммуникативной практики и исторических репрезентаций. Они представляют собой теоретические конструкты и могут носить концептуальный и обыденный характер. Исторические репрезентации - это «разговор» о том, как конкретные исторические события или феномены оцениваются и выражаются в репрезентациях познающих субъектов. В современном научном дискурсе можно выделить несколько классификаций исторических репрезентаций: аналоговые (их также называют образными, сохраняющими подобие оригиналу) и вербальные, которые включают пропозициональные и пропозициональноподоб-ные репрезентации [7]; символические репрезентации и перцептуальные, образующиеся в результате восприятия информации, полученной по чувственно-перцептуальным и сенсорно-моторным каналам [8]; аналоговые репрезентации, на основе которых происходит наглядное изображение фрагментов исторического прошлого, и символические, представляющие собой когнитивные модели, которые воспроизводят часть информации об исторических феноменах и процессах, фрагментов исторического прошлого [9].
В рамках нашего исследования особый интерес может представлять оригинальная классификация исторических репрезентаций и источников формирования исторического сознания, предложенная французским историком П. Нора. Он выделяет так называемые «места памяти», которые можно рассматривать как особый вид исторических репрезентаций: топографические (архивы, библиотеки и музеи), монументальные (кладбища и архитектурные сооружения), символические (коммеморативные церемонии, паломничества и юбилеи), функциональные (учебники, автобиографии и мемуары) [10, с. 17].
Следует отметить, что для каждой социальной общности существуют свои уникальные «места памяти» и адекватные способы исторической репрезентации, которые представляют собой «открытую многомерную ментальную систему, выраженную актуальными в данный момент времени для сознания и мышления языковыми знаками, объективирующими уровни знаний и
ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2021. No. 4
способы познания человеком действительности. Вербализованный концепт - продукт духовного производства, репрезентирующий научную, этическую, эстетическую, религиозную и другие виды деятельности» [11, с. 23]. По мнению В.Н. Телии, с помощью языка как формы сознания, происходит формирование исторического сознания; «культура и язык существуют в диалоге между собой; субъект культуры и языка - это всегда индивид или социум, личность или общество; нормативность - общая для культуры и языка черта; историзм - одно из сущностных свойств культуры и языка; культуре и языку присуща антиномия динамика-статика» [12, с. 225-226]. Язык представляет собой особую репрезентационную систему, с помощью которой происходит кодирование в определенной знаковой форме знаний об исторических событиях и приобретенного в результате переживания этих событий социального опыта. С помощью языка формируется историческое сознание, в котором отражаются результаты познавательной деятельности (ощущения, восприятия, представления, мышление и сознание), соотносящиеся с разными историческими репрезентациями, представленными на разных уровнях исторического сознания: концептуальном и обыденном.
Следует учитывать, что результатами исторического познания являются не сами исторические репрезентации, а процесс формирования исторического сознания, которое «рождается в акте познания. При этом познание самого процесса познания заставляет людей понять то, что мир, который они наблюдают, предстает не определенным, а зыбким миром, конструируемым вместе с другими людьми» [13, с. 7]. Конструируемый мир, созданный с помощью исторических репрезентаций, зависит от разных когнитивных способностей субъектов познания, приобретенных в результате социокультурного взаимодействия, и «приводит к закономерностям, свойственным социальной динамике, и через нее детерминирует рефлексию, позволяющую понять то, что люди обладают только тем миром, который они создают вместе с другими людьми» [12, с. 7].
Используя концепцию персональных (личных) конструктов или конструктивного альтерна-тивизма Дж. Келли [14], можно говорить о том, что исторические репрезентации возникают тогда, когда разные люди с разными когнитивными, языковыми и другими способностями, в разных темпоральных и социокультурных контекстах пытаются по-разному интерпретировать исторические события. В рамках исторических репрезентаций на концептуальном и обыденном уровне полученные когнитивные структуры помогают прогнозировать наступление повторяющихся исторических событий, которые способны нанести «травмы» историческому сознанию и предотвратить их.
Проблема заключается в том, что исторические репрезентации отличаются известной недостаточностью, поскольку индивид воспринимает и интерпретирует исторические события индивидуально, сформировавшиеся персональные конструкты детерминируют процесс социокультурного взаимодействия. При различных обстоятельствах разными познающими, интерпретирующими и репрезентирующими индивидами могут улавливаться разные стороны бытия и концептуализироваться с помощью языка и других коммуникативных средств по-разному. Различия между используемыми концептами, с помощью которых происходит формирование исторических репрезентаций, разных способов интерпретации одного и того же травмирующего исторического события участниками различных социокультурных ситуаций, можно представить на примере репрезентации коллективной травмы, полученной социумом в результате пережитых событий во время Второй мировой войны.
Особенностью исторических репрезентаций является тот факт, что познающим субъектом может выступать конкретный человек, свидетель, который имеет непосредственный опыт наблюдения за историческим событием. В этой ситуации важно учитывать, что участники одних и тех же событий, находящиеся в противоборствующем состоянии, по-разному воспринимают и оценивают исторические события. У выживших свидетелей геноцида, узников концлагерей и тех, кто принимал непосредственное или опосредованное участие в этой трагедии, формируются разные представления и исторические репрезентации о произошедшем. Со времен окончания Второй мировой войны в странах, которые принимали участие в тех событиях, по-разному и на разных уровнях предпринимаются попытки преодолеть коллективную травму, зафиксированную в историческом сознании нескольких поколений. Долгое время немцы после
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2021. No. 4
Второй мировой войны «рассматривали себя не виновниками преступления, а жертвами и побежденными в обычной войне» [15, с. 98]. На концептуальном и обыденном уровне создавались исторические репрезентации, с помощью которых предпринимались попытки преодолеть коллективную травму и перевести понятие «вины» в приемлемый формат или снять вопрос о всеобщей коллективной ответственности за развязывание войны, Холокост, геноцид и другие преступления, совершенные в предвоенный и военный период.
В связи с этим особое внимание привлекает французский документальный фильм режиссёра Клода Ланцмана «Шоа», посвящённый Холокосту, который снимался около 10 лет. По своей структуре он представляет собой интервью, которые проводились в 1974 - 1980 гг. в 14 странах с участниками событий, произошедших возле польского города Хелмно, в концентрационных лагерях Аушвиц (Освенцим), Треблинка, Терезиенштадт. В числе интервьюируемых были выжившие заключенные, нацистские преступники и их пособники (солдаты, надзиратели, бюрократы Рейха), пассивные свидетели происходившего (жители окрестных мест). Конструкция фильма представляет собой ответы на поставленные вопросы, на которые многие интервьюируемые не могут с помощью обычного языка дать ответы, замыкаясь в себе, находясь в эмоциональном, когнитивном, психологическом коллапсе. Другими словами, с помощью исторических репрезентаций возможно преодолеть историческую травму, используя разные способы репрезентации, с помощью которых выражаются чувства и эмоции в отношении произошедших исторических событий, рассказать и проговорить эти события, определив аудиторию, в качестве которой может выступать поколение молодых людей, способных воспринимать эти репрезентации. С помощью исторических репрезентаций можно определить степень болезненности переживания исторических событий, «глубину» полученной социокультурной травмы, перевернувшей мир человека или социума, которые и в настоящем невозможно выразить с помощью вербальных или других форм исторических репрезентаций. «Шоа» - документальный фильм, который представляет собой историческую репрезентацию о том, что такое Холокост и как рассказ об этом историческом событии, которое нанесло коллективную социокультурную травму всем участникам, заставляет заново переживать эти события.
В Советском Союзе преодоление коллективной травмы происходило вытеснением из общественного сознания травмирующего опыта с помощью героизации и сакрализации войны. Великая Отечественная война носила священный характер, что и сегодня способствует примирению с трагическими событиями прошлого, наполняет смыслом настоящее. Такой образ войны «новый, отретушированный и национализированный» одинаково «устраивал как верхи, так и низы социума» [16, с. 75]. Исторические репрезентации, в которых представлены эти образы, реализуются в современной политике в виде определенных социальных и политических практик, учебно-воспитательной, культурной и патриотической работе.
В историческом сознании современного российского общества Великая Отечественная война и «.отрицательные значения событий, предшествовавших войне (коллективизация, голод, репрессии), заметно снизились, тогда как символы всего негативного, разрушительного или угрожающего разрушением оказались перенесены в более близкий хронологический период и сконцентрировались в еще совсем недавней, но уже ставшей прошлым "эпохе перестройки", девяностых годах. Тем самым дальние временные планы воображаемого целого истории как бы высветлились, ближние же, напротив, стали чернее» [16].
Исторические репрезентации являются индикатором степени дискретности исторического сознания, поскольку то, о чем тяжело и болезненно говорить, создает «лакуны» в историческом сознании, разрывая и фрагментируя его. Вербальные репрезентации, с помощью которых создаются оксюмороны типа «невспоминаемое воспоминание», «забытое незабываемое», указывают на то, что в историческом сознании есть «лакуны», «белые пятна», которые не заполняются и не преодолеваются.
В работах Э. Сантнера предлагается преодоление исторической травмы с помощью таких репрезентаций, как «работа скорби» и «нарративный фетишизм» [17]. Под «нарративным фетишизмом» он понимает «конструирование и использование нарратива, сознательная или бессознательная цель которого состоит в том, чтобы стереть следы той травмы или утраты, которая, собственно, и дала жизнь этому нарративу» [17]. Нарративный фетишизм представляет
собой способ, с помощью которого происходит отказ от скорби, допускается замалчивание и забывание исторического события, которое нанесло социокультурную травму.
Другим способом преодоления исторической травмы в историческом сознании является «работа скорби» - «процесс переработки и привыкания к реальности утраты или травматического шока путем их воспоминаний и повторов в символически и диалогически опосредованных дозах; это процесс перевода, метафоризации и олицетворения утраты; процесс, включающий в себя «определенным образом ритуализированную связь между языком и молчанием» [18].
Таким образом, при анализе исторических репрезентаций необходимо учитывать их взаимосвязь и уровень развития социума как субъекта исторических репрезентаций. Исторические репрезентации имеют свои особенности и связаны в первую очередь с историческим и социокультурным контекстом, в которых они формируются, с уровнем развития исторической науки и научных коммуникаций, направленных на формирование исторического сознания. Исторические репрезентации можно рассматривать как способ рассказа о чем-либо, что символически оформляет произошедшее историческое событие. На концептуальном и обыденном уровне используются разные способы исторических репрезентаций, с помощью которых можно понять, какой опыт переживает социум или отдельный индивид в процессе своего развития и движения во времени. Целью использования исторических репрезентаций является восстановление континуальности исторического сознания, сохранение исторической памяти, трансляции социального опыта и поддержание межпоколенческих коммуникаций.
Исторические репрезентации отличаются своей недостаточностью и рискогенностью, поскольку индивид воспринимает и интерпретирует исторические события индивидуально, улавливая разные стороны бытия. Исторические репрезентации могут являться показателем степени актуальности тех или иных исторических событий, степени дискретности исторического сознания. Использование исторических репрезентаций, в рамках которых происходит вербализация и концептуализация травмирующих исторических событий, способно дать положительный результат и предотвратить повторение этих событий, а такие способы преодоления коллективной травмы, как «забвение» или «молчание» об исторических событиях, которые нанесли коллективную травму, лишенные своей концептуализации, вытесненные из исторического сознания, наоборот, приводят к коллективному беспамятству, создают условия для новых угроз и ведут к повторению исторической травмы.
Список источников
1. Rüsen J. Trauma and Mourning in Historical Thinking // Journal of Interdisciplinary Studies in History and Archaeology. 2004. Vol. 1, № 1.
2. Бердяев Н.А. Смысл истории. M. : Мысль, 1990. 175 с.
3. Язык и национальное сознание. Вып. 10 I науч. ред. И.А. Стернин. Воронеж i Истоки, 2008. 203 с.
4. FreudZ. Research of hysteria. St. Petersburg, 2005. Vol. i. 365 p.
5. Штомпка П. Социальное изменение как травма II Социологические исследования. 2001. № 1. С. 6-16.
6. Вельцер X История, память и современность прошлого II Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа. M. : Новое литературное обозрение, 2005. С. 52-63.
7. Pylyshyn Z.W. The robot's dilemma: the frame problem in artificial intelligence. New York : Ablex, 1987. 156 р.
8. Jackendoff R.S. Patterns in the mind: Language and human nature. New York, 1994. 246 p.
9. Магазов С.С. Когнитивные процессы и модели. M. : URSS, 2007. 248 c.
10. Нора П., Озуф М., ПюимежЖ., де, ВинокМ. Проблематика мест памяти II Франция-память. СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. С. 17-50.
11. Свиридова А.В. Вербализация концепта знание!познание средствами русской фразеологии в линг-вокогнитивном и лингвокультурологическом аспектах (на материале фразеологических единиц с компонентом не) : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Челябинск : Челябинский гос. ун-т, 2008. 45 с.
12. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. M. : Языки и культура, 1996. 288 с.
13. Матурана У., Варела Ф. Древо познания. М. : Прогресс-традиция, 2001. 224 с.
14. Келли Дж. Психология личности. Теория личных конструктов. СПб. : Речь, 2000. 249 с.
15. Кёниг X. Память о национал-социализме, Холокосте и Второй мировой войне в политическом сознании ФРГ // Неприкосновенный запас. 2005. № 2/3 (40/41).
16. Дубин Б. «Кровавая» война и «великая» Победа: О конструировании и передаче коллективных представлений в России 1970-2000-х годов // Отеч. записки. 2004. № 5 (20).
17. Сантнер Э. История по ту сторону принципа наслаждения: размышление о репрезентации травмы // Травма: пункты : сб. ст. / сост. С. Ушакин и Е. Трубина. М. : Новое литературное обозрение, 2009. С. 389-407.
18. LaCapra D. Representing the Holocaust: Reflections on the Historians' Debate // Probing the Limits of Representation: Nazism and the "Final Solution" / S. Friedlander (ed.). Cambridge : Harvard University Press, 2016. 248 р.
References
1. Rüsen J. Trauma and Mourning in Historical Thinking. Journal of Interdisciplinary Studies in History and Archeology. 2004;1(1).
2. Berdyaev N.A. The meaning of the story. Moscow: Mysl' Publ.; 1990. 175 p. (In Russ.).
3. Sternin I.A., ed. Language and national consciousness. Voronezh: Istoki Publ.; 2008:(10). 203 p. (In Russ.).
4. Freud Z. Research of hysteria. St. Petersburg, 2005. Vol. 1. 365 p. (In Russ.).
5. Shtompka P. Social change as a trauma. Sotsiologicheskie issledovaniya = Sociological research. 2001;(1):6-16. (In Russ.).
6. Welzer H. History, memory and modernity of the past. Memory of the war 60 years later: Russia, Germany, Europe. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie Publ.; 2005:52-63. (In Russ.).
7. Pylyshyn Z.W. The robot's dilemma: the frame problem in artificial intelligence. New York: Ablex Publ.; 1987. 156 p.
8. Jackendoff R.S. Patterns in the mind: Language and human nature. New York, 1994. 246 p.
9. Magazov S.S. Cognitive processes and models. Moscow: URSS Publ.; 2007. 248 p. (In Russ.).
10. Nora P., Ozouf M., Puimege J., de, Vinok M. Problems of places of memory. France-memory. St. Petersburg: St. Petersburg University Press; 1999:17-50. (In Russ.).
11. Sviridova A.V. Verbalization of the concept of knowledge / cognition by means of Russian phraseology in linguo-cognitive and linguocultural aspects (based on phraseological units with a component not). Dissertation Thesis. Chelyabinsk: Chelyabinsk State University Press; 2008. 45 p. (In Russ.).
12. Telia V.N. Russian phraseology. Semantic, pragmatic and linguocultural aspects. Moscow: Yazyki i kultura Publ.; 1996. 288 p. (In Russ.).
13. Maturana U., Varela F. The tree of knowledge. Moscow: Progress-Traditsiya Publ.; 2001. 224 p. (In Russ.).
14. Kelly J. Psychology of personality. The theory of personal constructs. St. Petersburg: Rech Publ.; 2000. 249 p. (In Russ.).
15. König H. Memory of National Socialism, the Holocaust and the Second World War in the political consciousness of the Federal Republic of Germany. Neprikosnovennyi zapas = Emergency Reserve. 2005; (2/3). (In Russ.).
16. Dubin B. "Bloody" war and "great" Victory: On the construction and transmission of collective representations in Russia in the 1970s - 2000s. Otech. zapiski = Domestic Notes. 2004;(5). (In Russ.).
17. Santner E. History Beyond the Pleasure Principle: Reflections on the Representation of Trauma. Trauma: Items. Col of art. S. Ushakin, E. Trubina, comp. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2009:389-407. (In Russ.).
18. LaCapra D. Representing the Holocaust: Reflections on the Historians' Debate. Probing the Limits of Representation: Nazism and the "Final Solution". S. Friedlander, ed. Cambridge: Harvard University Press; 2016. 248 p.
Информация об авторах
И. Л. Мерзлякова - кандидат философских наук, доцент кафедры исторических наук и политологии. М. В. Кошман - кандидат философских наук, доцент кафедры связей с общественностью. И. А. Каирова - кандидат философских наук, доцент кафедры связей с общественностью.
Information about the authors
I. L. Merzlyakova - Candidate of Science (Philosophy), Associate Professor of Historical Sciences and Political Science Department.
M. V. Koshman - Candidate of Science (Philosophy), Associate Professor of Department of Public Relations. I. A. Kairova - Candidate of Science (Philosophy), Associate Professor of Department of Public Relations.
Статья поступила в редакцию 12.10.2021; одобрена после рецензирования 02.11.2021; принята к публикации 13.12.2021. The article was submitted 12.10.2021; approved after reviewing 02.11.2021; accepted for publication 13.12.2021.
