CC BY
43
Она спала; русые волосы, с которыми переплелись желтые соломинки, закрывали высокую грудь ее, едва-едва дышащую; одна рука, белая, но иссохшая, лежала на земле, а на другой покоилась голова спящей. Если бы живописец хотел изобразить томную, бесконечную, всегдашнюю скорбь, осыпанную маковыми цветами Морфея, то сия женщина могла бы служить прекрасным образцом для кисти его» [2, 527]. Гонимый желанием облегчить страдания несчастной, рассказчик предложил девушке помощь. Однако она отказалась от помощи странника: «Кто бы ты ни был, каким бы случаем ни зашел сюда, — чужеземец, я не могу требовать от тебя ничего, кроме сожаления. Не в твоих силах переменить долю мою. Я лобызаю руку, которая меня наказывает» [2, 528]. Из последовавшего разговора читатель может понять, что девушка, прозябающая под землей, смирилась со своей судьбой и несет наказание за что-то очень страшное: «.. .скажи ему, что я страдаю, страдаю день и ночь, что сердце мое высохло от горести, что слезы не облегчают уже тоски моей. Скажи, что и без ропота, без жалоб сношу заключение, что я умру его нежною, несчастною...» [2, 528] Она недоговорила.
Девушка словно погребена заживо. У нее не осталось смысла жить, ее горе настолько велико и неодолимо, что она, будучи не в силах исправить свое положение, смирилась с ним. Она под землей, холм наверху похож на могилу, а кусты розмарина, растущие перед ним, все больше намекают читателю на уже оконченную жизнь девушки. Розмарин, имеет двойственное символическое значение. С одной стороны, цветы розмарина символизируют смерть (известно, что древние греки клали их на могилу умершего). С другой стороны, на языке цветов, розмарин символизирует любовь и верность. Заключенная «мертва», но верна таинственному возлюбленному, эту тайну девушка не поведала путнику.
Повесть заканчивается тем, что хозяин замка раскрывает страшную тайну путешественнику, но читатель ее не узнает, автор дает ему возможность попытаться найти разгадку самому.
Таким образом, предромантическая концепция двоемирия пронизывает всю повесть
H.М. Карамзина «Остров Борнгольм». Писатель создает два мира: мир реальный и ирреальный, фантастический. Мир замка стал миром ирреальным. События, происходящие в нем, совершаются в то же время на фоне основного повествования повести, которое воспринимается как реальность.
ЛИТЕРАТУРА
I. Вацуро, В.Э. Готический роман в России // Новое литературное обозрение, серия: Филологическое наследие. -
2002. - 548 с.
2. Карамзин, Н.М. Остров Борнгольм // Сочинения в двух томах. Т. 1 - Л.: Художественная литература, 1984. С.
519 - 530.
3. Михальская, Н.П., Аникин Г.В. История английской литературы: учебник для студентов филологических и лин-
гвистических факультетов высших педагогических учебных заведений. - М.: Академия, 2007. - 528 с.
4. Харитонов, В.А.: Предромантизм // Большая советская энциклопедия / гл. ред. О. Ю. Шмидт. - Москва: Совет-
ская энциклопедия, 1926-1947. - Т. 20. - URL: http://bse.scilib.com/article092409.html.
С.А. Ярыгин, Ж.К. Кишкенбаева
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ К ГИПОТЕЗЕ В.М. ЖИРМУНСКОГО О СВЯЗЯХ ОДИССЕИ И АЛПАМЫША
Аннотация. В статье рассматриваются исторические основания к гипотезе известного советского фольклориста В.М. Жирмунского о связи гомеровского эпоса «Одиссея» и тюркского героического сказания про Алпамыша. Данная гипотеза была высказана в середине XX века. Однако исследователь, обративший внимание на значительное сходство их сюжетов, ограничился общими замечаниями о происхождении сказаний из одного неизвестного центра. В статье на основании привлечения современных исторических исследований и археологических данных делается попытка пересмотреть заключительный вывод. В III в. до н. э. на территории эллинистических верхних сатрапий и Северной Индии появляется многочисленное греческое население из Ионии, которое на протяжении III - II вв. до н. э. активно влияет на местное населе-
ние. Происходит и обратное влияние: греки региона принимают буддизм, что приводит к проникновению в него греческой философии, астрологии, эпоса. Письменные источники повествуют о переводе гомеровского эпоса на санскрит в первые века н. э. и существование его отдельных сюжетов в виде буддийских притч в V в. Археологические материалы показывают, что сюжеты, связанные с Троянской войной, находят отражение в предметах искусства Гандхары и Бактрии во II - VI вв. В конце этого периода гомеровский эпос, уже значительно переработанный, как часть буддийской культуры попадает вместе с буддийскими миссионерами в тюркскую среду и входит в сказание про Алпамыша.
Ключевые слова: эпос, Одиссея, Алпамыш, эллинистический восток, буддизм, древние
тюрки.
S.A. Yarygin, Zh.K. Kishkenbayeva
HISTORICAL GROUNDS FOR THE HYPOTHESIS OF V. M. ZHIRMUNSKY ABOUT THE CONNECTIONS OF ODYSSEY AND ALPAMYSH
Abstract. The article considers the historical grounds for the hypothesis of the famous Soviet folklorist V. M. Zhirmunsky about the connection between the Homeric epic "Odyssey" and the Turkic heroic legend about Alpamysh. This hypothesis was expressed in ser. XX century. However, the researcher, who drew attention to the significant similarity of their plots, limited himself to general remarks about the origin of the legends from one unknown center. The article attempts to revise the final conclusion based on the involvement of modern historical research and archaeological data. In the third century BC. a large Greek population from Ionia appeared on the territory of the Hellenistic upper satrapies and Northern India, which actively influenced the local population during the III-II centuries BC. There is also a reverse influence, the Greeks of the region accept Buddhism, which leads to the penetration of Greek philosophy, astrology, and the epic into it. Written sources tell about the translation of the Homeric epic into Sanskrit in the first centuries AD and the existence of its individual plots in the form of Buddhist parables in the fifth century. Archaeological materials show that the subjects related to the Trojan War are reflected in the objects of art of Gandhara and Bactria in the II-VI centuries. At the end of this period, the Homeric epic, already significantly revised, as a part of Buddhist culture, falls together with Buddhist missionaries into the Turkic environment and enters the legend about Alpamysh.
Key words: epic, Odyssey, Alpamysh, Hellenistic east, Buddhism, ancient Turks
* Данная научная статья подготовлена в рамках реализации проекта АР08053219 «Изучение тюркского фольклора в аспекте нового гуманитарного знания» по грантовому финансированию фундаментальных и прикладных научных исследований по научным проектам на 20202022 годы.
В 1957 году вышла в свет фундаментальная работа В.М. Жирмунского, посвященная сказанию об Алпамыше. Данное сказание интересно тем, что, вероятно, является одним из наиболее древних сказаний в культуре тюркских народов. Оно известно в форме героического эпоса у узбеков, казахов и каракалпаков, в виде древней богатырской сказки - у горных алтайцев (Алып-Манаш) и как современная побывальщина - у башкир и казанских татар (Алпамыша или Алпамша). В Азербайджане и Анатолии сказание известно под заглавием «Рассказ о Бамси-Бейреке, сыне Кам-Буры» и существует в составе цикла литературно обработанных огузских богатырских песен или рассказов. По мнению В.М. Жирмунского, в форме богатырской сказки, отраженной в алтайском Алып-Манаше, оно существовало в районе Алтая уже в эпоху Первого и Второго Тюркского каганатов в VI-VIII вв. В результате миграции огузов оно в IX-X вв. попадает в низовья Сыр-Дарьи, где, получив самостоятельное развитие, входит в цикл богатырских песен о Салор-Казане. В XI в. Сельджуками сказание было занесено в Закавказье и в Ма-
лую Азию, где в литературной обработке XV в. становится известным как рассказ о Бамси-Бейреке в «Китаби Коркуд». Народную форму сказания сохранили современные анатолийские сказки. Другой, северный, путь миграции сказания связан с движением кыпчаков в XП-XШ вв., которыми оно принесено в Казахстан, Башкирию и на Волгу. В начале XVI в. с кочевыми узбеками оно попадает в южный Узбекистан, где окончательно оформляется как кунгратское эпическое сказание. Эта же форма известна у каракалпаков и казахов [1, 97].
Определив ключевые сюжеты сказания, исследователь сравнивает его с гомеровской «Одиссеей». В Алпамыше целый ряд мотивов напоминает Одиссею. Старик-отец, живущий в бедности и унижении (Байбури и Лаэрт), несовершеннолетний сын, героический отрок, угнетаемый насильниками, которые угрожают его жизни (Ядгар и Телемах), старый пастух, раб и домочадцы, в роли друга и помощника героя (Култай и Эвмей). Обращает внимание и ряд подробных совпадений, которые лишь отчасти могут быть следствием сходства общей ситуации. Например, Одиссей просит сына сохранить тайну возвращения, чтобы они могли испытать верность своих рабов. Алпамыш, подобно Одиссею, скрывает свой приход, чтобы узнать среди своего народа своих приверженцев и врагов: «Своими глазами он увидит в народе врагов, он пришел узнать народ и страну...». В огузском Бамси-Береке: «Мне надо посмотреть, кто среди огузов мне друг, кто враг». И Култая, и Эвмея обманывают вестью о возвращении Одиссея и Алпамыша. Алпамыш был узнан по знаку на плече, Одиссей - по старому шраму. Расправа Одиссея с нищим Иром сходна с расправой Алпамыша с поварами на пиру. Аналогию имеет сцена в доме Одиссея, где старый пес Аргус узнает его и испускает дух, как старый верблюд Калдыргач, который семь лет пролежал без движений, а почуяв близость хозяина, поднимается и приветствует Алпамыша. В одной из огузских версий это делают собака и жеребец. Идентична и героическая развязка. Состязание с женихами-самозванцами и свадебными гостями в стрельбе из богатырского лука, который может натянуть только возвратившийся на родину герой, его хозяин. Как отмечает автор, в Алпамыше и Одиссее основным содержанием рассказа о возвращении мужа является не романтика личной судьбы героя, а героическая борьба за власть, родной дом и жену с узурпатором-насильником. «Одиссея» и Алпамыш имеют настолько значительное сходство, что можно говорить не о случайном совпадении, а об одном источнике в виде древнего восточного сказочного сюжета. Датировка гомеровского эпоса позволяет датировать сюжет «о возвращении мужа» по крайней мере, уже VII в. до н. э. Автор в конце исследования пишет, что близость сюжетов часто в подробностях не может пониматься в смысле влияния эпоса Гомера на среднеазиатскую поэму Алпамыш: «Подобное влияние исторически непредставимо». Оба произведения имели общий источник в виде древнейшего сказочного сюжета. При этом в сложении «Одиссеи» существенная роль принадлежала греческим ионийским колониям на западе Малой Азии [1, 113].
Действительно, «Одиссея» не могла оказать влияние непосредственно на среднеазиатскую версию Алпамыша, датирующуюся XVI в., но возникает вполне закономерный вопрос: так ли это для его древнейшей формы, существовавшей в предгорьях Алтая в VI-VII вв.? Можно ли представить контакты тюрков с греческой культурой непосредственно или опосредованно через некие промежуточные формы и территории? Ответ на данный вопрос возможно дать с привлечением широкого круга исторических и археологических источников.
Ближайшими регионами распространения греческой культуры к области ранних форм бытования Алпамыша являются эллинистические верхние сатрапии и часть Северной Индии. Исторически это области Маргианы, Согдианы, Бактрии, Арахозии, Гандхары и другие, которые на современном этапе входят в состав центральноазиатских республик, Афганистана, Пакистана, Индии.
Известно, что поселения греков существовали, в частности в Бактрии, еще под властью персов, но первое значительное появление эллинов связано с восточной компанией Александра Македонского в 334-324 гг. до н. э. После распада империи Александра регион вошел в состав государства Селевка I Никатора. Заключив мирный договор с правителем Северной Индии Чандрагуптой Маурья, он отказывается от части восточных территорий, которые к этому вре-
мени были уже завоеваны Чандрагуптой, в обмен на 500 боевых слонов. Договор был скреплен династическим браком: дочь Селевка стала женой правителя маурьев.
В 294 г. до н. э. в верхние сатрапии (Парфиена, Арея, Маргиана, Бактрия, Согдиана, Паро-памисады, Арахосия, Дрангиана) с широкими политическими полномочиями, финансовыми и людскими ресурсами был отправлен наследник престола Антиох. В это время в соответствии с раннеэллинистическими принципами созданы укрепления вокруг Гяур-калы, античного Мерва (Туркменистан). Вторично основан город Александрия Эсхата (Таджикистан), получивший новое имя - Антиохия в Скифии. Археологические материалы, полученные при раскопках в Ма-ракандах, древний Самарканд (Узбекистан), заставляют говорить об основании и здесь греческого города. В процесс колонизации Селевком и Антиохом привлечены архитекторы, строители различных специальностей, художники, скульпторы, преподаватели, регион стали посещать философы и религиозные деятели. Активное участие в нем приняло население греческих городов запада Малой Азии. Об этом косвенно свидетельствует находка на городище Тахти Сангин (Таджикистан) статуэтки, которая представляет бога реки Окс в виде сатира Марсия, играющего на двойной флейте. Подобное изображение речного бога Меандра засвидетельствовано в Западной части Малой Азии. Также известно, что свергнувший в 235 году до н. э. династию первых самостоятельных правителей Греко-Бактрии наместник Согда Евтидем был выходцем из Магнезии на Меандре, города в Ионии [2; 3; 4; 5; 6].
Широкий спектр греческой культуры верхних сатрапий в III-II вв. до н. э. демонстрируют исследования на бактрийском городище Ай Ханум, Александрия на Оксе (Афганистан). На памятнике, помимо дворца, храмов, арсенала, жилищ, обнаружены театр и огромный гимнасий с посвящением Гермесу и Гераклу. Найдена стела с пятью «максимами мудрецов», скопированная с дельфийским известным перипатетиком Клеархом. При раскопках дворцовой сокровищницы выявлены фрагменты греческих текстов философского содержания, написанные на папирусе и пергамене [5, 97].
Важной частью греческой культуры с момента проникновения греков на восток становится буддизм. Самый ранний индийский источник, в котором упоминается о греках, принявших буддизм, — это «Эдикты» царя Ашоки (III в. до н. э.). В «Махавамсе» («Великой хронике Шри-Ланки»), составленном на пали предположительно в V-VI вв. н. э., говорится, что Ашока поддержал организацию Третьего Буддийского Собора и для этого разослал монахов в разные страны, в том числе области, заселенные греками - Yona (Греко-Бактрия), Kasmira (Кашмир) и Gandhara (Гандхара). В другой истории повествуется, как сингальский царь Шри-Ланки Дутт-хагамани, возможно, современник индо-греческого царя Менандра (II в. до н. э.), решил установить Великую Ступу (Руванвелисея Дагоба). Для того, чтобы отпраздновать открытие, он пригласил сотни тысяч представителей буддийских общин из разных стран, включая Кашмир и Александрию. На празднование прибыло тридцать тысяч монахов из областей проживания греков во главе с учителем «Греком Махадхаммараккхитой» [6, 420-426].
Принятие греками буддизма приводит к проникновению в данное учение греческой культуры, эпоса, философии, астрономии, которые становятся его неотъемлемой частью. Под влиянием греческой визуальной традиции на территории Гандхары создаются канонические образы Будды и его спутников, один из которых - Ваджрапана - в качестве прототипа имел традиционный облик Геракла. В буддийский календарь Гандхары попадают как минимум восемь греко-македонских названий месяцев: Артершю^, Aaioto^, ndv^^o^, Люю^, Горпгаю^, AnsXXaio^, Aüöuvaio^, SavötKo^. С греческого языка на санскрит переводятся астрологические трактаты, такие как «Явана джатака». Перевод осуществил Яванешвара («Господин греков»), который жил в Царстве Западных Кшатрапов во II в. н. э. [7, 18].
В середине III в. до н. э. часть верхних сатрапий империи Селевкидов образуют полунезависимое Греко-Бактрийское царство. Оно достигает максимума своего развития при царе Евти-деме I Сотере и его приемнике Деметрии I Аникете (конец III - начало II вв. до н. э.). Восточные границы достигли Кашгара, как пишет Страбон: «Бактрийские цари распространили свою державу вплоть до серов и фринов» [8]. На юге, воспользовавшись падением буддийской династии Маурьев, они подчиняют Арахосию, Парапамисады, Гандхару и оставшийся бассейн Ин-
да, что приводит к возобновлению греческой колонизации Северной Индии, прерванной при Чандрагупте Маурья.
Во время индийского похода Деметрия в Согде и Бактрии военачальник Евкратид поднимает восстание, которое приводит его к власти. Деметрий вынужден был остаться на юге, это в свою очередь приводит к появлению нового Индо-греческого царства.
В период правления индо-греческого царя Менандра I Сотера (165/155-130 гг. до н. э.), в орбиту его политического влияния вошли Арахозии, Гандхары, Пенджаба, Матхура. При Менандре (инд. Милинда) буддизм получает государственную поддержку. С его именем связаны знаменитые тексты - т. н. «Вопросы Милинды», которые представлены в виде диалога между царем и монахом Нагасеной. Так, в конце книги II Милинда выражает симпатию и уважение к учению своего собеседника. Он говорит, что, стань он, как это принято по индийскому обычаю, учеником (antevasi) Нагасены, он быстро смог бы понять дхарму до конца (а]апеууат), т. е. достиг бы архатства - буддийской святости, но такой поступок для него как царя невозможен, и ему остается поглядывать на Нагасену, уподобляясь «льву в золотой клетке»: почетно, да несвободно. Подводя итог беседе, Милинда подчеркивает, что должен отблагодарить монаха со всей щедростью - не потому, что Нагасене и на самом деле нужны его дары, а для создания благоприятного общественного мнения. Таким образом, царь изображен деятельным покровителем буддизма, хотя формально-ритуализованного принятия его в словах Милинды нет. Интересно свидетельство Плутарха Херонейского (Ш вв.), которому имя Менандра было известно. По его словам, после кончины царя семь городов оспаривали между собой привилегию похоронить останки его на своей земле. Этот факт является отражением религиозного почтения к покойному. Желание построить ступу применительно к светскому лицу монарха означает восприятие его как чакравартина - праведного царя-покровителя буддизма [9, 10].
В 130 г. до н. э., под влиянием внутренних дезинтегрирующих процессов и внешних -давлением кочевников с севера, греки утрачивают власть над основной частью верхних сатрапий и отступают на юг в Гандхару. На территории Бактрии власть переходит в руки юэчжей, пока не сосредотачивается в руках кушанского ябгу Куджулы Кадфиза. К первому веку уже и значительная часть индо-греческих владений отходит к парфянам и сакам, которые в свою очередь вскоре поглощаются Кушанской империей или оказываются под кушанским протекторатом. Значительная часть греков, очевидно, была инкорпорирована в новые политические структуры. Последнее небольшое царство собственно греков в северо-западной Индии во главе со Стратоном II и его сыном-тезкой было ликвидировано небольшим индо-сакским кшатрапом Матхуры Раджувулой около 10 г. н. э. [11, 38-39].
Утрата греками политической самостоятельности и господствующего положения, приводит к настоящему синтезу греческой, бактрийской, индийской и кочевнической культур. Греческое наследие повсеместно встречается в индо-парфянской, индоскифской и кушанской культуре. Это отчетливо видно в изображениях божеств, большинство из которых выполнены в эллинском стиле. Богини показаны одетыми в хитон и плащ, иногда держащими в руках рог изобилия. Узнаваемое изображение Афины, датируемое первым веком до нашей эры, было найдено на городище Халчаян. Греческое влияние заметно и в кушанской архитектуре. Колонны устанавливались на аттико-азиатских основаниях, в пилястрах, украшавших стены, наблюдается коринфский порядок с листьями аканта, применялась техника резки оснований колонн токарным станком. Ярким примером эллинского влияния на ювелирное искусство служат обнаруженные в царских гробницах Тилля-тепе украшения в греко-бактрийском стиле. К ним следует отнести камею с профильным изображением человеческого лица в «македонском» шлеме с завитком, близко напоминающем шлем царя Евтидема, крупная халцедоновая гемма с тонко гравированным изображением крылатого грифона, гемма с изображением горбатого быка. Смешанный характер со значительным влиянием эллинского искусства имеют застежки «амуры на дельфинах», сцена дионисийского «священного брака», «Арес или Веретрагна», головные подвески «Анахиты», «государь и драконы», золотой пояс, статуэтки «Афродита Кушанская» и «Афродита Бактрийская», корона, обувные пряжки «колесница с драконами», ножны кинжалов и некоторые другие изделия. Среди греческих богов наиболее часто на монетах кушан встреча-
ются Геракл, Гелиос и Серапис. На монетах индо-скифов встречаются символы Афины. Не без влияния греков среди кочевников распространяется буддизм [12, 135-136].
К началу нашей эры в районе Гандхары сформировалось уникальное постэллинистическое сообщество, с греческой и индо-буддийской культурной основой. О том, что в этой среде гомеровские сказания все еще существовали, свидетельствует Дион Хрисостом (ок. 40 - ок. 120 г. н. э.). Позднеантичный автор говорит в своей речи к александрийцам: «Ведь, говорят, даже среди индийцев поют поэмы Гомера, переложив их на свой язык и лад. Стало быть, индийцы, которым невидимы многие наши звезды - ведь рассказывают, что Медведицы никогда не показываются над ними, - тем не менее знают о страданиях Приама, о плачах и воплях Гекубы и Андромахи, о мужестве Ахилла и Гектора» (Дион, LIII, 6, 7).
Сложно представить, чтобы Илиада и Одиссея были напрямую переведены на санскрит и рассказывались традиционными индийцами. В классической литературе на санскрите греки (yavana) упоминаются всякий раз в отрицательном значении - как пример безбожников, которые не чтят Веды и не почтительны к брахманам, что приравнивает их к варварам (mleccha). Более вероятно, что под индийцами, переводящими Гомера, понимались индо-буддисты, в том числе греческого происхождения. Это подтверждается находкой II-III вв. на территории Ганд-хары барельефа с сюжетом из Троянской войны, который в настоящее время хранится в Британском музее. На нем изображена Кассандра в индийском образе, которая преграждает ворота в город деревянному коню и толкающим его двум мужчинам. Коня спереди ударяет в грудь другой известный персонаж - Лаокоон (Рис. 1).
Рис. 1. Барельеф из Гандхары со сценой из Троянской войны (II - III вв.)
(Stoneman R., 2019, P. 376; Pic. 13.1)
Позднее эта история нашла отражение в притчах буддийского философа, принадлежащего к течению Тхеравады Буддхагоши (V в.), и продолжает встречаться в сказках XI в. [6, 376], [13, 9-18].
В конце IV - начале V вв. н. э. под натиском Империи Гупта, правители которой придерживались традиционного индуизма, гибнут две главные династии, патронирующие буддизм в Северной Индии: кушане и сакские Западные Кшатрапы, как следствие этого начинается спад буддизма на территориях нынешней Индии, Пакистана и Афганистана. Представители буддийской общины Северной Индии, воспользовавшись традиционными контактами, торговыми и миссионерскими маршрутами, переселялись в Среднюю Азию и Восточный Туркестан, связи с которыми были налажены еще в период Греко-Бактрии и Кушанского царства. Примером выступает биография одного из патриархов буддизма в Китае Кумардживе. Он родился около 344/350 гг. в г. Куча (Синьцзян, КНР). Отец Кумарадживы Кумараяна происходил из знатной индийской семьи. После принятия монашеского пострига он покинул Индию и переселился в государство Куча, где стал «духовным наставником государства» (го ши). Мать Кумарадживы
Джива была младшей сестрой правителя Куча. В возрасте 7 лет Кумараджива вместе с матерью попал в монастырь, где начал изучать буддизм. В 9-летнем возрасте переехал в Кашмир, где под руководством наставника Бандхудатты изучал Трипитаку, далее он прибыл в Кашгар, где в течение года изучал Абхидхарму, и перешел в махаяну. После покорения Кучи государством Западное Цинь (388 - 431 гг.) был взят в плен. В 401 г. прибыл в Чанъань, где оставался до самой смерти в 409/423 г. [14, 286-287].
Вместе с буддийскими мигрантами в Восточный Туркестан попадают и традиционные для верхних сатрапий и Северной Индии эллинистические фольклорные сюжеты. Это наглядно видно по находке на Урале серебряной чаши, которая демонстрирует яркий образец гибридного греко-бактрийского искусства. Чаша имеет восточную полусферическую форму, наружные стенки украшены рельефными фигурами: мужская фигура, сидящая в позе отдыхающего Зевса, с одной стороны, очень сходна с фигурой Зевса на римской мраморной вазе, с другой - напоминает фигуру Геракла на реверсе монет бактрийского царя Евтидема I. Центральный медальон украшен львиной маской хотанского типа. Князь и княгиня сидят на ковре в одеяниях, отвороты которых составляют характерную особенность покроя одежд на памятниках Сериндии. Вокруг них - слуги, несущие кувшины иранского типа, обезьяны-музыканты, образ которых совпадает с терракотовыми фигурками обезьян-музыкантов из Хотана и надпись арамейскими буквами. Борт чаши украшен, как мы это видели уже на ряде других сосудов, всё тем же эллинистическим орнаментом в виде волны. Интерес представляет полусферическая серебряная чаша, найденная в Тургайской области (Республика Казахстан). Чаша имеет безусловно восточный облик. Изображение представлено сложной сценой, иллюстрирующей некий миф или предание, при этом действующие лица почти все изображены в античных одеяниях. Как отмечает ученый, греко-бактрийское искусство на несколько веков пережило хронологические рамки греко-бактрийского царства и оказывало влияние на искусство Сасанидской империи и танского Китая [15, 262-270].
Кувшинчик с Урала и чаша с Тургая по ряду признаков близки к индийскому искусству периода династии гуптов. Поза женщины с рогом изобилия на чаше находит свое место в типологическом ряду кушанских и гуптских монет, соответствуя позе богини на монетах Чандра-гупты II (около 375 - 414 гг.) в IV - V вв. н. э. [16, 80-81].
Еще более красноречиво о продвижении эллинистических сюжетов, в частности «Илиады», в начале раннего средневековья на восток свидетельствует находка в 1983 году в автономном районе Китая Нинся. В двойном захоронении полководца (ум. 569 г.) династии Северное Чжоу были обнаружены не только сасанидская чаша из зеленого стекла, золотое кольцо с синим камнем, но и позолоченный серебряный кувшин высотой 37,5 см с изображениями шести человеческих фигур. Все шесть персонажей явно греческого облика. Выделяется три сюжета, связанные с Троянской войной. Первый сюжет - троянский князь Парис вручает Афродите золотое яблоко. Во втором сюжете Парис ухаживает за Еленой, чтобы убедить ее оставить своего мужа и плыть с ним в Трою. Третий сюжет - воссоединение Елены со своим бывшим мужем Менелаем после падения Трои (Рис. 2) [13, 9-18].
Рис. 2. Серебряный сосуд со сценами из Илиады периода Северное Чжоу (VI вв.) (Watt J.,
2004, P. 257)
Таким образом, археологические свидетельства позволяют говорить, что в среде буддистов Северной Индии и зоне их культурного влияния, достаточно близкого к территории, где в VI-VII вв. расселялись тюрки, сохранялись не только мотивы из греческой мифологии, но и сюжеты гомеровского эпоса.
В середине VI в. буддизм, проникший по Великому Шелковому Пути в Китай, становится известен и тюркам. Об этом прямо говорят письменные и археологические источники.
Буддизм принимает часть тюркской элиты во главе с Мукан каганом (553-572 гг.). Вероятно, это было связано с торговыми и политическими связями тюрков и царства Северное Чжоу (557-581 гг.). Так, император Сяо Миньди, основатель династии, приказал построить буддийский храм для тюркской общины в Чаньани, что, очевидно, рассматривалось как дружественный политический жест в адрес Мукан-кагана. Следующий император - Минди - увековечил освящение храма надписью, текст которой восхваляет деяния Мукана, в том числе его обращение в буддизм.
После Мукана к власти приходит его младший брат Татпар (Таспар) каган (572-581 гг.). В китайских хрониках сообщается, что он был обращен в буддизм монахом по имени Хуэйлинь, после чего построил для буддийских монахов храм. По запросу Татпара император северной Ци отправил ему Паринирванасутру, переведенную с китайского на тюркский язык. В 574 (575) году в ставку кагана прибывает известный буддийский проповедник Чинагупта. Родился проповедник в 528 г. на территории Каписы (древние Паропомисады, современный Афганистан). Первоначально он проповедовал в Хотане, а затем в Северном Чжоу. При Татпар кагане Чина-гупта и его буддийские сподвижники находились около десяти лет. Во время пребывания Чина-гупты у тюрков к нему присоединилась группа буддийских монахов из царства Ци, которые совершали паломничество в Гандхару, но по возвращении, узнав о падении царства Ци, решили остаться при ставке кагана. Татпар каган придал буддийской миссии размах и обеспечил сторонникам этой религии политическую поддержку при каганской ставке [17, 161-173].
Подтверждением этому служат находки древнетюркских текстов VI в. на брахми и согдийской письменностях. Первая из таковых располагалась в урочище Бугут (Монголия). Надпись на брахми была помещена на самой важной фронтальной стороне. А в ее согдийской части сказано, что, согласно божественному приказу, была создана буддийская сангха: «Учреди великую новую сангху» (см. БП, стк. 9-10) [18, 121-146].
По мнению Т. Осава, в бугутском тексте сообщается, что сын Татпар кагана поставил еще две буддистские мемориальные колонны, или стелы. Подобные стелы были обнаружены в 1985 г. монгольскими археологами в долине реки Тола (Осава Т., 2013, с. 91-93). Косвенно о распространении письменности брахми в результате буддийской проповеди, говорит уникальная металлическая табличка с надписями, датирующаяся периодом Первого тюркского каганата и обнаруженная на Урале [19, 174-188].
Факт массового присутствия буддистов в Первом тюркском каганате замыкает основную линию рассуждений, а гипотетическая цепочка, которая могла привести от Одиссеи к Алпамы-шу, выглядит следующим образом: ионические греки - Греко-Бактрия и Индо-греческое царство - буддизм - тюрки.
Возможно, именно парадоксальная близость между территорией кунгратской редакции сказания про Алпамыша и эллинистическими верхними сатрапиями, разделенными более чем тысячелетним промежутком времени, стала одной из причин, которые оттолкнули В.М. Жирмунского от последнего шага в рассуждениях о влиянии Одиссеи на сказание об Алпамыше.
Нельзя не отметить важные выводы, к которым пришла С. Халмырзаева в работе, посвященной связям Одиссеи, японского сказания о Юриваке и тюркского об Алпамыше. Автор считает, что образы Алпамыша и Юриваки могли появиться в результате комбинации двух историй - «Одиссеи» и буддийской сказки «О добром принце и плохом принце», а их распространение в Центральной Азии и на Дальнем Востоке связано с религиозными проповедями буддийского учения, которые вошли в народную поэзию [20, 230-250].
Исторические факты позволяют утверждать, что комбинация двух историй происходила на территории Греко-Бактрийского и Индо-греческого царств в конце I тыс. до н.э. - начале I тыс. Именно в данных эллинистических государствах Востока отмечается взаимодействие буддизма и гомеровского эпоса. Благодаря развитой письменной традиции региона сюжеты Одиссеи могли сохранятся достаточно долго, что подтверждают свидетельства Диона Хрисостома (I в.), рельеф из Пешавара (II-III вв.), сосуды, обнаруженные на Урале, в Тургае и Китае (IV-VI вв.), притчи буддийского монаха из Индии Буддхагоша (V в.), а в VI веке буддийские миссионеры занесли их тюркам.
ЛИТЕРАТУРА
1. Жирмунский, В.М. Эпическое сказание об Алпамыше и «Одиссея» Гомера // Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка. - 1957. - Т. 16. - Вып. 2. - С. 97-113.
2. Попов, А.А. Греко-бактрийское царство. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. - 240 с.
3. Попов, А.А. Истоки и зарождение греко-буддизма в Индии и Бактрии // Вестник СПбГИК. - №1 (42). - 2020. -
С. 62-68.
4. Кошеленко, Г.А., Гаибов, В.А. Эллинистический Восток: колонизация верхних сатрапий (масштабы, динамика,
характер) // Проблемы истории, филологии, культуры. - 2(44). - 2014. - С. 141-174.
5. Гаибов, В.Г., Кошеленко, Г.А., Сердитых, 3.В. Глава первая. Эллинистический Восток // Эллинизм: восток и запад. - М.: Наука, 1992. - С. 10-58.
6. Stoneman, R. The Greek Experience of India. From Alexander to the Indo-Greeks. - Princeton & Oxford: Princeton University Press, 2019. - 525 p.
7. Salomon, R. The Macedonian Month Xandikos in Gandharan Inscriptions // Studia Orientalia. - 2011. - Vol. 110. - P.
165-170.
8. Страбон География. В 17 книгах. Перевод, статья и комментарии Г.А. Стратановского. Под общ. ред. проф. С.Л.
Утченко. Ред. перев. проф. О.О. Крюгер. - М.: Наука, 1964. - 944 с.
9. Попов, А.А. Культурные особенности административной организации Греко-Бактрии // Вестник СПбГИК. - № 4
(37). - Декабрь 2018. - С. 49-55.
10. Bernard, P. The Greek Kingdoms of Central Asia // History of civilizations of Central Asia. Volume II. The development of sedentary and nomadic civilizations: 700 B.C. to A.D. 250. - Paris: UNESCO Pub., 1996. - С. 97-126.
11. Боровкова, Л.А. Кушанское царство (по древним китайским источникам). - М.: Институт востоковедения РАН, 2005. - 315 с.
12. Сарианиди, В.И. Храм и некрополь Тиллятепе. - М.: Наука, 1989. - 240 с.
13. Setaioli A. Harbingers of the Trojan War on a Gilt Silver Ewer from Guyuan // Giornale italiano di filologia. - № 72. -2020. - P. 9-18.
14. Кумараджива. В кн. Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. / Гл. ред. М.Л. Титаренко; Ин-т Дальнего Востока. - М.: Вост. лит., 2006. Т. 1. Философия / ред. М.Л. Титаренко, А.И. Кобзев, А.Е. Лукьянов. - 2006. - С. 286-287.
15. Тревер, К.В. Проблема греко-бактрийского искусства // III Международный конгресс по иранскому искусству и археологии. Доклады. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1939. - С. 262-270.
16. Боталов, С.Г., Байоглу, А., Маслюженко, Д.Н. Письменные традиции и языковые заимствования в среде тюр-коязычных кочевников Урало-Казахстанских степей // Проблемы истории, филологии, культуры. - 1 (2017). -С. 174-188.
17. Gabain, A. von Buddhistische Türkenmission // Asiatica Festschrift Friedrich Weller. Zum 65. Geburtstag gewidmet von seinen Freunden Kollegen und Schülern. - Leipzig, 1954. - S. 161-173.
18. Кляшторный, С.Г., Лившиц, В.А. Согдийская надпись из Бугута // Страны и народы Востока. - Т. Х. - 1971. -С. 121-146.
19. Маршак, Б.И. История восточной торевтики III-XIII вв. и проблемы культурной преемственности / Под ред. В.П. Никонорова; вступит. статья Ф. Гренэ. - СПб.: Академия исследования культуры, 2017. - 736 с.
20. Khalmirzaeva, S. Yuriwaka: On the Possible Route of the Story's Transmission // Annals of Dimitrie Cantemir Christian University. Volume XVI. - № 1. - 2016. - С. 230-250.
