CC BY
20Украши у галузi 6i6m0TeK03HaBCTBa, бiблiографоз- Держ. закл. «Нац.парлам. бка Украши» ; [склад. : Т. навства i основ книгознавства за 20012005 роки / Богуш та iH.]. — К. : НПБУ, 2009. — 231 с.
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ
Омаров А.И.
Исторический факультет Дагестанского Государственного Университета г. Махачкала, профессор
HISTORICAL SCIENCES AND ARCHEOLOGY
Omarov A.I., Historical Faculty, Dagestan State University Makhachkala, professor
АННОТАЦИЯ
Российская политика на Кавказе в рассматриваемый период вступила в свою активную фазу, результатом которой стали успешные войны с Ираном, Турцией, присоединение Восточной Грузии, в целом значительное укрепление имперских позиций на Кавказе. Основной целью статьи является последовательная характеристика процесса расширения и укрепления российской государственности на Северном Кавказе. Важным представляется показ роли России в фактическом спасении Грузии от иранской угрозы, анализ отдельных проблем взаимоотношений между российской властью и закавказской феодальной элитой, горскими владетелями Северо-Восточного Кавказа.
ABSTRACT
Russian policy in the Caucasus in the period under review entered its active phase which resulted successful wars with Iran, Turkey, the accession of eastern Georgia, in general, a significant strengthening of the imperial position in the Caucasus.
The main purpose of the article is a consistent facture of the process of expansion and strengthening of the Russian state in the North Caucuses .It is important to show the role of Russia in the actual rescue of Georgia from the iranian threat, are analyns of specific problems of mutual relation between the Russian authorities and Trans-caucasian feudal elite, highlanders rulers of Northwest Caucasus.
Ключевые слова: Россия, политика, Северо-Восточный Кавказ, Грузия, империя, горцы, набеги, кризис, Дагестан, компромисс, государственность.
Keywords: Russia, polities, Northeast Caucasus, Georgia, umpire, crisis, Dagestan, compromises, statehood.
К ВОПРОСУ О РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ XVIII -НАЧАЛЕ XIX ВЕКА.
Проблема вхождения отдельных территорий Кавказа в состав России до сих пор вызывают научный интерес, различные мнения, подходы и трактовки. Между тем, именно в рассматриваемый период происходит значительное усиление российского влияния в исследуемом регионе, начинается процесс непосредственного введения различных форм имперского управления, идет выработка взаимоприемлемых и для России, и для местных горских политических образований форматов сосуществования. В последних публикациях на данную тему, на наш взгляд, недостаточно четко прослеживаются особенности исторического рубежа (конец XVIII -начало XIX века), ставшего определяющим для судеб горских народов СевероВосточного Кавказа. В частности, представители кавказоведческой школы В.В. Виноградова ключевыми понятиями сделали «российскость», «взаимодействие», «взаимовоздействие», «интеграция». Безусловно, парадигма российскости и интеграции кавказских народов в российскую государственность имеют свои сильные, и по большому счету, перспективные направления последующих исследований. Однако, в тоже время, конфликтная сторона взаимоотношений в их подходе несколько теряется, затушевывается идеями, которые долгое время были господствующими в советском кавказоведении, проповедовавшим преимущественно
«добровольное вхождение или присоединение кавказских территорий к России [1, c. 12-16, 25-42].
В этом же ключе выдержана монография под авторством Е.В. Великая, Н.Н. Великая, развивающая идею доминирования мирных форм интеграции горцев Северо-Восточного Кавказа в состав Российской империи. Вместе с тем и здесь мы находим спорные, а подчас неточные утверждения, принижающие уровень социально-экономического и общественно-политического развития горских народов, которые хотя и имели, по мнению этих авторов, свою государственность, но была она не развитой и не прочной.
Вряд ли можно согласиться и с тем, что мирные формы взаимоотношений недостаточно изучены [2, с. 5, 20].
Вся фактологическая база свидетельствует о том, что народы Дагестана имели свою государственность, начиная с эпохи Кавказской Албании (IV века до н.э.) и заканчивая созданием теократического государства «имамат» функционировала на значительной территории Дагестана и Чечни в 3050-е it.XIX века.
Из последних публикаций, затрагивающих интересующий нас исторический сюжет, выделяется коллективная монография О.Р. Айрапетова, М.А. Волхонского и В.М. Муханова, посвященная реконструкции исторического контекста заключения Гюлистанского мирного договора 1813 года, обозначившего успехи российской внешней политики на Кавказе.
Однако и в этом работе мы находим довольно прочно устоявшееся среди многих исследователей мнение о том, что «лезгинские (дагестанские-А.О.) набеги опустошали страну и сокращали ее население. Главной целью набегов был захват людей для дальнейшей продажи их в Крым [3,с.28].
Хотя дагестанские владетели и отдельные представители союзов сельских обществ и совершали военные, в том числе и грабительские походы в Грузию, их масштабы, и тем, более работорговля не идут ни в какое сравнение с политикой иранских шахов и турецких султанов, не раз ставивших под вопрос само существование грузинского государства и народа. Основная масса пленных грузин, поселялась на свободных землях в разных частях Аварского ханства, фактически на правах обычного горского крестьянства и не являлась, как правило, предметом купли-продажи.
Ценные и достаточно аргументированные очерки известного историка В.В. Дегоева по поводу утверждения России в регионе, методологии изучения проблем, имперской идее, «большой игре» на Кавказе, о военной и мирной составляющих процесса присоединения Кавказа к Российской империи, дают возможность историко-философского осмысления произошедших в ту эпоху глобальных перемен для кавказских горских народов.
Впервые в истории Северного Кавказа Россия начинает последовательно и целенаправленно встраивать в свою политику православно-миссионерскую, духовную деятельность, предлагая не только имперский арсенал средств, состоявший из грубой силы и изощренной дипломатии, но и культурную экспансию [4, с.226]. Обращение к этой важной теме преследует цель не широкого и масштабного анализа столь сложной проблематики, а акцентации на некоторых важных, с точки зрения автора, аспектах российской политики на Кавказе, имея в виду неразрывную историческую, географическую и культурную связь народов Закавказья и Северо-Восточного Кавказа.
Исторические связи России с народами Кавказа прослеживаются со времен Киевской Руси. Уже тогда Кавказ составлял сферу жизненно важных интересов целого ряда государств, и продолжал оставаться таковым на протяжении всех последующих веков. Политические, военные, торгово-экономические контакты не прекращались никогда, они ослабевали, вновь активизировались в зависимости от внешнеполитической ситуации в кавказском районе.
После распада Золотой Орды и усиления Московского государства, интерес к далеким кавказским землях, усиливается. Особенно это становится заметным во второй половине XVI века, когда Московское государство овладевает низовьями Волги и Каспийским морем.
Можно выделить два направления российской политики в Х'УТ-Х'УП вв. Первое - это «постепенное распространение на юг, благодаря активности русского казачества, которое, «на протяжении нескольких столетий шаг за шагом приращивала свои
плодородные земли, а в итоге расширяло владения царской «империи». Второе - это активизация отношений с Грузией, которая едва сдерживала натиск Ирана, Турции, а также походы в Закавказье военно- политических лидеров Северо-Восточного Кавказа, в особенности владетелей Аварии. Православные грузинские правители, вынужденные вести борьбу с мусульманскими соседями обратились за помощью на север - к поднимавшейся во весь рост православной державе, и та весьма охотно стала вмешиваться в дела на Кавказе [5, с. 13-14]. Прежде всего это касалось Грузии, переживавшей системный внутренний кризис и агрессии внешних сил. Особенно регулярно это стало происходить в конце XVIII века, когда Российская империя медленно, но верно усиливала свои позиции на Кавказе, оттесняя и ограничивая иранские и турецкие претензии, подавляя по мере необходимости выступления местных антироссийских сил (например, движение во главе с шейхом Мансуром - А.О.).
Политика империи при правлении Екатерины II сводилась к тому, чтобы горцы видели в деятельности администраторов России на Северном Кавказе «целесообразность» и оценили полезность новой власти, которая должна была «...... стараться
не единою силою оружия предлежит побеждать народы, в неприступных горах живущие ... но паче правосудием и справедливостью нужно приобретать их к себе доверенность, кротостью смягчать, выигрывать сердца и приучать их более обращаться с русскими»[8,с.164].
Безусловно, конкретная политическая ситуация, зависевшая от остроты и масштабов соперничества Ирана, Турции, за спинами которых часто стояли европейские державы (Британия, Франция -А.О.) зачастую заставляли российское правительство прибегать к жестким методам воздействия на полиэтничный, поликонфессиональный, феодально-общинный Кавказ.
По мнению Н.А. Смирнова, «борясь между собой за экономическое и политическое преобладание на Востоке Англия и Франция, вместе с тем, поддерживали восточные феодальные порядки и феодальных правителей - турецкого сутана и иранского шаха, снабжая их средствами для агрессии, когда дело шло о борьбе против России - их общего врага и соперника на Кавказе». [8, с. 173].
Роль и значение России хорошо вырисовываются после нашествия Ага Мухаммеда Каджара на Грузию, подвергшуюся страшному разорению. Поход российских войск в 1796 году, занятие Дербента, Шемахи, Баку, Гянджи, последующий отзыв русских войск в связи с изменением приоритетов внешней политики (связанной со смертью Екатерины II и воцарением Павла I -А.О.), по сути дела, не смотря на отсутствие явных политических результатов, стали важным фактором предотвращения возможного вторжения иранской агрессии на территорию Северо-Восточного Кавказа.
Кавказ в конце XVIII века остается объектом международных отношений и продолжает притяги-
вать внимание своим исключительным геостратегическим положением и вызывать различные реакции со стороны кавказских политических и этнических образований на внешние воздействие.
Переломным моментом в продвижении России на юг является переход через Кавказский Хребет и присоединение Восточной Грузии (Картло-Ка-хетии - А.О.). Это стало логическим следствием кавказской политики Екатерины II, Павла I и, наконец императора Александра I, начавшего свою государственную деятельность с грузинского вопроса.
Здесь следует понимать, что наряду с очевидными плюсами - обеспечение безопасности южных границ России, избавление грузинского царства от междоусобиц и внешней угрозы, помощь единоверному народу и соблюдению достоинства Российской империи, были и не менее очевидные минусы. Это и сомнения в законности присоединения грузинских земель, необходимость расквартирования на месте войск, содержание которых обошлось бы очень дорого, обострение отношений с Ираном и Турцией - традиционно ключевыми игроками на геополитической площадке Кавказа. В конечном счете, все сомнения были преодолены, и в этом сыграла свою роль миссия во главе с генералом К.Ф. Кноррингом, доложившая императору, что своими силами Грузия не справится ни с внешними, ни с внутренними угрозами и проблемами. В условиях фактически начавшейся гражданской войны (между многочисленными претендентами на грузинский трон) и новый каджарской угрозой, появление в Картло-Кахетии русских войск остановило иранское вторжение и позволило разбить коалиционные силы во главе с царевичем Александром и Уммаханом Аварским.
Однако в последующем, грубая, бесцеремонная, бестактная деятельность Кнорринга, видевшего себя в роли главнокомандующего русскими войсками в Грузии, привела к общему недовольству. Однако «Кнорринг не принадлежал к числу тех людей, которые имеют дар возбуждать к себе доверие народа, и сразу извратил самый смысл добровольного присоединения Грузии, придавшему вид какого-то насилия» [7, с.297].
Кроме того, надо понимать, что российские императоры и Павел I, не смотря на приписываемую ему излишнюю неуравновешенность и Александр I, не отличавшийся от природы твердостью характера, по грузинскому вопросу действовали вполне адекватно. Россия готова была взять Грузию под свою защиту и включить в состав государства, беря на себя всю полноту ответственности и, бремя управления, либо Грузия сама пытается выйти из клубка сложных политических, экономических и демографических проблем.
Кстати, в высшем окружении Александра I были и решительные противники присоединения Грузии (приверженцы европейского вектора российской внешней политики граф А.Р., Воронцов, граф В.П. Кочубей), считавшие, что России надо заниматься не приобретением новых территорий, а внутренним благоустройством края и укреплением
позиций на Северном Кавказе. Вполне можно согласиться с мнением В.В. Дегоева, что это было связано не с принадлежностью их к «либеральному», «антиимперскому» направлению русской политической мысли, а просто с другой логикой идентификации «полезного» и «вредного» для империи, пониманием, благодаря своему, прекрасному геостратегическому чутью, что у России, не остается иного выбора, как идти дальше и столкнуться с Ираном и Турцией [6, с.47].
Таким образом, совокупность экономических, военно-стратегических и политических обстоятельств привели к тому, что император Александр I сознательно перешел от вмешательства и протекционистской политики к открытому столкновению с исламским миром на юге Грузии и северокавказскими горцами. Это стало неизбежным, поскольку защитить Картли и Кахетию, а также дорогу из Владикавказа в Тифлис без дальнейшего покорения народов и захвата территорий было невозможно.
Так начался период войн и столкновений, длившийся шесть с половиной десятилетий, в результате которого Кавказ оказался в полном подчинении России [5. с.20].
Официальный манифест от 12 сентября 1801 г. фактически подытожил уже случившийся факт -Восточная Грузия оказалась в составе Российской империи (как Грузинская губерния - А.О.), царствовавшая до этого династия Багратидов была лишена всех прав на престол в Грузии.
Несмотря на то, что с точки зрения морали и формальностей международного права процедура инкорпорации была осуществлена небезукоризненно, победила идея государственной целесообразности, восторжествовала характерное для той эпохи понимание «государственной пользы». Это имперское по сути и риторике понимание и определяло действия на Кавказе. Если грузинская элита видела будущие взаимоотношения с Россией на фе-одально-вассалитетном уровне, то имперская власть уже мыслила и действовала иначе, чем это было при Иване Грозном, руководствуясь имперской доктриной, а не средневековой концепцией сюзеренитета. Эта «мировоззренческая» победа принесла грузинской монархии гибель, а грузинскому народу - спасение. Грузия осознанно и добровольно предпочла обменять «свободу» на «жизнь». Россия не навязывала этот выбор. Россия его приняла,» - считает В.В. Дегоев и во многом, с ним можно согласиться. Вместе с тем нельзя согласиться [6,с.49] с его постоянно проглядывающимися мыслями о чрезмерной угрозе со стороны лезгин (дагестанцев - А.О.), якобы терзавших Грузию своими разбойничьими нападениями со всех сторон.
Безусловно, набеги имели место быть в ту сложную эпоху. Однако следует заметить, что подобная же набеговая практика существовала и на территории самой Грузии, тушины, пшавы, хевсуры и другие народности не чурались нападать и друг на друга, и на дагестанские земли, зачастую превосходя своих соседей, в столь приписываемых им жестокостях и варварстве, выставляя напоказ,
как военный трофей и доказательство доблести -отрубленные кисти рук, не говоря уже об материальной добыче, любимой ими не меньше, чем их дагестанские соседи. Кроме того, крупные военно-политические походы дагестанских крупных феодалов, в частности Умма-хана Аварского вряд ли можно отнести к простым разбойничьим набегам. Умма-хан «был человек предприимчивый, отважный и храбрый до дерзости. Собственные его владения были невелики, но велико было то значение, которым он пользовался во всем Дагестане, где по малейшему знаку его поднимался весь сброд горских хищников, слепо веривших в неизменное счастье своего любимого вождя»[7, с.292].
Его договоры с закавказскими ханами и грузинскими царями, обязывавшими их платить дань, а ему обеспечивать безопасность и неприкосновенность границ, выполнялись до момента включения Восточной Грузии в состав империи. Соответственно, реакция аварского владетеля (неудачный поход 1800 г. и неудачная битва на р. Йори с русско-грузинскими отрядами под командованием генерала Лазарева - А.О.) являлась вполне объяснимым желанием заставить своего противника выполнить ранее принятые обязательства. Уровень политической культуры и военной организации дагестанских горцев, особенно и прежде всего, в феодальных владениях, мало чем уступал принятому тогда кавказскому стандарту военно-политических отношений. Однако факт остается фактом. Присоединение Восточной Грузии явилось событием, которое, по мнению Р.А. Фадеева «определило новые отношения государства к полудиким племенам Кавказа: из заграничных и чуждых к нам они сделались внутренними, и Россия должна была подчинить их своей власти. Отсюда возникла многолетняя и кровавая борьба ... Кавказ потребовал больших жертв, но чего бы он не стоил, ни один русский не имеет права на это жаловаться, потому что занятие Закавказских областей не было ни случайным, ни произвольным событием в русской истории. Оно подготовлялось веками, было вызвано великими государственными потребностями и исполнилось само собою» [9, с.34].
Весь ход последующих событий, административные проекты и планы имперского руководства были направлены на выполнение вышеотмеченной Р.А. Фадеевым задачи, на решение которой ушли десятки лет, потребовавшие больших людских и
материальных потерь, несколько войн (русско-турецкая 1804-1812 гг., русско-иранская 1806-1812 гг., русско-иранская 1826-1828 гг., Кавказская война XIX века). Наиболее длительной, драматичной и необычной из них явилась «Кавказская» явилась XIX века. В конечном счете, подытоживая вышеизложенный материал и рассуждения, можно сделать вывод, что вся длительная и сложная история взаимоотношений империи и «горского мира» вылилась в своеобразный исторический компромисс - сохранение местными горскими народами в Российской империи своих традиций, религии и ментальности, естественно, под контролем и доминанте имперских интересов. Но это уже несколько другая история, хотя корни ее, безусловно, находятся и в активной российской политике на Кавказе в конце XVIII века - начале XIX века.
Литература
1. Российский Северный Кавказ: текущие риски, посягательства и перспективы (материалы 13-го научно-педагогического семинара). //Под ред. В.В. Виноградова. Москва - Армавир, 2009. 143с.
2. Великая Е.В., Великая Н.Н. Мирные формы интеграции Северо-Восточного Кавказа в состав Российской империи (1801 -1859 гг.). Армавир, РИО АГПУ, 2015. - 252.
3. Айрапетов О.Р., Волхонский М.А., Муха-нов В.М. Дорога на Гюлистан. Из истории российской политики на Кавказе во второй половине XVIII- ой четверти XIX в. - М.: Книжный мир, Международный Институт Новейших Государств, 2014. -384 с.
4. Дегоев В.В. История, опрокинутая в политику. Три досье «до востребования»- М.:МГИМО Университет, 2013. - 522 с.
5. Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. - М., 1988.512 с.
6. Дегоев В.В. Приз для победителя. Международное соперничество на Кавказе в первой трети XIX в. - М., 2013.455 с.
7. Потто В.А. Кавказская война от древнейших времен до Ермолова.- Ставрополь, 1994. Т.1.670 с.
8. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX веках. - М., 1958.243 с.
9. Фадеев Р.А. Кавказская война. - М., 2005.640 с.
