CC BY
63
Владимир ЛИЗУНОВ
ИСТОРИЧЕСКАЯ РОЛЬ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА В СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ И СОЦИАЛЬНОМ УПРАВЛЕНИИ
В статье представлены исторические особенности и проблемы миграции, показаны маршруты и ценности освоения Сибири. Отмечается важная роль культурного ландшафта как системы коммуникативных и ценностных феноменов в социокультурной жизни и социальном управлении.
In the article historical features and problems of migration are presented; routes and values of development of Siberia are shown. The important role of the cultural landscape as a system of communicative and valuable phenomena in socio-cultural life and social management is marked.
Ключевые слова:
культурный ландшафт, коммуникативная структура, духовная жизнь, гражданское общество, социальное управление; cultural landscape, communicative structure, spiritual life, civil society, social management.
ЛИЗУНОВ Владимир Васильевич — к.физ.-мат.н., чл.-кор. Академии медико-технических наук РФ; доцент кафедры менеджмента и маркетинга Омского института (филиал) РГТЭУ vladvasil@yandex.ru
В последние годы руководством России и специалистами различных уровней, как правило, обсуждаются два варианта стратегического развития страны. Первый связан с запуском механизмов пассионарного подъема нации, способного обеспечить интенсивное развитие страны путем инновационного прорыва. Альтернативой ему является проедание природных богатств страны и превращение России в сырьевой придаток постиндустриальных государств.
Наличие огромного ресурсного потенциала Сибири и Дальнего Востока в условиях уменьшающейся численности населения, глобализации мировой экономики и нарастающего дефицита сырья и жизненного пространства в других странах является причиной эмиссии в эти российские регионы иностранного населения с другой культурой, усиливающихся потоков международной, в т.ч. нелегальной, миграции1.
Международная миграция, характерная для второй половины ХХ в., имеет положительные стороны. Она позволяет смягчить тенденцию демографической поляризации, получить дополнительные рабочие руки и занять вакантные места (особенно малоквалифицированные) в принимающих развитых странах. Она также способствует решению проблемы занятости и получения дополнительных доходов в государствах, из которых идут потоки мигрантов. При этом миграция порождает и серьезные противоречия, в том числе межцивилизационные. В Западной Европе, России растут анклавы иных цивилизаций. Пример Косово и Македонии показывает, что это может привести к острым межцивилизационным конфликтам, вплоть до военных столкновений. Среди некоторых слоев населения в принимающих странах усиливается ксенофобия, наблюдаются проявления расизма2.
Потоки мигрантов, или кочующие народы, в истории человечества образовывались, как правило, в переходные периоды — под влиянием ухудшения природных условий, перенаселенности или военных угроз. Яркими примерами этого явления были: великая греческая колонизация УШ—У! вв. до н.э., походы Александра Македонского, освоение новых территорий римлянами, нашествия
1 Метелев С.Е. Международная трудовая миграция и нелегальная миграция в России: — М. : ЮНИТИ-ДаНа, Закон и право, 2006.
2 Кузык Б.Н. Россия и мир в XXI веке. — М.: Институт экономических стратегий, 2006, с. 77.
гуннов, готов, монголов, освоение европейцами Нового Света, а Московским царством — Сибири.
Для современной России, в особенности для районов Сибири и Дальнего Востока, крайне необходимо эффективное решение демографических и иммиграционных проблем на основе разработки собственных производственных, транспортных и социальных стратегий, учета потребностей развивающейся экономики в трудовых ресурсах по их видам, квалификации и территориям. Необходимо создание условий для нормальных условий жизни и труда иммигрантов, а в необходимых случаях — для их натурализации.
Поскольку в результате миграционных потоков возникают, а иной раз и обостряются межцивилизационные проблемы, у части местного населения проявляется ксенофобия, при разработке таких программ крайне необходимо использование не только результатов современной иммиграционной политики западноевропейских стран и США, но и исторического опыта таких многонациональных стран, как Россия, СССР и США.
При этом важнейшей задачей является исследование причин разнообразия культурной среды территории, а также выявление условий, при которых в одних регионах формируется высокий культурный и духовный потенциал, а другие становятся очагами социальной напряженности и культурного регресса.
В разрабатываемом методологическом аппарате исследований культурного наследия и современной социокультурной жизни территорий Урала и Западной Сибири, сложившихся в результате разных этапов русского освоения, вводится понятие культурного ландшафта территории, структура которого формируется в виде определенной системы коммуникативных и ценностных феноменов1.
Коммуникативная структура культурного ландшафта связывается с двумя
1 Федоров Р.Ю. Морфология культурного ландшафта региона // Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24—28 мая 2005 г.) в 5 т. Т. 4. — М. : Современные тетради, 2005, с. 648—649; Ганопольский М.Г., Федоров Р.Ю. Магистрали освоения как основа формирования культурного ландшафта региона (опыт историко-географической реконструкции) // Вестник Тюменского государственного университета, 2006, № 6, с. 190—193.
основными формами коммуникаций. Первая из них включает транспортные наземные коммуникации освоения: речные пути, сухопутные и железные дороги. Ко второй форме относятся социальные и культурные межсубъектные связи: информационные коммуникации, связывающие социокультурные общности; культурное наследие; исторические архетипы; социокультурная память и т.д. Каждая из этих коммуникаций связана с определенными институтами (от лат. institution — обычай, наставление) и системами ценностей, присущими той или иной форме освоения. В случае конструктивных решений в межкультурном общении формируется определенный менталитет, некоторый «общий язык». Кроме форм преодоления лингвистических трудностей, он включает в себя логические правила, схемы, процедуры как культурные (когнитивные) средства организации общего для сторон процесса мышления2.
Каждому типу общества присущи свои характерные формы коммуникаций освоения. Так, главными коммуникациями освоения доиндустриального общества являлись естественные пути сообщения природного происхождения (моря, реки, степи). Для обществ индустриального типа на первый план выходят рукотворные маршруты освоения — сухопутные и железные дороги, линейные инженерные коммуникации. В постиндустриальном обществе в качестве доминирующей системы коммуникаций освоения начинают выступать сети — сети трансляции информации, сети социальных институтов, сети торговли, производства и услуг и т.д. Постиндустриальные формы освоения фактически являются «внутренней колонизацией», поскольку это уже не освоение территории «с чистого листа», а форма, развивающаяся на основе предыдущей. Но они за счет виртуализации процессов освоения способны серьезно изменить специфику культурного ландшафта территории, минуя традиционные магистрали освоения. Иллюстрацией являются примеры, когда до самых отдаленных, периферийных поселений, хранивших элементы традиционных форм культуры и жизненного уклада, через СМИ или сети
2 Марача В.Г. Исследование мышления в ММК и самоорганизация методолога: семиотические и институциональные предпосылки // Кентавр, 1997, с. 10-11.
торговли и услуг доходят образцы массовой культуры и форм потребления, значительно меняющие ценностные установки и образ жизни местного населения.
Исследуя историю освоения Урала и Западной Сибири, можно привести ряд примеров того, когда маршруты и соответствующие формы освоения исчезали, но сохранившиеся ценности освоения в виде неявных форм коммуникации продолжали оказывать значительное влияние на особенности культуры, сформировавшейся на месте этого маршрута.
Так, первый этап освоения сибирских земель с конца XVI до середины XVIII в. был связан с формированием комплекса маршрутов, который называют Сибирским путем. Он брал свое начало в Заволочье — историко-культурной зоне Русского Севера, расположенной в районе слияния рек Северной Двины, Сухоны и Вычегды. Из находившихся в этом районе городов — Великого Устюга, Тотьмы, Сольвычегодска и Каргополя, в жизни которых важную роль играли дальние торгово-промысловые связи, вышла значительная часть первопроходцев восточных рубежей России.
Этот маршрут проходил через Северный Урал, где была проложена Бабиновская дорога, соединившая Соликамск и Верхотурье, впоследствии продленная до Тюмени и Тобольска. На территории Сибири этот маршрут совпадал с направлениями крупных рек, на которых был построен ряд опорных городов-острогов: Обдорск, Тара, Енисейск и др. На протяжении почти 150 лет он выступал в качестве основной магистрали освоения сибирских земель, по которой вводились важнейшие атрибуты русской государственности и духовной культуры, формировались значимые формы культурной и духовной жизни, воздвигались выдающиеся образцы местного храмового и гражданского зодчества, основывались монастыри и образовательные учреждения.
Во второй половине XVIII в. в процессе освоения Урала и Сибири на смену Сибирскому пути пришла новая система транссибирских сухопутных маршрутов, связанная с проведением в жизнь реформ Петра I. Строительство Санкт-Петербурга и последующий выход к Черноморскому побережью подорвали исключительное торговое значение Русского Севера, предопределив последующий упадок
городов, игравших важную роль в освоении Сибири. Другим решающим фактором, повлиявшим на характер изменения транссибирских маршрутов освоения, стало формирование в этот период крупных промышленных центров на Урале.
В соответствии с результатами исследований Тюменского научного центра СО РАН в культуре ранних форпостов — Чердыни, Соликамска, Верхотурья и Тобольска — доминировали системы ценностей, характерные для доиндустри-альных форм освоения. Исторические центры этих городов органично вписаны в окружающую природную среду, значение духовных институтов здесь всегда выше, чем светских. В строящихся же с начала XVIII в. уральских городах-заводах Екатеринбурге, Нижнем Тагиле, Невьянске можно отчетливо проследить воплощение ценностей общества индустриального типа — это рационализация и секуляризация их культурного ландшафта, стремление подчинить силы природы и саму организацию поселенческих моделей практическим задачам производства.
Во второй половине XVIII в. все возраставшее влияние новых, преимущественно индустриальных центров экономического и социокультурного развития — Перми, Екатеринбурга, Омска, Красноярска — способствовало смещению многих участков Сибирского пути на сотни километров к югу. Этот процесс ознаменовался официальным открытием в 1783 г. Большого Сибирского тракта, ставшего предвестником Транссибирской магистрали.
Города, сыгравшие ключевую роль на раннем этапе освоения Сибири, оказались в стороне от крупных транзитных магистралей. Из узловых элементов передачи социокультурных инноваций они превратились в очаги традиционной культуры, продолжающие репродуцировать ценности, характерные для эпохи своего расцвета. Несмотря на то, что сегодня эти города не объединены транспортными магистралями, они образуют своеобразную историко-географическую сеть, содержащую пласты различных форм и ценностей материальной и духовной культуры. Во многих из них сохранились выдающиеся градообразующие архитектурноландшафтные комплексы (Великий Устюг, Соликамск, Тобольск). Другие города уникальны органично сохранившимися элементами традиционного жизнен-
ного уклада, фольклора, духовной жизни (Тотьма, Чердынь, Верхотурье). Во многих из этих городов находятся особо почитаемые православные святыни, уникальные памятники истории и архитектуры, крупные музеи-заповедники.
В Институте экологических проблем Севера Уральского отделения РАН с 2004 г. действует проект «Уникальные исторические поселения Русского Севера», в котором культурный ландшафт рассматривается как реальное (физическое и материальное) воплощение культурного пространства, совместное творение человека и природы, представляющее собой сложную систему материальных и духовных ценностей, обладающих высокой степенью экологической, исторической и культурологической информативности1. Он является ресурсом социальноэкономического развития региона, в.т.ч. — возрождения сельских территорий, народной культуры, развития туризма, строительства объектов туристической инфраструктуры. Правовая защита данного ресурса как объекта наследия и его развитие позволяют создать дополнительные рабочие места, увеличить ценность и значимость территории. Включение понятия «наследие» в систему деятельности государственных, правовых и общественных структур определяет историческую преемственность, позволяет не только осваивать и сохранять, но и развивать традиционные уклады, культурные ценности.
1 Пермиловская А.Б. Культурный ландшафт Русского Севера как объект наследия в аспекте региональной политики // Власть, 2011, № 3, с. 84—86.
По словам президента России Д.А. Медведева, «в российском обществе потеряны нравственные ориентиры». В результате революций, радикальных реформ и экономического кризиса Россия терпит крупнейшее национальное бедствие, связанное с угрозой депопуляции, уменьшением численности населения регионов и потерями ценностей традиционной культуры. При этом анализ российских социальных катастроф показывает, что большую роль в них играют кризис отношений между обществом, властью и бизнес-сообществом, потеря нравственного и ценностно-смыслового содержания деятельности.
Поэтому важное место в эффективном управлении современным глобализирующимся информационным обществом занимает осознание и сохранение традиционной культуры, а также комплексное изучение ценностей и коммуникаций, сформировавших тот или иной культурный ландшафт. Основой его жизнедеятельности является развитие не только хозяйственных и административных элементов, но и факторов, отвечающих за ценности духовной и культурной жизни, исторически сложившихся традиций и институтов гражданского общества2.
2 Лизунов В.В., Метелев И.С. Историческая роль культурного ландшафта в развитии Сибири // Россия и Европа. Единое экономическое пространство : сб. материалов Международной научно-практической конференции (2—3 декабря 2010 г.). — Омск: Омский институт (филиал) РГТЭУ, 2010, с. 80—83.
