CC BY
33
И.Т. Кривошеин
ИСТОКИ И СОДЕРЖАНИЕ СУЩНОСТНОЙ НАУЧНО-ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ ИДЕОЛОГИИ
В КРИМИНАЛИСТИКЕ
Анализ истоков зарождения, формирования и закрепления научно-криминалистического знания плодотворен во всех отношениях. Наука как самостоятельный социальный институт развивается по своим законам. Основу научно-познавательной деятельности составляет принятая научным сообществом научно-познавательная идеология. В совокупности она в значительной мере определяет направленность научно-познавательных исканий.
Как свидетельствует вся история становления и развития человеческого цивилизованного общества, всякое социально-историческое событие в жизнесущест-вовании общества всегда сопровождалось, подкреплялось соответствующей официальной идеологией, т.е. комплексом идей, взглядов и представлений власти, оправдывавших как развертывание и реализацию, так и наступление желаемых (планируемых) событий. Официальная идеология - важнейший компонент организации социальной жизни, она органически присуща власти. Охватывая все общество, классы, слои, группы и вплоть до индивида, она пронизывает все связи и отношения, усиливая, тем самым, контрольные и управленческие возможности власти.
Основной массив официальной идеологии инспирируется, формируется и встраивается в сознание, в систему общественных связей и отношений, прежде всего, самой властью. Власть в целях упорядочения и упрочения своей роли в государственном регулировании социальной инфраструктуры, возведении каркаса общества объективно заинтересована в создании и охранении соответствующей идеологии. Будь то идеология материалистического и идеалистического, частной и общенародной собственности, внутренней и внешней политики, государства и власти, войны и мира, прав и свобод личности, социалистической революции и построения социалистического общества, права и правовой политики, преступления и наказания и т.д. Этот ассоциативный ряд не сложно продолжить. Официальная идеология всегда охватывала все социально значимые институты общества, все связи и отношения.
Наука несвободна от государства, от социальноисторических событий и процессов, от общественного бытия и общественного сознания, от потребностей практики. Научно-познавательная деятельность - это составная часть общественной практики. Поэтому вполне естественно, что такой социально значимый институт, как наука не остается вне идеологического внимания власти.
Избегая повторений, отметим лишь, что официальная идеология, и что чрезвычайно значимо, адекватная предназначенности и возможностям науки, не препятствующая научно-творческой самореализации, идейно стимулирует и консолидирует интеллектуальный потенциал и научно-познавательные ресурсы, научное сообщество в целом. В контексте изложенного нет необходимости говорить о том, к каким пагубным последствиям приводит неадекватность официальной идеологии.
Вместе с тем, несмотря на наличие взаимосвязи и зависимости науки от власти, наука как масштабный
социальный институт обладает и своей, внутринаучной идеологией, отличающейся от официальной идеологии. Ощутимая значимость и необходимость внутринауч-ной идеологии состоит в том, что если бы наука действовала опираясь исключительно на официальную идеологию, то она оказалась бы в состоянии интеллектуального застоя либо просто прекратила свое существование. В плане иллюстрации влияния официальной идеологии показательна судьба таких наук в Советском Союзе, как биология, генетика, кибернетика, психология и целого ряда других наук.
Наука как живой, созданный и поддерживаемый мыслью организм не может существовать вне своей внутринаучной идеологии. Внутринаучная идеология -это корневая система науки, ее идейное ядро, характеризующееся самобытной стилистикой принятых и развиваемых данной отраслью знания, в данное историческое время данной совокупности идей, что и придает внутри-научной идеологии вид исторически оправданного, системно упорядоченного самостоятельного образования. Отрицать внутринаучную идеологию - значит отрицать саму идею самостоятельности науки. Данные процессы были характерны и для становящейся в криминалистике научно-познавательной идеологии.
Как следует из анализа работ криминалистов раннего этапа, внутринаучная идеология, является неотъемлемой составной частью становившейся научнопознавательной деятельности. Ее предметное пространство образуют идеи, характерные для социальноправовой практики данного исторического времени; предпосылочные идеи, отражающие предшествующий научно-познавательный опыт; идеи, инспирируемые текущей следственной практикой.
Как реально существующее образование внутрина-учная идеология значима для научно-познавательной деятельности тем, что она осуществляет две специфические функции. Функцию, стимулирующую задействование идей, выработанных и апробированных предшествующим научно-познавательным опытом, отражающим, в том числе, опыт взаимосвязей науки с властью и обществом, со следственной практикой, и функцию консолидирующую, на основе которой достигается идейно-смысловое единство знания. Под влиянием внутринаучной идеологии избирательно обособлялись и актуализировались, тематизировались и проблемати-зировались приоритетные научно-познавательные направления, формировалась аргументационная база, выстраивалась фактуальная процедура, воплощались представления о научности знаний.
Значимость названных функций в научно-познавательной деятельности состоит в том, что они в сово-
купности формируют характерное для данного исторического времени понимание существа данной области знания, мотивированную оправданность необходимости его научного освоения и внедрения в практику, задают формат предметно-познавательной области и собственно предмета науки, формируют общий контур научно-познавательной деятельности, намечают ее рубежи и научно-познавательный горизонт, определяют стилистику мышления и расстановку научно-познавательных акцентов.
Как реально существующий феномен внутринауч-ная идеология задает параметры интеллектуальных исканий, адекватных многообразию проблем и способов их разрешения, в соответствии с принятыми исходными идеями. В этом смысле внутринаучная идеология служит условием для самодостаточной самореализации познающим субъектом (коллективным и индивидуальным) своих замыслов и условием идейной консолидации научно-познавательной деятельности и вырабатываемого знания. Если научное мировоззрение в науке есть своего рода стратегия, то внутринаучная идеология есть тактика интеллектуального поведения в научно-познавательной деятельности. Если научное мировоззрение подготавливает мышление, задает формат позиционирования, поставляет исходные научномировоззренческие узлы для возведения научнопознавательного фундамента (материалистический -идеалистический), то внутринаучная идеология поставляет детали, придающие знанию уникальность, жизне- и конкурентоспособность.
Официальная и внутринаучная идеология в научнопознавательной деятельности криминалистов всегда взаимодействовали. Однако, несмотря на то что криминалистика постоянно находится в оболочке официальной идеологии, с которой неизбежно возникают идейные пересечения и даже в каких-то чертах обнаруживается сходство, внутринаучная идеология в криминалистике все же имеет и свои приметные содержательные и системные особенности. Особенности влияния внутринаучной идеологии на научно-познавательную деятельность, на стилистику мышления и материализацию исходных идей дает основания говорить о наличии двух относительно самостоятельных идеологических уровнях, в ракурсе которых и шел процесс развертывания научно-познавательной деятельности.
Первый, внутринаучный уровень можно обозначить как публичный уровень. Как следует из контекста научно-криминалистической литературы, публичный уровень предназначался для связи внутринаучной идеологии с официальной идеологией. Он был необходим для размещения в литературе политико-идеологических установок, высказываний авторитетов, для пропаганды различного рода задач, провозглашаемых властью и пропагандируемых через науку. Формат особенностей публичного уровня определялся текущими социальноисторическими событиями, социокультурными особенностями времени, уровнем развитости самой науки, влиянием научных школ и персоналий в науке.
Идеология, взращиваемая на данной почве, существовала в науке всегда. Но это поверхностный, вполне видимый слой, представляющий собой в значительной мере логическое и смысловое продолжение официаль-
ной идеологии во внутринаучной идеологии. Публичная идеология, необходимость которой была обусловлена исключительно логикой сосуществования с официальной идеологией, обеспечивала относительную взаимосвязь криминалистики с властью, с социально-историческими процессами, с социокультурными особенностями времени. Внимание криминалистов к публичной идеологии было обусловлено одним - продемонстрировать власти приверженность криминалистики неуклонно следовать установкам официальной идеологии.
Публичная идеология, сориентированная на власть, задействовала такие установки, которые ни с научнопознавательной, ни с практической точек зрения разрешены быть не могли. Более того, сама возможность их разрешения не проблематизировалась и не обсуждалась. Так, например, криминалисты охотно подхватили идею полной раскрываемости преступлений. В научных трудах с глубокой убежденностью утверждалось: «Нет сомнения, что раскрытие преступлений - сложная и трудная задача. Добиться полной раскрываемости преступлений для советского следственного и розыскного аппарата - вполне посильная и реальная задача» [1. С. 59].
Но как отечественный опыт, так и мировая практика свидетельствуют об обратном. Р. С. Белкин, высказывая свое мнение о том, что не все преступления могут быть раскрываемы, отмечал, что «такая опасность реально существует вопреки декларативным утверждениям, что нет и не может быть преступлений, которые нельзя было бы раскрыть» [2. С. 60].
Принятая криминалистами позиция, в соответствии с которой все сущее познается, всякое преступное событие может и должно быть познано и надлежаще расследовано, предстает как отражение объективистско-материалистического мировоззрения, озабоченного созданием и поддержанием представленчески-желаемого образа нового общества, в котором человеческие пороки, пережитки сознания, лишенные социальных корней, уже идут на убыль. В ранней литературе отмечалось: «Советскому государству со дня его возникновения приходится вести борьбу с различными видами преступности, оставшейся ему в наследие от капитализма. ...Упорной систематической и самоотверженной работой советских следственных органов на основе успехов социалистического строительства в СССР рост преступности был остановлен уже в 1921-1922 гг.» [3. С. 5].
Прямолинейное, а по сути дела, поверхностное, представленчески-желаемое видение и преднамеренная акцентуация того, «как оно должно быть», внедрялось властью через науку в научное сознание и в научнопознавательную идеологию.
Но как в сфере преступной, так и в сфере следственной деятельности существует масса до конца не познанных или вовсе не познанных явлений, связей, отношений, радикально определяющих достижимость поставленных целей. Оптимистичный взгляд научного сознания активирован эпохой индустриализации всей страны, сопровождавшейся масштабным воздействием на сознание и мышление всех слоев общества, внушением безграничной веры в технизм. В координатах сознания, взращиваемого на почве просвещенчества, с задействованием агитационно-пропагандистского механизма преступное событие предстает как некий ме-
ханизм, постичь который можно путем разборки/сборки.
В ракурсе публичной идеологии иными предстают некоторые первые интеллектуальные шаги криминалистов. Так, В.И. Громов, которого упрекают за вульгарную аналогию, отождествляющую фабрично-заводской процесс и следственную деятельность, пошел на такой шаг исключительно под впечатлением социокультурных особенностей.
Аналогия В.И. Громова - это, прежде всего, обращение к повседневной жизни, апелляция к которой на уровне сравнения позволяла хоть каким-то образом показать и приблизить обыденное сознание малограмотного «расследующего работника» от станка к пониманию того, что представляет собой следственная деятельность. Для повседневной следственной практики такого рода познавательный контакт с объективной реальностью должен был совпадать с умопониманием народного следователя, которого можно было отделить от самых широких кругов населения лишь по его должностному положению. Разъяснение, доведенное до незамысловатого, элементарного уровня, граничащее с упрощенчеством, было интеллектуальной нормой, к тому же научно-криминалистическое знание должно было удовлетворить и потребности самых широких кругов населения. Правомерно ли упрекать В.И. Громова в примитивизации научно-криминалистического знания? Независимо от того, понимал ли сам В. И. Громов ущербность своего интеллектуального хода или не понимал, что маловероятно, он, без сомнения, относится к публичной идеологии. В этой связи уместно сослаться на оценку В.И. Громова и его вклада в криминалистику, сделанную Александром Михайловичем Лариным. В одной из последних своих работ он отзывался о В.И. Громове как о блестящем ученом. В 1940-е гг., писал А.М. Ларин, на юридическом факультете МГУ работал Владимир Иустинович Громов. До Октября он семнадцать лет служил судебным следователем ... перед Отечественной войной несколько лет занимался методической работой в следственном отделе Прокуратуры СССР. Он написал множество статей и книг о расследовании преступлений, которые до сих пор не утратили своего значения. В то время в криминалистике ему не было равных [4. С. 16-17].
Аналогия В.И. Громова из того же смыслового и логического ряда, что и задача по «поднятию производительности труда следователя» или призывы перейти от кустарных методов расследования к строго научным. Такого рода интеллектуальные суждения, инспирируемые публичной идеологией, легко множатся. Все они должны были свидетельствовать лишь о безупречном следовании криминалистики социально-историческим тенденциям и социокультурным особенностям времени. Стимулируемые и консолидируемые объективистско-материалистическим мировоззрением, они принижали интеллектуальное мышление, принужденное на предельном уровне адаптироваться к социокультурным особенностям, к среднему уровню ума «расследующего работника» и тем самым имитировать научность.
Наряду с публичной формой идеологии не просто сосуществует, а задает базовые научно-познавательные
ходы и интеллектуальные решения другая часть внут-ринаучной идеологии, которую, с известной долей условности, можно определить как сущностную идеологию. Становление основного массива научно-криминалистического знания шло на уровне сущностной идеологии.
Этот уровень возник и поднимался вместе с самой криминалистикой, он имеет глубокие исторические и научно-познавательные корни. Как совокупность фундирующих научно-познавательную деятельность идей в своем основном объеме этот уровень внутринаучной идеологии может быть идентифицирован лишь в контексте общего движения мысли, общего интеллектуального замысла, отражаемого в материале. Именно такого рода идеология и есть подлинный, реально действовавший научно-идеологический базис, на основе которого разворачивалась интеллектуальная деятельность. Она обеспечивала реальное, а не публичное (наукообразное) движение мысли. Возникающая в силу сложения ряда значимых для судеб науки объективных и субъективных факторов, сущностная идеология отражает реальный ход становления научно-познавательной деятельности и научно-криминалистического знания. Каким было это интеллектуальное движение?
С содержательной точки зрения сущностная идеология не является абсолютно свободной от официальной и публичной идеологии, пересечения и взаимопроникновение неизбежны.
Тактический формат становления сущностной идеологии, динамика и амплитуда развертывания научнопознавательной деятельности, концептуализация идей, их материализация и содержательная наполняемость осуществлялись с поправкой на складывавшиеся социальнодуховные условия в области научной деятельности.
Криминалистика, оказавшаяся в мировоззренчески непроясненой, переходной ситуации, поставленная официальной идеологией перед необходимостью формирования нового, социалистического образа науки криминалистики, оказалась в ситуации, диктующей необходимость сопряжения научно-познавательной идеологии диалектического материализма, официально-идеологических установок власти с предпосылоч-ной, научно-познавательной идеологией, выработанной буржуазными криминалистами.
Поиск компромисса между официальной и внутри-научной идеологией, между публичной и сущностной постоянно сопровождал все последующие научнопознавательные искания этапа становления научнопознавательной деятельности.
Как следует из анализа криминалистической литературы, на раннем этапе становления криминалистики, не диалектико-материалистический метод, подаваемый властью в «готовом» виде, определял сущностную научно-познавательную идеологию, культуру мышления, вектор и стилистику научных исканий, обработку практического материала, служил источником основных идей и конструктов (принципы, категории, понятия), из которых криминалистами возводился каркас знания. Сдержанное, осторожно-предусмотрительное отношение к диалектическому материализму обусловлено было не только неясностью для криминалистов
его научно-мировоззренческой составляющей, но еще большей неопределенностью в отношении его гносеологических возможностей.
Диалектический материализм не случайно ассоциировался у «авторитетов» и их последователей с научным социализмом. Предельно насыщенный политическими и идеологическими установками, акцентуациями о значимости классовой борьбы, он по своей природе был менее всего предназначен для научно-познавательной деятельности. Диалектический метод - это, прежде всего, метод ведения классовой борьбы, а не вырабатывания научного знания. Непроработанность гносеологического механизма самими классиками, с одной стороны, и давление официальной идеологии - с другой, ставили криминалистов перед необходимостью хотя бы каким-то образом обозначить его присутствие в научнопознавательной деятельности. Диалектический материализм, где лишь пунктиром был обозначен гносеологический аспект, уже изначально ставил под сомнение возможность его продуктивного задействования в научном познании и системной упорядоченности результатов познания. По сути дела, он служил в научно-познавательной деятельности более всего в качестве формы и символа советской науки криминалистики. В криминалистике диалектический материализм отражал поверхностный, публичный слой внутринаучной идеологии, обеспечивающий связь с официальной идеологией.
Данное положение дел обусловлено тем, что привнесение в иную, явно недостаточно зрелую науку, какой была криминалистика, столь же недостаточно разработанной системы вырабатывания и упорядочения научных знаний, объективно не могло привести к позитивным системным изменениям, к качественному усилению содержательного настроя криминалистов и, соответственно, содержательного строя криминалистики. На принципиальном уровне идея сопряжения двух гносеологически несовершенных систем в целях создания на их основе оптимальной системы вырабатывания научных знаний способна породить лишь столь же несовершенную систему знаний. Несовершенные системы, привлекаемые в качестве конструктов в целях системного упорядочения менее систематизированного научного знания, лишь ярче, рельефнее высвечивают слабые стороны задействуемых систем.
Независимо от степени осознания этого факта социально-историческая, мировоззренческая и научнопознавательная ситуация в криминалистике приводила мысль к поиску такой интеллектуальной опорной точки, такого компромиссного подхода, который бы не вступал в противоречие с официальной идеологией и не блокировал бы задействование и движение сущностной идеологии. На возможность такого рода компромисса указывала складывавшаяся и укреплявшаяся система действования самой власти, ее далеко не всегда явные, но реально действовавшие предпочтения, со всей очевидностью просматривавшиеся в многочисленных проявлениях властеотношений, управления и хозяйствования. Эта предпочтительность задавалась идеей целесообразности. Обращение самой власти к идее целесообразности неслучайно.
Доминирование партикулярного сознания, мировоззрение которого было сужено до пределов классовой и
партийной рациональности, формировали свой мир ценностей и приоритетов. Власть, выстраивая идеологию и методологию социалистического общества, верша практику социалистического строительства, обустраивая систему правовых отношений, в том числе в сфере уголовного судопроизводства, действовала на ощупь, методом проб и ошибок, руководствуясь при этом соображениями классово-партийного, целесообразного рационализма. Инициированный партикулярным сознанием, испытывавшим потребность в согласовании мировоззренческих, объективных потребностей и субъективных намерений, он служил оптимальным средством для принятия решений и реализации принципов классовости и партийности. Целесообразным было все, что соответствовало представлениям о классовопартийной рациональности. Классово-партийный, целесообразный рационализм, инспирированный и охраняемый властью, был непременным атрибутом объективистско-материалистического мировоззрения, мировоззренческой культуры и мышления, важнейшим инструментом упорядочения социально-духовной сферы.
Н.А. Бердяев, подчеркивая особенность мировоззренческой культуры новой власти, отмечал: «Культурный уровень не только средних революционеров, но и вожаков революции был невысок, мысль их упрощена» [5. С. 92].
Для мировоззрения, суженного до объективистско-материалистических пределов, отождествляемого с философией текущей жизни и повседневности, с явной политико-идеологической приоритетностью, предпочтительностью обустройства классовых и партийных отношений, поддержания социальных отношений на основе авторитарного типа социальной стимуляции, вполне достаточным был целесообразный уровень миропонимания и решения возникающих задач. Целесообразность подсказывала власти выходы из трудноразрешимых ситуаций. Целесообразность окрашивала культуру мышления «авторитетов», задавала образцы поведения обществу и науке.
Целесообразность в умонастроениях охватила все социальное пространство, во всех его многообразных связях и опосредованиях. По сути дела, не диалектический материализм, а масштабная классово-партийная целесообразность, присутствующая и в диалектическом материализме и потому выдаваемая за диалектический материализм, служила действительной исходной, направляющей идеей, принципиально определявшей коллективные и индивидуальные умонастроения, направленность движения мысли и оценок.
Целесообразность в духе благоразумия стала привычной составляющей коллективного и индивидуального поведения, действий законодательной и исполнительной власти, общественного и правового сознания, профессиональной деятельности судей и следователей.
Идея целесообразного подхода, целесообразной уместности позволяла гибко и оперативно соотносить официальную и сущностную идеологию. Главным условием жизнеспособности этой соотнесенности служила адекватность познаваемого объективистско-материалистическому толкованию действительности, совпадению с партикулярным сознанием, соответствию интеллектуального поведения официальной идеологии,
правилам интеллектуального поведения, установленным властью.
В целях последующего анализа и квалификации научно-познавательной деятельности в криминалистике, в связи с особой значимостью целесообразности в становлении научно-познавательной идеологии, в идейной консолидации научно-криминалистических знаний, в налаживании и поддержании адекватных идеологических отношений с властью, следственной практикой и с иными науками охарактеризуем существо данного феномена, но лишь с наиболее значимых сторон.
Как отмечается в философском энциклопедическом словаре, понятие «целесообразность» генетически связано с целеполаганием как существенным элементом человеческой деятельности, характеризующим как мыслительные процессы, так и предметную деятельность человека [6. С. 762]. Будучи продуктом опыта и разума, целесообразность, не имея конкретного содержания, изначально предстает как идея, как знание-значение в познании как таковом и в научном познании в частности. Культура каждой исторической эпохи наполняла целесообразность своим содержанием, делая ее тем самым мировоззренчески и научно-мировоззренчески, познавательно и научно-познавательно всеобщим и универсальным феноменом человеческого сознания и мышления, составной частью интеллектуальной ментальности. По стилю подачи материала мы и определяем масштаб и глубину встроенности целесообразности в социокультурный слой эпохи, в научно -познавательную деятельность.
Целесообразность, существующая как знание-значение, как носитель социального и личностного смысла, дает возможность всякому лицу, апеллирующему к целесообразности, совершения маневра мыслью. К этой возможности чаще всего обращаются в мировоззренчески и познавательно неопределенных или трудно разрешимых ситуациях. В этом смысле отношение целесообразности может выступать в качестве научного принципа исследования структуры и функций саморегулируе-мых и эквифинальных систем (т.е. систем, способных достигать одинакового конечного результата независимо от начальных условий) [6. С. 762].
Изложенное свидетельствует о локальном понимании значимости целесообразности в научном познании и в силу неоправданной ограниченности не дает желаемой ясности о роли целесообразности в образовании научно-познавательной идеологии, в формировании научно-познавательного отношения, поскольку научнопознавательное отношение не относится к саморегули-руемым системам.
Сложность, но одновременно и возможность постижения существа целесообразности содержится в уяснении исходных допущений, замыкающихся на оценочно-аналитический комплекс, являющийся, в свою очередь, условием автономного стиля исканий как в науке, так и в практике.
Оценочно-аналитический комплекс - это тот реально существующий познавательный инструмент, который, оставаясь неизменным по форме на протяжении длительного исторического времени, активно задействуется мышлением в целях более полного осмысления всего разнообразия меняющегося содержания науки и
практики, вырабатывания к ним соответствующего отношения, обеспечения и сопровождения предметной деятельности адекватной, целесообразной идеологией.
Толкование оценочно-аналитического комплекса как общезначимого и универсального средства мыслительной деятельности влечет и совершенно специфическое конституирование целесообразности. Если существо предшествующего толкования целесообразности связывалось с анализом отдельных систем, причем характерных для самоорганизующихся и саморегулирующихся систем органической природы, увязываемых воедино на основе учения о детерминизме, принципе объективной причинности и причинно-следственной связи, то в мышлении и поведении личности целесообразность, опосредуемая оценочно-аналитическим комплексом, осуществляет организующую и регулятивную функции на основе действия принципа субъективной причинности и личностно-смыслового отношения. При этом личностносмысловое отношение, из соображений целесообразности, может и не совпадать с традиционно-логическими способами самовыражения, с привычной конфигурацией, образуемой принципом объективной причинности, причинно-следственной связью. В силу масштабности и глубины влияния живое, личностно-смысловое отношение, обусловленное сращением целесообразности с предметной деятельностью, с целеполаганием, не может быть воспроизведено в действительной объемности лишь в ракурсе внешних, формальных, объективных связей. Объективная связь - не единственная связь, позволяющая адекватно оценить отношения личности, она всегда дополняется и наполняется личностносмысловым отношением, сопровождается пристрастной, субъективной избирательностью, преднамеренностью, волением, что и придает отношению сугубо человеческую окраску, живую объемность. В этой связи альтернативный характер целесообразности очевиден.
Суть дела заключается в том, чтобы попытаться выделить нечто тождественное в исторической эволюции целесообразности, в становлении оценочно-аналитического комплекса. Как следует из контекста челове-коведческих исследований, это тождественное не содержательно, оно не факт, а схема, вбирающая признаки, присущие реальным формам человеческого поведения и мышления. Оно нередко оказывается лишь подразумеваемым описанием того, что реализует человек. Кодирование и декодирование мыслимого и реализуемого составляет смысл задействования сознанием целесообразности и сложность его ощутимого обособления. В чем оно состоит это общее, характерное для человеческого мышления и деятельности?
Таким общим началом, выражающим общечеловеческий смысл целесообразности, является уместность. Уместность есть фундаментальное свойство личности, сознания и деятельности. Проявляясь в труде, в познании и общении она многоуровнева и многообразна. В силу многоплановости форм существования и средств ее выражения уместность может быть идентифицирована и классифицирована по самым различным основаниям, вообще по каким угодно основаниям. Критерии столь же неисчерпаемы, как неисчерпаема сама личность. В основу аргументации, оправдывающей обращение познающего субъекта к целесообразности, к
уместности, могут быть положены любые критерии и обстоятельства - мировоззренческого, политического, идеологического, экономического, правового, морального, этического, межклассового, внутригруппового, межличностного, социально-психологического и психологического характера и т.д. При этом разброс обоснования может колебаться от научно-рационального до здравого смысла, от логического до эмоциональночувственного, от убеждения до внушения и принуждения. В этом состоит одна из сущностных сторон личностно-смыслового, субъективного отношения к познанию, отношения вообще к чему угодно.
Уместность, инспирируемая самой природой личности, столь же неисчерпаема, как неисчерпаема сама личность. Уместность лежит в основании всех видов человеческо-исторической практики, она обозначает векторы индивидуального и коллективного поведения, обеспечивает как выполнение традиционных функций в области предметной деятельности и целеполагания, так и выходы за границы традиционности. Она возникает вновь и вновь в мировоззренческой и научномировоззренческой, в познавательной и научно-
познавательной культуре каждой эпохи, обеспечивая тем самым принятие решений адаптированных к реалиям исторически данного духовного производства, данной мировоззренческой культуры, культуры отношения, культуры мышления.
Уместность, базирующаяся на принципе субъективного отношения (субъективной причинности), опосредуемая личностно-смысловой связью, является, наряду с формальной связью, принципиально значимой составляющей оценочно-аналитического комплекса. Находясь в органическом единстве с сознанием и мышлением, она неотчуждаема от личности и никакой иной связью не заменима и не восполнима.
Данное толкование целесообразности не претендует на научную строгость, оно носит чисто оперативный характер, необходимый в целях обеспечения идейной консолидации обрабатываемого материала, осмысления интеллектуальных шагов и ориентаций криминалистов, замыслы и действия которых воплощались посредством задействования оценочно-аналитического комплекса, в координатах объективной и субъективной причинности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Митричев С.П. Задачи науки криминалистики в деле укрепления социалистической законности // Советское государство и право. 1958.
№ 12.
2. Белкин Р. С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. М., 2001.
3. Криминалистика. М., 1938.
4. Ларин А.М. Криминалистика и паракриминалистика: Науч.-практ. и учеб. пособие. М., 1996.
5. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.
6. Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
Статья представлена научной редакцией «Право» 22 мая 2008 г.
