CC BY
85
И
точники знания: проблема «testimonial knowledge»
И.Т. КАСАВИН
Классическая теория познания противопоставляла друг другу производство и распространение знания. В первом случае мы имеем дело с новым знанием, полученным познающим индивидом, во втором - с обращением уже имеющегося знания в обществе. Нетакдавно философы-аналитики пришли к выводу, что данная точка зрения чревата серьезными проблемами. Получили ли они сами при этом новое знание или лишь вспомнили нечто хорошо известное ранее?
Вот две цитаты, разделенные полувековым промежутком. «Dasein вращается в определенном способе говорения [des Redens] о самом себе: молва, толки, слухи [das Gerede]» - слова Мартина Хайдеггера1; а это Владимир Высоцкий («Песенка о слухах»): «Сколько слухов наши уши поражает,/ Сколько сплетен разъедает, словно моль!/ Ходят слухи, будто все подорожа-
1 Heidegger M. Gesamtausgabe: Abt. 2: Vorlesungen, 1923-1944. Bd 63. Ontologie (Hermeneutik der Faktizitat). Frankfurt a/M, 1988. S. 31.
л
H
¡5
и
OS
rc
EI
Ф
ет - абсолютно, / А особенно - штаны и алкоголь! / Словно мухи, тут и там / Ходят слухи по домам, / А беззубые старухи / Их разносят по умам!»
И Хайдеггер, и Высоцкий говорят об одном и том же: о за-хваченности человека социумом, в котором человеку не предлагается ничего иного, кроме как видеть себя сквозь призму другого. Так, короля делает свита, автора - читатели, героя - толпа. Отсюда не сегодня возникшее стремление воспротивиться многочисленным каналам информационного мусора, блокировать этот источник познания, заменив его автономным, ни от кого не зависимым опытом субъекта.
Нотакли банальна молва? Не отказываем ли мы ей в позитивном содержании? Для Хайдеггера слухи, сплетни - это ис-толкованность, т.е. естественный, пусть и не единственный способ существования субъективности. Он специально предупреждает против его чисто негативного понимания2. Слова Высоцкого также следует понимать cum grano salis, ведь они высказаны в те года, когда «сарафанное радио», умение читать между строк, кухонные посиделки давали несравненно больше истинной информации, чем газета «Правда». Индивидуальный опыт субъекта оказывается неотделим от общения.
Как важно быть Робинзоном. Философские метафоры, носящие имя Маугли или Робинзона, нередко используются для обозначения эпистемологического индивидуализма, сенсуализма, эмпиризма. Поверхностная критика последних состоит в недоумении по поводу наивности наших великих предшественников, якобы не знавших, что люди живут в обществе и в своем интеллектуальном развитии существенно зависят от него. Однако Р. Киплинг описывает формирование своего героя в контексте многообразной коммуникации (пусть даже с воображаемым звериным сообществом), вне которой Маугли ничему бы не научился и не выжил в джунглях. Д. Дефо убедительно показывает, что на необитаемом остро-
J ве особую ценность приобретает именно то, что связывает W
человека с другими людьми, - инструменты, книги, получен-^ ные ранее навыки и знания. А общение с попугаем или псом
■ выступает как замещение человеческой коммуникации, вне
Ф которой утрачиваются и язык, и сознание.
X Как замечает М.К. Мамардашвили, «предполагаемая в
^ ХУИ-ХУШ вв. “гносеологическая робинзонада” вовсе не глу-
__________
3
2 «Терминологически он означает позитивный феномен, который конституирует способ бытия понимания и истолкования повседневного Дазайна» (Heidegger M. Sein und Zeit. Tübingen, 1993. S. 167).
б
пость, свидетельствующая о непонимании того, что человек живет в обществе (об этом знали все), а своеобразная абстракция, исторически необходимая и достаточная для осмысления определенных отношений научного сознания. Индивидуалистическая фикция, порожденная становлением буржуазного общества, общества свободной конкуренции, в данном случае оказала своеобразную услугу теории познания, позволила выделить и зафиксировать исследовательскую деятельность ученого в ее отличии от простого оперирования готовыми, социально навязанными представлениями, традиционными нормами и “святыми” догматами. Особенность научных положений усматривалась теперь в том, что они являются продуктом собственного разума и собственной деятельности суверенного в своем мышлении индивида, который может все подвергнуть критической оценке и вынести самостоятельное решение»3.
Вот два исторических условия, обусловившие популярность абстракции гносеологической робинзонады в XVII - начале XVIII в. Это, во-первых, эпистолярный характер «средств массовой информации» (Марен Мерсенн, Беттина фон Ар-ним). Во-вторых, доминирование теологии и классических языков в ряде европейских университетов и соответственно зарождение науки за их пределами (Лондонское королевское общество, Парижская академия наук).
Сегодня, в условиях «информационного общества», или «общества знания», познающий субъект настолько пленен сообщениями, поступающими отовсюду, что практически утратил всякую когнитивную автономию и шансы на критическую рефлексию. Тремя факторами «информационного общества» являются: тотальная власть СМИ («четвертая власть»); существование науки исключительно в форме социального института; коллективные формы производства знания («смертьавтора»). И здесь идея гносеологической робин- 'л
зонады вновь оказывается не столько описанием реального ¡д
положения дел, сколько нормативным требованием автоном- у
ности мышления: выбора, экспериментирования, рефлек- в
сии, языкового выражения. Поэтому, начиная рассмотрение ^
темы «знания понаслышке», следует по достоинству оценить ■
идею гносеологической робинзонады. Она не только не утра- §
тила значения, но стала еще более актуальной в наши дни, хо- Я
тя и нуждается в существенных коррективах. щ
---------- 5
а
3 Мамардашвили М.К. Формы и содержание мышления (К критике гегелевского учения о формах познания). М., 1968. С. 11-12.
Терминологические замечания. В отечественной литературе тема познавательной коммуникации (русский термин «знание понаслышке» содержит, вероятно, иронические аллюзии, отсутствующие в английском «knowledge by hearsay») почти не рассматривается4. И напротив, в англоязычной литературе весьма обширна библиография по сопоставлению «knowledge by acquaintance» и «knowledge by description», т.е. знания, получаемого субъектом в индивидуальном опыте, и опосредованного знания феноменов, о которых имеются только сообщения других людей (Дж. Грот, Г. Гельмгольц, У. Джеймс, Б. Рассел). В аналитической философии разработка понятия «knowledge by description» предшествовала современной проблематизации понятия «testimonial knowledge», которая активно продолжается последние 20 лет. Развернувшуюся дискуссию отчасти инспирировали работы таких крупных философов, как М. Даммит, Д. Дэвидсон, Дж. Остин, Дж. Сёрл, П. Стросон, С. Тулмин, Ю. Хабермас, Я. Хинтикка, Р. Холтон, Э. Энском, которые рассматривали testimonial knowledge на фоне более общих вопросов (другие сознания; коммуникация и доверие в познании; значение, понимание и интерпретация; аргументация и обоснование; источники и трансфер знания; моральное измерение познания). Однако еще большую роль сыграли авторы, относительно малоизвестные в России, хотя и весьма влиятельные на Западе (Р. Оди, Т. Бёрдж, Р. Брэндом, П. Грэхем, Ф. Дретцке, Э. Соса, Т. Коуди, Дж. Лэки, М. Уильямс, Р. Фоли, П. Фолкнер, Э. Фрикер, Ф. Шмидт). Обзор наиболее значимых исследований и типологию позиций в этой области можно найти у Дж. Адлера и Ч. Грина5.
«Testimony» - слово, собственно философского значения которого, как это нередко бывает, не найти в словарях. Вся эта проблематика несет на себе заметный след междисциплинарного трансфера из юриспруденции, отчасти поэтому
2 она не сразу вошла в философский оборот. Стандартные зна-
^ чения термина («свидетельство», «показание», «довод», «до-
К
п
(В
5
а
казательство», «утверждение», «торжественное заявление») до сих пор имеют специфические оттенки, нуждающиеся в
S 4 Книга «Коммуникативная рациональность и социальные коммуникации» (под
^ ред. И.Т. Касавина и В.Н. Поруса, М., 2012) - шаг на пути ликвидации этой лакуны.
¥ 5 См.: Adler J. Testimony, Trust, Knowing // The Journal of Philosophy. 1994. Vol. XCI.
P. 264-275; Он же. Epistemological Problems of Testimony // Stanford Encyclopedia of Philosophy. 2006 (http://plato.stanford.edu/entries/testimony-episprob/); Green Ch. The Epistemic Parity of Testimony, Memory, and Perception. A dissertation. Notre Dame, 2006 (http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1005782).
уточнении. Вероятно, наиболее точным философским переводом «testimonial knowledge» было бы «знание-сообщение».
Исторический контекст. Итак, какова же роль знания, получаемого не в индивидуальном чувственном опыте, а в коммуникации с другими людьми? Такая постановка проблемы заставила внимательнее всмотреться в историю философии. У целого ряда великих философов прошлого обнаружились корни понятия коммуникативного знания (Платон, Аристотель, Августин, Ф. Бэкон, Б. Спиноза, Дж. Локк, Д. Юм,
Дж. Рид, И. Кант и др.). Его история оказывается значительно старше истории термина «testimonial knowledge» и начинается по крайней мере с античного «doxa». Интересные рассуждения на этот счет можно найти у Х. Арендт, которая сравнивает философию и политику6. Докса, традиционно противопоставляемая эпистеме, есть знание, свойственное не философу, а члену полиса, гражданину, разделяющему со всеми набор стандартных убеждений и верований. Но если философ стремится участвовать в политической жизни, он должен показать, что эпистеме не просто противоположно доксе и несовместимо с ней, но как бы включает ее в себя. Не следует отграничивать философскую мудрость от повседневности и живой коммуникации, ибо от этого страдают обе стороны. Возвысить доксу до эпистеме, а эпистеме укоренить в доксе - примерно так можно понять вывод автора с точки зрения поздней феноменологии Э. Гуссерля, М. Хайдеггера и А. Шюца. Вполне в унисон с ней П. Бурдье использовал термин «doxa» для обозначения того, что принимается на веру в некотором конкретном социуме. Это опыт, в котором «природный и социальный мир выступают как сфера очевидности»7.
Однако между античностью и современностью развертывается долгая история, в которой решалась задача обоснования суверенности разума: способности и права человека ^
«жить своим умом» (Кант). В ход шли все средства очищения £
сознания. Бэкон разоблачал «идолов рынка и театра», т.е. не- £
верное использование слов и влияние ложных учений. Р. Де- ц
карт прививал вкус к радикальному сомнению и методическо- Я
му выстраиванию рационального мышления. Французские х
просветители, воодушевленные атеизмом Юма, возвеличили О
науку и обрушили свой «острый галльский смысл» на религи- а1
озные догмы. Именно конфронтация Юма и Рида в форме jj
---------- 5F
6 См.: АрендтХ. Философия и политика// История философии. М., 2008. Вып. 13.
7 Bourdieu P. Outline of a Theory of Practice. Cambridge, 1977. P. 164.
сенсуалистической атаки против здравого смысла знаменует собой рождение термина и проблемы «редукционизм-антиредукционизм» применительно к знанию-свидетельству8. Кант обосновал автономность разума и стал символом индивидуалистической и субъективистской эпистемологии. Понадобилось свыше 100 лет, чтобы оценить социальный потенциал трансцендентальной философии и скрытую историчность ее априоризма; этим мы обязаны феноменологии позднего Гуссерля. После этого стала обнаруживаться эпи-стемическая социальность уже в учении Канта, для которого коммуникация оказывается неустранимым источником и условием познания9.
Проблемный контекст: производство и трансляция знания. Сегодня по вопросу о природе знания-сообщения в аналитической философии конкурируют три основных подхода: редукционизм, дуализм и кредулизм (сге^Нэт). Согласно первому, всякое знание, полученное путем коммуникации с другим, является вторичным, поскольку в конце концов может быть редуцировано к индивидуальному опытному знанию. Опыт отдельного субъекта, в основе которого лежит чувственное восприятие реальности, есть источник всякого знания. Согласно второму подходу, коммуникационное сообщение является таким же фундаментальным источником знания, как и личный чувственный опыт индивида, и не может быть сведено к последнему. Подавляющая часть нашего знания обязана тому, что индивид живет в обществе и коммуникация представляет собой такой же легальный и нередуцируемый источник знания. Третья позиция состоит в утверждении приоритета коммуникативного знания: коммуникация - источник и условие опыта, всякого познания вообще. Коммуникация заслуживает доверия «по умолчанию», а ее проверка оказывается бесконечным регрессом оснований.
Как выбрать и обосновать одну из указанных выше пози-£ ций, чтобы другие оказались производными от нее? Как из-
и вестно, аналитические философы широко используют мыс-
К
Л
н
«
ленные эксперименты. В двух экспериментах такого рода предлагается проанализировать ситуации, когда субъект по-
S 8 Эту идею развивает социальный конструктивизм, для которого целое больше сум-
Я мы его частей, а, следовательно, коммуникативное коллективное знание первично от-
носительно знания индивидуального (См.: Филатов В.П., Касавин И.Т., Антонов-Я скийА.Ю., Рузавин Т.И. Обсуждаем статьи о конструктивизме // Эпистемология и фи-
U лософия нуки. 2009. Т. XX. № 2. С. 142-156).
9 См.: GelfertA. Kant on Testimony // British Journal for the History of Philosophy. 2006. Vol. 14 (4). P. 648.
лучает перцептивное знание, глядя на черную дверь дома 10 на Даунинг-стрит (резиденция британского премьер-министра), а также когда субъект получает коммуникативное знание, слушая лекцию учительницы Смит. Согласно мнению автора первого примера К. Френча, субъект самостоятельно приобретает знание, в основе которого лежит чувственное восприятие. Это знание не сообщено никем другим, не является «transmissive knowledge». Вместе с тем многие обладают таким знанием, т.е. оно и не выработано заново, и не содержит новизны (согласно авторской дефиниции, новизной отличается только «generative knowledge»). Таким образом, по мнению автора, перцептивное знание не является ни generative, ни transmissive, а никакого другого не существует10.
Во втором эксперименте (автор Дж. Лэки11) показано, что «testimonial knowledge» может быть и generative, и transmissive. Так, когда Смит сообщает в лекции скомпилированные мысли по поводу эволюционной теории12, это знание является generative. Когда же опоздавшему на лекцию студенту Джонсу однокурсники пересказывают аргументацию Смит, то это знание выступает какtransmissive. Более того, оказывается, что одно не исключает другого, знание в зависимости от обстоятельств может одновременно обладать свойствами новизны и коммуникативности. Следовательно, дилемма «редукционизм-антиредукционизм» решается указанием на множество ситуаций и контекстов, в которых осуществляется познание.
Приведенный анализ первого эксперимента, на наш взгляд, не выдерживает критики: напротив, знание, выраженное предложением «я вижу черную дверь в доме 10 на Даунинг-стрит», является и generative, и transmissive. Ведь это предложение может принадлежать слесарю, впервые смонтировавшему дверь, и любому из многочисленных посетителей этого учреждения, который видит ее впервые и получает 'ji
тем самым новое знание (пусть и только для себя - это доста- "
точно важно в аспекте всякой социализации). Однако это зна- Н
ние никогда не может быть абсолютно новым, поскольку ц
___________ (В
10 См.: French C.A. Testimony as a Generative Source of Knowledge. A paper at the ^
Manchester’s Open Minds Conference. June 2008. P. 10. q
11 См.: Lackey J. Testimonial Knowledge and Transmission // The Philosophical S
Quarterly. 1999. № 49 (197). P. 471^90. S
12 Мы упрощаем изложение данного примера: мисс Смит - католичка-креационист- "¡¡j
ка и не верит в эволюцию, но регламент школы требует излагать существующие тео- &
рии, как они есть, и ее случайно сгенерированное знание, излагаемое в лекции, в кото- J
рое она сама не верит, не является знанием для нее самой. Искусственность данного эксперимента остается на совести его автора, так же как и узость понятия «знание». I——
включает в себя знание языка, на котором формулируется предложение, знакомство с визуальным образом двери и понятием «дверь», умение отличать черный цвет от всех других. Данные знания в значительной степени коммуникативны, поскольку приобретаются в процессе научения и социализации, а «чистого перцептивного», концептуально стерильного знания не существует вообще13. Новые аргументы в пользу этого приводятся Дж. Лэки. Она обращает внимание на то, что коммуникативное знание обычно рассматривается как некая таинственная «передача смысла» (transferring of belief) от говорящего к слушателю. Однако на деле это не так. «Танго танцуют вдвоем»14, - афористически выражает свою мысль автор, показывая, что коммуникация осуществляется посредством не смыслов или верований, а слов. Слова же не только произносятся, но и воспринимаются, и обе эти процедуры вносят равно творческий вклад в формирование коммуникативного знания15.
Дежавю - новый ракурс старых проблем. Итак, даже беглое знакомство с проблематикой testimonial knowledge в аналитической философии приводит в некоторое недоумение. Кажется, что целый ряд вопросов, интенсивно обсуждавшихся в эпистемологии, философии науки и социологии знания XX в., остались неизвестными для многих участников данных дискуссий. Среди них такие темы, как социальная природа познания, различия коллективного и индивидуального субъекта, познание иного сознания, понимание и интерпретация, обоснование и аргументация и ряд других. Ниже мы вернемся кэтой ситуации, а пока нельзя не напомнить, что аргументы Лэки предвосхищаются российскими авторами. Это различие посланности и сообщенности (М.К. Мамарда-швили), произнесенности и диалога (М.М. Бахтин). Они уже добрых 40 лет тому назад обосновали тезис о том, что всякое послание может быть произнесено, отправлено адресату, но
«
(В
N 13 Проблема «редукционизм-антиредукционизм» применительно к testimonial know-
ledge приобретает и несколько иную форму противопоставления ^edu^m-scepticism. jjj В качестве «кредулистов» выступают те, кто призывает доверять коммуникативному
3 знанию, а в качестве скептиков - их противники, обычно редукционисты. Огромное
^ большинство того, что философы называют знанием, приобретается посредством экс-
Q пертов, социальных институтов и книг, а основания для доверия или недоверия им
^ весьма скромные. Альтернатива - доверие «по умолчанию» или неуемный скепти-
J цизм - не выглядит привлекательной.
Ц 14 См.: Lackey J. It Takes Two to Tango: Beyond Reductionism and Non-Reductionism in
Я the Epistemology of Testimony // The Epistemology of Testimony; J. Lackey, E. Sosa (eds.),
U Oxford : Oxford University Press, 2006.
15 См.: Lackey J. Learning from Words: Testimony as a Source of Knowledge. Oxford : Oxford University Press, 2008.
гарантии того, что оно станет сообщением и частью диалога, не существует. В данном случае они оказались вдвойне правы: их сообщение осталось неуслышанным философами-аналитиками.
Социально-эпистемологический анализ. Как можно понять возникновение проблематики testimonial knowledge в аналитической философии, используя инструментарий социальной эпистемологии? Для этого нужно выделить специфические социально-когнитивные установки той группы экспертов, которые ее инициировали и развивали.
1. Это приверженность традициям, идущим от классиков (Д. Юм, Б. Рассел, Л. Витгенштейн, Дж. Остин, П. Стросон и др.), которыеуже ставили и обсуждали проблемы «knowledge by acquaintance vs knowledge by description»; «other minds»; «testimonially-based beliefs vs perceptually-based beliefs»; «generation vs transmission of knowledge», «meaning, sense and reference» и др. Однако это приверженность специфическая, не обремененная способностью встраивать историю философии в позитивный дискурс. Традиция понимается как «свое чужое», знакомое, но отстраняемое на дистанцию.
2. Доминирует стремление открыть новое направление, заполняющее определенную лакуну и позволяющее завоевать более высокий социальный статус. Отчасти этим объясняется участие в разработке данной тематики представителей «теоретических маргиналов»: феминистских эпистемологов (и женщин вообще), социальных эпистемологов, а также специалистов, пришедших из других областей знания (право, социология, лингвистика).
3. Частично предлагаемая проблематика имеет под собой культурный дрейф, альтернативный мейнстриму, - постепенно укрепляющийся интерес к европейской континентальной философии (герменевтике, трансцендентализму,
Л
марксизму, Франкфуртской школе). Внутренняя структура Н
группы в целом отражает общее состояние аналитической фи- н
лософии в отношении как идейного содержания, так и нацио- Jj
нально-культурной принадлежности ее представителей. Ко- <в
ренные американцы и англичане принадлежат в основном к ее ^
консервативному крылу, а остальные тяготеют к альтернатив- О
ным подходам. Есть соблазн приписать разработку проблема- ^
тики testimonial knowledge выходцам из Европы и британских X
колоний, но в отсутствие надежной статистики это сделать за- ^
труднительно. Однако существуют некоторые основания ут- ®
верждать, что наиболее интересные решения данной пробле-
мы принадлежат именно тем, кто в силу национальном принадлежности является «чужаками» (Шюц), т.е. не обладают наиболее высоким социальным статусом в научном сообществе. Доказывая, что коммуникация, возможно, главный источник познания, они тем самым демонстрируют не столько свою оппозиционность, сколько стремление включиться в это сообщество, принять его исходные принципы и завоевать достойный социальный статус. Наладить коммуникацию и использовать ее в своих целях - вот задача тех авторов, которые доказывают ведущую роль коммуникации в познании.
Слухи в науке: два случая. Не следует делать поспешные выводы из неточно понятых фактов. В лингвистике широкое хождение получил тезис об уникальности эскимосской лексики, а именно об удивительном многообразии разнокорневых слов для обозначения снега. Он даже превратился в общепризнанный факт, из которого делались далеко идущие выводы, в том числе и за пределами лингвистики. Однако на деле эта история обязана своим происхождением Б. Уорфу, который непрофессионально истолковал слова Ф. Боаса и превратил их в расхожую сплетню. Позже ее опровергло исследование антрополога Л. Мартин16, но результаты этого исследования продолжают замалчиваться. И все это несмотря на то что еще в «Словаре языка эскимосов Западной Гренландии» К.В. Шульц-Лоренцена (1927) утверждается, что существуют только два корня: ратк со значением «снег в воздухе», или «снежные хлопья», и ари^ означающий «снег на земле». На странное игнорирование лингвистическим научным сообществом этих фальсифицирующих примеров обращает внимание лингвист Дж. Пулэм17.
Другой, собственно философский пример - перевод хрестоматийной фразы Канта: «Я должен был ограничить знание, чтобы освободить место вере»18. Во времена Лосского нужно
Н было, вероятно, представить Канта как бескомпромиссного
(В „ „
Н рационалиста, отсюда и соответствующий перевод. Однако
(В
5
а
почему в обыденном знании наших философов продолжает
16 См.: Martin L. Eskimo Words for Snow: A Case Study in the Genesis and Decay of an Anthropological example // American Anthropologist. 1986. Vol. 88, 2 (June). P. 418-423.
17 См.: Pullum G.K. The great Eskimo Vocabulary Hoax // Natural Language and Linguistic Theory. 1989. № 7. P. 275-281.
■¡j 18 КантИ. Критика чистого разума. М., 1998 (в переводе Н.О. Лосского, 1915). В пе-
реводе Н.М. Соколова (1902) это звучит так: «Я должен был уничтожить (aufheben) знание, чтобы дать место вере»). С. 43. См.: Ойзерман Т.И. Критические историко-философские заметки // Вопросы философии. 2012. № 11, где обосновывается необходимость перевода «aufheben» как «упразднить».
курсировать эта несуразица, почему они продолжают довольствоваться слухами? И это все при том, что отечественными историками философии уже давно установлена неточность такой передачи смысла, а академические издания Канта содержат несколько альтернативных переводов данной фразы. Вероятно, идея выстроить сугубо рационалистическую историю философии слишком сильно въелась в сознание большинства университетских преподавателей, чтобы они могли принять столь вызывающий контрпример.
Итоги. Итак, коммуникация коммуникации рознь? В самом деле, чтобы решать вопрос о когнитивном статусе коммуникации, следует построить ее типологию. Например, можно разграничить три ее типа. Так, сфера внешней коммуникации -индивиды и социальные институты; она способствует выработке навыков социального взаимодействия; их совокупность образует социальную компетенцию. Сферой внутренней коммуникации являются объекты и орудия; благодаря ей формируются навыки деятельности, в совокупности составляющие профессиональную квалификацию. И этого в целом достаточно для повседневной жизни. Но если вводить в последнюю сферу культуры, взаимодействие с культурными артефактами, то придется добавить открытую коммуникацию, отвечающую за навыки саморазвития и формирование интеллектуального капитала. Открытая коммуникация - своего рода роскошь, в ее необходимости нужно убеждать, ее приходится нормативно выстраивать, и в этом - важнейшая функция философии.
Философ-эпистемолог обязан различать в этой связи дескриптивный и нормативный подходы к познавательному процессу. С одной стороны, наиболее полное описание всякой познавательной ситуации показывает ведущую роль коммуникации, с другой - познание требует критического отношения к предшествующему знанию и самостоятельного поиска истины. Вот одно из решений этой контроверзы: выстраивать коммуника- ^ цию так, чтобы обеспечить автономность опыта. А вот и другое:
автономный опыт можно строить так, чтобы создать условия ►
для плодотворной коммуникации. Из выбора цели следует при- ц
оритет. Но стоит ли приписывать эпистемологическую исклю- Я
чительность какому-либо источнику знания, пусть это опыт или х
общение? Так в итоге нашего рассмотрения мы вновь вопроша- в
ем о том же, что изначально пытались прояснить. д1
Остается лишь надеяться на последующую философскую ^
коммуникацию, которая даст новый ответ на поставленный ц
вопрос. ^
