CC BY
147К. Н. Лемешев
ИСТОЧНИКИ ПРИМЕРОВ В «КРАТКОМ РУКОВОДСТВЕ К КРАСНОРЕЧИЮ» М. В. ЛОМОНОСОВА: СЕНТЕНЦИИ СЕНЕКИ В РУССКОМ ПЕРЕВОДЕ*
Несмотря на более чем полуторавековую историю изучения «Краткого руководства к красноречию» (1748 г.), многие вопросы, связанные как с творческой историей этого памятника в целом, так и с установлением точного круга его источников остаются нерешенными до сих пор. Если говорить об источниковедческой проблеме, то в течение долгого времени непревзойденными и по количеству и по значимости материала здесь были труды А. С. Будиловича и М. И. Сухомлинова,1 заложившие фундамент научного изучения Риторики М. В. Ломоносова. Единичные атрибуции приводимых Ломоносовым примеров делались и после, однако вплоть до недавнего времени корпус параллельных мест, установленный Будиловичем и Сухомлиновым оставался в целом неизменным. Начало нового этапа в изучении этой проблемы связан с работами С. И. Николаева и А. А. Костина,* 1 2 которые обнаружили связь ломоносовского текста с некоторыми риторическими трактатами и руководствами XVI-XVII веков, продемонстрировав тем самым, что, с одной стороны, в исследовании источ-
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект 15-04-00551: «„Краткое руководство к красноречию" М. В. Ломоносова: творческая история, источники, текст».
1 Будилович А. С. М. В. Ломоносов как натуралист и филолог. СПб., 1869; Сочинения М. В. Ломоносова с объяснительными примечаниями академика М. И. Сухомлинова. Т. III. Издание Императорской Академии наук. СПб., 1895.
2Костин А. А., Николаев С. И. Неучтенный источник Риторики Ломоносова («Оратор без подготовки» М. Радау) // Чтения отдела русской литературы XVIII века. Вып. 7. М.; СПб., 2013. С. 41-53; Костин А. А. Творческая история «Краткого руководства к красноречию» М. В. Ломоносова в свете компиляционных источников (новые материалы) // Slavica Revalensia. Vol. 2. Таллинн, 2015. С. 9-34.
Лемешев К. Н. Источники примеров в «Кратком руководстве к красноречию»... 55
ников первой печатной русской риторики еще рано ставить точку, а с другой — что на вопросы об источнике того или иного фрагмента могут быть получены точные и определенные ответы. Все вышеназванные авторы и установили круг основных источников «Краткого руководства к красноречию»,3 к числу которых относятся: трактат «Риторические комментарии» Герхарда Иоганна Фосса (Воссия — в латинизированной форме; G. I. Vossius, «Commentariorum rhetori-corum sive oratoriarum institutionum libri sex»; первое издание — 1606 г.), трактат Николя Коссена «О риторике духовной и светской» (N. Caussinus, «De eloquentia sacra et humana», первое издание — 1617 г.), пособие Михаила Радау «Оратор без подготовки» (M. Radau, «Orator extemporaneus», первое издание — 1650 г.), учебник Ф.-А. По-мея «Кандидат риторики» и его переработанный вариант «Новый кандидат риторики» (F.-A. Pomey, «Candidatus rhetoricae» и «Novus can-didatus rhetoricae», первое издание — 1659 и 1668 гг., соответственно), трактат И. К. Готшеда «Подробно изложенное искусство красноречия» («Ausfurliche Redekunst», первое издание — 1736 г.); к числу источников относят, как правило, и рукописный курс лекций по риторике Порфирия Крайского, преподававшего в Славяно-греко-латинской академии во время обучения в ней М. В. Ломоносова, предположительно и записавшего этот курс в 1733-1734 годах («Artis Rhetoricae praecepta tres in libros divisa ... tradita Moscoviae. Ex Anno 1733 in Annum 1734. Octobris 17»).4
Именно эти трактаты и учебные пособия стали в «Кратком руководстве к красноречию» источниками большей части теоретического материала и большей части примеров, иллюстрирующих понятия риторической теории. Подчеркнем, что речь идет о массовом, регулярном и систематическом использовании названных источников, хотя и с разным распределением по разным частям ломоносовского трактата. Тем интереснее обнаруживать случаи такого рода параллелей, когда прецедентный материал берется из другого источника и используется для построения одного параграфа или для иллюстрации одного риторического понятия.
В ходе работы по исследованию «Краткого руководства к красноречию», которая ведется сейчас в Институте русской литературы (Пушкинском доме), и подготовке научного комментированного издания этого памятника нам удалось установить источник именно такой компактной группы примеров, находящихся в одном параграфе, являю-
3 Далее мы будем называть их «риториками-источниками».
4 Рукопись хранится в РГБ (Ф. 183. Собрание рукописей на западноевропейских языках. № 279. Л. 160-287).
56
Вестник «Альянс-Архео» № 13
щихся иллюстрациями одной риторической фигуры и не обнаруживающих текстуальных связей ни с одной из риторик-источников. В §212 для иллюстрации фигуры «изречение», которая определяется Ломоносовым как «краткое и общее предложение идей, особливо до нравоучения надлежащих»,5 он приводит подборку из 10 фраз.6 Их источник ни разу не указан, в работах Будиловича и Сухомлинова, содержащих фронтальный текстологический комментарий к «Краткому руководству...», точного указания источника также нет. Между тем, перед нами ломоносовский перевод 10 цитат из трагедий Сенеки:
Сокровенный гнев вредит, объявленный без мщения теряется. = Ira quae tegitur nocet; professa perdunt odia vindictae locum (Medea, 153-154)
Счастие сильных боится, ленивых угнетает. = Fortuna fortes metuit, ignavos pre-mit (Medea, 158)
О том сам не сказывай, о чем другим молчать повелеваешь. = Alium silere quod voles, primus sile (Phaedra, 876)
Кто боязливо просит, тот учит отказывать. = Qui timide rogat docet negare (Phaedra, 593)
Кто лютостию подданных угнетает, тот боящихся боится, и страх на самого обращается. = Qui sceptro duro saevus imperio regit, timet timentes: metus in auctorem redit (Oedipus, 705-706)
Ежели кто, имея власть, другому грешить не возбраняет, тем самим грешить повелевает. = Qui non vetat peccare, cum possit, iubet (Troades, 291)
Те не так боятся, которым страх ближе. = Levius solet timere, qui propius timet (Troades, 515)
Счастливое беззаконие нередко добродетелью называют. = Prosperum ac felix sce-lus virtus vocatur (Hercules Furens, 255)
Кто породою хвалится, тот чужим хвастает. = Qui genus iactat suum, aliena lau-dat (Hercules Furens, 340-341)
Что трудно терпеть, то сладко вспоминать. = Quae fuit durum pati, meminisse dulce est (Hercules Furens, 654)
5 Латинское наименование фигуры — sententia (сентенция), греческое — (гнома); в современной научной и справочной литературе используются оба термина, являясь синонимичными обозначениями понятия, дефиниция которого в целом совпадает с ломоносовской, ср., например: «Гнома, (лат. параллель — сентенция) — краткое высказывание, содержащее обобщенную мысль, вид афоризма, афоризм без авторства: Лучше один раз увидеть, чем десять тысяч раз услышать» (Хаза-геров Г. Г. Риторический словарь. М., 2009. С. 295). В настоящей статье мы будем использовать наименование «сентенция».
6 Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию. Книга первая, в которой содержится риторика, показующая общие правила обоего красноречия, то есть оратории и поэзии, сочиненная в пользу любящих словесныя науки // Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 7. М.; Л., 1952. С. 263.
Лемешев К. Н. Источники примеров в «Кратком руководстве к красноречию»... 57
Как мы уже отмечали выше, важной особенностью этой подборки является то, что ни один из примеров не обнаруживается в ритори-ках-источниках, которыми пользовался автор. Единичное совпадение (отмеченное еще М. И. Сухомлиновым) находим у Ломоносова с Помеем. Это фраза из трагедии «Медея» Fortuna fortes metuit, igna-vos premit (Medea, 158), переведенная Ломоносовым: Счастие сильных боится, ленивых угнетает. Однако этим совпадением все и ограничивается.7 М. И. Сухомлинов в текстологическом комментарии к §212 дает ссылку также и на Коссена,8 однако в данном случае перед нами указание не на источник, а просто на сопоставительный материал. Что касается примеров, то их количество у Коссена в два с половиной раза больше, чем у Ломоносова: приводятся высказывания Домиция Афра, Августина Блаженного, Сенеки, Боэция, Тацита, Саллюстия, Квинта Курция Руфа, Публия Сира и др. — всего 25 сентенций, среди которых нет ни одной из 212 параграфа ломоносовской риторики.9
С уникальностью ломоносовской подборки связана определенная методологичекая проблема. Особый характер риторической традиции, обусловленный установкой на воспроизведение многовекового канона, использованием одних и тех же теоретических понятий и иллюстрирующих примеров, предопределяет в свою очередь известную инерцию в использовании источников, следование за выбранными авторитетами и неоднократное обращение к ним на протяжении всего сочинения. Это может быть связано и с представлением об особой значимости и правильности выбранного авторитетного источника или источников, которое было сформировано в годы учебы, и с личными предпочтениями, возникшими на этапе собственной (как правило, преподавательской, но иногда и практической, например, проповеднической) деятельности. Наконец, следует сказать, что это принцип универсальный (во всяком случае, для Европы). Он характерен не только для ломоносовского трактата, но является общей чертой всех европейских риторик (в том числе и тех, которые использовал М. В. Ломоносов: все они являются компиляциями, составленными из фрагментов «больших и малых», включенных в итоговый текст как в виде готовых текстовых блоков, с минимальными изме-
7 Pomey Francois Antoine. Candidatus Rhetoricae, seu Aphtonii progymnasmata, in meliorem formam usumque redacta, et nuperrime aucta, auctore Francisco Pomey e Societate IESU. Venetiis, 1685. P. 379; Сочинения М. В. Ломоносова. Примечания. С. 475.
8 Сочинения М. В. Ломоносова. Примечания. С. 475.
9 Caussinus, Nicolas. De eloquentia sacra et humana libri XVI. Editio quinta, non ignobilior pracedentibus. Lugduni, 1637. P. 192-193.
58
Вестник «Альянс-Архео» № 13
нениями или без каких-либо изменений вообще, так и в переработанном виде). Но при всей многократности использования источников все-таки в рамках того или иного раздела, главы и т. д. автор риторики мог тяготеть к предпочтительному использованию какого-либо текста. Источниковедческие открытия и наблюдения, сделанные исследователями ломоносовской риторики в последнее время, подтверждают это положение. Так, С. И. Николаев и А. А. Костин отмечают совпадение значительного числа примеров в руководствах М. В. Ломоносова и М. Радау между главой «О изобретении витиеватых речей» из «Краткого руководства к красноречию», с одной стороны, и двумя разделами латинской риторики М. Радау, озаглавленными «Несколько способов в изобретении пуантов» и «Как следует оратору вводить в речь пуанты» — с другой.10 11 Совпадение это не случайное, поскольку именно в данных главах и разделах обеих риторик авторы излагают тему риторического остроумия (acumen). Сравнивая риторики Воссия и Ломоносова, А. А Костин приходит к выводу о том, что влияние обширнейшего труда Воссия сосредоточено по преимуществу в трех главах второй части («О украшении») ломоносовского трактата, которым соответствуют, выступая в качестве источника, определенные главы раздела IV («De elocutione») и раздела V («De schematibus») латинского трактата, иными словами, большая часть учения о тропах и фигурах у русского автора восходит (прямо или через промежуточный источник, не слишком, впрочем, далеко отстоящий от оригинала) к изложению этого же учения в книге голландского филолога.11
Связь данных двух трактатов имеет прямое отношение к рассматриваемой нами фигуре — сентенции. В теоретическом плане основное отличие описания этой фигуры у М. В. Ломоносова от описаний риторик-источников состоит в самом факте включения сентенции в состав фигур речи. Действительно, во всех риториках-источниках сентенция рассматривается как одно из риторических общих мест (лат. loci communi). И только у Воссия сентенция характеризуется своего рода «двойной отнесенностью» и включена также и в число фигур.12 Таким образом, и в этом вопросе, хотя бы и частично, Ломоносов и Воссий совпадают. Активное использование трактата Вос-сия для части «О украшении», совпадение как в теоретическом изло-
10Костин А. А., Николаев С. И. Неучтенный источник Риторики Ломоносова... С. 45-46.
11 Костин А. А. Творческая история «Краткого руководства к красноречию» М. В. Ломоносова. С. 22.
12 Vossius G. I. Commentariorum rhetoricorum sive oratoriarum institutionum libri sex. T. 2. Lugduni Batavorum, 1643. P. 368-369.
Лемешев К. Н. Источники примеров в «Кратком руководстве к красноречию»... 59
жении, так и в примерах, и что особенно важно — использование готовых блоков, включающих одновременно теоретическую информацию, сопроводительный комментарий (иногда повторяющий ошибки или неточности источника) и текстовые иллюстрации;13 наконец, совпадение (частичное) в квалификации конкретного теоретического понятия (сентенции), отнесенного обоими авторами к разделу Elocu-tio — все это заставляло бы нас ожидать сходства и в использованных примерах. Однако ожидаемого сходства нет, нет ни одного совпадающего примера.
Для объяснения этого, конечно, можно было бы сослаться на широкий литературный кругозор автора, который всегда (и при этом всегда непредсказуемо) способен корректировать заданный принцип описания. Однако риторика — особый жанр: его каноничность ничуть не уступает его литературности. Именно поэтому выявление случаев отступлений от «доминантного» источника или источников чрезвычайно важно. Однако какими могли быть причины такого рода отступлений? К сожалению, риторика М. В. Ломоносова является своего рода закрытым текстом, текстом, который не сопровождался ни во время работы, ни после нее какими-либо объяснительными комментариями самого автора, его коллег или оппонентов. Единственный системный и фронтальный комментарий, современный самому произведению — заметки В. К. Тредьяковского на его экземпляре ломоносовской риторики (воспроизведенные М. И. Сухомлиновым) — представляет собой безусловную ценность, фиксируя замечания заинтересованного читателя и ученого комментатора (хотя и не всегда объективного), а иногда и эксплицированную оценку. Однако он не способен, конечно же, ответить на все вопросы. К §212 В. К. Тредьяковский не сделал никаких комментариев,14 так что применительно к этому небольшому пространству ломоносовского текста можно говорить о почти совершенном информационном вакууме. В этой ситуации мы должны как можно тщательнее анализировать соотношение ломоносовского текста с источниками, пытаясь в этом сопоставительном анализе найти необходимую филологическую информацию. Попробуем применить эту процедуру к ломоносовской подборке сентенций из Сенеки.
Выше мы говорили об отличии в теоретической классификации сентенции у Ломоносова и в риториках-источниках. Сравнение показывает, что и в области самих примеров можно найти одно суще-
13 Костин А. А. Творческая история «Краткого руководства к красноречию» М. В. Ломоносова. С. 25-26.
14 Сочинения М. В. Ломоносова. Примечания. С. 475.
60
Вестник «Альянс-Архео» № 13
ственное, «системное» отличие, связанное с отбором авторов. И здесь все риторики-источники обнаруживают сходство между собой, которое состоит однако не в конкретном наборе авторитетных имен (он, естественно, будет иметь как частичные совпадения, так и частичные отличия), а в самом принципе формирования корпуса примеров, в соответствии с которым в подборке всегда представлены разные авторы. Последовательности сентенций, принадлежащих одному автору, встречаются (прежде всего, у М. Радау), однако такие случаи сравнительно редки и при этом мы всегда найдем рядом цитаты из других авторов.
Это вполне согласуется с риторическим эстетическим принципом разнообразия (varietas), который, с одной стороны, позволяет избежать однообразия, способного оттолкнуть слушателей от предлагаемой речи, а с другой — обеспечивает полноту описания любого предмета, что также имеет значение для качества речевого произведения; соответствует это и дидактическим целям, поскольку таким образом, кроме реализации учебной программы риторического курса, реализуется также и самый простой путь знакомства с авторитетными латинскими авторами, из произведений которых выбираются «лучшие» мысли, изложенные в «выигрышной» и запоминающейся афористичной форме, а это, в свою очередь, весьма помогает в приобретении латинской образованности, возможно, в ее внешнем (чтобы не сказать — салонном) варианте, однако при этом все-таки и необходимом, и полезном.
Разнообразие имеет значение не только в эстетической сфере. Выше уже говорилось о том, что только в риторике М. В. Ломоносова сентенции числятся исключительно среди фигур речи, в то время как в риториках-источниках они рассматриваются как общие риторические места (loci communes). Loci communes как категория риторической теории являются способами аргументации, и поэтому сентенции в этом качестве рассматриваются в разделах «изобретение» (лат. inventio) или «расположение» (лат. dispositio). Более широкий подход к описанию сентенций, представленный у Воссия, не меняет существа дела.
Иными словами, независимо от особенностей конкретного изложения сентенции рассматриваются всеми авторами как необходимые элементы процедуры доказательства. Именно доказательство выдвигаемого тезиса, убеждение слушателей в своей правоте являлось (и является) основной заботой риторики с момента ее возникновения, и, конечно, было бы странно, если бы авторы риторических трактатов сознательно ограничивали корпус примеров, иллюстрирующих сентенцию как инструмент доказательства, одним, пусть и весьма популярным, автором (Сенекой), принося действенную силу
Лемешев К. Н. Источники примеров в «Кратком руководстве к красноречию»... 61
аргументов в жертву своим собственным литературным пристрастиям. Юный «кандидат элоквенции», ученик школы или студент, также получал бы здесь противоречивую и не вполне ясную «установочную» дидактическую информацию.
Все это должно было приводить и приводило к тому, что включение в риторический трактат как можно более разнообразных элементов было и естественным, и необходимым, а следовательно, являлось вполне очевидной частью риторического канона. На этом фоне особое значение приобретает тот факт, что все сентенции М. В. Ломоносова взяты им у одного автора и из произведений одного жанра (трагедий). Эта литературно-эстетическая «монохромность» (один автор, один жанр) подчеркивает самостоятельность Ломоносова в выборе материала, хотя и вписанного в заданную рамку, но, в то же время, в известном смысле ломающего ее. Конечно, эту «революционность» не стоит преувеличивать, однако и не обращать на нее внимание было бы неправильным, поскольку, как мы уже отмечали выше, для традиции риторики любое явное отступление от канона можно считать событием экстраординарным. Для такого отступления от традиции должны были быть основания и условия. Можно ли объяснить его в данном случае чем-то еще, кроме очевидного указания на интерес Ломоносова к Сенеке, который (интерес) нельзя отрицать, но который, в то же время, ничем не отличает Ломоносова от всех без исключения европейских филологов и авторов риторических трактатов?
Заметим, что «Краткое руководство к красноречию», по крайней мере, на первый взгляд, является вполне традиционной риторикой и отнюдь не забывает об основной цели красноречия, каковая состоит в убеждении слушателей. Его текст начинается следующей фразой (в §1 «Вступления»): «Красноречие есть искусство о всякой данной материи красно говорить и тем преклонять других к своему об оной мнению».15 Однако ситуация, в которой находился Ломоносов, была отлична от стандартной ситуации европейского филолога и преподавателя. Перед ним стояла задача создания литературного языка нового типа, ориентированного не на церковнославянский, а на собственно русский язык. И здесь наряду с фрагментами из оригинальных ломоносовских произведений большую роль играли переводы на русский язык образцовых (прежде всего — латинских) текстов. О том, что ломоносовская риторика ценна прежде всего своими примерами писал еще митрополит Евгений (Болховитинов), подчеркивая вместе с тем особую роль языкового фактора: «Сия книга была первою на
15 Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию. С. 91.
62
Вестник «Альянс-Архео» № 13
российском языке о сей науке, ибо в школах дотоле преподавали оную только на латинском. Ломоносова „Риторика“ собрана из тех же классических книг, и наипаче из латинской Кауссиновой большой и Помеевой „Риторики“, и вся составлена из общих правил с подведением только некоторых российских примеров подлинниками и переводами — из древних и новейших писателей. Но сии-то примеры были новостию для желавших знать красоту российского слога».16 Действительно, для подавляющего большинства фрагментов, использованных для иллюстрации, это был вообще первый случай представления текста на русском (а не церковнославянском) языке. Перед авторами латинских риторик такая задача не стояла (стояла она перед И. К. Готшедом, и именно поэтому сопоставление немецкого и русского трактатов является особенно интересным). Необходимость поиска литературно-языковых образцов расширяла область поиска источников: так, любимым автором Готшеда становится француз Э. Флешье, цитируемый на протяжении всего немецкого трактата. Она же давала возможность отступления от жесткого канона там, где это могло казаться приемлемым. Что касается сентенции, то ее перенесение из разряда понятий, принадлежащих теории аргументации, в сферу теории стилистического украшения речи как раз и мог быть той причиной, которая освобождала М. В. Ломоносова от необходимости в остальном придерживаться жесткого традиционного канона, что, в свою очередь, давало возможность проявиться другим, собственно литературно-языковым предпочтениям в отборе примеров. А сам перенос этот, из сферы Locorum communium в сферу Figurarum sententiarum, мог быть результатом ориентации на учебный узус. В трактате Готшеда мы находим упоминание об обычае рассматривать сентенции среди фигур. И к обычаю этому немецкий автор относится весьма критично, настаивая на том, что не следует включать сентенцию в состав фигур и что единственно правильным способом рассмотрения сентенций является включение их в раздел Erlauterung («истолкование»), который связан с аргументацией.17 Риторики-источники XVII века, как мы видели, вовсе не стремятся изменить положение сентенций в структуре риторической теории, однако полемическое упоминание в риторике Готшеда, написанной в 1736 г., может быть свидетельством того, что эта иная традиция
16Евгений (Болховитинов). Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России. Т. 2. М., 1845. С. 20.
17 Gottsched Johann Christoph. Ausfdhrliche Redekunst, nach Anleitung der alten Griechen und Romer, wie auch der neuern Auslander, geistlichen und weltlichen Red-nern zu Gut, in zween Theilen verfasset und mit Exemplen erlautert. Leipzig, 1736. S. 157, 290.
Лемешев К. Н. Источники примеров в «Кратком руководстве к красноречию»... 63
в XVIII веке уже существовала и была в известной мере популярна. А частичное следование этой традиции Воссия, которого никто не мог бы упрекнуть в легковесности, указывает на то, что она появилась не на пустом месте, и дает дополнительный и весомый аргумент в ее пользу любителям научной риторики.
Нельзя забывать и о дидактическом факторе, который мог учитываться при выборе автора. В Проекте регламента Академической гимназии, составленном М. В. Ломоносовым в 1758 г., в главе III, посвященной обучению гимназистов, имеется следующее указание: «Во 2-м русском классе следует учить: 1) чистоте русского языка по правилам, которые должны заучиваться наизусть. 2) Нужно выбрать лучшие из писем Цицерона и переводить их на русский язык, показывая при этом, какими приемами пользуются теперь в различных родах писем. 3) Нужно выбрать лучшие главы из Корнелия Не-пота, Юстина, Курция и Сенеки и переводить их».18 Обратим особое внимание на то, что речь здесь идет о методах изучения русского (а не латинского!) языка «во 2-м русском классе». И, как это следует из текста, именно перевод «лучших писем и глав» латинских классиков рассматривался Ломоносовым в качестве способа достижения «чистоты русского языка». Не вдаваясь в сравнительный анализ достоинств и особенностей стиля упомянутых в этом пассаже авторов, заметим, что включение Сенеки в список тех авторов, которые особенно важны для обучения именно русскому языку, может указывать на то, что фактор «дидактической востребованности» мог учитываться при выборе источника примеров в первой русской риторике.
Таким образом, римский классик становился частью русской культуры, а русский литературный язык приобретал достоинство классических — греческого и латинского — языков, к чему и стремился М. В. Ломоносов в своей филологической деятельности.
18 Проект регламента Академической гимназии. 1758 марта 24 — мая 27 // Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 9. М.; Л., 1955. С. 493.
