CC BY
81
А. С. Шепель
ИССЛЕДОВАНИЕ ВОСТОЧНО-ПРУССКОЙ ОПЕРАЦИИ 1914 г.
Н. Н. ГОЛОВИНА КАК ИСТОЧНИК ДЛЯ РОМАНА А. И. СОЛЖЕНИЦЫНА «АВГУСТ ЧЕТЫРНАДЦАТОГО»
В июне 1971 г. в Париже был опубликован роман А. И. Солженицына «Август Четырнадцатого», его сюжетом стала катастрофа 2-й армии генерала А. В. Самсонова на начальном этапе первой мировой войны. В 1983 г. в интервью для газеты «Либерасьон» писатель, рассказывая о начале работы над эпопеей «Красное Колесо», составной частью которой является роман «Август Четырнадцатого», пояснил, что «без Первой мировой войны нельзя никак объяснить нашу революцию, она бы не произошла. <.. .> Ну, я засел за книжки по Первой мировой войне. Обратил внимание сразу на Самсоновскую катастрофу. Самсоновская катастрофа поразительна во многих отношениях, типична, характерна, как бы репрезентативна для этой войны. Я решил так: описывать всю войну, конечно, не буду, а только одну битву, буду описывать очень подробно. И занялся детальной разработкой Самсоновской катастрофы»1.
Историк Н. Н. Рутыч одним из первых откликнулся на подход писателя к теме: «И можно только удивляться тому, как и когда сумел Солженицын изучить огромный и в то же время далеко не полностью опубликованный материал о действиях 2-й армии генерала Самсонова. Имена офицеров, время действия частей и подразделений воспроизведены с безукоризненной исторической точностью, и этот, повторяем, огромный труд проделан с удивительной скрупулезностью.»2. Здесь же Н. Рутыч, между прочим, отметил, что Солженицыну известны труды генерала Н. Н. Головина.
В 1926 г. в Праге появилась книга выдающегося русского военного историка и теоретика Н. Н. Головина «Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии». Военный историк, используя документы, зарубежную, эмигрантскую и советскую литературу о разгроме армии Самсонова, а также неопубликованные воспоминания участников той операции, собранные в его личном архиве, при работе над своим трудом не стал ограничиваться только лишь критикой степени достоверности используемых им документов, а проанализировал «самый процесс творчества действующих лиц», не уклоняясь от критики и в области военного искусства3.
Солженицын в романе «Август Четырнадцатого», рассматривая приказ штаба Прусской армии на 16/29 августа 1914 г., акцентирует внимание на выводах Головина, называя его имя в самом тексте романа4, выделяя именно этого военного историка. В статье приведено несколько примеров того, как писатель выбирает труды Головина в качестве источника для своего романа.
Романист не ограничивается упоминанием Головина только как историка, на труды которого он предпочитает опираться в произведении. Имя последнего встречается в романе в связи с рассказом о преобразованиях в императорской армии после неудачной русско-японской войны. Писатель поясняет, что профессор дореволюционной академии Генерального штаба был главой «младотурок» — патриотической группы русских офицеров
© А. С. Шепель, 2009
Генерального штаба, пытавшихся «всю армию повернуть куда надо» (1; 123). «Младотурки», встав во главе военных преобразований, тщательно изучали опыт создания германской военной машины: «... Именно они только и знали сегодняшнего врага — и восхищались им! Они знали, что германская армия сильнейшая в сегодняшнем мире, что эта армия со всеобщим патриотическим чувством; армия с превосходным аппаратом управления; армия, соединившая несоединимое: беспрекословную прусскую дисциплину — и подвижную европейскую самодеятельность» (1; 123). Но в 1913 г. «группу профессора Головина», этих военных профессионалов и патриотов, разогнали и разослали по разным гарнизонам, «никто из них не получил реальной власти, никто не получил даже дивизии (Головина — сослали командиром драгунского полка)» (1; 123). В романе писатель убедительно показывает, что разгон генштабистов-младотурок перед войной, смена высшего военного командования и, вследствие этого, изменение военной политики не только явились главными причинами нашего поражения в Восточно-Прусской операции, но и сыграли свою поистине зловещую роль в общем поражении России в войне 1914-1918 гг.
В «Августе Четырнадцатого» Солженицын не раз демонстрирует своими обобщениями и поставленными акцентами приверженность позиции названного военного историка по тому или иному вопросу. Главного вымышленного героя романа, полковника Генерального штаба Георгия Воротынцева, Солженицын делает единомышленником и учеником главы «младотурок», или «тайного ордена генштабистов», Головина. В одном из самых острых эпизодов романа — на совещании высшего командования в Ставке, где Воротынцев бесстрашно указывает на главных виновников катастрофы, присутствующих на собрании, — один из главных дирижеров не только самсоновской катастрофы, но и разгона группы Головина, начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Н. Н. Янушкевич, отчетливо видит в герое «головинского недобитого „младотурка“» (2; 529).
Головин перечисляет в своей работе целый комплекс причин катастрофы в Восточной Пруссии в 1914 г., подчеркивая, что «только к 30-му дню [мобилизации] Россия обладала достаточной силой, чтобы начать наступательные действия» (60), главной же называет следующую: «Но обязательство начать решительные действия против Германии на 15 день мобилизации является в полном смысле слова роковым решением. Оно является главной причиной печального исхода всей войны для России» (63). Ниже автор книги добавляет, что генерал Янушкевич, требовал перехода русской армии в наступление еще на 4-5 дней раньше (176).
Солженицын, в свою очередь, тоже приводит множество причин разгрома 2-й армии, и в конце романа он, от имени Воротынцева, обобщает их: «... Но главное, отчего погибла армия Самсонова, — неготовность ее, как и всей русской армии, выступить так рано. <.> По крайней мере был нужен месяц. <.> .роковым решением было, из желания сделать приятное французам, легкомысленное обещание начать боевые действия на пятнадцатый день мобилизации, одною третью готовности!» (2; 530). Солженицын, вслед за Головиным, видит в таком обещании самоубийство для страны, от имени Воротынцева, высказывая главнокомандующему Северо-Западного фронта Я. Г. Жилинскому: « — По конвенции Россия обещала „решительную помощь“, но не самоубийство! Самоубийство за Россию подписали вы, ваше превосходительство!!
(Янушкевича забыли <...>. Он-то требовал от Северо-Западного [фронта] еще на четыре дня раньше.)» (2;530). Писатель не раз упоминает в тексте это роковое решение, например, анализируя причины, по которым генерал П. К. Ранненкампф не смог
преследовать противника после победы под Гумбиненом: «... Тут и сказалась неготовность тылов, наша самоубийственная жертвенная спешка для Франции ...» (1; 116). Головин описал эту же ситуацию так: «.1-я армия вынуждалась самой силой вещей к задержкам. Причиной являлось неустройство тыла. И это неустройство отнюдь не было следствием какой-либо нераспорядительности штабов, а было совершенно нормальным результатом преждевременного выступления из районов сосредоточения» (164-165). Военный историк квалифицирует столь раннее выступление нашей армии «государственным преступлением Сухомлинова и его ближайших сотрудников» (64). Солженицын в романе не единожды акцентировал внимание на этой спешке: «Спешить! Конечно, надо было спешить в этой операции, да не от Белостока же пеший марш начинать. Спешить, да не так же, как клоун спешит на арену, не терять же ботинок и штанов, сперва подпоясаться, зашнуроваться» (1; 126).
Эта спешка, конечно, не возникает в августе 1914 г. сама по себе, она является результатом работы главных военных руководителей страны еще задолго до начала войны. Головин подробно разбирает в своей книге причины, вызвавшие такие роковые последствия, как выступление армии на 15-й день мобилизации и эта неимоверная быстрота в выдвижении русских войск в Восточную Пруссию, приведшие к катастрофе. Генерал начинает объяснение с того, что «ценою крови на полях Манчжурии против первоклассного неприятеля был куплен боевой опыт новой тактики» (28). Он напоминает о том, что после поражения от Японии у нас наступило отрезвление, начали выдвигаться «надлежащие» люди (генерал А. Ф. Редигер занял пост военного министра, генерал Ф. Ф. Палицын стал начальником Главного управления Генштаба). Эти военные специалисты настаивали на долгой и упорной работе по реорганизации армии, имели гражданское мужество открыто говорить об отсталости нашей военной подготовки, о неготовности армии к современной войне с использованием новейшей техники: «. Этим они разрушали легенду о нашей врожденной непобедимости» (36). Но в марте 1909 г. главой военного министерства стал генерал В. А. Сухомлинов, подчинивший себе и Генеральный штаб, причем многие другие важнейшие военные посты были замещены его сторонниками. «Надлежащие» люди постепенно оттеснялись с руководящих постов, «младотурок» разогнали и рассеяли по дальним гарнизонам, военная политика изменила свое направление. Головин особо акцентирует внимание на важности начавшегося развития артиллерии в начале ХХ в. в русской армии, война 1914-1918 гг. подтвердила правильность этого направления развития в вооруженных силах и показала, что 75 % потерь в личном составе приходилось именно на ее огонь. Генерал Сухомлинов и большинство людей из его окружения не понимали значения артиллерии, морально они не были готовы к переоснащению армии новыми видами вооружения, хотя необходимость такого перевооружения уже была продемонстрирована в войне с Японией, но эти люди, в большинстве своем, не участвовали в той кампании. Солженицын эмоционально восклицает в романе: «Какому же романисту можно бы поверить, что корпусной генерал [Н. А.] Клюев, поведший центральный корпус глубже всего в Пруссию, никогда прежде того не воевал?!» (1; 384), «им не было присуще научное понимание современной войны», а ведь этим кругам, пишет Головин, к сожалению, принадлежали вопросы по подготовке к войне (33). Военный историк, будучи в свое время профессором академии Генерального штаба, вспоминает: «Автору лично пришлось слышать, как в собрании профессоров нашей Военной Академии, упрекая их в тенденции к „новшествам“, военный министр Сухомлинов говорил, что он не может даже слышать равнодушно, когда произносят слова „современная война“. <.> Вот почему автор
считает себя вправе утверждать, что генерал Сухомлинов был хуже, чем невежественный человек, с этим свойством он сочетал поразительное легкомыслие. <...> Вред, который принес русской армии Сухомлинов, неисчислим. Везде, где он прикасался, убивались те обильные, но еще слабые ростки обновлявшейся после Японской войны военной мысли» (36-37). Головин развивает эту мысль в другой своей книге — «Военные усилия России в Мировой войне» (Париж, 1939)5. В ней он констатирует, что Сухомлинов, «ставший всесильным в области военной подготовки страны, <.> обусловил возвращение в этой области к безыдейности и бессистемности»6. Автор книги показывает, что с приходом нового военного министра Генеральный штаб перестал быть эффективным в сфере военных научных разработок: «Со времени вступления в управление Военным министерством генерала Сухомлинова до начала войны, т. е. за 6 лет, на этом посту (начальника Генштаба. — А. Ш.) перебывало 4 лица <...> Между тем в Германии последовательное пребывание на таком же посту — тоже четырех лиц (граф Мольтке, граф Вальдерзее, граф Шлиффен, граф Мольтке-младший) продлилось 53 года. Всякая смена начальников Генерального штаба неминуемо разрушающе отражается на всех работах по подготовке к войне»7. Головин добавляет: «Бессистемность и безыдейность управления министерством генералом Сухомлиновым ярко обнаружились при составлении основных военных законоположений, как „Положение о полевом управлении войск“. <.> То, что казалось неразрешимым при мирных условиях жизни в течение многих месяцев, было разрешено в предвидении войны — в одном ночном заседании. Только 16/29 июля 1914 г., т. е. за три дня до начала войны, было утверждено верховной властью одно из самых важных для военного времени положений»8.
Солженицын придерживается многих основополагающих выводов Головина, в т. ч. и приведенных нами выше. Писатель, как и Головин, воспринимает русско-японскую войну как катализатор обновления военной мысли в России, как толчок в армии, «раскаленной поражением», к возникновению «военного ренессанса» и пониманию, что в ХХ в. «ни петровские штандарты, ни суворовская слава нисколько не могли укрепить Россию, ощитить ее, помочь ей, — а только сегодняшняя техника, сегодняшняя организация и быстрый кипучий разум» (1; 122). Солженицын, в виде размышлений Воро-тынцева, показывает, что отрезок времени от поражения в войне с Японией до прихода в военное министерство Сухомлинова были «лучшими годами самой Академии, когда расчищали рухлядь (не всю и ненадолго.), когда легенду о врожденной русской непобедимости сменили на терпеливую работу» (1; 131). Солженицынский Воротынцев ставит вопрос и о катастрофической нехватке артиллерии: « — Это мы (генштабисты-младотурки. — А. Ш.) в японскую [кампанию] поняли, что будущая война вся будет огнем решаться, что нужна тяжелая артиллерия, нужно гаубиц много, а сделали — немцы, не мы» (1; 162). Романист, от лица немецкого генерала Франсуа, добавляет к реплике Воротын-цева: «Это русским простительно твердить: штык молодец, пуля дура и, очевидно, тем более дурак снаряд. Ученикам же Шлиффена полагалось бы понимать, что наступила война орудийная, и успех будет за тем, у кого перевес артиллерийского огня» (1; 241). Писатель, также в виде размышлений главного героя, соглашается с Головиным и в том, что Сухомлинов и его выдвиженцы не ставили себе целью современного, научного преобразования армии: «Кто легко нахватывает чинов, тому серьезно в голову не приходит, что существует какая-то наука управления войсками, и она меняется каждое десятилетие, и надо все время учиться, меняться и поспевать. Если сам военный министр хвастается, что за 35 лет, от академической скамьи, не прочел ни одной военной книжки, — так еще
кому ж куда?» (i; i2Q). Солженицын упомянул в романе и о веренице начальников Генерального штаба при Сухомлинове, и о поспешном введении главного документа для армии на период войны, сравнивая, в раздумьях Воротынцева, ситуации в России и в Германии: «Такие точно офицеры, подобные кучке наших генштабистов, там были во множестве, и в силе, и во власти, даже до командующих армиями. А начальники генерального штаба не меняются там, как у нас, за 9 лет чехардою из шестерых, но — за полстолетия четверо, да не меняются, а наследуют, Мольтке-старшему Мольтке-младший. А „Положение о полевом управлении войск“ не утверждается там за два дня до всеобщей мобилизации, как у нас, І6 июля» (І; І23-І24).
Солженицын не только соглашается, но и дополняет Головина по поводу армейского продвижения по карьерной лестнице: «Ведь устроена лестница так, что лучше продвигаются по ней не волевые, а послушные, не умные, а исполнительные, кто больше сумеет понравиться высшим. <...> Да еще губит русскую армию это старшинство! Верховный неоспоримый счет службы, механического течения возраста и возвышения по чинам. <.> Исключительные надо заслуги, как у генерала [П. А.] Лечицкого, или уж близость ко двору, чтобы обойти старшинство» (i; i2Q—І2І). Головин воспринимал эту ситуацию также: «.Замещение ответственных военных должностей <...> совершается по старшинству в чинах, по особому списку <...>, и если делается исключение, то только для тех, кто имеет сильных покровителей и заступников. Таким образом, не доблесть, не талант, не знание, не военное искусство, явленное на деле, служат руководящим началом при движении на служебной лестнице, а иные соображения. Меж тем в военном деле, быть может, три четверти успеха лежит в искусном подборе командного состава, и потому нынешний порядок назначения является губительным для дела победы»9. Солженицын поддерживает Головина и в последнем утверждении: «.Если командир природный — то успех военного события зависит от него больше, чем на половину» (І; І97). Эта мысль подводит нас к солженицынскому убеждению в том, что не массы, а только лидеры способны делать историю, это убеждение является обратным представлениям Л. Н. Толстого, Кутузов которого полагается во время Отечественной войны І8І2 г., в первую очередь, не на себя как на командующего русской армией, а на соображения совершенно иного порядка. Так, романист заочно полемизирует с великим предшественником, констатируя, что именно генералы ведут войска, президенты и лидеры правят государствами и партиями и «слишком много раз показывал нам ХХ век, что именно они» (І; 383).
Головин утверждает, что командир XV русского армейского корпуса генерал Н. Н. Мартос был одним из наиболее профессиональных и подготовленных военных специалистов в армии генерала Самсонова, Солженицын поддерживает эту убежденность: «Но с первого же сражения мелькают русские генеральские знаки как метки непригодности, и чем выше, тем безнадежней, и почти что не на ком остановить благодарного взгляда, как на Мартосе» (І; 38І). Генерал Мартос не только смог оказать достойное сопротивление превосходящему в силе врагу, но и разбил под Орлау усиленную 37-ю германскую дивизию, что, вместе с известием о поражении немцев под Гумбиненом, вынудило их командование снять два корпуса и кавалерийскую дивизию с Западного фронта. Вследствие неучастия этих корпусов в операции на р. Марне, немцы не смогли захватить инициативу в свои руки, и «план Шлиффена», предусматривавший поэтапный разгром сначала Франции, а потом России, не воплотился в жизнь. В книге «Из истории кампании І9І4 г. .» Головин использовал хранившиеся в его личном архиве воспоминания генерала МартосаІСІ, которые, безусловно, являются важным источником по Восточно-Прусской операции.
Солженицын при описании действий XV корпуса в августе 1914 г. широко опирается в романе на эти воспоминания, приведенные в книге Головина. Романист с их помощью описывает встречи и разговоры Мартоса с генералами Самсоновым и П. И. Постовским, немецкими военачальниками Людендорфом, Гинденбургом и Франсуа. Анализ этих и других романных эпизодов с участием генерала Мартоса и вверенного ему корпуса требует отдельной статьи.
Солженицын явился продолжателем традиции Головина в изучении первой мировой войны как ряда связанных между собой событий. Головин ставил в основу данного рода исследовательской работы анализ сосуществования и причинной связи явлений, Солженицын поддержал такой метод изучения войны 1914-1918 гг. Труды Головина, являясь одним из главных источников по Восточно-Прусской операции 1914 г. для писателя, сильно повлияли на восприятие Солженицыным и этой операции, и всей первой мировой войны, что нашло свое отражение в романе «Август Четырнадцатого».
1 Солженицын А. И. Интервью с Даниэлем Рондо для газеты «Либерасьон». (Вермонт, 1 ноября 1983) // Вестн. РХД. Париж; Нью-Йорк; М.,1984. № 142. С. 155.
2 Рутыч Н. Н. Исторические взгляды Солженицына: к выходу романа «Август Четырнадцатого» // Посев. 1971. № 8. С. 58.
3 Головин Н. Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте, в скобках указываются только страницы.
4 Солженицын А. И. Красное колесо: повествованье в отмеренных сроках. Узел I. Август Четырнадцатого. Paris, 1985. Т. I. С. 393. В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте в скобках (первая цифра обозначает том, вторая — страницы).
5 ГоловинН. Н. Россия в Первой мировой войне. М., 2006. 528 с. Далее ссылки будут даваться по этому изданию.
6 Головин Н. Н. Россия в Первой мировой войне. М., 2006. С. 31.
7 Головин Н. Н. Россия в Первой мировой войне. М., 2006. С. 32.
8 Головин Н. Н. Россия в Первой мировой войне. М., 2006. С. 32-33.
9 Головин Н. Н. Россия в Первой мировой войне. М., 2006. С. 431.
10 Мартос Н. Н. Очерк действий XV армейского корпуса в Восточной Пруссии в 1914 г. (Рукопись хранится в архиве генерала Н. Н. Головина).
