CC BY
105
УДК 39
ИССЛЕДОВАНИЕ ПРИБАЛТИЙСКОЙ ДИАСПОРЫ СИБИРИ РОССИЙСКИМИ И ЗАРУБЕЖНЫМИ УЧЕНЫМИ
И.В. Лоткин
Государственный университет путей сообщения. г. Омск E-mail: [email protected]
Рассмотрены проблемы изучения прибалтийской диаспоры Сибири (латышей и эстонцев) отечественными и зарубежными учеными во второй половине XIX - начале XXI вв. Подчеркивается, что в последние десятилетия появились работы историков, этнографов, лингвистов по проблемам истории (в том числе новейшей), хозяйства, традиционной культуры, религии, языковых взаимосвязей и современных этнических процессов у переселенцев из Прибалтики в Сибири.
Значительный объем в этнографической науке занимают исследования, посвященные малым этнографическим и этническим группам. Актуальность подобных работ обусловлена современными этническими процессами (этническая консолидация, интеграция, ассимиляция и т.п.), происходящими в мире и на территории нашей страны и этнической историей данных групп.
К числу малоизученных этнических групп относятся латыши и эстонцы, проживающие (или проживавшие) в Иркутской, Кемеровской, Новосибирской, Омской, Томской областях и в Алтайском и Красноярском краях. По итогам переписи населения 1989 г., численность всех выходцев из Прибалтики составляет около 30 тыс. чел., большая часть которых проживает в сельских районах. Именно латышское и эстонское и население, проживающее в данный момент в Сибири, или проживавшее там в определенные периоды Х1Х-ХХ вв. и будет являться объектом нашего исследования.
В историко-этнографической литературе проблемы истории и этнического развития различных групп латышей и эстонцев, живущих за пределами основной территории расселения своих этносов, получили определенное освещение.
О лютеранских колониях на Оми и в Минусинской котловине в 1860-1890 гг. писали В. Гаупт [1, 2], Н.М. Ядринцев [3], Н. Лассман [4], появились публикации в периодической печати [5, 6].
Сведения о прибалтийских поселенцах, содержащиеся в этих работах, носят крайне противоречивый характер. Так, по мнению Н. Лассмана и
Н.М. Ядринцева, прибалтийские колонисты питали отвращение к честному труду. Идеолог сибирского областничества Н. Ядринцев назвал лютеранские колонии на Оми «пандемониумом несчастий и преступлений». Приводимые им сведения о быте латышских и эстонских колонистов зачастую носят неправдоподобный, а иногда и гротескный характер. Например, он обвинил латышей в ограблении омского почтамта в 1877 г. Безусловно, Н. Ядринцев выражал интересы зажиточного сибирского крестьянства, которое со страхом и ненавистью относилось к «инородцам без креста». Однако нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что жители лютеранских колоний были административными
ссыльными, и среди них действительно было немало лиц, склонных к правонарушениям.
Газета «Народное богатство» наоборот писала, что эстонские колонисты в деревне Ревель трудились охотно и прилежно. Вероятно, автор заметки имел в виду все-таки не ссыльных, переселившихся в Омскую колонию из д. Рыжково, а сосланных в Сибирь участников восстания в Махтра в 1858 г., которые, в отличие от административных ссыльных действительно отличались трудолюбием.
Основным недостатком вышеупомянутых публикаций является то, что они носят отрывочный и чисто описательный характер.
На рубеже XIX-XX вв. в связи с ростом добровольного переселения жителей Прибалтики во внутренние районы России в Прибалтийском крае усилился интерес к своим соотечественникам, покинувшим родину. В 1900 г. в г. Тарту вышла работа кистера Й. Меомуттеля [7], где он попытался обобщить сведения об эстонских колониях в России, а также о состоянии школьного и религиозного воспитания в этих колониях. Всего в труде Й. Меомуттеля упомянуто 125 эстонских поселений в России. Что касается Западной Сибири, то кроме старых лютеранских колоний автор упоминает о деревнях Орава и Золотая Нива, основанных добровольными переселенцами.
Интерес представляют также работы известного дореволюционного исследователя переселенческих проблем А.А. Кауфмана, который отмечал, что выходцы из Балтии в Сибири заселяли 35,9 % лесных, 35,1 % степных и 29,0 % лесостепных участков. «В среде переселенцев - писал он, - действительно, встречаются такие, которые ведут образцовое, даже и не только для своего района, хозяйство. В глухом тарском урмане мне пришлось попасть в только что за год пред тем возникшие латышские поселки: за один год латыши расчистили из под глухого леса широкие квадраты пахотных полей - и не только расчистили, но сняли покрывавший почву густой войлок мертвой травы и мха, который, перепрев, должен был пойти на удобрение почвы. ... На усадьбах, кроме чистых и просторных жилых домов, у некоторых были готовы теплые хлева и сеновалы, словом, можно было вообразить себя где-нибудь в окрестностях Дерпта или в имении новгородского
помещика, раздавшего землю под хутора эстонцам и латышам» [8. С. 242, 382].
В 1918 г. в г. Тарту вышла монография пастора А. Ниголя, где автор дал характеристику всем эстонским колониям в России. В его работе упомянуты 347 эстонских поселений, и в отличие от своих предшественников он также перечисляет города, где осели переселенцы из Эстонии [9].
Вместе с тем в монографии А. Ниголя допущено немало фактических ошибок при указании местоположения эстонских поселений и дат их основания. Так, по его данным, колония Рыжково была основана в 1843 г., тогда как большинство авторов считает, что это поселение возникло в первом десятилетии XIX в., а село Поливановка, расположенное на территории нынешнего Азовского района Омской области, по мнению А. Ниголя, находилось к западу от Омска [9. Lk. 40, 43]. В монографии также приводятся интересные сведения о природных и климатических особенностях регионов, в которых оказались выходцы из Эстонии, о хозяйственных занятиях и культурной жизни переселенцев. Основной вывод А. Ниголя, который впоследствии повторили большинство эстонских исследователей, заключается в том, что сохранение традиционной культуры той или иной этнической группы определяется ее величиной, географической компактностью и изолированностью от других групп.
Монография А. Ниголя (выпущенная в 1918 г. она, тем не менее, базировалась на материалах, собранных до революции) таким образом венчает дореволюционный период исследования прибалтийских колоний в Сибири. Несмотря на определенную отрывочность исследования этого периода в целом позволяют проследить общую картину переселения латышей и эстонцев в Сибирь.
В конце 1920-х - начале 1930-х годов в СССР издаются несколько работ прибалтийских авторов по проблемам этнической истории латышей и эстонцев в России. К ним, в первую очередь, относятся две монографии К. Шкилтера, посвященные истории формирования латышских колоний в России, а также участию латышских поселенцев в гражданской войне [10-11].
п Особый интерес представляет работа «Latkoloniju Vesture» («История латышских колоний»), где приводится список всех латышских и латгальских поселений в Сибири и существовавших в них культурнопросветительных учреждений [10. 133.-137. l pp.].
Изучением экономики, быта и культуры эстонцев в СССР занималось созданное в 1925 г. Эстонское научное общество. Председателем правления этого общества был избран Я. Анвельт. На заседании 10 января 1932 г. аспирант Э. Паклар представил рукопись монографии «Поселения эстонцев в СССР». Впоследствии Э. Паклар продолжал работать над этой темой, однако в конце 1930-х гг. он и его научный руководитель, профессор Х. Пегельман были репрессированы. Рукопись и архив автора до сих пор не обнаружены. Из исследований Э. Паклара
опубликованы только сведения о численности эстонских поселений (498) и крестьянских хозяйств (22265) накануне коллективизации [12. С.5].
Интерес к своим соотечественникам, живущим в Сибири, проявили также историки Латвийской республики. Результаты их исследований по этому вопросу были опубликованы в многотомном издании ЛаМе§и копуеггасуаз уагёшса» в 1933 и 1939 гг. [13, 14]. В данных статьях приведены подробные сведения по расселению и численности латышей в различных регионах России, в том числе и в Сибири, при этом в статье «КоЬпуаз 1аМе§и» («Латышские колонии») приведен полный перечень латышских поселений Российской империи за пределами Латвии, что делает данную статью ценным историческим источником, не утратившим своей актуальности и по сей день.
В конце 1930-х гг. по Сибири прокатилась волна репрессий, были закрыты латышские и эстонские школы, ликвидированы газеты и журналы, и следующие публикации о сибирских латышах и эстонцах появились только четверть века спустя.
В 1964 г. в газете «Омская правда» была напечатана статья А.Д. Колесникова «Как тебя звать, деревня?», где упоминается о прибалтийских поселениях в Омской области, а в 1966 г. появилась его статья «О национальном составе населения Омской области» [15, 16]. По мнению А.Д. Колесникова, с которым не согласны большинство исследователей, первыми прибалтийскими поселенцами в Сибири были не латыши, а эстонцы.
В 1967 г. появилось несколько публикаций, посвященных сибирским латышам и эстонцам. О культурном подъеме в сибирской деревне в 1920—1930-х гг. рассказывает статья В. Грюнберга «Об одной сибирской эстонской газете», опубликованной в журнале «Коммунист Эстонии» [17]. Автор анализирует структуру и содержание газеты <^Шеп 1оо11пе» и ее роль в хозяйственном и культурном просвещении эстонских колонистов.
Период НЭПа в прибалтийской сибирской деревне исследовал Л.В. Малиновский в работе «Сельское хозяйство западных национальных меньшинств в Сибири (1919—1928 гг.)» [18]. По его мнению, к моменту коллективизации у сибирских латышей и эстонцев сложилось развитое хуторское хозяйство капиталистического типа [18. С. 212].
Особое значение имеет кандидатская диссертация Дз. Виксны «Латышская советская культура в Советском Союзе в 20-30-х годах» [19]. Правда, материалы о культуре сибирских латышей, представленные в этой работе, немногочисленны и отрывочны, но зато даются исчерпывающие сведения о строении и функционировании латышских культурно — просветительных организаций в СССР в 1920—1930-х гг. Серьезное внимание в этой работе уделено распространению латышско-русского двуязычия в этот период. Так, по данным Дз. Викс-ны, в 1927 г. в школах с полным или частичным преподаванием всех предметов на латышском язы-
ке учились 35,1 % всех латышских детей школьного возраста, 61,8 % - на русском, а 3,1 % - на местных языках [19. С. 15]. Наверное, впервые в советской исторической литературе автор упоминает об уничтожении значительной части латышских культурных кадров в конце 1930-х годов в результате сталинских репрессий [19. С. 24].
В 1977 г. вышла в свет монография В. Маамяги «Эстонские поселения в СССР (1917-1940 гг.)», где значительное место уделено хозяйственному, партийному и культурному строительству в сибирской эстонской деревне. На эстонском языке эта монография вышла в 1980 г. под названием «Строя новую жизнь. Эстонское национальное меньшинство в Советском Союзе (1917-1940) [20, 21]. В 1990 г. автор выпустил второе издание своего труда, куда включил также материалы по традиционной культуре эстонских поселенцев в СССР и сталинским репрессиям конца 1930-х гг. [12].
В первой половине 1980-х годов ученые Латвии уделяли немало внимания переселенческому движению в Латвии, в том числе и в Сибирь [22, 23], а также процессам, происходившим в латышских колониях в России в годы НЭПа [24]. В частности, Я. Беберс в своей статье указывает на высокую степень социального расслоения латышской деревни 1920-х гг., полемизируя с идеологами латышского кулачества, говоривших о «братском единстве» всех латышей.
Исследование сибирских эстонцев во второй половине 1980-х гг. неразрывно связано с работами таллиннского лингвиста Ю. Вийкберга [25-30]. На огромном фактическом материале он исследовал языковые контакты сибирских эстонцев с русскими, финнами и другими народами и этническими группами, а также выявил факторы, способствовавшие сохранению или утрате ими национального языка. Можно согласиться с Ю. Вийкбергом в том, что лексическое вторжение русских слов и выражений в эстонский язык буквально во всех сферах общественной жизни было следствием эстонско-русских культурных контактов, особенно расширившихся после коллективизации в сибирской эстонской деревне. Впоследствии лексические заимствования привели к фонетическим и синтаксическим изменениям в эстонском языке.
В 1992 г. выпускник географического факультета Тартуского университета Х. Кулу опубликовал свою дипломную работу «Eestlased maailmas. Üevaade arvu-kusest ja paiknemisest» («Эстонцы в мире. Обзор численности и расселения»), в которой представил скурпулезный этнодемографический анализ состояния эстонских эмигрантов в России, Швеции, США, Канаде, Австралии и других странах [31]. При этом автор не ограничился исследованием динамики этнодемографических процессов, а в разделе «Mis saab edasi?» («Что дальше?») попытался дать прогноз дальнейшего развития национальных групп эстонцев за пределами этнической родины. По мнению Х. Кулу, в ближайшем будущем быстрыми тем-
пами пойдет процесс утраты национального языка, на котором будут говорить лишь представители старшего поколения, и последующей за этим этнической ассимиляции эстонцев за рубежом. Основными причинами этого процесса являются не только давление иноэтничного окружения, но и переселение эстонской молодежи в город, где ассимиляционные процессы идут быстрее [31. Lk.142].
1994 г. был ознаменован прорывом в изучении балтийских национальных групп Сибири. В этом году новосибирский исследователь М.Н. Колоткин, ранее изучавший деятельность эстонских и латышских секций партии большевиков в Сибири в 1920— 1930-х годах выпустил две монографии [32, 33]. Особенно интересна работа автора «Балтийская диаспора в Сибири: Опыт исторического анализа 20—30-х годов», в которой М.Н. Колоткин, используя материалы государственных и партийных архивов Сибири, а также русскоязычную прессу рассматриваемого периода, проанализировал политическое, экономическое и культурное развитие балтийских колоний в Сибири вплоть до конца 1930-х годов.
Исследованием современных этнических процессов у сибирских латышей и эстонцев, начиная со второй половины 1980-х годов, занимался омский этнограф И.В. Лоткин. В 1996 г. он выпустил монографию «Современные этнические процессы у латышей и эстонцев Западной Сибири» [34]. На материале, собранном среди данных национальных групп в Омской, Томской, Новосибирской и Кемеровской областях, были выявлены изменения в этническом самосознании, языке, а также материальной и духовной культуре сибирских латышей и эстонцев.
В том же 1996 г. в Институте этнологии и антропологии РАН вышла работа О.В. Курило «Очерки по истории лютеран в России (ХУ[—ХХ вв.)» [35]. Большая часть этой работы посвящена истории немецких лютеранских колоний, но в нескольких главах автор монографии описывает финские, шведские, ингер-манландские, а также латышские и эстонские колонии. Опираясь на широкий круг источников (в основном на русском и немецком языках) О.В. Курило очень подробно анализирует историю лютеранских общин в России. Однако серьезным недостатком данной монографии, на наш взгляд, является гипертрофированное преувеличение религиозного фактора в жизни прибалтийских колонистов.
В 2001 г. была опубликована работа новосибирского исследователя А.Ю. Майничевой «Эстонцы в верхнем Приобье в конце XIX — первой трети XX вв.: особенности поселений и домостроения» [36]. Полевые работы автора позволяют в какой-то мере восполнить имеющийся пробел и проследить особенности культуры жизнеобеспечения эстонцев в Сибири на примере формирования поселений и домостроения. (Работа была выполнена с использованием материалов Западносибирского этнографического отряда Института археологии и этнографии СО РАН 1998—1999 гг. Впоследствии автор данной статьи опубликовала еще несколько работ,
посвященных изучению системы жизнеобеспечения малых этнических групп Западной Сибири, включая переселенцев из Прибалтики [37, 38].
Самым важным событием 2002 г. в изучении традиционной культуры сибирских латышей стала защита в г. Новосибирске кандидатской диссертации омского этнографа А.Б. Свитнева «Поселения и усадьбы латышей и латгальцев Западной Сибири (конец XIX-XX в.)» [39]. Она подвела итог многолетних работ автора по исследованию жилища сибирских латышей.
В ходе исследований А.Б. Свитнева было установлено, что к началу ХХ в. в Западно-Сибирском регионе у латышей и латгальцев сложилось четыре основных типа планировки усадеб: 1) замкнутая прямоугольная усадьба со службами расположенными по периметру двора (П-образная); 2) Г-об-разная; 3) трехрядная; 4) свободная застройка двора. В своей вариативности они представляли сооружения: а) с крытым двором, б) с открытым двором. При исследовании звеньев, образующих застройку двора, установлено, что до сегодняшнего дня латышский и латгальский дворы делятся на «чистый двор» (seta, sete) и «хозяйственный двор» (lopa ¡aiders) [39. С.156].
В 2004 г. в г. Новосибирске была защищена докторская диссертация Д.Г. Коровушкина «Этнокультурная адаптация поздних переселенцев в Западной Сибири (конец XIX - первая четверть XX вв.)», где автор на большом фактическом материале исследовал основные закономерности этноязыковых и этнокультурных процессов у малых этнических групп Западной Сибири (немцев, чувашей, латышей и эстонцев) [40]. Характерно, что несколько работ соискатель ученой степени написал в соавторстве с И.В. Лоткиным и ТБ. Смирновой [41-44].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гаупт В. Колония ссыльных лютеранского исповедания в Шушенской волости Минусинского округа // Русское географическое общество. Записки Сибирского отдела. - Иркутск, 1864. - № 7. - C. 16-31.
2. Гаупт В. Состояние колоний ссыльных лютеранского исповедания в Шушенской волости Минусинского округа. 1850-1865 гг. // Вторая памятная книга Енисейской губернии на 1865 и 1866 гг. - СПб., 1865. - С. 58-78.
3. Ядринцев Н.М. Рига, Ревель, Нарва и Гельсингфорс в Сибири // Неделя. - 1878. - № 3.
4. Лассман Н. Минусинский округ - сибирская Италия // Прибалтийский листок. - 1895. - № 1.
5. Народное богатство. - 1863. - № 269.
6. Сибирские ведомости. - 1863. - № 187.
7. Meomuttel J. Eesti asunikud laialises Vene riigis. Esimene katse sönumid köikide Eesti asunduste üle tuua. - Jurjevis (Tartus): «Po-stimehe» trükikoda, 1900. - 61 lk.
8. Кауфман А.А. Переселение и колонизация. - СПб., 1905. - 349 с.
9. Nigol A. Eesti asundused ja asupaigad Venemaal. - Tartus: «Posti-
mehe» trükk, 1918. - 92 lk.
10. Skilters K. Latkoloniju vesture. - M.: Prometejs, 1928. - 144.lpp.
Интересные исследования в 1990-х гг. проводили и эстонские ученые. В 1997 г. в Эстонском литературном музее (г. Тарту) была проведена международная научно-практическая конференция «Эстонцы на чужбине (Царство Русское)», где многие доклады были посвящены проблемам традиционной культуры сибирских эстонцев. В середине 1990-х годов сотрудники этого музея А. Корб и А. Юргенсон написали ряд работ, посвященных традиционной культуре и фольклору сибирских эстонцев, а в 1997 г вышла монография Х. Ку-лу о возвращении эстонцев из Западной Сибири на этническую родину в 1940—1989 гг [45-50].
Таким образом, в исследовании прибалтийских национальных групп Западной Сибири можно условно выделить три этапа.
1. Середина 1870-х — 1918 г. — отрывочные сведения русских и прибалтийских ученых, а также периодических изданий по численности, расселению, хозяйству и быту данных этнических групп.
2. 1918 — конец 1930-х гг. — появление статей и монографий по этнической истории выходцев из Прибалтики в Сибири.
3. Середина 1960-х — начало XXI в. — работы историков, этнографов, лингвистов по проблемам истории (в том числе новейшей), хозяйства, традиционной культуры, религии, языковых взаимосвязей и современных этнических процессов у латышей и эстонцев Сибири.
В результате этих исследований к началу XXI в. сравнительно неплохо изучена этническая история данных национальных групп (особенно вопросы расселения и численности), языковые контакты сибирских эстонцев, но очень слабо исследована еще традиционная культура выходцев из Прибалтики и практически не рассматривались проблемы социально-культурной адаптации балтийских переселенцев в Сибири.
11. §,Шеге К. РШопи какип Ыущко1ош8!Й 1917-1921^. — Мш-¡ка: SPPS tautas сепМШ izdevnieciba, 1931. — 67.1рр.
12. Маамяги В. Эстонцы в СССР. 1917—1940 гг. — М.: Наука, 1990.
— 200 с.
13. КоЬща 1аМе§и // Ь&те§и копуегеасщаз уаМшса. — R.: Gu1bja apgadiba, 1933. — 9.4 17113.— 17142. ¡1.
14. Шйота // ЬаМе^и копуегеасуаз уаМшса. — R.: Gu1bja apgadiba, 1938.—1939. — 18.4 36375.—36376. ¡¡1.
15. Колесников А.Д. Как тебя звать, деревня? // Омская правда. — 1964. — 28 января.
16. Колесников А.Д. О национальном составе населения Омской области // Материалы к третьему научному совещанию географов Сибири и Дальнего Востока. — Омск, 1966. — Вып. II. — С. 88—104.
17. Грюнберг В. Об одной сибирской эстонской газете // Коммунист Эстонии. — 1967. — № 4. — С. 44—51.
18. Малиновский Л.В. Сельское хозяйство западных национальных меньшинств в Сибири (1919—1928 гг.) // Вопросы истории Сибири. — Томск: Изд-во ТГУ, 1967. — Вып. 3. — С. 202—213.
19. Виксна Д. Латышская советская культура в Советском Союзе в 20—30-х годах: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Рига, 1967. — 26 с.
20. Маамяги В. Эстонские поселенцы в СССР (1917—1940 гг.). — Таллин: Ээсти раамат, 1977. — 235 с.
21. Maamagi V. Uut elu ehitamas. Eesti vahemusrahvus NSV Liidus (1917-1940). - Tallinn: Eesti raamat, 1980. - 183 lk.
22. Муравская Е.И. Прибалтийские крестьяне-рыбаки в переселенческом движении на рубеже XIX-XX вв. // Вопросы аграрной истории Латвии. - Рига: Изд-во ЛГУ им. П. Стучки, 1984.
- С. 55-78.
23. Муравская Е.И. Миграция прибалтийского крестьянства во второй половине XIX - начале XX вв. - Рига: Изд-во ЛГУ им. П. Стучки, 1986. - 115 с.
24. Беберс Я. Расслоение латышского крестьянства накануне коллективизации (1925-1928 гг.) // Вопросы аграрной истории Прибалтики. - Рига: Изд-во ЛГУ им. П. Стучки, 1982. -С. 174-181.
25. Вийкберг Ю. Эстонские языковые островки в Сибири. (Возникновение, изменения, контакты.): Препринт ИЯО-41. Академия наук Эстонской ССР. Отделение общественных наук. -Таллин, 1986. - 32 с.
26. Вийкберг Ю. Эстонские языковые островки в Сибири (возникновение, развитие, контакты): Автореф. дис. ... канд. фил. наук. - Тарту, 1989. - 20 с.
27. Вийкберг Ю., Раннут М. Исторический аспект статуса языка (на материале эстонского языка): Препринт ИЯЛ-52. Академия наук Эстонской ССР. Отделение общественных наук. -Таллин, 1988.- 36 с.
28. Viikberg J. Vanematest eesti asundustest Siberis // Keel ja kirjandus.
- 1988. - № 5. - Lk. 284-288.
29. Viikberg J. Koodivahetus ja Siberi eestlased. Lahtekohti // Keel ja kirjandus. - 1989. - № 4. - Lk. 202-205.
30. Viikberg J., Vaba L. Siberi pohjaeestlasi konetamas // Keel ja kirjandus. - 1984. - № 3. - Lk. 145-156; № 4. - Lk. 210-223.
31. Kulu H. Eestlased maailmas. Ulevaade arvukusest ja paiknemisest. -Tartu, 1992. - 155 lk.
32. Колоткин М.Н. Балтийская диаспора Сибири: Опыт исторического анализа. - Новосибирск, 1994. - 164 с.
33. Колоткин М.Н. Латгальские поселенцы в Сибири. - Новосибирск, 1994. - 67 с.
34. Лоткин И.В. Современные этнические процессы у латышей и эстонцев Западной Сибири. - М.: Изд-во Института антропологии и этнологии РАН, 1996. - 256 с.
35. Курило О.В. Очерки по истории лютеран в России (XVI-XX вв.). - М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1996. - 182 с.
36. Майничева А.Ю. Эстонцы в верхнем Приобье в конце XIX -первой трети XX вв.: особенности поселений и домостроения // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Матер. на-учно-практ. конф. - Вып. 4. - Барнаул: Изд-во Барнаульского педуниверситета, 2001. - С. 80-83.
37. Майничева А.Ю. Питание белорусов, греков и эстонцев Верхнего Приобья в первой половине XX в. // Традиционная пища как выражение этнического самосознания. - М.: Наука, 2001.
- С. 99-111.
38. Майничева А.Ю. Бытовая культура эстонцев Сибири (конец
XIX - первая треть XX в.) // Диаспоры. - М., 2002. - № 3. -С. 153-164.
39. Свитнев А.Б. Поселения и усадьбы латышей и латгальцев Западной Сибири (конец XIX - XX в.). Дис. ... канд. ист. наук. -Омск, 2002. - 281 с.
40. Коровушкин Д.Г Этнокультурная адаптация поздних переселенцев в Западной Сибири (конец XIX - первая четверть
XX вв.). Дис. ... д-ра ист. наук. - Новосибирск, 2004. - 223 с.
41. Коровушкин Д.Г., Лоткин И.В., Смирнова Т.Б. Приспособление жилища поздних переселенцев в Западной Сибири к природно-климатическим условиям как фактор этнокультурной адаптации // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий (Материалы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. Декабрь 2001 г.). - Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2001 - С. 525-528.
42. Коровушкин Д.Г, Лоткин И.В., Смирнова ТБ. Неславянские этнодисперсные группы в Западной Сибири: история изучения // Исторический ежегодник. Специальный выпуск. Посвящается 60-летию профессора Николая Аркадьевича Томи-лова. - Омск: Изд-во ОмГУ, 2001. - С. 119-135.
43. Коровушкин Д.Г., Лоткин И.В., Смирнова ТБ. Языковая адаптация неславянских переселенцев в иноэтничной языковой среде Западной Сибири // Проблемы межэтнического взаимодействия народов Сибири. - Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2002. - С. 53-71.
44. Коровушкин Д.Г, Лоткин И.В., Смирнова ТБ. Неславянские этнодисперсные группы Западной Сибири (формирование и этнокультурная адаптация) - Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2003. - 272 с.
45. Jürgenson A. Emakeele osast Siberi eestlaste etnilises identiteedes // Eesti kultuur vöörsil. Loode-Venemaa ja Siberi asundused. - Tartu,
1998. - Lk. 126-140.
46. Kulu H. Eestlaste tagasu^nne 1940-1989. Lääne-Siberist pärit eestlaste näitel. - Helsinki, 1997. - 278 lk.
47. Korb A., Peebo K. Eesti asundused I. Siin Siberi maa peal kasvanud.
- Tartu, 1995 - 206 lk.
48. Korb A. Eesti asundused II. Ei oska rääkimise möödi könelda. - Tartu, 1996 - 254 lk.
49. Korb A. Eesti asundused III. Seitse küla Siberis. - Tartu, 1998. -322 lk.
50. Korb A. Eesti asundused IV. Taaru-tagused ja stepiasukad. - Tartu,
1999. - 379 lk.
