CC BY
19
6. Смакотина НЛ. Подростки мегаполиса о проблеме насилия. Результаты социологического исследования // Ценности и смыслы. — 2011. — № 4 (13). — С. 73-92.
7. Состояние преступности // http://mvd.ru/ presscenter/statistics/reports (дата обращения: 15.06.2013).
8. Developmental Trajectories of Physical and Indirect Aggression From Late Childhood to Adolescence: Sex Differences and Outcomes in Emerging Adulthood / K. Cleverly еt al. // Journal of the American Academy of Child & Adolescent Psychiatry. — Vol. 51. — Iss. 10. — 2012. — P. 1037-1051.
9. Jennings W.G., Reingle J.M. On the number and shape of developmental/ life-course violence, aggression, and delinquency trajectories: A state of the art review // Journal of Criminal Justice. — 2012. — № 40. — P. 472-489.
10. Loeber R, Lacourse E, Homish D.L. Homicide, Violence and Developmental Trajectories // Developmental origins of aggression / R.E. Tremblay, W.E. Hartup, J. Archer (Eds.). — New York: Guilford
Press, 2005. — P. 202-222.
11. Maternal and paternal parenting styles associated with relational aggression in children and adolescents: A conceptual Analysis and meta-analytic review / Y. Kawabata et al. // Developmental Review. — 2011. — № 31. — P. 240-278.
12. Physical aggression during early childhood: trajectories and predictors / R.E. Tremblay // Pediatrics. — 2004. — № 114. — P. 43-50.
13. RaineA. The Anatomy of Violence: The biological roots of crime. — Pantheon Books. — Toronto, 2013.
14. Tremblay R.E, Nagin D.S. The Developmental Origins of Physical Aggression in Humans // Developmental origins of aggression / R.E. Tremblay, W.E. Hartup, J. Archer (Eds.). — Guilford Press. — New York. — 2005. — P. 83-106.
1 5. Vaillancourt T. Indirect Aggression among Humans: Social Construct or Evolutionary Adaptation? // Developmental origins of aggression / R.E. Tremblay, W.E. Hartup, J. Archer (Eds.). — New York: Guilford Press, 2005. — P. 158-177.
ИССЛЕДОВАНИЕ АТРИБУЦИИ АГРЕССИИ ПО МИМИКЕ С ПОМОЩЬЮ КОМПЬЮТЕРНОЙ МЕТОДИКИ РЭМ
С. Н. Ениколопов, Ю. М. Кузнецова, Н. В. Чудова
Аннотация: в статье представлены результаты пилотажного исследования склонности к атрибуции агрессии с помощью разрабатываемой методики РЭМ-А. Проведенное исследование дало ответы на вопросы, связанные с реакциями наблюдателя на проявление агрессии или страха на лице незнакомца, а также с особенностями распознавания эмоций на лицах людей разного возраста и пола.
Ключевые слова: распознавание эмоций, приписывание эмоций, агрессивность, эмоционально окрашенная мимика.
Summary: this article presents the results of piloting Investigations of the pro-
pensity for the attribution of aggression by the developed methods of rem-a. The study gave answers to the questions related to the reactions of the observer on the display of aggression or fear on his face stranger, as well as the peculiarities of recognition of emotions on people's faces once-age children and sex.
Keywords: recognition of emotion, emotion attribution, aggressiveness, emotive facial expressions.
В исследованиях агрессивного поведения встает проблема взаимосогласования описаний агрессии на общепсихологическом и социально-психологическом уровнях. Модельным
примером, на котором к решению этой проблемы можно приблизиться, является феномен приписывания эмоций, в частности, атрибуции социальных эмоций, таких как гнев, презрение, вина, стыд.
В социальной психологии явление приписывания используется как объяснительный механизм в рамках атрибутивных теорий. Как известно, в работах Г. Келли показано, что можно рассматривать субъекта восприятия как вполне рациональную личность, делающую выводы на основе наблюдений в соответствии со схемой ковариации событий во времени. Им же был проанализирован случай, когда атрибуция опирается на одно-единственное наблюдение, а человек тем не менее демонстрирует достаточную категоричность суждения. Как показали дальнейшие исследования в области социальной атрибуции, особенно ярко эта готовность к атрибутированию на основе первого взгляда проявляется в случае связывания некоего внешнего признака человека с определенным психологическим свойством. Подобные автоматизмы Л. Росс назвал ложными корреляциями [1]. Представляется, что в ситуации распознавания эмоционального состояния незнакомого человека по изменениям его мимики наблюдатель опирается в первую очередь на такие основанные на ложных корреляциях предположения, позволяющие предугадывать постепенно проявляющуюся эмоцию и выносить суждение, не доводя дело до полной и однозначной манифестации чувств незнакомца. Ясно, что высокая скорость и точность распознавания нарастающего эмоционального состояния обеспечивает наблюдателю пространство для ма-
невра в общении, что в случае развития у партнера именно эмоций агрессивного круга служит инструментом повышения безопасности. В связи с этим можно ожидать, что атрибуция гнева будет тем отчетливее, чем выше для наблюдателя риск при столкновении с разгневанным незнакомцем стать его жертвой и, видимо, приписывание агрессивных переживаний будет происходить чаще в отношении мужчин, чем женщин, и молодых мужчин, чем пожилых.
В последние годы изучение феномена приписывания эмоций активно ведется при исследовании межгрупповой дифференциации [2]. Было обнаружено, что при восприятии эмоций проявляется ингрупповой фаворитизм. Так, членам ингруппы чаще приписывается переживание так назваемых вторичных эмоций (сожаление, восхищение, нежность, разочарование), которые, по мнению людей, присущи исключительно человеку и отсутствуют у животных. Видимо, это позволяет субъекту восприятия рассматривать членов своей группы как более типичных представителей человечества, чем членов аутгруппы. Помимо описанного эффекта, существуют и другие различия в приписывании эмоций членам разных групп. Например, в ситуациях с негативным исходом членам высокостатусных групп приписываются большая выраженность злости и меньшая — подавленности и чувства вины, чем низкостатусным, а в ситуациях с позитивным исходом большая гордость и меньшая признательность. Следовательно, можно ожидать, что пол и возраст наблюдателя должны сказываться на его склонности приписывать определенный тип эмоций наблюдаемому персо-
нажу в зависимости от пола и возраста последнего.
Для общей психологии приписывание эмоций — это прежде всего сфера действия фиксированных познавательных гипотез (в рамках когнитивного подхода) и защитных механизмов, точнее, проекции и перцептивной защиты (в рамках психоаналитического подхода). Соответственно, предшествующий опыт, в том числе травматический, должен оказывать влияние на склонность человека приписывать партнеру по общению определенный тип эмоциональных состояний. Возможно, в некоторых случаях действие социально-психологических механизмов будет подавляться. Так, утрата доверия к миру может приводить к ослаблению групповой идентичности и, как следствие, к нивелированию различий между эмоциями «своих» и «чужих». В общем случае можно ожидать, что плохая система переработки опыта будет приводить к систематическим ошибкам в прогнозировании эмоций и ошибкам в их восприятии. При этом если у психологически благополучных людей мы будем наблюдать стандартные ошибки, связанные с действием стереотипов и ложных корреляций, которые обусловлены социально-демографическими особенностями человека, а также с влиянием ингруппо-вого фаворитизма и аутгрупповой дискриминации, то у людей с личностными проблемами ошибки будут более индивидуализированы и плохо предсказуемы с позиций социально-психологических моделей.
В проведенном исследовании была предпринята попытка экспериментально проверить выдвинутые предположения. Испытуемому предлагалось угадать
ту эмоцию, развитие которой он может вычислить по выражению лица человека, показанного в видеоролике. Для этого разработанная ранее авторами компьютерная методика распознавания эмоциональной мимики РЭМ [3] была модифицирована. В базовой версии методики РЭМ испытуемый решает задачу обнаружения изменений в выражении лица модели на экране компьютера и определения ее эмоционального состояния. Переход от нейтрального выражения лица к эмоционально окрашенному осуществляется с помощью процедуры морфинга, что позволяет организовать для испытуемого процесс построения мимического образа эмоции и измерять время, необходимое субъекту восприятия для формирования геш-тальта данного эмоционального состояния. Предлагаемая процедура задается как трансформация на основе использования двух функций: функции деформации, то есть направленности трансформации черт лица, и функции переходов, или интенсивности трансформации. Этим функциям соответствуют два показателя методики — точность и время ответа.
В базовой версии испытуемому предъявляются шесть видеороликов одной модели с шестью базовыми эмоциями (страх, гнев, печаль, радость, удивление, презрение). В новой модификации РЭМ-Атрибуция испытуемый решает задачу последовательной категоризации эмоциональных выражений, возникающих на лицах пяти моделей — женщины и мужчины среднего возраста, женщины и мужчины пожилого возраста, мальчика младшего школьного возраста. Мимические выражения моделей соответствуют базовым эмоциям:
гнев, печаль, презрение, радость, страх, удивление. В качестве ответа испытуемый должен выбрать название эмоции из предлагаемого ему списка 17 категорий, куда, наряду с названиями базовых эмоций, включены и семантически смещенные названия. Так, семантика слова «гнев» и семантика слова «возмущение» близки, но не тождественны и, атрибутируя незнакомцу возмущение, мы в меньшей степени будем ждать от него физической агрессии, чем от того, кто охвачен гневом. В эксперименте в этом случае мы при оценке распознавания можем учитывать как семантически точное (например, ответ «гнев» при демонстрации гнева на лице модели), так и семантически размытое приписывание (ответы «гнев», «возмущение» и «злоба» при демонстрации гнева). Для снятия эффекта места слова в списке на протяжении выполнения задания порядок слов-ответов постоянно меняется. Процедура подразумевает, что испытуемый, наблюдая за постепенным изменением выражения лица модели от нейтрального до сильно выраженного эмоционального состояния, останавливает процесс, когда считает, что может уверенно определить, какую именно эмоцию испытывает модель. При этом он выбирает название эмоции не только из слов, обозначающих базовые эмоции, когда за каждым словом предъявляемого списка стоит отчетливо различимая реальность переживаний, но и из слов, которые обозначают очень близкие эмоции, из слов, иногда используемых как синонимы. Таким образом, в эксперименте моделируется ситуация приписывания эмоции незнакомому человеку, чье эмоциональное состояние меняется на глазах и если направлен-
ность изменения отражает состояние незнакомца состоянием незнакомца, то отношение к этому изменению — например, ощущение большей или меньшей угрозы физического насилия, исходящей от него, — определяется уже и особенностями наблюдателя.
Пилотажное исследование с помощью разрабатываемой методики РЭМ-А проведено на 31 испытуемом, 16 мужчин и 15 женщин в возрасте от 22 до 55 лет, специалисты в области программирования и 1Т, математики, физики, психологи, культурологи, педагоги.
Проведенное исследование позволило получить ответы на ряд вопросов, связанных, с одной стороны, с особенностями распознавания эмоций на лицах людей разного возраста и пола, а с другой — с реакцией наблюдателя (потенциального противника или жертвы) на проявление агрессии или страха на лице незнакомца.
Первая группа вопросов касается точности распознавания эмоциональной мимики. Так, полученные данные позволили ответить на следующие вопросы:
Чьи агрессивные эмоции распознаются точнее всего? Чья эмоциональная жизнь остается малопонятной для окружающих?
Существуют ли различия между точностью распознавания эмоций на мужских и женских лицах и если да, то какие эмоции хуже всего распознаются?
Насколько точно распознаются те эмоции, которые связаны с ситуацией агрессии — эмоции гнева, презрения и страха?
Вторая группа вопросов связана с проблемой приписывания эмоций. В первую очередь нас интересуют дан-
ные о приписывании агрессивных переживаний и переживаний фобическо-го круга, сопряженных с первыми в рамках ситуации насилия. В нашей методике к первой группе переживаний относятся такие эмоции, как гнев, злоба, возмущение, презрение, брезгливость, осуждение; ко второй — страх, боязнь, вина, стыд. Кому же чаще всего приписываются переживания агрессивно-фобического круга; как интерпретируются эмоции гнева, презрения и страха, отраженные на лицах моделей в первую очередь на мужском лице; как сказываются представления человека о мире и взаимоотношениях людей («базисные убеждения») на склонности приписывать те или иные эмоции другим людям?
Остановимся вначале на данных о точности распознавания агрессивных эмоций.
Установлено, что легче всего распознается гнев на лице мужчины, в то время как гнев женщин — и пожилой и в особенности молодой — распознается лишь небольшим числом испытуемых (25 и 13 %, соответственно). Презрение, напротив, на мужском лице распознается лишь третью испытуемых, в то время как презрение, испытываемое другими моделями, распознавали около 2/3 испытуемых. Страх также мало кем узнается, когда его испытывают мужчина или мальчик (по 10 % испытуемых). Легче всего распознаются эмоции гнева, презрения и страха на лице пожилого мужчины: приблизительно 3/5 испытуемых правильно предугадывают развитие этих эмоций при первом появлении их признаков на лице этой модели. На лице же пожилой женщины, напротив, гнев и страх мало кем «прочитывается».
Итак, гнев оказывается чисто мужской эмоцией, в то время как презрение ожидают увидеть и на лицах женщин (молодой и пожилой), и на лицах пожилого мужчины и мальчика. Страх же распознается хуже всех других эмоций и ожидается как от лиц женского пола (молодая женщина), так и от лиц мужского пола (пожилой мужчина).
Обратимся теперь к ответам на основные вопросы нашего исследования, а именно к тем, что касаются приписывания эмоций.
1. Кому чаще всего приписываются переживания агрессивно-фобического круга? Общее число случаев приписывания агрессивных реакций оказалось зависимым от пола и возраста моделей: чаще переживание гнева приписывается мужчинам, а презрения — людям пожилого возраста. Зрелый мужчина и пожилая женщина представляют в «наивной психологии» (по Хайдеру) две формы агрессивности — гнев и презрение. Страх же и переживания вины, стыда и раскаяния вообще мало атрибутируются по сравнению с другими переживаниями, при этом реже всего переживания этой группы приписываются взрослому мужчине, а чаще всего — молодой женщине.
Чаще всего гнев и его более резкий, общий для человека и животных вариант — злоба — приписываются молодому мужчине (всего 32 случая распознавания на его лице эмоций из группы гнева, среди которых — 14 случаев приписывания злобы); затем пожилому мужчине (25 и 7), мальчику (16 и 9), молодой (10 и 5) и пожилой (10 и 1) женщине. В то же время ослабленная, наименее пугающая, «человеческая» форма реакций гнева — возмущение — от-
носительно чаще приписывается пожилой женщине (из 10 случаев распознавания эмоций из группы гнева — 7 ответов «возмущение») и относительно реже мужчинам (9 из 25 и 5 из 32). Можно сказать, что не только плохо распознается испытываемый женщиной гнев, но и в целом от женщин не ждут гневливости (особенно от пожилых). Таким образом, гнев и злоба оказались в представлениях испытуемых гендероспецифич-ной реакцией, зависимой еще и от силы проявления мужского начала.
Для приписывания презрения и близких ему осуждения и брезгливости более существенным параметром модели оказался не пол, а возраст. Чаще всего презрение видят на лице пожилой женщины (44 случая), затем пожилого мужчины (37), мальчика (34), и, наконец, молодых женщины (30) и мужчины (20). Итак, презрение выступает в определенном смысле заменой гнева — тот, кто не имеет возможности быть открыто агрессивным, тот проявляет свое недовольство презрением.
Конструкт страха (боязни) и конструкт вины-стыда редко использовались нашими испытуемыми при прогнозировании развития эмоционального состояния модели. Конструкт страха использовался вдвое чаще, чем конструкт вина-стыд, при этом в отношении взрослого мужчины слово «боязнь» не было применено ни разу, а в отношении пожилого мужчины ни разу не применялось слово «вина». В целом треть всех случаев приписывания страха пришлась на молодую женщину, хотя и для этой модели точность распознавания была невысока. Предположение о переживании моделью чувств вины или стыда возникло у очень небольшого числа
наших испытуемых. Видимо, этот конструкт не входит у большинства в число фиксированных гипотез или ложных корреляций, связанных с полом или возрастом, а мимика этих состояний столь специфична, что с нею редко что путают. Отметим также, что такое негативное переживание, потенциально связанное с ситуацией агрессии, как раскаяние, также приписывалось молодой женщине чаще, чем всем другим персонажам.
Остановимся далее на проблеме ложного распознавания переживаний агрессивно-фобического круга.
Всего нашими испытуемыми было дано 900 оценок (30 испытуемых определяли по 6 эмоций для 5 моделей), из них более трети (377 ответов) оказались неправильными. Чаще всего ошибочно приписывается удивление (125 случаев), а реже всего — гнев (25 случаев), то есть испытуемые демонстрируют игнорирование признаков агрессии — меньше всего они склонны предполагать возможность переживания партнерами по общению гнева, презрения или страха. Ошибочная атрибуция гнева оказалась не связанной с полом модели, но зависимой от возраста модели: взрослым чаще приписывается гнев, чем пожилым и ребенку. Презрение и страх по количеству неверных распознаваний уступают только удивлению: презрение неверно приписывается в 84 случаях, а страх — в 56 случаях, при этом презрение чаще ошибочно видится на лицах пожилых людей, а страх — на лице ребенка и лицах взрослых.
Итак, если гнев мужчины распознается достаточно уверено (3/4 испытуемых), то большинство наблюдателей испытывают затруднения, когда признаки гнева появляются на лице женщины. При
этом если женщина испытывает гнев, то не только мало кто адекватно распознает ее состояние, но и приписываемые эмоции оказываются весьма широкого спектра: и стенические негативные (например, презрение), и астенические негативные (печаль), и даже стенические позитивные (радость). Видимо, состояние гнева для женщины до сих пор остается табуированным и, столкнувшись с ним, наши испытуемые просто начинают теряться в догадках (как говорит одна из героинь А.Н. Островского: «Ну, уж это вот режь ты меня сейчас на части, ни за что не пойму, к чему приписать»). Ошибочное же приписывание гнева не связано с полом модели, а определяется только возрастом — гнев неверно приписывают чаще взрослым, чем пожилым людям и детям. Следовательно, речь не идет о наличии фиксированной гипотезы о гневливости мужчин, скорее можно говорить о существовании перцептивной защиты в отношении гнева женщин.
Как уже указывалось, женщинам и пожилым людям скорее приличествует переживание презрения, во всяком случае именно такой стенической эмоции из числа негативных ждет от них большинство наблюдателей. Более того, в отношении пожилых женщин у наших испытуемых обнаружилась фиксированная гипотеза о готовности партеров из этой гендерно-возрастной группы реагировать презрением или удивлением: пожилой женщине именно эти эмоции чаще всего приписываются и когда она действительно испытывает эти чувства, и в тех случаях, когда она переживает что-то иное (в первую очередь гнев и страх).
Предположение о страхе, переживаемом кем-то, видимо, столь неприятно,
что испытуемые стараются как можно реже пользоваться этим конструктом — гипотеза страха выдвигается реже других, но все же в отношении молодой женщины она возникала почти в три раза чаще, чем в отношении мужчины. Существенно, что даже в тех случаях, когда мужчине приписывалось переживание страха, это приписывание было ошибочным, видимо, потому что в отношении страха у взрослого мужчины действует такая же сильная перцептивная защита, как в отношении гнева у женщины. Другими словами, страх мужчины и гнев женщины «невидимы» — это те эмоции, которые люди не готовы увидеть, даже если существование данных переживаний у этих моделей допускается «наивной психологией» конкретного наблюдателя.
2. Как интерпретируются эмоции гнева, презрения и страха, отраженные на лицах моделей, в первую очередь на мужском лице?
Гнев — «мужская» эмоция, как было показано ранее, и распознавание гнева на мужском лице для большинства испытуемых оказалось несложным: 11 человек назвали гнев гневом, 10—злобой, 4 — осуждением, несколько человек описали гнев как возмущение, презрение, брезгливость. Как уже указывалось, в целом эмоция гнева распознается неплохо на лицах моделей мужского пола и очень плохо — когда эта эмоция переживается женщинами. В последнем случае половина ошибочных интерпретаций приходится на презрение, четверть на удивление и несколько раз гнев даже был принят за радость. Обнаружилось, что женщины значимо чаще мужчин на начальных стадиях переживания гнева склонны принимать его за печаль.
Презрение на лице взрослого мужчины лишь четвертью испытуемых было верно угадано (три человека назвали это состояние именно презрением, трое — осуждением, один — брезгливостью). Чаще испытуемые это переживание на лице взрослого мужчины принимали за злобу (4), возмущение (4), печаль (5), уныние (5) и даже за чувство вины (1), раскаяния (1) и стыда (1). В последних случаях мы, видимо, имеем дело с работой проекции испытуемым переживания, которое возникало в результате принятия им роли презираемого при встрече с незнакомцем, демонстрирующим презрение. Подобную инверсию мы обнаружили еще лишь в двух случаях, когда презрение проявлялось на лице молодой женщины. Презрение также было ошибочно принято за печаль и уныние при интерпретации эмоций мальчика.
Как отмечалось ранее, страх оказался тем переживанием, наличие которого игнорируется у взрослого мужчины, мальчика и пожилой женщины, а у молодой женщины и пожилого мужчины распознается лишь половиной или 3/5 испытуемых соответственно. В связи с этим неудивительно, что и наибольшее число неверных приписываний приходится именно на страх — 101 случай из 377 полученных неверных ответов. В 3/4 случаях ошибочного понимания состояния страха испытуемые трактуют его как удивление (как тут не вспомнить знаменитый совет из произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Необходимо обывателей во всегдашнем изумлении содержать»!). Кроме того, страх иногда принимается за презрение и женщины совершают такую ошибку значимо чаще, чем мужчины.
3. Как сказываются представления человека о мире и взаимоотношениях людей («базисные убеждения») на склонности приписывать те или иные эмоции другим людям? В первую очередь нас интересовала готовность приписывать агрессию, однако никаких корреляций числа приписываний гнева или презрения с показателями методики ШБУ обнаружено не было. Выяснилось, что склонность приписывать радость уменьшается с ростом уверенности в справедливости происходящего, а приписывание удивления связано отрицательной корреляцией с убеждением в доброжелательности окружающего мира.
При рассмотрении данных о приписывании для отдельных видов эмоций обнаружилось, что когда ошибочная атрибуция касается переживания гнева, то высокие баллы почти по всем шкалам ШБУ отрицательно коррелируют со склонностью интерпретировать гнев как радость. Иными словами, оптимистичный взгляд на жизнь позволяет человеку не принимать черное за белое — не путать гнев и радость. Сходная тенденция наблюдается и в отношении ошибок при интерпретации презрения — чем более человек уверен в справедливости мира и в собственной удачливости, тем менее он готов видеть вместо презрения печаль. Следовательно, игнорирование чужой агрессивности, попытка приписать разгневанному или испытывающему презрение человеку эмоции, максимально далекие от реальных, возникают в случае, когда человек не уверен в себе, в благожелательности или хотя бы в справедливости мира. Такая атрибуция эмоций «с точностью до на-
оборот» выступает, видимо, в качестве одного из компонентов защиты.
В отношении эмоции страха обнаружено, что склонность видеть вместо страха удивление снижается с возрастом. Возможно, зрелые люди меньше боятся столкнуться с этим переживанием — и у другого человека, и у себя самого. Эмоция страха тем реже принимается за радость, чем выше у человека убежденность в существовании правил и закономерностей в мире и в собственной способности контролировать происходящее. С ростом же уверенности в доброжелательности мира падает готовность интерпретировать чужой страх как демонстрацию презрения.
Как можно видеть, склонность приписывать человеку совсем иные эмоции, чем он испытывает в реальности, связана с некоторым неблагополучием в переработке опыта и характерна для людей не уверенных ни в себе, ни в стабильности мира.
Итак, пилотажное исследование феномена приписывания агрессии человеку, чье эмоциональное состояние меняется на глазах у наблюдателя и необязательно в сторону агрессии, позволило обнаружить следующее.
1. Гнев лучше распознается на мужских лицах, чем на женских, при этом у взрослого мужчины он распознается точнее, чем на лице пожилого и тем более, на лице мальчика. При этом гневающемуся зрелому мужчине приписывается гнев и злоба, пожилому мужчине некоторые люди в этой ситуации приписывают осуждение, а мальчику—еще и недоверие. Гнев пожилой женщины чаще всего интерпретируется как недоверие или осуждение, а гнев молодой всеми трактуется по-разному. Видимо, мы мо-
жем констатировать отсутствие мимического стереотипа для восприятия гнева молодой женщины, а в целом — отсутствие конструкта «гнев» при описании женских эмоций.
2. Презрение плохо распознается на лице взрослого мужчины — вместо него многие «видят» печаль, уныние или злобу, а некоторые даже приписывают чувство вины или раскаяния. Чаще всего переживания презрения, брезгливости и осуждения приписываются пожилой женщине. Если гнев для «наивной психологии» — это эмоция крепкого мужчины, то осуждение и презрение — это состояние, часто испытываемое пожилыми женщинами.
3. Страх — эмоция, которую хуже всего распознают и довольно редко приписывают. Страх на лице взрослого мужчины практически единодушно прочитывается как удивление. Вероятно, в этом случае есть смысл говорить о конвенциональной атрибуции — культурная норма не только запрещает людям видеть испугавшегося мужчину, но и предлагает удобную замену — на удивление нет необходимости отвечать ни агрессией, ни сочувствием. Скорее всего, в реальной ситуации незнакомый мужчина, начинающий испытывать страх, остается для большинства посторонним человеком, в отношении которого можно сохранять нейтралитет.
В заключение отметим, что наши выводы сделаны на основе данных группы испытуемых, однородной в плане социальных норм выражения недовольства и требований к партнеру: в среде научных сотрудников и преподавателей вузов не принято решать проблемы с помощью кулаков и в целом ожидать от окружающих высокого уровня агрессивности.
В другой нашей работе, проведенной с помощью методики РЭМ-А (усеченный вариант с двумя взрослыми моделями) на группе чиновников [4], было обнаружено, что гнев распознается этими испытуемыми лучше, чем контрольной группой, и приписывается в тех случаях, когда модель демонстрировала презрение. Эти данные показывают, что нельзя недооценивать роль, которую играют социальные и групповые нормы при восприятии эмоций, и проведение исследования феномена приписывания на таких социальных группах, в которых «насилие повседневности» имеет больший масштаб и/или чаще выражается в каких-то определенных формах, например, физической агрессии, может дать много интересных результатов.
Литература
1. Андреева Г.М. Психология социального познания. — М.: Аспект Пресс, 1997.
2. Гулевич О А. Межгрупповая дифференциация: условия возникновения и последствия // Социальная психология: актуальные проблемы исследований: сб. науч. тр. / под ред. Е. Белинской, Т. Емельяновой. — М.: Фонд Л.С. Выготского, 2008.
3. Кузнецова Ю.М., Чудова Н.В. Способность к распознаванию эмоциональной мимики в контексте личностных особенностей // Когнитивные исследования: сборник. — Вып. 4. — 2010. — С. 90-100.
4. Кузнецова Ю.М. Чиновник и эмоции: особенности восприятия эмоциональной мимики специалистами в области управления образованием // Психология индивидуальности: материалы IV Все-рос. науч. конф. (г. Москва, 22-24 нояб. 2012 г.) / отв. ред. А.Б. Купрейченко, В.А. Штроо. — М.: Логос, 2012. — С. 259-260.
ПРОБЛЕМА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ПОЛИЦИИ И МАССОВЫХ ГРУППОВЫХ ОБРАЗОВАНИЙ: РОЛЬ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ УСТАНОВОК ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ПОЛИЦЕЙСКИХ СТРУКТУР В ПОНИМАНИИ МАССОВЫХ ПРОЦЕССОВ И ВОЗНИКНОВЕНИИ МАССОВОГО КОНФЛИКТА
Аннотация: статья посвящена психологическим проблемам взаимодействия полиции с лидерами массовых групповых образований.
Ключевые слова: полиция, агрессия, конфликт, теории массового поведения.
Summary: article focuses on the psychological problems of the interaction of the police with the leaders of the mass of group formations.
В. А. Соснин
Keywords: police, aggression, conflict, queuing theory of behavior.
На нашем семинаре обсуждается проблема агрессии, в том числе в деятельности правоохранительных органов. Необходим содержательный анализ поведения правоохранительных структур государства в изменившихся условиях — анализ роли восприятий и их опыта в объяснении феноме-
