CC BY
82
УДК 297.1
ИСЛАМСКОЕ ВЕРОУЧЕНИЕ
В ТРУДАХ РОССИЙСКИХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ XIX СТОЛЕТИЯ
© 2015 О. С. Сумарокова
канд. ист. наук, научный консультант e-mail.: _ futureya(@,rambler. ru
Общественный фонд «Единство Наций» (Киргизская Республика)
В статье рассматриваются ключевые направления отечественных исламоведческих исследований XIX столетия, оиентированных преимущественно на деидеологизацию исламского вероучения и противопоставление его православию. Выполненные в миссионерском ключе, эти труды оказали серьезное влияние на характер религиозной и национальной политики, проводимой Российской империей в Туркестанском крае.
Ключевые слова: Российская империя, религиозная политика, ислам и православие, исламоведение, мусульмане, Коран.
В XIX столетии в государственной и общественно-политической жизни Российской империи все большую важность в связи с ростом удельного веса мусульманской общины стал обретать «мусульманский вопрос». Согласно данным первой всеобщей переписи населения России, проведенной в 1897 г., на территории империи проживало около 18 млн магометан, населявших преимущественно Среднюю Азию - 90,29% [Общий свод 1905: XXXIV]. Поиск форм и методов их интеграции в общеимперское пространство, их «нравственного слияния» [Императорская Россия 2006: 143] с коренным русским народом актуализирует в этот период в политических и просветительских кругах проблематику природы и духа исламского вероучения, а также степень совместимости его догм с задачами православного российского монаршества. Характерными чертами работ по исламоведению этого периода стали деидеологизированность магометанства в русле традиционных европоцентристскохристианских стереотипов.
Среди отечественных исламоведов XIX в. особое место занимает Н.П. Остроумов. Первым его исследованием по исламу становится курсовое сочинение на степень магистра богословия под названием «Критический разбор Мухаммеданского учения о пророках», опубликованное в 1874 г. Ссылаясь на труды западных ориенталистов, автор с первых страниц заявляет о том, что история происхождения ислама приводит беспристрастного исследователя к выводу о том, что учение это «не только не божественное откровение, но и не самобытное и в этом смысле не оригинальное произведение человеческого ума» [Критический разбор 1874: 1].
В качестве доказательства тезиса о подражательном характере ислама Остроумов приводит хронологию эволюции взглядов Мухаммеда на понятие пророчества по мере знакомства его с другими религиями. «Первое видение Мухаммед видел в 612 году и до 616 года знал очень немного пророческих имен. - Утверждал Остроумов. - Говоря о пророках, он в это время называет их почти исключительно посланниками (расуль)... В 19 гл. Корана появляются совершенно новые имена пророков, каковы: Захария, Иоанн, Аарон, Иисус, Авраам, Исаак, Иаков, Моисей, Энох, Измаил» [Там же: 23]. В этом исследователь увидел уже влияние иудаизма, а в позднее вплетавшихся в Коран именах - христианства, сабиизма и рахманизма. Единственное
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
«изобретение» Мухаммеда по отношению к учению о пророках, по мнению исламоведа, состояло в том, что он в 622 году приписал Аврааму и Измаилу учреждение языческого обычая ходить в Мекку на праздник (хадж) и построение Каабы.
В ключе прямой полемики Остроумовым было написано другое сочинение «Что такое коран?». Апеллируя к утверждению Мухаммеда о «широких» и
«всеобъемлющих» задачах священного писания мусульман, «лучшего из всех прежде бывших религиозных учений», «не допускающего возражений и сомнений», автор работы заверяет, что такие притязания далеко не оправданны. «Богословие его (Корана. - О.С.), - пишет Остроумов, - не представляет ничего самобытного и несравненно ниже ветхозаветного даже учения, которому Мухаммед более всего следовал; нравственное учение корана также не оригинально и не возвышается над понятиями многих, современных Мухаммеду, арабов; о научных сведениях корана не может быть и речи» [Остроумов 1883: 8-9].
Становившаяся все более очевидной отчужденность русских мусульман от русского народа, несмотря на толерантный характер национальной и религиозной политики Российский империи в XIX - начале XX в. в отношении своих подданных-мусульман, склоняла российскую интеллигенцию искать корень зла не в государственной политике, а в мухаммеданском вероучении. Наибольшую актуальность в связи с этим с середины XIX в. обретает вопрос отношения мусульманства к христианству.
Так, выдержкой из Корана, начинающейся словами «О верующие (то есть мухаммедане)/ Когда вы встретите неверных, убивайте их везде, пока они не сделаются мусульманами, и Бог спасет вас благодеяниями, вы будете счастливы», открывается книга публициста и миссионера Е.Н. Воронца «Мировоззрение мухаммеданства по отношению к христианству» [Воронец 1877: 1].
«С такими-то священно-религиозными бытовыми обязанностями в одной европейской России мухаммедан более пяти миллионов», - иронизирует Воронец, призывая все православное сообщество «к противодействию учению аравийского лжепророка Мухаммеда» [Там же]. Однако главной целью своей книги автор считал указать на те моменты, в которых святыни православия пророк ислама намеренно признает «нечистивыми», противопоставляя аксиологической системе своего вероучения, тем самым противопоставляя мусульман христианам.
В частности, вино в православии, как один из лучших природных даров, данных Богом человеку, символ просвещения, дружбы, единения, обществ и семейств, объявляется Мухаммедом «гнусным, вредным измышлением злого духа тьмы» [Там же: 55]. Не чем иным, как все тем же отвращением от христианства, Воронец объясняет осуждение Мухаммедом скульптуры и образов, украшений и принадлежностей, столь свойственных, по свидетельству церквей греческих и армянских, восточному христианству, а также церковных колоколов, звуки которых «нарушают сон ангелов» [Там же: 55-56].
Объяснить причину враждебного отношения мусульман к иноверцам путем анализа национального характера и нравов арабов, культура которых стала лоном исламского вероучения, попытался А.И. Агрономов в работе «Мухаммеданское учение о войне с неверными», вышедшей в Казани в 1877 г. Так, наряду с положительными чертами араба - аскетизмом, независимостью, гостеприимством, щедростью и богатой фантазией, исследователь отмечает враждебность по отношению к тем, кто встречался арабу на пустынной аравийской территории. Преданием о том, что при разделе земли другие ветви человеческого рода овладели счастливым и богатым климатом, а несчастный Измаил получил во владение пустыню, арабы оправдывали грабежи,
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015. № 3 (35)
Сумарокова О. С. Исламское вероучение в трудах российских исследователей XIX столетия
воровство и хитрость, которыми они пользовались в пустыне как средствами существования, считая их ремеслом. Меч решал все, а потому через всю историю доисламских арабов проходил непрерывный ряд войн, причем войн преимущественно междоусобных.
Как заключал Агрономов, при таких отличительных чертах арабам недоставало внутреннего единения, которое бы сплотило их в один народ; недоставало человека, который дал бы народным страстям другое направление. Таким человеком оказался Мухаммед, араб по рождению, который, обнародовав новое религиозное учение, собрал под свое могущественное религиозное знание все разрозненные дотоле арабские племена и, дабы отвлечь их от междоусобного истребления и грабежа, направил их на истребление и грабеж остального неарабского, немусульманского мира, узаконив в Коране «священную войну с неверными» [Агрономов 1877: 37-38].
Наибольшую сопротивляемость исламу из всех существовавших религий, по мнению российских просветителей, во все времена оказывало христианство. «И насколько христианство действовало облагораживающим образом, пробуждая в людях возвышенные чувства, - заявлял церковный историк А. Л. Синайский, -настолько исламизм своим фанатизмом и чувственностью порождал противоложные, деморализующие наклонности и поступки» [Синайский 1902: 34]. Этим исследователи объясняли огромную потенцию последнего к стремительной насаждаемости и передаче своим адептам не только учения и законов, но и их агрессивного и фанатичного духа. Об этом писал известный российский ученый-синолог, буддолог и санскритолог В.П. Васильев в статье «Две китайские записки о падении Кульджи и о занятии ее русскими» в 1872 г. По его словам, «мусульманство имеет все задатки для того, чтобы наэлектризовать своих прозелитов» [Васильев 1872: 169].
Общественная и научная полемика о том, насколько ислам поощряет в своих адептах стремление к просвещению, обрела черты острого конфликта в связи с присоединением территорий Казахстана и Средней Азии к Российской империи. Поводом этому послужили результаты переписи населения 1897 г., согласно которым среди многонационального населения Туркестанского края самый низкий уровень грамотности наблюдался у последователей ислама - 6,7% у мужчин и 1,1% у женщин [Россия... 1913: 339]. А сопротивляемость исламского населения любым формам модернизации образовательного сектора региона в соответствии с образовательными стандартами империи лишь подтверждала, по мнению исследователей, гипотезу о том, что ислам и наука, ислам и прогресс - несовместимы.
Как же быть с историческими фактами, согласно которым при Аббасидских халифах развитие науки и уровень знаний заслуживали всеобщее уважение, а арабская культура, передавшаяся латинскому западу как умственное наследие Индии и Сирии, сделала арабов чуть ли не учителями старой Европы.
Дать этому объяснение попытался профессор Лазаревского института восточных языков А. Крымский в своей работе «Мусульманство и его будущность». Согласно его концепции, арабы времен халифата лишь сохранили античную духовную жизнь, а потом передали ее Европе. На вопрос, покровительствовала ли мусульманская религия науке и шла ли с ней нога в ногу, отвечает категорично «нет»: «Краткий период владычества мотазалитов считается, и основательно, периодом господства не ислама, а ереси, периодом гонения на правоверный ислам. После падения мотазалитов и торжества правоверия мы видим, что всякое проявление свободной мысли, философской и научной деятельности ревностно преследуется исламом» [Крымский 1899: 39-40].
В отсутствии у современных мусульман стремления к так называемому светскому прогрессу А. Баязитов - имам, военный ахун, переводчик при Министерстве
ИСТОРИЧЕСКИЕ НА УКИ И АРХЕОЛОГИЯ
иностранных дел России - видел две причины, и ни одна из них не была связана с сутью самого исламского вероучения. Первая заключалась в том, что наследниками аравитян являлись представители другой расы - народы в большинстве своем тюркоязычные, - оказавшиеся неспособными усвоить дух и стиль арабского языка. «Удаляясь незаметно для самих себя все более и более от арабского культа и вместе с ним от духа учения Ислама, - писал богослов, - они сохранили за собою лишь подражание аравитянам, в одной внешней обрядности, в учении одного букварного зубрения, а самый дух Ислама ускользнул от их взора» [Там же: 7].
Однако более значимой причиной охлаждения магометан к науке и просвещению Баязитов называл появление в среде «неустроенных» и
«неустановившихся» язычников дервишей, мистиков и суфий со своими отвлеченными учениями, быть может, прекрасными в своей идее, но ничего не дающими для жизни земной и на долгое время вытеснившими всякое иное учение.
Такой взгляд на ислам был крайне непопулярен в среде православного сообщества России конца XIX - начала XX в. Известный русский религиозный мыслитель, мистик и публицист В.С. Соловьев отсутствие стремления к прогрессу находил не во внешних обстоятельствах распространения ислама, а в личности пророка, а точнее, в «ограниченности личного миросозерцания Мухаммеда», которая нашла свое выражение в Коране и выразилась «в отсутствии идеала нравственного совершенствования, к достижению которого люди должны стремиться в жизни» [Соловьев 1896: 78-79]. «Когда нет стремления к нему, тогда не может быть движения вперед, не может быть прогресса» [Там же], - заключал мыслитель.
И, признавая тот факт, что успехи европейской мысли к началу XX в. существенно опережали достижения мусульманской культуры в эпоху ее развития, исследователи заключали, что развитие магометан возможно только при условии усвоения ими основ европейской культуры. В этом направлении правительством было сделано очень много, однако ученость стала достоянием единиц из представителей мусульманского мира.
Что касается исламоведческих исследований, вышедших из-под пера российских ученых, миссионеров и просветителей XIX - начала XX в., исполненных в духе богословия и миссионерства, то они во многом предопределили не только религиозную политику Российской империи в Туркестанском крае в отношении подданных-магометан, но и национальную и языковую. Отмеченные ими «закрытость» мусульманского мира, «тождественность» [Бартольд 1966: 365] «религиозного» и «национального» в сознании мусульман и присущий адептам ислама фанатизм обязывали царских администраторов при решении вопроса интеграции русскоподданных мусульман в «единое государственное тело» к поиску гибких способов управления. Способ этот именовался «игнорирование» [Проект
всеподданнейшего отчета 1885: 437-438].
Библиографический список
Агрономов А.И. Мухаммеданское учение о войне с неверными (Джигад): сочинение студента Казанской духовной академии XX учеб. курса (1875-1879) Александра Агрономова. Казань: Тип. Коковиной, 1877. 228 с.
Бартольд В.В. От редакции журнала «Мир ислама» (1912 г.) // Бартольд В.В. Сочинения: в 9 т. Т. 6. М.: Наука, 1966. 784 с.
Васильев В.П. Две китайские записки о падении Кульджи и о занятии ее русскими // Русский вестник. 1872. Т. 99. С. 130-191.
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015. № 3 (35)
Сумарокова О. С. Исламское вероучение в трудах российских исследователей XIX столетия
Воронец Е.Н. Материалы изучения и обличения мухаммеданства.
Мировоззрение мухаммеданства по отношению к христианству. Казань: Типолитография К.А. Тилли, 1877. Вып. 2. 72 с.
Императорская Россия и мусульманский мир (конец XVIII - начало XX в.): сб. материалов / сост. и авт. вступ. ст., предисл. и коммент. Д.Ю. Арапов. М.: Наталис, 2006. 480 с.
Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. Прошлое ислама, современное состояние исламских народов, их умственные способности, их отношения к европейской цивилизации. М.: Тип. А.И. Мамонтова, 1899. 127 с.
Общий свод по Империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 года: в 2 т. / под ред. Н.А. Тройницкого. СПб.: Паровая типолитография Н.Л. Ныркина, 1905. Т. 2. 417 с.
Остроумов Н. Критический разбор мухаммеданского учения о пророках: сочинение студента Казанской духовной академии XVIII учебного курса (1866-1870) Николая Остроумова // Миссионерский противомусульманский сборник: труды студентов миссионерского противомусульманского отделения при Казанской духовной семинарии. Казань: Университетская тип. Вып. 4. 1874. 286 с.
Остроумов Н. Что такое коран? По поводу статей Гг. Гаспринского, Давлет-Кильдеева и Мурзы-Алима. Ташкент, 1883. 156 с.
Проект всеподданнейшего отчета ген.-адъютанта К.П. фон-Кауфмана по гражданскому управлению и устройству в областях Туркестанского генерал-губернаторства. 7 ноября 1867 - 25 марта 1881 г. СПб.: Военная тип., 1885. 503 с.
Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга. Т. 19. Туркестанский край / под ред. В.П. Семенова-Тян-Шанского. СПб.: Изд. А.Ф. Девриена, 1913. 861 с.
Синайский А. Магометанство в его истории и отношении к христианству. Культурно-исторический очерк. СПб.: Тип. А.П. Лопухина, 1902. 42 с.
Соловьев В.С. Магомет: Его жизнь и религиозное учение. СПб.: Тип. Ю Н. Эрлих, 1896. 80 с.
