МЕСТО И РОЛЬ ИСЛАМА В РЕГИОНАХ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ, ЗАКАВКАЗЬЯ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
М. Гаджиев,
кандидат политических наук (ДагУ, Махачкала) ИСЛАМСКИЙ ФАКТОР В СИСТЕМЕ ЭТНОКОНФЕССИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ В РЕСПУБЛИКЕ ДАГЕСТАН
С середины 80-х годов XX в. наблюдалась тенденция возрастания роли исламского фактора в этноконфессиональных отношениях дагестанского общества, что привело к изменениям в общественно-политической жизни Республики Дагестан. Религиозное сознание становится средством возрождения и развития национального самосознания дагестанского населения. В этом находит свое проявление его мощная интегрирующая функция. В общественном сознании утвердилось мнение, что ислам является не только формой идеологии, психологии, общественного сознания в целом, но и воплощением и выражением духовно-нравственных ценностей человечества, неотъемлемой частью этнокультурного наследия, значимым фактором формирования самосознания народов.
Характеризуя этноконфессиональную ситуацию в современном Дагестане, необходимо отметить не только интенсивный рост религиозного сознания, но и количественное возрастание религиозных организаций и объединений. Динамика утверждения ислама, его проникновения в инфраструктуры республики хорошо прослежена М.Я. Яхьяевым и А.Р. Русидзе. Они пишут, что «в 1987 г. в республике действовало всего лишь 27 мечетей, пять церквей и три религиозных объединения иудейского культа. В постперестроечные годы развернулось бурное строительство новых и реставрация старых мечетей и церквей, было открыто множество приме-четских школ, медресе, мусульманских институтов. К работе в этих учебных заведениях привлекались многие ученые-богословы, в том числе и из-за границы. К 1994 г. в республике уже насчиты-
валось 720 мечетей и на стадии завершения находилось еще 139 мечетей.
К 2001 г. в Дагестане функционировало 1594 мечети и примерно 180 тыс. человек регулярно посещали пятничные молитвы в них. В республике действует 17 исламских вузов, 132 медресе и 245 начальных религиозных школ. Религиозным образованием охвачено около 14 тыс. человек. На 1 марта 2008 г. в республике действует уже 2240 исламских организаций (из них 2220 суннитских: 1122 джума-мечети, 699 квартальных мечетей, 178 молитвенных домов, 16 вузов, 15 филиалов, 116 медресе, 94 мектеба и 20 шиитских объединений: семь центральных мечетей, шесть квартальных мечетей и семь молитвенных домов). На 1 января 2010 г. в Республике Дагестан, по данным Комитета правительства РД по делам религий, действует 2512 религиозных объединений, среди которых 2458 исламских. Из их числа 2438 суннитских: 1276 джума-мечетей, 827 квартальных мечетей (при мечетях действуют 168 мектебов), 243 молитвенных дома, 13 вузов, 76 медресе, два культурно-просветительских центра, один союз исламской молодежи. Шиитских объединений в республике 19 (девять центральных мечетей, 10 квартальных мечетей). В джума-мечетях республики по пятницам собирается порядка 240 тыс. прихожан» [12, с. 67].
С начала 90-х годов увеличение количества религиозных организаций оказывает всё возрастающее воздействие не только на региональную специфику, но и на общероссийскую политическую стабильность. Однако, несмотря на множество научных исследований, посвященных этнополитическим и конфессиональным отношениям, проблема влияния исламского фактора в системе этно-конфессиональных взаимодействий всё еще требует всестороннего и комплексного осмысления. А.Г. Агаев и P.M. Магомедов пишут, что суперполинациональность населения, размещенного на небольшой территории и в условиях крайне многочисленных перекрещиваний, образует одну из основных особенностей Дагестана и является причиной сложных межнациональных отношений. Большая численность народов, их многообразие и разнообразие по этническому происхождению, религии, языку, разделенность их по этнографическим и локально - культурным группам, обычаям и обрядам, местам выхода и индивидуальным способам встречи друг с другом в разных долинах и ущельях создали такой переплет их взаимодействий, что описание и объяснение их в полной мере -задача трудноосуществимая [3, с. 20].
Мы считаем, что трудность исследования исламского фактора в системе этноконфессиональных отношений обусловлена тем, что основной причиной напряженности в РД является ускоренная модернизация российского общества, порожденные ею кризисы, реальные и мнимые несправедливости, поставившие под сомнение легитимность как институтов власти, так и всей политической системы общества.
Общественное мнение свидетельствует о низкой оценке работы всех ветвей власти. Подавляющее большинство политических лидеров и государственных деятелей не вызывают доверия у дагестанских граждан, так как ассоциируются с определенными этническими кланами, находящимися длительное время во власти и у «кормушки». Происходящие социально-политические трансформации дагестанского общества усугублялись объективными причинами, такими, как стратегически сложное геополитическое положение региона и уникальный этнический состав населения, а также включенность республики в систему трансрегиональных этнополитических отношений.
В процессе перехода к демократической форме правления Россия столкнулась со сложными проблемами: быстрым и неуправляемым экономическим спадом; превалированием олигархической формы собственности, что привело к социальным издержкам происходящих преобразований; распространением коррупции; нестабильностью социальных институтов и т.д.
Необходимо отметить, что особенности социально-политического развития российского общества были связаны не только с самой ситуацией трансформации политического режима, но и с построением новой государственности и этнополитическими и конфессиональными конфликтами, сопровождавшими этот процесс. Социально-политические трансформации привели к обострению этнических и конфессиональных отношений. Продекларировав суверенитет, депутаты РСФСР запустили процесс «строительства национальных государств» даже внутри самой РФ (российским автономиям было обещано повышение их национально-государственного статуса). Данные действия неизбежно вели к развалу страны и усилению сепаратизма.
Для начала 90-х годов характерно отсутствие законодательно утвержденной государственной доктрины в области национальных и религиозных отношений. Политические решения того периода были недальновидны и откровенно ошибочны и только провоцировали этнополитический и конфессиональный экстре-
мизм и межнациональные конфликты на всем российском пространстве, и в частности в Дагестане. Мы полагаем, что при рассмотрении роли исламского фактора в общественно-политической жизни Дагестана необходимо констатировать устойчивость влияния, которое может либо усиливаться, либо ослабевать. И этому способствуют причины, среди которых важное место занимает незавершенный процесс исламского возрождения. В современных условиях гражданский мир в России зависит от того, как сложится новая многонациональная и многорелигиозная российская идентичность, или «дело сведется к заведомо тщетным попыткам адаптировать к условиям XXI в. прежнюю русско-православную идентичность, делая вид, что эти два понятия совпадают» [6, с. 33].
Процесс исламского возрождения принимает все более интенсивную форму, и если этому препятствовать (открыто или скрыто), то ответная реакция может выйти из-под контроля. В начале 90-х прошлого столетия Дагестан характеризовался напряженной этноконфессиональной обстановкой. Массовый отъезд русскоязычного населения, политические убийства, террористические акты, появление чуждого для дагестанцев экстремистского течения «ваххабизм», возникновение национальных движений, преследовавших узконациональные интересы, всё это дестабилизировало общественную жизнь дагестанского общества. Разрушение экономических, политических и идеологических основ прежнего социалистического общества привело к тому, что люди были вынуждены искать новые «точки опоры» жизнедеятельности. Находясь в поиске устойчивых связей и отношений, которые обеспечили бы выживание в новых условиях, дагестанские народы нашли такие основы в кровнородственных, национальных, религиозных связях.
Необходимо отметить, что быстрая политизация исламского фактора выражалась в том, что дагестанские политики (как и российские политики) всё чаще апеллировали к религии в поиске электората среди верующих, а дагестанское духовенство «внедрялось в политику» для решения религиозных проблем. Эта особенность носит объективный характер в современных условиях и является основной причиной усиления религиозного фактора на всем политическом пространстве российского общества. Силовые меры решения политических вопросов на Северном Кавказе и в Дагестане в частности со стороны российского государства вызвали ответную реакцию, которая приняла форму исламского противостояния. Этому способствовали также внешние деструктивные си-
лы Ближнего и Среднего Востока, где сложилась достаточно влиятельная исламская диаспора, готовая к оказанию финансовой и иной помощи «своим братьям по вере».
Мы полагаем, что в процессе экономических реформ и социально-политических трансформаций российское общество утратило мировоззренческие ориентиры взаимодействия между народами и конфессиями. Как отмечалось выше, дагестанские народы обратились к этническим и религиозным основам взаимодействия. Мусульманское зарубежье было заинтересовано в усилении своего идеологического и конфессионального влияния. В республику приезжали арабские миссионеры, проповедники и учителя, которые активно участвовали в создании религиозной системы образования. Если бы правительства РФ и РД приняли соответствующие меры, препятствующие этим тенденциям, и наладили бы контакт и сотрудничество с местным духовенством, то последствия этого влияния были бы минимизированы.
Исламский фактор в Дагестане имеет важную особенность -поддержку со стороны молодежи, которая настроена крайне негативно к социально-экономическим и политическим трансформациям последних 20 лет. По данным Федерального пресс-центра «Перепись-2010», Дагестан - «молодежная» республика (средний возраст дагестанцев 27 лет), в которой одной из острейших проблем остается трудоустройство молодых людей. Именно невозможность трудоустройства, а следовательно, отсутствие и невозможность заработать достаточные средства к существованию являются основными причинами недовольства в молодежной среде, и как результат - рост экстремистских настроений, имеющих этнический и религиозный характер.
Министерством по национальной политике, делам религий и внешним связям Республики Дагестан в 2003-2004 гг. были проведены социологические исследования с целью выяснения отношения современной дагестанской молодежи к таким существенным элементам духовного мира, как религия, этнокультура, изучения уровня их духовной культуры, религиозной и культурной толерантности в городах и районах Дагестана. Исследования проводились по анкетам «Духовный мир личности», «Духовная культура личности», «Религия в жизни общества и государства» и «Этнокультура». Всего были опрошены респонденты 39 национальностей (из 6231 опрошенного 168 человек, или 2,7%, не указали своей национальности).
Среди респондентов представлены все основные народы Дагестана: аварцы - 1533 человека, 24,6%, даргинцы - 1172 человека, 18,8%, лезгины - 1066 человек, 17,1%, кумыки - 705 человек, 11,3%, лакцы - 411 человек, 6,6%, русские - 399 человек, 6,4%, табасаранцы - 330 человек, 5,3%, азербайджанцы - 206 человек, 3,3% и др. Из 6231 опрошенного старшеклассника и студента: городских - 3111 человек, сельских - 3120 человек. Из 6231 опрошенных учащиеся старших классов составили 4577 человек (из них городских - 1500 человек, сельских - 3077 человек) и студенты - 1654 человека (городских - 1611 человек, сельских -43 человек) [10, с. 111].
На вопрос об отношении респондентов к религии из 74,9% опрошенных отнесли себя к мусульманам - 71,1%, к христианам -3,8%, при этом только 9,2% опрошенных указали на суннизм как исповедуемое направление ислама. Из тех, кто идентифицирует себя с христианством, никто не сумел указать на конкретное направление христианства. К иудеям отнесли себя 0,3% респондентов. Неверующими назвали себя 6,4% респондентов и 5,9% отнесли себя к атеистам. Остальные 12,5% не ответили на этот вопрос.
Для дифференциации верующих респондентам были предложены на выбор четыре уровня религиозности. Результаты опроса следующие: глубоко верующие - 11,2%, верующие - 46,8, слабо верующие - 13,2%, колеблющиеся между верой и неверием -3,7%. Таким образом, большинство респондентов (58,0 %) отнесли себя к верующим и глубоко верующим. Однако, как показывает анализ их ответов на вопросы относительно того, как они соблюдают основные обязанности мусульманина, христианина, иудея, выясняется, что на самом деле верующими, т.е. соблюдающими основные обязанности верующего, являются только 18-22% респондентов [9, с. 23-24]. Аналогичные ответы были получены Региональным центром этнополитических исследований при Дагестанском научном центре РАН, который в 2007 г. провел социологическое исследование среди 850 человек.
Данные, полученные в ходе этих исследований, показывают, что в процессе сложившейся социализации молодежи «победили» не светские агенты, а религиозные. Значительная часть молодежи настроена в пользу религиозных духовно-нравственных ценностей. Религия, особенно ислам, стала важнейшим фактором, определяющим социально-политические и духовно-нравственные ориентиры современной дагестанской молодежи. В то же время молодежь считает, что религия должна играть более активную,
консолидирующую роль в жизни дагестанского общества. Таким образом, состояние и динамика развития отношения к религии и религиозным ценностям со стороны дагестанской молодежи требуют адекватного реагирования со стороны местных и республиканских органов власти.
В третьем тысячелетии исламский фактор приобретает экстремистские черты. Официальные религиозные институты, проповедуя стабилизирующую роль ислама в этноконфессиональных процессах, не добились ощутимых результатов. 80% религиозных экстремистов составляют молодые верующие до 30 лет. Как отмечает К. М. Ханбабаев, с 2007 г. происходит спор двух идеологий: «сепаратистского этнического национализма» и «сторонников глобального джихада». Исламский фактор радикальных экстремистов расширил не только территориальные границы, но и само понятие «враг» - кафиры (неверные) и муртады (отступники) из числа местных «национал-предателей». Главным методом религиозной мобилизации, по мнению К. М. Ханбабаева, стала индивидуальная обработка потенциальных сторонников, особенно среди молодежи [9, с. 23-24].
Эксперты по Дагестану [5] говорят о наличии военной стратегии США - дестабилизация обстановки в Кавказском регионе через «сетевые войны» и использование деятельности иностранных неправительственных и международных организаций, которых на территории СКФО более 100, способствующих активизации деятельности радикально настроенных этнических и конфессиональных группировок.
Мы согласны с мнением В. Тишкова, что «активность религиозного фактора на Северном Кавказе проявляется анклавно: так, сегодня на востоке региона (в Чечне, Ингушетии, Дагестане) его влияние значительно больше, чем на западе (в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии)... Представляется ограниченным проявление идеи "исламской солидарности", поскольку ислам (впрочем, как и в других регионах) разделен этническими перегородками, а также на доктринальном уровне "догматический ислам" мало совместим с синкретическим, суфийским исламом братств» [8].
Подтверждением этому является то, что исламский фактор как фактор стабильности в полиэтническом регионе Северного Кавказа дважды «доказал» свою неэффективность. Когда в начале 90-х годов республика оказалась на грани гражданской войны, мусульманский фактор в республике не сыграл стабилизирующей
роли. Более того, проведение мононациональных съездов и митингов верующих, выборы однонациональных муфтиятов спровоцировали и межнациональную напряженность. Практика показала, что вопреки декларативным толерантным установкам религии, конфессиональные процессы оказались разведенными и по этно-национальным признакам. В этой связи не приходится и далее надеяться на позитивную стабилизирующую роль мусульманского духовенства в решении проблем утверждения этноконфессиональ-ного мира и согласия. Он не проявил себя и как фактор стабилизации в событиях, связанных со становлением ваххабитского движения [4, с. 161].
М. Абдуллаев считает, что «в Дагестане национальный фактор превалирует над религиозным, национально-этническим группам удается использовать его в своих интересах. Впечатление, что ислам в последние годы в Дагестане чуть ли не стал всеобщим мировоззрением, - внешняя сторона. В действительности же, как показывают факты, дагестанскими мусульманами-алимами пока движут главным образом национальные и личные интересы» [1, с. 246].
Можно предположить, что высокий уровень мусульманской самоидентификации и впредь не будет играть стабилизирующей роли в поликультурной и этноконфессиональной среде. Как показывают современные межнациональные отношения и межконфессиональные процессы, главную роль в их бесконфликтном течении играют не столько религиозные духовные факторы, сколько социально-политические и экономические факторы. В этой связи подвергается сомнению само наличие сущностной связи между национальным и конфессиональным факторами. Так, по мнению Е. Пырлина, ислам и национализм в условиях Северного Кавказа, как, впрочем, и всего остального мусульманского мира, взаимно поддерживают и как бы «подпитывают» друг друга. Бурный всплеск местного национализма идет параллельно с процессами возрождения религии [7, с. 27]. В то же время история религии свидетельствует, что не этнические отношения приспосабливаются к религиозным, а напротив, религиозные приспосабливаются к этническим.
На Северном Кавказе, в том числе и в Дагестане, этот процесс происходит путем взаимодействия ислама с нормами обычного права (адатами) и традиционными доисламскими обрядами местных народов. Представление о единстве этнического и конфессионального факторов укоренялись довольно прочно в созна-
нии верующих в Дагестане и не подвергалось сомнению и осуждению. Традиции и обычаи, принявшие религиозную форму, воспринимаются дагестанскими народами как созданные самим богом и имеющие религиозное содержание.
Национальное и религиозное сознание как компоненты этноконфессионального бытия не могут быть правильно поняты и изучены без учета того важного обстоятельства, что они существуют одновременно с сознанием и психологией различных групп, социальных слоев нации. Правда, при этом их сознание не следует брать в качестве исходного пункта, не определив пока место и роль этих социальных групп и слоев в общественной сфере. Исходным является их положение в системе общественного производства, в системе социально-экономических отношений.
Ислам, проникая во все сферы общественной и личной жизни, делая обязательными свои нравственные нормы, моральные установки, обряды и предписания, стал составной частью образа жизни своих последователей. Реальное наличие свободы вероисповедания породило в дагестанском обществе небывалый подъем религиозного сознания. Как считают специалисты, к настоящему времени фактически исчерпан потенциал дальнейшего количественного подъема религиозности в республике [11, с. 204].
В сложившейся к современности этноконфессиональной ситуации бесперспективность конфронтационного подхода к этническим конфликтам и конфессиональным противоречиям в таком сложном регионе, как Дагестан, становится всё более очевидной. Учитывая масштабы роста и влияния деструктивных сил, угроз целостности и безопасности дагестанского общества, органам власти необходимо выработать действенные меры по оптимизации этноконфессиональных отношений в РД. Но необходимо и понимание того, что общее состояние этноконфессиональной ситуации в республике не всегда зависит от усилий республиканских и местных органов власти, которые в определенной степени являются продолжением национальной и религиозной политики федеральных органов власти. Центру необходимо учитывать, что регион в 90-е годы обрел новое геополитическое положение, что вызвало особый интерес со стороны ведущих мировых держав и различных государств, заинтересованных в обострении межнациональных и конфессиональных отношений. Однако принятые федеральным центром меры оказались половинчатыми, они не разрешили злободневных проблем (проникновение религиозного экстремизма,
проблемы репрессированных, депортированных и разделенных народов и т.д.).
В этой связи необходимо уделять больше внимания вопросам выработки и реализации социально-экономической политики с учетом региональной специфики. Для современного дагестанского общества характерны высокий уровень безработицы и бедности, что приводит к росту преступности, активизации внутренних и внешних деструктивных сил и т. д. Когда усиливается тенденция к внутренней замкнутости этноса или конфессии, что наблюдается в реалиях дагестанского общества, необходимо создание атмосферы, способствующей гармонизации межнациональных и религиозных отношений.
В полиэтнических и поликонфессиональных обществах (особенно таких, как Дагестан) следует проводить политику, препятствующую созданию моноэтнических религиозных образований, ориентированных на конфронтацию. При создании и использовании механизма предупреждения и преодоления этноконфессиональных конфликтов, необходимо использовать уникальный опыт, выработанный дагестанцами за многовековую историю своего существования. Необходимо пропагандировать положительные традиции прошлого (куначество, уважение к иноплеменнику, использование народной дипломатии при регулировании конфликтов).
Федеральному центру следует разработать четкую политику в «мусульманском вопросе», исходящую из уважительного отношения к исламу как мировой религии, не допускающую превращения борьбы с религиозно-политическим экстремизмом и терроризмом в борьбу с исламом как мировой религией. В современных условиях гражданский мир и согласие в России зависят от того, как сложится новая многонациональная и поликонфессиональная российская идентичность. Поэтому наряду с православием ислам должен стать опорой российского общества, его государственности. Идеологическую работу против религиозно-политического экстремизма необходимо проводить, привлекая к ней органы государственной власти, местного самоуправления, общественность, ученых, деятелей культуры, мусульманское духовенство, педагогические коллективы, представителей правоохранительных органов. Проблема ваххабизма и других форм религиозного экстремизма может быть решена только в результате скоординированных действий федеральных и региональных органов власти, всех институтов гражданского общества.
Литература
1 Абдуллаев М.А. Религиозный и национальный факторы в социально-политической жизни республики // Достижения и современные проблемы развития науки в Дагестане: тезисы докладов Международной научной конференции, посвященной 275-летию РАН и 50-летию ДНЦ РАН. - Махачкала: РАН ДНЦ, 1999.
2 Абдуллаев М.А. Этнические процессы в современном Дагестане // Дагестанская правда. - 2007. - № 238.
3 Агаев А.Г., Магомедов P.M. Дагестанское единство: История и современность. - Махачкала, 1995.
4 Добаев И.П. Исламский радикализм: генезис, эволюция, практика. - Ростов н/Д., 2003.
5 Коррупция на Кавказе угрожает безопасности России. 19.05.2010 // Интернет-ресурс. Режим доступа: www.fmansmag/ru/news/71126
6 Красиков А.А. Религии в России - фактор укрепления или распада государства // Современная Европа. - 2003. - № 4.
7 Пырлин Е. Пока относительно спокойно... Надолго ли? // Вестник «Авторская пресса». - 1999. - № 25 (29).
8 Тишков В.А. II Интернет-ресурс. Режим доступа: www.valerytishkov.ru
9 Ханбабаев КМ. Профилактика религиозно-политического экстремизма в молодежной среде: Материалы Республиканской научно-практической конференции «Социально-экономическое развитие - основа мира и согласия в Дагестане». - Махачкала, 2010.
10 Ханбабаев КМ. Роль исламского фактора в этноконфессиональных проблемах Кавказа // Современные проблемы теории и практики меж этнических отношений: материалы региональной НПК. - Махачкала: ИПЦ ДГУ, 2004.
11 Ханбабаев КМ. Трансформация ислама в современном Дагестане // Кавказ. Балканы. Передняя Азия: сборник научных трудов Северо-Кавказского регионального отделения МНАБ. - Вып. 2 (9). - Махачкала, 2004.
12 Яхъяев М.Я., Русидзе А.Р. Религиозно-политическая ситуация и экстремизм на Северном Кавказе // Религиоведение. - 2010. - № 2.
«Исламоведение», Махачкала, 2013 г., № 2, с. 55-64.