CC BY
26
УДК 323.28(44)
Корольков Кирилл Андреевич
студент по направлению подготовки «Политология» Восточного института -Школы региональных и международных исследований Дальневосточного федерального университета https://orcid.org/0000-0002-2275-8459
Швырков Владислав Сергеевич
Korolkov Kirill Andreevich
Student, Political Science Major, Institute of Oriental Studies -School of Regional and International Studies, Far Eastern Federal University https://orcid.org/0000-0002-2275-8459
Shvyrkov Vladislav Sergeevich
студент по направлению подготовки «Политология» Восточного института -Школы региональных и международных исследований Дальневосточного федерального университета https://orcid.org/0000-0002-3340-9158
Танцура Марина Сергеевна
кандидат политических наук, доцент кафедры политологии Восточного института -Школы региональных и международных исследований Дальневосточного федерального университета https://orcid.org/0000-0001-9415-3769
Самохвалова Татьяна Юрьевна
Student, Political Science Major, Institute of Oriental Studies -School of Regional and International Studies, Far Eastern Federal University https://orcid.org/0000-0002-3340-9158
Tantsura Marina Sergeevna
PhD in Political Science, Associate Professor, Political Science Department, Institute of Oriental Studies -School of Regional and International Studies, Far Eastern Federal University https://orcid.org/0000-0001-9415-3769
Samokhvalova Tatyana Yuryevna
студентка по направлению подготовки «Политология» Восточного института -Школы региональных и международных исследований Дальневосточного федерального университета https://orcid.org/0000-0003-2115-4829
ИСЛАМИЗАЦИЯ РАДИКАЛИЗМА: ГЕНЕЗИС И МЕХАНИЗМЫ В ЕВРОПЕ (НА ПРИМЕРЕ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ)
Student, Political Science Major, Institute of Oriental Studies -School of Regional and International Studies, Far Eastern Federal University https://orcid.org/0000-0003-2115-4829
ISLAMIZATION OF RADICALISM: THE GENESIS AND MECHANISMS IN EUROPE (IN THE CONTEXT OF FRENCH REPUBLIC)
Аннотация:
В статье рассматривается феномен «нового» джихадизма в Европе, обосновывается его нерелигиозная природа и формулируется общий механизм радикализации. Особое место в контексте исследования уделяется изучению факторов, формирующих восприимчивость индивидов к радикальным идеологиям, отмечается важная роль группы как площадки, обеспечивающей изолированную среду, которая позволяет идентичности метастазиро-вать в действие. Приводятся примеры мест фор-мирования групп, среди которых выделяются неформальные сети друзей и семьи, тюрьма, благоприятствующая ресоциализации индивидов через восприятие новой ценностной парадигмы и способствующая формированию связей между джиха-дистами и обычными заключенными, а также сеть Интернет, которую сторонники террористических организаций адаптировали под нужды онлайн-пропаганды. Подчеркивается значение салафизма как универсальной идеологии, позволяющей радикалам приобщиться к смыслам, которые могут послужить основанием для легитимации их насильственных действий.
Summary:
The authors consider the phenomenon of the "new" ji-hadism in Europe, justify its non-religious nature and formulate the general mechanism of radicalization. A special place in the context of the research is given to the study of factors that form an individual's susceptibility to radical ideologies, the important role of the group as a platform that provides an isolated environment which allows identity to metastasize into action. Examples of places where groups are formed are given, among them there are friends and family, a prison that promotes the re-socialization of individuals through the perception of a new value paradigm and promotes the formation of links between jihadists and ordinary prisoners, as well as the Internet, which supporters of terrorist organizations have adapted to the needs of online propaganda. The importance of Salafism as a universal ideology that allows radicals to join the meanings that can serve as a basis for legitimizing their violent actions is emphasized.
Ключевые слова:
Ислам, религия, Европа, Франция, радикализация, терроризм, джихадизм, Исламское государство (ИГ), нигилизм, идентичность, экстремизм
Keywords:
Islam, religion, Europe, France, radicalization, terrorism, jihadism, Islamic state (IS), nihilism, identity, extremism
В условиях нарастания террористической активности в Европе и, как следствие, роста антиисламских настроений в регионе, в сознании обывателя все больше укрепляется стереотип о религиозной основе современного европейского исламского радикализма, где радикализм представляется имманентной чертой если не всей исламской традиции, то, по крайней мере, ортодоксальных её ветвей, а представленный в регионе «новый» джихадизм мыслится идейным продолжением джихадизма вообще.
В действительности же в научном сообществе существует целый ряд мнений относительно природы «нового» джихадизма, где лишь часть исследователей разделяет точку зрению о религиозных корнях этого явления.
Так, французский востоковед Жиль Кепель берет во внимание в первую очередь религиозные, теологические и идеологические измерения «религиозного экстремизма», говоря о терроризме как о продукте маргинализированных исламских обществ. В своем труде «Terror in France» Кепель рисует картину массовой безработицы, неудачной ассимиляции, дискриминации и сегрегации, которые способствуют радикализации многих молодых французских мусульман [1, p. 11]. Катализатором радикализации при этом выступает салафизм, который агрегирует социальное недовольство и недоверие к правительству, выражаясь через свою крайнюю форму - джихадизм - в террористической деятельности.
Оливье Руа, автор книги «Jihad and Death», напротив, проводит грань между салафизмом и джихадизмом, отрицая естественное перетекание первого во второе [2, p. 41]. Религиозный фундаментализм создает некоторые проблемы для общества, однако не обязательно ведёт к политическому насилию, пишет Руа, ставя большинство салафитов в один ряд с евреями-хасидами и монахами-бенедиктинцами.
Вместе с тем Руа отмечает, что за последние двадцать лет почти каждый террорист во Франции взорвал себя или был убит полицией. Это не было свойственно джихадистам 1970-80-х или же 1990-х гг., тщательно планировавшим свои побеги, равно как это не является и частью исламской традиции, которая, признавая заслуги мученика, погибшего в бою, неоднозначно относится к тому, что современные джихадисты называют «амалия истишхадия» (дословно - самоубийственная операция).
В случае с «новыми» джихадистами смерть - не один из возможных сценариев или случайный результат действий, а центральная часть плана. Радикалы сознательно преследуют собственную смерть. Тема смерти проходит лейтмотивом и через производимый Исламским государством (далее ИГ - запрещенная в России террористическая организация) медиаконтент: журналы, нашиды (мусульманские песнопения), фильмы, которые практически не обходятся без кадров самоубийственных операций или отсылок к ним.
Все это наводит на мысль, что систематическая ассоциация со смертью - один из ключей к пониманию сегодняшней радикализации, где нигилистические позиции занимают центральное место. Это не идеология антиколониальной борьбы или противостояния антимусульманским предубеждениям. То, что действительно соблазняет и очаровывает, - это идея чистого бунта. Насилие - это не средство, а самоцель.
Особенность вербовочной деятельности группировки ИГ состоит в том, что она предлагает молодым добровольцам повествовательную структуру, в рамках которой они могут реализовать свои устремления. При этом неважно, насколько много общего радикалы имеют с движением, главное, чтобы их самоубийственные действия стали частью глобального нарратива.
«Новые» джихадисты обладают весьма поверхностным знанием религиозной доктрины и до своей радикализации ведут в высшей степени светский образ жизни, не соблюдая никаких религиозных предписаний: ходят в ночные клубы, знакомятся с девушками, курят, употребляют алкоголь. Они никогда не жили в религиозной среде, не участвовали в прозелитизме или мусульманской благотворительной активности, не состояли в организациях, борющихся с исламофобией, а их возвращение к религии происходит за несколько месяцев или даже недель до терактов.
Они чаще всего не имеют реального представления о тех конфликтах, в которых участвуют мусульмане в разных частях мира, умма (мусульманская община), за которую мстят и которую защищают, не конкретизируется - это вневременная и внепространственная реальность, а халифат, построение которого ИГ провозглашает своей миссией, на поверку оказывается фантазией, являющейся частью мусульманского религиозного воображения, а потому и взятой на вооружение.
«Новые» джихадисты почти никогда не говорят о шариате и об исламском обществе, которое собираются построить, а их ссылки на толкования пророческих хадисов из журналов Dabiq и Dar al-Islam, основанные не на реальном знании, а на обращении к авторитету, выполняют функцию связи между воображаемым радикальным героизмом и тем, что можно назвать «теологической рационализацией» или богословским обоснованием их действий.
Все вышеперечисленное укрепляет Руа в позиции, что не ислам в целом, и не салафизм в частности, делает молодых людей радикалами, а уже ориентированные на насилие личности находят в этой доктрине ценностную матрицу, приобщение к смыслам которой может послужить основанием для легитимации их действий. Иными словами, участие в джихаде есть способ поместить свое безумие в область смысла, разделяемого другими.
Книга Руа - ключевой труд, отстаивающий позиции нерелигиозной природы «нового джихадизма» - между тем не содержит проработанного объяснения того, каким образом нигилистические тенденции сподвигают индивида к действию. Более того, вряд ли одно единственное объяснение может полностью описать сложную конфигурацию индивидуальных социальных, религиозных и групповых переменных, которые имели влияние на террористов.
На основе множества исследований биографий джихадистов были выделены общие закономерности и сформулирован механизм радикализации:
1. формирование уязвимости;
2. идентификация с группой;
3. религиозное алиби;
4. терроризм.
Формирование уязвимости. Среди основных факторов, делающих мигрантов и беженцев уязвимыми для влияния экстремистских идеологий, можно выделить социальную среду, дискриминацию, маргинализацию и проблемы идентичности.
В связи с плохой интеграцией мусульманских иммигрантов в общества христианского наследия [3], Европа создает класс недостаточно занятых иммигрантов, которые практически не чувствуют связи с принимающими их обществами [4]. В Западной Европе большинство молодых мусульман-иммигрантов сталкиваются с кризисом идентичности: они не идентифицируют себя ни с принимающим обществом, ни со страной происхождения своих семей. Для них обращение к радикальным идеям, подчеркивающим религиозную универсальность, является способом абстрагирования от обоих обществ, тем самым обеспечивая им новую идентичность. Таким образом, они становятся легкой мишенью для рекрутирования в радикальные группировки. Вышеописанный процесс стимулирует формирование «потерянного поколения» или «поколения переходного периода», поскольку эти молодые люди уже теряют связь с культурой, оставленной их родителями, но еще не интегрировались в культуру принимающей страны. Оторванные от толерантных традиций своей родной страны, эти подростки восприимчивы к иностранной пропаганде и проповедям сторонников экстремистских интерпретаций ислама.
Определенную роль в процессе радикализации некоторых общин иммигрантов сыграл феномен «маргинализации». Ярче всего данная тенденция прослеживается во Французской республике. Изменения политического ландшафта, ограничение участия и легального представительства, вызванное социокультурными и экономическими процессами, приводит к изменению социально-экономического статуса мусульманских иммигрантов. Вынужденные селиться в бедных пригородах, не имеющие легальных возможностей для политического участия, и, следовательно, сталкивающиеся с проблемой недопредставленности в органах государственной власти, французские мусульмане испытывают разочарование, которое напрямую влияет на рост дискриминации, безработицы и национализма. В итоге политическая система получает спонтанные действия молодых мусульман, реагирующих в основном на местные проблемы отчуждения, недопредставленности, высокой бедности и постоянной безработицы [5, p. 21-22].
В целом подход правительства к политической интеграции и культурной ассимиляции страдает от националистических оттенков, что приводит к групповой дифференциации мусульманских иммигрантов. Французская модель ассимиляции изначально была моделью солидарности: она не проводила политику разделения населения по религиозным предпочтениям, предлагая обучение лишь французской культуре и обычаям. Франция долгое время была гомогенным и инклюзивным обществом, которое исторически гордилось своей способностью интегрировать иммигрантов в свою культуру, но, по всей видимости, больше не имеет таких возможностей.
И здесь мы сталкиваемся с весьма соблазнительной для молодых французских мусульман субкультурой, которую можно определить как «холодный» джихад. Музыка, ритуалы и обычаи могут быть столь же важны для вербовки джихадистов, как теологические трактаты и политические аргументы. Джихадизм предлагает своим приверженцам богатую культурную вселенную, в которую они могут погрузиться. Это, вероятно, ключевой источник его привлекательности [6]. Кроме того, некоторые террористические группы предлагают возможность объединения джихада и контркультурной деятельности.
Геополитическая и социальная динамика, присутствующая во французской культуре и политике, дает разочарованным и озлобленным мусульманским юношам первый стимул к терроризму. С. Лайонс-Падилья утверждает, что «личная травма, стыд, унижение и воспринимаемое
жестокое обращение со стороны общества могут заставить людей чувствовать потерю самооценки» [7, p. 2], которую она классифицирует как потерю значимости. Ощущение собственной маргинальности влечет за собой потерю значимости, так же как и опыт дискриминации. Более того, связь между маргинализацией и потерей значимости усиливается с увеличением числа случаев дискриминации. Таким образом, усиление ощущения утраты значимости предсказывает большую вероятность поддержки радикальных интерпретаций ислама [8, p. 6]. Приверженность религиозной или идеологической группе может компенсировать потерю значимости, уменьшить неопределенность и дать возможность бороться с несправедливостью, совершаемой правящими элитами. Светские законы, сегрегация большого числа мусульманских меньшинств и дискриминация усиливают эту тенденцию к насилию.
Идентификация с группой. Многие сотни тысяч иммигрантов в первом и втором поколении находятся в тех же условиях, что и «новые» джихадисты, но лишь очень небольшой процент из них прибегает к террору. Кроме того, как отмечает Руа, неверно рассматривать терроризм лишь как следствие неудачной интеграции, не принимая во внимание массы хорошо интегрированных мусульман, выросших в экономически стабильных семьях, которые, тем не менее, предпочитают радикализацию и выход на тропу глобального джихада.
Идентификация с группой, поддерживающей радикальные идеи и пропагандирующей насилие, и включение в нее - следующий этап в процессе радикализации. Этот этап сложно переоценить: так, известный эксперт по терроризму М. Сейджмен считает, что дальнейшая радикализация без групповой принадлежности невозможна в принципе: «даже одиночки, совершающие террористические акты, делают это потому, что воображают себя членами более крупной социальной категории» [9, p. 114].
Идентификация помогает восстановить утраченное чувство принадлежности и вернуть человеку ощущение значимости. Также группы обеспечивают чувство цели, товарищества и ответственности, однако именно они и повинны в смещении взглядов своих участников в сторону радикальных позиций.
Дело во внутренней динамике, описанной Дэвидом Такером в "Terrorism, Networks, and Strategy": благодаря «групповому мышлению» и страху остаться позади или боязни быть оцененными как недостаточно преданные делу, большинство будет пытаться превзойти других в группе, чтобы утвердиться в качестве наиболее активных ее членов [10, p. 8]. Чем более группы замкнуты, тем больше они функционируют как эхо-камеры, в которых участники взаимно поддерживают крайние убеждения, не подвергаясь критике [11, p. 41].
Такая динамика создает компульсивную среду, которая, в свою очередь, подталкивает индивидов к самым крайним взглядам, поддерживаемым внутри группы.
Низший уровень, на котором мы можем наблюдать радикализацию взглядов индивида, -неформальные сети друзей и членов семьи [12, p. 41]. Причем друзья в основном являются более активными радикалами, нежели ближайшие родственники, которые нередко осведомлены о деятельности сети, но не принимают в ней участия [13, p. 24]. Взаимодействие происходит в рамках небольшой группы «приятелей», которые встречаются в определенном месте, будь то район или спортивный клуб, и воссоздают «семью», братство [14].
Следующим местом, где формируется радикальная группа, является тюрьма. Согласно данным, 70 % джихадистов с криминальным прошлым провели в тюрьме два года и более. Тюрьмы способствуют налаживанию тесных контактов между уголовными преступниками и джи-хадистами, тем более что в государствах ЕС большая часть джихадистов отбывает сроки в тюрьмах общего режима. В итоге более 46 % граждан, установивших связь с экстремистами в тюрьме, поддерживали её и после освобождения. 54 % впервые подверглись воздействию радикальной идеологии именно в местах заключения. 30 % заключили, что изначально стали разделять радикальную идеологию не столько по идейным, сколько по вполне материальным причинам: джихадисты в тюрьмах имели гораздо лучшую, нежели другие заключенные, систему поддержки с воли, в том числе и адвокатскую [15, p. 25].
В докладе ЕВРОПОЛа о ситуации с терроризмом высказывается опасение, что джихадисты в местах заключения могут создать новые сети, лишь укрепляющие сообщество экстремистов. Наибольшую же опасность представляют радикализированные заключенные, вступившие в контакт с людьми из организованных преступных кругов, поскольку в таком случае возможен риск получения джихадистами доступа к оружию [16, p. 13].
Сама по себе тюрьма, являясь по сути своеобразным ресоциализатором, усиливает развитие нескольких тенденций: поколенческое измерение указывает на возможность восстания против системы, способствует распространению упрощенного салафизма, помогает формированию сплоченной группы; поиск достоинства, связанного с уважением к норме, подталкивает к переосмыслению преступления как одной из форм законного политического протеста [17, p. 30].
Кепель и Руа, имеющие различные взгляды на природу терроризма, согласны с тем, что тюремная система толкает молодых людей, стремящихся оправиться от потери значимости, в тесно сплоченные группы, предлагающие религиозный нарратив мести «коррумпированным» чиновникам, которые отправили их в тюрьму.
Еще одной значимой площадкой для радикализации становится Интернет. Постмодернистские террористические организации являются экспертами в использовании новых средств массовой информации для трансляции своего послания глобальной аудитории через Интернет и социальные медиа-платформы. Онлайн-пропаганда является неотъемлемой частью попыток джихади-стов-террористов выйти на аудиторию ЕС для радикализации и последующей вербовки [18, p. 30].
Через Интернет-ячейки или отдельных личностей, не связанных с крупными террористическими организациями, индивиды сначала проходят виртуальную акклиматизацию, потребляя производимый медиа ИГ контент, а затем переходят к действию: причем им не обязательно искать контакты с представителем террористической организации, который бы их направил, современные террористы не имеют организационных связей с террористическими группами за рубежом [19, p. 33], виртуальное сообщество сторонников ИГ в какой-то степени уже заменяет саму группировку: производит и распространяет пропаганду, проводит теракты [20, с. 120]. Наличие подобных, полностью виртуальных структур, означает, в том числе, что разрыв связей с внешними по отношению к государству организациями или же уничтожение самих этих организаций не сможет полностью остановить процесс радикализации.
Религиозное алиби. Приобщение к идеологии джихадизма-салафизма - последний шаг, позволяющий перейти к насильственным действиям. Салафизм, несущий в себе универсалистскую интенцию, является базой для формирования новой идентичности. Он дает последователям возможность сформировать представление об истинной цели и предлагает чувство принадлежности к транснациональному сообществу, в которое они безоговорочно приняты. В отличие от других салафитских течений, салафиты-джихадисты, ссылаясь на классические суннитские доктрины о джихаде, узаконивают применение насилия для достижения своих целей, тем самым делая идеологию еще более привлекательной для тех, кто хочет поместить свои насильственные действия в область смысла.
Таким образом, религиозная доктрина действительно не является источником радикализации «новых» джихадистов. Процесс их радикализации не может быть объяснен каким-либо одним индивидуальным, социально-экономическим или структурным фактором: скорее в каждом отдельном случае исследователи имеют дело со специфической конфигурацией факторов, способствующих восприятию личностью радикальной идеологии, тем, что мы определили как уязвимость. Механизм радикализации, однако, данным этапом не ограничивается. Далее индивиды формируют или находят идентичность в группах единомышленников, восстанавливая через групповые социальные взаимодействия чувство значимости и смысла. Сеть друзей, тюремное учреждение или же Интернет - эти площадки обеспечивают изолированную среду, позволяющую идентичности метастазировать в действие. Последний шаг в цепочке - поиск достаточного обоснования для совершения акта насилия, действия, которое требует идеологического или религиозного объяснения. Вне зависимости от первоначальных причин радикалы не переходят к терроризму до тех пор, пока не идентифицируют себя с религиозной группой и не убедят себя, что являются воинами глобального исламского джихада.
Ссылки:
1. Kepel G. Terror in France: The Rise of Jihad in the West. Oxfordshire, 2015. 240 p.
2. Roy O. Jihad and Death: The Global Appeal of Islamic State. New York, 2017. 136 p.
3. Adida C.L., David D. L., Valfort M.-A. Why Muslim Integration Fails in Christian-Heritage Societies. Harvard, 2016. 288 p.
4. Adida C.L., David D. L., Valfort M.-A. Don't Fear Muslim Immigrants. They Aren't the Real Problem [Электронный ресурс] // Foreign Affairs. URL: https://www.foreignaffairs.com/articles/united-states/2016-04-26/dont-fear-muslim-immigrants (дата обращения: 03.01.2021).
5. Neiberg M. No More Elsewhere: France Faces the New Wave of Terrorism // The Washington Quarterly. 2017. Vol. 40, iss. 1. p. 21-38. 10.1080/0163660X.2017.1302736.
6. Hegghammer T. The Soft Power of Militant Jihad // The New York Times. 2015. Dec. 20. Section SR, P. 4.
7. Lyons-Padilla S. [et al.] Belonging Nowhere: Marginalization & Radicalization Risk among Muslim Immigrants // Behavioral Science & Policy. 2016. Vol. 1, iss. 2. p. 1-12. 10.1353/bsp.2015.0019.
8. Ibid. P. 6.
9. Sageman M. Misunderstanding Terrorism. Philadelphia, 2016. 224 p.
10. Tucker D. Terrorism, Networks, and Strategy: Why the Conventional Wisdom is Wrong. Homeland Security Affairs. 2008. Vol. 4, no 5. p. 1-18.
11. European Union Terrorism Situation and Trend Report 2020 (TE-SAT 2020) [Электронный ресурс] // Europol: Official Website. URL: https://www.europol.europa.eu/activities-services/main-reports/european-union-terrorism-situation-and-trend-re-port-te-sat-2020 (дата обращения: 03.01.2021).
12. Ibid. P. 41.
13. Who are the European Jihadis? From Criminals to Terrorists and Back? Midterm Report [Электронный ресурс] / K. Rekawek, S. Matejka, V. Szucs [et al.] // GLOBSEC. Ideas Shaping the World. URL: https://www.globsec.org/wp-con-tent/uploads/2018/09/GLOBSEC_WhoAreTheEuropeanJihadis.pdf (дата обращения: 03.01.2021).
14. Roy O. France's Oedipal Islamist Complex [Электронный ресурс] // Foreign Policy. https://foreignpolicy.com/2016/01/07ffrances-oedipal-islamist-complex-charlie-hebdo-islamic-state-isis/ (дата обращения: 03.01.2021).
15. Who are the European Jihadis? ... P. 25.
16. European Union terrorism situation and trend report 2020 ... P. 13.
17. Roy O. Jihad and Death ... P. 30.
18. European Union Terrorism Situation and Trend Report 2018 (TE-SAT 2018) [Электронный ресурс] // Europol: Official Website. URL: https://www.europol.europa.eu/activities-services/main-reports/european-union-terrorism-situation-and-trend-re-port-2018-tesat-2018 (дата обращения: 03.12.2021).
19. European Union terrorism situation and trend report 2020 ... P. 33.
20. Крупнов А. «Исламское государство». Пропаганда группировки и механизмы её распространения. М., 2017. 123 с.
Редактор, переводчик: Невзорова Наталья Викторовна
