CC BY
36
триумфе демократии в Ираке. Поэтому президент США Джордж Буш торопит специальный трибунал. Встречаясь 18 января с «жертвами Саддама Хусейна», он сказал, что будет «интересный момент», когда мир увидит, как «человек, который грубо попирал права многих людей и приказывал совершать жестокие преступления, получит по заслугам в соответствии с властью закона».
Вот только закон в лице специального трибунала пока не готов вынести приговор бывшему руководителю Ирака. Бывший председатель трибунала курд Ризкар Амин подал в отставку, возмущенный критикой иракских политиков, обвинивших его в излишней доброте. И в то время как Хусейн заявляет, что предпочитает быть расстрелянным, а не повешенным, его судьи, видимо, сомневаются в целесообразности вынесения ими смертного приговора. Уж очень неспокойна и непредсказуема обстановка в Ираке и совсем мало надежд на то, что ситуацию изменят к лучшему новый парламент и правительство.
«Парламентская газета», М., 1 февраля 2006 г.
Виктор Коргун,
востоковед
ИСЛАМ И ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ АФГАНИСТАНА
Ликвидация теократического режима талибов осенью 2001 г. положила начало качественно новому этапу общественно-политического развития Афганистана. Это коснулось всех сторон общественной жизни страны, в том числе роли и места ислама в политике, экономике, духовной жизни и повседневном бытии афганцев. Новая ситуация в стране позволила осуществить во многом радикальные изменения, а в ряде сфер - начать с «чистого листа». Речь идет в первую очередь о новом государственном строительстве, включающем не только поиск формы государственного устройства и системы правления, создание органов государственной власти, принятие нового законодательства, но и выработку политико-идеологических основ нового, формирующегося общества. Найти приемлемую модель нового общества оказалось непросто, поскольку ее авторами явился довольно пестрый конгломерат различных политических сил и деятелей — либералы и консерваторы, моджахеды и технократы, роялисты и республиканцы, умеренные
исламские деятели и радикалы, прозападники и традиционалисты, ханы племен и бизнесмены. Поэтому в качестве исходной точки и компромиссной основы создания нового общества благоразумно была взята на вооружение либеральная Конституция 1964 г., из которой изъяты только положения, касающиеся монархии. К тому же экс-король Захир Шах уже в декабре 2001 г. заявил о том, что монархии в Афганистане не будет, хотя его сторонники и поныне составляют значительный сегмент политического истеблишмента.
В новых условиях одиозные ограничения и нормы ислама, навязанные в прошлом талибами (ношение мужчинами бороды определенной длины; обязательное совершение пятикратной молитвы, зачастую принудительное; ношение женщинами чадры, лишение их права работать и учиться; запрет на контакты между мужчинами и женщинами, не находящимися в родстве, в публичных местах и т.д.), были отменены, но не указом или иным юридическим актом, а самой жизнью. В целом ислам вернулся к своему прежнему статусу времен правления моджахедов, но в более мягкой форме - регулятора духовной жизни афганцев. Особенно это заметно в повседневной жизни населения: ношение чадры стало добровольным (в Кабуле примерно половина женщин ходит с открытым лицом), заработало телевидение, в том числе кабельное, снят запрет на любого рода музыку, женщины пошли работать, а девочки - учиться, в городах появились Интернет-клубы, мобильная связь.
Либерализация личной и общественной жизни в Афганистане явилась не только результатом естественного процесса неприятия большинством населения жестоких запретов и ограничений времен правления талибов. Важным фактором, хотя во многом и виртуальным, стал новый политический курс правительства X. Карзая, ориентированный на демократическое развитие общества. Определенную роль играет и формирование нового сегмента политической элиты страны из возвращающихся на родину либерально настроенных эмигрантов, особенно из США и Западной Европы, многие из которых интегрированы в структуры власти. Возвращению ислама в прежнее, традиционное русло косвенно способствуют и некоторые законодательные акты (Закон о политических и общественных организациях, Закон о СМИ, Закон о выборах), особенно новая Конституция, принятая в январе 2004 г., которая довольно четко зафиксировала место и роль ислама в об-
щественно-политической жизни страны. Наконец, важнейшим стимулом либерализации явились общенациональные форумы последних двух лет, определившие контуры не только новой политической системы, но и новой государственности, - Чрезвычайная Лойя джирга (июнь 2002 г.), Конституционная Лойя джирга (декабрь 2003 г. — январь 2004 г.) и выборы президента страны (9 октября 2004 г.). Они, как это ни пафосно звучит, стали выразителем воли и демократических устремлений афганцев, их традиционного стремления к свободе как к высшей ценности духовной жизни. Впрочем, такого рода проявление свободного духа можно в большей мере отнести к Кабулу и другим крупным городам страны. Сельская глубинка продолжает жить по-старому, находясь во власти ислама, адатов, маликов и старейшин. Это показали выборы президента, когда мужья зачастую вынуждали своих жен оставаться дома в день выборов или в лучшем случае голосовали вместо них.
Между тем, несмотря на определенные успехи правительства X. Карзая в области демократизации страны, ислам не уступает своих позиций и продолжает оставаться важной частью новой политической системы. Его апологеты стремятся сохранить и даже усилить влияние религии не только на духовную жизнь афганцев, но и на их права и свободы. И ведущую роль здесь играют не «отцы» джихада, как можно было ожидать, которые столько лет вели вооруженную борьбу за провозглашенные ими исламские ценности (лидеры религиозно-политических партий Б. Раббани, А.Р. Са-яф, С. Моджаддиди и др.), и даже не Совет улемов, а неоконсервативные клерикалы, которые заняли ведущие позиции в системе судопроизводства, в том числе возглавляют Верховный суд страны. Это либо вчерашние талибы, либо деятели, симпатизирующие исламистам. Многие из них занимали нынешние посты во времена талибов, и X. Карзай во время формирования Временной администрации в декабре 2001 г. в силу слабости его режима, отсутствия армии, правоохранительных органов, нехватки квалифицированных кадров в области светского законодательства вынужден был оставить этих неоконсерваторов на прежнем месте. Они не скрывают своего негативного отношения к процессу модернизации страны и стремятся сделать традиционные исламские ценности основой нового, постталибского общества. Так, уже в январе 2002 г. Министерство юстиции выступило с заявлением о том, что
прежняя система наказаний, включая ее наиболее одиозные положения (забивание камнями до смерти, отсечение конечностей и т.д.), остается в силе, хотя и будет слегка смягчена. Правда, это заявление, к счастью, так и осталось декларацией о намерениях -пока в стране после разгрома талибов не было ни одного случая применения этих жестоких мер. В дальнейшем ортодоксально настроенные клерикалы неоднократно давали о себе знать, иногда даже вступая в конфликт с другими структурами власти.
Так, в начале 2002 г. Министерство юстиции объявило о том, что в рамках новых государственных органов сохранится одиозная организация «Ихтисаб» - своего рода «полиция нравов», которая в период правления талибов «прославилась» жестокими репрессиями против населения. Вслед за этим решением верховного судьи Фазль Хади Шинвари, соратника одного из лидеров джихада ваххабита А.Р. Саяфа, была запрещена демонстрация индийских фильмов, весьма популярных среди афганцев, на том основании, что там поют и танцуют полуобнаженные женщины. В июне 2002 г. Верховный суд обвинил вице-президента, министра по делам женщин Симу Самар в богохульстве и добился ее отставки. Ныне она занимает пост председателя независимой Комиссии по правам человека. В январе 2003 г. Верховный суд распорядился запретить кабельное телевидение в Кабуле под тем предлогом, что его передачи содержали материалы, противоречащие канонам ислама и оскорбляющие религиозные чувства афганцев. В прессе развернулась полемика по поводу этого спорного акта. Сам президент страны не рискнул обозначить свою позицию и передал решение этого вопроса на рассмотрение Министерства информации и культуры. В столице обнаружилось немало противников таких действий членов Верховного суда, а в Джелалабаде, центре восточной провинции Нангархар, местные власти отказались следовать этому решению. В результате небесспорное решение Верховного суда было отменено. Однако 12 ноября 2004 г. Верховный суд вновь выступил с запретом кабельного телевидения. Ко всеобщему удивлению, инициатором акции явился министр информации и культуры, либерально настроенный суфийский поэт Сай-ед Рахин. Он представил дело на рассмотрение Верховного суда, утверждая, что «кабельное телевидение раздражает и вводит в заблуждение людей». «Нам следует гармонизировать исламские и афганские национальные ценности», - высказал убеждение либе-
ральный министр. Это стало шоком для реформаторов. Один из владельцев кабельной сети Саад Мохсени расценил решение судей как «наступление на свободу выражения». «Люди сами должны решать, нравится ли им Бритни Спирс», - убежден Мохсени. Он оказался глубоко разочарованным тем, что министр культуры был поддержан судьями, «чьи взгляды мало отличаются от позиций талибов». «Это настоящий сюрприз, - не скрывал своего возмущения владелец сети. - Рахин сделал так много в прошлом, борясь против фундаменталистов. Вероятно, теперь он хочет, чтобы фундаменталистское лобби ходатайствовало за него перед президентом. Многие разочарованы. Чего только не делают ради власти». Но консерваторы все-таки добились своего: в декабре 2004 г. под их нажимом президент X. Карзай был вынужден закрыть кабельное телевидение до разработки и принятия соответствующих положений, регулирующих содержание передач кабельных каналов.
Наибольшее сопротивление исламских консерваторов вызывают положения Конституции, связанные с женскими правами. Лишенные в период правления талибов элементарных прав (на работу, образование, вступление в брак по собственному желанию, права на развод, на наследование имущества и т.д.), после ликвидации талибского режима афганские женщины активно включились в борьбу за собственную эмансипацию. Подтверждением тому может служить беспрецедентный по смелости поступок делегата Конституционной Лойя джирги из отдаленной провинции Фарах, молодой женщины Малалай Джуя. В самом начале заседания джирги, в президиум которого были избраны лидеры джихада, она выступила с гневной речью, обвинив лидеров моджахедов в том, что, находясь у власти в 1992-1996 гг., они довели страну до развала. Эти люди, указала она на сидящих в президиуме, пролили море крови своих соотечественников, недостойны возглавлять высший орган власти в стране и должны быть преданы суду как преступники. Возмущению исламистов не было предела. Один из них, ваххабит А.Р. Саяф, долго перечислял заслуги моджахедов и назвал коммунистами тех, кто выступает против них. Обычно невозмутимый С. Моджаддиди, избранный председателем Лойя джирги, потерял самообладание и, набросившись с руганью на Джуя, назвал ее «нечестивой», «неверной», «коммунисткой», пытался заставить ее замолчать и выгнать из зала заседания. Однако молодая женщина не поддалась давлению и угрозам, не отказалась
от своих слов. К удивлению участников заседания, С. Моджаддиди в нарушение его процедуры обрушился с проклятиями и на тех делегатов (их насчитывалось около 150 человек), которые выступили против предложения дать новое название государству - «Исламская Республика Афганистан», - и лишил их слова.
Тогда же, в декабре 2003 г., председатель Верховного суда запретил исполнение на телевидении песен афганскими певицами. Накануне по афганскому телевидению прозвучала песня одной из популярных афганских исполнительниц - Махваш (видеозапись 20-летней давности). К тому же она давно проживает на Западе. Вердикт суда вызвал немалый резонанс в столице. Пришлось высказаться на эту тему и президенту, который весьма осторожно заметил, что решение этого вопроса находится в компетенции Министерства информации и культуры. Однако в тот момент у министра не хватило мужества противостоять консерваторам. И вот в октябре 2004 г. проблема снова оказалась на повестке дня. 11 октября по гератскому телевидению была показана та же видеозапись песни Махваш. Это стало возможным только после того, как президент X. Карзай в начале сентября 2004 г. снял с поста губернатора Герата Исмаил-хана, который ввел жесткие запреты на местном телевидении. Общественное мнение опять не осталось глухим к попыткам консерваторов от ислама ограничить права женщин. По сообщениям афганской прессы, 28 октября 2004 г. более тысячи женщин пришли на встречу с профессором С. Моджаддиди, одним из ведущих богословов страны. Они потребовали отменить запрет на исполнение женщинами песен на телевидении. Кроме того, они также заявили, что женщинам необходимо предоставить отдельное место в мечетях для молитвы или построить женские мечети. С. Моджаддиди и ряд влиятельных мулл вынуждены были поддержать их требование, однако Верховный суд отклонил его как незаконное. И хотя Министерство юстиции заняло компромиссную позицию (женщины не могут иметь отдельных мечетей, но могут молиться вместе с мужчинами в одной мечети, будучи отделенными от последних шторой), это не могло поколебать мнение членов Верховного суда. Впрочем, представитель высшей судебной инстанции маулави Ансарулла не исключил возможности для женщин молиться вместе с мужчинами, однако был категоричен в том, что они должны занимать место позади мужчин.
Однако более серьезным и важным представляется вопрос о влиянии ислама и мусульманского духовенства на политику. Прежде всего есть все основания считать, что режим X. Карзая является светским как по составу, так и по характеру проводимых им реформ. При этом не следует полагать, что ислам в рамках такого режима является чем-то сугубо ритуальным и пусть даже просто образом жизни населения. Безусловно, в мусульманском государстве (а таковым является Афганистан) ислам как официальная религия составляет часть государственной идеологии. Однако рамки ислама в постталибский период оказались значительно сужены. Главное - ислам в форме шариата не является источником права: в Афганистане в соответствии с новой Конституцией функционирует светское законодательство.
Мусульманское духовенство, в свою очередь, не следует в настоящее время рассматривать как организованную политическую силу, противостоящую реформаторскому режиму и его политике. Оно практически не имеет своих политических организаций или общественных структур, которые были бы представлены в органах государственного управления. Даже те партии и движения моджахедов, названия которых содержат термин «исламский» («Исламское общество Афганистана», «Исламский союз освобождения Афганистана», «Национальное исламское движение Афганистана», «Партия исламского единства Афганистана», партия «Движение исламской революции Афганистана» и т.д.), не могут считаться чисто религиозными. Они завершили свой джихад, придя к власти в 1992 г., и теперь по своим программам и лозунгам мало чем отличаются от других политических организаций. Это, однако, вовсе не означает, что духовенство смирилось со светским характером режима и поддерживает либеральные реформы правительства. Его ортодоксальная, фундаменталистская часть тормозит процесс реформирования страны. Это касается в первую очередь внедрения новых ценностных ориентиров, многие из которых заимствованы на Западе или имеют общечеловеческий смысл: женские права, равноправие всех перед законом, религиозное равноправие, борьба с отжившими традициями (например, обычаи, связанные с институтом брака, семьи и семейных отношений), свобода совести и др. В ряде случаев муллы пытаются прямо влиять на общественное мнение. Так, в августе 2003 г. бывшие функционеры НДПА во главе с генералом Н.Х. Олуми провели учредительный
съезд «Национальной единой партии Афганистана», базирующейся на социал-демократических позициях. Сразу же последовала жесткая реакция со стороны клерикалов: верховный судья Ф.Х. Шинвари обвинил создателей партии в том, что у них, бывших коммунистов, «руки в крови», а партия носит антиисламский характер, и потребовал ее запрета, в чем получил поддержку бывшего президента Б. Раббани и ряда других видных деятелей консервативного толка.
В любом случае мусульманское духовенство продолжает оставаться влиятельной силой, обладающей большими мобилизационными возможностями. И хотя духовенство, как было сказано выше, политически не организовано, тем не менее его отдельные представители занимают видные посты в системе власти и места в политической элите и пользуются влиянием среди населения. Политически наиболее влиятельны из них лидеры партий моджахедов С. Моджаддиди, Б. Раббани и А.Р. Саяф. Однако, не имея официального статуса (они носят почетный титул «вождей джихада»), они не могут прямо влиять на государственную политику. При этом они выступают не как духовные пастыри, а скорее как публичные политики. Они встречаются с народом, иностранными представителями, их приглашают на все крупные национальные и государственные мероприятия, с ними консультируются, в том числе по вопросам государственной политики. Кроме правосудия у духовенства есть еще один, скорее формальный источник власти - Министерство по делам ислама и хаджа, которое, впрочем, не является выразителем интересов духовного сословия и находится под контролем президента, а его чиновники в большинстве своем не являются духовными лицами. Есть еще Совет уле-мов, который следит за соответствием принимаемых законов и решений правительства нормам ислама. Однако он входит в структуру Министерства юстиции, и его вердикты не носят обязательного характера. При видимом отсутствии сословной и политической корпоративности духовенство обладает немалыми рычагами влияния на политический процесс. Со всей очевидностью это было продемонстрировано накануне и во время заседания Конституционной Лойя джирги, председателем которой был избран известный мусульманский богослов С. Моджаддиди. Борьба шла вокруг основополагающих принципов жизнедеятельности нового афганского общества. Делегаты джирги раскололись на два лагеря - сто-
ронников либерализации, во главе которых стоял X. Карзай, и ее противников, лидером которых по праву стал бывший президент страны Б. Раббани. Ожесточенные дискуссии шли по каждому пункту проекта Конституции. Место и роль ислама в новом государстве и соответственно в новой политической системе были в числе приоритетов. При этом ни либералы, ни консерваторы не ставили под сомнение духовную значимость ислама для населения, учитывая его мусульманский характер.
В Конституции ислам был назван «религией Афганистана», т.е., по существу, государственной религией. Более того, подчеркивалось, что «ни один закон не может противоречить канонам и предписаниям священной религии ислам» (ст. 3). Разумеется, никто против этого не возражал. В тексте Конституции содержалось также немало мусульманской символики (наличие минбара и мех-раба, а также постулатов «нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад пророк его» и «Аллах Акбар» в государственном гербе) и риторики («государство примет необходимые меры для повышения уровня религиозного образования, по организации и улучшению условий для функционирования мечетей, медресе и религиозных центров», «президент республики обязан быть мусульманином», «единые образовательные программы на базе положений ислама», «отмена традиций, противоречащих положениям ислама» и др.). Основные споры велись вокруг более важной проблемы: будет страна жить по мусульманским или светским законам. Статья 1 Основного закона провозглашает Афганистан «исламской республикой». Но ст. 4 гласит, что «национальный суверенитет принадлежит народу», а не Богу, что говорит о светском характере документа. Влиятельные клерикалы и поддерживавшие их консервативные круги требовали положить в основу законодательства положения шариата: так, еще на стадии обсуждения проекта новой Конституции они настаивали на том, чтобы в ст. 3 («ни один закон не может противоречить положениям и духу ислама») термин «ислам» заменить на «шариат». Они требовали также конкретизировать положения о том, какого рода исламскую республику хотят видеть в Афганистане создатели Конституции - такую, как в Иране, или в Пакистане. Сторонникам X. Карзая удалось отстоять введение светского законодательства.
Остальные споры вокруг ислама носили скорее маргинальный характер, хотя и имели определенное концептуальное значе-
ние. Так, критики из числа исламистов отмечали, что в отличие от Конституции 1964 г. в новом Основном законе не упоминается ханифитский толк (масхаб) ислама, который исповедуют афганские сунниты, как доминирующий или официальный. От президента в новой Конституции также не требуется быть приверженцем ханифитского толка, что в противном случае лишило бы представителей шиитской общины возможности баллотироваться на пост президента. Отсутствие упоминания ханифитского толка, детерминированного в королевской Конституции 1964 г. в качестве фактически официального, формально нивелировало статус различных религиозных общин. Только в одном случае, когда речь идет о судебном процессе, Конституцией предписано суду руководствоваться при рассмотрении судебного дела суннита положениями ханифитской юридической школы (ст. 131), шиита — шиитской и приверженцев других масхабов — положениями соответствующих школ при условии отсутствия необходимых статей в данной Конституции.
Гораздо более ожесточенными были дискуссии по вопросам административно-политического устройства страны (монархия или республика, унитарное государство или федеративное), формы государственной власти (президентская или парламентская). И здесь противников Х. Карзая возглавили клерикалы. Но самым поразительным было то, что они выступили не с позиций ислама, а как защитники интересов национальных меньшинств. В дальнейшем в их деятельности все больше ощущались политические амбиции, и их роль религиозных лидеров отходила на второй план. В период предвыборной кампании 2004 г. они попытались сколотить коалицию оппозиционных сил в борьбе против X. Карзая за пост президента. Уже в апреле 2004 г. состоялись встречи представителей генерала А.Р. Дустома с гератским губернатором Исмаил-ханом, к которым примкнул один из хазарейских лидеров М. Мохаккек. Им оказывал поддержку Б. Раббани, который впоследствии переметнулся на сторону X. Карзая. Но коалиция не состоялась из-за личных амбиций ее потенциальных участников. Симптоматично, что ни один из религиозных деятелей не выдвинул себя на выборах на пост президента. Хотя все кандидаты, включая самого X. Карзая, использовали в своих программах и предвыборной агитации исламскую риторику, однако в целом ис-
лам как инструмент политической борьбы во время выборов был далеко не на первом месте.
Таким образом, ислам в современном Афганистане остается важной частью духовной жизни афганцев, а немало представителей мусульманского духовенства интегрированы в политическую элиту. Но не они сейчас определяют содержание политического процесса в стране. Ликвидация режима талибов дала мощный толчок появлению на политической арене нового поколения политиков и общественных деятелей, которые видят будущее Афганистана не в тесных рамках традиционного ислама с его непременной ксенофобией (что весьма актуально для нынешнего Афганистана), а в скорейшей интеграции страны в мировое сообщество, хотя и с сохранением исторически обусловленных традиционных ценностей и институтов.
«Ислам и общественное развитие в начале XXI века»,
М., 2005 г., с. 52-60.
Елена Шестернина,
журналистка
ОСАМА МОЖЕТ СТАТЬ ПРЕЗИДЕНТОМ
Движение «Талибан» и группировка «Аль-Каида» объявили о создании собственного государства на северо-западе Пакистана. Они утверждают, что под их контролем находятся территория провинции Северный Вазиристан и часть провинции Южный Ва-зиристан. И жить эти районы отныне будут по законам шариата.
Если этим планам суждено воплотиться в жизнь, президентом первого террористического государства на планете вполне может стать Осама бен Ладен. Правда, президентом «теневым», так как уже почти пять лет вождь «Аль-Каиды» не выходит из подполья. Ну а идеальная кандидатура на пост «теневого» премьер-министра - духовный лидер талибов мулла Омар. Террористы представили доказательства того, что их государство - отнюдь не миф. Они распространили несколько видеопленок, на которых запечатлено, как жители провинций записываются в отряды «воинов ислама». Подтверждения тому, что в Пакистане существуют тренировочные лагеря боевиков, появились весной прошлого года. В ходе расследования, которое вело ФБР, были арестованы два
