ОСОБОЕТ МНЕНИЕ
Искусство? — Да, если это искусство жизни
В статье анализируется состояние современного искусства с точки зрения развития общества, значение и гуманистическая функция искусства. Автор делает акцент на метафизическом прочтении творчества художника, на восприятии искусства, которое дает возможность пережить момент чистой трансцендентности. В результате делается вывод о важности обновления мира искусства, обращения к гуманистическим ценностям и креативности на здоровой основе человеческого существования.
Ключевые слова: современное искусство, ОнтоАрт, эстетическое удовольствие, порядок жизни, трансцендентность, бытие.
Слово «искусство» чарует и ассоциируется с трансцендентностью. Оно создает аллегорию, придает благородство мысли, чистоту фантазии, дает удовлетворение. У глубоких и чувствительных людей это слово может вызвать множество переживаний. Однако, к сожалению, сегодня мы наблюдаем снижение уровня художественных произведений, профанацию и общее пренебрежение искусством в его классическом, сокровенном и духовном понимании.
Большинство определений искусства, которые дает современная культурология, сводится к двум моментам: искусство как мастерство или сноровка, развитые знанием дела, и искусство как деятельность, направленная на создание художественных произведений [3]. Между тем упускается из виду главное предназначение искусства — воссоздание чистого события. Предметом искусства является эстетически осмысленная форма всего того, что представляет собой жизненный мир. Субъектом, посредником, а также инструментом искусства является Человек — художник и зритель [9].
Еще в 60—х гг. XX века Р. Арнхейм писал о том, что у ряда представителей современного искусства существует фатальный раскол между идеей и ее конкретным воплощением, и сущность искусства заключается вовсе не в художественной фантазии сюрреалистов, которая является деформацией действительности [1].
© Менегетти А., 2011
Антонио Менегетти
«Прекрасное не отличается такими свойствами, которые оставалось бы лишь распознать в предмете, — оно должно быть засвидетельствовано субъективным моментом, а именно возрастанием чувства жизни в гармоническом соответствии способности воображения и рассудка. Перед лицом прекрасного в природе и искусстве оживает вся целокупность наших духовных сил, их вольная игра» [4]. Однако если понаблюдать за тем, что происходит с искусством на Западе или в восточно-евразийском мире, то можно отметить обратное движение к «презренной предметности». В результате мы приходим к некой псевдооригинальности, которая и есть самое настоящее пренебрежение искусством. Уровень некоторых так называемых «художественных выражений» столь низок, что их даже нельзя назвать шизофреническим искусством, поскольку у шизофрении есть своя определенная рациональность и пассажи, которые подчас вызывают изумление. Неспроста фантазии клинических шизофреников в переложении очередного нейропсихиатра становятся сюжетами фильмов, а затем питают фантазии людей по всему миру [5, 12]. По сути, сегодня мы наблюдаем опредмечивание патологии в искусстве, а это есть наихудшая патология, к которой только способно бессознательное по причине утраты человеком контакта с собственным миром жизни [6].
Искусство как таковое, напротив, представлено поистине разумной и креативной спонтанностью, как древнего Востока, так и древнего Запада, где по-настоящему великие художники были также мастерами учения о гуманизме и просвещении [6]. Моя профессиональная подготовка, основанная на изучении наследия итальянского Возрождения XVI века, сегодня позволяет мне передавать классическую изобразительность той эпохи через неформальный язык, через хроматическую проекцию — внешне беспорядочную, но в действительности имеющую свой психический порядок [9].
Согласно великим принципам искусства дзэн (см. коммент. 1), художник, минимально используя знак и обладая способностью к прочтению символов, должен суметь передать, например, легкую тень. Или он должен найти язык действия и создать материальную выразительность в образе настолько прозрачном и абсолютном, что образуется пустота, которая, однако, управляет причинностью жизненного события. И этот высочайший модус искусства находится во взаимосвязи с высшим искусством жизни. Иными словами, постижение искусства жизни и искусства жить — это высшая составляющая интегрального нравственного мировоззрения. Это внутренний порядок, основанный на психическом порядке жизни.
Об истинном искусстве можно говорить тогда, когда причинность проявляется в нем не напрямую, а выражается через феноменологию, через различные образы природы, неба, действия. Такое искусство я называю ОнтоАрт — искусство бытия (см. коммент. 2). Иными словами, это то, как Дао (см. коммент. 3) любит, пишет и создает формы нашего существования, наши модусы и то, как непорочная бесконечность Дао в своей то-
тальной простоте управляет ограниченными видимыми и в скором времени невидимыми частностями — от обыденных и повседневных вещей, от увядания цветка в осеннем саду до выдающихся универсальных событий. Создавать ОнтоАрт означает уметь прописывать величественность искусства, в котором являет себя Дао в данный момент и в данном месте. Художник — всего лишь посредник, который доносит до восприятия наших органов чувств нечто, что ему удалось ухватить во внутренней сути и видении Дао как такового. Он подхватывает это нечто, переносит его, можно даже сказать, генерирует в виде живописи «самовыражения» (или в других изобразительных формах) так, что это становится посланием, алфавитом, страницей, которую смогут прочесть способные на это зрители.
Художественное произведение не имеет цели само по себе и для себя, однако оно является средством (как и слово), внешней формой, которая опосредует понимание, способность метафизического прочтения Дао. Это и есть ОнтоАрт, в котором, в конечном счете, художник — это инструмент, а зритель способен испытать экстаз и ощутить редкие интуитивные моменты своего жизненного порядка, блаженство простоты бытия в себе самом. У ОнтоАрта бесконечное множество способов выражения, различных техник, но в итоге он всегда призван приобщать к эстетическому удовольствию. Эстетика — это абсолютный момент, который кодируется тем или иным образом для того, чтобы многие другие люди, не обладающие технической художественной способностью, смогли бы прочитать его на внешнем уровне восприятия.
Например, когда я рисую картины в черно-белом исполнении, то для меня это один из моих способов наслаждения участием Дао в существовании. В такого рода черно-белых картинах присутствует минимальное количество знаков черного, но если к ним присмотреться, то они предстанут как светящиеся следы, по которым угадывается присутствие излучающего свет путника, коим является Дао. Иными словами, можно обнаружить внутри себя момент существования, которым мы наслаждаемся и который проживаем. Когда зритель смотрит на картину, у него появляется возможность найти себя самого в этой трансцендентности, которая дает основания его историческому способу существования, и это приносит блаженство. Такой тип картин в черно-белом исполнении обладает классической композицией и уравновешенностью. По сути, белый знак пробивается из элементарности черных знаков и в какой-то момент высекает некий лик, отражающий ментальность. Я говорю об элементарности знаков для нашего целостного восприятия, а не только зрительного. Мы воспринимаем нечто, что порождает внутри нас действие и подтверждает индивидуальную уникальность. Картины такого типа открывают момент чистой трансцендентности, дают заряд, энергию практичному действующему уму для жизни в противоречивой повседневности, которую все люди непрерывно проживают вовне. Все это представляет собой попытку открыть
нашему восприятию конкретную реальность, которую призвано достигать искусство.
Подобное искусство также несет удовлетворение и является практически удовольствием, которое восстанавливает принцип лучшего начала, которое заложено в человеке. В истинном искусстве, или в ОнтоАрте, любое произведение является метафорой, показывающей моему экзистенциальному восприятию постоянный контакт с интуицией, которая с точностью подтверждает мое присутствие в любом модусе Дао.
В основе концепции ОнтоАрта лежит следующий посыл: «быть искусством» означает «быть для жизни» [9]. Сущностной целью искусства жизни является достижение полного и гармоничного удовольствия, которое также является смыслом во всех областях (от химии до поэзии, литературы). Но искусство жизни основано также на обучении ремеслу и практике создания вещей с соответствующим, функциональным результатом для себя и для окружающих. Искусство жизни складывается из поиска, из совершенствования конкретных действий, когда человек оттачивает ремесло, начинает разбираться в чувствах, опирается на установленный прежде всего природой порядок во всем том, что он делает — от наведения порядка в доме до работы в той или иной области, от уборки дороги до принятия закона на уровне парламента [8]. Необходимо всегда обладать точностью порядка, чтобы идти в ногу с тотальным порядком жизни, и ясно, что каждый оператор должен научиться этому на уровне ума, рациональности и своего дела. Это школа, это непрерывная тренировка. По сути, искусство удовольствия есть результат дисциплинированной практики в совершенствовании мелочей повседневной жизни (например, в одежде, обустройстве дома и т. д.). Искусство жизни — это исполнение, воплощение на практике того нравственного порядка, который берет начало от тотальности природы (в нашем случае это гуманистический порядок, в том смысле, что мы являемся человеческими существами, а не растениями). На этой основе в дальнейшем нужно привносить в общество обретенный коэффициент ценности, который касается мельчайших частностей: от того, как построить автомобиль, до того, как создать кулинарное блюдо. Успешное действие является логическим следствием хорошо сделанных малых дел. Искусство жизни состоит в постоянном обладании этой пунктуальной элегантностью внутреннего духа, в придании совершенства своим маленьким и одновременно великим внешним действиям.
Безусловно, необходимо учитывать, что искусство подвергается воздействию тревоги, жесткого импульса, направленного на борьбу с любой формой капиталистической и идеологической ригидности. Искусство в определенном смысле стало орудием противодействия, восстания массы людей, которые хотели разрушить старый мир, скрытый за любой формой религиозной, философской, научной, промышленной, политической, экономической диктатуры. Так была разрушена «монолитность» искусст-
ва, свойственная при адаптации к системе в прошлые века. Казалось, так происходит освобождение искусства и появляется возможность для всех использовать его в свободной и спонтанной форме без действия фильтра диктаторской категории какой-либо идеологии прошлого [2].
Все это могло бы иметь ценностный аспект, если бы искусство затем не превратилось в «караван-сарай», приютивший все низменное и больное, все отбросы интегрального гуманизма. Первый встречный получил доступ к искусству, но никто не сказал входящему вытирать ноги, перед тем как войти в мир искусства, уважать окружающих. Пострадала категория прекрасного, какой она была сформирована сотнями художников Востока и Запада за многие века и которая представляла собой идеалистическое спасение ценности духа каждого человека. Иными словами, не было различия между тем, что представляет собой систему, и тем, что является подлинной сутью искусства. В конечном счете, сегодня нас окружает «искусство отбросов», где любая мусорная свалка может стать площадкой и музеем для обычного безобразия шизофрении, патологии и самых худших отклонений, которые затем устанавливаются в качестве символических предшественников искусства. Естественно, что это способствовало развитию коммерциализации искусства и установлению диктатуры банков. Искусство вступило во всемирный траст, где в фикции, в символе социально-политического идеализма инструментом стало «тотальное отсутствие», называемое, однако, искусством и созданное критиками (не важно, сколько им заплатили), которые распространили страсть к наживе на всем чем угодно, что может быть объявлено искусством в действующей экономической системе. Это произошло прежде всего в Англии, США, Японии, разных странах Европы [3, 11].
Можно согласиться с Ж. Бодрийяром, который называет современное искусство ничтожным и пишет о том, что на деле вместо искусства мы имеем «автоматически функционирующую рефракцию банальности» [2]. Следует констатировать упадок искусства, поставить диагноз отторжения, отвращения. Однако все уже было запрограммировано и диагностировано Пьеро Мандзони в 1961 году, когда он поместил «Дерьмо художника» в консервную банку (при этом использовалась гипсовая имитация) [10]. Это «искусство» представляет завистливое бессилие Пьеро Мандзони быть каким бы то ни было художником. Однако, с другой стороны, он представил точное определение наглости разрушения искусства и дал право на выражение любой гипотезы разрушения искусства.
Помимо всех художественных пустословий, территориального и коммерческого интереса, крупных инвесторов и банкиров, за которыми закрепились также бюрократические институты, можно отметить, что практически повсюду установилась демократия и рыночные отношения. Было разрушено все то, что могло рассматриваться в качестве основы художественной пропорции.
На самом деле искусство изменяется в соответствии с духом культуры народа, следовательно, нужно задавать все новые пути переменным исторического обновления духа, принимая его и чувствуя его вдохновение, формализуя его в символ, который придаст аутентичность нашему существованию сегодня, оставаясь в неразрывной связи с высшим бытием. В действительности, искусство — это бескрайний замысел, который затем формализуется в сложном соединении: у него есть свои планы и хроматизм, своя знаковость, предметность и воображение, но, тем не менее, оно должно в итоге установить посредничество между бытием и существованием, между трансцендентностью и исторической реальностью. Я могу принять и вещественность “arte povera”, но только в его простоте выражения. Также как в искусстве дзэн — от минимального, правильно расположенного в пространстве знака можно ощутить необъятность Дао.
Когда я начал увлекаться неформальным искусством, я понял, что уход от изобразительности позволяет выразить гораздо более сильную динамику и вдохновение по сравнению с изобразительным искусством, в котором я всегда наблюдал нетерпимое к инаковости толкование искусства. В неформальном искусстве я могу создавать метафоры и аллегории, в то время как изобразительное искусство, даже самого высочайшего уровня, сдерживает меня. В неформальном искусстве у меня, напротив, есть возможность уловить открытое символическое начало, которое дает уникальность динамики, но она является нарастающей динамикой множества других, которыми могут быть море, лодка, женщина, полет и т. д. Я принял неформальное во всех его бесконечных способах выражения, в творчестве классиков современного искусства — ранние Пикассо, Дали, Марк Шагал, Пауль Клее. Впоследствии все они пришли к крайней степени патологии (в том числе к шизофрении), то есть те, кто сначала были великими посредниками, в итоге закончили болезнью.
У художника может быть любая техника и способ выражения, у каждого могут быть свои предпочтения, однако основополагающим и обязательным условием являются личностные изменения. Любое произведение в своем формальном единстве должно выступать символом, знаком, несущим значение моему «здесь и сейчас». И таким образом иметь связь с потусторонним (трансцендентным) миром, в котором бытие универсально и является имманентной идеей, вызывающей фатальную притягательность в создании произведения искусства, тренировки способности к возвышенному, осуществлению постоянного, непрерывного развития, открытого бесконечности. Поэтому искусство прежде всего должно обладать совершенством, структурировать соответствующим образом метафору посредничества от существования к бытию. Существование полиморфно, а бытие — бесконечно, поэтому есть пространство для выражения любого персонализма, любой индивидуальности, и можно великолепно сочетать неповторимость индивидуального гения и созвучие открытого блаженства
с бесконечностью, что дарует здоровье. Следовательно, нужно выстраивать возрождение на гуманистической основе нашего мира, который является частью универсума, еще не познанного и чарующе притягательного.
Это и является функцией искусства — осуществлять трансцендентность, обучать тому, как открывать трансцендентность, но не для того, чтобы избегать проблем, как это происходит у религиозных людей, которые фиксируются на документальном подтверждении и историческом откровении. Речь идет об открытой, свободной, жизненной трансцендентности, у которой нет никаких рамок, потому что бытие существует за пределами любого храма, любой модели или слова. Несмотря на то, что оно образует множество индивидуаций, оно всегда взывает к округлой простоте самого себя. И тогда нужно не отрицать, а начать сначала. Предпосылки к тому лежат в исторических примерах любого так называемого «классического искусства», где изначально главной является природа, а гений — это эволюционное метафорическое начало, выраженное бесконечным количеством способов [9].
Комментарии:
1. Следует вспомнить о глубине школы дзэн, поскольку искусство всегда связано с высшей философией жизни. Этимология слова дзэн восходит своими корнями к санскритско-палийскому термину «дхьяна/джхана» и переводе означает «сосредоточенность, размышление, умственное сосредоточение». Согласно доктрине дзэн, художник в своих произведениях передает истину. Но истина — по дзэн — это Будда. И если Будда вездесущ, то он находится всюду: и в сердце человека, и в каждом уголке природы. Чтобы отразить реальность, художнику нужно прочувствовать дух жизни, слиться с окружающими его вещами, испытать единение с природой. Художник должен не копировать вещи, а выражать свой внутренний мир, свое видение действительности и каждого отдельного ее элемента — животного, дерева, цветка, тростинки, травинки и т. д. Согласно дзэн, единица является, с одной стороны, совершенством, а с другой — воплощением всеобщности. Отсюда стремление искусства дзэн к единице, минимальному использованию знака [13].
2. В данной статье речь идет именно о философском понимании ОнтоАр-та, как представлении об онтическом измерении искусства, отражающем смысл подлинного искусства, где художник является посредником между бытием и существованием. «Весь ОнтоАрт — это философия жизни, практика эстетического удовольствия в мирском воплощении. ОнтоАрт есть восстановление метафизики в существовании.» [9]. С середины 70-х годов оформляется также художественное направление ОнтоАрт, основателем которого является А. Менегетти. На сегодняшний день художественное направление ОнтоАрт официально в мире представлено Ассоциацией «Международная Школа ОнтоАрт» (Италия).
3. В данном случае под Дао подразумевается присутствие тотального бытия. Дао (от кит. — Бог, путь, разум, слово, логос, смысл) — одно из важнейших понятий китайской философии. Согласно философии Лао-Цзы, Дао означает всеединое. Оно не имеет ни имени, ни формы; неслышимо, невидимо, непостигаемо, неопределяемо, но совершенно. Оно покоится и, однако, все время движется. Само оно не изменяется, но является причиной всех изменений. Оно вечно единое, неизменное, непреходящее, существующее всегда и во веки веков. Оно корень всего, мать всех вещей. «Человек зависит от земли, земля — от неба (космоса), небо — от Дао, а Дао — от себя самого» [14].
Литература
1. Arnhem R. Arte e percezione visiva. — Milano: Feltrinelli, 1962.
2. Baudrillard J. Les mots de pass^ — Pauvert, Dйpartament des Editions Fayard,
2000 (trad. it. S. De Amicis, Parole chiave, Armando, Roma, 2002).
3. Encyclopedia of Postmodernism// ed. Taylor V.E., Winguist C.E. — London:
Routledge, 1999.
4. Heidegger M. “The Origin of the Work of Art”. Basic Writings. — New York: HarperCollins, 2008, pp.143-212. (на рус. Хайдеггер, М. Исток художественного творения. — М.: Академический проект, 2008)
5. Meneghetti A. Cinelogia Ontopsicologica. — Roma: Psicologica Ed., 2008 (на рус. Менегетти А. Онтопсихологическая синемалогия. — М., 2008).
6. Meneghetti A. Dall’Umanesimo storico all’Umanesimo perenne. — Roma: Psicologica Ed., 2010 (Менегетти А. От гуманизма исторического к гуманизму вечному. — М., 2011).
7. Meneghetti A. Dizionario di Ontopsicologia, — Roma: Psicologica Ed., 2001 (на рус. Менегетти А. Тезаурус. Словарь онтопсихологических терминов. — М., 2010).
8. Meneghetti A. L’arte di vivere dei saggi. — Roma: Psicologica Ed., 1992. (на рус. Менегетти А. Мудрец и искусство жизни. — М., 2010).
9. Meneghetti A. OntoArte. 1п^и dell’Arte. — Roma: Psicologica Ed., 2000 (на рус. Менегетти А. ОнтоАрт: Ин-се искусства. — М., 2010).
10. Piero Manzoni, exhibition catalogue, Serpentine Gallery, London 1998.
11. Sgarbi V. Da Giotto a Picasso. Disorso sulla pittura. — Rizzoli, 2003.
12. Wedding D, Boyd M.A., Niemic R. M. Movies and Mental Illness. Using Films to Understand Psychopathology. — Hogrefe Publishing, 2010.
13. Пронников В.А., Ладанов И.Д. Японцы (этнопсихологические очерки). Издание 2-е, исправленное и дополненное. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1985.
14. Философский энциклопедический словарь, 2010.