УДК 398.21
Е.П. Маточкин, соискатель АлтГУ, г. Барнаул
ИСКУССТВО АЛТАЙСКИХ ЧАБАНОВ
Во время экспедиционных исследований высокогорных стоянок чабанов в Усть-Коксинском и Кош-Агачском районах Республики Алтай обнаружены современные рисунки и деревянные изваяния. В стилистике рисунков можно обнаружить преемственность художественных традиций древнетюркских граффити, а в стилистике современной скульптуры -традиционные черты древнетюркских изваяний и шаманистической резьбы.
Ключевые слова: рисунки, преемственность, петроглифы, изваяния, традиции, резьба.
Если традиционное искусство алтайских народностей конца XIX - начала ХХ в. нашло отражение в трудах С.В. Иванова [1, с. 607-677] и других учёных, то современное народное творчество Горного Алтая известно гораздо меньше, а изобразительная деятельность, не связанная с декоративно-прикладными целями, вообще практически не изучалась. Представленный материал основан на результатах экспедиций 1984-1999 гг. по территории Усть-Коксинского и Кош-Агачс-кого районов Республики Алтай. Автором обследовано около 20 стоянок чабанов, где обнаружено более 70 рисунков на коре, дереве, камне, а также деревянные изваяния. Наиболее богатыми в художественном отношении оказались аилы Сойон-Чадыр, Куган, Ороктой, Шараш, Балтырган. Самая ранняя датировка произведений этого круга относится к 1972 году.
По технике исполнения рисунки подразделяются на контурные и штриховые. По содержанию же их условно можно отнести к анималистическим, антропоморфным, пейзажным образам, жанровым и декоративным композициям.
Наибольший массив рисунков составляют контурные изображения животных. Стилистическая преемственность в рисунках чабанов просматривается не только в отношении петроглифов этнографического времени, но и более раннего - древнетюркского. Близость эта видна в возрождении мастерства владения линией. Здесь тот же лаконизм контурных очертаний, обобщённый декоративный характер рисунка. Везде можно уловить элемент любования линией, желание провести её уверенно и красиво. Однако декоративное понимание формы не отвергает и жизненно-конкретного видения, благодаря чему достигается убедительность в передаче поз и движений. Так, естественно и живо обрисованы маралы на пластине из аила Куган, козёл в Сойон-Чадыре, барсы в Ороктое. Дугообразная и упругая, как натянутая тетива, линия в изображении козла из аила Шараш перекликается с такой же совершенной линией в рисунке со стелы села Улаган древнетюркского времени [2, рис. 14]. Разнообразие технических приемов просматривается в сочетании гибкой и угловатой линии, статических и динамических изображений, подчас в позе «распластанного бега», как у древнетюркских мастеров. Широко распространён в современном искусстве чабанов приём незавершённого рисунка конечностей или сведения их к остриям, что также было присуще древнетюркским и более ранним изображениям.
В штриховых рисунках происходит некоторый отход от традиционного художественного мышления. В них единая линия дробится, а с ней теряется и сконцентрированная в контуре предельная выразительность. Штрих обрисовывает теперь и животных, и пейзаж. Он стал всеобщим и потому менее связанным с традиционной стилистикой анималистических образов. В этой всеобщности несколько меркнет то блестящее мастерство, которое присуще контурным изображениям.
Пейзажные рисунки - совершенно новый, самостоятельный жанр в народном искусстве Алтая. Из пейзажных образов чабанов самый популярный - горный хребет с восходящим солнцем. В аиле Куган изображена гора, своим обликом напоминающая голову огромного богатыря. По-видимому, рисунок воплощает фольклорный образ Хан-Алтая, которого алтайцы традиционно представляют в виде треугольной вершины.
Наиболее распространенным сюжетом у кучерлинских чабанов является сцена охоты. Она представлена в аиле Куган, где стрелок из ружья поражает марала. На охотнике -типично алтайская меховая шапка, на поясе - нож. В современной интерпретации он, а не зверь, - главный персонаж композиции.
В избе в Тунгулюке обнаружена сложная многофигурная композиция, исполненная символического смысла. В центре рисунка - мчащийся конь с развевающейся гривой. Фигура хищника, данная в экспрессивном развороте дугообразно-изогнутого тела, живо напоминает персонажей скифо-сибирского звериного стиля.
Ранее образ человека в наскальном искусстве встречался достаточно редко. Сейчас же в творчестве чабанов он появляется гораздо чаще, причем в широком смысловом диапазоне: от образов божества и шамана до охотника и юмористического шаржа. И хотя антропоморфные персонажи предстают в довольно разнообразных ипостасях, в них, пожалуй, даже в большей степени, чем в изображениях животных, проявляются древние изобразительные элементы.
Большая личина из аила Чох-Чох, возможно, представляет какого-то духа. Рисунок построен на круговых линиях. В качестве далёких по времени прототипов, но близких по изобразительному решению можно указать на рогатых персонажей из погребения 5 в Караколе [3, рис. 49] или на рогатую личину из кургана 4 в Уландрыке Ш [4, рис. 42].
В аиле Балтырган на восточной стене нарисовано погруд-ное изображение человека, по внешнему облику напоминающее древнетюркское каменное изваяние.
В рисунке юноши, играющего на топшуре, из аила Мой-нок линии обрели мягкую плавность, можно сказать, музыкальность. Национальный колорит ощущается и в алтайской одежде, и в грациозной пластике форм. Тёплое лирическое чувство и эмоциональное обаяние - новые качества в характеристике образа человека в народном искусстве. Ранее подобное можно было обнаружить лишь по отношению к животным. Здесь же художественная поэтика перенесена на антропоморфный персонаж.
Гротескное изображение человека, грызущего кость, вырезано на дереве в Тунгулюке. Здесь не только шарж, но еще и напоминание об известном в шаманской мистериальности персонаже - страшном существе нижнего мира - кер-тютпа (в переводе - живоглот).
В аиле Балтырган обнаружено антропоморфное изображение, сплетённое из толстых крученых нитей. По внешнему виду это типичная фаллическая фигура, изображающая, по-видимому, шамана. Подобные персонажи нередко встречаются в наскальном искусстве, например, среди граффити Калта-ка, петроглифов Бийки [5, с. 66] или Чичкеши [6, с. 133].
Как следует из анализа рассмотренного материала, искусство алтайских чабанов непосредственно связано с актуализацией художественного наследия и традиций. Именно в народном искусстве, являющемся самобытной частью культуры, в наибольшей степени проявляется способность к сохранению преемственности в связях человека с природой и социальной средой [7, с. 210].
Считалось, что время изваяний давно минуло, однако в Усть-Коксинском районе Республики Алтай автор обнаружил их современные аналоги, изготовленные из дерева. Древних деревянных изваяний на Алтае не найдено, но исследователи полагают, что они также существовали наряду с каменными. Возможно, только этим можно объяснить большое число древнетюркских поминальных оградок без ритуальной скульптуры - их непременного атрибута [8, с. 81].
Нами зафиксированы скульптурные произведения в долинах рек Мойнок, Тегерик-Мыш, Кулагаш, Ороктой, а также на перевале Шараш. Материал - пень или ствол дерева; укрепляют установленное изваяние с помощью камней, набрасываемых в виде небольшой горки.
Изваяние на перевале Шара - наиболее ранняя антропоморфная скульптура. На ней вырезана дата - 07-72 г. Гладкий ствол оканчивается небольшой головой, обращенной лицом на запад. Возможно, это связано с тем, что именно в западном направлении находится родное для алтайцев поселение Кучерла. Как выяснилось, изваяние поставлено в память о Челбае Кунееве, первом председателе местного колхоза, участнике Великой Отечественной войны. Этот всеми уважаемый человек в старческом возрасте работал в этих местах чабаном.
В изваянии на перевале Шараш немало черт, сближающих его с древними предшественниками, например, с известной скульптурой из Айлягуша [2, с. 83]. Здесь те же пропор ции головы и условного туловища без рук. Фронтальный пла: «читается» в виде характерного для древнетюркской скульп туры силуэта: чётко очерченный профиль головы, неболыпо: рот, прорезной контур глаз, а также выполненные с помощьк с-образной скобки уши. Эти присущие раннесредневековьи статуарным памятникам черты отмечал в своих исследовани ях С.В. Иванов [9, с. 186].
В изваянии в Тегерик-Мыше наклонённой внутрь плос кости лица противостоит выделяющаяся вертикаль носа, ко торая начинается не с переносицы, а прямо со лба. Но имени такая пластическая особенность была присуща скульптурно му образу тайгама (шалыга) - духа охоты и покровителя про мысла. В то же время профиль головы близок антропоморф ной культовой скульптуре алтайцев [9, рис. 8].
Моделировка лица изваяния в Мойноке свелась к плоско му рельефу. И выразительностью лица, и цельностью своей архитектоники изваяние в Мойноке оставляет впечатление напряжённой мощи и богатырского величия. Для создания такого эффекта мастер прибег к наглядной пластической аллегории, выстроив контуры по принципу натянутой тетивы.
Действительно, и скобки щёк, и дуги бровей, и линия лба, и сам абрис головы - всё, словно выгнутая дуга лука. Их ритму противостоит оттянутая в противоположном направлении, как нить-струна, линия подбородка, усиленная широкой тенью. Прямой нос, как готовая сорваться стрела, дополняет эту изобразительную идею до полного завершения. Яркая выразительность облика, широко раскрытые глаза, уверенно смотрящие вперед, придают скульптурному произведению характер национально-значимого идеала.
Это оригинальное произведение создал талантливый резчик и рисовальщик, алтаец Юрий Сатушев (1961 г.р.). Помимо изваяния в Мойноке он вырезал скульптуру в Яманушке, а в долине Кулагаша - личину на стволе дерева.
В современных народных произведениях обнаруживается ясная преемственность древних художественных традиций. В начале XX века особой выразительностью отличалась антропоморфная скульптура на алтайских шаманских бубнах. В свою очередь эта шаманистическая резьба наследует некоторые иконографические черты ещё древнетюркского искусства. Эту связь проследил в своих работах С.В. Иванов. Он отмечал, что для скульптуры духа предка шамана - Ээзи и для каменных изваяний VI-VIII вв. характерны строгая фронтальность, статичность, обобщенные, порой геометризованные формы. Достаточно отчётливо пластическая общность проступает в трактовке человеческого лица: в четко очерченном профиле головы, небольшом рте, в надбровной линии, имеющей
Рис. 1. Контурные анималистические рисунки алтайских чабанов. 1978-1999 гг. Местонахождение: 6 - аил Шараш; 8 - аил Куган; 9 - аил в истоках Сухого Ороктоя. Материал, техника: 6 - дерево, карандаш; 8 - кора, уголь; 9 - кора, гравировка.
Деревянные изваяния алтайских чабанов. 1972-1981 гг. Местонахождение: 1 - перевал Шараш; 2 - аил Мойнок; 3 - аил Тегерик-Мыш. Материл, размеры: 1 - кедр, высота 68, диаметр ствола 16; 2 - лиственница, высота 86, диаметр ствола 20; 3 -пень кедра, высота 60 диаметр ствола 28.
форму фигурной скобки, в часто встречающейся слитной форме бровей и носа [9, с. 186].
Для анализа кучерлинских деревянных изваяний сопоставления и выводы С.В. Иванова имеют основополагающее значение. Можно продолжить линию подобных сравнений.
Кучерлинские резчики в трактовке головы придерживаются того же четко очерченного профиля. Особенно характерный «тюркский» профиль с уплощенным лицом и длинным прямым носом у изваяния в Мойноке. Его можно было бы поставить в один ряд с профильными рисунками каменных и деревянных скульптур, которые приводил для сравнения С.В. Иванов [9, с. 183-184]. Небольшой рот у изваяния на перевале Шараш прикрыт усами и бородой, а в Мойноке рот у изваяния чрезвычайно близок по исполнению тому, как это делалось для скульптуры Ээзи. Слитная линия бровей и носа, характерная
Библиографический список
1. Иванов, С.В. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX - начала XX в. / С.В. Иванов. Труды Института этнографии. - М.; Л., 1954. - Т. 22.
2. Кубарев, В.Д. Древнетюркские изваяния Алтая / С.Д. Кубарев - Новосибирск: Наука, 1984.
3. Кубарев, В.Д. Древние росписи Каракола. / С.Д. Кубарев. - Новосибирск: Наука, 1988.
4. Кубарев, В.Д. Курганы Уландрыка. - Новосибирск: Наука, 1987.
5. Окладникова, Е.А. Петроглифы Средней Катуни / Е.А. Окладникова. - Новосибирск: Наука, 1984.
6. Маточкин, Е.П. Петроглифы Чичкеши и проблемы их реставрации / Е.П. Маточкин // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Материалы научно-практич. конференции. - Барнаул: БГПУ, 1995. - Вып. V. - Ч. 1.
7. Некрасова, М.А. Народное искусство как часть культуры. - М.: Изобразительное искусство, 1983.
8. Грязнов, М.П. О монументальном искусстве на заре скифо-сибирских культур в степной Азии // АСГЭ. - Л.: Искусство, 1984. -Вып. 25.
9. Иванов, С.В. Скульптура алтайцев, хакасов и сибирских татар. - Л.: Наука, 1979.
Статья поступила в редакцию 19.03.09
для древнетюркских изваяний и для шаманистической скульптуры, сглажена мягкой моделировкой объемов в первом изваянии, но достаточно ярко проступает во втором. Здесь линия волос непосредственно продолжает дуги бровей и идет под углом вниз, так что лицо смотрится как бы обрамленным шлемом - приём, характерный как для древнетюркских изваяний, так и для скульптуры на рукоятке бубнов [9, с. 186]. Все указанные С.В. Ивановым традиционные приемы наследуются в современных деревянных изваяниях и в наиболее «чистом» виде возрождаются в изваянии в Мойноке.
В традициях художественного мышления, сложившихся более тысячи лет назад в древнетюркское время, питавших искусство резных рисунков на скалах и шаманистической резьбы, сегодня вновь осознается живая сила, плодотворно проступающая в творчестве алтайских чабанов.