CC BY
97
УДК 811.112.2
ИРОНИЧЕСКАЯ КАРТИНА МИРА Г. ГЕЙНЕ © 2010 г. Д.М. Дреева
Северо-Осетинский государственный университет, North Ossetian State University,
ул. Ватутина, 46, г. Владикавказ, 362015, Vatutin St., 46, Vladikavkaz, 362015,
nosu@nosu. ru nosu@nosu. ru
Предпринимается попытка обнаружить связь между «образом мира» Г. Гейне и языком его произведений, т.е. объяснить некоторые особенности поэтического языка через своеобразие поэтической картины мира поэта. Демонстрируются возможности метода реконструкции одного из фрагментов индивидуальной картины мира поэта, а именно - иронической как части поэтической.
Ключевые слова: творческая личность, манифестация мира человека в языке, картина мира, поэтический текст, ирония, ментальная сфера художника.
An attempt has been made to find the connection between Gejne 's «image of the world» and his poetic diction. On the basis of the analysis of the language units of realization of irony in the system of Gejne's poetic idiolect are the possibilities of the method of reconstructing of one of the fragments of an individual picture of the world of the poet shown, namely - an ironical picture of the world as to a part of his poetical picture of the world.
Keywords: creative person, world manifesting of a human being the language, world picture, irony, artist's mental sphere.
Ведущая тенденция эволюции современного научного знания - тяготение к интеграции, комплексный подход к изучению сложных явлений. Одним из таковых и соответственно одним из объектов изучения ряда социо-гуманитарных наук на современном этапе стала творческая личность.
Проблема творческой личности волновала умы ученых еще со времен античности. Однако следует признать, что в настоящее время в связи с общей «гуманизацией» научных исследований на протяжении всего ХХ в. и возвращением лингвистики в «лоно антропоцентризма» [1] открылись новые перспективы видения человека и его творчества.
С началом антропологической переориентации общей парадигмы гуманитарных и собственно филологических исследований в центр внимания многих научных дисциплин был поставлен человек во всем многообразии своих проявлений. И совершенно естественно, что лингвистика с готовностью отреагировала на этот «вызов эпохи» [2], поскольку, как отмечают ученые, генезис смен научных парадигм во многом был предопределен самим ходом эволюции науки о языке. Речь идет, в частности, о «революционном прорыве» классической парадигмы философии языка, совершенном в начале
XIX в. В. фон Гумбольдтом, который выдвинул идею о существовании особого языкового мировидения и тем самым положил начало рассмотрению языка как мировоззрения и мировосприятия, отражающего ментальный мир человека, нации или этноса.
Мысль В. фон Гумбольдта о том, что «разные языки это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее» [3, с. 349], получила закономерное развитие в основных постулатах антропологической лингвистики и в современном представлении о картине мира или, точнее, картинах мира, поскольку сегодня считается практически доказанным тезис «о множественности картин мира, коррелирующих со множеством типов языковой личности» [4, с. 226].
Вместе с тем многие вопросы, связанные с картиной мира языковой личности, еще только поставлены на повестку дня и весьма далеки от однозначного решения. Так, в частности, проблема манифестации мира человека в языке, выдвинутая наряду с другими на передний план исследовательского интереса антропологической программой изучения языка [5] и обладающая, бесспорно, высоким эвристическим потенциалом, представляется весьма актуальной и достойной внимания исследователей.
В рамках данной статьи предпринимается попытка обнаружить связь между «образом мира» Генриха Гейне и языком его поэтических произведений, т.е. объяснить некоторые особенности поэтического языка через своеобразие поэтической картины мира поэта, что в свою очередь мотивировано стремлением постичь и осмыслить глубину и многогранность творческой личности немецкого поэта.
Таким образом, наша задача - продемонстрировать возможности метода реконструкции одного из фрагментов индивидуальной картины мира поэта, а именно -иронической картины мира Г.Гейне как части его поэтической картины мира на основе анализа поэтических произведений, в данном случае - посредством анализа языковых единиц реализации иронии в системе поэтического идиолекта.
Выявлению сущности и свойств иронической картины мира (далее - ИКМ) способствуют основные положения антропологического направления лингвистики, в соответствии с которыми картина мира (далее - КМ) считается фундаментальным понятием, выражающим специфику человека и его бытия. Под КМ понимают исходный глобальный образ мира, обусловливающий мировидение человека и представляющий сущностные свойства мира в понимании индивида или социума.
КМ представляет собой интерпретацию, смысловой двойник мира, организованный по принципу ценностной ориентированности. В.И. Постовалова считает, что, как всякое образование, относящееся к классу идеального, КМ имеет двойственное существование - полуобъективированное как неопредмеченный элемент сознания и жизнедеятельности человека и объективированное в виде опредмеченных образований в языке, жестах, ритуалах, музыке, изобразительном искусстве и т.п. [5, с. 21].
КМ, будучи своеобразным мостом «между объективной реальностью и "очеловеченным" образом ее в сознании каждого носителя данного языка» [6, с. 288], формирует и отражает тип отношения человека к миру -природе, другим людям, самому себе, задает нормы поведения человека и определяет его отношение к жизненному пространству. Компонентами КМ поэтому являются особая тональность, эмоциональная окрашенность, субъективные установки, цели и мотивы жизнедеятельности человека, ее регулятивные структуры и смыслообразующие факторы.
КМ принадлежит, таким образом, наиважнейшая роль регулятора человеческой деятельности, координирующего действие двух встречных - входящего и выходящего - потоков информации [7]. С одной стороны, КМ предстает как результат всей духовной активности человека. Она формируется под влиянием обстоятельств личной жизни и психического развития личности в практике разнообразных контактов человека с внешним миром при участии всех форм сознания - дотеоретиче-ского (повседневного), теоретического (научного, философского) и внетеоретического (религиозного, мифологического, художественного), испытывая мощное влияние родного языка. Таким образом, КМ подпитывается информацией из объективного и субъективного миров и
строится изоморфно эмпирической и ментальной деятельности (на основе механизмов абстрагирования, выделения главного, обобщения, идеализации). С другой стороны, КМ детерминирует внешнюю (социальную) и внутреннюю (духовную) активность индивида. Мировоззрение в целом как форма самосознания человека и КМ как его составная часть и целостный глобальный образ мира, являющийся основополагающим компонентом мировоззрения, определяют базовые предпосылки постижения мира, задают способ видения и восприятия действительности, отношения к миру и его оценки.
КМ характеризует плюрализм. Количество картин мира неисчислимо: оно зависит от количества наблюдателей, контактирующих с миром, от количества «миров», на которые смотрит наблюдатель, и от количества «призм» мировидения [5].
Принято различать две картины мира - концептуальную и языковую. Под концептуальной КМ понимается не только знание о мире, которое складывается как результат мыслительного отражения действительности, но и итог чувственного познания. Языковая (бытовая, наивная) КМ включает всю информацию о внешнем и внутреннем мире, закрепленную средствами живых разговорных языков. Ядром концептуальной КМ является информация, данная в понятиях, главное же в языковой КМ - это знание, закрепленное в словах и словосочетаниях конкретных языков.
Отталкиваясь от изложенных постулатов, поэтическую картину мира (далее - ПКМ) можно определить как фрагмент языковой КМ, обобщенный субъективный образ объективной реальности, сложившийся в результате восприятия, осмысления и интерпретации мира в сознании художника - творческой индивидуальности и материализованный средствами его поэтического языка.
Н. Кузьмина определяет ПКМ как поэтическую альтернативу миру действительному, физическому: «Это образ мира, смоделированный сквозь призму сознания художника как результат его духовной активности. Материальным выражением поэтического мира служат тексты автора - единое текстовое пространство. Таким образом, произведения одного автора, взятые в совокупности и отражающие действительность в соответствии с особенностями ее восприятия художником, можно считать материалом для реконструкции ПКМ» [4, с. 227].
Заслуживающей внимания в контексте наших рассуждений представляется точка зрения О.Г. Ревзиной, которая в определении сущности ПКМ исходит из лин-гвосемиотических предпосылок. В анализируемом объекте выделяются коммуникативная и тематическая составляющие. Первая обнаруживает позицию субъекта по отношению к воплощенному миру, вторая представляет «внеязыковой универсум, подвергающийся рассмотрению в модусе собственно языкового существования» [8, с. 39]. Утверждая, что «индивидуально-поэтический язык вербализует художественное мышление и порождает художественный универсум - картину мира» [8, с. 39], О.Г. Ревзина предлагает выделять в поэтическом идиолекте наряду с коммуникативной и тематической вербальную составляющую.
Н. Кузьмина считает ПКМ двухуровневым образованием, объединяющим концептуальный и языковой слои. Акцептируя мысль О.Г. Ревзиной относительно избирательности видения художника: «одни реалии присутствуют, а другие исключаются из рассмотрения, одни типы отношений выделены, а другие остаются без внимания, и собственное видение автора осуществляется через отбор, оценку, установление существенных для автора отношений» [8, с. 140], Н. Кузьмина подчеркивает чрезвычайную важность первого уровня. По её мнению, именно концептуальный уровень обусловливает своеобразие ПКМ [4, с. 228].
Как видим, такой подход выявляет связь глубинных структур, лежащих в основе разных форм деятельности индивида и детерминирующих его познавательную активность, художественное и научное творчество, с механизмами генерализации, фундаментальными для формирования КМ, и, коррелируя с психофизиологическими процессами функционирования доминант в ментальной сфере субъекта, восходит к теории доминанты российского физиолога А.А. Ухтомского, который настаивал на избирательности человеческого восприятия. По мысли ученого, каждого отдельного человека характеризует свой индивидуальный набор доминант, сквозь призму которых он смотрит на мир. Именно поэтому индивидуальная КМ являет собой не фотографический снимок реальности, а субъективный образ объективной действительности: «Человек подходит к миру и людям всегда через посредство своих доминант, своей деятельности. Старинная мысль, что мы пассивно отпечатлеваем на себе реальность, какова она есть, совершенно не соответствует действительности. Наши доминанты, наше поведение стоят между нами и миром, между нашими мыслями и действительностью» [9, с. 382].
Согласно А.А. Ухтомскому, реальностью опыта наделены не отдельные ощущения, как это считалось раньше, а сложные интегральные образы, и каждый из них является продуктом пережитых человеком доминант. В творческом процессе особая роль принадлежит эстетическому идеалу как ядру, сердцевине мировоззренческого сознания и КМ художника и тем самым эстетико-аксиологической доминанте его ментальной сферы. Доминанты ментальной сферы и индивидуальная КМ, таким образом, являются определяющими для формирования идиостиля творческой личности. Анализ поэтического идиолекта Г. Гейне позволяет утверждать, что ядро его мировоззренческого сознания и тем самым его картины мира образует ироническая доминанта.
Следует заметить, что ироническая доминанта как важнейшая эстетико-аксиологическая доминанта ментальной сферы Г. Гейне сформировалась, как представляется, на основе накапливаемого им с детства опыта неравенства и противоречий. Вспомним, что КМ индивида формируется под влиянием обстоятельств личной жизни (т.е. дотеоретическая форма сознания, эмпирическая деятельность человека). Еще ребенком Гейне столкнулся с жесткой социальной системой, где для него не было места. Для студенческих корпораций, к примеру, он был недостаточно немцем. Ментальность соучеников в лицее была совершенно иная, чем у Гейне, като-
лическая. Взгляд юноши в поисках выхода невольно устремлялся к бессвязному, разобщенному, возникала болезненная фиксация на противоречиях [10]. Так в его сознании формируется соответствующая доминанта, определяющая в дальнейшем не только его поведение, но и восприятие мира.
Позже, живя в Лондоне, Гейне ощущает разительный контраст между оживленным городом-метрополией и сонными немецкими городишками, стольными градами мелких государей. Во время пребывания в Париже его взгляд изгнанника, сравнивающий два общества и две культуры, приводит к окончательному осознанию несовершенства общественных структур и всего общества в целом. Единственным надежным ориентиром остается собственная субъективность, собственное восприятие мира, преодоление наблюдаемых противоречий через вербализацию собственной, «внутренней разорванности» [10].
Принятая в обществе того времени система ценностей вызывает у Гейне эмоциональную реакцию скепсиса и насмешки. Так рождается характерный для Гейне «иронический жест», и уже в раннем творчестве поэт стремится с помощью иронии «прорвать тонкую лакировку, скрывающую ужасные общественные отношения, вынести на обозрение социальные трещины и диссонансы» [10, с. 68].
Постепенное осознание поэтом своей несовместимости с окружающей социальной средой приводит его к пониманию того, что в его страданиях есть нечто общезначимое, что не может быть объяснено только его личными неудачами в любви. И ощущение «своей индивидуальной силы» в рамках «гнилого общества» помогает поэту найти действенное средство «эмансипации» наблюдаемых диссонансов - это «прекрасный звонкий смех», как сам Гейне охарактеризовал его в одном из своих ранних стихотворений. Этот «целительный» смех был доведен им позже до завидного совершенства. Г. Гейне овладевает всеми оттенками этого смеха: «от изящного каскада едких, порой смертельно ядовитых острот до воздушно-легкой иронии» [11, с. 18]. Так у Г. Гейне формируется соответствующий элемент мировидения, детерминированный эмпирическим опытом, - ИКМ.
«Ироническая призма» миросозерцания, придающая соответствующую тональность текстам автора и влияющая на выбор языковых средств, обусловлена, очевидно, противоречивостью личности немецкого поэта. Как представляется, она наилучшим образом согласуется с данным типом личности, поскольку ирония как языковой феномен представляет собой именно противоречие, расхождение между двумя уровнями языковых знаков -означаемым и означающим - уровнем содержания и уровнем выражения - информацией и формой ее выражения. Так, О.Я. Палкевич, исследуя иронию в русле современных «антрошстремительных тенденций» (В.Н. Те-лия) как одну из категорий эгоцентрической направленности, указывает, что уже в трудах Платона, а затем в работах Фр. Шлегеля и С. Киркегора она характеризуется как тонкий и глубокий феномен, основанный «на расхождении между выражаемыми идеями и выражающими их средствами» [12, с. 169].
Считается, что имманентным признаком единиц реализации иронии является оценка людей, событий, ситуаций с точки зрения их соответствия принятой в обществе системе ценностей и норм. Оценка в этих единицах реализуется имплицитно, эксплицитно же выражается описание или характеристика оцениваемых объектов. Таким образом, в ироническом высказывании одновременно отображается реальное положение дел и его идеальный аналог. Обнаруживая несовпадение между двумя образами реальности и выражая свое эмоционально окрашенное отношение к этому факту, автор иронического высказывания противопоставляет общую КМ ее облагороженному корреляту. Поэтому можно предположить, что в сознании человека, кроме общепринятой КМ, существует альтернативная - ироническая картина мира [12, с. 171].
В отличие от традиционной КМ, стремящейся к целостной репрезентации действительности, ИКМ основана на фрагментарной - ценностно-нормативной - интерпретации реальности. Поэтому иронический элемент мировидения является облагороженным, идеализированным коррелятом действительности. Компоненты такого коррелята отсылают к знаниям и устоявшимся суждениям о ценностях, правилах и нормах, выработанных в процессе практического и духовного освоения действительности и соответствующих должному устройству мира. Нормативный характер ИКМ позволяет соотнести ее с феноменом ценностной КМ и рассматривать в качестве варианта последней.
Рассмотренные характеристики ИКМ предопределяют ее функциональную нагрузку. Как отмечают исследователи, ИКМ дополняет традиционную КМ и задает модальность интерпретации последней (в русле должное-недолжное, нормативное-ненормативное). В этом состоит ее интерпретативная функция. Кроме того, будучи противопоставленной традиционной КМ, ИКМ формирует критически насмешливое отношение человека к жизненному пространству и его составляющим. Тем самым она выполняет регулятивную функцию [12].
ИКМ обладает, таким образом, двойным статусом: в своем полуобъективированном, ментальном состоянии она входит в состав ценностной КМ, в своем объективированном, языковом состоянии она может быть системно представлена в виде одного из модусов как способа организации знания.
Не останавливаясь подробно в рамках данной статьи на понятии модуса в лингвистике и на ироническом модусе как особом способе организации знания, перейдем непосредственно к языковой репрезентации иронического модуса в ПКМ Г. Гейне.
Итак, возможность языковой реализации иронии обусловлена асимметричным дуализмом языковых знаков. На каждом языковом уровне это универсальное свойство языка проявляется по-своему.
Анализ фактического материала свидетельствует, что языковые средства, потенциально приспособленные к выражению усложненной конструкции смысла, т.е. иронии, обнаруживаются у Гейне на всех языковых уровнях.
На лексическом уровне для выражения иронии чаще всего привлекаются окказионализмы, клише, ка-
ламбуры, антропонимы, лежащие в основе ономастических цитат, собственно цитаты, оксюмороны и другие приемы.
Так, в начале третьей главы поэмы «Германия. Зимняя сказка» Г. Гейне, основываясь на звуковом сходстве имен собственных Каролус Магнус (император Карл Великий) и Карл Майер (один из поэтов швабской школы) с латинскими словами (magnus - большой, major -больший), создает изящный каламбур, иронизируя таким образом по поводу необоснованного, по его мнению, возвеличивания императора Карла и подчеркивая большую значимость для него поэта Карла Майера:
(1) Zu Aachen, im alten Dome liegt
Carolus Magnus begraben.
(Man muss ihn nicht verwechseln mit Karl
Mayer, der lebt in Schwaben) [13, S. 221].
Иронический эффект подкрепляется здесь паренте-зой, являющейся одним из средств реализации иронии на синтаксическом уровне.
Весьма часто Гейне иронизирует посредством ономастических цитат, например:
(2) Glaubt mir, in Satans Bibliothek
Kann es nicht schlimmere geben.
Sie sind gefaehrlicher noch, als die
Von Hoffmann von Fallersleben [13, S. 220].
Как видим, используя в последней строке приведенного четверостишия имя немецкого буржуазно-либерального поэта 40-х гг. XIX в. Гофмана фон Фаллерсле-бена, Г. Гейне иронически намекает на сборник его стихов «Неполитические песни», из-за которого фон Фал-лерслебена лишили профессуры в университете г. Брес-лау. Следующий пример иллюстрирует использование с целью манифестации иронического модуса цитаты в собственном смысле слова (т.е. «чужого текста в своем», по М. Бахтину):
(3) Der Zukunft froehliche Kavalerie
Soll hier im Dome hausen
Und weicht ihr nicht willig, so brauch' ich Gewalt Und lasst euch mit Kolben lausen! [13, S. 238].
Здесь Г. Гейне цитирует в несколько измененной форме строку из знаменитой баллады Й.В. Гете «Erlkoe-nig»: «Und bist du nicht willig, so brauche ich Gewalt», которая в контексте поэмы Г. Гейне приобретает иронический оттенок.
На синтаксическом уровне ирония реализуется у него прежде всего парцеллированными конструкциями, например:
(4) Er gibt die aeussere Einheit uns, Die sogenannt materielle;
Die geistige Einheit gibt uns die Zensur, Die wahrhaft idielle -Sie gibt die innere Einheit uns, Die Einheit im Denken und Sinnen; Ein einiges Deutschland tut uns not, Einig nach aussen und innen [13, S. 221], парентетическими внесениями (см. первый пример), а также синтаксическими конвергенциями и риторическими вопросами.
На уровне текста для манифестации иронии поэт чаще всего применяет аллюзии и повторы. Так, в конце
первой главы поэмы «Германия. Зимняя сказка» Г. Гейне использует аллюзию, основанную на перифразе: «Der Riese hat wieder die Mutter beruehrt», намекая на древнегреческий миф о великане Антее, который черпал силы, прикасаясь к своей матери-земле:
(5) Seit ich auf die deutsche Erde trat,
Durchstroemen mich Zaubersaefte -
Der Riese hat wieder die Mutter beruehrt,
Und es wuchsen ihm neu die Kraefte [13, S. 219].
Таким образом, в приведенной строфе, пропитанной горечью воздушно-легкой иронии, Г. Гейне отождествляет себя с великаном Антеем и в то же время противопоставляет себя древнегреческому герою, прекрасно осознавая, что Германия того времени с ее феодально-абсолютистским режимом и полусонной жизнью немецкого филистерства не может быть для него по-настоящему родиной-матерью.
Что касается повторов, то они, как отмечают исследователи, обладают особенным потенциалом для выражения иронии. В данном случае имеются в виду дистантные повторы, создающие в тексте своеобразную рамочную конструкцию и представляющие собой повтор отдельных слов или целой синтаксической модели (дистантный синтаксический параллелизм) на фоне абсолютной тождественности лексического наполнения.
К подобным повторам Гейне прибегает не только в своем самом ироничном произведении - поэме «Германия. Зимняя сказка», но и в свободных ритмах; так, например, в стихотворении «Meeresgruss», открывающем второй цикл «Северного моря» («Die Nordsee»), компоненты синтаксического повтора разделены несколькими стихотворными строками:
(6) Thalatta! Thalatta!
Sei mir gegruesst, du ewiges Meer!
Sei mir gegruesst zehntausendmal,
Aus jauchzendem Herzen,...
.. .Und weithin erscholl es, wie Siegesruf:
Thalatta! Thalatta!
Sei mir gegruesst, du ewiges Meer! [14, S. 142].
Дистантный синтаксический параллелизм, демонстрируя динамику изменения авторской точки зрения с нейтральной на ироническую, дает возможность читателю переосмыслить содержание текста, заключенного в рамку из синтаксических повторов, и облегчает восприятие иронической коннотации.
Кроме средств вербализации иронического смысла, Гейне использует также средства, сигнализирующие о «ироническом» намерении, повышая тем самым вероятность адекватного понимания иронического высказывания. Наблюдения над фактическим материалом показали, что в качестве подобных сигналов иронии могут выступать самые разные средства: модальные слова и частицы, гипербола и литота, оксюморон и зевгма, а также заголовки.
Таким образом, анализ поэтических произведений свидетельствует, что иронический модус проявляется в системе поэтического идиолекта Г. Гейне одновременно на всех языковых уровнях.
По меткому замечанию И. Анненского, суть поэзии заключается в намерении «внушить другим через влияние словесное, но близкое к музыкальному, свое мировосприятие и миропонимание» [15]. В основе мировосприятия Г. Гейне - накапливаемый им с детства опыт неравенства и противоречий. Его поэтическое мировосприятие, его «дух и душа поэта» сформировались как результат наблюдаемых диссонансов и дисгармонии жизни. Так сложилась ироническая доминанта, сквозь призму которой он смотрел на мир. Именно ироническая доминанта образует своего рода центр ментальной сферы личности немецкого поэта, ту точку, тот сердцевинный пласт его индивидуальной КМ, откуда становятся понятны ее проявления, прежде всего языковые.
Анализ поэтического идиолекта Г. Гейне позволяет заключить, что поэтическая КМ творческой личности формируется как результат взаимодействия личного опыта, полученного индивидуумом во внешнем, физическом мире, с духовными ценностями его внутреннего мира, т.е. на основе эмпирической и ментальной деятельности субъекта. Поэтический текст, будучи воссозданной художником с помощью языковых средств «новой реальностью» (Ю.Левин) и являясь отражением оригинального способа мышления автора, манифестирует особенности ментальной сферы творческой личности.
Литература
1. Воркачев С.Г. К плюрализму в лингвистике: концепт концепта // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики. Вып. 9. Владикавказ, 2007.
2. Красных В.В. К вопросу о терминологически-понятийном аппарате современной научной парадигмы филологических исследований // Текст. Речь. Коммуникация. Вып. 111. Владикавказ, 2005.
3. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985.
4. Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. М., 2007.
5. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Б.А. Серебренников [и др.]. М., 1988. С. 8-69.
6. Радченко О.А. Язык как миросозидание: Лингво-философская концепция неогумбольдтианства. М., 2006.
7. Семенец Е.А. Синергетика поэтического слова. Кировоград, 2004.
8. Ревзина О.Г. Окказиональное слово в поэтическом языке // Словарь поэтического языка Марины Цветаевой : в 4 т. М., 1998. Т. 2.
9. Ухтомский АА. Письма // Пути в незнаемое. Писатели рассказывают о науке. Сб. 10. М., 1973. С. 371435.
10. Бетц А. Обаяние смутьяна / пер. с нем. А.Б. Григорьева. М., 2003.
11. Гугнин А.А. Генрих Гейне и его поэзия. Предисловие // Генрих Гейне. Избранные произведения. М., 1980.
12. Палкевич О.Я. Человек ироничный: ирония как один из феноменов эгоцентрической направленности // Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории / под ред. Ю.М. Малинович и др. Москва; Иркутск, 2003.
13. Deutschland. Ein Wintermaerchen // Heine H. Das Glu-eck auf Erden : Ausgewaehlte Gedichte. Deutschland. Ein Wintermaerchen. M., 1980.
14. Die Nordsee // Heine H. Das Glueck auf Erden : Ausge-waehlte Gedichte. Deutschland. Ein Wintermaerchen. M., 1980.
15. Цит. по: Виноградова В.Н. Определения в поэтической речи // Поэтическая грамматика. Т. 1. М., 2005. С. 328.
Поступила в редакцию
7 ноября 2008 г
