CC BY
21
У НАС В ГОСТЯХ
От редакции
В марте 2011 года редколлегия журнала «Ценности и смыслы» совместно с Музеем Дом иконы провела круглый стол на тему «Музыка и общество». В качестве ведущей выступила известнейшая артистка Любовь Казарновская. Во всем мире ее знают не только как выдающуюся певицу с широчайшим оперным и камерным репертуаром, но и как общественного деятеля, занимающегося вопросами сохранения русского классического вокального искусства. Она неустанно занимается просветительской деятельностью, много времени и сил отдает воспитанию молодых исполнителей, ее заботит состояние музыкальной жизни в регионах России. Сначала в ее исполнении звучали известные арии и камерные произведения, а по завершении концерта и заседания круглого стола нам удалось с ней побеседовать. Предлагаем нашим читателям интервью с Л. Казарновской.
— Любовь Юрьевна, опера — сложный и трудный музыкальный жанр, в котором профессионально состояться могут только самые способные. Когда Вы поняли, что опера — это Ваше призвание?
— В детстве я оперу не любила. Мне казалось странным и смешным, когда на оперной сцене пели какие-то толстые тетки и дядьки, изображая юношескую любовь. Когда мне исполнилось шесть лет, мама повела меня в Большой театр на оперу «Евгений Онегин», и я пришла в ужас от того, что там увидела. Мне не понравилось почти все, но особенно возмутила сцена, где Онегин и Татьяна не смогли обняться из-за их больших животов. И я сказала маме: «В моей книжке Онегин и Татьяна такие молодые и красивые! А в этом театре все старые, толстые и плохо поют. Зачем ты меня сюда привела? Больше слушать оперу не пойду!».
Но я росла в семье, где часто звучала музыка, и неудивительно, что позже у меня возник интерес к музыкальной стороне жизни. Дома я стала заниматься на рояле, а в школе участвовать в эстрадно-джазовой студии, и все это мне очень нравилось. Я
увлеченно исполняла песни из репертуара Элвиса Пресли, Эллы Фитцджеральд, «Битлз», и какое-то время намеревалась пойти по пути эстрадноджазовой музыки. Одновременно я увлекалась русскими языком и литературой, изучала иностранные языки. Это увлечение оказалось настолько серьезным, что я начала готовиться к поступлению на факультет журналистики Московского университета. Однако судьба распорядилась иначе. Благодаря усилиям мамы — несостоявшейся артистки, но великолепного филолога — я прошла второй тур прослушивания абитуриентов в училище имени Гнесиных. Поскольку я была еще молодой для поступления на вокальный факультет, меня приняли на отделение актеров музыкального театра. В училище Гнесиных на меня оказала влияние выдающийся педагог по вокалу и прекрасный воспитатель Надежда Матвеевна Малышева-Виноградова. Она неоднократно подчеркивала, что опера из-за синтеза слова, музыки и изображения — универсальный, наиболее выразительный и трудный музыкальный жанр, поэтому ею надо заниматься серьезно и навсегда. В ходе наших занятий я поняла, что опера и есть мое призвание. Я приняла для себя окончательное решение, и так начался мой нелегкий путь к постижению оперного искусства.
— Можно ли сказать, что Вы полностью реализовали свой талант в профессии оперного исполнителя?
— Конечно, нет. Кто заявляет, что он полностью реализовался в какой-либо профессии, тот для этой профессии умер. А в области сложного и многогранного музыкально-художественного жанра, каким является опера, это особенно верно. Не могу не привести слова моего любимого педагога Н.М. Малышевой: «Опера — это величайший космический млечный путь, по которому надо идти не одну жизнь». Так что о моей полной профессиональной реализации не может быть и речи. Каждый музыкант-исполнитель должен быть критически настроен прежде всего по отношению к себе, это одно из главных условий его профессионального роста.
— Любовь Юрьевна, совместимы ли понятия “шоу-бизнес” и “оперная сцена”?
Сегодня, к сожалению, в искусстве почти все определяют деньги, и в этом отношении опера не является исключением. Раньше было иначе: если у человека обнаруживались музыкальный талант, певческий голос и сценическое мастерство, он мог пробиться, несмотря на разные преграды. А сегодня он может быть бриллиантом и, тем не менее, проваляться всю жизнь в грязи. Впрочем, если за ним стоят большие деньги и звукозаписывающая компания, если ему покупают контракты с театром, полосы на первых страницах журналов и предлагают рекламировать товары, если за сумасшедшие деньги его снимают в экзотических клипах, в которых он самовлюбленно поет, плавая в бассейне, или сидя за рулем дорогого автомобиля, или находясь в клетке с тиграми, то положение его резко меняется. Он становится общеизвестным, его знает каждая немецкая, авс-
трийская, швейцарская домохозяйка. Впрочем, применительно к оперному искусству есть важная особенность: такая известность постепенно угасает, если не подтверждается его личными качествами. В оперном искусстве все же главное для успешной карьеры — каков именно ты, что из себя представляешь, а не сколько денег в тебя вложено. Вспыхивает немало «сверх-талантливых» оперных звезд, которые снимаются в клипах и все время поют — когда надо и не надо, даже рекламируя потребительские товары, — а через некоторое время лопаются как мыльные пузыри и бесследно исчезают.
Сегодня спорт, шоу-бизнес и опера реализуются в принципе по схожим лекалам. Технологии «раскручивания» звезд отработаны в них безукоризненно, поэтому ныне «чиркнуть спичкой» и «зажечь» новую звезду проще пареной репы, были бы деньги. Но не каждая «зажженная звезда» станет подлинным Артистом. Известно, что в эстрадном шоу-бизнесе шумная популярность той или иной поп-звезды во многом обусловлена не ее личными способностями, а мастерством ее продюсеров, режиссеров, педагогов, щедростью спонсоров и т. п. В оперном искусстве обманывать публику дутыми талантами долго не получится. Для «звездного сияния» претенденту нужны незаурядные вокальные данные, интеллект значительно выше среднего и музыкальная эрудиция, умение работать в коллективе, куда входят режиссер сцены и дирижер оркестра (как известно, личности авторитарного склада), другие актеры (они же партнеры и нередко по совместительству интриганы), разного рода ассистенты, вспомогательный персонал и т. д. Оперный спектакль обычно рождается в муках как результат сотрудничества множества людей разных профессий, навыков, убеждений, характеров и т. д., но объединенных общей целью. Будущей звезде при всех ее амбициях важно не выпадать из творческого коллектива и знать свое место. К ее способностям необходимо добавить умение трудиться — каждый день, самозабвенно, невзирая на любые условия. Талантливый оперный певец — это великий труженик, ежедневно работающий над собой, способный к самоотречению ради любимого искусства. И все это лишь предпосылки для превращения его в оперную звезду.
— Оперное искусство постепенно превращается в массовый зрелищный продукт. Как Вы относитесь к такой метаморфозе?
— К сожалению, в наше время все, что не является продуктом для массового потребления, не востребовано ни масс-медиа, ни публикой. Увы, такое наше время... Возьмите, в частности, телевидение: все, что заставляет хоть немного мыслить и переживать высокие эмоции и обострять совесть — в общем все, что не подходит под понятие «развлекаловка», — изгнано из программ. Поэтому ради своего выживания опера нередко идет на поводу у заурядных медийных продюсеров, малообразованных и не знающих классического искусства. В их неумелых руках она превращается в уродливое явление. Ныне в оперных театрах и на телевидении редко мож-
но услышать режиссерски продуманные и грамотно решенные, исполнительски духовно наполненные оперные спектакли. В принципе, я хорошо отношусь к новаторству, но к подлинному новаторству как одному из факторов развития искусства. Настоящее новаторство не может быть основанным на стремлении к собственному пиару, желании скандалами и пошлостью привлечь к себе внимание и сделать имя. Оно всегда основано на свежих и нетривиальных идеях, невозможных без глубокого постижения оперного жанра, уважении к авторскому замыслу и певцам-исполнителям. Мне дороги имена современников, кого хотелось бы назвать подлинными новаторами оперного искусства, — это Джули Теймор, Этом Эгоян, а из наших — Александр Галибин, Владимир Мирзоев.
— Можно ли сказать, что опера из искусства превращается в бизнес? Если да, то как этому противостоять?
— К сожалению, во многом опера из чистого искусства превращается в конгломерат искусства и бизнеса. Я не хочу сказать, что высокое искусство и бизнес несовместимы, но когда творческий человек занят добыванием денег, ради высоких гонораров обслуживает экономическую или политическую элиты с их непритязательными вкусами, его профессиональные качества уходят на второй план, он саморазвитием не занимается и начинает деградировать. И такую трагедию творческой личности мы сразу замечаем, профессиональную деградацию невозможно скрыть. Сегодня умелые и ловкие дельцы от искусства — часто это директора театров, импресарио, режиссеры, да и сами певцы — заняты в большей степени бизнесом, а не искусством. Но мы-то знаем, что «служенье муз не терпит суеты». Певец-исполнитель должен находиться в постоянном творческом поиске и постоянно совершенствоваться — ведь только так можно противостоять превращению художника в бизнесмена от искусства. Околотеатральный бизнес вполне допустим, но им должны заниматься не сами художники, а предприниматели особого склада, любящие высокое искусство. Они могли бы поддерживать оперные театры, работая с их коллективами на достижение максимально высокого конечного результата.
— Вы работали в ведущих оперных театрах мира, среди них Covent Garden, La Scala, Metropolitan Opera, Lyric Chicago, San Francisco Opera, Wiener Staatsoper, Teatro Colon, Houston Grand Opera. В каком из театров в наибольшей степени сохраняются классические оперные традиции? Где Вам легче было работать?
— К сожалению, многих западных оперных театров коснулась странная эпидемия отказа от традиций и стремления стать «современными», идти «в ногу со временем». В них стали доминировать малообразованные режиссеры, не знающие специфики оперного жанра и особенностей оперного вокала. Некоторые дирижеры оперных оркестров тоже превратились в каких-то менеджеров, главным стремлением их стало как можно быстрее и выгоднее продать своего исполнителя, не заботясь о его будущем. Ког-
да я начинала свою западную оперную карьеру, ситуация в театрах еще не была столь одиозной. Оперные театры искали яркие индивидуальности для своих постановок, стремились подать каждого певца в привлекательном и выгодном для него и себя свете. Для этого с певцами работали по специальным программам, готовили для участия в спектаклях, и на это уходило немало времени и средств. Сегодня же приглашают уже «готовых» исполнителей по соображениям их рекламной «раскрученности», которым приходилось рекламировать все от часов до трусов, но без опыта работы в опере. Современные продюсеры и менеджеры считают, что таких «раскрученных» исполнителей можно быстро натаскать, и они непременно привлекут публику. Что ж, сегодня привлекут, а завтра уж точно нет.
Раньше такие театры, как Метрополитен-опера, Ла Скала, Венская опера, Ковент-Гарден, Парижская опера, заботились о сохранении традиций, в частности, о качестве вокала исполнителей, уделяли внимание сценической эстетике. В этих театрах выступать была одна радость. Сейчас эти театры подверглись какой-то маловразумительной унификации, в результате чего получился какой-то оперный Евросоюз. В границах его уже нет индивидуального облика каждого театра, нет и возможности четко идентифицировать спектакли. Словом, все везде становится одинаковым...
— Выступая в оперных театрах, Вы искали свою формулу успеха?
— Для меня «формула успеха» — понятие эфемерное. Ведь каждый артист к личному успеху идет своим особенным путем, поэтому общезначимых формул или общепринятых штампов здесь не может быть. У каждого свой индивидуальный путь восхождения, то есть «своя лестница», по которой он или поднимется к успеху, или сорвется вниз.
Для меня успех оперного артиста заключается не столько в достижении им каких-то умопомрачительных высот, а в том, что он представил миру новые, свежие и убедительные интерпретации старых ролей, партий, образов. До него они создавались иначе и считались нормативными, а вот ему, счастливчику, удалось найти новый ключ от старой двери, за которой находятся признание и слава. Вот это и есть истинный успех, даже если речь идет об актере одной роли или певце одной песни. Неважно, сколько ты сделал, главное — как сделал.
Для меня «формула успеха» — это значительное достижение в своем деле. Как ученый-физик открывает новую элементарную частицу, химик выводит формулу созданного им вещества с уникальными свойствами, математик находит прорывное решение «тупикового» уравнения, так и артист может открыть потаенную дверь сценического образа, привнести в него свое новое, особенное, что надолго останется в сердцах благодарной публики.
— Вам интересны эксперименты в творчестве?
— Да, интересны. Я вообще экспериментатор — и в душе, и в профессии. Поэтому в моей жизни уже были кино, телевидение и даже эстрадные шоу. Так, недавно я создала шоу, в котором сама же предстала в
разных жанровых ипостасях — как бы в опере, оперетте, мюзикле, шансоне, даже в сценических эстрадных номерах в форме вокальных дуэтов и даже танца. Я думаю, что любому настоящему художнику в какой-то момент его творческой жизни становится тесно в пределах того, чем он постоянно занимается, как мне стало тесно в рамках оперного театра. Сегодня мне все там известно и понятно, как делаются спектакли, подбираются составы исполнителей, штампуются амплуа артистов. Мне доставляет удовольствие выходить за рамки того, что я делала много лет в своей сценической жизни. Благодаря моим экспериментам появились такие проекты, как «Уолт Дисней», и такие передачи, как «Романтика романса», в которой я открыла для себя новые страницы песенно-романсового творчества и создала соответствующий жанру и тематике новый для меня сценический образ. У оперных исполнителей есть возможность петь не только классический оперный и старинный репертуар. Есть еще широкая и очень интересная панорама романса и лирической песни, которую я для себя открыла благодаря программе «Романтика романса». Здесь я расширила свои музыкальную эрудицию и горизонты познания. Я узнала, что есть «новый старинный романс» и такие композиторы, как Прозоровский, Фомин, которые творили в начале XX века, и, к сожалению, из-за революционных событий в России были вычеркнуты из нашей жизни. А ведь они были великолепные авторы! Я даже решила выпустить пластинку «Новые старинные русские романсы» с их произведениями. Так что расширять рамки своей профессии, своего дела — для меня это занятие чрезвычайно интересное, но стоит заметить, что это удел немногих артистов. Расширяя и развивая старый репертуар, некоторые исполнители рискуют утратить глубину постижения и воссоздания образов, которая в нем заложена. Тем самым они рискуют стать неинтересными публике. Сознавая это, далеко не каждый артист решается на такие эксперименты.
— В Вашем репертуаре более пятидесяти партий. Вас называют великолепной Татьяной, лучшей Саломеей наших дней, лучезарной Дездемоной. С какой из героинь у Вас больше общего и кто из них Вам понятнее и ближе? Какие образы Вам более импонируют — сильные и страстные или рафинированные и романтичные?
— Когда я готовлю ту или иную партию, я как бы сливаюсь с ней в нечто единое и нераздельное. Иначе зритель почувствует фальшь. Но если говорить об образах, которые мне наиболее импонируют, то мне ближе духовно сильные женщины. Но опера такой жанр, в котором присутствует мелодраматическая составляющая, без нее нельзя. Поэтому даже такая мощь, как в «Саломее», «Кармен», «Тоске», обязательно соседствует с любовной лирикой, утонченной романтикой, хрупкостью чувств. Вот почему до сих пор — либо в концертном исполнении, либо на оперной сцене — я не ухожу от образа моей любимой Татьяны из оперы «Евгений Онегин». Это была моя первая роль, которая менялась вместе со мной, становилась
другой, но не менее любимой.
— Вы исполняете одну из самых уникальных оперных партий — партию Саломеи в опере Рихарда Штрауса. Расскажите, как долго Вы к ней готовились? Какие чувства Вы испытали, впервые исполнив эту партию на сцене?
— Помню, что готовилась долго, это была сложная и тонкая работа. Партия Саломеи экстремально трудна в плане вокала, не менее трудна она и в драматургии раскрытия образа. Немецкий язык в этой партии рафинированно изысканный, местами вычурный, поскольку представляет собой перевод текста Оскара Уайльда, у которого английский всегда аристократически утонченный. Поэтому освоение текста партии Саломеи было предметом отдельной подготовки. И не забывайте о штраусовском оркестре из 120 человек! Исполнив впервые роль Саломеи, я почувствовала радость и гордость, но одновременно испытала и чувство какого-то душевного опустошения, как будто меня «вытряхнули» — всю до конца! Для меня партия Саломеи олицетворяет одну из вершин вокального мастерства. Я почувствовала, что к этой вершине приближаюсь, но еще ее не взяла. Наверное, буду достигать ее всю мою жизнь.
— Внук Рихарда Штрауса о Вашем исполнении партии Саломеи отозвался так: “Наверное, мой дед имел в виду Казарновскую, когда писал эту оперу”. Как Вы думаете, что бы сказал сам Штраус, если бы услышал Ваше исполнение “Саломеи”, и о чем бы Вы его спросили, если предположить, что Ваша встреча состоялась?
— Да, действительно, внук Рихарда Штрауса был щедр на комплименты, за что я ему признательна. Надеюсь, что и его великий дед мое исполнение бы одобрил. А о чем бы я его спросила? Думаю, что попросила бы написать для меня оперу на тему типа «Медеи» или «Клеопатры».
— Какие секреты “ухода” за голосом Вы используете?
— Во-первых, голос необходимо содержать в технически исправном состоянии, то есть продолжать совершенствовать технику и выразительную сторону вокала. В противном случае с возрастом можно утратить голосовые свежесть и красоту, обертоны начнут исчезать и звучание будет стариться вместе с тобой. Здесь есть некоторые секреты, но у каждого певца они свои, поскольку физиологическое строение у каждого из нас разное. Поэтому необходимо чаще слушать себя как бы со стороны и уметь «настраивать» свой голос так, как скрипач настраивает свой музыкальный инструмент.
Во-вторых, для любого артиста очень важен внутренний душевный настрой. Ведь когда у тебя депрессивное состояние, твой голос тут же реагирует на это, и как-то «раскачать» его практически невозможно. Так звучать, как тебе нужно, в подавленном состоянии голос твой не будет! Поэтому каждому вокалисту нужно умение зарядить себя положительными эмоциями слушанием хорошей музыки, чтением книг или общением с интересными людьми, и это важный момент в работе над своим голосом.
Ведь мы, певцы, носим свой «Страдивари» внутри себя, он неотъемлемая часть нашего духовного мира.
— В одном из интервью Вы сказали, что у обладателей сопрано и теноров существует природная предрасположенность к “истеричности характера”. Как в Вашей психофизике “уживаются” эротичность, “истеричность” и вообще чувственность?
— Надо заметить, что исторически премьерами в оперных спектаклях, особенно итальянских, были преимущественно сопрано и теноры, которые на сцене блистали техникой «бель канто», а в кулуарах сражались друг с другом за пальму первенства. Иногда эта борьба выплескивалась на сцену. Отмечен случай, когда тенор-премьер осмелился выдержать «до» третьей октавы дольше партнерши-сопрано, за что был ею укушен за ухо. Бесконечные разборки сопрано и теноров стали причиной появления многочисленных легенд и газетных статей о якобы повышенной их истеричности. Но я не могу назвать себя истеричной особой, поскольку умею держать себя в руках и не позволяю себе каких-либо выпадов в сторону коллег. Считаю, что умение взаимодействовать с партнером и находить общий язык даже в самых сложных ситуациях — показатель высокого профессионального уровня артиста.
— Каковы успехи возглавляемого Вами «Русского музыкального просветительского общества»?
— Жизнь состоит не только из успехов, но в большей степени из каждодневной малозаметной рутинной работы, которая предполагает преодоление каких-то «текущих» трудностей, решения повседневных задач, совершения каких-то маленьких трудовых побед. В этом свете у РМПО весьма серьезные задачи. Прежде всего, это просветительская деятельность в сфере музыкального искусства. У меня много проектов, связанных с воспитанием и поддержкой молодых исполнителей. Юным дарованиям важно верить в то, что они делают, и знать, что делают это правильно, они часто нуждаются в экспертном мнении опытных музыкантов. Наша поддержка тем более актуальна на фоне всеобщего равнодушия к классической музыке и той примитивной безвкусицы, которая воцарилась в телевизионной эстраде и поп-музыке.
Под моим художественным руководством вместе с Академическим колледжем при Московской государственной консерватории и при поддержке Министерства культуры РФ готовится постановка оперы Йозефа Гайдна «Аптекарь». Эта подготовка — часть процесса обучения, в ходе которого у молодежи появилась возможность получить сценической опыт пения с оркестром, работы с профессиональными педагогами, которые не только наставляют их по вокалу, но и дают им понимание того, что есть стиль исполнения, адекватный авторскому замыслу и характеру образа. Наблюдать за процессом их профессионального становления, за тем, как они едва ли не на глазах растут и постепенно из беспомощных «гадких утят» превра-
щаются в сильных лебедей, само по себе большое удовольствие. Ведь это абсолютно чистые, еще никем не испорченные голоса, которыми, образно говоря, можно писать на белом листе бумаги красивым почерком и получить впоследствии достойную восхищения рукопись.
Наше «Русское музыкальное просветительское общество» является идейным вдохновителем и организатором крупных культурно-просветительских музыкальных мероприятий, в том числе международных музыкально-театральных представлений и оперных гала-концертов. У нас есть масштабные проекты, предназначенные для профессионального обучения молодых певцов и приобщения молодежи к оперному искусству. Мы уверены в том, что гуманистическое оперное искусство будет способствовать обогащению внутреннего мира и расширению интеллектуальных горизонтов каждого человека.
Деятельность РМПО в конечном счете во многом зависит от времени и условий, в которых мы живем. Нынешнее состояние музыкальной культуры в нашем обществе не может не вызывать тревогу за ее будущее. Поэтому надеюсь найти понимание государственных инстанций по вопросам финансовой поддержки нашей музыкальной культуры. Ведь несмотря на разные преходящие факторы она по-прежнему определяется такими именами, как Пушкин, Глинка, Чайковский, Рахманинов, Шаляпин и другими великими представителями. Наша задача — сохранить ее для себя и будущих поколений.
