Научная статья на тему 'Интертекстуальная игра в романе Питера Акройда «The casebook of Victor Frankenstein»'

Интертекстуальная игра в романе Питера Акройда «The casebook of Victor Frankenstein» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
123
39
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
аллюзия / литературная игра / П. Акройд / алюзія / літературна гра / П. Акройд

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Е. В. Полховская

В статье рассмотрены виды интертекстуальной игры в романе Питера Акройда “The Casebook of Victor Frankenstein”. Изучено использование автором архитектонической аллюзии на известное произведение Мери Шелли.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Iнтертекстуальна гра в романi Пiтера Акройда «The Casebook of Victor Frankenstein»

У статті розглянуто види інтертекстуальної гри у романі Пітера Акройда “The Casebook of Victor Frankenstein”. Вивчено застосування автором архітектонічної алюзії на відомий твір Мері Шеллі.

Текст научной работы на тему «Интертекстуальная игра в романе Питера Акройда «The casebook of Victor Frankenstein»»

УДК 821.111

Е. В. Полховская (Симферополь),

кандидат филологических наук, доцент, заведующая кафедрой английской филологии факультета иностранной филологии ТНУ им. В.И. Вернадского

Интертекстуальная игра в романе Питера Акройда «The casebook of Victor Frankenstein»

Теория интертекстуальности дала импульс целому ряду исследований в области литературы. Выявление интертекстуальных связей позволяет глубже понять всю полноту замысла автора и является актуальным направлением литературоведческих изысканий. Данное исследование посвящено литературной интертекстуальной игре, на которой построен роман Питера Акройда «Случай Виктора Франкенштейна» [3]. Новизна работы обусловлена как новизной материала исследования, так и впервые выдвинутой концепцией относительно того, что в данном произведении интертекстуальная игра служит инструментом рефлексии и саморефлексии текста.

Сам роман - новая версия событий знаменитой истории о Франкенштейне, вышедшей из-под пера Мери Шелли. Как остроумно заметил критик Теренс Рафферти, обыгрывая сам сюжет и его римейк: "Peter Ackroyd knows a thing or two about raising the dead. His experiments in reanimation have been conducted entirely in the laboratory of literature, and his quick-witted new novel, "The Casebook of Victor Frankenstein", argues persuasively for the wisdom of that choice" [8].

Смысл литературной игры Акройда не лежит на поверхности. Сама игра полностью выстроена на аллюзии на литературных и исторических персонажей. Используя определение А.Л. Машковой, «Случай Виктора Франкенштейна» Акройда можно назвать архитектонической аллюзией, актуализируемой фоновыми знаниями читателя [2, c. 8].

С одной стороны, роман Акройда можно принять за возвращение к истокам - романтическому взгляду на искушения 19 века, к истории о молодом амбициозном ученом, одержимом желанием, подобно Прометею, вернуть огонь жизни в мертвое тело. Напомним, что герой Мери Шелли был примитивизирован

американским кинематографом (грандиозная кинематографическая традиция художественных и телефильмов, последний из которых готовится к релизу в 2013) и массовой литературой ("Dean Koontz's Frankenstein"). Только первый шестнадцатиминутный фильм Джея Сирла Доули «Франкенштейн» (1910) можно назвать нравственно-философской притчей о противостоянии чувства и рассудка. За ним последовали классические фильмы ужасов (самый знаменитый -«Франкенштейн» режисера Джеймса Уэйла 1931 г.), продолжения («Невеста Франкенштейна», «Сын Франкенштейна», «Призрак Франкенштейна» и т.д.), сборные ужасы, комедийные пародии, современные интерпретации («Франкенштейн Мери Шелли» (1994), «Новый Франкенштейн» (2004), «Франкенштейн» (2007)). Рафферти уверен, что Акройд оказал легенде о Франкенштейне услугу, возродив ее «интеллектуальный вес, эмоциональную напряженность, дух трагического идеализма» [8].

Писатель создает картину интеллектуальной жизни той эпохи, населяя роман историческими личностями (Хамфри Дейви, Перси Биши Шелли, Сэмюэль Тейлор Колридж и др.). Однако игровой, псевдо-правдоподобный характер этой картины чувствуется во многом: в имитации стиля романтической прозы XIX века, его излишне возвышенного регистра ("exulted in storms", "abode of an ardent spirit", "defile the human temple", "dark agent of desolation", "The moon is a great enchanter", "hail the sapphire ocean" ); в системе персонажей, в которую введены исторические личности; в намеренной хронологической путанице; в смещении акцента с основной идеи первоначального текста к постмодернистской множественности трактовок.

Композиционно и роман Мери Шелли, и роман Акройда используют прием «текст в тексте». Этот прием усложнен у Шелли: капитан Роберт Уолтон пишет сестре о своих путешествиях и о том, как он поднимает на борт истощенного путника, Франкенштейна, преследующего «демона» (0жтоп); в назидание другу Франкенштейн рассказывает о своей трагедии, об одержимости желанием проникнуть в тайны природы, прорвать границы жизни и смерти («pour a torrent of light into our dark world» [9, с. 46]), и как им был создан "demonical corpse", убивший в злобе на людей и своего создателя его брата Вильяма. В рассказ Франкенштейна вплетен рассказ самого монстра, история ненавидимого и гонимого людьми существа. Монстр желает, чтобы ему создали пару, но Франкенштейн, осознав губительность замысла, отказывается, что влечет за собой

убийство друга Генри Клерваля и невесты Элизабет. Повествование возобновляет Уолтон, и мы узнаем о смерти Франкенштейна и раскаянии монстра.

Акройд использует прием «текст в тексте» только в усеченном варианте. Повествование ведется от лица Виктора Франкенштейна. Герой Акройда окунается в бурлящую интеллектуальную атмосферу эпохи Романтизма. Жизнь сталкивает его с выдающимися людьми современности, учеными и поэтами, чей порыв - раздвинуть границы познанного: "The great experimenters are poets in their way. They are travelers in unknown realms. They explore the limits of the world" [3, с. 253]. Встречи будоражат ум юноши, уверовав в свою гениальность, избранность, отмеченность, он решает «прорубить свой путь к величию». Франкенштейн оживляет тело умершего от чахотки студента-медика, и ужасное творение преследует своего создателя, умерщвляя близких ему людей -первую жену Шелли, Харриет Вестбрук, служанку Марту, мальчишку-слугу Фреда. Лишь в конце романа мы узнаем из нескольких строчек от лица суперинтенданта Хокстонского приюта для неизлечимых душевнобольных, что это исповедь безумца.

Многие эпизоды у Акройда если и не повторяют события романа Шелли, то служат их отголоском (удушение невинных созданий, казнь непричастных к преступлению, раскаяние, болезненные состояния).

Мери Шелли вплела в свое произведение несколько мотивов своей эпохи: страстный порыв изведать тайны мира, меланхолического швейцарского пейзажа, благородного дикаря, который творит зло только в ответ на социальную несправедливость [5, с. 45]. Филип Стевик и Венди Лессер говорят еще о мотиве сна, пронизывающем все произведение, помогающем предвосхитить будущие несчастья героя [Цит. по 5, с. 46].

Писательница задумала свое произведение как типичную «историю о привидениях»: «It was commenced partly as a source of amusement, and partly as an expedient for exercising any untried resources of mind» [9, c. 1]. Роман был создан в одно дождливое лето в Швейцарии, когда Байрон в виде забавы предложил своеобразное состязание - написать страшную историю. В состязание включился даже личный врач Байрона - Джон Полидори - с рассказом о вампире, а девятнадцатилетняя Мери Шелли создала прославившею ее легенду о Франкенштейне, которая из «посредственной литературы стала универсальным мифом» [4, c. 163]. Идея Мери Шелли заключалась в демонстрации благородных

порывов души человека, пока он не изувечен социальной несправедливостью: "Everywhere I see bliss, from which I alone am irrevocably excluded. I was benevolent and good; misery made me a fiend. Make me happy and I shall again be virtuous." [9, c. 96]. Последний мотив звучит особенно сильно: "...I was benevolent; my soul glowed with love and humanity; but am I not alone, miserably alone? You, my creator abhor me; what hope can I gather from your fellow creatures, who owe me nothing? They spurn and hate me. The desert mountains and dreary glaciers are my refuge. I have wandered here many days; the caves of ice, which I only do not fear, are a dwelling to me, and the only one which man does not grudge. These bleak skies I hail, for they are kinder to me than your fellow beings. If the multitude of mankind knew of my existence, they would do as you do, and arm themselves for my destruction. Shall I not then hate them who abhor me? I will keep no terms with my enemies. I am miserable, and they shall share my wretchedness" [9, c. 96-97]. Шелли предостерегает, куда может завести любопытство и энтузиазм, видя обратную сторону научного прогресса, когда падший ангел превращается в злобного дьявола [9, c. 229]. Перед смертью герой рассуждает: "When I reflected on the work I had completed, no less a one than the creation of a sensitive and rational animal, I could not rank myself with the herd of common projectors. But this thought, which supported me in the commencement of my career, now serves only to plunge me lower in the dust. All my speculations and hopes are as nothing; and like the archangel who aspired to omnipotence, I am chained in an eternal hell" [9, c. 218-219]. Современные исследователи приписывают Мери Шелли пророческое предвидение аморальности науки. Сергей Бережной считает: «Шелли провела потрясающе точную грань между наукой и моралью. Наука - путь познания мира. Душа - символ непознаваемого в человеке. Мы отказываем в душе извергам и изуверам, потому что в их жестокости нет нравственной тайны. Они как камни, чей химический состав, структура и форма могут быть точно определены и воспроизведены. А душа - это средоточие добра, нравственной силы. Существо, собранное из мертвой плоти, не нашло этой силы в себе - и попыталось найти ее вне себя. наука, отрешившаяся от морали, обречена создавать чудовищ» [2].

Замысел романа Акройда разгадать непросто. Именно это и раздражает многих критиков. Даже Рафферти в своем благожелательном ревю называет эксперимент Акройда «постмодернистским Прометеем, осознающим свою попытку оживить то, что никогда не умирало» [8]. Критика Эндрю Моушена разочаровывает приукрашенный аутентичной деталью

магический пейзаж, который стал для писателя своеобразным клише, а также то, что Акройд со своими «нарративными трюками» - скорее «путаник», чем «творец». Моушен относит роман к произведением о двойничестве наподобие «Доктора Джекила и Мистера Хайда» [7]. МакВей подробно рассматривает сбивающие с толку нестыковки факта и вымысла, считая роман Акройда «альтернативной», или «секретной историей», ключ к разгадке которой неоправданно сводится к последним нескольким строчкам [6]. Роджер Бруниэйт полагает, что история Акройда более сосредоточена на духе места и времени и менее мелодраматична, чем оригинал. Критик находит совершенным разработку Акройдом романтического мотива одушевленной природы.

Ключом к пониманию героя Акройда является не только название книги ('the casebook" можно перевести как «история болезни»), а и сам тип наррации - от первого лица, то есть от лица ненадежного нарратора. Автором дано современное психологическое обоснование одержимости акройдовского героя идеей воскрешения (смерть любимой сестры подстегивает героя к новым экспериментам). Акцент перенесен на монстра в сознании человека, чья память - пространство для ошибки. Можно не согласиться с МакВеем относительно того, что автор не потрудился в разработке темы раздвоения личности, дав ключ к разгадке только в концовке и самом названии. Чувство соприсутствия другого существа появляется у героя еще в самом начале, когда после лекции об электричестве он совершает прогулку: "I had the most curious notion that someone else was running beside me. I could not see him, or hear him, but I was fully aware of his presence as I ran over a rough track. It could not have been my shadow because the moon was obscured behind clouds. It was some image, some phantasm - I scarely knew - which insisted on keeping up with my rapid strides [3, c. 23]. Виктору Франкенштейну снятся страшные сны: то он похоронен заживо с кем-то рядом, то стоит коленопреклонённый перед призрачным существом. То бродит по кричащим от боли камням мостовой. В театре ему чудится зловещий шепот за спиной, проклятия создателю монстра. Герой неоднократно впадает в беспамятство. Поведение Франкенштейна настораживает доктора Полидори, который, чтобы подтолкнуть героя к признанию, рассказывает историю о священнике, совершившим преступление в желании выйти за пределы добра и зла. Франкенштейн Акройда не смог уничтожить монстра в своей душе. Его последняя жертва -доктор Полидори, попытавшийся открыть страшную истину.

Игровой характер книги проявляется в ряде моментов:

- расхождение с сюжетом оригинала, что уже отмечалось выше;

- изменение хронотопа в сопоставлении с романом Шелли (основное действие в романе Акройда происходит в Англии, а не Швейцарии);

- выведение в качестве второстепенного персонажа самой писательницы, аллюзия на тот вечер, когда появилась идея произведения;

- введение персонажей не типичных для романтического произведения: так, кокни Фред Акройда (с его забавными фразами типа "Weeny, waxy, weedy") скорее напоминает диккенсовского Сэма Уэллера;

- искажение исторической истины и исторической хронологии. Так, знакомство Шелли с Харриет Вестбрук Шелли писатель относит к марту 1811 года, когда в действительности это был 1809, а отца Харриет он превращает из торговца в сапожника. Акройд переименовывает ряд персонажей (сестру Харриет из Элайзы - в Эмили, друга Шелли Томаса Джефферсона Хогга представляет Томасом, в то время, как его друзья называли Джеффом и т.д.). Кев МакВей приводит целый перечень таких неточностей и анахронизмов, недоумевая относительно их целесообразности [6].

- игра с именами собственными, цель которой - эффект обманутого ожидания. Так, имя студента, чье тело подверглось ужасному эксперименту

- Джек Кит (Jack Keat), что созвучно Джону Китсу (John Keats). Персонаж напоминает Китса и внешностью и биографией (с небольшими расхождениями в датах) - оба были конюхами, но стали учиться на хирурга, оба умерли от туберкулеза. При явной отсылке к Китсу, автор оставляет читателя в недоумении, зачем реанимировать именного его.

Таким образом, анализ литературной интертекстуальной игры в романе Акройда позволяет продемонстрировать то, как романтической наследие отрефлектировано современным автором, а также то, что игра, построенная на аллюзии, позволяет писателю акцентировать собственные идеи.

Литература

1. Бережной С. Отягощенные злом / Сергей Бережной // [Электронный ресурс] : Звездная дорога». - №1-3, 2003. - Режим доступа : http://barros.rusf.ru/article200.html.

2. Машкова Л.А. Литературная аллюзия как предмет филологической герменевтики / Л.А. Машкова // Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 1989. - 24 с.

3. Akroyd P. The Casebook of Victor Frankenstein / Peter Akroyd.

- L : Chatto and Windus, 2008. - 296 p.

4. Burgess A. English Literature / Anthony Burgess. - L. : Longman, 2000. - 278 p.

5. Harding D.W. The Character of Literature from Blake to Byron. / D.W. Harding // The Pelican Guide to English Literature. - L. : Penguin Books, 1967. - vol. 5. - P. 45-47.].

6. McVeigh K. The Casebook of Victor Frankenstein - Peter Ackroyd [Электронный ресурс] : Kev McVeigh. - September 17, 2011. - Режим доступа : http://performativeutterance.wordpress.com/2011/09/ 17/the-case-book-of-victor-frankenstein-peter-ackroyd.html.

7. Motion A. Frankenstein's frigging monster [Электронный ресурс] : The Guardian / Andrew Motion. - September 13, 2008. - Режим доступа: http:/www.guardian.co.uk/books/2008/sep/13/ peterackroyd.fiction

8. Rafferty T. Raising the dead [Электронный ресурс] : books review / Terrence Rafferty. - October 29, 2009. - Режим доступ : http:/ www.nytimes.com/2009/11/01/books/review/Rafferty_t.html

9. Shelley M. Frankenstein or The Modern Prometheus / Mary Shelley / With introduction by Wendy Lesser. - L. : Everyman's Library, 1992. - 231 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.