YAK 821.16 ББК (ш)80/84 63.2
Л.А. КАЛИНИЧЕНКО
L.A. KALINICHENKO
ИНТЕРТЕКСТ ПРОЗЫ 3. ПРИЛЕПИНА -ВЛИЯНИЕ Л.Н. ТОЛСТОГО
LEO TOLSTOY'S INFLUENCE AS IT IS SEEN IN THE PROSE INTERTEXTS BY Z. PRILEPIN
В статье рассмотрены основные аспекты интертекстуальности прозы современного российского писателя Захара Прилепина (на примере романов «Грех», «Патологии», «Санькя»). Описана специфика теории интертекста в современной литературе. Выделены области мировоззренческо-литературного языка З. Прилепина, в котором явно прослеживается влияние Л.Н. Толстого. Приведены примеры влияния работ Л.Н. Толстого в текстах З. Прилепина.
The main aspects of intertextuality in Zahara Prilepin" s prose, a today's well-known Russian writer, are considered in the article as exemplified in «Sin», «Pathology», «Sankya» novels. The author describes the special features of intertext theory in modern literature and defines the spheres of Prilepin's world outlook and literary language in which Lev Tolstoys influence can be clearly observed. The examples illustrating the influence of Tolstoy's work on Prilepin's texts are provided.
Ключевые слова: интертекст, мировоззренческо-литературный язык автора, аллюзии, жанровые особенности.
Key words: intertext, world outlook and literary language of the author, allusions, genre peculiarities.
В последние годы на слуху у большинства исследователей литературы такое понятие, как интертекст. И в этом нет ничего удивительного, поскольку на сам факт существования этого явления обратили внимание именно исследователи второй половины ХХ века. В постструктуралистическом направлении философии ХХ века сформировалась идея так называемой инет-ртекстуальности, согласно которой ни один текст не может возникнуть на пустом месте, он обязательно связан с уже имеющимися текстами.
Сегодня большинство работ современных исследователей, художников, писателей имеют отсылки, или так называемые «идейные заимствования», повторяющие или зачастую полностью дублирующие отдельные работы ранее известных авторов. В первую очередь это касается современной литературы. Не являются исключением и произведения современного русского писателя Захара Прилепина. Сочетая в себе необыкновенные художественные обороты и индивидуальную стилистику, они также являются продуктом текстовой интертекстуальности.
В данной статье нами анализируются сходства и пересечения как смысловой, так и интертекстовой составляющей работ З. Прилепина и классика русской литературы Л.Н. Толстого. Учитывая, что исследование интертекстуальности само по себе уже является на сегодня злободневным вопросом литературоведения, можем говорить о том, что наша статья имеет актуальный характер. Тем более ее актуальность возрастает, если учитывать, что творчество Захара Прилепина еще мало изучено отечественной наукой. По большому счету, его изучение ограничивается журнальными публикациями и рецензиями в сети Интернет. Следовательно, наша статья призвана в какой-то степени заполнить этот пробел.
Цель данной статьи - анализ интертекстуальности прозы современного российского писателя Захара Прилепина (на примере романов «Грех», «Патологии», «Санькя») в аспекте влияния на эти произведения творчества Л.Н. Толстого.
Прежде чем обратиться к непосредственному анализу произведений З. Прилепина, считаем нужным рассмотреть проблему интертекстуальности в современном литературоведении.
Понятие интертекстуальность (с фр. Intertextualite) предложила теоретик постмодернизма Юлия Кристева в 1967 году. Она рассматривает текст как сочетание двух осей, которое обеспечивается особыми кодами: зависимыми между собой информационными контекстами и ссылками на них.
Вертикальная ось объединяет текст с другими текстами, а горизонтальная - автора и читателя тестового сообщения. Единство этих осей указывает на тот факт, что любой текст и каждое его прочтение зависят от предыдущих кодов. В связи с этим Ю. Кристева утверждает, что любой текст является интертекстом и результатом других дискурсов [5].
В 1968 году Р. Барт провозгласил концепции «death of the author» (смерть автора) и «birth of the reader» (рождение читателя). Изучая интертекстуальность с семиотической точки зрения, он предложил каноническое толкование интертекста. Основополагающим для этого толкования является утверждение, что каждый текст является интертекстом, остальные тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее распознанных формах: интертекст - это «текст в тексте» [1, с. 168].
Отдельную ценность для исследования интертекстуальности в современной литературе имеют идеи отраженные в работах М. Риффатера. Он рассматривает категорию интертекстуальности на основе семиотического треугольника Фреге. Вершины этого треугольника соответствуют тексту, интертексту, интерпретанту [20, с. 135].
Основополагающими для трактовки категории интертекстуальности следует считать все же не исследования постструктуралистов, а работы М. Бахтина, который утверждал, что «всякое слово (текст) является определенным сечением других слов (текстов), где можно прочитать еще другое слово», что «любой текст строится как мозаика цитации, любой текст является продуктом всасывания и трансформации любого другого текста» [3].
Подытоживая изложенное, можно обобщить существующие подходы к определению интертекстуальности следующим образом. Интертекстуальность - это:
1) взаимодействие большого количества текстов друг с другом в определенном произведении, которое выступает по этим текстам как целое относительно части [3, с. 317];
2) составная часть широкого родового понятия - смысл произведения полностью или частично формируется через ссылку на другой текст, который можно найти в творчестве того же автора, в смежном дискурсе или в литературе предыдущих лет [13, с. 12].
Итак, интертекстуальность - это разносторонняя связь текста с другими текстами по содержанию, жанрово-стилистическим особенностям, структуре, формально-знаковым выражениям.
Проза Захара Прилепина, несмотря на явную принадлежность к постмодерной эстетике, пропитана идеализированным образом «русского человека», который остается наиболее востребованным со времен М. Горького, А. Куприна, Л.Н. Толстого. Наиболее перспективным в плане нашего исследования представляется анализ интертекстуальной составляющей работ З. Прилепина и Л.Н. Толстого.
Л.Н. Толстой за свою долгую и плодотворную жизнь оставил после себя большое творческое наследие. И, хотя его в первую очередь воспринимают как художника слова, в то же время творчество писателя, бесспорно, наполнено глубоким философским смыслом. Так, известный русский мыслитель
Л. Шестов решительно выступал против тех, кто не считал Л. Толстого философом: «Сказать о гр. Толстом, что он не философ, значит отнять у философии одного из выдающихся ее деятелей» [19, с. 217].
Такую неоднозначность восприятия собственного творчества и мировоззрения понимал даже сам Л. Толстой и потому указывал: «Одни - либералы и эстетики - считают меня сумасшедшим или слабоумным вроде Гоголя, другие - революционеры, радикалы - считают меня мистиком, болтуном, чиновники считают меня за злостного революционера, православные считают меня за дьявола» [18, с. 37].
Толстой свято верил в действенность нравственного совершенствования людей и большое внимание уделял именно распространению идей морально-этического содержания. В произведении «Анна Каренина» он устами своего героя Левина уверенно рассуждает: «Положение всего народа полностью должно измениться. Вместо бедности - общее богатство, изобилие, вместо вражды - согласие и связь интересов. Одним словом, революция бескровная, но величайшая революция, сначала в маленьком кругу нашего уезда, потом губернии, России, всего мира. Потому что справедливая мысль не может не быть плодотворной» [14, с. 424].
Примечательно, что спустя столетия вслед за Л.Н. Толстым З. При-лепин в романе «Санькя» рассуждает устами эпизодичного героя Аркадия Сергеевича: «Россия не вынесет еще одной ломки - сама разломится на части - и уже никаким совком ее не собрать тогда. Что еще держит всю это громадину на полконтинента, посуди сам? Ни общего Бога, ни веры в будущее, ни общих надежд, ни общего отчаянья - ничего нет, ни одной скрепы! Только власть! Да, да, Саня, вижу твое негодование. - Саша в это время любовно смотрел на бутерброд с икрой. - Но это правда. Дурная, косноязычная, лживая - но все-таки хоть немного русская, хоть чуть-чуть вменяемая. Там хорошие есть мужики, Саня, они все понимают, все. Мужики, которые колхозы поднимали своими руками, заводы возводили - вот те самые, старой закваски - они все постепенно вернулись во власть. Они потихоньку, понемногу выправят все, вылезут из ухабины и нас вывезут, Саня...» [11, с. 162].
Роман «Санькя» имеет боле революционное, более протестное измерение, чем произведения Л. Толстого. В нем присутствуют характерные лейтмотивы героя-бунтаря, революционера, маргинала. Главный герой, вопреки своей антисоциальной натуре, остается честным перед самим собой и перед читателем: «Гадкое, нечестное и неумное государство, умерщвляющее слабых, давшее свободу подлым и пошлым, - отчего было терпеть его? К чему было жить в нем, ежеминутно предающим самое себя и каждого своего гражданина? Саша до сих пор не злился, не испытывал злобы, просто делал то, что считал нужным. О достижении власти никогда не думал всерьез, власть его не интересовала, он не знал, что с ней делать. К деньгам относился просто. Тратил их, если были» [11, с. 69].
Вышеуказанная проблема наиболее детально раскрывается в романе Захара Прилепина «Грех». Роман состоит из семи рассказов и невольно напоминает автобиографическую трилогию Л.Н. Толстого «Детство» - «Отрочество» - «Юность». То есть в этом случае мы имеем уже не просто аллюзии на уровне сюжета, а и определенное совпадение жанровых форм.
Однако, в отличие от автобиографической трилогии Л.Н. Толстого, сюжетно-фабульная основа романа «Грех» З. Прилепина построена не на возрастных этапах развития человека, а совпадает с судьбоносными периодами в жизни главного героя. В одноименном рассказе «Грех» автор описывает детство главного героя, становление его личности и нравственных ценностей. В рассказах «Какой случится день недели», «Шесть сигарет и так далее», «Ничего не будет» автор раскрывает особенности последующей семейной жизни главного героя романа.
Стоит обратить внимание и на такой аспект: абсолютизируя принцип ненасилия, Л. Толстой после убийства народовольцами Александра II (1 марта 1881 г.) обращается с письмом к Александру III и просит царя помиловать революционеров, считая, что этим актом царь лишь укрепит свой авторитет, морально обезоружит террористов [8, с. 52-53]. Утопичность такого подхода не вызывает сомнения.
Именно о подобной утопии повествует и З. Прилепин в романе «Сань-кя», не осуждая, а скорее, поощряя действия «союзников»: «То же самое благое умение - видеть все будто в первый раз - Костенко проявлял и в своих философских книгах, но там так мало осталось от ребенка... Там вовсе не было доброты. В них порой сквозило уже нечто неземное, словно Костенко навсегда разочаровался в человечине, и разочаровался поделом. Он умел доказывать свои разочарования. И пока «союзники» мечтали лишь о том, чтобы сменить в стране власть, гадкую, безнравственную, лживую, Костенко пытался думать лет на двести вперед как минимум. Что-то ему виделось там чудесное. Ах, да, чуть не забыл - не чудесное, а - великолепное и чудовищное. Очертания этого он пытался постичь» [11, с. 93].
В романе Толстого «Война и мир» мотивировкой солдат французской армии к уничтожению русских служат стремления к победе любым путем, и прежде всего - путем кровопролития: «Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки - голодные, оборванные и измученные походом, -в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что вино откупорено, и надо выпить его. Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо» [15, с. 126].
Вслед за Л.Н. Толстым и З. Прилепин описывает агрессию и животную жажду людей к убийству: «Его ведь убить надо, - сказал Саша устало. -Надо, - спокойно ответил Рогов, они с Матвеем нагрянули в гости. Сидели за столом, пили чай. Матвей прихлебывал кипяточек, смотрел на парней, щурясь. Когда Саша произнес «убивать», Матвей остановился на нем взглядом, словно взвешивая, насколько серьезно это было сказано» [11, с. 125].
Подобно Л.Н. Толстому, Захар Прилепин описывает войну победителей и побежденных, уделяя большее внимание исходу, тотальному разрушению, негативному влиянию войны. В своем рассказе «Хаджи-Мурат» Лев Толстой дает следующее определение войны: «Война представлялась ему только в том, что он подвергал себя опасности, возможности смерти и этим заслуживал и награды, и уважение и здешних товарищей, и своих русских друзей. Горцы представлялись ему только конными джигитами, от которых надо было защищаться» [16, с. 142].
Во время боевого столкновения герой романа Прилепина «Патологии» как бы проматывает события в своей голове, комментируя увиденное своими глазами: «Готовый зарыдать, заорать, расколоться на глиняные черепки, останавливаюсь.
Падаю на пол, выискивая взглядом Саню, и нахожу его, прижавшегося к стене спиной, сидящего на корточках в грязной воде, озирающегося по сторонам, и кажется, видящего людей готовых его убить» [10, с. 174].
Далее следует отметить сходство философии фатализма у Л.Н. Толстого и З. Прилепина. Толстой видит эту категорию так: «.ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и <...> влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное» [15, с. 150].
Похожие размышления находим и в романе «Грех» Захара Прилепина: «"Как все правильно, Боже мой! - повторял светло. - Как правильно, Боже мой! Какая длинная жизнь предстоит! Будет еще лето другое, и тепло еще будет, и цветы в руках..." Но другого лета не было никогда» [9, с. 29].
Также важно отметить роман З. Прилепина «Патологии», в котором поднимаются темы войны и мира, человека и жизни, места военного человека в гражданской жизни, а точнее - его отсутствия. Согласно биографическим данным, в 1996 и 1999 годах З. Прилепин принимал участие в боевых действиях в Чечне. Именно этот факт и привносит ясность в понимание схожести работ З. Прилепина и Л.Н. Толстого.
Отметим также сходство взглядов Л. Толстого и З. Прилепина на исход войны: «Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: "Довольно, довольно, люди. Перестаньте... Опомнитесь. Что вы делаете? "» [15, с. 150].
Так же, как и Л.Н. Толстой, З. Прилепин не ищет войне оправданий, он ищет ее конца: «Начинает моросить дождь. Холодно и жутко. «Зачем я все-таки сюда приехал?.. <...>» Пробую подумать о доме, о Святом Спасе» [10, с. 15].
Хотя Егор Ташевский З. Прилепина и Андрей Болконский Л.Н. Толстого - персонажи, разные по социальному положению и мировоззрению, они имеют схожие черты характеры. Как и для Андрея Болконского, для Егора Ташевского не возникает вопроса о необходимости ведения войны. Подобно Андрею Болконскому, который утверждает: «Враг пришел на мою землю, и я должен уничтожить его», Егор Ташевский видит цель битвы не только в победе, но и в самой борьбе: «Получив сильнейший разряд ужаса, усилием всех мышц тела срываюсь с места, чувствуя спиной, как кусок земли, где я лежал, штопает из автомата стреляющий враг» [10, с. 124].
Важно также отметить сходное отношение героев произведений Л.Н. Толстого и Захара Прилепина к смерти. Л.Н. Толстой писал: «Когда мы умираем, то с нами может быть только одно из двух: или то, что мы представляли собой, перейдет в другое отдельное существо, или мы перестанем быть отдельными существами и сольемся с Богом. Будет ли одно или другое - в обоих случаях нечего бояться» [17, с. 387].
В романе «Грех» З. Прилепина находим аллюзию к данному высказыванию: «Вова, ты никогда не думал... что каждый год... ты переживаешь день своей смерти? - спросил я. Может быть, он сегодня? Мы каждый год его проживаем, Вова!» [9, с. 121].
В произведении «Война и мир» Л.Н. Толстого смерть олицетворяет дорога, где можно «умереть - значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику» [15, с. 265]. У З. Прилепина смерть находит несколько сходное отражение в рассуждениях главного героя романа «Сань-кя»: «Вы, наверное, дико боитесь смерти, - вдруг сказала Верочка злым, предслезным голосом. - Умерла она, ваша Россия, это всем вменяемым людям ясно. Что вы за нее цепляетесь? Вы что, не знаете, что иногда все умирает? Человек, собака, крыса - они умирают! Умирают!» [11, с. 198].
Таким образом, как для героев Л. Толстого, так и для героев З. Приле-пина смерть является своеобразным освобождением - переходом или в другое тело, или, в идеале, слиянием с Абсолютом, жизнь является же своеобразным подготовительным этапом для достижения райского блаженства (тоже в идеале).
Проанализировав особенности интертекста прозы З. Прилепина, можем выделить следующие области мировоззренческо-литературного языка современного автора, в котором явно чувствуется влияние Л.Н. Толстого:
- проблема революции, социального бунта, места человека в современном обществе: наиболее важным моментом в работах З. Прилепина является самоанализ героем его жизни, поступков, действий. Вслед за Л.Н. Толстым З. Прилепин пытается заставить героя рассуждать о месте и времени своего существования, о своей роли в той или иной ситуации, о своей значимости;
- проблема войны: как для Л.Н. Толстого, так и для З. Прилепина описание военных действий является в большей степени автобиографическим. Вслед за Л.Н. Толстым З. Прилепин не критикует, не противоречит правде войны, описывая военные действия с высокой степенью детализации, он приводит реальный пример всего многообразия негативных красок и жестокости;
- отношение к смерти: герои Л.Н. Толстого и З. Прилепина не боятся смерти как таковой, за ней они видят только лишь конец определенного пути, отчерченного им судьбой. В романах «Санькя» и «Грех» Прилепин почти вторит произведениям Л.Н. Толстого («Детство. Отрочество. Юность» и «Война и мир») в плане отношения к смерти и к жизни как определенному временному отрезку.
Таким образом, в результате проведенного исследования можем утверждать, что общими для Льва Николаевича Толстого и Захара Прилепи-на являются тема борьбы человека с самим собой, проведение глубинного самоанализа своих действий, сопоставление собственных переживаний и эмоций с идейными позициями главных героев.
Литература
1. Барт, Р. Лингвистика текста [Текст] / Р. Барт // Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики : сб. статей. - М. : Эдиториал УРСС, 2001. -С. 168-176.
2. Барт, Р. От произведения к тексту [Текст] / Р. Барт // Избр. работы: Семиотика. Поэтика. - М. : Знание, 1994. - 594 с.
3. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М.М. Бахтин. - М. : Искусство, 1979. - 444 с.
4. Воробьева, О.П. Текстовые категории и фактор адресата [Текст] / О.П. Воробьева. - К. : Высшая школа, 1993. - 199 с.
5. Кристева, Ю. Избр. труды: Разрушение поэтики [Текст] / Ю. Кристева. -М. : Астрель, 2004. - 704 с.
6. Лотман, Ю.М. Семиосфера [Текст] / Ю.М. Лотман. - СПб. : Искусство, 2001. -704 с.
7. Налимов, В.В. Вероятностная модель языка [Текст] / В.В. Налимов. - М. : Наука, 1979. - 303 с.
8. Полтавцев, А.С. Философское мировоззрение Л.Н. Толстого [Текст] / А.С. Полтавцев. - СПб. : Высшая школа, 1974. - 153 с.
9. Прилепин, З. Грех: роман в рассказах [Текст] / З. Прилепин. - М. : Вагриус, 2008. - 256 с.
10. Прилепин, З. Патологии [Текст] : роман / З. Прилепин. - М. : Ад Маргинем Пресс, 2008. - 352 с.
11. Прилепин, З. Санькя [Текст] : роман / З. Прилепин. - М. : Ад Маргинем Пресс, 2008. - 368 с.
12. Прилепин, З. Черная обезьяна [Текст] : повесть / З. Прилепин. - М. : АСТ: Астрель, 2011. - 285 с.
13. Смирнов, И.П. Порождение интертекста: Опыт интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака [Текст] / И.П. Смирнов. -СПб. : Образование, 1997. - 59 с.
14. Толстой, Л.Н. Анна Каренина [Текст] // Толстой Л.Н. Собр. соч. : в 14 т. Т. 8 и 9. - М. : Художественная литература, 1953.
15. Толстой, Л.Н. Война и мир [Текст] : кн. 2. Т. 3 и 4 / Л.Н. Толстой. - М. : АСТ, 2005. - 736 с.
16. Толстой, Л.Н. «Хаджи-Мурат». Повести [Текст] / Л.Н. Толстой. - М. : Художественная литература, 1976. - 318 с.
17. Толстой, Л.Н. Путь жизни [Текст] / Л.Н. Толстой. - М. : Республика, 1993. -431 с.
18. Толстой, А.Н. Собрание сочинений [Текст] : в 22 т. / А.Н. Толстой. - М. : Художественная литература, 1978-1985. - Т. 19. - 879 с.
19. Шестов, Л. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше: философия и проповедь [Текст] / Л. Шестов // Л.Н. Толстой: pro et contra: Личность и творчество Льва Толстого в оценке русских мыслителей и исследователей: антология / сост. К. Исупов. - СПб.: РХГИ, 2000 - 981 с.
20. Riffatere, M. Semiotique intertextuelle: I'interpretant [Text] / M. Riffatere // Revue d'Esthetique. - 1972. - № 1-2. - Р. 108-150.