Научная статья на тему 'Интертекст «Четьих-Миней» в рассказе Л. Н. Толстого «Алеша Горшок»'

Интертекст «Четьих-Миней» в рассказе Л. Н. Толстого «Алеша Горшок» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
530
137
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
«ЧЕТЬИ-МИНЕИ» / ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ / АГИОГРАФИЧЕСКИЕ ТОПОСЫ / СВЯТОСТЬ / ОКОЛОТЕКСТОВОЕ ПРОСТРАНСТВО / “CHETJI-MINEI” / INTERTEXTUALITY / HAGIOGRAPHIC TOPOI / HOLINESS / CONTEXT

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Терешкина Дарья Борисовна

В статье рассматривается минейный интертекст в рассказе Л.Н. Толстого «Алеша Горшок». Агиографические топосы в изображении жизни героя от рождения до смерти, маркеры присутствия текста «Четьих-Миней» в виде имен второстепенных персонажей, сюжетных и мотивных совпадений создают многослойность содержания произведения, расширяют его идейное значение.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE INTERTEXT OF THE “CHETJI-MINEI” IN THE STORY BY LEO TOLSTOY “ALYOSHA-THE-POT”

The article discusses the intertext of the “Chetji-Minei” in the story by Leo Tolstoy “Alyosha-the-Pot”. The author depicts the character’s life from birth till death with the help of hagiographic topoi. Allusions to the “Chetji-Minei” in the story (names of minor characters, coincidences in the plot line and motifs) make the story more intricate, expand its ideological value.

Текст научной работы на тему «Интертекст «Четьих-Миней» в рассказе Л. Н. Толстого «Алеша Горшок»»

Д.Б. Терешкина

Интертекст «Четьих-Миней» в рассказе Л.Н. Толстого «Алеша Горшок»

В статье рассматривается минейный интертекст в рассказе Л.Н. Толстого «Алеша Горшок». Агиографические топосы в изображении жизни героя от рождения до смерти, маркеры присутствия текста «Четьих-Миней» в виде имен второстепенных персонажей, сюжетных и мотивных совпадений создают многослойность содержания произведения, расширяют его идейное значение.

Ключевые слова: «Четьи-Минеи», интертекстуальность, агиографические топосы, святость, околотекстовое пространство.

Агиографические традиции многих из произведений Л.Н. Толстого уже обнаружены и описаны исследователями. В творчестве великого писателя немало текстов, ориентированных на житийную традицию. Рассказ «Алеша Горшок» (создан в конце февраля 1905 г. [9, с. 499]) входит в их число. Однако это небольшое произведение, сразу после выхода из печати завоевавшее всеобщее признание и самые хвалебные отзывы (впервые рассказ был напечатан в «Посмертных художественных произведениях Л.Н. Толстого» в 1911 г.)1, содержит гораздо более многослойный интертекст - минейный, т.е. восходящий к «Четьим-Минеям», корпусу повествовательных агиографических текстов, расположенных по дням памятей святых и праздников церковного года. Рассказ об Алеше Горшке шире, чем житийное изображение пути праведника; на уровне аллюзий, имен, дат, прозвищ, тематических и мотивных элементов в него включены другие тексты агиографического круга, составляющие минейный интертекст рассказа.

Рассказ об Алеше Горшке представляет собой контаминацию житий праведника и юродивого.

1 Александр Блок записал в дневнике за 13 ноября 1911 г.: «Гениальнейшее, что читал, - Толстой - "Алеша Горшок"» [2, с. 87]. Д.С. Святополк-Мирский, высоко оценивший рассказ, писал, что «Алёша Горшок» «произведение редкого совершенства, апофеоз святого дурачка, который сам не понимает своей доброты. На пяти-шести страницах рассказана история крестьянского мальчика, который всю жизнь на всех работал, но в простоте душевной и кротком смирении (непротивлении) познал тот внутренний свет, ту чистоту совести и совершенный покой, который был недостижим для всё сознающей, рациональной, беспокойной души Толстого» [6]. Сам писатель оценивал рассказ весьма скептически. В своем дневнике Л.Н. Толстой пишет: «Нынче 28 февраля 1905. Ясная Поляна. Писал «Алешу», совсем плохо. Бросил» [10, с. 210].

ш Имя героя отсылает к самому популярному тексту жития византийского ^ святого - Алексея человека Божия (IV - нач. V вв.) [4], обнаруживая § сходства не только в именовании героя Л. Толстого, тезоименитого вели-Ц кому святому, но и во множестве деталей и сюжетных мотивов. Алексей & человек Божий носит церковное полное имя, означающее «защитник». Алеша Горшок за всю жизнь не удостоился полного именования (был сначала Алешкой, потом Алешей, и все Горшком) - и не нуждался в имени Алексей, да и вряд ли слышал его по отношению к себе. В возрасте шести лет Алексей Божий человек начал изучать грамоту; Алеше Горшку грамота не давалась - он и молитвы не мог запомнить; как его мать учила, он забыл, а все-таки молился и утром и вечером - молился руками, крестясь [9, с. 198], в шесть лет начав работать наравне со взрослыми. Мотив неудачи в освоении грамоты отсылает к еще одному популярнейшему на Руси житию - Сергия Радонежского. Сергию было дано свыше постижение грамоты после видения - встречи со старцем; святой стал одним из самых прославленных русских преподобных. Алеша Горшок так и не смог стать грамотным, и Слово Божие словно перешло у него в дело. Вместо молитвенного утешения он служил людям работой и готовностью помочь во всем, к чему он был способен. Как свой великий тезка, всю свою жизнь раздававший милостыню (даже то, что ему, как нищему, в виде милостыни подавали), Алеша Горшок милостыней своей сделал служение ближним. Точно был безответный, на все дела его посылали, и все он делал охотно и скоро, без останова переходя от одного дела к другому. И как дома, так и у купца на Алешу наваливались все работы. Чем больше он делал, тем больше все на него наваливали дела. <... > Только и слышно было "Сбегай, брат", или: "Алеша, ты это устрой.

- Ты что ж это, Алешка, забыл, что ль? - Смотри, не забудь, Алеша". И Алеша бегал, устраивал, и смотрел, а не забывал, и все успевал, и все улыбался [9, с. 197].

Радость становится главным чувством восприятия Алешей мира. Улыбается он не как слабоумный, потому что они бывают сумрачными и замкнутыми; улыбка Алеши основана на приятии мира и добросердечном послушании и смирении (Всегда он был весел. Ребята смеялись над ним; он молчал либо смеялся. Если отец ругал, он молчал и слушал. И как только переставали его ругать, он улыбался и брался за то дело, которое было перед ним [Там же, с. 196]). Алеша словно реализует ту модель христианского поведения (сам не зная про это), которая к каждому человеку

- ближнему и дальнему - применяет одну форму обращения: «радость моя». Смирение, приятие мира предполагает прежде всего радость бытия («Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите» (1 Сол.

5:16-18). Алеша Горшок, не умеющий вербализовать свои чувства по ш х отношению к другим, словно подтверждает этимологическую близость ¡5 | слова радость с понятием радеть, в котором помощь ближнему сопря- 1 жена прежде всего с бескорыстной любовью к нему. §

Алексей человек Божий добровольно отрекся от своего высокого © по рождению статуса, ушел из отцовского дома, принял на себя вид юродствующего, терпя лишения и поругания на чужой стороне. Алеша Горшок - «юродивый», «дурачок» по рождению. Житийный контекст подкрепляется фольклорным представлением о младшем в семье сыне как об Иване-дураке, простодушном, глуповатом, благодарным жизни и окружающим. Актуализированное в рассказе именование дурак прямо отсылает к понятию юродивый, в русском сознании синонимичному («Божий человек» - дурак, блаженненький, юродивый, Христов человек, юрод, дурачок, юродивец, блаженный). Умственная ограниченность Алеши подчеркивается его прозвищем; в русских фразеологизмах закрепилось выражение голова как пустой горшок.

Путем именной аллюзии и детали, перешедшей в прозвище, в контекст рассказа об Алеше Горшке входит еще одно житие святого - Иоанна Большого колпака, юродивого XVI в., широко почитавшегося не только в Москве, где он подвизался, но и во всей Руси. Горшок - прозвище, данное Алеше во младенчестве; оно объясняется автором эпизодом, послужившем лишь поводом к образованию прозвища (Прозвали его Горшком за то, что мать послала его снести горшок молока дьяконице, а он споткнулся и разбил горшок. Мать побила его, а ребята стали дразнить его "Горшком". Алешка Горшок - так и пошло ему прозвище [9, с. 196]).

На самом деле прозвище Алеши отражает его мирскую сущность, поскольку с горшком в повседневной жизни славян связаны множественные архетипические смыслы. Горшок связан с символикой печи и земли, представляется вместилищем души и духов. Горшок антропоморфен - части его называются так же, как органы человеческого тела (горло, ручка, носик). Примечательно, что зафиксированная В.И. Далем загадка-притча о горшке звучит как «свернутая» «Четья-Минея»: сравнение этапов «жизни» горшка как основного предмета домашней утвари с эпизодами житий наиболее почитаемых православными святых придает образу высшую степень уподобления человеку в его последовательной («минейной») судьбе («Взят от земли, яко Адам; ввержен в пещь огненну, яко три отрока; посажен на колесницу, яко Илия; везенъ бысть на торжище, яко Иосиф; куплен женою за медницу, поживе труженикомъ в огне адском и надсадися; облеченъ бысть в пестрые ризы, и нача второй

ш век житии; по одряхлении же разсыпася, и земля костей его не при-^ емлет») [3, с. 383]. «Параллелизм между судьбой человека и горшком § проявляется в обрядах битья посуды, отмечающих переломные моменты Ц в жизни человека (рождение, свадьба, похороны)» [11]. & Сема «горшок» актуализируется в тексте рассказа в упоминании о том, что кухарка Устинья оставляла Алеше в горшке кашу с маслом, потому что он никогда не успевал к обеду, за обилием дел и поручений. Примечательным оказывается изображение смерти Алеши: Говорил он мало. Только просил пить и все чему-то удивлялся [9, с. 200]. У некоторых славянских народов был обычай в гроб ребенку ставить кувшин с молоком, а взрослым - горшок с водой. «В Пинском уезде за гробом несли в горшке освященную воду, которой окропляли могилу, остатки воды там же выливали, а сам горшок, перевернув вверх дном, ставили в головах покойника сверху могилы для того, чтобы ему на "том свет"» было чем пить воду» [11]. Умирающий Алеша Горшок просил пить, словно не успев наполниться за свою недолгую жизнь. Лишенный большого ума от природы, он был обездолен и по воле людей, которым он всю свою жизнь служил. В рассказе это единственное упоминание о просьбе Алеши - все остальное время он исполнял чужие просьбы и требования. Прозвище Горшок отсылает также к одному из наиболее распространенных топосов житий преподобных: «сосуд избран» [7, с. 452-455]. Высокое именование вместилища Святого Духа преобразовано в простонародное «горшок», но агиографическая аллюзия слишком прочна, чтобы не предполагать в малоумном Алеше эту избранность.

Мотив неудавшейся женитьбы Алеши вновь отсылает к житию Алексея человека Божия. В день обручения святой оставил свою молодую жену, так и не ставшую ему супругой по плоти. Алешу Горшка лишает женитьбы отец, и Алеша покоряется отцовской воле, оставаясь девственником не по призванию, а по смирению. Кухарка, на которой думал жениться Алеша, недаром носит имя Устинья: святая с таким именем (конец III - нач. IV вв.) прославлена вместе со своим праведным мужем Киприаном (память обоим празднуется 2 октября по ст.ст.), с которым она жила в духовном браке, как сестра с братом, отказавшись от богатого жениха-язычника. Именно с Устиньей у Алеши Горшка произошло величайшее для него открытие в жизни - осознание реальности христианской любви, хоть он, в силу своей умственной отсталости, и не мог найти названия этому чувству: ...он, к удивлению своему, узнал, что, кроме тех отношений между людьми, которые происходят от нужды друг в друге, есть еще отношения совсем особенные: не то чтобы нужно было человеку вычистить сапоги, или снести покупку, или

запрячь лошадь, а то, что человек так, ни зачем нужен другому человеку, ш х нужно ему послужить, его приласкать, и что он, Алеша, тот самый ¡5 человек [9, с. 198]. Счастье принесло ему это открытие. Это счастье не 1 омрачилось невозможностью быть Алеше вместе с Устиньей с женой, и даже это Алеша Горшок принимает с благодарностью, говоря © перед смертью утешавшей его Устинье: Спасибо, Устюша, что жалела меня. Вот оно и лучше, что не велели жениться, а то бы ни к чему было. Теперь все по-хорошему [Там же, с. 200].

Агиографический топос «худых риз» [7, с. 474-477] реализуется в рассказе в описании того, как плохо был одет Алеша Горшок. Это был не добровольный отказ от статусного вида во имя Христа, как в случае с Алексеем человеком Божиим; Алеше даже нравилось надевать что-нибудь приличное. Так было с одеждой, оставшейся от брата, после которого Алеша нанимался к купцу в работники (Алеше дали сапоги братнины старые, шапку отцовскую и поддевку и повезли в город. Алеша не мог нарадоваться на свою одежду, но купец остался недоволен видом Алеши [9, с. 196]), и с красной вязаной курткой, которую Алеша купил себе на скопленные мелкие деньги, подаваемые ему на праздниках (Когда он собрал два рубля этих денег "начайных", то купил, по совету кухарки, красную вязаную куртку, и когда надел, то не мог уж свести губы от удовольствия [Там же, с. 198]). Сапоги он вскоре разбил от постоянной беготни, и хозяин разбранил его за то, что он ходил с махрами на сапогах и голыми пальцами [Там же, с. 197]. Босоногость - еще один внешний признак юродства, как и отсутствие внешней красоты. Алексей человек Божий, обрекший себя на добровольные лишения, со временем утратил красоту, весь свой прежний облик. Алеша Горшок от природы смешон: Алешка был малый худощавый, лопоухий (уши торчали, как крылья), и нос был большой. Ребята дразнили: "УАлешки нос, как кобель на бугре" [Там же, с. 196]. Портрет главного героя словно подчеркивает мысль о том, что любить Алешу можно было только за его душу; всего остального он был лишен.

Рассказ о старшем брате Алеши состоит лишь из трех упоминаний: от него достаются Алеше ношеные вещи; Семен своей работой заслужит уважение купца (Я думал, и точно человека заместо Семена поставишь, - сказал купец, оглянув Алешу. - А ты мне какого сопляка привел [Там же]); важно также сообщение о том, что Семена забрали в солдаты (что тогда было почти равносильно его смерти для родных). Тем не менее в скупом обозначении вех биографии старшего брата героя оказывается «свернутой» его судьба, подкрепленная минейной семантикой. С именем Симеон связаны жития нескольких святых, но самой устойчивой для

ш имени (означающего «услышанный (Богом)») становится ассоциация ^ с Симеоном Богоприимцем. Далекие, но прочные аллюзии связывают § образы святого и героев рассказа. Алеша пришел на смену ушедше-Ц му брату, принял его одежды, словно охраняемый им в его отсутствие & (Симеон Богоприимец почитается как покровитель младенцев, каким Алеша, в общем, был всю свою жизнь), смирился с ролью поругаемого - и победил людские сердца любовью, кротостью, готовностью к бескорыстной помощи.

Умирает Алеша рано. Срывается с крыши, чистя снег. Все тело его болело, а он все говорил ничево и заботился о батюшке и о том, что хозяин обидится. Принимает смерть смиренно - но не может это выразить так, как истинные святые, а на вопрос Устюши: Что же, али помирать будешь? отвечает просто, как бы оправдываясь: А то что ж? Разве всё и жить будем? Когда-нибудь надо. Молился он с попом только руками и сердцем. А в сердце у него было то, что как здесь хорошо, коли слушаешь и не обижаешь, так и там хорошо будет. Говорил он мало. Только просил пить и все чему-то удивлялся. Удивился чему-то, потянулся и помер [9, с. 200].

Эмоция удивления в смерти Алеши как будто не соответствует его приятию смерти как должного, его смирению с ней. Алеша удивляется один раз в жизни - когда узнает о существовании бескорыстной любви. В смерти он словно еще раз постигает то тайное, чего он не мог понять и выразить, что его удивило и с чем он, тем не менее, смиряется. Алеша принадлежит к тому типу «нищих духом», к которым в нагорной проповеди обращался Христос. Согласно одному из объяснений значения еврейского слова «ани», позже переведенного в Евангелии как «нищие духом», - 'бедный, неимущий, смиренный, согбенный, кроткий'. Нищими духом называл Христос всех в толпе, внимавшей Ему. Подобное осознание христианского величия нищих духом описано в знаменитом цикле К.К. Случевского «Рецепт Мефистофеля», созданном несколькими годами ранее рассказа Л.Н. Толстого, в стихотворении «Соборный сторож»:

Но есть такие могилы, Где Мефистофелю-сторожу Вызвать огонь не под силу!

В них идиоты опущены, Нищие духом отчитаны: Точно водой, глупой кротостью Эти могилы пропитаны.

Гаснет в воде этой пламя! Не откачать и не вылить... И Мефистофель не может

Нищенства духом осилить! [8, с. 152]

о с о с

При встрече с истинной святостью даже демонические силы мерк- © нут, теряют смысл. «Нищие духом», которые, по Евангелию, наследуют Царство Небесное, - единственная неприступная цитадель для духа зла. «Глупая кротость», которой Мефистофель называет бесконечное смирение и отсутствие даже намека на гордыню, чем не может похвастаться сам герой, возмущающий сомнения, оказывается настолько «нищей», что с ней всякая борьба бессмысленна.

Примечательно, что еще один мотив жития Алексея человека Божия, прочно связанный с рассказом об Алеше Горшке, вышел в реальную жизнь, за рамки собственно художественного повествования.

Герой рассказа имел реального прототипа. О нем мы узнаем из воспоминаний Т.А. Кузминской: «Помощником повара и дворником был полуидиот Алеша Горшок, которого почему-то опоэтизировали так, что, читая про него, я не узнала нашего юродивого и уродливого Алешу Горшка. Но, насколько я помню его, он был тихий, безобидный и безропотно исполняющий все, что ему приказывали» [5, с. 183]. Мотив неузнавания читается в житии Алексея человека Божия несколько раз. Святой, иссушавший себя постом и лишениями, изменился так, что ни слуги, посланные разыскивать ушедшего из дома Алексея, ни позже сами родные не узнали его; Алексей прожил в отчем доме как работник семнадцать лет, смиренно терпя поругания слуг и созерцание душевных мук отца, матери и оставленной невесты, живших в неведении о его судьбе. Лишь после смерти святого родным открылась истина. В случае с Алешей Горшком эта истина с удивлением была обнаружена окружающими в реальной жизни, будучи увидена «духовными очами» писателя и явлена им миру. Кажущееся художественным преувеличением осознание богоугодности рядом живущих на поверку оказывается сутью, которая не заявляет о себе открыто (истинный святой - тот, кто не осознает своей святости и не дерзает помыслить о ней), а признается другими, видящими в угоднике добродетели, им не свойственные, пример Христа, таинственно растворенного среди людей. Т.А. Кузминская, родственница Толстых, чуткий человек, сама писатель, в Алеше Горшке увидела лишь одного из тех «блаженных», которых привечал Л.Н. Толстой («Странно, Лев Николаевич прямо любил "Божьих людей": недоразвитых, полусумасшедших, скитальцев, странниц и даже пьяненьких» [Там же, с. 180]). Жизнь простого человека, перешедшая в житие, - явление, видимое

ш лишь тем, кто в вере во Христа видит не обряд и не то, что лежит на

ä поверхности человеческого бытия, а суть Иисусова учения: любовь к

g Богу и ко всем людям, по крупицам, как святые в изображении «Четьих-

Еа Миней», несущим в себе Божественное совершенство.

0J

■5 Библиографический список

1. Барышников Е.П. Большие проблемы маленького рассказа («Алеша Горшок» Л.Н.Толстого) // Ученые записки МГПИ им. В.И. Ленина. 1964. № 231. С. 274-286.

2. Блок А. Собр. соч. в восьми томах. Т. 7. М.-Л., 1963.

3. Горшок // Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 1. С. 382-383.

4. Житие Алексия человека Божия // Библиотека литературы Древней Руси / Под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В. Понырко. СПб., 1999. Т. 2: XI-XII века. С. 244-254.

5. Кузминская Т.А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Киев, 1987.

6. Мирский Д.С. Толстой после 1880 г. URL: http://feb-web.ru/feb/irl/irl/irl-4631. htm (дата обращения: 09.03.2015).

7. Руди Т.Р. О композиции и топике житий преподобных // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2006. Т. 57. С. 431-500.

8. Случевский К.К. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст., сост., подг. текста, примеч. Е.А. Тахо-Годи. СПб., 2004.

9. Толстой Л.Н. Алеша Горшок / Толстой Л.Н. Собр. соч. в 22 т. М., 1983. Т. 14. С. 196-200.

10. Толстой Л.Н. Дневники 1895-1910 гг. / Толстой Л.Н. Собр. соч. в 20 т. Т. 20. М., 1965.

11. Топорков А.Л. Горшок // Русская энциклопедия. URL: http://enc-dic.com/ enc_rus/Gorshok-11635.html (дата обращения: 09.03.2015).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.