CC BY
96
УДК 802/809.1
ИНТЕРРОГАЦИЯ ВО ВНУТРЕННЕЙ РЕЧИ © А.В. Логинов
В статье рассматриваются особенности интеррогативной ситуации во внутренней речи персонажа художественного произведения, устанавливаются отличия от ее реализации в стандартном диалоге: имитация мыслительного процесса, раздвоение персонажного голоса, использование особых синтаксических структур (вопросительных цепочек).
Ключевые слова: интеррогативная ситуация; внутренняя речь; вопросительные цепочки.
Интеррогативная ситуация находит отражение в различных типах речи: от диалогической до внутренней. Проблема внутренней речи (ВР), как отмечал В.Н. Волошинов [1], одна из важнейших проблем философии языка, находящаяся на стыке психологии и лингвистики и неразрывно связанная с языком и мышлением, а также с деятельностью человека в целом. В современной науке можно выделить, как минимум, два подхода к изучению внутренней речи: собственно психологический, рассматривающий естественную ВР, и композиционно-стилистический, опирающийся на концепции М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Б.А. Успенского и рассматривающий внутреннюю речь как один из приемов создания многоголосья и многоли-кости изображаемого мира (ВР 2).
Решение композиционно-полифонических задач художественного произведения не может опираться на воспроизведение естественной, реально существующей ВР, как бы ее не трактовать. Это своего рода иллюзия подлинной внутренней речи. Так, В.В. Виноградов писал, что «литературное воспроизведение внутренней речи вообще не может быть натуралистическим. В нем всегда - даже при соблюдении возможной психологической точности - будет значительная примесь условности» [2].
Внутренняя речь персонажа как композиционный элемент художественного текста является одной из составляющих психологической прозы. Назначение ВР 2 - передать внутренние чувства и мысли персонажа, объективизируя сугубо субъективную сферу человеческого бытия. Ведь именно она определяет суть психологической прозы. В связи с этим М.М. Бахтин подчеркивал, характеризуя творчество Ф.М. Достоевского: «Герой интересен Достоевскому как особая точка зрения
на мир и на самого себя, как смысловая и оценивающая позиция человека по отношению к себе самому и по отношению к окружающей действительности. Достоевскому важно не то, чем его герой является в мире, а прежде всего то, чем является для героя мир и чем является он сам для себя самого» [3].
У внутренней речи персонажа нет объективного прообраза в реальной картине мира, она основана только на сугубо личном представлении и самонаблюдении писателя. Опыт других «разных лиц» не объективизируется и реально восприниматься не может. Он, этот опыт, находится вне, за пределами непосредственного наблюдения. Внутренняя речь от начала до конца предопределена творческой фантазией художника. И только. Именно в этом состоит уникальность и непохожесть ВР 2 на другие типы речи.
Использование внутренней речи в художественном тексте характеризуется как стилизация подлинной ВР: явление действительности непосредственно не воспроизводится, а лишь производит впечатление подлинности. Поэтому при стилизации совсем не обязательно отражение полноты явления в его первозданном виде - достаточно демонстрации неких сигналов изображаемого явления, представляя остальное воображению и языковому опыту читателя.
Важным компонентом напряженности ВР 2 является вопросительное предложение, моделирующее интеррогативную ситуацию (ИС), которая во внешней речи характеризуется следующими признаками.
Во-первых, на коммуникативной оси присутствуют два типа коммуникантов: адресант и адресат, т. е. выявляется четкая ориентированность высказывания на слушателя.
Во-вторых, ИС определяется желанием адресанта получить неизвестную информа-
цию, подтвердить или уточнить известную у адресата.
В-третьих, обязательная тематичность коммуникативной ситуации, проявляющаяся в том, что вопросительное высказывание задает определенную тему.
В-четвертых, преследуются определенные прагматические цели.
В-пятых, обязательная реакция, представленная в вербиализованной (собственно ответ) или невербиализованной (молчание, жест, действие) формах.
В-шестых, используются разнообразные структурно-семантические типы вопросительных предложений для создания ИС.
Однако выделенные признаки имеют свои особенности при реализации ИС во внутренней речи.
1. Роль адресата во внутренней речи играет сам адресант. Если в вербиализованном монологическом тексте, не говоря уже о диалоге, предполагается кто-то слушающий, присутствующий на коммуникативной оси, другой (как справедливо замечено, одиноким невозможно быть даже в монологе), то во внутренней речи даже этого потенциального другого нет и не может быть. Происходит «расщепление» персонажного голоса, при котором адресант (Я 1) и адресат (Я 2) замыкаются на обобщенном «Я», реализующем обе коммуникативные позиции:
«Но не слишком ли я холодна с ним? -думала княжна Марья. - Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить, что он мне неприятен» (Л.Н. Толстой. Война и мир, т. 1, ч. 3).
В данном примере княжна Марья выступает и адресантом (Я 1), когда задает вопрос, и адресатом (Я 2) - когда на него отвечает. Раздвоенность персонажного голоса помогает выразительнее представить то в характеристике персонажа, что правильнее всего можно назвать диалектикой души.
2. В ВР 2 возникновение ИС не связано с задачей выяснение чего-либо неизвестного, а направлено лишь на то (и только на то), чтобы продемонстрировать активизацию мыслительной деятельности персонажа. ВП в данном случае (хотя и весьма условно) можно сравнить с именительным темы. Оно слу-
жит для того, чтобы обозначить тему рассуждения или зафиксировать переход от одной темы к другой:
«Из чего я боюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» - говорил он [Болконский] себе. И он первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее (Л.Н. Толстой. Война и мир, т. 2, ч. 3).
3. В отличие от стандартных ИС, где тема задается адресантом, а адресат может даже по началу не предполагать, о чем пойдет речь, «адресат» во внутренней речи знает тему «дискуссии», более того, подчас именно он и определяет ее, ориентируясь на возникшую экстралингвистическую ситуацию:
«Для чего он целый год все читает философии какие-то? - думала она [Кити]. -Если это все написано в этих книгах, то он может понять их. Если же неправда там, то зачем их читать? Он сам говорит, что желал бы верить. Так отчего же он не верит? Верно, оттого, что много думает ? А много думает от уединения. Все один, один. С нами нельзя ему всего говорить, Я думаю, гости будут приятны ему, особенно Ката-васов. Он любит рассуждать с ним», -подумала она... (Л.Н. Толстой. Анна Каренина, ч. 8).
4. Целевое отличие проявляется в том, что адресант во внутренней речи не стремится узнать что-то новое (да и как он узнает это новое у самого себя!), разрешить ИС в свою пользу (т. е. получить ответ на поставленный вопрос), а стремится активизировать свою мыслительную деятельность, давая тем самым импульс дальнейшему развитию событий:
«Отчего я счастлив и зачем я жил прежде? - подумал он [Оленин]. - Как я был требователен для себя, как придумывал и ничего не сделал себе, кроме стыда и горя! А вот как мне ничего не нужно для счастия!» И вдруг ему как будто открылся новый свет.
«Счастие - вот что, - сказал он себе, -счастие в том, чтобы жить для других. И это ясно. В человека вложена потребность счастия; стало быть, она законна. Удовлетворяя ее эгоистически, то есть отыскивая для себя богатства, славы, удобств жизни, любви, может случиться, что обстоятельства так сложатся, что невозможно будет
удовлетворить этим желаниям. Следовательно, эти желания незаконны, а не потребность счастия незаконна. Какие же желания всегда могут быть удовлетворены, несмотря на внешние условия? Какие? Любовь, самоотвержение!» (Л.Н. Толстой. Казаки).
5. Особенности данного признака вытекают из особенностей всей организации внутренней речи. Да, ответ может быть представлен, но это совсем другой ответ, чем в стандартном диалоге: он не несет в себе ничего нового для адресанта, он выступает лишь как безусловный рефлекс на сказанное. По сути, это имитация диалога:
Райский сердито шел домой. «Где же она, эта красавица, теперь ? - думал он злобно, - вероятно на любимой скамье зевает по сторонам - пойти посмотреть!» (И.А. Гончаров. Обрыв, ч. 2).
6. Употребление структурных типов вопросительных конструкций во внешней и внутренней речи (в том виде, как они представлены в литературе) можно охарактеризовать как сходное. Однако и здесь есть определенные различия, которые определяются тем, что по своей психологической сущности внутренняя речь более прерывиста, импульсивна и где-то даже «нелинейна». Чтобы показать это, автор использует неполные вопросительные предложения (ВП), но лишь в том случае, если пропозиция позволяет это сделать:
Пьер отнял от глаз руки. Долохов сидел все в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась все выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» - подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. (Л.Н. Толстой.
Война и мир, т. 1, ч. 1).
Если «отбросить» контекст, предшествующий вопросительному предложению, то будет не вполне понятно, о чем спрашивает себя Пьер, да и действительно ли спрашивает он себя. Это скорее реакция на ситуацию, а не вопрос с целью определиться в этой ситуации.
Во внутренней речи для создания имитации диалога, напряженности повествования
используются как одиночные ВП, так и цепочки ВП (вопросительные цепочки).
Одиночное вопросительное предложение, функционирующее во внутренней речи персонажа, несет в себе либо сему собственно вопроса, либо сему риторического вопроса. При этом необходимо учитывать, что употребление даже собственно-вопросительного предложения в тексте ВР 2 не предполагает непосредственного ответа на него: ВП выступает либо как реплика на наблюдаемые или воспроизводимые события (1), либо в качестве импульса дальнейшего развития действия или повествования (2):
1) Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» - подумал Пьер (Л.Н. Толстой. Война и мир, т. 4, ч. 3).
2) Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления о себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери.
«Что бы она почувствовала, - подумал он, - коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле, и с направленными на меня орудиями?» (Л.Н. Толстой. Война и мир, т. 1,
ч. 3).
Ответом на подобный вопрос является либо непосредственно совершаемое действие, либо констатация реально совершенного факта, раскрываемого автором.
Риторическое вопросительное предложение тем более, даже внешне, не организует диалогическое единство во внутренней речи. Оно направлено, прежде всего, на отображение контраста между происходящими событиями и внутренним состоянием персонажа, выражает его эмоциональную характеристику:
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь все равно! Уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» - думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена (Л.Н. Толстой. Война и мир, т. 1, ч. 3).
Помимо одиночного ВП широко используется вопросительная цепочка (ВЦ), понимаемая как некая группировка двух или нескольких тематически связанных вопросительных предложений. Ее введение в структу-
ру внутренней речи демонстрирует, как правило, поиски главной линии размышлений:
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставал думать о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородино.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» - думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли (Л.Н. Толстой. Война и мир, т. 4, ч. 4).
Вопросительные цепочки представлены тремя типами.
1. Уточнительно-конкретизирующие ВЦ характеризуются тем, что первый вопрос носит общевопросительный характер. Как правило, данный тип состоит из одного-двух общих вопросов и одного-двух конкретизирующих:
«Кто из нас обоих сумасшедший? - думал он [Андрей Ефимыч] с досадой. - Я ли, который стараюсь ничем не обеспокоить пассажиров, или этот эгоист, который думает, что он здесь умнее и интереснее всех, и оттого никому не дает покоя?» (А.П. Чехов. Палата № 6).
2. Уточнительно-предположительные ВЦ определяются тем, что последующий вопрос является одновременно и предположительным ответом на предшествующий вопрос. Рассмотрим фрагмент текста, состоящий из двух монологических вопросительных цепочек, принадлежащих главным персонажам романа И. А. Гончарова:
Раздался другой выстрел. Она [Вера] стремительно бросилась по лугу к обрыву.
«Что, ежели он возвращается... если моя «правда» взяла верх? Иначе зачем зовет?.. О боже! - думала она, стремясь на выстрел.
- Вера! Вера! - в ужасе говорил Райский, протягивая ей руки, чтоб помешать.
Она, не глядя на него, своей рукой устранила его руки и, едва касаясь ногами травы, понеслась по лугу, не оглядываясь назад, и скрылась за деревьями сада, в аллее, ведущей к обрыву.
Райский онемел на месте. «Что это, тайна роковая или страсть? - спрашивал он, - или то и другое?» (И.А. Гончаров. Обрыв, ч. 4).
Эпизод характеризуется большим психологизмом, который еще более усилен за счет использования внутренних монологов героев, состоящих только из вопросительных предложений. Эти два монолога - отклик на одно событие: Марк выстрелами из ружья зовет на свидание Веру. Реакция на это событие - разная. Вера, услышав эти выстрелы, делает предположение, что ее «правда» победила. Отсюда и подчеркнутые автором поведенческие последствия: «стремительно
бросилась», «стремясь на выстрел», «едва касаясь ногами травы, понеслась по лугу». Райский же связывает этот выстрел и поведение Веры или с «роковой тайной», или со «страстью», или с тем и другим.
3. Разнонаправленные ВЦ, являясь самым многочисленным, характеризуется тем, что каждый из вопросов обладает относительной автономностью, поскольку более самостоятелен в семантическом отношении:
«Что в ней происходит? Как она думает? Как она чувствует? Хочет ли она испытать меня или действительно не может простить? Не может она сказать всего, что думает и чувствует, или не хочет? Смягчилась ли она или озлобилась?» - спрашивал себя Нехлюдов и никак не мог ответить себе. Одно он знал - это то, что она изменилась и в ней шла важная для ее души перемена, и эта перемена соединяла его не только с нею, но и с тем, во имя кого совершалась эта перемена. И это-то соединение приводило его в радостно-возбужденное и умиленное состояние (Л.Н. Толстой. Воскресение, ч. 2).
Цепочка вопросов показывает интерес Нехлюдова к судьбе Масловой, его небезраз-личие к перемене в ее душе. Шесть вопросительных предложений, составляющих вопросительную цепочку, создают не только содержательную, но и ритмическую напряженность.
О функционально-семантической роли вопросительного предложения, используемого во внутренней речи, можно судить по следующему фрагменту:
Наташа была молчалива и не только не была так хороша, как она была на бале, но
она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
...Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих-то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» - еще удивленнее сказал он сам себе. Князь Андрей с бережливо-нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что-то. Она, подняв голову, разрумянившись и, видимо, стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого-то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале. (Л.Н. Толстой. Война и мир, т. 3, ч. 2).
Поведение и состояние Наташи Ростовой (зарождение любви к Андрею Болконскому) дается «сквозь призму» другого действующего лица, «сквозь призму» Пьера Безухова.
Внутренние вопросы-реплики Пьера позволяют почувствовать изменения, происходящие с «любимой героиней Толстого». Такое изображение рельефнее представляет важное для персонажа событие и в то же время дает читателю возможность самому проникнуть в «глубину души» героя.
Определяя главную роль интеррогатив-ной ситуации в организации ВР 2, а вопросительное предложение как основной стимул развития мысли, еще раз отметим наиболее значимые черты подобного явления.
1. Употребление вопросительного предложения во внутренней речи персонажа, являющейся художественной имитацией собственно психологической ВР, обусловлено особенностями мыслительного процесса, связанного с познавательными ориентирами, с поисками ответов на вопросы.
2. Внутренний диалог - весьма распространенное явление во внутренней речи. Его особенностью является то, что в качестве
спрашивающего и отвечающего оказывается одно лицо (Я).
3. Открывая диалог, ВП призвано, во-первых, представить иллюзию мыслительного процесса, а во-вторых, предопределив как позицию адресанта («Я»), так и позицию адресата («Ты»), создать особый художественно-психологический феномен - раздвоение персонажного голоса и сознания.
4. Использование вопросительного предложения в ВР 2 подчинено общей функциональной направленности художественного произведения, реализующейся в системе связей: автор-персонаж-читатель. В этой системе отношений, каковы бы ни были способы включения вопросительного предложения в текст внутренней речи, передающей структурную организацию ИС, оно всегда является особым средством установления контакта между читателем и автором, осознанно или неосознанно возбуждающим внимание к тому фрагменту текста, который включает в себя вопросительное предложение.
1. Волошинов В.И. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социолингвистического метода в науке о языке. Л., 1929.
2. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959. С. 136.
3. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979. С. 54.
Поступила в редакцию 6.04.2009 г.
Loginov A.V. Interrogation in internal speech. The article considers particularities of interrogative situations in internal speech of the character of the artistic work, the differences from its realization in the standard dialogue are determined: the imitation of thinking process, splitting of characters voice, use of personal syntax structures (the interrogative chains).
Key words: interrogative situation; internal speech; the interrogative chain.
