CC BY
614
© Н.Н. Вопленко, 2007
ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
ИНТЕРПРЕТАЦИОННАЯ ТЕХНИКА: ПОНЯТИЕ И СОДЕРЖАНИЕ
Н.Н. Вопленко
Способы толкования права - это специальные приемы, правила и средства познания смысла правовых норм, используемые сознательно или интуитивно субъектом для получения ясности правовых велений. В теории права принято различать понятия «способ» и «прием» толкования. Способ толкования -понятие более емкое, включающее в себя специальные технические приемы и средства познания. В свою очередь, термин «прием» означает конкретное познавательное действие, движение мысли интерпретатора. Таковыми являются: абстрагирование, сравнение, аналогия, выведение одних знаний из других, анализ и синтез и т. д.
За последние годы в отечественную юриспруденцию проникло англо-американское понятие «каноны» толкования права, которое в качестве инструмента интерпретационной и законодательной техники все чаще используется юристами 1. Признаться, мне не очень нравится данное понятие, имеющее религиозно-догматическое и лингвистическое происхождение. Однако, как говорится, «джинн выпущен из бутылки», и понятие «каноны толкования» постепенно приобретает «права гражданства», особенно у специалистов по теории языка права. Сам термин «канон» понимается в широком смысле как твердо установленное или традиционно сложившееся правило поведения, которое основывается на авторитете происхождения (церковь) или полезности соблюдения, ставшее со временем нормативным образцом 2. При такой трактовке понятие
«каноны толкования» претендует на своеобразную замену или поглощение сложившихся в юриспруденции понятий «способы» и «приемы» толкования права. По крайней мере, субординация между этими понятиями нуждается в уточнении. Думается, что решая этот вопрос, необходимо учитывать специфику той сферы социального бытия, в которой возникли и сформировались данные правила и соответствующие им понятия, а также их функциональную направленность. В этой связи способы и приемы толкования права порождены потребностями юридической практики, точнее - потребностями интерпретационной технологии, в то время как каноны толкования в значительной мере являются продуктом проникновения в юриспруденцию и влияния на нее лингвистики и филологии. Лингвистика способна предлагать свои рецепты построения грамотной человеческой речи и поиска ее смысла всем наукам. Другими словами, каноны толкования есть герменевтическое вторжение лингвистики в юриспруденцию, в то время как способы и приемы толкования права выступают в виде обусловленной спецификой предмета правовой науки системы правил познания и интерпретации правовых норм. Каноны толкования права определяются как правила правового рассуждения, имеющие чисто рекомендательный характер, устанавливающие единообразные критерии понимания и анализа нормативноправового текста 3. Из такого понимания канонов толкования следует, что их объектом выступает текстуальная форма письменной речи зако-
нодателя или правоприменителя, в то время как способы и приемы толкования не ограничиваются этим и ориентированы на поиски и установление смысла правовых велений в традициях юриспруденции. В целом же, отмечая безусловную полезность лингвистических и филологических исследований в юриспруденции, не лишним будет помнить и о пределах или корректности оценок и предложений, разрабатываемых этими науками в сфере права. Так, например, Н.Б. Чунаковой с позиции лингвистики весьма «не нравится» употребление российским законодателем таких терминов, как: «нейтральные воды», «министерства и ведомства», «государственный бюджет», «ветви власти», «граждане», «беженцы», «вынужденные переселенцы» и т. д.4 А между тем это составная часть понятийного аппарата юриспруденции, отражающая специфику ее предмета, историю и современность развития. Или другой пример в виде рекомендации использовать при анализе содержания законодательства сугубо филологические понятия: «тема», «рема», «субъект и предикат» и т. д.5 Не является ли это примером избыточности и своеобразного «засорения» юридической терминологии?
Возвращаясь к понятию «каноны толкования» права, следует отметить, что это стандартизированные правила поиска смысла правовых норм и юридически значимых ситуаций правового регулирования, сложившиеся в виде интерпретационных обыкновений применительно к определенным типизированным жизненным обстоятельствам. Это не просто «правила правового рассуждения», навязанные юриспруденции лингвистикой, но сформировавшиеся на основе интерпретационного опыта стандарты мышления и вкладывания смысла в слова и выражения правового текста в определенных типичных правовых ситуациях. Так, А.К. Соболева со ссылкой на Карла Ллевеллина приводит 28 канонов 6, например: «Для того чтобы статут достиг своей цели, при его толковании можно выйти за пределы его текста»; «У судов есть полномочие вдаваться в истинную цель, отличную от мнимой»; «Там, где статут содержит правило толкования, это правило должно применяться»; «Все, что разумно в пределах закона, является частью закона»; «Знаки препинания не изменяют ясного и очевидного значения сказанного» и т. д.
Следует признать, что так называемые каноны толкования не являются изобретением последнего времени. Многие из них были достаточно четко и авторитетно сформулированы еще в трудах древнеримских юристов. Так, например, в Дигестах Юстиниана встречаются следующие правила толкования со ссылкой на знаменитых юристов:
- Ульпиан: «Поскольку законом введено то или иное правило, имеется удобный случай, чтобы было восполнено путем толкования или во всяком случае путем судебной практики то, что имеет в виду те же потребности».
- Ульпиан: «Когда закон что-либо извиняет в прошлом, он запрещает это на будущее».
- Юлиан: «Тому, что установлено против смысла права, мы не можем следовать как юридическому правилу».
-Цельз: «Знать законы - значит воспринимать не их слова, но их содержание и значение».
- Цельз: «Является более милостивым (справедливым) такое толкование законов, при котором охраняется их воля».
- Павел : «В наименьшей степени следует изменять то, что постоянно толковалось в определенном смысле»7 и т. д.
Как можно заметить, подобные «канонические» высказывания выглядят как полемические аргументы для обоснования правильности понимания смысла права в определенных юридических ситуациях. Отсюда вспомогательно-рекомендательный характер данных правил, и это позволяет отнести их к особой разновидности приемов толкования права, лингвистических по своему характеру. Каноны толкования, следовательно, не есть нечто обособленное и существенно отличающееся от системы выработанных юриспруденцией приемов и способов познания смысла права, а своеобразный продукт филологической герменевтики в сфере правовой действительности. С точки зрения истории этого вопроса, использование понятия «каноны толкования», на наш взгляд, есть реализация своеобразного призыва «Назад к Аристотелю!», к его учению о «топике» и риторике. Аристотель утверждал, что цель науки, именуемой топикой, - «найти способ, при помощи которого мы в состоянии будем из правдоподоб-
ного делать заключение о всякой предлагаемой проблеме и не впадать в противоречие, когда мы сами отстаиваем какое-нибудь положение»8. В современной интерпретации топика - это учение о том, как найти аргументы по любому вопросу 9. Грубо говоря, это использование данных диалектики, логики и приемов софистики в риторической деятельности субъектов путем поиска и доказательства правдоподобности каких-либо суждений, выводимых из массы других правдоподобных суждений. Следовательно, ценность топической юриспруденции определяется не поиском истины в юридическом тексте или речи субъекта, а убедительностью используемых аргументов и наибольшей достоверностью и правдоподобностью выводимых суждений. Игнорирование истины в познавательном процессе и довольствование правдоподобностью, разумеется, подрывает кредит доверия к риторическим упражнениям, составляющим содержание топической юриспруденции. Но, с другой стороны, ренессанс топики и риторики в современной юриспруденции - примета времени. Дело в том, что расцвет древнегреческой софистики и связанной с ней риторики приходится на период демократического правления и возрастания роли и авторитета профессиональных демагогов - софистов в решении судебных тяжб и иных вопросов, решаемых народным собранием. Эпоха Сократа, неправый суд и несправедливый приговор ему со всей очевидностью свидетельствуют о том, какую грозную силу представляет собой юридическая риторика и критерий правдоподобности в решении юридических дел. По мнению одного из наиболее ярких представителей древнегреческой софистики, Горгия, «...слово - величайший владыка: видом малое и незаметное, а дела творит чудесные -может страх прекратить и печаль отвратить, вызвать радость, усилить жалость. А что это так, я докажу - ибо слушателю доказывать надобно всеми доказательствами»10. Знаменитый древнеримский философ, оратор и политический деятель Марк Туллий Цицерон отмечал, что «если наши соображения правдоподобны, не следует стремиться к больше-му»11. Опасность для общества риторической софистики и отказа от познания истины в познавательном процессе была замечена дав-
но. В 156 г. до н. э. афиняне отправили в Рим группу своих философов, среди которых был и знаменитый Карнеад, согласно которому, «всякая истина - это “убедительность с оттенком относительности”, а если еще более строго и точно, то - “вероятность”»12. Кар-неад выступил перед римлянами с речью по проблемам нравственности, чем покорил слушателей. По их просьбе он выступил еще раз и еще более красноречиво, но уже с опровержением мыслей, изложенных в первой лекции. Это вызвало негодование сенатора Катона Старшего (Марк Порций Катон), предложившего отослать греческих философов назад в Афины, «ибо если подобная игра с истиной воцарится в Риме и найдет себе подражателей, то римскому юношеству и всему отечеству грозит великая опасность»13.
Философская и культурологическая мысль современной России характеризуется так называемым постмодерном, приметами которого являются отказ и дистанцирование от традиционного категориального аппарата, постулирование относительной ценности классических методов познания, утверждение релятивизма в сфере морали, социологии и права. Одной из примет этого времени, отмечает Н.В. Разуваев, является такое положение, когда «...не письменная речь задает нормативные параметры устной, а наоборот, устная речь все более отчетливо определяет пись-менную»14. Естественно, что в сфере юриспруденции и практики это оборачивается кризисом законности, ревизией правовых ценностей и откровенным третированием нормативно-позитивного правопонимания. Неверие в познание объективной истины, пропаганда относительной ценности человеческих знаний вообще в сфере юриспруденции оборачивается возрождением топики, герменевтики и риторики. На наш взгляд, речь не должна идти
об их несвоевременности или непродуктивности. Жизнеспособность их проверена временем. Вопрос скорее стоит о «дозированнос-ти» использования данных научных направлений в теории и практике юриспруденции и соотношении с проблемами классического учения о толковании права. Главное же состоит в том, чтобы «игры с истиной» и подмена ее правдоподобием в юридической деятельности не преступали границы дозволенного, то
есть законности. Одно дело, когда адвокат даст свое заключение по юридическому делу, основываясь на кажущихся ему убедительными аргументах, но совсем другое - когда прокурор или судья начнут довольствоваться риторическими софизмами вместо поиска юридической истины и справедливости.
Но вернемся к общему понятию и видам приемов толкования права, объединяющих в себе выработанные юриспруденцией, логикой и филологией специальные языковые средства и правила познавательной деятельности, используемые интерпретатором для расшифровки и получения ясности смысла юридического текста. Как отмечает А.С. Пиголкин, это методы подхода к познанию нормы права, с помощью которых мысль интерпретатора углубляется в ее содержание 15. Они включают в себя как исторические «наработки» топики, риторики, герменевтики, так и выработанные юриспруденцией в качестве содержания отдельных способов специальные приемы и средства познавательной деятельности, основанные на своеобразии конкретного способа интерпретации. Особое, можно сказать «сквозное», положение в содержании всех приемов толкования занимают логические средства познавательной деятельности. Это объясняется своеобразием положения логики в системе наук о познании как учении о закономерностях формализованной структуры человеческого мышления в его поисках истины. Логика определяет внутреннее «пульсирование» смысла текста человеческой речи, основанной на правилах синтаксиса, лексики и своеобразии стиля. Отсюда универсальный характер для всех способов толкования таких логических приемов, как логические преобразования, выведение одних знаний из других, выводы из понятий, выводы по аналогии, приведение к абсурду и т. д. В целом же приемы интерпретации образуют реальное содержание способов толкования права.
Вопрос о количестве и наименовании способов толкования, являясь центральным в учении о технике интерпретации права, издавна выглядит дискуссионным. В различных литературных источниках (учебниках, учебных пособиях и монографиях) наиболее часто называются и выделяются в качестве особых способов следующие: грамматический,
филологический, языковой, исторический, телеологический, функциональный, логический и систематический. В.Н. Карташов кроме них выделяет еще: социологическое, политическое, социально-юридическое, психологическое и этическое толкование права в качестве особых способов 16. Вместе с тем содержательная характеристика названных способов позволяет заметить, что ряд из них однозначны по смыслу, другие же характеризуются спецификой сферы применения познавательной деятельности и могут рассматриваться как особые аспекты приложения, применения традиционных способов к исследованию своеобразных областей юридической действительности. Так, например, языковой, грамматический и филологический являются различными названиями одного по своему содержанию способа. Думается также, что вряд ли социологический, политический, психологический и этический способы -производные от особых сфер социальной действительности и имеют свое собственное содержание. Точнее их рассматривать в качестве внешних источников, привлекаемых для познания и объяснения смысла, выраженной в нормах права государственной воли. Спецификой своего содержания и способами своего воздействия на процессы формирования и формулирования государственной воли они позволяют глубже и правильнее понять мотивы и цели, которыми руководствовался законодатель, излагая в виде норм свою государственную волю.
Особо, на наш взгляд, следует возразить против так называемого «социологического» способа толкования, под которым, по мнению Ж. Карбонье, следует понимать мнение о смысле права, разделяемое большинством населения, полученное в результате опроса или тестирования. Внешне его аргументы выглядят демократично: «Если признано, что предпочтительнее законодательствовать в соответствии с общественным мнением, чем вопреки ему, то очевидно, что и толковать законы лучше опираясь на это мнение»17. Критерием правильности такого толкования, очевидно, выступает общественное мнение и здравый смысл населения. Вместе с тем следует помнить, что данный критерий, вполне допустимый при оценке фактических обстоятельств
юридического дела (мнение присяжных) и выявлении степени полезности и справедливости отдельных нормативных актов, не является вполне надежным в вопросах постижения смысла и целей правовых норм в силу некомпетентности субъектов интерпретации. Как заметил еще римский философ начала новой эры Сенека, «развитие человечества не находится еще в столь блестящем состоянии, чтобы истина была доступна большинству. Одобрение толпы - доказательство полной несостоятельности»18. Аналогично высказывалась и знаменитая французская писательница эпохи Наполеона мадам де Сталь, чей афоризм звучит примерно так: «В вопросах голосования я всегда разделяю мнение меньшинства, ибо умом обладает меньшая часть общества». С горечью, но справедливо отмечает А.Ф. Черданцев, что в обществе «интересы большинства формулируются на практике политическими элитами и их идеологами, а не самим большинством. С народом, как правило, не советуются при издании законов. Да и сам народ может ошибаться относительно своих интересов. Примеров тому в теории предостаточно. Maximus errois populus magister - народ есть величайший мастер по части ошибок»19. Сегодня также можно констатировать, что в вопросах обладания истиной, особенно в сферах политики и права, современное общество не очень продвинулось по пути прогресса, и, следовательно, постижение истины в процессах толкования права не может основываться на мнении большинства населения или отдельных его групп. Это работа, требующая профессиональной компетенции. Социологические же исследования вполне могут быть использованы в качестве дополнительных внешних источников при интерпретации отдельных социально значимых источников права.
Дискуссионный характер проблемы выделения основных способов толкования права и разноречивость авторских позиций в этом вопросе, на наш взгляд, объясняется отсутствием четкого критерия, обосновывающего необходимость и репрезентативность соответствующих способов познавательной деятельности. Большинство авторов вообще не ставят вопрос о критериях выделения системы способов, а ограничиваются гипотетическими рассужде-
ниями типа: «нам кажется», «по нашему мнению», следует выделять те или иные способы толкования. Мои размышления по этой теме привели к мнению, что в качестве критерия, позволяющего выделять основные способы толкования, следует иметь в виду два фактора: сферы социального бытия права и внутренние свойства права, обобщенные в понятии его признаков.
Право «живет», действует, проявляя себя в виде: а) правовых предписаний, составляющих текст письменной речи законодателя;
б) правового сознания, раскрывающегося в системе взглядов, идей, теорий, чувств, эмоций, настроений и переживаний, служащего идейно-психологическим средством отражения и духовного освоения людьми правовой действительности; в) правовых отношений, показывающих конкретный характер человеческого взаимодействия на основе норм права. Эти три основные сферы социальной жизни права познаются и интерпретируются специфическими способами, учитывающими своеобразие конкретной области правовой действительности. Так, текст действующего законодательства требует для своего познания использования филологического и систематического способов толкования; правовые идеи, теории, чувства и т. д., составляющие содержание правосознания, познаются на основе их логического анализа и историко-политического способа; правовые отношения для своего познания требуют использования специальноюридического способа познания.
Важное значение для признания и выбора соответствующего способа толкования имеют внутренние свойства самого права в качестве особой социальной реальности. Будучи теоретически обобщенными в системе основных признаков, они проявляют себя: как государственно-волевой характер права, его нормативность, государственная обязательность, системность и формальная определенность 20. Данные признаки, характеризуя наиболее существенные черты права, предопределяют своеобразие способов его познания и интерпретации. Так, выраженная в нормах права государственная воля познается преимущественно историко-политическим способом; нормативность и формальная определенность требует использования филоло-
гического и специально-юридического способов; государственная обязательность предполагает специально-юридический анализ деятельности правоохранительных органов; системность права познается путем систематического способа толкования. Способы толкования, таким образом, порождены своеобразием сфер социального бытия права и его внутренними свойствами. Каждый способ толкования выбирается и используется не по личному произволу интерпретатора, а в связи с возникшей интерпретационной ситуацией, в которой актуализируются и проявляются особенности той или иной сферы бытия права и его конкретные свойства, требующие особого познания. К тому же на выбор конкретного способа толкования существенное влияние оказывает такой субъективный фактор, как цель, которую ставит перед собой субъект интерпретации. В качестве таких целей могут выступать: научное познание сущности и содержания правовых идей, установление истинного смысла правовых велений, проверка законности и справедливости нормативных или индивидуальных правовых требований, потребности практической реализации норм права и юридической квалификации и т. д. Все это позволяет, на наш взгляд, выделить следующие основные способы толкования права: филологический, систематический, историко-политический, логический и социально-юридический.
Однако, прежде чем характеризовать содержание отдельных способов толкования права, необходимо остановиться на его критике. Данный вопрос издавна обсуждается в научной литературе. Критика правовых норм есть своеобразное преддверие их интерпретационного анализа. На это обращали внимание еще дореволюционные ученые, такие как Г.Ф. Шершеневич, Е.В. Васьковский, Ф. Регель-сбергер и др. В.М. Хвостов подчеркивал, что «прежде чем приступить к толкованию нормы, юрист должен убедиться в том, действительно ли применяемое им правило есть юридическая норма и каков ее настоящий текст»21. Критика правовых норм, слагаемая из установления подлинности текста источника права и его принадлежности законодателю, делится на низшую и высшую. Е.В. Васьковский подчеркивал, что деятельность критики «слагается из двух про-
цессов: из проверки юридической обязательности нормы и из установления ее подлинности. Первый процесс именуется высшей критикой, а второй низшей»22. Действительно, проблема критического анализа подлежащих толкованию правовых норм существует. Прежде чем анализировать смысл и содержание правового текста, интерпретатор должен убедиться в его точности и подлинности, то есть в отсутствии грамматических ошибок, возможных при перепечатывании; при необходимости текст может быть сверен с оригиналом с целью устранения опечаток, искажений его внешней формы. Это и есть низшая критика.
Высшая критика состоит в проверке юридической силы правовых норм и принадлежности их компетентным правотворческим органам. Здесь необходимо убедиться, что нормы права изданы в пределах компетенции правотворца, что они являются действующими, то есть не отменены или не изменены последующими нормативными актами. Проверяется также процедура принятия и опубликования нормативного акта, обращается внимание на внешние реквизиты источника права. Общее назначение как низшей, так и высшей критики состоит в проверке и обеспечении легальности правового текста, подлежащего последующему толкованию. Удостоверение в подлинности и юридической силе правовых норм позволяет интерпретатору подойти непосредственно к их толкованию, и первым шагом в этом вопросе является необходимость выбора средств, приемов, составляющих содержание конкретного способа, для познания и объяснения смысла права. Способы толкования, таким образом, выглядят как своеобразные формально организованные «резервуары», наполненные разнообразными средствами и приемами, составляющими их специфическое содержание.
Средства толкования права есть первичные инструменты, процессы, формы, действия познавательно-объяснительного характера, используемые субъектами в интерпретационной деятельности. Сторонники инструментальной концепции права (А.В. Малько, К.В. Шун-диков, В.А. Сапун) понятие правовых средств связывают с целями деятельности, а сами средства делят на инструменты и деяния 23. По мнению В.Н. Карташова, средства состав-
ляют инструментальную часть (технику) интерпретационной техники и делятся на общесоциальные, специально-юридические и технические 24. К общесоциальным средствам относятся: язык устной и письменной речи, а также его составные элементы и конструкции в виде слов, предложений, суждений, знаков препинания, социальных норм и других культурологических явлений коммуникации. Специально-юридические средства интерпретации выражаются в юридической терминологии, понятийном аппарате юриспруденции, а также в содержании юридической практики в качестве ее составных элементов: нормативные и индивидуальные предписания, презумпции, фикции, аксиомы, оговорки и т. д. Другими словами, это то, что в правовой науке именуется юридической техникой. Современная юридическая прак-сеология позволяет выделить и систему технических средств, обслуживающих интерпретационную деятельность и представленных в виде мультимедийных приборов, множительной техники, компьютеров, обучающих программ и т. д. К выбору и использованию тех или иных средств интерпретации вполне применим известный афоризм о том, что все средства хороши, лишь бы была достигнута цель максимальной ясности выраженной в тексте закона государственной воли. Правовая наука наряду с понятием средств интерпретации использует и термин «прием». Думается, под приемом толкования следует понимать комбинации и конструкции средств, их сочетание и целенаправленное комплексное использование в интерпретационной деятельности. Это тактическое содержание различных средств, позволяющее глубже проникнуть в смысл правовых норм, обеспечить максимальную ясность суждений законодателя. Особо важное значение здесь имеют логические и риторические топы, каноны, стандартные аргументы и правила рассуждения. Приемы толкования, следовательно, не представляют собой нечто существенно отличающееся от средств, а демонстрируют их практическое использование в процессах интерпретации. Все это позволяет перейти к рассмотрению способов толкования права.
Филологический способ толкования права называют еще грамматическим 25, языковым 26, словесным 27, но все эти наименования лишь подчеркивают языковые особен-
ности и роль филологических знаний в интерпретации правовых норм. Согласно «Словарю русского языка», филология есть совокупность наук, изучающих культуру народа, выраженную в языке и литературном творчестве 28. В переводе с греческого (phileo - люблю + logos - слово) «филология» означает «любовь к слову». Следовательно, филологический способ толкования выражается в познании и обосновании смысла правовых норм посредством использования знаний о закономерностях словообразования и словосочетания в виде знаков письменной речи законодателя. Основу филологического способа составляет применение грамматических правил для анализа текста источника права. Грамматика в единстве своих составных частей -морфологии и синтаксиса - при познании правового текста позволяет выявить закономерно правильный смысл, который несут в себе слова и их сочетания в виде предложений как особых явлений языкового культурного наследия народа. Грамматика, взятая и рассматриваемая в сочетании с правилами литературного творчества, приобретает филологический оттенок, используемый в юриспруденции. В целом же филологическое толкование представляет собой разновидность интерпретационной практики, направленной на установление с помощью языковых средств и их внутритекстовых связей смысловых параметров правовой нормы, позволяющих адекватно раскрыть конкретное содержание нормативных предписаний с выраженной в них волей законодателя 29. При этом следует иметь в виду, что филологическое толкование должно рассматриваться не только в качестве особого способа познавательной деятельности, но и в виде системы средств, приемов выражения и обоснования познанного смысла правовых велений. Интерпретатор должен не только познать смысл правовых требований «для себя», но и, используя средства филологии, и грамматики в частности, аргументированно объяснить его «для других». Следовательно, словесная аргументация результата филологического, как, впрочем, и других способов толкования права осуществляется с использованием «арсенала» словесно организованных аргументов. И это придает филологическому способу толкования права универсальное, «сквозное» по-
ложение в системе всех основных способов интерпретации.
В юридической практике филологическое толкование представляет собой наиболее распространенный, или первичный, способ познания права. С него обычно начинается процесс ознакомления с действующим законодательством. Содержанием филологического толкования выступает совокупность мыслительных операций, позволяющих путем грамматического разбора письменной речи законодателя устранить возможные противоречия смысла нормы или между нормами, выяснить значение отдельных слов и всего текста в целом, аргументированно выразить и изложить результаты познавательной деятельности. Наряду с лексическим анализом правового текста выясняется также роль союзов, предлогов, точек, запятых и их влияние на смысловую конструкцию предложений. В этой связи хрестоматийным является пример о месте и значении запятой в правовом суждении «казнить нельзя, помиловать» или «казнить, нельзя помиловать».
Филологическое толкование направлено на познание и объяснение языка права, то есть системы словесно-знаковых средств изложения юридических правил общего характера, установленных и обеспечиваемых государством в целях регулирования отношений между людьми 30. И это означает, что как словесная организация письменной речи законодателя, так и содержащийся в ней правовой смысл имеют официальный статус, не могут пониматься произвольно, ибо имеют властно-распорядительный характер. Интерпретационный произвол и ошибки, следовательно, есть посягательства на словесно выраженную в праве государственную волю. И тем не менее, как справедливо заметил А.М. Винавер, «прислушиваясь к слову и стремясь уразуметь чужую мысль, мы нигде не ошибаемся так часто, как при толковании законов»31. Поэтому правовая наука в сфере филологического толкования за многие годы накопила немало специальных правил, приемов и принципов словесной интерпретации правового текста, но с учетом исторических наработок герменевтики, риторики, логики и филологии дать исчерпывающий их перечень или привести в достаточно компактную систему довольно затруднительно. Однако можно заметить, что одни
из этих правил относятся преимущественно к внешней форме, другие имеют своим объектом внутренний смысл правового текста. Заметно также, что одни правила основываются на нормах морфологии, то есть учения о форме слов; другие - на требованиях синтаксиса как учения о сочетании слов в предложения; третьи ориентированы на познание семантических особенностей слов и выражений, то есть на установление их истины; четвертые порождены законами логики человеческого мышления. Прав был А.С. Пиголкин, отмечавший, что правильное мышление всегда есть логическое мышление 32.
Важное значение имеют, на наш взгляд, восемь правил словесного толкования, сформулированные еще Е.В. Васьковским:
«1. Если в самом законе указано, в каком смысле употребляется данное слово, то в таком именно смысле оно и должно быть понимаемо.
2. Если смысл слова прямо не определен в самом законе, то следует установить его на основании сопоставления параллельных мест.
3. Словам нормы должен быть придаваем тот смысл, в котором они употреблялись во время ее издания.
4. Слова закона должны быть понимаемы в том смысле, в каком они употребляются в местном языке или диалекте, из которого они были заимствованы.
5. Словам должно быть придаваемо то значение, какое с ними связывается в данном кругу лиц.
6. Слова должны быть толкуемы не порознь, а в совокупной связи.
7. Каждой норме, взятой целиком, должен быть придаваем тот смысл, какой соответствует ее синтаксическому строению.
8. Как при определении смысла отдельных слов, так и при установлении общего смысла нормы необходимо сообразоваться со стилем ее автора»33. Необходимость учета данных лексических
правил толкования отмечает и А.В. Аверин 34. Безусловно, что данные правила не исчерпывают всей проблемы филологического толкования, и их перечень дополняется некоторыми авторами. Так, А.Ф. Черданцев, много занимавшийся
этой проблемой, формулирует десять правил языкового толкования, отдельные из которых созвучны с перечнем Е.В. Васьковского.
1. Словам и выражениям закона следует придавать то значение, которое они имеют в соответствующем литературном языке, если нет оснований для иной их интерпретации.
2. Если имеется легальная дефиниция термина или если законодатель иным образом определил его значение, то в этом значении и должен пониматься термин, несмотря на его иное значение в обыденном языке.
3. Значение термина, установленное законодателем для одной отрасли права или одного закона, нельзя без достаточных оснований распространять на другие отрасли или другой закон.
4. Если в законе не отражено тем или иным способом значение юридических терминов, то им следует придавать то значение, в котором они употребляются в юридической практике и науке.
5. Если в законе использованы технические или иные специальные термины, значение которых не определено законодателем, то следует придавать им тот смысл, который они имеют в соответствующих отраслях знаний.
6. Идентичным формулировкам в рамках одного и того же акта нельзя придавать разные значения, если из этого акта не следует иное.
7. Нельзя придавать без достаточного основания разным терминам одно и то же значение.
8. Недопустимо такое толкование значения нормы права, при котором ее отдельные слова и выражения трактовались как излишние.
9. Словам и выражениям закона следует придавать тот смысл, в котором они употреблялись законодателем в момент его издания.
10. Значение сложных выражений следует устанавливать в соответствии с синтаксическими правилами языка, на котором сформулирована интерпретируемая норма 35. С.Г. Пишина, занимавшаяся проблемой
интерпретационных ошибок, предлагает следующие грамматические правила толкования.
1. Языковое толкование нужно начинать со слов, составляющих подлежащее и сказуемое.
2. При наличии легальной дефиниции значением слова целесообразно считать значение, закрепленное легальной дефиницией.
3. При отсутствии легальной дефиниции следует обратиться к смыслу слова в науке или в литературном языке.
4. При выяснении смысла слова надо отдавать предпочтение тому смыслу, которое слово имело при принятии нормативного акта, содержащего данное слово.
5. Из нескольких значений слова следует выбирать то значение, которое соответствует контексту слова.
6. Определив значение слова, необходимо придерживаться его единообразной интерпретации на протяжении всего нормативного акта.
7. Истолковав слово, не следует распространять эту интерпретацию на нормативные акты из других отраслей, так как в них слово может иметь другой смысл.
8. Определив смысл слов в предложении, нужно соотнести значение этих слов со знаками препинания в предложении 36.
В научной литературе можно встретить и ряд других предложений о системе приемов и правил филологического толкования. Такие «рецепты», например, встречаются в работах Б. Спасова, А.С. Пиголкина, Т.В. Губаевой, А.К. Соболевой и других авторов 37. Значение правил филологического толкования для юридической практики не следует преувеличивать, как, впрочем, и преуменьшать. Они не обладают свойствами правовых требований и, следовательно, лишены юридической силы. По своей значимости это авторитетные доктринальные рекомендации, выработанные гуманитарными науками и вошедшие в «золотой фонд» юридической техники. Интерпретаторы должны их знать, помнить и использовать в качестве своеобразного искусства в познании и объяснении смысла правовых норм. Поэтому в содержании филологического способа толкования наряду с его правилами важное значение имеют общетеоретические знания грамматики и филологии. Например, юрист должен помнить, что слова и выражаемые ими термины могут употребляться в
общежитейском, обыденном значении, литературном и специальном. Известно, что неясности смысла текста закона могут возникать в результате применения специальных терминов. Поэтому, анализируя словесный состав нормы, необходимо помнить, что слова могут употребляться в обычном и исключительном значении; основном и переносном смысле; обширном и узком значении, а также обыденном и техническом. Язык права ориентирован на использование национальных правил и закономерностей формирования литературной и письменной речи. Вместе с тем ему не свойственны такие литературные приемы, как мифологизмы, гиперболы, образные сравнения, вопросительные предложения. Язык права, по преимуществу, сух и аскетичен. В нем преобладает повествовательный стиль, подразумевающий использование преимущественно утвердительных и отрицательных предложений, служащих специфически юридической формой выражения правового долженствования. Как справедливо замечает Д.А. Керимов, «стиль закона должен быть ровным, спокойным, сдержанным, безразличным к субъективным переживаниям и эмоциям лиц, с ним знакомящихся. Он исключает пышность, торжественность, пафос, риторику или заземленную обыденность, а также использование гипербол, метафор, аллегорий»38. Вместе с тем в нем в значительном объеме присутствует специальная юридическая терминология. Такие понятия, как: «истец», «ответчик», «участники процесса», «особо крупный размер похищенного», «тяжкие телесные повреждения» и т. д., - могут быть поняты и объяснены только с привлечением специальных правовых знаний. И при трактовке подобных понятий филологическое толкование естественно перерастает в специальноюридическое, о котором речь будет идти ниже.
Систематический способ толкования права можно именовать еще системным, ибо его объектом выступает система права в качестве сложной динамической управляемой системы, имеющей искусственный характер и способной к процессам самоста-билизации, самоорганизации и морфогенеза. Она является подсистемой более общей системы социальных норм, функционирует в среде социальных субъектов государственно-
организованного общества, тоже имеющих системный характер, и действует в составе системного комплекса других компонентов правовой действительности, составляющих правовую систему 39. Следовательно, системный характер права в качестве одного из его важнейших признаков составляет основание для существования особого способа толкования. Систематический способ толкования права состоит в уяснении смысла правовой нормы путем сравнения ее с другими нормами, выявления ее связей в общей системе правового регулирования и конкретного места в нормативном акте, отрасли или системе права. В процессе подобного уяснения права познаются системообразующие связи права: субординации, координации, управления, происхождения и т. д. При этом важным требованием систематического толкования, на которое обращал внимание еще Е.В. Васьковс-кий, является необходимость обращаться сначала к нормам, находящимся с толкуемым в ближайшей связи, для раскрытия истинной мысли законодателя, а затем уже к нормам, соединенным с первыми отдаленной логической связью, с целью согласования их между собой 40. Необходимо также устанавливать соответствие смысла конкретных правовых велений общим и отраслевым принципам права. С помощью систематического толкования выявляются и устраняются противоречия (коллизии) между нормами и актами. Для этого используются специальные правила.
1. Если выявлено противоречие между нормами права, изданными разными органами, то следует руководствоваться нормой, установленной вышестоящим органом.
2. Если имеется противоречие между нормами, изданными одним и тем же органом, то следует руководствоваться нормой, установленной позже во время издания, как более «свежей», последней. Эти два классических правила, известных давно, в настоящее время развиты и дополнены правовой наукой, что послужило основанием к формированию особого теоретического направления, именуемого коллизионным правом 41. Его предметом является изучение понятия, причин и способов преодоления и устранения коллизий в праве. При этом
коллизия понимается как обусловленное объективными и субъективными факторами общественного развития формальное противоречие между нормами права (комплексами правовых норм), нормами и актами толкования, направленными на регулирование одних и тех же общественных отношений, и порождающее трудности в процессе правореализа-ции 42. Разумеется, что коллизии между нормами права устраняются достаточно разнообразными способами, что определяется видом коллизии и субъектом, ее устраняющим. Так, Н.И. Матузов выявляет десять способов снятия выявленных противоречий между нормами права: 1) толкование; 2) принятие нового акта; 3) отмена старого акта; 4) внесение изменений или уточнений в действующие нормы; 5) судебное, административное, арбитражное рассмотрение; 6) систематизация законодательства; 7) переговорный процесс, создание согласительных комиссий; 8) конституционное правосудие; 9) оптимизация взаимосвязи теории и практики; 10) международные процедуры 43. Для нас является бесспорным, что толкование права вообще и особенно систематический способ интерпретации внутренних и внешних связей правовых норм является универсальным средством обнаружения и устранения юридических коллизий. Так, например, ч. 2 ст. 55 Конституции РФ запрещает издавать законы, отменяющие или умаляющие права граждан. Между тем Федеральный закон «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания РФ» от 22 апреля 2005 г. ликвидировал одномандатные избирательные округа и установил порядок избрания депутатов только по партийным спискам, тем самым было ликвидировано одно из важнейших избирательных прав - право на самовыдвижение. Аналогичное антиконституционное значение имеет и Федеральный закон от 30 июня 2006 г., отменивший право граждан на любых выборах голосовать «против всех» депутатов 44. Это примеры обнаруженных нарушений связей субординации между нормами права, ибо нормы Конституции РФ обладают высшей юридической силой по сравнению с нормами других федеральных законов.
Примерами связей координации, которые необходимо учитывать в процессах ин-
терпретации и, особенно, в правоприменительной деятельности, являются факты существования отсылочных и бланкетных норм права. Так, ч. I ст. 268 УК РФ устанавливает, что «нарушение пассажиром, пешеходом или иным участником движения (кроме лиц, указанных в ст. 263 и 264 настоящего Кодекса) правил безопасности движения при эксплуатации транспортных средств... наказывается...». Диспозицию данной статьи, следовательно, можно понять и правильно истолковать только в сочетании с требованиями ст. 263 и 264 УК РФ. Системные связи координации необходимо учитывать при толковании и реализации ст. 215, 216, 217, 236 и других УК РФ, диспозиции которых имеют бланкетный характер, то есть отсылающих для своего познания не к конкретным нормам права, а к целым объемным нормативным актам в виде особых «правил проведения работ».
Связи управления системного характера между нормами права обнаруживаются наиболее часто при правотворческой конкретизации подзаконным законодательством конституционных и иных законодательных актов. Так,
ч. I ст. 35 Конституции РФ закрепляет: «Право частной собственности охраняется законом». Конкретизация этой конституционной гарантии осуществляется в ст. 301-366 ГК РФ, определяющих защиту прав собственника. Управляющее влияние можно видеть и во взаимоотношениях Общей и Особенной частей УК РФ, где в Общей части устанавливаются основные начала уголовной ответственности, которые конкретизируются при реализации отдельных статей Особенной части.
Генетические связи между нормами или нормативными актами показывают правотворческое происхождение норм, их обусловленность различными факторами общественной жизни. В качестве таких факторов могут быть: обычаи, деловые обыкновения, акты официального толкования, прецеденты толкования и применения права, правовые позиции Конституционного Суда РФ, документы, содержащие идеи официальной политики государства, и т. д. В них могут содержаться «прообразы» будущих правовых норм, используемые законодателем при окончательном формировании своей государственной воли. Познание происхождения правовых норм в таких
случаях сливается с историко-политическим способом толкования права. В целом же задача систематического способа толкования состоит в познании и обосновании смысла правовых велений на основе использования их системных связей в общей системе права.
Историко-политический способ толкования права объединяет два момента, с помощью которых выясняется смысл правовой нормы. Это исторические условия издания нормативного акта и социально-политические цели, которые преследовал законодатель, издавая правовой акт. Следовательно, содержание историко-политического толкования состоит в выявлении смысла правовой нормы путем обращения к истории ее принятия и целям, мотивам, обусловившим ее введение в систему правового регулирования. Известно, что нормы, как и право в целом, обусловлены в своем появлении и существовании различными социально-экономическими, политическими, нравственными и другими факторами. Изучение этих факторов способствует более глубокому проникновению в смысл действующего законодательства.
При историко-политическом способе толкования наряду с текстом нормативного акта используются различные дополнительные источники, как внутренние, так и внешние: партийные документы, материалы обсуждения и принятия проектов нормативных актов, действующие к моменту издания нормативного акта обычаи, научные комментарии юридической практики, международная обстановка и т. д. Интерпретатор как бы мысленно переносится к историческим условиям появления правовой нормы, изучает социально-экономическую и политическую атмосферу, вызвавшую к жизни конкретную правовую норму. Например, будущим историкам России при изучении постсоветского периода достаточно трудно будет понять, почему, несмотря на разгул преступности в российском обществе и при наличии в Уголовном кодексе не отмененной исключительной меры наказания, смертная казнь все же не применялась. Не применялась она, в частности, к серийным манья-кам-убийцам, террористам, общественное мнение по отношению к которым требовало самого жестокого наказания. По информации депутата Государственной Думы РФ Г. Райкова, три четверти опрашиваемых убежденно высказывают-
ся за смертную казнь 45. Чтобы понять эту ситуацию, необходимо обратиться к международной обстановке, в которой оказалась Россия в конце двадцатого столетия. В частности, одним из условий принятия России в Совет Европы была отмена смертной казни как высшей меры наказания. В соответствии с этим представители Российской Федерации 16 мая 1996 г. подписали Протокол № 6 от 28 апреля 1983 г. к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г., который в течение трех лет необходимо было ратифицировать нашей нижней палатой. Однако Государственная Дума так и не ратифицировала его 46. Очевидно, что без историко-политического толкования понять эту ситуацию невозможно.
Право - явление политико-юридическое. Оно имеет свою историю и свою развивающуюся во времени практику правотворчества и реализации. Поэтому понять и объяснить отдельные правовые ситуации, которые просматриваются в ретроспективе или же являются «злобой» сегодняшнего времени, но отягощены совокупностью историко-политических обстоятельств, можно только прибегнув к особым приемам и средствам. Такую роль выполняют внутренние и внешние источники, то есть данные истории и политики. Под внутренними источниками следует понимать факторы историко-политической жизни, коренящиеся внутри национальной правовой системы и определяющие ее современный облик. Это по преимуществу нормативные средства и институты правового регулирования, имеющие формализованный юридически учрежденный характер: нормы, институты, отрасли права, правовое сознание, юридические учреждения и т. д. Внешние источники историко-политического толкования лежат вне системы действующего права и состоят из объяснительных записок, подготовительных материалов к законам, протоколов заседаний редакционных комиссий и законодательных учреждений, мемуаров и переписки составителей законов, из исторических и юридических исследований 47. Все письменные источники, проливающие свет на историю и политическую атмосферу, в которой формировались определенные нормы права, следует рассматривать в качестве возможных внешних источников.
В научной литературе иногда можно встретить возражения против понятия историко-политического способа толкования. Так,
А.Ф. Черданцев считает, что данный способ толкования совмещает в себе чрезмерно разнородные элементы: исторический подход, тяготеющий к прошлому права, и политику, характеризующую современные условия правовой жизни 48. Как следствие, по его мнению, данный способ целесообразно разделить на два самостоятельных: исторический и функциональный. Идея самостоятельности исторического способа толкования имеет право на существование, но с учетом междисциплинарного характера исторического подхода, данный способ целесообразнее было бы именовать историко-юридическим. Что же касается так называемого функционального способа толкования права, то, на наш взгляд, вряд ли он имеет собственную предметность. По мнению А.Е. Врублевского и А.Ф. Черданцева, содержание функционального толкования выражается в установлении значения нормы права с учетом ее функционального контекста и раскрывается при интерпретации оценочных терминов и выражений роли правосознания и морали, политики и практики в правовом регулировании 49. Как можно заметить, при таком понимании функциональный способ включает в себя разнообразные элементы иных способов: исторического, систематического, специально-юридического, телеологического. Но собственная «изюминка» в нем утрачивается. Функциональный аспект права познается, следовательно, не одним и особым способом, а целым комплексом их.
Логический способ толкования права состоит в использовании средств формальной и диалектической логики при познании правовых явлений. При этом, в отличие от филологического толкования, объектом логического способа выступают не отдельные слова, а внутренние связи между частями нормативного акта, логическая структура правовых предписаний. Логические законы, принципы и категории используются здесь самостоятельно, наряду со средствами грамматического анализа.
В литературе предпринимались попытки отрицания самостоятельности логического способа толкования на том основании, что правильное мышление - всегда логическое и средства логики используются во всех способах толкования 50. Однако подобный взгляд основывается на отождествлении грамматики и логики.
Верно замечает в этой связи П.С. Элькинд, что при том органически общем, что имеется между грамматикой и логикой, они представляют собой две отрасли знаний 51. Следовательно, основанные на них способы толкования имеют вполне самостоятельное существование. Основными приемами логического способа толкования права выступают:
а) логические преобразования;
б) выведение вторичных норм из первых;
в) выводы из понятий;
г) умозаключения степени;
д) выводы по аналогии;
е) выводы от противного;
ж) доведение до абсурда и т. д.
Рассмотрим содержание некоторых приемов логического толкования.
Особенности законодательной техники, используемой правотворческими органами, часто отражаются на логической структуре правовых предписаний таким образом, что для четкого уяснения смысла закона необходимо бывает осуществить определенное мысленное преобразование текста акта. Например, ч. I ст. 105 УК РФ устанавливает: «Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку, - наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет». Ясно, что законодатель имеет в виду наказание не самого убийства, а лица, его совершившего. Поэтому мысленно преобразованный текст статьи будет гласить: «Лицо, совершившее умышленное убийство, наказывается...» Подобные логические преобразования правоприменителям приходится совершать постоянно, интуитивно, часто не задумываясь об этом.
Необходимость в логических преобразованиях объясняется также наличием внутренней логической структуры у правовых норм и ее несовпадением с внешней формой выражения в статьях нормативных актов. В частности, структурные элементы правовой нормы: гипотеза, диспозиция и санкция - могут подразумеваться, то есть могут быть текстуально не выражены законодателем из соображений лаконичности, удобства выражения мысли или же находиться в других статьях или же в иных нормативных актах. И таким образом правоприменитель бывает вынужден самостоятельно строить логическую структуру нормы, исходя из отдельных обособленных единиц пра-
вового текста. Так, анализируя ч. I ст. 127 УК РФ: «Незаконное лишение свободы человека, не связанное с его похищением, - наказывается ограничением свободы на срок до трех лет, либо арестом на срок от трех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до двух лет», можно заметить, что в ней внешне четко выражены только два структурных элемента: гипотеза и санкция. «Незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением (гипотеза), наказывается ограничением свободы...» и т. д. (санкция). Что же касается диспозиции, то она логически подразумевается, как и во всех статьях Особенной части УК, и может быть выражена словами: «Запрещается незаконно лишать свободы человека». Поэтому лицо, толкующее нормы УК РФ, вынуждено постоянно прибегать мысленно к логическим преобразованиям, учитывать системные связи, особенно гипотез правовых норм, с целью правильной квалификации правонарушений.
Выводы вторичных норм из первых в качестве особого приема логического толкования основываются на дедуктивном мышлении и наиболее часто встречаются в текстах руководящих постановлений пленумов Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда РФ, а также в постановлениях и определениях кассационных и надзорных судебных инстанций по конкретным делам. Это может быть сформулировано в виде инструментальных запретов, обязываний или разрешений на деятельность. Так, например, п. 12 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 декабря 2006 г. «О применении судами особого порядка судебного разбирательства уголовных дел» устанавливает, что глава 40 УПК РФ не содержит норм, запрещающих принимать по делу, рассматриваемому в особом порядке, иные, кроме обвинительного приговора, судебные решения, в частности, содеянное обвиняемым может быть переквалифицировано, а само уголовное дело прекращено 52 и т. д. Тем самым по смыслу данного разъяснения Пленум ВС РФ выводит новые, конкретизирующие гл. 40 УПК РФ правила рассмотрения судами дел в порядке особого производства. Аналогичное значение имеет и Постановление Федерального Арбитражного Суда Поволжского округа от 5 сентября 2006 г.
№ А12-1800/06-С22, в котором сформулировано правило, согласно которому «отсутствие паспорта транспортного средства не является основанием для отказа в регистрации данного транспортного средства»53. Логическое выведение вторичных норм из текста официальных источников права является достаточно распространенным в интерпретационной практике, и это требует от интерпретатора строжайшего соблюдения законов логики и подзаконности результатов его конкретизирующих суждений. Частично помощь в подобной деятельности оказывают классические «топы» правовых суждений: «Кому воспрещена цель, тому воспрещено и действие, ведущее к этой цели.
Кому воспрещено действие, тому воспрещена и цель, к которой оно ведет, если ее нельзя достигнуть другим действием.
Кто управомочен к цели, тот управомочен и к действию, ведущему к этой цели, если она не может быть достигнута другими действиями.
Кто управомочен к известному действию, тот управомочен и к цели, достигаемой этим действием»54.
Выводы из понятий представляют собой особые формы их опредмечивания путем раскрытия основных свойств. Понятие вообще есть логически сформулированная мысль
о предмете, содержащая в себе его основную идею. Понятие, как отмечает П.В. Копнин, «отражает не все в предмете, не весь предмет во всей его непосредственности, а существенные свойства, стороны, связи и отношения их, закон движения, развитие предмета»55.
Правовая наука оперирует достаточно многочисленными и разнообразными правовыми понятиями, такими как: «право», «норма права», «правовое отношение», «юридическая ответственность», «правонарушение» и т. д. Одни из них, наиболее значимые и общепризнанные, имеют статус фундаментальных категорий, другие отражают структурные и функциональные свойства правовых явлений, процессов и используются как средства познания и преобразования юридической жизни общества. Такое значение, например, имеют: принудительность, нормативность, обязательность, вредность, подзаконность, наказуемость и прочие свойства в сфере права. Их
интерпретационное познание и использование является необходимым условием обеспечения законности правового регулирования.
Действующее российское законодательство и акты официального толкования содержат в себе самые разнообразные правовые понятия, а также выводы практического значения из них. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 26 декабря 2006 г. № 64 «О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления» содержатся доктринальные определения понятий налога и сбора (п. 1), уклонения от уплаты налогов и сборов (п. 3), налоговой декларации (п. 4) и т. д. Одновременно здесь же делаются интерпретационные выводы из налоговых понятий, имеющие важное значение для судебной практики. Например, Пленум ВС РФ определил, что «моментом окончания преступления, предусмотренного ст. 198 или ст. 199 УК РФ, следует считать фактическую неуплату налогов (сборов) в срок, установленный налоговым законодательством»56. Такое же значение имеет перечисление документов, служащих основанием для уплаты налогов и сборов (п. 5), конкретизация субъектов налоговой ответственности (п. 6) и т. д. Выводы из понятий могут быть официальными и неофициальными, детализированными, объемными и т. д. Главное же с точки зрения логики и требований законности состоит в том, чтобы они не выходили за пределы собственного содержания понятий.
Выводы по аналогии в интерпретационной практике представляют собой достаточно распространенный прием конкретизированных умозаключений, развивающий содержание правовых требований, но не выходящий за их рамки. Наиболее явной, правотворчески предусмотренной сферой использования рассуждений по аналогии является употребление законодателем таких выражений, как: «и т. д.», «и т. п.», «и другие», «и иные». Например, ст. 126, 127, 128 УК РФ в качестве квалифирующих признаков преступлений содержат указание на «иные тяжкие последствия», которые могут быть установлены и признаны органами предварительного следствия и суда. Статья 418 ГК РФ, устанавливающая прекращение обязательства смертью
гражданина, подчеркивает, что обязательство может быть «иным образом» связано с личностью должника или кредитора, то есть помимо их личного участия.
Самостоятельными приемами логического способа толкования права являются выводы от противного (агдитеПит а сойгапо) и доведение до абсурда (гeductio ad absuгdum). В первом случае используется логический закон противоречия, согласно которому два противоречивых суждения о норме права не могут быть истинными. Одно из них непременно является ложным. Во втором - последовательное логическое развитие смысла правовой нормы доводится до абсурдного значения, в результате чего делается вывод об истинности противоположного смысла. Абсурд утверждает правильность иного суждения.
Например, ст. 129 УК РФ определяет клевету как «распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию». Следовательно, аналогичные действия по своим последствиям, если они являются вместе с тем истинными, а не ложными, не могут рассматриваться в качестве клеветы. На этом противопоставлении основывается практика рассмотрения судами соответствующих составов преступлений и их доказательство.
Понятие абсурда внутренне противоречиво и в значительной мере субъективно. То, что одному человеку кажется абсурдным, другим может восприниматься вполне адекватным ситуации. Тем более что существует и философия абсурда (Сартр, Камю и др.). Тем не менее логика исходит отождествления абсурда с нелепицей, бессмыслицей, что иногда возникает в юридической практике. Так, например, рассмотрение уголовных дел в судах, где в качестве доказательств используются данные, полученные оперативным путем, зачастую проходит в закрытом режиме по соображениям секретности. И это наводит на мысль о секретности всех учебников и иной литературы по оперативно-разыскной деятельности. Абсурдными выглядят многие «секретные» диссертации и их защита на том основании, что диссертант сделал в своей работе ссылку на некую секретную инструкцию или приказ для служебного пользования по вопросам оперативной работы правоохранительных органов. И на-
до отметить, что некоторые диссертанты этим злоупотребляют.
Специально-юридический способ толкования права основывается на специфике объекта познавательной и интерпретационной деятельности, в качестве которого выступает правовая материя и юридическая практика, а также своеобразие юридической техники, используемой в процессах уяснения и разъяснения смысла правовых норм. Следует признаться, что в своих ранних работах57 я не выделял данный способ толкования права в качестве самостоятельного, полагая, что правовая сфера может быть познана и объяснена на основе традиционных способов: грамматического, систематического и т. д. Однако «червь сомнения» в правильности такой позиции сделал свое дело... Слишком уж велико и юридически значимо своеобразие языка права, правовых конструкций, терминов и приемов используемых в правотворчестве, правоприменении, систематизации нормативного материала, которые могут быть поняты и объяснены только с помощью средств юридической науки. Достаточно взять современный «рыночный» Гражданский кодекс РФ и просмотреть употребляемые в его статьях термины, такие как: «обычаи делового оборота», «эмансипация», «опекуны и попечители», «патронаж», «юридическое лицо», «полное товарищество», «товарищество на вере», «общества с ограниченной и дополнительной ответственностью», «унитарное предприятие», «ценные бумаги», «риск случайной гибели имущества» и т. д. Появляется ощущение, что даже не каждый юрист-профессионал мгновенно, «с лета» может понять и объяснить тот смысл, который вложил законодатель в данные термины. К этому можно добавить специальную терминологию нашего нестабильного налогового и финансового законодательства, как то: федеральные, региональные и местные налоги и сборы, акцизы, субсидии, субвенции и т. д. Многоотраслевая законодательная терминология дополняется специальными понятиями и категориями правотворческой и правоприменительной техники типа: «нормативные и индивидуальные предписания», «декларации», «дефиниции», «преамбулы», «фикции», «презумпции», «аксиомы», «прецеденты» и т. д., являющимися продуктами пра-
вового мышления. В научной литературе подчеркивается, что юридическое познание, являясь разновидностью человеческого познания вообще, отличается своим местом в объективном мире, субъектами, содержанием и формой 58. На официальном уровне его осуществление представителями власти влечет за собой нормативно заданные последствия. Поэтому, как справедливо отмечает С.С. Алексеев, специально-юридическое толкование объясняется:
а) необходимостью реконструирования государственной воли законодателя в виде нормативных предписаний и норм;
б) потребностью «расшифровки» и познания юридических конструкций как особых способов организации нормативного содержания права;
в) своеобразием отраслевой специфики нормативного текста и использованием особой юридической терминологии;
г) сложностью решения задач юридической квалификации в правоприменительной деятельности 59.
Этот перечень обстоятельств, обусловливающих самостоятельность специальноюридического способа толкования права, на наш взгляд, следует дополнить «наличием оценочных правовых понятий», интерпретация которых требует использования профессиональных юридических знаний. Употребление законодателем и юридической практикой таких понятий, как: «уважительные причины», «смягчающие и отягчающие вину обстоятельства», «тяжкие последствия», «значительный ущерб», «крупный размер похищенного» и т. д., - предполагает, что правоприменительные органы средствами юридического анализа могут конкретизировать их смысл применительно к обстоятельствам конкретных юридических дел. Такими средствами юридического анализа могут быть: акты официального и неофициального характера, правоприменительная конкретизация и детализация, аргументы здравого смысла, обращение к общим началам и «духу» законодательства и т. д. Все это свидетельствует, что специально-юридическое толкование имеет свой специфический объект интерпретации и особый инструментарий.
Особое место в системе способов толкования права занимает так называемое телеологическое (целевое) толкование. Т.Я. Насырова, посвятившая этому вопросу свою монографию, определяет телеологическое толкование как «осуществляемую субъектами права деятельность, направленную на установление с помощью обособленной совокупности приемов анализа и синтеза целевых параметров закона, позволяющих раскрыть общий смысл и содержание конкретных нормативных предписаний»60. Важность познания и объяснения целей правовых норм и действующего законодательства действительно имеется, и это подчеркивают все специалисты по теории толкования права. Однако эти задачи вполне решаются посредством применения филологического, систематического, историко-политического и специально-юридического способов. Выделить и достаточно убедительно показать своеобразие средств и приемов именно теологического толкования не удается сторонникам самостоятельности этого способа. Поэтому, думается, идея телеологии как учения о цели вполне имеет право на существование в качестве особого приема или средства, используемого уже известными традиционными способами интерпретации права.
Интерпретационная техника, конечно же, не исчерпывается рассмотренными здесь способами и приемами познания и объяснения смысла правовых норм. Она, подобно мощному древу человеческого познания, постоянно обновляется, развиваясь вширь и вглубь, привлекая при этом как общегуманитарные герменевтические средства научного познания, так вырабатывая собственно юридические приемы познавательной деятельности.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Соболева А.К. Каноны толкования в праве // Проблемы юридической техники / Под ред.
B.М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 89-101.
2 См.: Словарь иностранных слов. М., 1964.
C. 276-277.
3 См.: Соболева А.К. Указ. соч. С. 89; Березовская Е.В. Правотолкование и индивидуальное правовое регулирование: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2005. С. 18.
4 См.: Чунакова Н.Б. Проблемы использования лексических средств языка и юридической техники в законодательном процессе // Проблемы юридической техники. С. 208-209.
5 См.: Давыдова М.Л. Нормативно-правовое предписание в теории права. Волгоград, 2003. С. 158.
6 Соболева А.К. Указ. соч. С. 97-100.
7 См.: Дигесты Юстиниана / Отв. ред. Л.П. Ко-фанов. Т. 1. М., 2002. С. 111-113.
8 Аристотель. Топика // Сочинения: В 4 т. Т. 2. М., 1978. С. 349.
9 См.: Соболева А.К. Топическая юриспруденция. М., 2002. С. 16.
10 См.: Таранов П.С. 150 мудрецов и философов. Жизнь. Судьба. Учение. Мысли. Т. 1. Симферополь; Запорожье, 2000. С. 127.
11 См.: Там же. С. 337.
12 См.: Там же. С. 330.
13 Там же. С. 331.
14 Разуваев Н.В. Правовой режим законности и предпосылки его кризиса // Режим законности в современном российском обществе. СПб., 2004. С. 30.
15 См.: Пиголкин А.С. Толкование нормативных актов в СССР М., 1962. С. 37.
16 См.: Карташов В.Н. Теория правовой системы общества. Т. 1. Ярославль, 2005. С. 366-378.
17 Карбонье Ж. Юридическая социология. М., 1986. С. 315.
18 Сенека. Марк Аврелий. Наедине с собой. Семфирополь, 2002. С. 11.
19 Черданцев А.Ф. Толкование права и договора. Ч. I. Екатеринбург, 2002. С. 24.
20 См.: Вопленко Н.Н. Сущность, принципы и функции права. Волгоград, 1998. С. 24.
21 Хвостов В.М. Общая теория права. М., 1914. С. 109.
22 Васьковский Е.В. Руководство к толкованию и применению законов. М., 1997. С. 13.
23 См.: Малько А.В., Шундиков К.В. Цели и средства в праве и правовой политике. Саратов, 2003. С. 67-82; Сапун В.А. Теория правовых средств и механизм реализации права. СПб., 2002. С. 31-43.
24 См.: Карташов В.Н. Указ. соч. С. 359-360.
25 См.: Пиголкин А.С. Указ. соч. С. 53.
26 См.: Черданцев А.Ф. Толкование советского права. М., 1979. С. 35.
27 См.: Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 37.
28 См.: Словарь русского языка / Сост. С.И. Ожегов. М., 1953. С. 789.
29 См.: Ващенко Ю.С. Филологическое толкование норм права: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2002. С. 6.
30 См.: Там же. С. 5.
31 Винавер А.М. Законодательная техника // Право и жизнь. М., 1926. Кн. 2-3. С. 3.
32 См.: Пиголкин А.С. Указ. соч. С. 41.
33 Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 42-45.
34 См.: Аверин А.В. Судебная достоверность. Постановка проблемы. Владимир, 2004. С. 192.
35 См.: Черданцев А.Ф. Толкование права и договора. С. 77-80.
36 См.: Пишина С.Г. Правоинтерпретационные ошибки. Проблемы теории и практики: Авто-реф. дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2000. С. 14-15.
37 См.: Спасов Б. Закон и его толкование. М., 1986. С. 82-90; Пиголкин А.С. Указ. соч. С. 53-75; Губаева Т.В. Язык и право. М., 2004. С. 74; Соболева А.К. Топическая юриспруденция. С. 85-121.
38 Керимов Д.А. Законодательная техника. М., 1998. С. 61.
39 См.: Костылев В.М. Проблемы системного и формально-логического анализа права: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Уфа, 2002. С. 12.
40 См.: Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 64.
41 См.: Тихомиров Ю.А. Юридическая коллизия. М., 1994; Матузов Н.И. Коллизии в праве // Общая теория государства и права / Под. ред. М.Н. Марченко. Т. 3. М., 2001. С. 405-427; Буяков А.Ю. Юридические коллизии и способы их устранения: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1999.
42 См.: Буяков А.Ю. Указ. соч. С. 11.
43 См.: Матузов А.И. Указ. соч. С. 422.
44 См.: Иванченко А.В., Любарев А.Е. Российские выборы от перестройки до суверенной демократии. М., 2006. С. 205.
45 См.: Малько А.В. Правовая политика современной России в сфере смертной казни // Право на смертную казнь. М., 2004. С. 94.
46 См.: Там же. С. 96.
47 См.: Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 57.
48 См.: Черданцев А.Ф. Толкование права и договора. С. 119.
49 См.: Черданцев А.Ф. Вопросы толкования советского права. Свердловск, 1972. С. 168-189.
50 См.: Пиголкин А.С. Указ. соч. С. 41. Такую же точку высказывал И.Е. Фарбер (см.: Фарбер И.Е. Сущность и способы применения советского закона: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1951. С. 14).
51 См.: Элькинд П.С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права. М., 1967. С. 102.
52 См.: Российская газета. 2006. 29 дек. С. 22.
53 Консультант Экспресс - Нижнее Поволжье. 2006. 1 дек. [№ 47 (126)]. С. 11.
54 Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 109-110; Чер-данцев А.Ф. Вопросы толкования советского права. С. 103.
55 Копнин П.В. Диалектика как логика и теория познания. М., 1973. С. 178.
56 Российская газета. 2006. 31 дек. С. 24.
57 См.: Вопленко Н.Н. Официальное толкование норм права. М., 1976; Он же. Следственная деятельность и толкование права. Волгоград, 1978.
58 См.: Аверин А.В. Правоприменительная деятельность суда и формирование научно-правового сознания судей. Проблемы теории и практики. Саратов, 2003. С. 102.
59 См.: Алексеев С.С. Проблемы теории права: Курс лекций: В 2 т. Т. 2. Свердловск, 1973.
С. 179-181.
60 Насырова Т.Я. Телеологическое (целевое) толкование советского закона. Казань, 1988. С. 44.
