CC BY
154
^^^ [взаимосвязь литературы и языка]
В.А. Доманский doi: 10.24411/1811-1629-2020-12082
ИНТЕРМЕДИАЛЬНОСТЬ ПРОИЗВЕДЕНИЙ РУССКОЙ КЛАССИКИ (НА МАТЕРИАЛЕ ТВОРЧЕСТВА И.С. ТУРГЕНЕВА)
VALERIIA. DOMANSKY INTERMEDIALLY OF WORKS OF THE RUSSIAN CLASSICS (ON THE MATERIAL OF CREATIVITY IS I. S. TURGENEV)
В статье рассматривается интермедиальная сущность произведений русской классической литературы как явления перевода с одного языка искусства на другой. Вычленены три ее основных вида, наиболее полно представленные в современном литературоведении и искусствоведении. На материале творчества Тургенева раскрыта музыкальность его произведений, определяющая особенность его художественного метода. Автором статьи подробно проанализирована музыкальная сцена в его романах (реакция героев романа «Рудин» на исполнение баллады Франца Шуберта «Лесной царь») и музыкальный эпизод в романе «Отцы и дети» с включением сонаты-фантазии c-moll Моцарта. В заключение статьи представлен сюжет изобразительной интермедиальности рассказа Тургенева «Бе-жин луг».
Ключевые слова: русская классика; интермедиальность; музыкальные сцены; изобразительность литературных пейзажей
In the article consideres the intermediality of the works of the Russian classical literature as a phenomenon of translation from one language of art to another. The three main types of intermediality are singled out. Most of them are fully represented in contemporary literary criticism and art criticism. The musicality of his works is revealed on the bases of Turgenev's creativity, which determines the peculiarity of his artistic method. The author of the article has analyzed in detail the musical scene in his novels (the response of the heroes of the novel «Rudin» after performance of Franz Schubert's ballad «The Forest Kingr») and the musical episode in the novel «Fathers and Sons» including the sonata-fantasy c-moll Mozart. The article concludes with a plot of the graphic intermediality of Turgenev's story «Bezhin meadow».
Keywords: Russian classics; intermediality; musical scenes; representativeness of literary landscapes
Синтез литературы и других искусств - феноменальное явление, к которому не раз обращались на протяжении веков философы, ученые и писатели, начиная от Аристотеля и неизвестного античного автора трактата «О возвышенном». Вопросы различных синтезов стали ключевыми в эстетике романтизма. В ХХ веке на основе многовекового интереса
Исследование выполнено при финансовой поддержке гранта РФФИ № 20-013-00684 «Классика в диалоге с современностью: теоретические и методические аспекты изучения русской литературы».
Валерий Анатольевич Доманский
Профессор, заведующий кафедрой педагогических инноваций и психологии.
Санкт-Петербургский институт Бизнеса и инноваций
191028, Санкт-Петербург, ул. Моховая, д. 22
V.A. Domansky
Saint-Petersburg Insitute of Business and Innovation
191028, Russia, Saint-Petersburg, Mokhovaya St., 22
к синтезу искусств возникли исследования смежной категории - взаимосвязи искусств или интер-медиальности. Данный термин впервые был введен английским романтиком Сэмюэлем Кольриджем в 1812 г., но закрепился в научной литературе лишь после публикации в 1983 г. статьи немецкого профессора Оге А. Ханзен-Лёве «Проблема корреляции словесного и изобразительного искусств на примере русского модерна» [Нашеп-Ьоуе 1983: 291-360].
В 2006 г. появилась главная работа этого ученого «Интермедиальность в русской культуре: от символизма к авнагарду» [Нашеп-Ьоуе 2007], в которой дано обстоятельное истолкование интер-медиальности как явления перевода произведения с одного языка искусства на другой или объединение различных искусств в мономедийном или мультимедийном тексте.
Взаимосвязь и взаимодействие искусств обусловлено синтетичностью литературы, ее стремлением к расширению своих границ, изобразительно-выразительных возможностей и созданием эффекта синестезии. Условием такого синтеза является органическое усвоение одним искусством приемов и способов другого. Художник слова, обращаясь к другим искусствам, исходит из специфики своего творческого мышления, которое проявляется в пространственной организации текста, насыщенности его культурно-семантическими образами. Синтетичность мышления писателя очень точно охарактеризовал Александр Блок:
«Россия - молодая страна, и культура ее -синтетическая. <...> Писатель должен помнить о живописце, архитекторе, музыканте; тем более -прозаик о поэте и поэт о прозаике. Бесчисленные примеры благодетельного для культуры общения (вовсе не непременного личного) у нас налицо; самые известные - Пушкин и Глинка, Пушкин и Чайковский, Лермонтов и Рубинштейн, Гоголь и Иванов, Толстой и Фет» [Блок т. 5, 1962: 175].
Мысль о взаимовлиянии искусств, о закономерностях обращения писателя к средствам живописи Блок развил в статье «Краски и слова» (1905), подчеркивая, что поэт должен обладать зрением живописца:
«Душа писателя поневоле заждалась среди абстракций, загрустила в лаборатории слов.
Тем временем перед слепым взором ее бесконечно преломлялась цветовая радуга. И разве не выход для писателя - понимание зрительных впечатлений, уменье смотреть? Действие света и цвета освободительно. Оно улегчает душу, рождает прекрасную мысль» [Блок 1962, т. 6: 101-102].
Но особенное значение русский поэт отводил музыке, полагая, что если «историческое, календарное» пространство «неизменно присутствует в цивилизованном сознании», то признаком культурного сознания человечества является музыкальное пространство, наличие «телесного и духовного равновесия», что достигается способностью людей слышать музыку «мирового оркестра» [Блок 1962, т. 6: 101-102].
В каждую культурную эпоху в системе искусств были свои доминанты: в Античности преобладала пластика, в Средние века - архитектура и словесность, Ренессанс выдвинул на первое место живопись, среди искусств Классицизма ведущее место заняли архитектура и садово-парковое искусство. Если Романтизм выдвинул и развивал идею синтеза литературы, музыки и живописи, то за Реализмом закрепилась репутация литерату-роцентричности в культуре.
В мировой культуре вместе с тем были периоды, когда искусства взаимодействовали наиболее интенсивно, их можно назвать эпохами синтеза. Это были эпохи, когда «весь мировой оркестр» [Блок 1962, т. 6: 102, 108] культуры звучал в унисон. Такой эпохой был Серебряный век русской культуры, когда поэты, художники и музыканты демонстрировали свои опыты тесного переплетения и транспонирования искусств. В литературе Константин Бальмонт пытался синтезировать поэзию и музыку, Владимир Маяковский - поэзию и живопись, Осип Мандельштам - поэзию и архитектуру. Поэт Мика-лоюс Чюрлёнис стремился наделить музыку цветом и красками, а живопись - звучанием.
Наш современный период развития культуры называют мультимедийным, который характеризуется соединением в художественных практиках текста, изображения, звука и видео, что создает совершенно новые условия для функционирования искусств. Закончилась эпоха литературоцентрич-ности культуры, и постепенно иным становится со-
знание человека, воспринимающего произведения искусства.
Главное внимание автора статьи обращено к русской классике. Раскрытие ее художественного потенциала в эпоху мультимедийности уже немыслимо без постижения ее интермедиальной сущности. Русские классики стремились «вернуть в слово музыку», соперничали с изобразительностью живописи, пластикой скульптуры, используя арсенал других искусств (сюжеты, образы, мотивы, эстетические идеи, художественные приемы) для создания эффекта суггестии, конструирования художественной картины мира. В структуре и бытовании текстов произведений русской классической литературы возможно вычленить все три вида интермедиальности, рассматриваемые в работах Оге А. Ханзен-Лёве [Нашеп-Ьоуе 2007], А. С. Вартанова [Вартанов 1961, Вартанов 1982], М. А. Са-парова [Сапаров 1982], М. А. Тахо-Годи [Тахо-Годи 1982], А. Ю. Тимашкова [Тимашкова 2008], А. Фла-кера [Флакер 2008]. Вот главные из них:
•нормативная (разработка одного и того же сюжета или мотива различными медиа);
•референциальная (упоминание или цитирование в художественном тексте произведений других искусств),
•конвенциональная интермедиальность (использование языка, кодов и приемов других искусств в литературном произведении: музыкальность, живописность пластичность, архитектур-ность, кинематографичность текста или отдельных его частей).
Жизнь литературных произведений в культуре XXI века предполагает еще один вид интерме-диальности - мультимедийная интемедиальность. Художественный текст в сознании современного читателя может жить одновременно в различных форматах: сценических постановках, экранизации, мультипликации, интернет-среде, использующей различные виды мультимедийности.
У каждого русского классика были свои излюбленные виды искусства, к которым они обращались, используя разные технические приемы для создания интермедиальности. Пушкин тяготел к различным искусствам, не отдавая в целом предпочтения ни одному из них. Лермонтов сам увле-
кался живописью и преуспел в изображении пейзажей и портретов [Доманский 2013: 243-252]. Тяготел к живописи и Гоголь: в описаниях природы -к романтическому пейзажу, в создании портретов и сцен - к фламандской школе. Можно также говорить и театральности ряда его произведений [До-манский 2010: 257-263].
Еще в большей степени фламандство свойственно изобразительной кисти Гончарова, прежде всего в романе «Обломов». В романе «Обрыв» интермедиальность текста репрезентирована главным образом живописью высокого Возрождения и Сентиментализма [Доманский 2002: 19-29].
Художественные предпочтения Достоевского связаны с графикой. Писатель сам хорошо рисовал карандашом и пером, делал графические наброски к своим произведениям.
Но, пожалуй, более всего интермедиальность свойственна художественным произведениям Тургенева. Музыка, и прежде всего музыка, а затем живопись, значительно меньше скульптура и архитектура, выполняют множество функций в создании художественного мира произведений Тургенева. Но, главное, они определяют своеобразие его художественного метода, его философию одухотворенного бытия человека. Эту сущность творчества русского писателя хорошо уловил Андре Моруа, обозначив его метод как «поэтический реализм» [Моруа 2001: 154].
Музыкальность, тонкий слух и музыкальный вкус, постоянное на протяжении всей жизни пребывание писателя в атмосфере музыки и красоты способствовали глубокому пониманию им музыкального искусства, что сказались на особенностях его мироощущения, характере его творчества.
Большинство его произведений связано с музыкой. Его герои музицируют, поют или слушают музыку и высказывают свои суждения о ней. Любовь к музыке, потребность в ней, наличие музыкальной одаренности, способность глубоко чувствовать красоту мира и красоту музыки являются важнейшими качествами личности близких автору персонажей. Нередко он наделяет их своими музыкальными вкусами и даже страницами своей музыкальной биографии. Иногда музыкальные произведения, включенные в картины жизни героев,
позволяют определить их личностную позицию, чувства и настроения людей определенной эпохи, тонко передать художественный подтекст, то невыразимое в словах и понятиях, что может выразить только музыка.
Продемонстрировать это можно, обратившись к двум музыкальным эпизодам в романах Тургенева. Так, в первом романе Тургенева «Рудин» центральной музыкальной сценой является исполнение баллады Франца Шуберта на слова Иогана Гёте «Ег1кош^». Шуберт в романе является знаковым композитором, так как он раскрывает в своих произведениях необъятный внутренний мир человека - мечтательный, страдающий, протестующий, передает его сокровенные мысли и чувства образованных людей 1840-х годов.
Рудин, как и главная героиня романа Наталья Ласунская, любит балладу Шуберта, и посредством музыки происходит сближение героев. Музыка характеризует их как натур глубоких, романтических. Вместе с тем звучащая в романе музыка Шуберта, кажется, одухотворяет саму природу (в этом и заключается главная сущность музыки в представлении романтиков!), поэтому описание летнего вечера автором тоже звучит как музыка:
«Душистая мгла лежала мягкой пеленою над садом; дремотной свежестью дышали близкие деревья. Звезды тихо теплились. Летняя ночь и нежилась и нежила» [Тургенев 1983: 228].
Для того чтобы почувствовать настроение Рудина и Натальи Ласунской, проникнуть в атмосферу сцены сближения героев, читателю необходимо слышать эту музыку, заразиться ею (читатели-современники Тургенева ее слышали!) И это является условием полноценного восприятия этой сцены романа.
Баллада начинается с быстрого проигрывания октав на фортепьяно, так рождается тревожная атмосфера действия. Она представляет собой драматическую сцену с диалоговым текстом. Музыкальная композиция опирается на рефренную форму. Этим рефреном являются возгласы отчаяния ребенка, а вкрапливаемыми в них диалогами отца и обращения Лесного царя к ребенку. Текст от автора образует вступление и заключение баллады. Взволнованные, краткие фразы ребенка кон-
трастируют с напевными, усыпляющими, гипнотизирующими фразами Лесного царя.
Возгласы ребенка повторяются троекратно с повышением тесситуры голоса и тональным повышением, но отец не понимает беспокойства ребенка. Фразы Лесного царя звучат в мажоре (I эпизод - в В-ёиг, 2-й - с преобладанием С-ёиг). Третья его фраза и рефрен соединены в одной музыкальной строфе, чем достигается эффект драматизации (контрасты сближаются). Последний раз возглас ребенка звучит уже с отчаянием. Музыка хорошо передает бег коня, завораживает своей мелодичностью, но напряжение все нарастает и нарастает, и ужас, который испытывает ребенок, передается всем, кто слушает эту гениальную музыку.
Шубертовская баллада помогает почувствовать неизбежность свершающегося, бесценность переживаемого мига, будоражит воображение. Есть мир тайны, в который могут проникнуть только люди, не утратившие детское восприятие мира, поэты, художники, музыканты. Рудин под впечатлением услышанного музыкального произведения устремляется своими мыслями в будущее. Чем глубже мы, читатели, вживаются в музыку Шуберта, подобно тургеневскому герою, тем более проникают во внутреннюю жизнь Рудина, знакомятся с его мировоззрением и философскими основами жизни его поколения. Баллада «Лесной царь» напомнила герою о его студенческом времени в Германии:
«- Эта музыка и эта ночь, - заговорил он, -напомнили мне мое студенческое время в Германии: наши сходки, наши серенады... » [Тургенев 1983: т. V: 229].
Теперь музыка в романе приобретает уже социокультурное значение. Она вводит читателя в атмосферу студенческих кружков, в которых происходило становление героя и самого писателя в конце 1830-х - начале 1840-х годов XIX века, когда музыка первого композитора-романтика Шуберта имела огромный успех в передовых кругах молодежи. Музыка, в это время, казалось, звучала во всем: в поэзии, философии, любви, природе.
По существу, интерпретируя центральный музыкальный эпизод романа «Рудин», мы наблюдаем все три вида интермедиальности: здесь
не только упоминается музыка Шуберта, автор воспроизводит и разрабатывает ее лейтмотив, используя повторы, музыкальность фразы, описывая одновременно то психологическое состояние героев, которое создает эта музыка.
Часто музыка в произведениях Тургенева передает и выражает то, что невозможно выразить словами. Иногда писателю достаточно описать одну сцену звучания музыки и реакцию на нее героев, чтобы посредством музыкальной суггестии выразить свою авторскую мироконцеп-цию. Такую исключительную роль в романе «Отцы и дети» играет мизансцена исполнения Катей Одинцовой сонаты-фантазии с-то11 Моцарта. Обращение Тургенева к сочинению Моцарта помогает не только предугадать судьбу главного героя, эта музыка также позволяет глубже понять и осмыслить философско-эстетические конфликты в романе. Поэтому читателю следует очень внимательно отнестись к чтению этой сцены и проследить за реакцией на музыку Моцарта Аркадия Кирсанова, которая описана в романе. Базаров здесь не в счет, так как он отвергал всякое «художество». Большой недостаток экранизаций романа Тургенева как раз заключается в том, что режиссеры игнорирую эту очень значимую в тексте музыкальную сцену. Даже в последнем, весьма интересном телефильме Авдотьи Смрновой «Ошибка Базарова» она тоже отсутствует.
В значительной мере можно говорить и об изобразительной интермедиальности произведений Тургенева, которая заключается в том, что писатель, запечатлевая зрительные ощущения, создает иконописные образы, опираясь на ассоциации, контекст, слова-символы, переносное значение слова. Можно выделить три вида сближений произведений писателей и живописцев:
а) сходство мотивов, переживание общей
темы;
б) наличие общих принципов изобразительности;
в) сходство в особенностях метода и характерности видения [Альфонсов 1966: 7].
Все эти три вида сближений характерны для изобразительного мастерства Тургенева. Наиболее ярко они проявляются в эстетических ори-
ентациях писателя на художников барбизонской школы (пейзажи) и фламандско-голландскую живопись (описание словесных натюрмортов, интерьеров и бытовых сцен).
Любопытно, что в одной частной беседе Тургенев признался в своем потаенном желании:
«...если бы можно было снова выбрать себе карьеру, я не выбрал бы карьеру писателя. Я выбрал бы карьеру пейзажиста <...>. Пейзажист не зависит ни от издателя, ни от цензуры, ни от публики; он - вполне свободный художник» [Цветков 1967: 422].
Бабизонцы являлись для Тургенева не просто художниками, чьи работы он покупал и высоко ценил. Имеются все основания говорить о глубинных связях изобразительного мастерства Тургенева и представителей этой французской школы живописи.
Русский писатель впервые в отечественной литературе воспроизводит цвет в соотношении со светом. Как и на полотнах французских художников, краски его пейзажей зависят от освещенности и от времени года, суток или от погоды. Например, синее небо у него то густо-синее, то темно-сапфировое (глухой ночью) или светло-синее, воздушное (в сумерках). Таким образом, можно говорить о множестве вариантов неба в его произведениях в зависимости от времени суток и погоды.
Писатель мастерски пользуется словами, как художник палитрой. Ему подвластны цвета, краски, переливы света и тени, переданные с помощью словесно-речевых средств. Его пейзажи удивительно пластичны и музыкальны, в них предстает перед взором читателя природа в тончайших нюансах и изменениях. Все изображаемое дышит, движется, живет, разворачивается во времени и пространстве, одна картина сменяется другой. Пейзажи Тургенева открывают красоту мира, говорят о мгновенности, краткости человеческой жизни. Некоторые из них звучат как стихи в прозе, как поэма о лирическом герое, открывающем и постигающем природный мир и мир своей души. В свое время К. М. Григорьев заметил: «Никто не сравнится с Тургеневым в умении владеть красками, в способности наложить на изображаемый предмет именно тот оттенок, который
характеризует его в действительности» [Григорьев 1884: 10].
Тургенев-пейзажист прекрасно разбирается не только в колорите, цвете, но и в его оттенках.
Все это «придает палитре Тургенева особое качество: его краски обладают различной интенсивностью - от непрозрачных, густых, плотных и как бы материальных до просвечивающихся, сквозящих светом, прозрачных и даже как бы растворенных в объемах воздуха, пространства» [Шаталов 1969: 238].
Многое роднило Тургенева с художниками-барбизонцами: изображение природы и ее явлений с опорой на непосредственные наблюдения и восприятие, «окутывание» предметов воздухом и светом, использование контраста, светлых тонов цвета, точность в деталях, красочная гармония целого, игра тонами, то более, то менее насыщенными. Кроме того, можно говорить об общих мотивах и темах в произведениях русского писателя и бар-бизонцев, несмотря на некоторые национальные отличия. Суть, конечно, не в деталях и изображенных предметах, а во впечатлении, которые вызывают живописные и словесные пейзажи. Поэтому в пейзажах Тургенева так много света, цвета с различными оттенками, переливами света и тени.
Становление Тургенева как искусного художника-пейзажиста произошло уже в пору создания книги «Записки охотника», в которой он демонстрируетсвоенеповторимое видение природы в красках, свете, цветах, тонах и оттенках. Но самое главное заключалось в том, что Тургенев впервые в русской литературе начал изображать обыденный реалистический пейзаж, лишенный всякой романтической экзотики. Здесь он пошел по следам барбизонцев, изображавших обычную природу в окрестностях деревушки Барбизон, от которой и получила название их художественная школа.
Как и на картинах барбизонцев, в пейзажах Тургенева преимущественно встречаются те же топосы: опушка леса, болотце, луг, холмы, перелески, то есть не что-то экзотическое, а привычные, обыденные уголки природы среднерусской полосы. Они, казалось бы, уже примелькались глазу, но увиденные заново, вызывают щемящее чувство глубинной связи чувствующего и мыслящего человека
с родной природой, родиной, всем, что так дорого, но не замечается в жизненной суете.
Связь автора «Записок охотника» с изобразительным мастерством барбизонцев чувствуется в художественных принципах изображения природы в определенные времена суток (предрассветной мглы, утра, вечера, предгрозового или ненастного дня, наступления ночи). Все пейзажи Тургенева связаны между собой картинами природы средней полосы России, жизни героев, их настроениями, авторской мироконцепцией. Так создается эффект присутствия читателя на месте разворачивания сюжетов книги тургеневских рассказов.
Таким образом, интермедиальный характер произведений отечественной литературы предполагает от исследователя и обычного читателя знания специфики смежных искусств, особенно в наш век, когда интерес ко многим произведениям пробуждается посредством обращения к различным видам мультимедийности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Альфонсов В. Н. Слова и краски. М., 2006. 320 с.
2. Блок А. А. Собр. соч.: в 8 т. М.; Л., 1960-1963.
3. Вартанов А. С. О соотношении литературы и искусства // Литература и живопись / [ред. А. Н. Иезуитов]. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1982. С. 5-30.
4. Вартанов А. С. Образы литературы в графике и кино. М.,1961. 56 с.
5. Григорьев К. М. И. С. Тургенев. Литературная характеристика // Дело, 1884. № 1. Отд. «Современное обозрение».
6. Доманский В. А. Портретная живопись в романе М. Ю. Лермонтова «Княгиня Литовская»// Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Т. 14. № 4. С. 243-252.
7. Доманский В. А. Кавказ в словесных и живописных пейзажах М. Ю. Лермонтова//Литература в школе. 2014. № 12. С. 2-4.
8.Доманский В. А. «Интерьерный театр» Гоголя (на материале поэмы «Мертвые души»)// Н. В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепция). Вып. 3. Ред. Н. В. Хомук. Томск, 2010. С. 257-263.
9. Доманский В. А. Изобразительный мир Гончарова: между Рафаэлем и фламандством»//Материалы V Международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения И. А. Гончарова. Ульяновск, 2012. С. 19-29.
10. Моруа Андре. Тургенев. М., 2001. 189 с.
11. Сапаров М. А. Словесный образ и зримое изображение (Живопись - Фотография - Слово)/ М. А. Сапаров // Литература и живопись / [ред. А. Н. Иезуитов]. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1982. С. 66-92.
12. Тахо-Годи М. А. Литература и живопись в романе
Р. Роллана «Жан-Кристоф» / М.А. Тахо-Годи // Литература и живопись / [ред. А.Н. Иезуитов]. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1982. С. 252-267.
13. Тимашков А. Ю. К истории понятия интермедиально-сти в зарубежной науке / А.Ю. Тимашков // Фундаментальные проблемы современной культурологии. Том III: Культурная динамика. СПб: Алетейя, 2008. С. 112-119.
14. Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. В 30 т. Соч. в 12 т. Письма в 18 т. М., 1983-2018.
15. Флакер А. Живописная литература и литературная живопись. М.: Три квадрата, 2008. 432 с.
16. Шаталов С.Е. Палитра Тургенева // Шаталов С. Е. Проблемы поэтики И.С. Тургенева. М. 1969. 238 с.
17. Цветков И. Е. Встреча с И. С. Тургеневым // Лит. наследство. Т. 76. М., 1967 / Публ. И. С. Зильберштейна. С. 415-422.
18. Hansen-Löve A. A. Intermedialität und Intertextualität. Probleme der Korrelation von Wort- und Bildkunst - Am Beispiel der russischen Moderne // Dialog der Texte. Hamburger Kolloquium zur Intertextualität / hg. von W. Schmid und W.-D. Stempel. Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 11. Wien 1983, pp. 291-360.
19. Hansen-Löve A. A. Intermedialität der Moderne zwischen linguistic und pictorial turn. Zum medialen Ort des Verbalen - mit Rückblicken auf russischen Medienlandschaften (Vortrag Konstanz, April 2006). München, 2007. 60 p.
REFERENCES
1. Al'fonsov V N. (2006) Slova i kraski [Words and colors]. Moscow, 320 p. (in Russian).
2. Blok A. A.(1960-1963) Sobranie sochinenij: v 8 t. [Collected Works]. In 8 vol. Moscow-St. Petersburg. (in Russian).
3. Vartanov A. S. (1982) O sootnoshenii literatury i iskusstva [On the relationship editor A.N. Iezuitov]. Leningrad, pp. 5-30. (in Russian).
4. Vartanov A. S.(1961) Obrazy literatury v grafike i kino [Images of literature in graphics and cinema]. Moscow, 56 p. (in Russian).
5. Grigorev K. M. (1884) I. S. Turgenev. Literaturnaja harakteristika [I. S. Turgenev. Literary characteristics]. Delo [Delo]. no.1 Otdel. Sovremennoe obozrenie [The Department. Modern Review] . (in Russian).
6. Domanskij V. A. (2013) Portretnaja zhivopis' v romane M. Ju. Lermontova «Knjaginja Ligovskaja» [Portrait painting in the novel «Princess Ligovskaya» by M. Yu. Lermontov ]. In: Vestnik Russkoj hristianskoj gumanitarnoj akademii [Bulletin of the Russian Christian Humanitarian Academy]. v. 14, no. 4, pp. 243-252. (in Russian).
7. Domanskij V. A.(2014) Kavkaz v slovesnyh i zhivopisnyh pejzazhah M. Yu. Lermontova [Caucasus in verbal and picturesque landscapes M. Yu. Lermontov]. In: Literatura v shkole [Literature at school]. no. 12, p. 2-4. (in Russian).
8. Domanskij V. A. (2010) «Inter'ernyj teatr» Gogolja (na materiale pojemy «Mertvye dushi») [«Interior Theater» by Gogol (based on the poem «Dead Souls»)]. In: N.V. Gogol' i slavjanskij mir (russkaja i ukrainskaja recepcija). [N.V. Gogol and the Slavic
World (Russian and Ukrainian reception)]. rel. 3. eds. N.V. Homuk. Tomsk, p. 257-263. (in Russian).
9. Domanskij V. A.(2012) Izobrazitel'nyj mir Goncharova: mezhdu Rafajelem i flamandstvom» [The Fine World of Goncharov: Between Raphael and Flemishness] In: Materialy
V Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, posvjashhennoj 200-letiju so dnja rozhdenija I.A. Goncharova. [Proceedings of the
V International Scientific, Conference dedicated to the 200th anniversary of the birth of I.A. Goncharova]. Ulyanovsk, p. 19-29. (in Russian).
10. Morua Andre. (2001) Turgenev. [Turgenev] Moscow, 189 p. (in Russian).
11. Saparov M. A. (1982) Slovesnyj obraz i zrimoe izobrazhenie (Zhivopis' - Fotografija - Slovo)Verbal image and visual image (Painting - Photography - Word). M. A. Saparov. In: Literatura i zhivopis' [Literature and painting]. eds. A. N. Iezuitov. Leningrad, pp. 66-92. (in Russian).
12. Taho-Godi M. A. Literatura i zhivopis' v romane R. Rollana «Zhan-Kristof» [Literature and painting in the novel by R. Rolland «Jean-Christophe»] In: M. A. Taho-Godi. Literatura i zhivopis' [Literature and painting]. eds. A. N. Iezuitov. Leningrad, pp. 252-267. (in Russian).
13. Timashkov A. Yu. (2008) K istorii ponjatija intermedial'nosti v zarubezhnoj nauke [On the history ofthe concept ofintermediality in foreign science]. In: A. Yu. Timashkov. Fundamentalnye problemy sovremennoj kul'turologii. Tom III: Kul'turnaja dinamika [Fundamental problems of modern cultural studies. Volume III: Cultural Dynamics]. St. Petersburg, pp. 112-119. (in Russian).
14. Turgenev I. S. (1983-2018) Poln. sobr. soch. i pisem. V 30 t. Soch. v 12 t. Pis'ma v 18 t. [Full collection op. and letters. In 30 volumes. Op. in 12 volumes. Letters in 18 volumes]. Moscow. (in Russian).
15. Flaker A. (2008) Zhivopisnaja literatura i literaturnaja zhivopis' [Painting literature and literary painting]. Moscow, 432 p. (in Russian).
16. Shatalov S. E. (1969) Palitra Turgeneva [Turgenev's palette] In: Shatalov S. E. Problemy pojetiki. I. S. Turgeneva [Problems ofthe poetics of I.S. Turgenev]. Moscow, 238 p. (in Russian).
17. Cvetkov I. E. (1967) Vstrecha s I. S. Turgenevym [Meeting with I.S.Turgenev] In: Lit. nasledstvo [Lit. inheritance]. Publ. I. S. Zil'bershtejna [Publication of I. S. Zilberstein]. Moscow, t. 76, pp. 415-422. (in Russian).
18. Hansen-Löve A. A. Intermedialität und Intertextualität. Probleme der Korrelation von Wort- und Bildkunst - Am Beispiel der russischen Moderne In: Dialog der Texte. Hamburger Kolloquium zur Intertextualität / hg. von W. Schmid und W.-D. Stempel. Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 11. Wien 1983, pp. 291-360.
19. Hansen-Löve A. A. Intermedialität der Moderne zwischen linguistic und pictorial turn. Zum medialen Ort des Verbalen -mit Rückblicken auf russischen Medienlandschaften (Vortrag Konstanz, April 2006). München, 2007. 60 p.
