CC BY
26
социальность, с другой - совместное («соборное») творческое бытне человеческих личностей. Обе эти сферы необходимы и вечны. Проблема в том, как они связаны между собой, какая из них доминирует и определяет жизнь человеческого индивида. Опыт русской религиозной философии учит нас, что ключевым принципом гуманизации общества является преобладание свободного общения личностей над «институциональными» отношениями внешней социальности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Батова И. К. Суверенность личности как основа философской концепции смысла жизни Льва Шестова //Смысл жизни: опыт философского к;-следования. М., 1992.
2. Бердяев H.A. О назначении человека. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого. М, 1993.
3. Бердяев H.A. Дух и реальность. ОсновыБогочело-веческой духовности. Париж, 1937.
6.
7.
4. Бердяев НА. Самопознание. М., 1990.
5. Гофштеттер И. В плену философско-теологи-ческой путаницы. О Розанове, Гегеле, Шестове //Путь. 1931. №28.
Гуревич Г.Д., Бердяев Н.А. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики //Современные записки. 1931. № 47.
Чубарое И.М. Персоналистическая антропология Н.А. Бердяева и социализм //Природа человека и социализм. М., 1991.
8. Шестов Л. Власть ключей. Афины и Иерусалим. М., 1993.
9. Шестов Л. Киргегард и экзистенциальная философия. М., 1992.
10. Ignatov A. The Dialectic of Freedom in N. Berdyaev //Studies in Soviet Thought. Dordrecht, Boston. 1989. Vol. 38. № 4.
11. Shein L.J. Lev Shestov: A Russian Existentialist //The Russian Review. 1967. Vol. 26. № 3.
Е.П. АЛЕКСАНДРОВ, д-р пед. наук, профессор кафедры философии и социологии ТИУиЭ, A.A. БОРИСОВА, соискатель ученой степени ТГПИ
ИНТЕНЦИОНАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ ВЗАИМОДЕЙСТВУЮЩИХ СУБЪЕКТОВ В СТРУКТУРЕ СРЕДСТВ МАССОВОЙ
КОММУНИКАЦИИ
Социокультурная коммуникация может рас -сматриваться как интенциональная деятельность. Термины «интенция», «интенциональ-ностъ» обнаруживают свои смысловые корни еще в философских учениях Античности (Зенон, Клеанф, Хрисипп, Сенека и др.), но лидирующее положение они заняли в категориальном аппарате герменевтики и теологии Средних веков. В тот период времени герменевтика, как известно, представляла собой отрасль философской рефлексии, направленную на разработку принципов понимания и интерпретации текстов Библии и трудов Отцов церкви. При этом мыслители исходили из того, что интенции (направленности сознания) создателя текста неизбежно сопоставляются с интенциями его толкователя. Несов-падение интенций автора и интерпретатора приводит к невозможности адекватного понимания и коммуникации (А Блаженный, П Абеляр, Ф. Аквинский, И Д. Скотт, У. Оккам, П Авреолий и др.).
В феноменологии Э. Гуссерля под интенциональ-ностью понимается направленность переживаний человека на предмет. Философ полагал, что сознание имеет интенциональную природу и представляет собой не опосредованную органами чувств «подлинную субъективность», или, как высказался сам уче-
ный, - «является с мыс л-дарующим феноменом». Именно интенциональная направленность сознания конституирует вещный мир в виде значении и смыслов [1. С. 12-21]. Э. Гуссерль описывал два типа интенций: в узком понимании они представляют собой «чистые полагания», «идеальные конструкты». Будучи предетавлены в «горизонте личности», они способны порождать гамму индивидуальных смыслов. Одновременно философ отмечал возможность реактивации смыслов, когда одно переживание актуализирует другие, прямо не связанные с первым. Интенции имеют основополагающее значение для станов -ления коммуникативного опыта человека, его способности понимать Другого, из них складывается социальный опыт и социальная практика человека [2].
Экзистенциалисты (М. Хайдеггер, М. Мерло-Понти, Р. Ингарден, Э. Левинас, А Койре, Г.Г. Шпет, Ж.-П Сартр, Д.Р. Серль, К. Ясперс и др.) полагали, что интенциональность представляет собой как внутренний диалог, так и отношения, возникающие в системе «Л - Другой». Однако традиции экзистенциализма порождали представления о Другом, как о противостоящей сущности, иногда даже враждебной, стремящейся к нарушению, подавлению автономии личности [3].
В XX в. М. Бубер развил новые мотивы в интерпретации Другого, который выдвигается как центральная фигура в интенциональной сфере личности, поскольку «обращенность к Другому», «взывание к Другому», так же как и «ответ на зов Другого»6, выступают как важнейший фактор, определяющий направленность сознания и ценностные ориентиры жизни. Вне соотношения с Другим субъект не может сформировать отношение к самому себе. При этом для М. Бубера, в противовес экзистенциалистам, в отношении Я—Ты нет даже легкого налета антагонизма. Вместе с тем Я и Ты, хотя и существуют друг для друга, но не сливаются полностью [4].
Отечественные философы Н.О. Лосский и Н. А Бердяев, М.М. Бахтин, рассуждая об активности человеческого сознания и опосредованности ментальных актов интенциональными особенностями познающего, указывали, что, с одной стороны, любые акты сознания всегда интенционально содержательны, ас другой - интенционально ограничены, так как носят избирательный характер, являются выборкой из бес -конечного числа вариантов. Отсюда вытекает важный вывод: необходима «гносеологическая координация» находящихся в диалогическом взаимодействии субъектов или познающего и познаваемого [5, 6].
В завершающей четверти XX в. возникают междисциплинарные походы, в том числе и те, которые осмысливают концепцию интенциональности в рам -ках различных социокультурных практик. В частности, Т.М. Дридзе и Т.З Адамьянц сформулировали семиосоциопсихологическую парадигму, в рамках которой любая социальная коммуникация интерпретируется как интенционалшый процесс, а сама интенция - как «равнодействующая мотива и цели деятельности, общения и взаимодействия людей с окружающим их миром». Интенции играют ведущую роль в процессах самоидентификации (самопричис-ления) личности и группы, в становлении социальности, так как благодаря им зарождаются, развиваются, распространяются, воспроизводятся образцы поведения, ценностные ориентиры, характерные черты общения и взаимодействия людей как друг с другом, так и с социокультурной средой [7].
М.И. Яновский точно заметил, что интенциональ-ная составляющая в социокультурных коммуникациях может найти реализацию через три «продукта обмена»: материю, форму и психологическую энергию. Материю обмена составляет информация, относящаяся к жизненной потребностно-мотивационной сфере человека, к тому, что его удивляет, устрашает, вызывает глубокие эстетические, этические, эротические переживания и т.п. Форма составляет идейную сущность информации. Автор пишет: «Форма «ограняет» материю, приводит ее в соответствие с определенными эстетическими, нравственными, идеологическими и т.д. принципами. Она задает эмоциональным реакциям правильное, нужное направление «утилизации», оставаясь внутренне им чуждой. Несмотря на позитивный, в моральном отношении, характер этого направления, оно принимается субъек-
6 Здесь сохраняется стилистика высказывания филэсофа -Е.П.А., А.А.Б.
том как компромисс, в котором право переживать не очень возвышенные эмоции «покупается» за счет придания им морального смысла» [8, с. 90]. Одновременно автор указывает, что форма в крайних проявлениях способствует снятию личного контроля над эмоциями, что стимулирует развитие экзальтированности, истеричности хаоса в эмоциях [8, с. 91]. И, наконец, энергия - третий элемент - охватывает то, что представляет собой неявный, скрытый смьел, «эффект ауры»7. Таким образом, эффективность социокультурной коммуникации в значительной степени зависит от интенциональной позиции коммуникатора, выражающейся в материи, форме и энергии, которые он реализует в ее ходе.
Социальные коммуникации являются универсальным социокультурным механизмом, в основе которого лежит текстовая деятельность. Под текстом (от лат. /ехШ - ткань, сплетение, соединение) обычно понимают объединенную смысловой связью последовательность знаковых единиц. Для Т.М. Дридзе и Т.З. Адамьянц в качестве текста выступает любая поддающаяся осмыслению последовательность знаков, но также и любая форма социокультурной коммуникации, в том числе и обрядовое действо, ритуал, танец и др. Это дает основания для рассуждений об интенциональных типах сторон, вступающих в коммуникацию.
Особый интерес представляют взаимодействия, протекающие в сфере электронных средств массовой коммуникации (ЭСМК), поскольку характерные черты современного социокультурного пространства находятся в прямой зависимости от особенностей их деятельности, а во многих отношениях и определяются ею. Однако, как указывают Т.М. Дридзе и Т.З. Адамьянц, эффективная (успешная) социокультурная коммуникация в системе ЭСМК представляет собой скорее исключение, чем норму. Так, в рамках проекта «Общественное мнение», реализованного в Таганроге, Москве и Подмосковье, было экспериментально установлено, что лишь 12-14% аудитории ЭСМК способны к адекватному восприятию транслируемой информации. 25-30% адекватно воспринимают те части целостного сообщения, которые вызывают у них повышенный интерес и эмоциональный отклик. Третью группу - 30-35% аудитории -составляют те, кто воспринимает материалы ЭСМК неадекватно: не осознают ни целей, ни мотивов, ни тезисов, ни аргументов. Как правило, из общего контекста они выхватывают отдельные фрагменты, на основе которых разворачивают собственные интерпретации, в целом подтверждающие предварительно сложившиеся ожидания, надежды, страхи и пр. В четвертую группу - 18-25% аудитории - входят те, кто обнаруживает нестабильность адекватности реагирования. Опираясь на сложившиеся стереотипы и социальные установки, они не вникают в аргумента-
7 Философ М.К. Мамардашвили, характеризуя этот элемент коммуникации, шкал: «Истина и правда не есть какой-то отдельный предмет, а есть что-то, что витает между предметами или между слэвами. Это что-то составляет «внутреннюю атмосферу» коммуникации, которая постигается благодаря «промежвидению» [9, с. 151].
цию, в логические построения. Наконец, представители пятой группы - менее 5% аудитории - вообще не желают вступать в коммуникацию, особенно при встрече с материалами общественно-политического содержания. Эти группы не обнаруживают прямой зависимости от критериев пола, возраста, уровня образования. В целом дифференциация аудитории ЭСМК опосредуется социоментальными особенностями, «картинами (образами) мира», представленными в сознании вступающих в коммуникацию субъектов [7]. АН. Леонтьев справедливо полагал, что само сознание представляет собой открывающуюся субъекту картина мира, «в которую включен и он сам, его действия и состояния». Картина мира «складывается (...) не только на непосредственно чувственном уровне, но и на высших познавательных уровнях - в результате овладения индивидом опытом общественной практики, отраженным в языковой форме в системе значений. Иначе говоря, «оператором» восприятия являются не просто накопленные прежде ассоциации ощущений и не апперцепция (...), а общественная практика» [10].
ЭСМК, безусловно, оказывают заметное влияние на способность человеческого сознания синтезировать картину мира из ожиданий, впечатлений, воспоминаний, конструирование «текстовой реальности», фактически замещающей собой подлинную реальность. Отсюда понятно, что совокупность базовых представлений и социокультурных стереотипов, присущих аудитории, становится своеобразным фильтром, сквозь который просеивается и отбирается информация. Картина мира определяется также и когнитивными параметрами личности, особенностями ее включенности в социокультурную практику.
К вступлению в контакт с ЭСМК людей побуждают различные интенции. Интенции, ориентирующие людей на диалог и стремление к взаимопониманию, стимулируют становление рационально-критической картины мира и, как следствие, - возникновение смысловых контактов в ходе коммуникации. Интенции, не ориентированные на диалогические отношения, формируют установку на стерео типизированное представление о мире. Это, в свою очередь, привносит в мироощущение специфическую деталь -мир воспринимается как враждебная среда, что вызывает повышенный уровень тревожности [7].
Возвращаясь к предлагаемой Т.М. Дридзе и Т.З. Адамьянц дифференциации, отметим, что она опиралась на различные картины мира у реципиентов. Представители адекватно воспринимающей группы (или «адекватно интерпретирующие») интегрируют полученную информацию и ценностные смыслы в свой образ мира. Даже понимая общую манипулятивную направленность коммуникации, они включают в картину мира сам факт борьбы за влияние на умы, что позволяет им выработать самостоятельную рационально-критическую позицию. Выбор, в свою очередь, опосредуется пониманием социальных и морально-нравственных последствий того или иного решения. Представители группы характеризуются не только умением постигать смысл коммуникативной интенции, но и готовностью к общению с другими людьми «по поводу» информации, обсуж-
давшейся в ходе коммуникации. В случае несовпадения интенций с интенциями коммуникатора несогласие выражается в корректной форме.
Характерной чертой картины мира представителей группы, воспринимающих материалы ЭСМК частично адекватно, явилась установка на восприятие и запоминание информации, фактов, иллюстраций. Однако эти «информационные накопления» фрагментарны, не объединяются единым и целостным смыслом, находятся в поле «смыслового вакуума», отсутствия аналитических оценок, чем в значительной мере и объясняется характерное «зашкаливание» эмоциональных реакций при определенной «осторожности» в собственных оценках. Именно эта группа представляет собой своеобразный «полигон для манипуляций», так как внушаемость у ее представителей оказывается на более высоком уровне, чем даже у представителей следующих групп. Они склонны к яркой эмоциональной реакции, «вспыхивают», подвержены влиянию сиюминутного настроения, склонны к депрессии или эйфории. Вместе с тем представители этой типологической группы обнаруживают готовность к активному обсуждению материалов ЭСМК в посткоммуникативный период.
В третьей группе, названной «интерпретирующие неадекватно», обнаруживается несовпадение смысловых акцентов в исходном сообщении и итоговом образе. Склонность к эмоциональным реакциям и оценкам, основанным на жизненном (бытовом) опыте и впечатлениях, не стимулирует выстраивание объективного анализа. Картина мира у представителей этой группы «не подлежит» переосмыслению, обновлению, все, что не укладывается в прокрустово ложе сложившихся ценностных и поведенческих стереотипов, резко отторгается. Отсюда возникают характерные искажения и домысливания, отражающие чаяния, ожидания, страхи, опасения и обиды. Более того, даже небольшие текущие проблемы собственной жизни затеняют болевые точки жизни общества в целом и оттесняются на периферию сознания. При этом общий фон социальной среды чаще всего воспринимается как недружелюбный, враждебный, вследствие чего возникают неаргументированные эмоциональные всплески: негативно окрашенные по отношению к тому, что выходит за пределы ценностной системы личности и, наоборот, восторженные по отношению к информации, с которой связываются какие-либо позитивные ожидания. Повышенная экс -прессивность в ущерб рациональности побуждает представителей этой группы к некорректности высказываний. Впрочем, у них, как правило, отсутствует или слабо развита установка на обсуждение затронутых вопросов в посткоммуникативный период.
Четвертую группу образовали те, адекватность реакций которых нестабильна, неустойчива и сильно зависит от особенностей установки на обсуждаемый материал или коммуникатора. Адекватность интерпретации сильно снижается или отсутствует вовсе в случаях наличия стойкой негативной установки к содержанию коммуникации или к ее участникам. Условно говоря, их картина мира окрашена в ограниченное количество контрастных «цветов». Адекватность интерпретации сильно зависит от того, каким
«цветом» окрашена обсуждаемая информация, что в итоге и определяет окрашенность эмоционального фона, сопровождающего коммуникацию. Столь же неустойчива у представителей этой группы готовность к обсуждению информации в посткоммуникативный период.
Представители пятой группы («неинтерпрети-рующие») характеризуются негативной интенцией на содержание коммуникации и личность коммуникатора, если те преследуют сколько-нибудь выраженные цели воздействия на сложившуюся у них картину мира. Доминирующая установка на отдых и развлечения стимулирует резкую реакцию неприятия ко всему, что «напрягает». Типичные интенции - «неинтересно», «надоело», «не хочу размышлять», «ничего не запомнилось», «не могу сделать вывод». Представители этой группы фактически «закрыты» для диалога, не внимают аргументам. Разумеется, и к последующему обсуждению вопросов, поднятых коммуникацией, они оказываются неготовыми.
Т.М. Дридзе и Т.З. Адамьянц полагают, что адекватность коммуникации увеличивается в условиях интенциональной открытости ее участников. Они декларируют смысловое ядро новой концепции мае -совой коммуникации: необходим переход от прямого воздействия (фактически манипулирования) к диалоговому взаимодействию. Интенции, возникающие у воспринимающей стороны, в значительной степени зависят от интенций коммуникатора. Главная причина, лежащая в основе «нарушенных» коммуникаций (так же как и псевдо коммуникаций или квазикомму -никаций), - опора коммуникатора на интенции, не встречающие позитивного отклика аудитории.
Еще одна причина нарушения коммуникации -незаинтересованность коммуникатора в диалоге, демонстрация, например, интенции гипертрофирован -ной нейтральности. В этих условиях адекватная реакция на информацию со стороны ее потребителей становится невозможной. Такая интенция является своеобразным следствием того, что взаимодействие выстраивается без учета реакций, интересов и предпочтений адресата, без изучения и тем более проектирования социальных последействий этого взаимодействия. Как следствие, коммуникация не только не способствует, но и, наоборот, препятствует стабилизации и оздоровлению социокультурной среды.
Об этом, в частности, говорил и В.Л. Цвик. В одном из выступлений он справедливо отметил: сами коммуникаторы, поднимающие в ЭСМК важные и сложные проблемы социокультурного, социально-политического плана, далеко не всегда понимают, что вместе с тем они общаются. «Порой их мало интересует то, понимает их аудитория или нет. Поэтому у обозначенной проблемы есть две стороны». Рассуждая об интенциональных позициях коммуникато -ров, автор правильно отмечает, что коммуникатор в качестве своей конечной (возможно, отдаленной во времени) цели имеет воздействие на коммуниканта. «Не воздействовать журналист не может, иначе возникает сомнение в том, что его деятельность нужна». Но воздействие здесь отнюдь не выступает как простой синоним манипуляции. Различия принципиальные и лежат они в интенциональной плоскости: воз -
действие предполагает открытость интенциональной позиции коммуникатора, манипуляция реализует внешне невидимые, скрытые механизмывлияния [11, с. 75].
Разумеется, проявленность интенциональной позиции коммуникатора нередко приводит к конфликтному сопоставлению интенций сторон. Это естественно в условиях подлинно диалогического взаимодействия. Однако речь здесь не идет только о конфликтологической компетентности коммуникатора в ЭСМК. Конфликт может быть рассмотрен и как необходимость, даже обязательность, как смыслонесу-щая эстетическая категория, выступающая в качестве основы художественной драматургии.
В структуре деятельности ЭСМК доминируют следующие интенции коммуникаторов:
• интенции, направленные на распространение знаний о социальной действительности, на информирование различных слоев населения и социальных групп;
• интенции, направленные на просвещение и рас -пространение культурных ценностей, формирование в индивидуальном и общественном сознании идей гармонии, добра, красоты, любви и других общезначимых гуманитарных ценностей;
• интенции воздействия, манипуляции, оказания влияния на общественное мнение, поведение и сложившиеся эмоциональные оценки людей как представителей определенных социальных групп. Сюда же относятся различные «сопутствующие» интенции, направленные на «вуалирование», мае -кировку основной. Эти интенции в той или иной форме, в той или иной степени пронизывают все материалы ЭСМК. По мере развития общества, индивидуального и общественного сознания разрабатываются все более утонченные варианты реализации этих интенций;
• интенции оказания помощи и поддержки людям и социальным группам в решении сложных (реальных или потенциальных, прогнозируемых при определенных социальных условиях) жизненных ситуаций;
• интенции, направленные на развлечения, увеселение. Они отвечают потребностно-мотивационной сфере значительной части аудитории и часто сопряжены с интенциями отвлечения внимания от насущных проблем жизни, создания абстрагированных от реалий социальной практики моделей (например, жизни эстрадных «звезд» или экономических элит), превращаясь таким образом в вид интенций воздействия;
• интенции, направленные на конкурентное противостояние другим ЭСМК, увеличение аудитории «своего» вида социокультурной коммуникации, канала, редакции и т.п.;
• интенции «непроявленного8» типа, которые обнаруживают себя, например, при отсутствии социально значимой цели. Ситуация «непроявленных» интенций возникает и при стремлении коммуникаторов к нейтральности как к «оптимальному», «современному» типу взаимодействия, якобы от-
8Термин, используемый в работах Т.М. Дридзе и Т.З. Адамьянц.
вечающему коммуникативным потребностям людей, отвергающих пропаганду и ищущих новых
форм общения.
Далее, абстрагируясь от частностей, отражающих индивидуальные черты коммуникаторов, и опираясь на положения семиосоциопсихологической парадигмы Т.М. Дридзе и Т.З Адамьянц, рассмотрим основные интенциональные модели коммуникаторов, определяющие характерные особенности взаимодействий в ЭСМК.
Интенция коммуникаторов, обозначенная как «экстаз», является ведущей в случаях, когда они, желая достигнуть мощного влияния на коммуникантов, находятся в эмоциональном возбуждении, а речь их насыщена выразительными образами, подвижна, интонационно содержательна и разнообразна, и, прежде всего, апеллирует к эмоционально-чувственной сфере коммуникантов. Общий стиль такой коммуникации может быть охарактеризован как «плакатно-трибунный». Эмоциональная заряженность коммуникации отодвигает на второй план ее рационально-логические составляющие и является своеобразным замещением доказательности обсуждаемой информации. Практика показывает, что далеко не всегда этот стиль приводит к ожидаемому результату. Эмоционально насыщенные посылы вызывают сочувственный отклик у людей, интенциональная позиция которых в общих чертах совпадает с позицией коммуникаторов. Однако та часть аудитории, которая обнаруживает склонность к рационально-логичес-кому осмыслению обсуждаемой ситуации, часто впадает в скептицизм. Чем ярче эмоциональный напор коммуникаторов, тем более отчужденная позиция занимается этой частью аудитории.
Другая интенциональная модель коммуникаторов получила название «кураж». В его основе лежат не только яркие харизматические данные коммуникаторов (часто связанные с их социально-статусным положением), но и глубокие знания, опыт, специальное образование, аналитические способности, позволяющие коммуникатору увидеть «скрытый смысл» ситуации, выработать неочевидный, неявный подход к анализу обсуждаемой проблемы. Принимая такую интенциональную позицию, он выступает как экс -перт, знаток в определенной социокультурной сфере.
Третья интенциональная модель, основанием которой выступает установка коммуникатора на резко критическое отношение к анализируемой ситуации, условно обозначена «все вокруг плохо» При этом расчет делается на то, что критическая позиция, нередко перетекающая в критиканство, часто встречает сочувственный эмоциональный отклик, одобрение аудитории. Вместе с тем практика показывает, что в отдельных случаях как раз критическая позиция коммуникаторов стимулирует сочувственное отношение у аудитории к анализируемому (и критикуемому) объекту. Современная политическая история дает тому немало ярких примеров9.
9 Здесь достаточно вспомнить о потоке информации в СМК, компрометирующей Б.Н. Ельцина, и, вопреки ей, поддержке его кандидатуры населением на президентских выборахв 1991 г.
Четвертая интенциональная модель получила название «Я - человек системы». Эти коммуникаторы избегают демонстрации собственной интенциональ-ной позиции, подменяя ее позицией социальных общностей, которые они представляют или считают себя обязанными представлять (например, «по долгу службы» и/или корпоративной этики). При этом речь вовсе не идет об интенциональной и эмоциональной нейтральности высказываний. Наоборот, они вполне могут быть подчеркнуто (часто - профессионально, актерски) экс пресс ив ными. При этом возникают своеобразные «интенциональные ножницы», когда эмоциональная включенность коммуникаторов выражает не собственную экспрессию, а реализует интересы представляемой ими системы.
В других ситуациях коммуникаторы, избравшие функциональную позицию посредника между системой и приемниками информации, реализуют «нейтральную» интенциональную модель. Его «интен-циональный облик» неизбежно становится механис -тичным, отчужденным от передаваемой информации, эмоциональные посылы к аудитории либо отсутствуют, либо сведены к некоторому минимуму обязательных, т.е. не имеющих личностных мотивов. В ЭСМК, претендующих на подчеркнутую объективность передаваемой информации, коммуникаторы нередко предпочитают реализацию этой интенциональной модели, так как считают, что таким способом достигается ее непредвзятость. Авторы семиосо-циопсихологической парадигмы сравнивают коммуникаторов, принявших эту интенциональную модель, с маской, куклой. Они отмечают, что не существует внеинтенциональной коммуникации. Коммуниканты воспринимают нейтральность не как отсутствие ин-тенции, а как самостоятельную интенцию, имеющую свои основания и нуждающуюся в интерпретации.
Описанные интенциональные модели могут быть реализованы посредством различных интенциональ-ных масок. По отношению к описанным выше они не являются самостоятельными, а относятся скорее к технологии организации коммуникативного взаимодействия, к способам реализации базовой интенции, наиболее часто встречающимся в практике работы ЭСМК.
Так, ориентация на эпатаж коммуникантов является характерной чертой ряда ЭСМК, работающих в традициях «желтой прессы». Скандальный оттенок информации, обсуждающейся в коммуникации, возникает тогда, когда она накладывается на существующие в индивидуальном и общественном сознании ценноетные системы, нормы, правила, предписания, передающиеся от поколения к поколению в ходе социализации. Фактически они являются важным элементом социальной среды, организующим социокультурную практику человека и общества. Наличие норм предполагает и наличие некоторых социальных санкций, предусматривающих разнообразную систему позитивных (в случае, если человек или социальная группа следуют правилу) и негативных (если норма оказывается нарушенной) реакций. Эпатаж становится возможным в случаях, когда для коммуникации избираются темы, связанные с этическими
областями социальной практики и девиантным поведением 10.
Эпатаж, как специфический «инструмент влияния», в свою очередь, может быть реализован раз -личными путями. В тех случаях, когда предназначенная для эпатажа информация транслируется не прямо и непосредственно, а в виде недоговоренностей, намеков, «пропусков» смысла, она рассчитана на встречную работу воображения коммуниканта. Этой же цели служат и разнообразные невербальные средства: изменения тембра голоса, паузы, интонационные особенности речи (например, акцентуация, разнообразные крещендо и диминуэндо - если выразиться музыкальными терминами), особенности дыхания, темпоритм и др. Таким образом, «мастера намека» постепенно подводят коммуникантов к тому, чтобы они самостоятельно сделали некоторые выводы. Но это обобщение планируется коммуникатором заранее, является изначально заданным, а отбор вербальных и невербальных средств как раз и опосредуется этим предварительным целеполаганием.
Коммуникаторы, избравшие интенциональную маску «очень откровенных», пытаются создать доверительную атмосферу взаимодействия. Они не останавливаются перед тем, чтобы в ходе коммуникации (в т.ч. и публично) раскрыть оттенки собственных личных (интимных) переживаний и опыта, вызывая, таким образом, коммуникантов на «встречную» откровенность.
Часть коммуникаторов ЭСМК стремятся избегать анализа сложных социокультурных, социально-политических и социально-экономических проблем, так же как и связанных с ними острых психологических переживаний. Эгу группу можно условно обозначить как «ненавязчивые».
Коммуникаторы, избравшие «импровизационную» интенциональную маску, прямо рассчитывают на собственную харизматическую привлекательность. Эпатажные коммуникативные модели они могут создавать буквально автоматически, «из ничего», без видимых «домашних заготовок».
Следует подчеркнуть, что анализ приведенных выше типологических структур интенциональных моделей субъектов коммуникации, опирается на опыт наблюдений за практикой ЭСМК. При этом следует иметь в виду, что участники коммуникации далеко не всегда жестко придерживаются одной и той же раз избранной интенциональной модели или маски. С одной стороны, стремясь к формированию хорошо дифференцируемого, узнаваемого индивидуального коммуникативного «почерка», они, с другой
стороны, формируют этот «почерк» посредством комбинирования различных интенциональных масок, в зависимости от того, какие цели преследуются в конкретной коммуникации. Вместе с тем именно
обеспечение гармоничного сочетания интенциональных позиций вступающих в коммуникацию субъектов, является залогом реализации воспитательного потенциала ЭСМК.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гуссерль Э. Феноменология. Статья в Британской энциклопедии перевод, предисловие и примечания В.И. Молчанова // Логос. 1991. №1.
2. Гуссерль Э. Феноменологическая психология. Амстердамские доклады // http://filosof.historic.ru/ books/item/f00/s00/z0000068
3. ЯнчукВА. Экзистенциально-феноменологическое направление в социальной психологии // http ://ac ademy. edu.by/details/personnels/y anc huk/ lectures/ Phenomen.htm.
4. Курцеайль Ц. Мартин Бубер и современная педагогическая мысль. Обзор педагогического учения. http://www. ort.spb. ru/nesh/njs6/kurts6. htm.; Лифт -цева Т.П. Философия диалога Мартина Бубера. // http://www. hpsy. ru/authors/x226. htm.
5. Бердяев H.A. Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения. http://www.vehi.net/ berdyaev; Ставцев С.Н. Феноменология Гуссерля и русский интуитивизм. Между метафизикой и опытом / Под ред. Д.Н. Разеева. СПб., 2001.
6. Бахтин ММ. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
7. Адамьянц Т.З. В поисках эмоционального и смыслового контекста (по материалам инновационных семинаров, посвященных отработке коммуникативных навыков) // Мир психологии. 2002. №4(32); Адамьянц Т.З. К диалогической телекоммуникации : от воздействия к взаимодействию. М., 1999.; Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: Проблемы семиопсихосоциологии. М., 1984.; Дридзе Т.М. Социальная коммуникация как текстовая деятельность в семисоциопсихологии // Общественные науки и современность. 1996. № 3.
8. Яновский М.И. О средствах психологического воздействия искусства на человека // Вопросы психологии. 2002. № 6.
9. Мамардашвили М.К Лекции о Прусте (психологическая топология пути). М., 1995.
10. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность // http://flogiston.df.ru
11. Массовая коммуникация в формировании современного социокультурного пространства // СОЦИС. № 7. 2000.
10 Основные разновидности девиантного поведения: преступность (делинквентное поведение), алкоголизм, наркомания, токсикомания, проституция, суицид.
