CC BY-NC-ND
17
Г.Г. Водолазов
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В КОНТЕКСТЕ МИРОВОЙ И РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ
Статья посвящена выяснению сущности современной интеллигенции, ее места в системе общественных отношений, ее роли в развитии общества «эпохи модерна». Подчеркивается, что прежние, традиционные определения интеллигенции как социального слоя, профессионально занимающегося умственным трудом, сегодня утратили свое доминирующее значение и что главным признаком современной интеллигенции является «выражение интересов общественного развития в целом». Это объединяющее начало «новой», современной интеллигенции определяет и стоящие перед ней задачи: сознательное выражение интересов общественного развития в целом и внесение соответствующих идей в народное сознание, разработка программ постепенного смягчения отчуждения и в перспективе - его снятия, программ очеловечивания исторического процесса, программ гуманизма.
Ключевые слова: интеллигенция, интересы общественного развития, гуманизм, нравственность, реформа, революция, отчуждение, логика мировой истории.
Прежде всего, я вместе с участниками круглого стола хотел бы уяснить - о каком, собственно, социальном субъекте (поименованного нами «интеллигенцией») мы собираемся вести речь. Только выяснив это, мы сможем размышлять о месте и роли этого субъекта в современном обществе.
А проблемы, связанные с подобным уяснением, немалые. На первый взгляд все предельно просто и ясно. Есть общепринятое в социологии определение «интеллигенции»: это (цитирую один из учебников) - «социальная группа лиц, занимающаяся умственным, преимущественно сложным и творческим, трудом».
© Водолазов Г.Г., 2014
Ну, что же, когда-то этот признак хорошо срабатывал: он, действительно, объединял людей в некую социальную группу, отличавшуюся от других социальных групп - предпринимателей, наемных рабочих, крестьян, ремесленников, чиновников и т. п. Но за последние пару столетий этот признак все больше утрачивал свою объединяющую функцию. Шел и ширился процесс наполнения различных классов «работниками умственного труда». И эти «умственные работники» все больше переставали быть некой единой общностью и становились полноправными органическими частями разных (нередко с прямо противоположными, а то и антагонистическими интересами) классов.
Это давало основание иным теоретикам говорить о «конце» интеллигенции как целостного, внутренне единого образования.
Так вот, я думаю, что такой «конец» действительно был. Но -конец прежней интеллигенции. И - начало формирования новой интеллигенции, складывающейся на основе общности нового типа, для которой прежний признак «умственного труда» хотя и остается значимым, но перестает быть определяющим.
А какой же признак становится определяющим для выделения современной интеллигенции в качестве особого, отличного от других, специфического социального слоя?
К ответу на этот вопрос я шел бы постепенно, step by step - «пошагово». И начал бы движение к определению сущности и формированию понятия «новой интеллигенции» с описания общей логики развития мирового социального процесса и роли различных социальных сил в нем. Особенно внимательно следил бы за постепенным - от зачаточных до развитых форм - формированием того социального слоя, который можно обозначить как «новая интеллигенция» или «интеллигенция эпохи модерна».
Шаг (тезис) первый. Общий смысл и «целевая причина» (Аристотель) всемирной истории - это движение от односторонне развитого, «частичного» человека к человеку «целостному» (а здесь -терминология Гегеля, Маркса и Ильенкова), к тому историческому состоянию, когда каждый индивид станет воплощением, носителем всей полноты человеческой сущности.
Что это означает? Об этом - в следующем тезисе.
Тезис второй. Становление и развитие сущности человека происходит в деятельности, которая характеризуется триадой: цель, средства, результат. «Целостный» человек - тот, кто активно и сознательно участвует во всех трех фазах деятельности: участвует в определении целей, в подыскании средств для их реализации и, применяя намеченные им средства, движется в своей деятельности
к определенной им цели (результату). Но история на ранних своих этапах развела людей по разным фазам: одним - выпала задача определять цели и подыскивать средства, другим (под присмотром и под давлением первых) - применять эти, не ими выбранные, «средства» и двигаться к не ими определенным «целям». Таким образом, и первые и вторые задействованы лишь в отдельных фазах процесса деятельности. Ее целостность они не охватывают. В итоге - все находятся в том состоянии, что получило название «отчуждения» (отчуждения от полноты деятельности и полноты человеческой сущности). И каждый человек здесь - «частичный», прикасающийся лишь к одной из граней этой сущности.
Причина, всемирно-исторические корни такого отчуждения -частная собственность и связанное с ней социальное разделение труда (т. е. классово-структурированное общество). Деятельность людей (и «управителей» и «управляемых») в условиях частной собственности и классового разделения - это отчужденная деятельность. Работник, повторим и конкретизируем сказанное выше, отчужден от постановки целей и от подыскания средств для их реализации. Можно сказать, отчужден и от самой деятельности: его руки в процессе деятельности принадлежат не ему, а - собственнику, купившему их. И естественно, ему не принадлежит и результат деятельности - произведенный им продукт. Собственник испытывает, конечно, меньшую степень отчуждения, но тем не менее он отчужден от непосредственного процесса деятельности и, по-своему, - от произведенного продукта. Ибо продукт этот вступает в пространство рынка, у которого свои законы, не подчиненные воле частного собственника. Там заправляет «невидимая рука рынка», т. е. законы, стоящие над людьми. «...В самой общей форме, - пишет Ильенков, - категория "отчуждения" означает вообще довольно распространенный факт - факт превращения продукта деятельности людей, продукта их рук и мозга, в некоторую самостоятельную, уже независимую от них самих силу - т. е. в некоторое образование, живущее уже по своей собственной логике и потому действующее то и дело уже наперекор желаниям и воле своих собственных творцов»1.
Как оценить это явление «отчуждения»? Хорошо оно или плохо? Болезнь это или норма? Об этом - тезис третий.
Тезис третий. Политические философы прудонистского типа отвечали: да, это болезнь. Тяжелая, калечащая человека болезнь, которую надо немедленно лечить, не останавливаясь перед применением самых решительных, самых суровых мер. Другим был ответ Маркса: Это - норма! Правда, с добавлением: для определенных периодов и определенных условий. И об этом четвертый тезис.
Тезис четвертый. Отчуждение есть не просто норма для определенных этапов человеческой истории, но и условие ее прогресса. Ибо через разделение труда развивается специализация и совершенствование форм человеческой деятельности. Правда, есть у этого прогресса довольно неприятная специфика. И об этом - пятый тезис.
Тезис пятый. Специфика эта, как верно и точно заметил Маркс, состоит в следующем: «Прогресс в протекшей истории был подобен тому отвратительному языческому идолу, который не желал пить нектар иначе, как из черепов убитых». Такая вот черно-белая диалектика прогресса - и «нектар», и «черепа убитых».
Резюмируем:
История человечества -
1. Есть история становления и развития отчуждения.
2. Есть история накопления - в рамках отчуждения «нектара» (т. е. материального богатства и богатства деятельных форм и способностей людей).
3. Есть история создания предпосылок для смягчения отчуждения и в перспективе - его снятия. Или другими словами - предпосылок для участия каждого индивида во всех фазах деятельности, для перехода от человека «частичного» к человеку «целостному».
4. Есть история становления Человека (с большой буквы!), история постепенного «очеловечивания» человека и окружающего мира, т. е. - история Гуманизации.
Развитие это происходит в рамках деятельности, разделенной между различными группами людей, называемыми «сословиями» и «классами». И, следовательно, мы можем сказать, что рассматриваемая с этой точки зрения история есть история взаимодействия и противостояния классов. А вектор исторического развития представляет собой результат этого классового взаимодействия и борьбы. В сопряжении, взаимодействии и борьбе классовых интересов рождается некий их баланс, в котором реализуются не столько интересы того или другого класса, сколько интерес общественного развития в целом. Таким образом, наряду с законными классовыми интересами есть еще не менее законные интересы общественного развития в целом.
Этот баланс интересов, эта результирующая классового взаимодействия складывались в истории, по большей части, стихийно - «за спинами» участников этого процесса. Такое, стихийное, развитие чревато серьезными бедами для общества - спутанностью, неясностью целей развития, неэффективностью средств, их несопряженностью с целями и т. п. Поэтому по мере истори-
ческого развития возникает настоятельная потребность в росте сознательной составляющей социального движения. В том чтобы «общественный интерес» реализовывался не как стихийный, а как понятый, отрефлексированный, управляемый и направляемый человеческим сознанием процесс. А эта потребность приводит к тому, что в обществе возникает некая социальная общность, назначение которой - выяснять, формулировать эти «интересы общественного развития». Вот такого рода общность я и обозначаю как «новую интеллигенцию».
Еще раз. Общество нуждается в социальной и интеллектуальной силе, которая бы выражала не интерес тех или других социальных слоев, тех или других классов, а была бы мозгом всей нации, всего общества, которая выводила бы баланс существующих в обществе разнонаправленных интересов и вырабатывала бы, с учетом разнообразия этих интересов, программы максимально возможного в данных условиях социального прогресса.
Внесение такого сознания в общественную жизнь предполагает решение, по меньшей мере, двух масштабных задач:
1. Выяснение общей Логики мировой истории и формулирование вытекающего из этой Логики всемирно-исторического Идеала.
2. Описание конкретных, соответствующих данному уровню развития общества, путей и возможностей постепенного движения к этому Идеалу.
Чтобы лучше прояснить свою мысль, приведу три примера деятельности лидеров такого рода интеллигенции. И сразу скажу, что, наверное, имена этих лидеров прозвучат довольно необычно в приводимом мною контексте, ибо их привыкли считать наиболее ярко выраженными идеологами определенных социальных классов. Я буду говорить о Чернышевском и Герцене (обычно считающихся идеологами угнетенного в России крестьянского сословия) и о Ленине (несомненном как будто бы идеологе пролетариата).
Так вот, дело обстоит сложнее и интереснее. Для начала приведу одну из потрясающих (и плохо понятых) ленинских формул. «Интересы общественного развития, - неожиданно для своих сторонников заметил Ленин накануне революции 1905 г., - выше интересов пролетариата»2. Это надо хорошо понять. Да, Ленин считал необходимым защищать интересы наиболее угнетенного и в перспективе наиболее прогрессивного класса российского общества - пролетариата. Но, формулируя и защищая эти интересы, он вместе с тем подчеркивал, что есть «интересы общественного развития», которые в данный исторический момент «выше интересов пролетариата». Выражением этой ленинской позиции была
выработанная им стратегия деятельности прогрессивных сил в назревающей революции. В отличие от Троцкого, делавшего акцент на «интересах пролетариата» и выдвигавшего известный классово-пролетарский лозунг «без царя, а правительство рабочее», Ленин объяснял, что потребности «общественного развития» в данный исторический момент требуют осуществления не пролетарских, а буржуазно-демократических преобразований и установления не пролетарской диктатуры, а «революционно-демократической власти», где пролетариат будет лишь одной из сил, на которую эта власть сможет и должна будет опереться. Такая же методология лежала в основе ленинской теории нэпа в 20-е гг.: не установление тотальной общественной собственности (столь желанной пролетариату), а сочетание, сопряжение разных форм собственности - общественной и (учитывая интересы другой массовой силы - крестьянства) частной, кооперативной. Интересы всего общественного развития!
И - Чернышевский. «Завещание» Чернышевского называлось «Письма без адреса». Хотя адрес легко угадывался: Александр II. Это был очень серьезный и очень ответственный разговор с Властью.
Начинается он с очень откровенной и ясной обрисовки диспозиции: «Милостивый государь! Вы недовольны нами. Это пусть будет как вам угодно: над своими чувствами никто не властен, и мы не ищем ваших одобрений. У нас другая цель, которую, вероятно, имеете и вы: быть полезными русскому народу. Стало быть, не от нас вы и не от вас мы должны ждать настоящей признательности за ваши и наши труды»3. Итак, он идет на переговоры с верховным правителем, но не рядится в тогу его советчика. Он не скрывает: мы по разные стороны баррикад. Но обстоятельства жизни русского народа и наше с вами в них положение складываются таким образом, что нам с вами придется сесть, что называется, за стол переговоров. Этого требует интерес общественного развития. Мы обязательно должны объясниться, мы должны понять предгрозовую ситуацию, в которой оказалось российское общество и мы с вами, как его часть. Иначе - беда. Беда - и народу, о котором мы с вами так печемся, и вам, властителям, и нам, партии просвещения, партии русской демократической интеллигенции. Легкого, простого выхода из этой ситуации нет. «Вы сваливаете вину своих неудач на нас; некоторые из нас винят в своих неудачах вас. Как хорошо бы оно было, если б эти некоторые из нас или вы были правы в таком объяснении своих неуспехов. Тогда задача решалась бы очень легко устранением внешнего препятствия успеху дела». И дальше - главное: «Но грустно то, что никакие наши действия
против вас или ваши против нас не могут привести ни к чему полезному». Почему же? «Апатичен остается народ: какой же результат могли бы произвести ваши заботы или наши хлопоты о его пользах, хотя бы вы или мы и остались на поле действия одни?»4. «Народ не думает, чтобы из чьих-нибудь забот о нем выходило что-нибудь полезное для него»5. Но однажды под давлением жизненных тягот он вынужден будет подняться на свою защиту - такая развязка событий чревата.
И далее - центральное место статьи:
«Когда люди дойдут до мысли: ни от кого другого не могу я ждать пользы для своих дел, они непременно и скоро сделают вывод, что им самим надобно взяться за ведение своих дел. Все лица и общественные слои, отдельные от народа, трепещут этой ожидаемой развязки (т. е. революции. - Г. В.). Не вы одни, а также и мы желали бы избежать ее. Ведь между нами также распространена мысль, что и наши интересы пострадали бы от нее, даже тот из наших интересов, который мы любим выставлять как единственный предмет наших желаний, потому что он совершенно чист и бескорыстен, -интерес просвещения. Мы думаем: народ невежествен, исполнен грубых предрассудков и слепой ненависти ко всем отказавшимся от его диких привычек. Он не делает никакой разницы между людьми, носящими немецкое платье; с ними со всеми он стал бы поступать одинаково. Он не пощадит и нашей науки, нашей поэзии, наших искусств; он станет уничтожать всю нашу цивилизацию.
Потому мы также против ожидаемой попытки народа сложить с себя всякую опеку и самому приняться за устройство своих дел. Нас так ослепляет страх за себя и свои интересы, что мы не хотим даже рассуждать, какой ход событий был бы полезнее для самого народа, и мы готовы для отвращения ужасающей нас развязки забыть все: и нашу любовь к свободе и нашу любовь к народу.
Под влиянием этого чувства обращаюсь к вам, милостивый государь, с изложением моих мыслей о средствах, которыми можно отвратить развязку, одинаково опасную для вас и для нас» (курсив всюду наш. - Г. В.)6.
Тут-то и изложена вся суть дела. Чернышевский против революционного способа разрешения социального тупика, ибо результат будет печален для всех - и «для вас», и «для нас», и «для самого народа». Он, заботясь об «интересах общественного развития в целом», пытается разъяснить это правящим силам, склоняя их к принятию необходимых шагов навстречу народным интересам. И вместе с тем мало рассчитывает на успех этой своей попытки -слишком силен эгоизм сословия, стоящего у власти. Эгоизм этот
отбивает даже чутье опасности, которая грозит самому этому сословию. Да, Чернышевский осознает: слишком ничтожны шансы достучаться до разума власть имущих. И все же он делает эту почти безнадежную попытку: а вдруг хоть что-то прочистится в мозгах правящих. И, во всяком случае, он сделал все, что мог, для цивилизованного (не кровавого) разрешения социальных противоречий. Он предупредил. Не внемлете - получите революционное потрясение, когда всем мало не покажется.
Короче: Чернышевский не зовет ни к «топорам», ни к революции. Но вся политика правящего слоя такова, что она (эта политика!) подготавливает революционный взрыв. И в случае, если это все-таки произойдет, то задача партии прогресса, «партии Чернышевских», партии русской интеллигенции будет не в том, чтобы проклинать начавшуюся против ее воли революцию, а попытаться ввести ее в более или менее цивилизованное русло. Именно этого требуют интересы общественного развития.
И - Завещание Герцена.
Оно, как и у Чернышевского, - в письмах-статьях. Только не к верховному правителю России, а - «К старому товарищу». То есть - к Михаилу Бакунину, с которым они вместе, с молодых лет, шли, связанные единой страстью революционного преобразования России. И вот в конце жизни Герцен итожит их опыт деятельности, прокладывая широкий водораздел между собой и своим старым другом и предлагая читателю выбирать, по какую сторону водораздела готов он встать.
Его расхождения с Бакуниным совсем не по линии «социализм - несоциализм». Нет, пишет Герцен, «нас занимает один и тот же вопрос». И «конечное разрешение» его (т. е. достижение рубежа социалистических идеалов) «у нас обоих одно». «Ни ты, ни я, мы не изменили наших убеждений» в главном; «дело между нами вовсе не в разных началах и теориях, а в разных методах и практиках, в оценке сил, средств, времени, в оценке исторического материала»7.
И в чем же суть отмеченных Герценом разногласий? «Ты, - обращается он к Бакунину, - рвешься вперед по-прежнему со страстью разрушенья... Я не верю в прежние революционные пути...»8. Ну вот, сделает быстрый вывод простодушный читатель, Бакунин верит в революционные средства борьбы, Герцен - нет. Но вчитайтесь в текст Герцена повнимательней. Он не верит лишь в прежние революционные пути. Вы понимаете - в «прежние»? У него складываются новые, отличные от прежних, представления о революционно-преобразовательной деятельности. В этом суть дела.
И каково же содержание этой новизны? В основе прежних революционных представлений лежит идея классового радикального насилия, ломающего старый социальный мир и созидающего новый мир социального равенства. И такой революционный радикализм в общем-то понятен. «Медленность, сбивчивость исторического хода нас бесит и душит, она нам невыносима». Эта-то «невыносимость» и порождает страстное желание ускорить исторический процесс, «и многие из нас. торопятся и торопят других»9. Но опыт этих страстных порывов (в которых Герцен принимал ту или другую степень участия) вынудил его уточнить ряд своих теоретических постулатов.
Он пишет, к примеру, о «тяжелых испытаниях» революционных событий 1848 г., об этом «примере кровавого восстания, в минуту отчаяния и гнева сошедшего на площадь». И какие из него извлекаются уроки? С одной стороны, хотя восставшие были смелы и самоотверженны, но оказалось, что у них, по сути, «нет знамени». И «что было бы, - задается вопросом Герцен, - если б победа стала на сторону баррикад?» Поскольку у восставших не было «ни одной построяющей, органической мысли», то их «экономические промахи, не косвенно, как политические, а прямо и глубже ведут к разорению, к застою, к голодной смерти». Иначе говоря, подытоживает он, «насилием» - без ясных программ преобразований, без опоры на массовые социальные силы - новый, лучший мир не создать. «Подорванный порохом весь мир буржуазный, когда уляжется дым и расчистятся развалины, снова начнет с разными изменениями какой-нибудь буржуазный мир», мир новых форм насилия10.
В общем «хотели взять грудью, усердием, отвагой и шли зря, на авось». А «на авось», без ясно продуманных программ преобразований, без масс, готовых биться за эти программы, победить и построить новый, лучший мир невозможно. Более того, «сплоченный в одну дружину, мир консервативный побил его (восстание. -Г. В.) - и следствием этого было. ретроградное движение»11. То есть выступление «на авось» не только не продвигает общество по пути прогресса, но даже провоцирует «ретроградное движение» -погружающее общество в более глубокую социальную трясину.
«Мы на авось не пойдем»12 - таков вступительный тезис Герцена в его новую социально-преобразовательную стратегию. Ну, а если «не на авось», то как?
Начнем с центрального тезиса. Задолго до булгаковского профессора Преображенского Герцен знал, что «разруха» - не во внешних обстоятельствах, а прежде всего в «головах человеческих». Герцен создал афоризм-шедевр, афоризм, вобравший в себя основную
идею герценовской теории: «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри»13. Тут в свернутом, «геномном» виде - вся философия социально-преобразовательной деятельности: нацеливаясь на преобразование социального бытия, озаботьтесь подготовкой к этому человеческих голов, сознания людей. Если сознание, а точнее, политическая культура масс будет монархическая, тоталитарная, патерналистская, то какие бы вы ни вводили «демократические» институты, структуры и процедуры, патерналистские установки народа в конечном счете переиначат их, наполнят далеко не демократическим содержанием. Эту закономерность в забавной образной форме выразил один из недавно ушедших политиков: «Строим новую политическую партию: на "входе" закладываем "демократические", толерантные принципы, а "на выходе" - опять КПСС». И он же: «Начинаем конверсию: "на входе" - заготовки кастрюль, сковородок, а "на выходе" - опять автомат Калашникова».
Хотите осуществления прогрессивных социально-политических преобразований - трудитесь в сфере политической культуры людей, воздействуйте на человеческие головы. Причем относитесь к людям не как к пассивному «объекту» воздействия. Постарайтесь их понять как активных субъектов истории - с их чаяниями, надеждами, интересами, культурными установками и политическими ориентирами. «Народное сознание, - пишет Герцен, - так, как оно выработалось, представляет естественное, само собой сложившееся... произведение разных усилий, попыток, событий, удач и неудач людского сожития, разных инстинктов и столкновений - его надобно принимать за естественный факт. - изучая его, овладевая им и направляя его же средства сообразно нашей цели»14. «Народное сознание», «политическая культура» масс - это объективная данность, это важнейший фактор социально-преобразовательной деятельности. И они не поддаются легкому и быстрому преобразованию. Конечно, хотелось бы побыстрее и поосновательнее «внести» прекрасные идеи и идеалы в головы «обиженных и угнетенных». Но что делать? «Знание и пониманье не возьмешь никаким coup d'Etat (государственным переворотом, силой. - Г. В.) и никаким coup de tête (наскоком. - Г. В.)»15. «Излечение от предрассудков, - пишет далее Герцен, - медленно, оно имеет свои фазы и кризисы»16. Насилие тут бессильно, скоропалительность - неэффективна и опасна. Это не означает, что невозможно активно влиять на ситуацию в сфере общественного сознания, в пространстве политической культуры. Нет, «ускорять внутреннюю работу» можно и нужно. «Сомнения нет, что акушер должен ускорять, облегчать, устранять
препятствия, но в известных пределах - их трудно установить и страшно переступать»17. Но, во всяком случае, тут нельзя - и снова запоминающийся герценовский афоризм: тут нельзя «шагать семимильными сапогами из первого месяца беременности в девятый»18.
И далее слывший (и не без основания) за радикального (революционного) деятеля Герцен пишет шокирующую с нашей точки зрения фразу, и пишет ее не без некоторого вызова и даже гордости: «Я нисколько не боюсь слова "постепенность", опошленного шаткостью и неверным шагом разных реформирующих властей. Постепенность так же, как и непрерывность, неотъемлемы всякому процессу разуменья. Математика передается постепенно, от чего же конечные выводы мысли и социологии могут прививаться, как оспа, или вливаться в мозг так, как вливают лошадям сразу лекарства в рот?»19. Да, Герцен отдает себе отчет, что эти мысли звучат необычно, даже кощунственно для традиционного революционного уха: «Высказать это в том кругу, в котором мы живем, требует если не больше, то, конечно, не меньше мужества и самостоятельности, как брать во всех вопросах самую крайнюю крайность»20.
И ему достало на это мужества. И добавлю: его программа не стала от этого менее революционной. Просто она не в духе прежних революционно-классовых установок. Она стала революционной на новый лад.
Она, повторяю, не перестала быть революционной, ибо осталась нацеленной на коренное (т. е. революционное) преобразование общественных отношений, но под углом зрения «интересов общественного развития в целом». В ней просто предложены иные способы осуществления прежней задачи. Способы, ведущие к ее действительному, а не иллюзорно-утопическому решению.
И три момента этой по-новому революционной программы особенно важны и имеют особо важное значение для современной социально-преобразовательной деятельности.
Первое. «Новый водворяющийся порядок, - пишет Герцен, -должен являться не только мечом рубящим, но и силой хранительной. Нанося удар старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но оставить на свою судьбу все не мешающее, разнообразное, своеобычное. Горе бедному духом и тощему художественным смыслом перевороту, который из всего былого и нажитого сделает скучную мастерскую, которой вся выгода будет состоять в одном пропитании, и только в пропитании»21. Из этих слов встают очертания нового облика социализма, не сводящего все к проблеме «пропитания». Социализма, богатого духом и художественным смыслом. Способным сохранять все богатство
мировой культуры, выработанной человечеством на протяжении многих веков. Социализм Герцена не рвет связь времен, он укрепляет и развивает ее.
Второе. Герцен, как и Чернышевский, никого не успокаивает насчет возможных в будущем революционных преобразований. Он не дает гарантии, что будущее обойдется без революций. Он, как и Чернышевский, хотел бы их избежать. И так же, как Чернышевский, предупреждает: мир «капиталистов и собственников» должен пойти на уступки интересам рабочих, найти формы «сделок» и реформ, облегчающих положение рабочего сословия. «А не пойдет (на реформы) - тем хуже для него, он сам себя поставит вне закона - и тогда гибель его отсрочится только настолько, насколько у нового мира нет сил»22.
И третье. Чтобы «гибель» этого мира наемного рабства не привела к гибели общества в целом, чтобы под его обломками не была размолота мировая культура, нужно, чтобы субъект преобразования социального мира был на уровне современной цивилизации, современной культуры. Чтобы субъект этот был способен сохранить и преумножить производительные силы человечества. Нужна поэтому неустанная и титаническая работа передовых людей по формированию нового общественного сознания, новой политической (и общей) культуры народных масс. И тут - вещие слова-заветы о специфике наступающей предреволюционной эпохи: «Наше время - именно время окончательного изучения, того изучения, которое должно предшествовать работе осуществления так, как теория паров предшествовала железным дорогам»23. Иначе говоря, Герцен провозглашает начало эпохи нового Просвещения, подобной эпохе французских просветителей, сочинения которых, идеи которых предваряли Великую французскую революцию конца XVIII в.
«Просвещение», деятельность в сфере «слов» - разочарованно протянут радикально настроенные люди, читая эти призывы Герцена. Таких «радикалов», иронизирующих по поводу «просвещения», хватает во все эпохи. Немало их было и во времена Герцена. Эти «нетерпеливые люди» наседали на него. «Время слова, - цитирует их инвективы Герцен, - прошло; время дела наступило». И знаменитая герценовская отповедь: «Как будто слово не есть дело? Как будто время слова может пройти? Враги наши никогда не отделяли слова и дела и казнили за слово не только одинаким образом, но часто свирепее, чем за дело»24.
Запомним же, крепко запомним эти слова нашего великого предшественника. Запомним это его завещание русскому интеллигентному люду: хотите обеспечить устойчивые и эффективные
формы социального прогресса - выполняйте свое главное предназначение - быть Просветителями людей, быть Мозгом нации.
Вот это и есть задачи «новой», современной интеллигенции, социального слоя, системообразующими признаками которого являются сознательное выражение интересов общественного развития в целом и внесение соответствующих идей в народное сознание. И главная ее задача - разработка программ постепенного смягчения отчуждения и в перспективе - его снятия, программ очеловечивания исторического процесса, программ Гуманизма.
Примечания
1 Ильенков Э.В. Философия и культура. М., 1991. С. 171.
2 Ленин В.И. Полн. собр. соч.: В 55 т. Т. 4. М., 1967. С. 220.
3 Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч.: В 15 т. Т. 10. М., 1951. С. 90.
4 Там же. С. 91.
5 Там же.
6 Там же. С. 92.
7 Герцен А.И. Сочинения: В 9 т. Т. 8. М., 1958. С. 399.
8 Там же. С. 410.
9 Там же. С. 400.
10 Там же. С. 400-401.
11 Там же. С. 400.
12 Там же. С. 401. Там же. С. 414.
14 Там же. С. 402.
15 Там же. С. 400.
16 Там же. С. 402.
17 Там же. С. 400.
18 Там же.
19 Там же. С. 407.
20 Там же. С. 410.
21 Там же. С. 405.
22 Там же. С. 406.
23 Там же. С. 401. Там же. С. 411-412.
13
24
